Текст книги "Призрак с Кейтер-стрит"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

У Эмили на секунду перехватило дыхание.

– И он у вас есть? – спросила она очень осторожно.

Его улыбка стала шире.

– Не всегда. Но я думаю, что на этот раз он у меня есть.

– Вы делаете мне предложение, Джордж? – Она внимательно всмотрелась в него.

– А вы не догадываетесь?

– Мне бы хотелось увериться в этом. Было бы очень глупо ошибиться в столь важном деле.

– Я делаю вам предложение? – Эшворд превратил это в вопрос выражением глаз. Казалось, он очень волнуется и ее ответ очень важен для него.

Он нравился ей даже больше, чем она думала.

– Для меня это будет большая честь, – сказала Эмили. – И я принимаю ваше предложение. Вам лучше поговорить с папой через несколько недель. Когда настанет более подходящее для этого время.

– Конечно, я поговорю с ним. – Джордж встал. – И постараюсь, чтобы он нашел мое предложение приемлемым. Теперь мне лучше уйти, чтобы соблюсти приличия. Спокойной ночи, Эмили. Моя дорогая…

Глава 13

В этот вечер Эдвард решил, что не будет больше требовать от Кэролайн пытаться умиротворять бабушку или подстраиваться под ее капризный характер и плохое настроение. Мэддок отправился к Сюзанне с посланием, что при первой возможности бабушка со всей необходимой одеждой и аксессуарами будет отправлена к ней. И они не ожидают ее возвращения до тех пор, пока не оправятся после тяжелой утраты. Конечно, для Сюзанны приезд бабушки не будет большим удовольствием, однако это одна из неизбежных тягот семейной жизни, и она должна помогать своим близким.

Бабушка жаловалась на свою горькую судьбу и даже пыталась падать в обморок, но никому не было до нее никакого дела. Эмили пребывала в своем собственном мире. Эдвард и Кэролайн, казалось, наконец-то пришли к согласию относительно миссис Этвуд. В один из предыдущих вечеров они долго беседовали, и Кэролайн узнала много нового не только об Эдварде, но также об одиночестве, о чувстве исключенности из круга близких людей, а также о себе. Между ними снова возникло взаимопонимание, а также много новых тем для разговора.

Доминик впервые не прибегал к обычной дипломатии, а Шарлотта не была намерена церемониться. Поэтому на следующее утро Кэролайн и Эмили помогли бабушке упаковаться и в десять часов посадили ее в экипаж для переезда к Сюзанне.

Шарлотта была одна в доме, когда пришли викарий и Марта Преббл, чтобы формально выразить печаль и глубокое сожаление по поводу утраты Сары. Дора провела их в дом.

– Моя дорогая мисс Эллисон, – начал викарий торжественно, – я с трудом нахожу слова, чтобы выразить наше сочувствие вам.

Шарлотта не собиралась ему помогать, надеясь, что он так и не найдет слова, но ее надежды не оправдались.

– Какой ужасный дьявол ходит среди нас, – продолжал он, взяв ее за руку. – Он может лишить жизни такую прекрасную женщину, как ваша сестра, в самом расцвете лет, оставив горевать мужа и всю ее семью. Я уверяю вас, что все верующие из нашего прихода присоединятся ко мне в выражении наших глубочайших соболезнований вам и вашей бедной матери.

– Благодарю вас. – Шарлотта выдернула руку. – Полностью принимаю ваши соболезнования и передам их моим родителям, сестре и, конечно, мужу Сары. Вы очень добры.

– Это наш долг, – ответил викарий, очевидно, не подозревая, что в глазах Шарлотты эта реплика лишает смысла весь его визит.

– Можем ли мы чем-то помочь? – предложила Марта.

Шарлотта с облегчением повернулась к ней, но облегчение продолжалось очень недолго. Лицо Марты было изможденным – более, чем когда-либо раньше. Ее глаза глубоко запали в глазницы, волосы, словно проволочные струны, закрутились вокруг ушных раковин.

– Ваше соболезнование – самая большая помощь, – сказала Шарлотта, движимая глубокой жалостью к женщине.

Конечно, жить с таким постоянно озабоченным приходскими делами человеком, как викарий, должно быть, выше человеческих сил. Какая женщина могла вынести это?

