Текст книги "Призрак с Кейтер-стрит"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Что-то заставило Шарлотту спросить:

– Если его ограбили, почему он не обратился в полицию? Особенно если он видел, кто это сделал?

– А он и обратился. Откуда же я все это, по-вашему, знаю?

– Вы арестовали их? – Она была напугана и сильно разгневана.

В ответ Питт засмеялся, открыто встретив ее взгляд:

– К несчастью, как раз в этот момент у меня онемела нога, и я не мог бежать достаточно быстро, чтобы схватить кого-нибудь из них. Сержанту Флэку что-то попало в глаз, и он должен был остановиться, чтобы его прочистить. К тому времени, как он начал нормально видеть, беглецы уже испарились.

Шарлотта испытала большое облегчение.

– А Бэлла?

– Она теперь платит нормальную цену за квартиру и откладывает остаток заработка.

– И она продолжает работать как… как… проститутка?

– А что ж еще ей остается? Вернуться строчить рубашки по два с половиной пенса за штуку?

– Нет, конечно. Глупый вопрос. Эта история помогает понять, как мне повезло, что я родилась там, где родилась. Я всегда считала, что очень несправедливо, когда грехи отцов переносятся на детей в третьем и четвертом поколении. Но это не так, верно? Это просто факт жизни. Мы пожинаем то, что посеяли наши родители.

Шарлотта подняла глаза и увидела глаза Питта. Нежность его взгляда смутила ее, и она отвернулась.

– Так что об убийце? Вы думаете, он… не понимает, что творит?

– Я думаю, он даже не полностью осознает это. Вот, может быть, почему даже самые близкие к нему люди тоже этого не знают, – ответил он.

Черный галстук снова возник в памяти Шарлотты, принеся с собой холодный ужас. На некоторое время она забыла о нем, как забыла и про Питта как угрозу себе, и думала о нем, только как… нет, это было совсем нелепо!

Шарлотта встала, несколько напряженная:

– Благодарю вас за то, что пришли рассказать мне о лорде Эшворде. Это было чрезвычайно любезно с вашей стороны. По крайней мере, избавило меня от самых худших страхов.

Инспектор тоже встал, понимая, что разговор закончен, но на его лице читалось разочарование. Шарлотте было жаль его, он не заслуживал этого. Но она так боялась позволить ему остаться… Он обладал способностью читать Шарлотту как книгу, предугадывать ее мысли. Его сочувствие, его интеллект приведут ее к предательству самой себя и Доминика.

Он продолжал смотреть на нее, черт побери!.. Неужели она закончила разговор слишком поспешно, и он почувствовал ее страх? Может быть, слишком быстро после того, как было упомянуто, что убийца, возможно, не осознает собственных поступков? Возможно, Питт предположил, что она что-то знает. Она должна исправить положение.

– Я очень сожалею, мистер Питт, я не хотела показаться резкой. Я даже не предложила вам угощение. – Шарлотта заставила себя встретить его взгляд и через силу улыбнулась. Наверное, она выглядела очень странно. – Могу я приказать принести что-нибудь для вас?

– Нет, спасибо. – Инспектор пошел к двери, затем повернулся и нахмурился. – Шарлотта, чего или кого вы боитесь?

У нее пересохло в горле. Она глубоко вздохнула. Прошло какое-то время, прежде чем она смогла спросить:

– Почему вы спрашиваете? Убийцу, конечно. Кого же еще.

– Да, – тихо проговорил он. – Возможно даже, что настоящего убийцу.

Комната заходила ходуном вокруг Шарлотты. Так чувствуешь себя при землетрясении. Это было нелепо. Она не должна падать в обморок. Доминик, вероятно, был слаб, дал волю своим желаниям, но тогда мы должны принять тот факт, что все джентльмены такие же, как он. Но Доминик определенно не имел ничего общего с убийцей, с проволокой, затянутой вокруг задыхающихся белокожих шей… На улице… Она должна быть сумасшедшей, слабой, предательницей, чтобы позволить таким подозрениям прийти ей в голову.

– Да, – согласилась Шарлотта. – И вы должны схватить его в любом случае, ради всех вокруг. – Она специально повысила голос, придав ему пафосный оттенок, как будто это касалось всех окружающих, а не ее лично.

Питт грустно улыбнулся уголками губ, сделал нечто вроде поклона, развернулся и вышел из комнаты. Шарлотта слышала, как Мэддок открыл и закрыл входную дверь.

