Текст книги "Феникс (ЛП)"

Автор книги: Энтони Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– Ммм, да, небольшое несчастье из-за пива, – бормочу я, все еще промокая пятно и не зная, что делать теперь, когда он обращается напрямую ко мне.

Он темным взглядом внимательно осматривает мою майку, прикусив нижнюю губу. Странно. Взгляд на него вызывает румянец, поднимается далекая неиспользованная часть меня.

– Такого рода неудачи – действительно, жалость, – говорит он низким голосом. По его тону не понять, что он думает, будто это вообще жалость. Он откашливается и несколько неохотно предлагает: – Хочешь поехать домой?

Я медленно поднимаю на него взгляд. Он еще не упомянул о том, что бросил скомканную поэму мне под ноги в порыве ярости? Но в его поведении нет ни намека на агрессию, только интерес. Любопытно, что же во мне его интересует?

– Все нормально, я приехала в город на велосипеде, – отвечаю я, указывая на пристегнутый у входа в паб велосипед.

Он поднимает бровь на мой красный велосипед, потом снова смотрит на меня, закусывая губу. В животе что-то ворочается.

– Немного опасно ехать домой на велосипеде. Ты же знаешь, за чертой города нет фонарей.

– Со мной все будет хорошо, – отвечаю я, отказавшись, наконец, от попыток спасти запачканный топ.

Я пытаюсь обойти его, но он внушающей фигурой стоит у меня на пути. Я сталкиваюсь с его худощавой грудью.

– Прости, – шепчу я, не встречаясь с ним взглядом. – Отойди, пожалуйста.

– Позволь мне довезти тебя, – настаивает он. – Если не ради твоей безопасности, то хотя бы ради моего спокойствия.

Не могу представить, что его спокойствие будет сильно нарушено, если со мной что-нибудь случится. Он меня даже не знает. Поднимаю взгляд, и мгновение изучаю его. Должна ли я отнестись с подозрением к его предложению? Городок маленький, и пожилая леди Маргарет говорила, что все всех знают. Конечно, принять подобное предложение от незнакомца не слишком опасно. И потом, я очень устала. День был долгим.

– Ну ладно. Только что мне делать с велосипедом?

Он молча протягивает руку за ключом от замка. Я отдаю ему, и он идет прямо туда, снимает замок и катит велосипед к своему грузовику. Он открывает багажник и ставит велосипед, затем обходит машину и открывает пассажирскую дверь для меня, как джентльмен. Я не привыкла к такому, и поэтому чувствую прилив чего-то, чего не могу опознать. Забираюсь в кабину, не смея нарушить тишину. Он молчит, пока ведет машину, и я решаю поговорить с ним о мебели.

– Я могу кое-что спросить? – тихо говорю я. Интересно, как он отреагирует?

– Да?

– Тебе серьезно надо было позволить доставщикам мебели оставить мои вещи на улице?

– Прости?

– Ты подписал доставку. Мне пришлось самой тащить все в дом, и это было реально сложно. Если бы ты не расписался, они бы вернулись на следующий день.

Он хмурится, придавая мужественному лицу еще больше привлекательности.

– Я думал, именно так и поступают соседи. Они расписываются под вашей доставкой, если вас нет дома. Я и не думал, что это мебель.

– Ох. Ну ладно, ничего страшного. Все уже в порядке.

– Уверена?

– Эм, да, по большей части. Мое пианино слишком тяжелое, поэтому придется заплатить профессиональным перестановщикам мебели, чтобы они пришли завтра и занесли его.

Он вздыхает.

– Ну, если хочешь, я могу сделать это. Все-таки твоя ситуация – моя ошибка.

– Ты очень добр, раз мне это предложил, но у меня рояль. Не думаю, что ты сможешь сделать это сам. Эта работа, по крайней мере, на двоих.

Края его губ изгибаются в подобие улыбки, которая смягчает черты его лица.

– У меня в сарае большая тележка. Если я смогу поставить в нее пианино, дальше будет просто, – отвечает он.

– Да? Что ж, это будет замечательно, – говорю я, а затем следует минутная тишина.

– Ох, эмммм, еще кое-что, – продолжаю я. – Ты сможешь сделать это сейчас? Скажи, если я прошу слишком много, но мне ненавистна мысль о том, что оно останется на улице на ночь.