– Когда будет удобно вашему отцу проконсультироваться со мной об… э… организации… – продолжал викарий, не обращая внимания на Марту. – Такие вещи, как вы знаете, должны быть устроены согласно установленному порядку. Мы возвращаемся в прах, из которого вышли, а наши души улетают на суд Божий…

На это у Шарлотты не было ответа, и поэтому она вернулась к вопросу о похоронах.

– Я совершенно не знаю, но думаю, что будет правильным поговорить с мужем Сары; во всяком случае, можно начать с него. – Она была довольна тем, что улучила момент, когда можно было прервать его. – Если же он почувствует, что это выше его сил, тогда, конечно, я уверена, этим делом будет заниматься папа.

Викарий попытался скрыть раздражение. Он улыбнулся, обнажив зубы, но щеки его оставались бледными, а веки – опухшими.

– Конечно, – согласился он. – Я думал, может быть… более старший… отец… такое горе…

– Возможно, так оно и будет. – Шарлотта не собиралась давать викарию ни малейшего шанса. Она тоже улыбалась, как и он, – холодно. – Но если не посоветоваться с мужем, это будет выглядеть бестактностью, как мне кажется.

Мышцы на лице викария напряглись.

– Продвинулась ли полиция хотя бы немного на пути к поимке преступника, совершившего это жесточайшее преступление? Насколько я знаю, вы… в некоторой степени… близки к одному… из полицейских. – Последнее слово он произнес таким брезгливым тоном, как будто речь шла о крысолове или мусорщике. В его глазах блеснула искорка удовольствия.

– Я не знаю, кого вы слушаете, викарий, что у вас сложилось такое впечатление. – Шарлотта смотрела прямо ему в лицо. – Служанки вам наговорили?

Его лицо стало абсолютно бесцветным от гнева.

– Я никогда не слушаю слуг, мисс Эллисон! И мне совершенно не нравится, что вы могли даже предположить такое. Я не какая-нибудь болтливая женщина!

– Я не намеревалась оскорбить вас. – Шарлотта лгала без малейших угрызений совести. – Так как я сама женщина, то не стала бы использовать эти слова для того, чтобы унизить кого-либо.

– Нет, конечно, – сказал он кисло. – Бог создал женщину, так же как Он создал мужчину. Более слабое существо, конечно, но, тем не менее, это создание Всемогущего.

– Я и раньше понимала, что все вокруг есть Божье творение. – Шарлотта решила расставить все точки над «i». – Но, конечно, успокаивает, когда тебе постоянно напоминают об этом. Кстати, отвечаю на ваш вопрос: я не знаю, продвинулась ли полиция в своем расследовании. Разумеется, в их обязанности не входит докладывать мне каждый раз, когда они что-то узнают.

– Вижу, что случившееся полностью завладело вашими мыслями. – Викарий изменил тон разговора на нравоучительный. – Вполне естественно. Это слишком тяжелая ноша для вашей деликатной души. Вы должны опираться на церковь и верить, что Всемогущий Господь поможет вам преодолеть этот кризис. Читайте Библию каждый день. Вы найдете в ней огромное успокоение. Прилежно соблюдайте Его заповеди, и это принесет радость вашей душе даже в самые мрачные дни пребывания в этой юдоли слез.

– Спасибо, – сухо сказала Шарлотта. До сих пор она с удовольствием читала Библию, но на этот раз наставлений викария было вполне достаточно, чтобы вызвать отвращение к Священному Писанию. – Я передам семье ваши советы. Уверена, мы все извлечем пользу из них.

– И не надо бояться, что этот безумец не понесет наказания. Если он избежит правосудия в этом мире, его настигнет Божья кара, и он будет гореть в вечном огне. Плата за грех есть смерть. Искушение сладострастием кладет душу грешника на вечный огонь, и никто не избежит этого. Нет, даже малейшая мысль о вожделении плоти не пройдет незамеченной на Божьем суде.

Шарлотта вздрогнула. В рамках такой философии идея успокоения выглядела для нее ужасной. У нее в голове постоянно витали мысли, которых она стыдилась, – страсти, желания, мечты… она не хотела, чтобы кто-то знал о них. И так как она сама нуждалась в прощении, то всегда была готова простить других.