У нее подогнулись колени, и она шлепнулась на диван. Слезы бежали по ее лицу.

Когда Доминик вернулся вечером домой, Шарлотта не могла смотреть ему в глаза. Во время обеда Сара также сидела молча. Эмили развлекалась где-то с Джорджем Эшвордом и его друзьями. Бабушка произносила очередной монолог о падении нравов. Эдвард и Кэролайн поддерживали остатки прежнего разговора, который никто не слушал.

В конце концов Сара сказала, что у нее разболелась голова, и ушла к себе в спальню. Мама проводила бабушку наверх, чтобы почитать ей, а папа отправился в кабинет курить и писать письма. В гостиной остались лишь Доминик и Шарлотта. Наступила ситуация, которой Шарлотта опасалась, но которая также предоставляла возможность обсудить проблемы с глазу на глаз. Реальность, возможно, не так плоха, как ее рисуют страхи.

Она подождала несколько минут после того, как все ушли. Затем посмотрела на Доминика, беспокоясь, что, если она сейчас не заговорит, он тоже может уйти.

– Доминик…

Он повернулся и взглянул на нее.

Они остались наедине. Все его внимание сосредоточено на ней. Взгляд темных глаз, немного обеспокоенный, был обращен к ней. Он переворачивал ее сердце. Но все, о чем она могла думать, – это Лили Митчелл… и Сара, там, наверху, переживающая из-за всяких пустяков, когда было нечто, о чем она даже не предполагала… Или предполагала? И Питт… Мысленно Шарлотта представила себе его лицо, светлые проникновенные глаза… Она встряхнулась. Мысль была абсурдной.

– Да? – отозвался Доминик.

Шарлотте всегда не хватало такта. Она не умела достигать цели окольным путем. Мама разбиралась в этом гораздо лучше.

– Тебе нравилась Лили? – спросила она.

Доминик поморщился от удивления:

– Служанка Лили? Лили Митчелл?

– Да.

– Нравилась ли она мне? – повторил он недоверчиво.

– Да, нравилась ли она тебе? Пожалуйста, ответь мне честно. Это важно.

Это было действительно важно, хотя Шарлотта не знала, какой ответ хотела бы получить. Мысль о том, что Доминик был неравнодушен к Лили, была слишком болезненной, а подозрение, что он просто использовал ее, – еще хуже. Это гнуснее, подлее и во многом гораздо оскорбительнее.

Лицо его побледнело.

– Да, она мне нравилась, достаточно сильно. Она была смешным маленьким созданием. Рассказывала о деревне, где она выросла… Почему ты спрашиваешь? Ты хочешь что-то сделать для нее? Она была сиротой, ты знаешь? Думаю, незаконнорожденной. У нее не осталось семьи.

– Нет, я не собиралась ничего делать, – сказала Шарлотта довольно резко. Она не знала, что Лили была сиротой. Девушка жила в их доме все эти годы, и, несмотря на то, что Шарлотту интересовало буквально все вокруг, Лили для нее как бы не существовала. Был ли Доминик хуже нее? – Я хотела знать из-за тебя.

– Из-за меня?

Она ошибалась или цвет его лица действительно изменился?

– Да.

Теперь уже нет причины лгать, пытаться увильнуть. Доминик внимательно смотрел на нее. Почему ей так хотелось дотронуться до него теперь? Чтобы увериться в том, что это тот же человек, Доминик, которого она любила всю свою взрослую жизнь? Или она чувствовала что-то вроде жалости?

– Я не понимаю тебя, – медленно сказал он.

Шарлотта открыто посмотрела ему в глаза, о чем не могла даже помыслить еще месяц назад. В первый раз она заглянула в них без сердцебиения и без учащения пульса. Она смотрела на человека, забыв о мужчине, красоте, возбуждении.

– Понимаешь, Милли принесла мне галстук, который она нашла в своей кровати, когда переворачивала матрас. Твой галстук.

Кажется, он никогда раньше не лгал. Краска прилила к его лицу, но он не отвернулся.

– Да, она мне нравилась. Она была такой… простой. Сара иногда бывает невыносимо капризной.

– Ты тоже бываешь, – жестко сказала Шарлотта, к своему собственному удивлению. Новая, недобрая мысль пришла ей в голову, и поскольку она была в ее голове, то тут же оказалась на языке: – Что бы ты чувствовал, если бы Сара завела интригу с Мэддоком?

На лице Доминика отразилось удивление.

– Не смеши меня.