Он поднимает бровь, заявив:

– Уже почти полночь.

– Ты прав. Прости, что спросила. Можешь сделать это завтра. Тот факт, что ты это делаешь, – уже большая помощь.

– У тебя привычка извиняться перед людьми, которые этого не заслуживают?

– Не уверена, что поняла, что ты имеешь в виду, – смущенно сказала я.

– Тебе не за что извиняться, дорогая. Не раздавай извинения так свободно. Это показывает твою слабость, и плохие люди воспользуются этим.

– Ох. – Нелепо, но выглядит так, будто я извиняюсь за извинение. Придержу язык.

На мгновение повисает тишина, его челюсть движется.

– Я переставлю ваше пианино сегодня вечером.

У меня сжимается сердце.

– Правда?

Он кивает.

– Большое тебе спасибо, – улыбаюсь я, желая его обнять. Я этого не делаю.

Он отводит взгляд от дороги, чтобы посмотреть на меня.

– То, что я говорил по поводу извинений, относится и к благодарности. Не благодари меня. Я исправляю проблему, вызванную мной же. Твоя благодарность лишь вызывает у меня желание попросить что-то взамен.

Я дрожу из-за того, как его голос углубляется в конце предложения.

– Что-то взамен?

Его глаза темнеют, он медленно, неторопливо выдыхает.

– Используй воображение.

Я так и делаю, и из-за возникших в голове мыслей приходится плотно сжать бедра. Перед глазами снова образ его занятий боевыми искусствами в тот первый раз, когда я его увидела, из-за чего к щекам приливает жар.

Когда мы возвращаемся, Феникс высаживает меня у моей двери, а сам идет к своему дому, чтобы забрать тележку. Я захожу и оставляю сообщение, отменяя приезд грузчиков на завтра. Переодеваю майку с пятном и завариваю чай. Потом слышу, как Феникс стучит в дверь. Он притащил тележку; подобную можно увидеть на заводе. Возможно, он пользуется ей в столярной мастерской, которой, как упоминала Маргарет, владеет.

– У тебя есть фиксатор двери? – спрашивает он, и я киваю. – Хорошо, поставь его, чтобы держать мне дверь открытой.

Я делаю, как он говорит, и он уходит, чтобы принести пианино.

Решаю попить свой чай на улице и не трястись над тем, что он может надорвать себе спину или что-то в этом роде. В мыслях засел инцидент с поэмой. Будто слон в комнате, о котором никто ничего не сказал, но об этом я хочу забыть больше, чем что-либо.

Слышу, как он возится в дверях, и мне кажется, что дело движется. Помню время, когда мы с Гарриет решили переставить мебель в ее гостиной.

– Хочу, чтобы был анти-Фэн-шуй, – заявила она.

Я поставила диван лицом к стене в двух шагах от двери. Телевизор повернула к окну. В то время я все еще была ребенком, поэтому думала, что это весело. Все мои самые лучшие воспоминания – о времени у Гарриет. Перед ее появлением я была одинока. И я одинока теперь, когда она исчезла.

Несколько минут спустя Феникс успешно приносит фортепиано в гостиную, и я предлагаю ему чай. Сначала он, казалось бы, хочет отказаться, но потом выражение его лица частично смягчается, и он соглашается.

Я молча наливаю ему чай в кружку. В комнате можно почувствовать тяжелое напряжение, которое становится все сильнее из-за затянувшейся тишины. Я передаю ему чай, и он делает глоток, все еще ничего не сказав. Он осматривает комнату, замечая кое-как расставленные коробки и мебель, которую мне еще предстоит разобрать.

Разглядывая его лицо ближе, я вижу кривой шрам на лбу около дюйма длиной. Похож на один из болезненных порезов, глубоких и, возможно, даже инфицированных, но сейчас он гладкий и светлый.

Вдоль линии челюсти есть еще один шрам, он выглядит длиннее, чем тот, на лбу, но менее глубоким. И самое смешное, ни один из этих шрамов не уменьшает его исключительной красоты. Он ловит мой взгляд, и я быстро отворачиваюсь. Пытаюсь придумать, что сказать, но он, очевидно, не ощущает никакого дискомфорта от тишины.

Вот лучшее из всего, что я смогла придумать:

– Феникс – красивое имя.

Мило.