– Но если это только мысли, которые контролируются человеком, – она не была уверена в том, что говорит, – а не дела, выросшие из этих мыслей…

Неожиданно Марта подняла голову. Ее лицо было абсолютно белым, челюсти сжаты. Когда она заговорила, голос был хриплый, как будто он не был полностью подвластен ей.

– Всякий грех есть грех, моя дорогая. Мысль ведет к желанию, а желание – к действию. Поэтому сама мысль греховна и должна быть выкорчевана, как ядовитый сорняк, который вырастет и задушит семена слова Господнего в вас. Если твой правый глаз соблазняет тебя, вырви его. Лучше отрубить конечность, чем все тело будет заражено и сгорит в геенне огненной.[7]7
  Перефразирование слов Христа из Нагорной проповеди (Мф. 5:29–30).


[Закрыть]

– Я… я не думала об этом таким образом.

Шарлотта заикалась. Ее смущал накал в голосе Марты, страсть, которую она почувствовала в ее словах. Она почти осязаемо ощущала некую затаенную боль, которая заполнила комнату. Это было что-то за пределами ее опыта. Шарлотта испугалась, потому что не знала, как успокоить Марту.

– Вы должны, – убежденно сказала миссис Преббл. – Вот так и есть. Грех, когда-либо совершенный, проникает глубоко в наши сердца и умы. Дьявол пытается забрать нас к себе, ищет уязвимые места в нас, чтобы управлять нами. Он умнее, чем мы, и он никогда не спит. Запомните это, Шарлотта! Всегда будьте начеку. Молитесь постоянно за спасительное благоволение нашего Избавителя, чтобы показал он нам дьявола при ярком свете, чтобы вы могли узнавать его и изгонять его из вашего тела, уничтожать его влияние и оставаться чистой. – Она вдруг остановилась и стала рассматривать свои руки, лежащие у нее на коленях. – Я благословлена Божьим человеком в моем доме. Бог был чрезвычайно милостив ко мне, Он указал мне путь к спасению и избавлению от всех моих слабостей. Я не уверена, что заслуживаю такой благодати…

– Будет, будет, моя дорогая. – Викарий положил руку ей на плечо. – Я уверен, в конечном счете мы все получим благословение соответственно нашим заслугам. Не терзайте себя. Бог создал женщин для того, чтобы они прислуживали Его слугам, и вы отлично исполняли свой долг. Вы никогда не прекращали трудиться для бедных и несчастных. Я уверен, это не останется незамеченным на небесах.

– Это не останется незамеченным и на земле тоже, – быстро сказала Шарлотта. – Сара всегда говорила, какое замечательное дело вы делаете. – Она снова почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза при упоминании имени Сары. Больше всего ей не хотелось разрыдаться перед викарием.

– Сара…

Выражение лица Марты на мгновение неописуемо изменилось. Казалось, она борется с какой-то внутренней мукой. Было видно, какие усилия ей требовались, чтобы контролировать себя. Невыносимая жалость охватила Шарлотту в эти мгновения.

– Я уверена, она сейчас покоится в лучшем мире. – Девушка обняла Марту, забыв о своем собственном горе и пытаясь успокоить другую женщину. – Если все, что нам говорили о небесах, правда, то мы не должны горевать о ней, а только о себе, потому что нам ее очень не хватает.

– Небеса? – повторила Марта. – Боже, будь милостив и прости все грехи ее, и помни только благодеяния ее, и очисти ее в крови Христовой.

– Аминь, – громко и высокопарно произнес викарий. – Теперь, моя дорогая мисс Эллисон, мы вынуждены оставить вас в раздумьях и уединенности, которая, несомненно, вам потребуется. Пожалуйста, передайте мужу вашей сестры, что я к его услугам – в любое время, когда ему будет удобно. Пойдем, Марта, дорогая моя, у нас есть другие обязанности. До свидания, мисс Эллисон.

– До свидания, викарий. – Шарлотта протянула руку Марте: – До свидания, миссис Преббл. Я уверена, мама будет очень тронута вашим соболезнованием.

Викарий и Марта ушли, а Шарлотта уселась поудобнее в мягком кресле, неожиданно почувствовав себя озябшей и до боли несчастной.

Когда мама и Эмили вернулись домой на ланч, Шарлотта рассказала им о визите викария. За исключением выражения вежливой благодарности никаких комментариев не последовало.

Мама пошла в свою комнату, чтобы написать необходимые письма, извещающие других членов семьи, крестных родителей, двоюродных братьев и сестер о смерти Сары. Эмили нашла какие-то занятия на кухне. Шарлотта занялась починкой одежды. Хотя это была работа Милли, но девушка хотела заняться чем-то, что спасло бы ее от безделья. А Милли вполне может повторно погладить постельное белье.

Было около трех часов, когда снова пришел Питт. В первый раз она легко призналась себе, что его приход ее обрадовал.

– Шарлотта… – Он нежно взял ее за руку.

Его прикосновение было приятным, и она не стала отстраняться. На самом деле, в мыслях, она желала большего.

– Добрый вечер, инспектор, – сказала она суховато; нужно удерживаться от фамильярности. – Что вы собираетесь делать на этот раз? Придумали ли вы какие-нибудь новые вопросы?

– Нет, – усмехнулся он с печалью в голосе. – Я ничего не могу придумать. Я просто зашел, чтобы увидеть вас. Надеюсь, мне не нужно повода для этого.

Шарлотта засмущалась и не смогла ему ответить. Это было глупо. Ни один мужчина не приводил ее в замешательство, кроме Доминика. Но с Домиником это было простое, ни к чему не обязывающее смущение. А на этот раз она с замиранием сердца ожидала, к чему же это может привести.

Шарлотта убрала руку.

– И все-таки мне хотелось бы знать, есть ли у вас какие-нибудь новые известия? Может быть, подозрения?

– Какие-то есть. – Инспектор посмотрел на кресло, молчаливо спрашивая, может ли он присесть. Шарлотта кивнула, и он опустился в кресло, расслабившись и продолжая наблюдать за ней. – Но все это не более чем смутное соображение. Я не могу разглядеть его ясно, и, может быть, оно окажется «пустышкой».

Шарлотта хотела рассказать ему о том сострадании, которое она испытывала к Марте Преббл, о чувстве сильнейшей боли, которое заполнило комнату, о ее беспомощности перед чем-то, что, как ей казалось, она видела, но не понимала.

– Шарлотта, что гнетет вас? Что произошло с тех пор, как я был здесь в прошлый раз?

Шарлотта повернулась, чтобы взглянуть на него. Сначала не могла найти слов, чтобы выразить свои чувства, чего раньше с ней никогда не случалось. Если бы она рассказала о чувстве подавленности после визита Пребблов, то могла бы показаться глупой или слишком впечатлительной. Тем не менее, ей хотелось рассказать ему об этом; она успокоилась бы, если бы Питт ее понял. Возможно даже, он помог бы ей выбросить это из головы, развеять ее фантазии.

Инспектор еще ждал, очевидно, понимая, что она подыскивает слова.

– Этим утром сюда приходили викарий и миссис Преббл, – начала Шарлотта.

– Вполне естественно. Викарий должен был прийти. Я знаю, вы не любите его. Должен вам сказать, я сам с большим трудом могу говорить с ним вежливо. – Он усмехнулся. – Думаю, для вас это еще труднее.

Шарлотта посмотрела на Питта; на миг ей показалось, что он смеется над ней. Инспектор все-таки слегка поддразнивал ее, но на его лице были написаны нежность и умиротворение. Под действием душевной теплоты, исходящей от Питта, образ Марты Преббл улетучился из головы Шарлотты.

– Почему это должно расстраивать вас? – Он вернул ее к действительности.

Она отвернулась, так чтобы его взгляд не беспокоил ее.

– У меня всегда были противоречивые чувства по отношению к Марте. – Теперь Шарлотта говорила серьезно, пытаясь высказать свои пока неясные мысли. – Ее высказывания о грехе настолько угнетают… Она, как викарий, видит дьявола там, где, мне кажется, есть только невинная глупость, которая пройдет со временем и воздействием чувства ответственности. Такие люди, как викарий, всегда портят состояние радости, как будто радость сама по себе противоречит Господу. Я могу понять, что она может быть греховной – например, когда люди радуются обману, но…

– Может быть, он рассматривает это как свой долг? – предположил Питт. – Ясно, что клеймить грехи легче, чем проповедовать благодетель, и, конечно, легче, чем воплощать ее в дела.

– Полагаю, что так. И если бы я долгое время жила с кем-то таким же, как он, я бы чувствовала то же самое, что и Марта Преббл. Может быть, ее отец тоже был викарием… Я никогда раньше об этом не думала.

– И какое же ваше другое чувство? – спросил Питт. – Вы сказали, что у вас противоречивые чувства по отношению к миссис Преббл.

– Конечно, жалость. И, я думаю, некоторое уважение тоже. Вы знаете, она действительно пытается жить так, как учит этот ужасный человек. И даже больше того. Она всегда всех навещает, заботится о больных и одиноких… Мне интересно, насколько сильно она сама верит в то, что говорит о грехе. Или она говорит все это только потому, что должна повторять вслед за мужем?

– Я могу добавить, что она не знает себя. Но это не все, Шарлотта. Почему они вдруг стали так беспокоить вас именно сегодня? Они всегда были такими? Или вы ожидали от них чего-то другого?

Что тревожило Шарлотту? Она хотела рассказать об этом Питту, ей нужно было поделиться с ним.

– Марта говорила о необходимости наказания, даже о том, что если твой глаз соблазняет тебя, вырви его, или отрежь ногу или другие конечности… Это звучало так… так страшно, как будто она была напугана этим. Я даже запаниковала. Она говорила об омовении кровью Христовой и обо всем подобном. И она говорила о Саре, как будто бы в ней сидел дьявол. Я имею в виду не обычную слабость, как у всех нас, но как будто бы она знала что-то. Думаю, именно это расстроило меня – Марта говорила так, будто знает что-то, чего не знаю я.

Питт нахмурился.

– Шарлотта, – медленно начал он, – пожалуйста, не сердитесь на меня, но не знаете ли вы, случайно, о чем-нибудь, что Сара скрывала от вас, о чем она не говорила с вами? Такое было возможно?

Эта мысль обидела Шарлотту, однако она вспомнила, что Сара хотела видеть Марту наедине, что она доверяла Марте. Иногда хочется поговорить с кем-то не из своей семьи…

– Может быть, – призналась она неохотно. – Я так не думаю. Не знаю, какие секреты могла иметь Сара… Но это возможно…

Инспектор встал и подошел вплотную к ней. Шарлотта чувствовала тепло его тела. Ей не хотелось отодвигаться. Если бы приличия позволяли дотронуться до него…

– Это могло быть что-то очень простое, – сказал он мягко. – Что-то, не имевшее особой важности… но, в глазах Марты Преббл и викария, грех нуждается в прощении. И ради бога, не путайте викария с Богом. Господь никоим образом не похож на этого самоуверенного…

Несмотря на свое мрачное состояние, Шарлотта улыбнулась:

– Не смешите меня. Бог – это любовь, а я уверена, что викарий не любил никого в своей жизни. Включая Марту. – Она глубоко вздохнула. – Бедная Марта всегда в состоянии отчаяния, отсюда и ее увлечение работой, и осуждение ею греха. Никем не любима, никого не любит…

Питт слегка дотронулся до ее руки:

– А вы, Шарлотта? Вы все еще любите Доминика?

Она почувствовала, как краска прилила к лицу, и устыдилась того, что это выглядит слишком очевидно.

– Почему вы думаете… что я…

– Я знал. – В его голосе прозвучали болезненные нотки. – Я ведь люблю вас. Как же я мог не знать, что вы любите кого-то еще?

– О!

– Вы не ответили мне. Вы все еще любите его?

– Разве вы не знаете, что я больше не люблю его? Или для вас теперь это не имеет значения? – Шарлотта точно знала, какой будет ответ, но ей было нужно, чтобы он прозвучал.

Питт развернул ее за руку так, чтобы она смотрела ему в лицо.

– Для меня это очень важно, я не хочу быть вторым. – Его голос зазвучал громче.

Очень долго Шарлотта рассматривала его лицо, сначала немного побаиваясь, смущенная его сильными чувствами, а также глубиной и свежестью собственных эмоций. Затем она решилась.