– Что же в этом смешного? – холодно спросила Шарлотта. – Ты же валяешься в кровати со служанкой, не так ли? Лили даже не горничная. Простая служанка.

– Саре никогда не придет это в голову, она не публичная девка. Сказать такое даже в шутку – необычно и унизительно для тебя.

– Последнее, что я намеревалась делать, – это шутить! Почему тебя оскорбило, когда я сказала, даже гипотетически, такую вещь о Саре, и в то же время ты признаешь это в себе, нисколько не стыдясь?

Краска снова прилила к его лицу, и в первый раз он отвернулся от нее.

– Я не горжусь этим.

– Из-за Сары? Или потому что Лили мертва? – Почему Шарлотта вдруг увидела его с такой ясностью? Это было больно, подобно солнечному лучу утром, высветившему все изъяны на коже.

– Ты не понимаешь, – сказал он раздраженным тоном. – Когда выйдешь замуж, то поймешь.

– Пойму что?

– Что… – Доминик встал. – Что мужчины… мужчины иногда ходят… – Он остановился, неспособный закончить фразу деликатно.

Она язвительно закончила за него:

– Что вы имеете один свод правил для себя и другой – для нас. – У нее щекотало в горле, как будто бы она хотела заплакать. – Вы требуете полной верности от нас, а сами чувствуете себя свободными любить кого вам нравится…

– Это не любовь, – взорвался Доминик. – Ради бога, Шарлотта…

– А что? Похоть?

– Ты не поймешь.

– Тогда объясни мне.

– Не будь наивной. Ты не мужчина. Если бы ты была замужем, то, возможно, поняла бы, что мужчины другие. Ты не можешь применять женские чувства, женские правила к мужчинам.

– Я могу применять правила верности и чести к кому угодно.

Теперь Доминик рассердился:

– Это не имеет ничего общего с верностью или честью! Я люблю Сару! Во всяком случае, помоги мне боже, любил до тех пор, пока она, – вдруг лицо его стало совершенно белым, – не начала думать, что я убийца. – Он смотрел на нее, и она видела беспомощность и боль в его глазах.

Шарлотта тоже встала и не задумываясь взяла его за руку. Доминик вцепился в нее:

– Шарлотта, она так думает! Она ясно сказала это!

– Она поверила Эмили, – прошептала Шарлотта. – Возможно, она знает и про Лили тоже.

– Но, ради бога, это не то же самое, что убить четырех беспомощных девушек и бросить их тела на улице!..

– Если она знает о Лили и предполагает что-то обо мне, тогда ты оскорбил ее, причинил ей боль. Может, она просто хотела ответить тебе тем же.

– Но это же абсурд! Она не может быть так оскорблена… что…

Шарлотта смотрела на него с серьезным видом.

– Я была бы сильно оскорблена. Если бы я отдала тебе всю свою любовь, свое сердце и тело, и была бы верна тебе, не думала ни о ком другом, – я была бы оскорблена до глубины души. Если бы я узнала, что ты спишь с моей служанкой, и если бы я предполагала, что ты ухаживаешь за моей сестрой, я могла бы оскорбить тебя так глубоко, насколько это было бы в моих силах. Если бы ты предал меня так, убийство показалось бы тебе немногим хуже.

– Шарлотта! – Его голос, вначале хриплый, сорвался на высокие ноты. – Шарлотта, ты не можешь так думать! О, пожалуйста, боже! Я имею в виду, что я… никого никогда не оскорблял! – Он снова схватил ее руки и держал их так крепко, что чуть не сломал ей пальцы.

Она не пыталась освободиться от его хватки.

– За исключением Сары и, может быть, Лили? Она любила тебя, или служанки тоже дают волю своей прихоти, как мужчины?

– Шарлотта, ради бога, не будь такой злой! Помоги мне!

– Я не знаю как. – В ответ на его пожатие она тоже пожала ему руку. – Я не могу заставить Сару чувствовать по-другому. Я не могу изменить то, что она сказала, или заставить тебя забыть то, что она говорила.

Доминик долго стоял неподвижно, очень близко к ней, глядя в ее глаза, на ее лицо.