– Не помню, чтобы называл тебе свое имя, – криво улыбаясь, отвечает он.

Я краснею.

– О, ну да. Мне его сказала старая леди Маргарет, она живет вниз по улице.

– Ага. – Его кривая усмешка растет.

– Никогда не встречала кого-то с именем Феникс. Оно напоминает мне о мистической огненной птице.

– Ах, да, феникс с ало-золотым хвостом, – отвечает он с грустным ностальгическим взглядом. Вот как.

– Хорошо знаком с мифологией? – спрашиваю я, в груди трепещет радость от возможной темы для разговора.

К несчастью, думаю, он чувствует мой дурацкий энтузиазм, поэтому категорично отвечает:

– Совсем немного.

– О… Когда-то у меня была подруга, которая серьезно все это знала. Она была профессором истории. Ее любовь вдохновила меня на изучение этого предмета в университете. И теперь я преподаю здесь, у св. Павла.

Он усмехается из-за моей так свободно выданной информации. Его молчание и поза почему-то заставляют меня лепетать. Я быстро вдыхаю и отвожу взгляд, теребя ниточку на майке. У меня кончились слова.

Феникс, кажется, замечает, что я растерялась, и жалеет меня.

– Как зовут эту твою подругу?

– Гарриет. Теперь она мертва.

– Ты скучаешь по ней?

– Да. Я никогда ни к кому так не привязывалась. Никто еще не дорос до ее стандартов.

Ха! Будто в моей жизни было так много возможных друзей.

– Ты ведь не отсюда, да? – с любопытством спрашивает он.

– Ну да. Очевидно, я только что переехала, – говорю я, указывая на не распакованные коробки.

– Нет, я имею в виду твой акцент. Он другой.

– Верно. Я валлийка. Ты не узнал?

– Ах, точно. Уэльс. Прекрасный акцент. Мягкий и музыкальный. Приятно слушать.

От неожиданного комплимента я краснею.

– Спасибо. Должно быть, ты мало где был, если его не узнал?

– Так и есть, – невозмутимо заявляет он.

Я мягко смеюсь и признаю:

– Как и я.

На короткое мгновение мы посмотрели друг на друга с пониманием. Мы такие разные, и в то же время похожи.

– Я должен идти, – говорит он, поднимаясь со своего места.

– Хорошо, – отвечаю я. – Может, увидимся завтра?

Он печально смотрит на меня.

– Завтра я занят.

– Уверен? Можешь прийти на ужин.

Его взгляд смягчает симпатия. Мне нужно спроецировать свое одиночество мигающим знаком на лбу.

– Нет, дорогая. Я не могу.

– Я никого здесь не знаю! Буду рада компании, – говорю я в последней попытке. Мне внезапно перехотелось тратить все выходные на себя.

Он глубоко вздыхает и делает шаг ко мне.

– Знаешь, ты даже еще не сказала мне, как тебя зовут, – говорит он, протянув руку и заправив прядь волос за ухо. Его прикосновение – комфорт, в котором я нуждалась, хоть и не знала этого. И он слишком быстро исчезает. Я хочу, чтобы он снова меня коснулся.

Мое дыхание учащается.

– Ева. Меня зовут Ева.

Его веки опускаются, когда он сосредотачивает внимание на том, как поднимается и опускается моя грудь.

– Ты пытаешься соблазнить меня, Ева?

– Нет, – хрипло шепчу я. – Я просто хочу быть тебе другом.

– Я не завожу друзей.

Его руки снова касаются меня, в этот раз нежно двигаясь к основанию шеи. Подавляю желание застонать, наклоняясь к нему. Мое лицо уже практически на его каменной груди.

– Можешь сделать исключение? – говорю я на выдохе.

Теперь он поглаживает ключицу подушечками больших пальцев.

– Может быть. Ты хотела бы, чтобы я это сделал? – говорит он и затихает. Его пальцы движутся вниз к округлостям моей груди. Я всегда была хорошо сложена, но ни один мужчина, ни разу не касался меня там, из-за чего я готова потеряться.

– Да, – наконец удается выдать мне.

– Тогда ладно. Видеть, как ты краснеешь – это нечто, – хрипло говорит он. – Во сколько ты бы хотела поужинать?

– Мм, в шесть сойдет?

– Идеально. Увидимся завтра, Ева.

И он убирает руки. Кажется, сейчас я начну умолять его не делать этого, но останавливаюсь. Вместо этого стою и смотрю, как он выходит из дома. Жду не дождусь завтрашнего вечера.

Глава 5

На следующий день иду в бакалейную лавку. Грустно от того, насколько я взволнована моим первым свиданием за ужином. И Феникс… Я ворочалась всю ночь, пытаясь его понять. Не могу сказать, действительно ли я ему нравлюсь, или он жалеет меня, или находит немного раздражающей/забавной. В том, как он смотрит на меня, есть что-то такое сильное, из-за чего я дрожу, желая узнать, что скрывается за его внешностью.

Все это проносится в мыслях, пока я закупаюсь продуктами. Решила сделать тушеную курицу и лимонный чизкейк на десерт. В магазине сталкиваюсь с Маргарет, и она предлагает мне присоединиться к ним с ее мужем Томасом за субботним обедом завтра. Я отвечаю: с удовольствием.

Вернувшись домой, я готовлю рагу, а затем принимаю ванну. Несу стереосистему наверх и устанавливаю вне ванной, чтобы можно было слушать, как Леонард Коэн поет о гостинице “Челси”. Этот диск у меня уже три года, и все, что я когда-нибудь слушала, – эта песня на повторе. Есть в ней одна строка, которая меня всегда трогает.

“Говорила, что любишь ты статных парней, но ты сделала мне исключенье.”

Не уверена, почему, но это напоминает мне о Фениксе. Он самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала, но я чувствую тьму внутри него. Думаю, в ней он видит уродство.

Я обожаю возможность оставлять дверь открытой, когда я в ванной. Появляется так много места, которого у меня не было раньше. В том доме, где я выросла, постоянно кто-то кричал и шумел, вторгаясь в твое личное пространство. Даже не считая этого, в доме Паундов не существовало такого понятия, как личное пространство; эмоциональное – тоже.

О том, как со мной обращался Максвелл, я рассказывала только Гарриет. Мучительные издевательства, создавшие ту тревожную массу, которой я стала. Никто никогда не пытался его остановить. В моей семье было очень много детей, мои родители были слишком загружены, чтобы уделять внимание каждому. Их даже никогда не было днем дома.

Максвелл был старшим. А я – младшей. Ему было четырнадцать, а мне – семь или около того, когда он впервые начал издеваться надо мной. Все началось с малого, типа удар по животу ни за что, и выросло в запрет пользоваться ванной, когда мне было нужно. Если мне надо было куда-то идти в два часа, я не могу этого сделать, потому что не разрешал Максвелл. Шанс у меня появлялся только когда домой приходили родители – в семь-восемь часов вечера.

А это как минимум пять часов плена.

Несколько дней он не разрешал мне есть. А иногда мне не позволялось говорить, но, если я заговаривала, он ударял меня так сильно, что я теряла сознание.

Я пытаюсь вытолкнуть эти мысли из своей головы. Ничего хорошего из этого не выйдет. Из-за аппетитного запаха готовящегося внизу рагу чувствую себя лучше. Теперь я свободна от Максвелла и от своей семьи. Иногда мне приходится напоминать себе об этом, потому что бывают времена, когда я забываю. Например, когда встаю по утрам и не помню, что я в Корнуэлле, больше чем за сотню миль от дома. Максвелл понятия не имеет, где я. Для него я могу быть где угодно.

Выйдя из ванны, надеваю новый серебряный браслет на лодыжку. Не люблю носить туфли дома, поэтому иду босой. Годы обносков не по размеру развили мне фобию обуви.

Затем я надеваю простое черное платье без рукавов. Взглянув на часы, отмечаю, что Феникс должен был быть здесь еще пять минут назад. Я с замиранием сердца задаюсь вопросом: а если он решил не приходить? Будет очень одиноко.

Я спускаюсь и накрываю на стол. Около десяти минут спустя в дверь стучат. Грудь отпускает от облегчения. Я рада, что меня не обманули. Открыв дверь, понимаю, что Феникс одет в серую рубашку и брюки.

– Ева, – говорит он, осматривая мою одежду. – Ты выглядишь…

Хорошо или плохо? Я хочу спросить, но не решаюсь. Вместо этого я сглатываю и отхожу, чтобы он мог зайти.

– Я кое-что принес, – говорит он, передавая мне бутылку красного вина. – Это обычай для вечерних гостей, не так ли?

– Да, спасибо. Обычно я не пью, но за ужином пропущу стаканчик, – отвечаю я, забирая бутылку.

Я веду его на кухню и спрашиваю:

– Тебе наливать?

– Было бы неплохо, – отвечает он, усаживаясь за накрытый стол.

Я роюсь в шкафчике для посуды в поисках места, куда поставила винные бокалы. Отыскав их, хватаю штопор; пока я думаю, как им пользоваться, уходит еще некоторое время. У меня было вино раньше, но я, на самом деле, никогда не открывала бутылку сама. Слышу, как со своего места мягко усмехается Феникс. Я впервые узнаю, как он смеется, и из-за этого мое сердце глухо стучит безо всяких видимых причин.

– Хочешь, это сделаю я?

Я вздыхаю и бормочу:

– Если не возражаешь. Никогда не понимала, как открывать эти бутылки.

Поднявшись с места, он подходит и встает рядом со мной. Однако вместо того, чтобы просто открыть бутылку, он решает научить меня. Он медлит, возвышаясь надо мной, и на секунду мне кажется, что я слышу, как он вдыхает запах моих волос. Если я сдвинусь хотя бы на пару сантиметров, мы соприкоснемся, как прошлой ночью.

Он дает мне указания, и мои руки заметно дрожат. Мне даже пришлось поставить бутылку и штопор на секунду, чтобы попытаться собраться. Он, должно быть, думает, что я сумасшедшая.

Я чувствую, как он двигается ближе и кладет ладонь на мою руку.

– Дыши, Ева, – мягко приказывает он, пока его пальцы нежно массируют мою кожу.

Я забираю у него бутылку, и после четырех попыток у меня получается ее открыть. Я улыбаюсь Фениксу с триумфальным восторгом, услышав короткий свистящий хлопок.

Он качает головой, изумленно изогнув губы и бормоча что-то типа:

– Слишком невинна…И разливает вино по бокалам.

– Пахнет вкусно, – комментирует он.

– Рагу из цыпленка, – говорю я, накрывая на стол.

Сидя друг напротив друга за столом, несколько минут мы едим в тишине. Иногда он прекращает есть смотрит на меня. Мой взгляд постоянно мечется между Фениксом и тарелкой, ни на чем не останавливаясь дольше, чем на пару секунд. Он наклоняется, поставив локти на стол. Прожевывая кусочек хлеба, он улыбается мне в тихой комнате. Почему я внезапно чувствую себя жертвой?

– Как долго ты здесь живешь? – спрашиваю я, чтобы отвлечь от себя его нервирующее внимание.

– Около десяти лет.

– Долго. Должно быть, ты был подростком, когда только приехал.

– Мне было двадцать. – Он заглянул мне в глаза.

– Хммм, ты на шесть лет старше меня, – замечаю я.

– Слишком стар для тебя, – тихо говорит он.

Я хмурюсь.

– Не очень.

Он усмехается, показывая зубы.

– Ты правда так думаешь?

Засуетившись, я кладу немного еды в рот и отвечаю:

– Как по мне, шесть лет – не большая разница. И в любом случае, нам не нужно быть одного возраста, чтобы стать друзьями. Гарриет была почти на шестьдесят лет меня старше, и она была моим лучшим другом.

Что-то меняется в выражении его лица, появляется что-то похожее на тепло.

– Ах, да, друзья. Я и забыл, что именно этим мы и занимаемся.

– А что, по-твоему, мы делаем?

Он пожимает плечами.

– Ты не первая женщина, которая пытается подружиться со мной, Ева.

– О, нет?

– Нет. Но ты не такая, как остальные, верно?

– Не уверена. Кто эти остальные?

Уголок его рта изгибается.

– В основном, скучающие домохозяйки.

– О, – смущенно говорю я. А потом на меня накатывает понимание. – О. Фу. Это ужасно. Я точно не такая, как остальные. Тоненький голосок в моей голове пытается возразить, но я его игнорирую. Может, я и нахожу Феникса привлекательным, но я, в конце концов, не замужем.

– Когда я увидел, как ты кидаешь стихотворение мне в почтовый ящик, подумал, что ты такая же, как другие, просто используешь необычные уловки для привлечения моего внимания. Теперь я вижу, как ошибался.

Ах, стихотворение. Я боялась, что он поднимет эту тему. А тот факт, что он видел, как я оставляю его ему, был еще более смущающим.

– Знаю, это было странно, – смущенно признаюсь я. – Мне просто нравится дарить людям стихи.

Он ничего не говорит. Я по правде хочу, чтобы он не согласился со мной насчет того, что это странно. Я близка к пониманию того, что Феникс не очень умело читает все эти социальные знаки, как, например, когда кого-то нужно избавить от собственного унижения. Или, может, он просто не волнуется об этом достаточно сильно, чтобы подарить облегчение.

Я откашливаюсь. – Так, ммм, как ты пришел к выводу, что я не такая, как они?

Мне действительно хочется знать ответ на этот вопрос.

– Я наблюдал за тобой, когда узнал у Монтгомери. У тебя все на лице написано, Ева. Ты не такая, как они.

Ладно, наверно, я не должна так энергично реагировать, на этот ответ.

– Ненавижу быть такой очевидной, – говорю я, глядя на него. – Должно быть, ты моя полная противоположность. Ничто тебя не выдает. Я этому завидую.

– Нет, ты не хочешь быть такой, как я, милая.

Не глядя в мою сторону, он поднимает свой бокал вина и делает глоток. Я делаю то же самое.

– А какой ты?

– Много-много незавидных вещей. Опасность. Плохая новость.

Еще один глоток вина.

– Ты все еще хочешь быть моим другом?

У меня нет ответа, поэтому я молча продолжаю есть. Уголки его губ изгибаются.

Разговор становится серьезным, когда он спрашивает:

– Что с тобой случилось?

– А?

– Я спросил, что с тобой случилось. Я всегда узнаю беглецов, когда их вижу.

– Феникс, мне двадцать четыре. Я не беглянка.

– Ты от чего-то убежала.

– Я начинаю заново, а не убегаю.

– В любом случае, тебе не комфортно в окружении людей. Иногда, когда мы разговариваем, тебе как будто физически больно. Кто тебя такой сделал?

Я несколько раз моргаю, чтобы сдержать слезы. Дорогой Боже, он видит меня насквозь. И без зазрения совести задает такие личные вопросы прямо вот так!

– Никто, – наконец шепчу я.

– Когда я увидел, что ты пришла к Монтгомери прошлым вечером, ты мне показалась загнанным в угол животным, – настаивает он.

Я морщусь от его описания. Мне некомфортно знать, что кто-то вроде Феникса может так ясно меня видеть. Мне удобно, когда я невидима. К сожалению, я поняла, что Феникс может читать других людей как открытую книгу, и, если я действительно хочу дать нашей дружбе шанс, не нужно позволить себя прочитать.

– Ага, ну да, я не поклонница битком набитых пабов. У меня небольшая клаустрофобия, – обороняясь, говорю я.

– Я тебя не критиковал.

– Я знаю, – отвечаю я, не в силах скрыть оживленность в голосе.

– Я не осуждаю тебя, Ева.

– Хорошо.

– Ты в своей тарелке, когда в этом доме.

– Почему ты так говоришь?

– Расслабленное дыхание.

Наши взгляды встречаются, потому что тот факт, что он упомянул мое дыхание, кажется очень чувственным. Думаю, он тоже это понял. Его взгляд опускается к моей груди на очень короткий промежуток времени.

Я кашляю и отвожу взгляд.

– Мне здесь нравится. У меня никогда раньше не было много личного пространства. Жизнь в одиночестве успокаивает меня.

– И тебе не одиноко?

– А тебе? – спрашиваю я в ответ, поднимая бокал с вином и делая еще один маленький глоток.

Выражение его лица проясняется из-за того, что я задала его собственный вопрос ему же.

– Я в любом случае не самая лучшая компания.

– Мне нравится твоя компания, – не соглашаюсь я.

И это правда. Ели исключить тот факт, что он читает меня как открытую книгу, я нахожу его достаточно увлекательным человеком. Он настолько загадочен, что это выводит меня из равновесия, но в то же время из-за этой загадки я хочу знать больше. Его взгляд вспыхивает в ответ на мой комментарий, и я возвращаю свое внимание к окончанию еды. Когда мы доедаем, убираю тарелки в раковину, прежде чем достать десерт.

– Я сделала лимонный чизкейк. Будешь?

– Да, спасибо, – отвечает он, снова откидываясь на стуле, широко расставив ноги и наблюдая, как я передвигаюсь по кухне.

Не дойдя до холодильника, я наступаю на острый кусок пластика, который врезается прямо мне в пятку.

– Ой, – взвизгиваю я, прыгая на одной ноге.

Из небольшой раны сочится кровь. Наверно, мне следует носить обувь в доме.

– Что случилось? – спрашивает Феникс, вставая, чтобы прийти мне на помощь.

– Ох, ничего страшного. Порезалась о кусок пластмассы. Должно быть, откуда-то из упаковки мебели.

– Иди сюда и сядь, давай я посмотрю.

Я сажусь на стул напротив него, пока он берет мою ступню в руки и приподнимает, чтобы осмотреть рану. Ого. Я почти забываю о боли, когда его теплые руки сжимают мою маленькую ногу. Я едва дышу, и он поднимает взгляд, чтобы встретиться с моим. Мгновение он играет моим браслетом, поглаживая его между пальцами.

– У тебя есть антисептик? – хрипло спрашивает он. Мог ли он знать, как сильно его руки заводят меня?

– В шкафу слева от плиты есть аптечка, – говорю я.

Он встает, чтобы найти ее, и мне печально, потерять его прикосновение.

– Я действительно в порядке. Легкая царапинка.

Вернувшись, он отвечает:

– Лучше я на всякий случай продезинфицирую.

Он снова приподнимает могу ногу и кладут ее себе на колено. Я понимаю, что мое платье задралось до бедер, когда он перестает двигаться и затихает. Его взгляд задерживается на моей оголенной коже, на изгибе бедра. Он долго, почти судорожно выдыхает. Я одергиваю платье так быстро, как могу, пока он пододвигает свой стул ближе ко мне так, что теперь может перевязать порез.

Когда он так близко, я чувствую, что мне не хватает воздуха в легких. Закончив протирать порез ваткой, Феникс натренированным движением заклеивает его пластырем. Потом он мгновение не делает ничего. Похоже, он держит мои ноги в своих руках дольше, чем нужно, когда я замечаю, что он снова рассматривает мои бедра. Я чувствую покалывание везде, куда он не посмотрит.

Звук его голоса посылает дрожь вверх по моему позвоночнику, когда он спрашивает:

– Тебя когда-нибудь трахали, Ева?

Мои веки дрожат; я удивленно вздыхаю на его вопрос, выпуская воздух сквозь губы. Я не совсем девственница, но могу смело сказать, что меня никогда не трахали так, как на то намекает Феникс. Большую часть секса я имела в своих фантазиях. Наши взгляды встречаются, и он двигает руку с пятки вверх, вдоль задней части, массируя голень.

Я почти стону, когда его пальцы надавливают, выпуская напряжение из узлов мышц. Он смотрит на меня, приоткрыв рот.

– Не думаю, что это самый подходящий вопрос для друга, – наконец удается прокаркать мне.

Он мрачно улыбается. – Говорю же, я плохая новость.

Придвинувшись ближе, он кладет руку мне на бедро. Каждое его прикосновение отзывается в моей сердцевине. Остановив губы в миллиметре от моего уха, он шепчет:

– Ответь на вопрос, Ева.

– Нет, не отвечу, – шепчу я.

– Ладно, тогда я задам другой. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?

Он сказал “трахнуть” так гортанно, и из-за этого я начинаю думать, что он действительно плохая новость. Опасный. Я уже чувствую, как мое нижнее белье становится мокрым, потому что ответ на его вопрос: да, я хочу, чтобы он меня трахнул. Но у меня нет столько храбрости, чтобы быть честной.

– Нет, не хочу, – лгу я, двигаясь так, чтобы между нами появилось расстояние. – Теперь мы, наверно, должны съесть уже этот чизкейк.

Кажется, моя откровенная ложь его не раздражает. Он поднимается, встает на ноги, его руки больше меня не касаются. Феникс закусывает губу, его взгляд ласкает мое тело. Потом он, кажется, собирается, и выражение его лица проясняется.

– Иди сядь в гостиной, – говорит он. – Ты приготовила ужин, а я позабочусь о десерте.

Он сказал это так, что для споров не осталось места. Я киваю, встаю и бесшумно перехожу в соседнюю комнату. Сижу на диване и слушаю, как он роется в шкафу в поисках блюдец.

Минуту или две спустя он приходит с двумя кусочками чизкейка и садится рядом со мной на диван.

– Спасибо за ужин, – говорит он, передавая мне тарелочку. – Я хорошо провел время.

– Не за что. Надеюсь, ты еще придешь.

Он не отвечает, просто одаряет меня горячим взглядом.

Окна в гостиной открыты, и потоки легкого весеннего ветра охлаждают мои разгоряченные щеки – остатки от предложения Феникса. Теперь мне спокойней. Спустя несколько минут Феникс поворачивается и встает, поставив пустую чашу на кофейный столик.

Он берет меня за руку и притягивает к себе. Затем поворачивает мое запястье внутренней стороной, наклоняется и оставляет нежный поцелуй на чувствительной коже.

– Мне нужно идти, – шепчет он. Его губы все еще на моем запястье.

Я тяжело сглатываю. – Ладно.

Он отпускает мое запястье, и я провожаю его ко входной двери. Взглянув на меня в последний раз, он уходит и идет к своему собственному дому. Я немного машу ему вслед, но он не оборачивается, и поэтому не видит.

Глава 6

Больше всего в проживании здесь, за городом, мне нравится воздух, такой легкий и свежий. И не страшно вдохнуть поглубже. Я встаю рано, поэтому могу пойти на фермерский рынок – вчера видела рекламу на фонарном столбе.

Проходя мимо дома Феникса, я замечаю двух женщин среднего возраста; они стоят у него в дверях и о чем-то с ним говорят, у одной из них в руках планшетка и ручка. Их наряды напоминают мне Степфордских жен (прим. пер.: фильм 2004 года, повествует об успешной женщине, которая в один день потеряла все, что имела). Я держу голову опущенной в надежде, что он меня не заметит. Я все еще не оправилась от тех слов, что он говорил мне прошлым вечером, таких грубых, но таких эротичных.

– Ева, – зовет меня Феникс.

Думаю, я узнаю его совершенно уникальный каданс где угодно. Он проходит мимо Степфордских жен и встает у меня на пути. Слишком торопится к “незамеченной”.

– Доброе утро, – говорю я, с опаской взглянув на двух женщин, а потом сосредоточившись на Фениксе.

– Утро, – отвечает он, понизив голос; Феникс приближается ко мне и проводит рукой по всей длине моего конского хвоста. – Хорошо спала?

– Да, а ты?

– Хорошо спят те, чья совесть чиста, – уклончиво отвечает он. – Ты куда?

– О, просто на фермерский рынок. По воскресеньям в центре города есть рынок, правда?

– Да, правда. – Он нерешительно мнется, на секунду стрельнув взглядом в сторону женщин. – Не будешь против компании?

Две женщины смотрят на нас с порога Феникса. Одна из них открыто хмурится.

Хммм, он пытается сбежать от них? Я улыбаюсь:

– Не буду, но разве у тебя не гости?

Он раздраженно вздыхает и сжимает зубы.

– Не беспокойся на их счет. Они стучатся каждые две недели и пытаются заставить меня зарегистрироваться в городском совете на общественных началах.

– Эти – самые стойкие, – усмехаюсь я.

Запустив руку в волосы, он бормочет:

– Ты и половины всего не знаешь.

– Почему бы тебе просто не сдаться и не зарегистрироваться?

Он жестом приглашает меня подойти ближе и шепчет на ухо:

– Ели быть абсолютно честным с тобой, то я лучше бы свои яйца в блендер положил.

Я невольно коротко рассмеялась.

Минутой спустя две женщины спустились, чтобы подойти к нам.

– Привет, – говорит самая высокая из них, медовая блондинка. – Меня зовут Дебора. Не уверена, что имела удовольствие познакомиться.

Она протягивает ко мне руку, но по выражению ее лица я могу сказать наверняка: знакомство со мной для нее далеко от удовольствия.

– Я Ева. Только что переехала. Преподаю историю в школе св. Павла.

– Ах, да, новый школьный учитель. Мой сын учится в одном из ваших классов, – говорит вторая; она ниже первой, у нее темно-каштановые кудрявые волосы. – Я Кэти.