– Вы – не второй. – Шарлотта осторожно потрогала его щеку, сначала очень застенчиво. – Доминик был только сном. Сейчас я проснулась. Вы – первый.

Он взял ее руку и приложил к лицу, к губам:

– И у вас хватит смелости выйти замуж за обычного полицейского, Шарлотта?

– Вы сомневаетесь в моей смелости, мистер Питт? Во всяком случае, вы не можете сомневаться в моем упрямстве.

Он начал улыбаться, и его улыбка становилась все шире и шире, пока не превратилась в заразительный смех.

– Тогда я должен подготовиться к битве с вашим отцом. – Питт снова посерьезнел. – Но я подожду, пока не закончу это дело, и не наступит удобный момент.

– Вы сможете закончить его? – с сомнением спросила Шарлотта.

– Я думаю, что да. Чует мое сердце: ответ очень близок, совсем рядом. Мне привиделось что-то нереальное, о чем мы совсем не думали раньше. Я не могу ухватить суть, но она рядом. Я чувствую, как меня касаются темень и боль…

Шарлотта вздрогнула.

– Будьте осторожны! Он не убивал мужчин до сих пор, но если его собственная жизнь окажется в опасности…

– Я буду осторожен. Теперь же я должен уйти. Мне нужно ответить на несколько вопросов, которые помогут прояснить дело, выхватить лицо из тени. Все так близко, стоит еще немного поразмыслить…

Черную тень убийцы в голове Шарлотты постепенно заслонило светлое, поющее счастье. Она сама проводила Питта до двери.

На следующий день приготовления к похоронам Сары были в полном разгаре, когда вошла Милли с сообщением, что Марта Преббл заболела и прикована к постели.

– Дорогая, это уже слишком! – сказала Кэролайн в раздражении. – Она вызвалась сделать столь многое по подготовке к похоронам, особенно в церкви… А я даже не знаю, что она уже сделала! – Она устало села в деревянное кресло, стоящее рядом с ней. – Я напишу список вопросов и пошлю одного из слуг к ней. Это, конечно, бессердечно, если бедняжка больна, но что я могу поделать. Вдобавок ко всему идет дождь…

– Мы не должны посылать слуг, мама, – произнесла Шарлотта усталым голосом. – Самое меньшее, что мы можем для нее сделать, – пойти самим. Марта навещает всех больных в церкви, приносит им необходимые вещи, даже сидит с ними по ночам, если они одиноки. Будет непростительно, если теперь, когда она больна, мы пошлем служанку с запиской, чтобы узнать, как далеко она продвинулась в приготовлениях по нашим же делам. Один из нас должен пойти и отнести ей что-нибудь.

– Ей многие что-нибудь принесут, – заметила Эмили. – Мы не единственные, кто знает об этом. Весь церковный приход будет в курсе. Вы же знаете, как быстро расходятся слухи.

– И вполне возможно, все будут рассуждать так же, как и ты: что придет кто-то другой, – возразила Шарлотта. – Нет, это не выход.

– Каков же выход?

– Мы должны отнести ей подарок – даже если ее дом ломится от таких подарков, – чтобы выказать наше внимание.

Брови Эмили поползли вверх.

– Я не думала, что ты такая заботливая… В действительности я считала, что ты совершенно безразлична к Марте и совсем не любишь викария.

– Это так. И именно поэтому нужно помочь, когда ей нужна наша помощь. Это не ее вина, что она никому не нравится. И ты бы не нравилась, если была бы всю жизнь замужем за викарием.

– Я бы не просто не нравилась, – резко сказала Эмили, – я бы сошла с ума к этому времени. Викарий – ужасно отталкивающее создание.

– Эмили, будь добра! – Кэролайн была близка к тому, чтобы заплакать. – У меня нет времени выслушивать вас. Проверь, всех ли мы пригласили, кого должны. Возьми мой список и проверь его еще раз. Затем пойди на кухню и выясни у миссис Данфи, достаточно ли угощений. Шарлотта, найди на кухне что-нибудь в подарок Марте, раз ты настаиваешь. И ради бога, узнай – только тактично, как ты умеешь, – насколько далеко продвинулись приготовления в церкви. И пожалуйста, не забудь узнать точно, в чем дело. Если это удобно. Я должна знать, иначе я могу показаться бессердечной.

– Да, мама. Что мне взять для нее?

– Так как мы не знаем, чем она больна, то трудно сказать. Посмотри, осталось ли у миссис Данфи немного яичного крема. Она делает его очень хорошо; между тем, я знаю, что у кухарки Марты руки растут не из того места.

У миссис Данфи крема не осталось совсем, так что пришлось ждать, пока она его приготовит. Было уже послеобеденное время, когда она сообщила Шарлотте, что крем готов.

Шарлотта надела плащ и шляпку, затем пошла вниз на кухню забрать крем.

– А, мисс Шарлотта. – Миссис Данфи дала ей аккуратно упакованную корзинку со сложенной салфеточкой сверху. – Яичный крем там, в миске; кроме того, я положила маленькую кастрюльку с бульоном и немного варенья. Бедняжка… Надеюсь, вскоре она почувствует себя лучше. Слишком много испытаний для нее. Такая трагедия! Она знала всех этих девочек. И она так много старается для бедных и для всех вокруг… Ни секунды передышки. Пришло время, чтобы кто-то проявил к ней хоть немного доброты.

– Да, миссис Данфи. Спасибо. – Шарлотта взяла корзинку. – Я знаю, она будет очень благодарна.

– Передайте ей мои наилучшие пожелания. Хорошо, мисс Шарлотта?

– Обязательно.

Девушка повернулась, чтобы уйти, и неожиданно почувствовала ледяной страх. Она увидела на краю стола длинную тонкую проволоку с ручкой на одном конце. Холодная дрожь пронзила ее тело, словно еще недавно кто-то держал эту вещь в руках, затягивая ее на чьем-то горле…

– Миссис Данфи, – она заикалась, – к-к-ак… это… ради бога… называется?

Миссис Данфи проследила за ее взглядом.

– О, мисс Шарлотта, – сказала она, улыбаясь. – Что случилось? Это обычная проволока для резки сыра. Боже, благослови меня! Если бы вы любили готовить, вы бы знали это. А вы что подумали?.. О, матерь всех святых! Вы подумали, что это проволока душителя? О, боже мой! – Она с шумом уселась. – Почти в каждой кухне есть такая штука. Нарезает сыр аккуратно и чисто, лучше, чем нож. Нож прилипает к сыру. Мисс Шарлотта, вы собираетесь идти одна? Через час или два уже будет темно.

– Я должна идти, миссис Данфи. Миссис Преббл больна, и, кроме этого, мы хотим узнать о приготовлениях к похоронам миссис Сары.

Лицо миссис Данфи вытянулось. Шарлотта испугалась, что собирается расплакаться, поэтому она похлопала ее по плечу и быстро ушла.

На улице было холодно и влажно, и Шарлотта старалась идти быстро, насколько могла. Плащ ее был плотно запахнут, воротник – поднят, чтобы прикрыть горло. Дождь прекратился, как только Шарлотта повернула за угол на Кейтер-стрит, но небо по-прежнему было затянуто тяжелыми тучами.

Когда Шарлотта подошла к дому Пребблов, служанка впустила ее и сразу же провела в спальню Марты. В комнате было темно, она оказалась вся заставлена мебелью. Очень неуютная, комната выглядела полной противоположностью ее собственной, с картинками и украшениями на стенах, с множеством книг с рисунками, воспоминаниями детства.

Марта сидела в кровати, опираясь на трактат проповедей Джона Нокса.[8]8
  Джон Нокс (ок. 1510–1572) – крупнейший шотландский религиозный реформатор XVI века, заложивший основы пресвитерианской церкви.


[Закрыть] Ее лицо осунулось; она выглядела так, будто только что очнулась от кошмарных снов. Когда Марта увидела Шарлотту, то улыбнулась, хотя это стоило ей больших усилий.

Шарлотта присела на кровать и поставила корзинку рядом с миссис Преббл.

– Я с большим сожалением узнала, что вы больны, – искренне сказала она. – Я принесла вам немного угощений. Надеюсь, они вам понравятся. – Она вынула салфетку из корзинки, чтобы показать, что было внутри. – Мама и Эмили передают вам наилучшие пожелания, и миссис Данфи – вы знаете, наша кухарка – говорила, как много вы делаете для всех вокруг.

– Очень благородно с вашей стороны. – Марта снова попыталась улыбнуться. – Пожалуйста, поблагодарите ее за меня и, конечно, вашу матушку и Эмили.

– Могу ли я что-то сделать для вас? – предложила Шарлотта. – Вы хотите что-нибудь? Может быть, нужно написать письма? Любое небольшое дело, в котором я могу вам помочь.

– Ничего не могу придумать.

– Вы позвали доктора? Вы выглядите очень бледной.

– Нет, мне не хочется его беспокоить.

– Вы должны. Я уверена, он отнесется к этому не как к беспокойству, а скорее как к своему долгу.

– Обещаю вам, если я вскоре не поправлюсь, то пошлю за ним.

Шарлотта переставила корзинку на пол.

– Мне не хотелось бы упоминать об этом – вы и так сделали очень много для нас, – но мама хотела бы узнать, какие еще приготовления к похоронам Сары должны быть сделаны со стороны церкви.

Лицо Марты неописуемо исказилось, и Шарлотту пронзило чувство, что она нечаянно затронула какой-то глубокий болезненный нерв.

– Не беспокойтесь. Пожалуйста, скажите вашей матушке, что все сделано. К счастью, я не была больна до тех пор, пока не закончила все дела.

– Вы уверены? Мне кажется, нужно было проделать очень многое. Надеюсь, вы заболели не потому, что так трудились для нас.

– Не думаю. Но это было самое меньшее, что я могла сделать. Нам следует… хорошо… – ее голос напрягся, она облизала губы, – заботиться об ушедших. Они уже в другом мире. Там забываются требования плоти, они поднимаются на справедливый суд и, омытые кровью Христа, будут возлежать избранными у ног Бога вечно. Грехи будут прощены.

Шарлотта была растеряна. Она не знала, что ответить, хотя казалось, что Марта говорит скорее сама с собой, чем с Шарлоттой.

– И это наш долг – вычистить весь мусор, который остался после них, – продолжала Марта. Ее пустые глаза уставились куда-то в стену над плечом Шарлотты. – Все, что разлагается и гниет, должно быть выметено, похоронено в земле, и слова очищения должны быть произнесены над ними. Это наш долг, долг перед ушедшими и перед живыми.

– Да, конечно. – Шарлотта встала. – Возможно, вам нужен отдых? Вы слишком взволнованы. – Она наклонилась и потрогала лоб Марты; он был горячим и влажным. Шарлотта аккуратно поправила прядь волос. – Вы немного разгорячились, могу я принести что-нибудь попить? Может быть, бульон? Или вы предпочитаете воду?

– Нет-нет, спасибо. – Голос Марты становился все громче. Она качалась из стороны в сторону, натягивая на себя простыни и одеяло.

Шарлотта посмотрела на кровать – та была не убрана и, похоже, очень неудобна. Подушки невзбитые, посередине почти плоские.

– Позвольте мне, – предложила она, – привести в порядок вашу кровать. Должно быть, очень трудно отдыхать в постели, которая так измята.

И, не дожидаясь ответа, потому что она должна была сделать что-то полезное, а затем извиниться и уйти, девушка склонилась к кровати и начала приглаживать постель вокруг Марты. Она помогла ей привстать, чтобы расправить простыню под ней, взбила подушки, затем обняла ее и аккуратно уложила. После этого обошла вокруг кровати, расправила одеяло и подоткнула его под больную.

– Надеюсь, так будет удобнее, – сказала она, осмотрев кровать критическим взглядом. Марта выглядела теперь немного лучше, к щекам прилила кровь, хотя глаза еще лихорадочно блестели. Шарлотта очень беспокоилась за нее.

– Вы выглядите очень плохо, – сказала она и снова положила руку на лоб Марты, наклонившись вперед. – У вас есть одеколон? – спросила она и осмотрелась. Флакон стоял на маленьком столике у окна. Шарлотта пересекла комнату и взяла бутылочку; в другой руке у нее был носовой платок. – Позвольте мне немного причесать вам волосы, а затем постарайтесь уснуть. Я всегда знала, что если я не здорова, то сон – это самое эффективное лекарство.