– Нет, – сказал он наконец и смежил веки. – Ты не можешь сделать так, – он говорил очень мягко, – чтобы я был абсолютно уверен, что не совершал этого преступления. Этот гнусный полицейский сказал, будто такой человек, убийца, может не знать, что он творит. Это означает, что этим человеком могу быть я. Я мог совершить преступление – и не знать об этом. Я видел твоего отца на улице. Никто еще, кажется, не понял, что это означает, что я тоже там был. И я знал всех четырех девушек… и меня не было дома, когда каждая из них была убита…

На все на это она могла сказать лишь одно, что могло успокоить его и в то же время было правдой:

– Если бы Питт думал, что ты мог сделать это, он снова пришел бы сюда, чтобы допросить тебя. Он не исключил бы тебя из списка подозреваемых только потому, что ты джентльмен.

– Думаешь, у него есть какая-нибудь идея? – нетерпеливо спросил Доминик. Было видно, насколько сильно он желал верить ей и как тяжело это для него.

– Я знаю, он тебе не нравится, но как тебе кажется, сколько времени ты мог бы вводить его в заблуждение?

Доминик скорчил гримасу:

– Я не думаю, что он мне не нравится. Я думаю, что побаиваюсь его.

– Потому что он умен?

– Да. – Он вздохнул. – Спасибо, Шарлотта. Да, я полагаю, Питт допросил нас достаточно тщательно. Может, если бы это был один из нас, он бы уже закрыл следствие. Ты так не думаешь?

Острый страх вернулся к ней снова. На этот раз она солгала, как если бы желала защитить ребенка:

– Думаю.

Доминик с шумом выдохнул и сел.

– Как Сара могла подумать, что я мог совершить такое? Та, которая знает меня… Ты сказала, она любит меня. Как можно любить кого-то и так о нем думать?

– Потому что любить кого-то не означает знать его, – произнесла Шарлотта слова, которые повторяла про себя снова и снова. Но значат ли они так же много для Доминика, как и для нее?

– Она действительно не любит меня, – медленно произнес он, – иначе бы она так не подумала обо мне.

– Ты сам о себе так подумал.

– Это иное. Я себя знаю, но я никогда не думал плохо о ней, ни при каких обстоятельствах.

– Выходит, ты знаешь ее не больше, чем она – тебя. – Шарлотта осознала свои мысли лишь сейчас, когда озвучила их.

– Что ты имеешь в виду?

– У нас у всех есть недостатки… у Сары тоже. Если ты ожидаешь от нее, что она будет совершенством, то ты так же чудовищно несправедлив по отношению к ней, как и она по отношению к тебе.

– Я не понимаю тебя, Шарлотта, – нахмурился он. – Иногда мне кажется, ты сама не понимаешь, что говоришь.

– Нет… – Ей было очень досадно. Она увидела, что он действительно не понял ее. – Я так и думала, что ты не поймешь. – Глубокие чувства обуревали ее. – Я пойду наверх, посмотрю, как там Сара.

– Сара? – удивился Доминик.

Она обернулась от двери:

– Да.

Он смотрел ей вслед, наморщив брови.

Внутри у нее все болело: от гортани до самого желудка. Ей хотелось обнять его, успокоить, прогнать страх, который, она знала, был в нем, но ее любовь к нему была совершенно другой; она уже не была таинственной, романтической, от которой бурлит кровь. Шарлотта чувствовала себя гораздо старше и сильнее его.

– Шарлотта…

Она знала, что хотел сказать Доминик. Он хотел сказать: «Помоги мне», но не знал, как это сделать.

Она улыбнулась.

– Я не собираюсь ничего ей говорить. И каждый мужчина из района Кейтер-стрит, который умеет мыслить, должен бояться так же, как и ты.

Доминик выдохнул и попытался улыбнуться:

– Спасибо, Шарлотта. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Наверху она нашла Сару сидящей на кровати, ее взгляд был обращен на стену. Рядом на одеяле лежала обложкой вверх раскрытая книга.

– Как ты? – спросила Шарлотта.

– Что ты хочешь? – Сара холодно посмотрела на нее.

– Могу я принести тебе что-нибудь? Горячий чай?

– Нет, спасибо. В чем дело? Доминик не хочет говорить с тобой? – В ее голосе слышалась горькая обида, на грани слез.

Шарлотта села на край кровати:

– Он говорил со мной немного.

– В самом деле? – Сара изобразила безразличие. – О чем?

– Об убийце.

– Как отвратительно. Это распаляет твои мечтания.

Шарлотта протянула руку и взяла ладонь Сары.

– Сара, ты не должна позволять ему думать, что подозреваешь его…

– Он жаловался, плакался тебе в плечо?

– По тебе сразу видно, о чем ты думаешь… – Сестра пыталась освободить свою руку, но Шарлотта держала ее крепко. – Даже если ты так думаешь, ты можешь проявить милосердие или сочувствие и не позволять ему знать об этом. Если он виноват, еще придет время, когда отрицать это станет невозможно. Если же он не виновен, и ты подозреваешь его зря, тогда ты понапрасну возвела барьер между вами, который будет очень трудно преодолеть впоследствии.

Слезы заполнили глаза Сары до краев.

– Я не подозревала его. – Слезы уже лились потоком. – Во всяком случае, по-настоящему. Просто в какой-то момент пришло в голову… Неужели трудно понять? Я не могла отогнать эту мысль. Он приходил домой так поздно. Он почти не замечал меня. Вы любите друг друга, Шарлотта? Скажи мне честно. Я хочу знать это.

– Нет, – покачала головой Шарлотта и улыбнулась. – Я любила его, и Эмили заметила это. Но он никогда даже не замечал меня.

Слезы струились по лицу Сары:

– О, Шарлотта, извини меня! Я не знала…

– Я не хотела, чтобы ты знала. – Шарлотта снова заставила себя улыбнуться. Ее собственные чувства вдруг стали абсолютно прозрачными. Ей было ужасно, до боли, жаль Сару, потому что сестра ранила Доминика и непоправимо навредила сама себе. И теперь она не понимала, как исправить создавшееся положение и возможно ли это вообще.

Сара тоскливо сквозь слезы смотрела на нее.

– Теперь все хорошо, – весело произнесла Шарлотта. – Я больше не люблю его. Он мне очень нравится, но и только.

Сара засмеялась и презрительно фыркнула:

– Из-за твоего полицейского?

Шарлотта была шокирована:

– Боже, ни в коем случае!

Сара засмеялась еще громче.

Шарлотта слегка наклонилась к ней. Больше всего она хотела помочь Саре и защитить ее, вернуть все в прошлое время, когда все было хорошо.

– Сара, скажи Доминику, что ты больше не подозреваешь его, что это была мимолетная мысль о том, как это было бы ужасно. Даже лги, если необходимо. Но не позволяй ему отойти от тебя в своих мыслях.

– Он не придет ко мне.

– Тогда ты пойди к нему!

– Нет. – Сара покачала головой.

– Сара!

– Я не могу.

Больше Шарлотте нечего было сказать. Молча она потрепала волосы сестры, убрала прядь с ее глаз, затем встала и медленно пошла к двери. Она слишком устала, слишком была потрясена этим переворотом в ее жизни, чтобы что-то чувствовать сегодня вечером. Завтра все страхи и сожаления вернутся.

Глава 11

Сара обдумала слова Шарлотты, но не могла заставить себя пойти к Доминику. Он был таким холодным в последнее время, таким неприступным… Она боялась очередного отказа. И если он действительно оскорблен…

Или там было нечто большее, чем оскорбленность? Не могло ли быть дело в ощущении вины, которое он испытывал в связи с чем-то другим? Сара вспомнила мимолетные, самодовольные взгляды Лили и ее смешки. В то время она не придавала этому никакого значения, хотя уже знала женщин достаточно хорошо, чтобы перестать быть наивной. Ей казалось, все это закончилось, и ради своего спокойствия она научилась забывать о таких вещах. Теперь все это всплыло в памяти во всей своей гнусности. Может быть, смерть Лили напомнила ей об этом?

Но муж должен был спросить ее, хотя бы один раз. Сара сразу ответила бы ему так, чтобы он понял: она никогда не могла даже подумать, будто он убийца. Это был абсурдный мимолетный страх, причина которого улетучилась, едва она поняла это.

Но он не пришел к ней, и она не говорила с ним об этом.

Изменилось только отношение Сары к Шарлотте. Ее признание объясняло очень многое. Теперь она поняла, почему Шарлотта не была заинтересована в знакомствах с подходящими женихами, которых мама ей приводила. По-новому она теперь вспоминала малозначительные странные случаи, слова, взгляды, поведение и необъяснимые слезы. Она не могла понять, как Шарлотте удавалось держать все это в тайне от нее… Из-за ее, Сары, полной нечувствительности или из-за того, что она была замужем за Домиником. Как она могла быть такой слепой? Сара принимала собственное счастье как должное и никогда не задумывалась о Шарлотте. Эмили увидела, что происходит, и в момент раздражения сказала об этом. Такое трудно простить.

По крайней мере, все это закончилось. Шарлотта полюбит снова. Может быть, она увлечена этим ужасным полицейским? Наверняка нет! Но если кто-то и способен на такой социальный идиотизм, то это только Шарлотта…

Да-а, время начинать беспокоиться, если все действительно так. Без сомнения, папа вычислит это достаточно быстро, хотя он, кажется, ничего не собирается делать относительно Эмили и этого модника Эшворда. Сара должна напомнить ему. Иначе Эмили не просто будет обижена, но и вся ее дальнейшая жизнь будет разрушена. В этот момент Сара считала, что она оказывает услугу Эмили за то, что та рассказала ей о Шарлотте. Но, возможно, судьба не навредит ей достаточно сильно и без вмешательства семьи.

Двумя днями позднее Сара навестила Марту Преббл по делам прихода. И тогда была упомянута миссис Этвуд – больная женщина, которую посетил папа в тот вечер, когда была убита Лили Митчелл.

– Бедняга, – сказала Марта с легким вздохом. – Вот уж действительно испытание.

Сара вспомнила, что говорил папа.

– Я слышала, она склонна к преувеличениям и путает реальные события с воображаемыми. Немного мечтательная, может быть?

Марта удивилась, ее брови поползли вверх.

– Я не знала этого. Когда я видела ее, она говорила безостановочно и все время о своих прошлых успехах; хотя, должна признаться, я не слушала ее достаточно внимательно, чтобы судить, правдивы ее истории или нет. Мне кажется, бедняжка просто одинока.

– Ее никто не посещает? – спросила Сара, чувствуя внезапный приступ угрызений совести наряду с нежеланием делать это самой.

– Почти никто. Как я сказала, это маленькая пытка – слушать ее.

– Кажется, она больна и привязана к дому?

Сара почувствовала себя обязанной проверить это. Она будет чувствовать себя виноватой, если эта женщина нуждается в чем-то, а она не обратила на это внимания. Особенно если ее муж в прошлом действительно оказал какую-то услугу папе.

– Ничуть, – твердо заявила Марта. – У нее лишь обычные небольшие возрастные проблемы.

– И она не прикована к постели? – Сара нахмурилась. Могла ли она неправильно понять папу? Она попыталась вспомнить точно, что он сказал, и не смогла.

– Нет, совсем нет. Но я уверена, что она будет очень благодарна, если вы нанесете ей визит. Просто так, поболтать.

– Она в чем-то нуждается? Я имею в виду финансовые трудности. – Сара предпочла бы оказать ей практическую помощь, чем тратить свое время.

– Моя милая Сара! Какая вы щедрая! Так хорошо, что вы хотите помочь. Всегда думаете о нуждах других людей… Но она не бедная, уверяю вас. Может быть, душевно… Ей нужны друзья, – сказала она, немного поколебавшись, ее руки на плечах у Сары сжались, – и немного теплоты.

Ее голос неожиданно стал хриплым, как будто она была под воздействием сильного эмоционального стресса. Это смутило Сару на мгновение, затем она вспомнила ледяную праведность викария и попыталась поставить себя на место Марты. Странно, но недавняя холодность Доминика помогла ей. Сара освободилась от цепкой хватки Марты и дотронулась до нее в ответ.

– Конечно, – промолвила она тихо, – мы все поможем ей. Я нанесу ей визит после обеда. Я ничего не могу принести в этот раз, просто навещу ее, пока у меня есть возможность пользоваться экипажем. Но в другой раз я, возможно, приду с Шарлоттой или с мамой и принесу что-нибудь, как подарок на память.

Марта смотрела на нее, не отрывая взгляда.

– Вы не думаете, что это хорошая идея? – спросила Сара, глядя на ее бледное лицо. – Думаете, я не должна идти, пока меня не представят?

Взгляд Марты прояснился.

– Конечно, – сказала она, отдышавшись. – Вы должны пойти. Да. Идите сегодня.

– Миссис Преббл, как вы себя чувствуете?

Сара теперь начала беспокоиться за Марту – та выглядела очень напряженной и несколько переутомленной. Сказала ли Сара что-то, что огорчило ее? Или это было неожиданное воспоминание из ее эмоционально бессодержательной жизни?

Сара обняла Марту и крепко сжала объятия. Затем, почувствовав, что мышцы пожилой женщины напряглись, она наклонилась вперед и нежно поцеловала ее в щеку и после этого двинулась к двери.

– Я скажу ей, что вы просили за нее. