Текст книги "Ночная смена (ЛП)"
Автор книги: Энни Краун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– Нужно найти ванную, – объявляю я.
– Она наверху, в конце коридора. Хочешь, чтобы я пошла с тобой?
Я качаю головой. Это одиночная миссия.
– Я могу найти сама, – говорю я. – Оставайся здесь, хорошо? Я вернусь через пять минут.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Поход в туалет занимает больше обещанных пяти минут.
Очередь в ванную длиной около мили и занимает половину коридора наверху. Я встаю на место позади пары девушек, которые сразу замечают, что я не в духе и берут на себя смелость похвалить каждый дюйм моего наряда, затем макияж, а после и фигуру.
Теперь вспоминается единственное, что мне когда-либо нравилось в студенческих вечеринках – теплое чувство товарищества, возникающее между пьяными девушками, ожидающими очереди пописать.
Кто-то в очереди требует бальзам для губ.
Сразу четыре предложения.
Веселее, чем сама вечеринка и это именно та обстановка, которая мне нужна, чтобы сделать глубокий вдох и подумать. Не должно быть так сложно добиваться того, чего хочу. И это Винсент. Судя по взглядам, почти непрерывному потоку кокетливых шуток и двусмысленностей, он тоже меня хочет. Так почему же мой маленький беспокойный мозг все усложняет? Почему я так беспокоюсь о друзьях?
Кстати, я должна убедиться, что они справляются.
Я проверяю телефон на наличие сообщений от Нины или Харпер, когда чувствую это.
Знакомый невидимый толчок, который заставляет поднять голову.
Винсент идет по переполненному коридору в противоположном направлении. Он выглядит донельзя раздраженным. Не нужно быть гением, чтобы понять: он в нескольких шагах позади Гриффина, который размахивает шнурком с чем-то, что, должно быть, является ключом от подвала и насвистывает в такт грохочущей музыке, доносящейся из-под пола. Гриффин проносится мимо. На мгновение я думаю, что Винсент поступит так же.
Но наши взгляды встречаются, словно магниты притягиваются друг к другу, и он останавливается рядом. Складка между бровей пропадает.
– Привет, – выдыхает он, переминаясь с ноги на ногу. – Ты в порядке?
– В порядке, – говорю ему. – Просто жду очередь в туалет.
Винсент оглядывает ряд девушек от начала и до конца, как будто только что заметил, что мы все для чего-то выстроились в очередь. Трое парней пытаются проскользнуть мимо Винсента в переполненном зале, отчего тот шаркает вперед. Между мной и стеной достаточно места, чтобы, наверное, можно было сделать шаг назад, но я этого не делаю. Я подпускаю Винсента так близко, что чувствую тепло, исходящее от его груди.
От него божественно пахнет. Стиральный порошок и что-то тонкое, и пряное, что теперь кажется до боли знакомым. Приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Хочешь воспользоваться моим? – предлагает Винсент.
Я морщу нос. Я не настолько пьяна, чтобы выносить вид писсуара.
– В комнате, – добавляет он. – У меня есть своя ванная. Клянусь, там чисто.
Краем глаза я замечаю, что девушки наблюдают за нами с открытыми ртами. Та, что повыше, бросает на меня многозначительный взгляд, который, очевидно, говорит «иди с ним, глупышка»
– Хорошо, – уступаю я. – Но если все, что находится в душе, это гель десять в одном, я надеру тебе задницу.
– Я и не ожидал меньшего, Холидей.
На долю секунды кажется, что он собирается снова подать мне руку, но в коридоре недостаточно народу, чтобы оправдать необходимость выстраиваться в живую цепочку. Я киваю двум пьяным девушкам, с которыми общалась, с застенчивой улыбкой по типу «вы можете поверить, что это происходит?» и они отвечают мне поднятием больших пальцев и некоторыми непристойными жестами, которые, как я понимаю, означают «Так держать, девочка», прежде чем я поворачиваюсь и следую за Винсентом обратно по коридору тем же путем, каким он пришел.
Он достает ключ из заднего кармана джинсов и отпирает дверь в конце коридора.
Его комната лучше, чем я ожидала.
По общему признанию, я пришла к выводу, что большинство парней студенческого возраста, которые не живут в общежитиях на территории кампуса, спят на надувных матрасах или поддонах, которые находят на обочине дороги и украшают их исключительно пустыми бутылками из-под водки и пивными банками.
Но комната Винсента больше похожа на съемочную площадку IKEA, чем на полуразрушенный дом студенческого братства. Кровать застелена. Письменный стол завален учебниками и разбросанными бумагами, как будто он делал домашнее задание, но ни одна из этих бумаг не скомкана и не разбросана по полу. Единственный настоящий беспорядок в комнате – это гора спортивного снаряжения на полу рядом с гардеробом – несколько спортивных сумок, тренировочных футболок и баскетбольные кроссовки, которые настолько велики, что я на мгновение перевожу взгляд на ноги Винсента.
Он прочищает горло и указывает на дверь слева.
– Ванная там.
– Ванная, точно! Верно. Спасибо.
Я закрываю за собой дверь. Как, черт возьми, только что это провернула? Я в его ванной. На самом деле мне даже не нужно было в туалет, я просто хотела побыть в тишине наедине с собой, а теперь мы с Винсентом находимся в самом тихом уголке дома. Раковина чистая, на зеркале нет брызг воды или пятен от зубной пасты. Полотенца на настенной вешалке темно-синие, без складок. Я медленно отдергиваю занавеску в душе, надеясь, что шуршание ткани и скольжение металлических колец по карнизу не слишком громкие.
Шампунь.
Средство для лица.
Средство для мытья тела.
Три отдельных флакона.
Молодец, Найт.
Завершив осмотр, я спускаю воду в туалете чисто для поддержания иллюзии, а затем наклоняюсь над раковиной, упираюсь ладонями в бортик и пристально смотрю на свое отражение.
– Ты сильная, независимая девушка, контролирующая собственную жизнь, – шепчу я. Затем бормочу себе под нос: – И твои сиськи выглядят феноменально.
Когда я выскальзываю из ванной, Винсент сидит на краю матраса с телефоном в руке. Он засовывает его обратно в карман джинсов и встает, как только замечает меня.
Наконец-то мы одни.
В его спальне.
Пол под ногами дрожит в такт басам испанской песни, и я знаю, что Нина и Харпер, должно быть, выкрикивают текст, где бы ни находились. Я могла бы спуститься вниз и присоединиться к ним. Могла бы улыбнуться, поблагодарить Винсента и пойти к двери. Она приоткрыта на несколько дюймов. Я слышу отдаленную болтовню и шаги людей по коридору. Винсент мог бы тоже дотянуться до двери и придержать ее открытой. Мог бы вздохнуть и сказать что-нибудь о возвращении на вечеринку.
Но он не двигается. И я тоже.
Мы стоим, как вкопанные, не сводя глаз друг с друга.
Он делает шаг вперед и черные отметины на предплечье вспыхивают на свету.
– Что это? – выпаливаю я, указывая на них, словно сама не знаю.
Винсент опускает глаза и моргает, как будто забыл, что там находились отметины.
– Выпивка. Я должен успеть выпить двадцать один напиток к полуночи.
– Ты немного отстаешь.
Он пожимает плечами.
– Сейчас только десять. У меня есть время.
– Имеешь в виду, если только тебя не арестуют за эту шумную вечеринку?
Винсент усмехается.
– На самом деле это не моя вечеринка.
– Это твой день рождения, не так ли?
– Я имел в виду, что вечеринка не для меня. Она для команды. В этом сезоне им пришлось приложить все усилия, так что да, я бы сделал все немного по-другому, возможно, пригласил бы на двести человек меньше, но команда усердно работала. Они заслуживают немного старого доброго хаоса.
– Говоришь как настоящий капитан.
Винсент пожимает плечами.
– Что я могу сказать? Они мои мальчики.
– Значит, ты папочка команды? – говорю я и тут же осознаю ошибку. – Командный папа, я имею в виду.
По его хитрющим глазам я понимаю, что попала. На лице Винсента появляется кривая ухмылка, а в глазах блестят озорные огоньки.
Он так просто меня не отпустит.
– Прости, не могла бы ты повторить первую часть?
– Нет.
– Ты сказала…
– Ты знаешь, что я имела в виду.
– Ты в полном беспорядке, Холидей. В полном беспорядке. Я никогда не видел тебя такой, совсем не в своей тарелке.
Я фыркаю и присаживаюсь на угол стола.
– Большие вечеринки подавляют. Иногда мне нравятся танцы, но в основном я просто испытываю клаустрофобию и застенчивость.
– Что насчет танцев? – спрашивает Винсент. – Я посещал факультатив по бальным танцам на первом курсе. И мог бы научить тебя нескольким движениям.
Кажется, ему слишком нравится перспектива поставить меня в неловкое положение.
– Я прекрасно танцую, большое спасибо.
Мой взгляд падает на стопку книг на столе, одна из которых знакома.
Я беру антологию Энгмана и выгибаю бровь.
Стихотворение Браунинга.
Мое лицо расплывается в улыбке.
– Ты добавил в книгу закладки? – спрашиваю я, поднимая книгу, чтобы он мог видеть.
Винсент уклончиво хмыкает.
– «Скажи еще раз, и еще раз, что любишь меня», – читаю я.
Снаружи, где-то дальше по коридору, кто-то кричит:
– Сара! Где Сара? Сучка, ты взяла мой телефон…
Винсент фыркает и направляется к двери.
– Можно я закрою? – спрашивает он, внезапно немного смущаясь.
Все мое тело покрывается жаром.
– Конечно. Определённо. Конечно.
Винсент захлопывает дверь и после секундного колебания поворачивает замок. Он бросает на меня еще один взгляд, чтобы проверить, есть ли какие-либо возражения. Я подавляю желание показать очень глупый большой палец. Вместо этого опускаю взгляд на антологию Энгмана и прочищаю горло.
Прежде чем я успеваю снова начать читать вслух, Винсент пересекает комнату тремя большими шагами и встает позади, так близко, что я чувствую жар его тела в дюйме воздуха между нами.
Приходится с трудом сглотнуть, чтобы по спине не пробежала горячая дрожь.
– «Скажи, что любишь меня, любишь меня, любишь меня – воздай должное серебру за все! Только помня, дорогой, любить меня в тишине своей души.»
Я читаю медленно. Тщательно. Эгоистично, потому что хочу стоять прямо здесь, пока не запомню каждую деталь этого момента. Тепло. Запах. Тихие звуки отдаленной музыки, приглушенный хаос в коридоре. Неописуемое чувство облегчения от того, что каким-то образом мы вернулись сюда. Снова друг к другу.
– Ну, профессор Холидей, – бормочет Винсент, когда я дохожу до конца сонета. – Что думаете?
– Это слишком просто, – хриплю я слабым, как и колени, голосом.
– В любом случае, расскажите свою интерпретацию.
Я снова просматриваю страницу.
– Она хочет услышать, что любима, но это должно быть правдой. Он должен это иметь в виду. Это должно быть нечто большее, чем просто пустые слова.
– Поступки говорят громче слов, – бормочет Винсент, больше для себя, чем для меня.
– Точно.
– Почти уверен, что благодаря тебе получу высший балл на уроке поэзии.
– Знаешь, технически, – говорю я, указывая кончиком пальца на его пол, – это репетиторство. Например, прямо сейчас. Так что, наверное, следует взять с тебя плату.
Он торжественно кивает.
– Я отплачу.
Я сжимаю губы и прикрываю нижнюю половину лица открытой книгой, чтобы удержаться от хихиканья. Винсент опускает глаза. Я на мгновение представляю, как он вырывает антологию у меня из рук, швыряет ее через всю комнату и целует меня прямо в губы.
Но он этого не делает. Винсент все еще стоит как истукан. Терпеливый. Ожидающий.
– Ты помнишь, как предлагал мне расплатиться? – спрашиваю я, медленно оборачиваясь.
Он кивает.
Я протягиваю руку и провожу кончиком пальца по изгибу его плеча.
– Что это за мышца?
Винсент тяжело выдыхает.
– Дельтовидная, – отвечает он, рвано выдыхая.
Я киваю и опускаю руку. Парень кажется слегка сбитым с толку.
– Это все, что ты хотела спросить?
– Да. Любопытство удовлетворено.
Я поворачиваюсь, чтобы положить антологию Энгмана обратно на стол, но Винсент движется следом – и на этот раз прижимается всем телом к моей спине. Я полностью перестаю дышать.
– Уверена, что не хочешь узнать, что это за мышца? – спрашивает он, проводя кончиком пальца по внешней стороне моего предплечья. Я вздрагиваю, когда костяшки пальцев скользят по нежной коже на сгибе моего локтя и продолжают подниматься вверх.
– Бицепс, – хриплю я. – Это все знают.
Мои волосы щекочут затылок, когда он отводит их в сторону. Единственное предупреждение, которое я получаю, – это горячее дыхание на коже, а затем его губы прижимаются к изгибу моего плеча так нежно, что сначала я задаюсь вопросом, не показалось ли это.
– А это?
Я не могу ясно мыслить.
– Эм… – голос звучит как тихое карканье. – Не говори. Я знаю ответ.
Его губы снова прижимаются к плечу и это на этот раз ошибки быть не может. Мой рот приоткрывается, пока тепло разливается внизу живота, когда Винсент прикусывает кожу.
– Трапециевидная мышца, – шепчет он.
Я поворачиваюсь к нему лицом и колени сразу же слабеют, когда понимаю, насколько близко мы стоим. Его рот в нескольких дюймах от моего. Я прижимаю руку к его груди, пытаясь сохранить драгоценный кусочек пространства между нами. Чувствую, что вот-вот наброшусь на него, но не могу браться за это вслепую, не тогда, когда недопонимание – худший вариант. Если мы сейчас поцелуемся, на этом все и закончится. Я забуду все, что беспокоило и все вопросы, на которые хотела услышать ответы. И я знаю, что пришла сюда ради одноразового секса, но, кажется, это стоит усилий. Стоит риска.
Я хочу сделать это правильно или не делать вообще.
– Кендалл, – бормочет Винсент. Это звучит как мольба.
– Подожди, – говорю я, с трудом сглатывая. – Хочу кое-что спросить.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Винсент не расстраивается. Не становится злым, отстраненным или странным. Даже если находит мою просьбу поговорить убийственной для настроения, размеренный шаг, который делает в ответ, не пассивно-агрессивен или жесток.
Он терпелив.
Винсент дает мне пространство, необходимое для того, чтобы выйти на середину комнаты и пройтись несколько кругов, глубоко вдыхая прохладный воздух и пытаясь прочистить голову, прежде чем снова повернуться к нему лицом.
Он прислоняется к столу и кивает, предоставляя мне слово.
– Итак, – прочищаю горло. – Я сбежала. В понедельник.
– Ага, знаю. Я был там.
Я фыркаю и бросаю на него предупреждающий взгляд.
– Наверное, у меня боязнь толпы. Не то чтобы до этого все было хорошо…
– Я подозревал, – язвит он с улыбкой, в которой больше доброты, чем поддразнивания. – Послушай, я не виню тебя за уход. И не знал, что ребята собирались шпионить. Мои друзья идиоты. Я приношу извинения от их имени.
– Пока не извиняйся, – огрызаюсь я. – Могу я хотя бы сказать замечания?
Винсент широко разводит руками.
– Окей, извинения отменяются. Вывали на меня все замечания.
Я делаю глубокий вдох и складываю руки на груди, чтобы успокоиться.
– Мне не нравится, что твои друзья знали, где нас найти. И я знаю, что не могу просить не говорить о подобных вещах, потому что, очевидно, я все рассказала Харпер и Нине и была бы лицемеркой, если бы злилась, но тот факт, что они пришли в Starbucks, сидели там и наблюдали за нами и, вероятно, делали фотографии, чтобы отправить в какой-нибудь общий чат, заставил почувствовать себя такой… такой… – я издаю сдавленный стон. – Такой уязвленной. Это чувство, когда над тобой смеются, наблюдают и преследуют.
Все время, пока я говорю, улыбка Винсента спадает.
Когда заканчиваю, он с трудом сглатывает и говорит:
– Прости, Кендалл. Это не входило в мои намерения – не было нашими намерением. Я клянусь. И тем не менее причинил тебе боль. Мне жаль.
Могу сказать, что это не от имени команды. Его извинение. Я сдерживаю порыв сказать, что все в порядке, но головой понимаю, что это не так.
Но я киваю – просто чтобы он знал – извинения приняты.
– Также я убежала, потому что была… сбита с толку.
– Из-за чего? Давай поговорим об этом.
Я выгибаю бровь.
– Правда?
– Конечно. Я не хочу, чтобы тебя что-то смущало.
Это совсем не то, чего я ожидала и так приятно, когда к тебе относятся так, будто сверхактивные эмоции не иррациональны и не вызывают раздражения.
– Я уже говорила, что не сильна в этой игре, – начинаю я.
Винсент открывает рот, но я поднимаю руку, требуя, чтобы он молчал.
– Я знаю, – обрываю его. – Знаю, ты сказал, что это не игра. Но это единственный способ, которым могу описать, на что это похоже. И такое чувство, что я пропустила книгу с правилами или просто не очень умная, но…
– Ты умная, – резко перебивает Винсент. – Спроси меня о том, что тебя беспокоит. О чем угодно.
Я прикусываю губу и ищу на его лице хоть какой-то намек на юмор. Но Винсент абсолютно серьезен.
– Когда ты оставил записку в библиотеке, – начинаю я, голос слегка дрожит, – это был код, означающий, что хочешь пойти на свидание за чашечкой кофе? Или переспать? Или это действительно просто для репетиторства? Или – не знаю. Я не хотела придавать этому слишком большого значения.
Я заламываю руки, желая, чтобы сердцебиение успокоилось и перестало вести себя так, словно я стою на краю крыши на высоте двадцати этажей над оживленной улицей. Так драматично.
Винсент хмурится.
– О какой записке мы говорим?
– О записке.
– Нет, я имею в виду – о первой или о второй?
Настала моя очередь хмуриться.
– Подожди. Что?
Винсент мгновение смотрит на меня так, словно не может понять, шучу я или нет, а потом делает то, чего меньше всего ожидала.
Смеется.
Я ошеломленно наблюдаю за ним, когда тот садится на край кровати и проводит руками по лицу.
– О боже, – стонет он, затем опускает руки на колени. – Я так и знал.
Я чувствую, что мозг отстает.
– Знал что? – спрашиваю я.
Винсент качает головой.
– Это моя вина – это была глупая идея. Все произошло в ту первую ночь, когда я пришел во время твоей смены и мы… – он наклоняет голову в молчаливом признании сеанса поцелуев. – Библиотекарь помогала мне ознакомиться с антологией, которую ты дала и я…
Винсент снова смеется, как будто ему неловко, и прикрывает лицо рукой.
– Я написал небольшую записку и свой номер телефона на листке бумаги. Поместил его в твою книгу.
– Какую книгу? – взволнованно спрашиваю я, а потом внезапно вспоминаю «Принцессу мафии».
Книгу, за чтением которой он застал меня. Книгу, которую оставила на столе для раздачи, когда мы поднялись наверх. Книгу, которую так и не дочитала до конца, потому что не могла смотреть на обложку, не думая о том, как сильно облажалась с Винсентом.
– Стоп. Ты шутишь?
Винсент прикусывает нижнюю губу, но отрицательно качает головой.
– Блять! – стону я, опуская голову на руки.
Все это время – три несчастные недели – у меня был его номер телефона в книге, которую не смогла заставить себя дочитать. Было твердое, осязаемое доказательство того, что Винсент Найт хотел меня, а я, дура, передала книжку Нине и сказала, что та может либо прочитать ее, либо выбросить в корзину для пожертвований.
Я закрываю лицо руками.
– Я не дочитала книгу, – стону в ладони. – Боже, я… я сказала Нине, что та может взять ее. Дерьмо. Вероятно, она пожертвовала ее.
Потому что, если бы она нашла записку от Винсента Найта, спрятанную в любовном романе, никогда бы не умолчала об этом.
– Неудивительно, что ты так разозлилась в Starbucks.
– Боже, я была в ярости. Думала, ты намеренно посылаешь противоречивые сигналы. То целуешь, а потом исчезаешь и я больше ничего о тебе не слышу, пока тебе вдруг резко не понадобился репетитор, типа, что я должна была думать?
– Думал, ты привиделась мне после той ночи. Так и не получил сообщения, и подумал, что, может быть, тебе это неинтересно, но должен был знать наверняка. Просить помощи со стихами было как «Радуйся, Мария, что я снова тебя вижу». А потом ты написала по электронной почте, и это был такой чопорный и официальный ответ, и я подумал…
– Что я не хотела тебя больше видеть, – заканчиваю я.
Он кивает.
– А ты думала, мне просто нужен репетитор.
То, что я наконец прояснила это, одновременно и радует, и приводит в бешенство.
В одном я определенно уверена: недопонимание – действительно самое худшее.
– Что ж, теперь все в порядке, – объявляю я.
Винсент смеется. Громко и непринужденно, и узел в груди развязывается.
– Я не очень хорош в том, чтобы получить желаемое, – признается он, щеки и кончики ушей окрашиваются розовым, когда тот ковыряет невидимую ворсинку на одеяле. Я никогда не видела его таким застенчивым. – Если я защищаю кого-то другого, это легко. Я просто капитан команды. Но если это только для меня, я… я не знаю. Чувствую себя чертовски неловко.
Идея о том, что Винсент – уверенный в себе, сообразительный, кокетливый, развратный Винсент – не любит отстаивать свои интересы, кажется, не укладывается в голове. Но кусочки головоломки встают на свои места.
Он никогда не умел просить о помощи, не так ли? Я думаю о том, как он поцеловал меня в библиотеке и о предложении позволить попрактиковаться. Каким был робким, когда попросил набраться терпения и позволить попробовать поднять меня одной рукой, для собственного удовольствия. То, как дразнил меня в Starbucks, все это время думая, что я пришла просто за деньгами, но втайне надеясь, что хочу его так же, как он хотел меня.
Винсент всегда оставлял дверь открытой. Даже когда я захлопывала дверь у него перед носом, он открывал ее снова. Но все это время он был слишком напуган, чтобы пригласить меня войти внутрь.
Этого достаточно, чтобы разбить сердце. Достаточно, чтобы мне захотелось крепко обнять его и осыпать поцелуями каждый дюйм лица, извиниться за то, что я трусиха и сделать ему выговор за то, что Винсент тоже трус.
– Хорошо, – говорю я. – Нам просто нужно почаще общаться, не так ли? Будем честны друг с другом. Четкие и прямолинейные.
Винсент сглатывает и садится прямее.
– Тогда хочу быть откровенным, – говорит он. – Я не могу перестать думать о тебе, Кендалл. И прочитал каждое чертово стихотворение, которое Элизабет Барретт Браунинг когда-либо писала. За три недели. Ради тебя.
Я издаю удивленный смешок и прижимаю ладони к разгоряченным щекам.
– Что ты со мной сделала?
Это похоже на небольшую жертву гордости ради честности, поэтому я возвращаю должок.
– Я посмотрела ролики с тобой на YouTube, – шепчу я.
Его глаза мерцают.
– Так…?
– Я все еще не знаю, почему оператору так нравится снимать только тебя, но в данный момент слишком смущена, чтобы спрашивать.
Винсент запрокидывает голову и снова смеется. Но не надо мной, потому что я тоже смеюсь над полной абсурдностью того, что все гребаное время мы были на одной волне, не осознавая этого.
Вот и все. Вот где я могла бы позаимствовать любое количество строк, которые запомнила из романов о заявленных чувствах и глубочайших желаниях. Но и Винсент, и Элизабет Барретт Браунинг высказали чертовски замечательную мысль: действия говорят громче слов.
И прямо сейчас я хочу быть громкой.
Итак, я пересекаю комнату и встаю там, где Винсент сидит на краю кровати. Кладу руки ему на плечи для равновесия, а затем – в едином порыве храбрости и решимости – прижимаю одно колено к матрасу, а другую ногу перекидываю через его колени.








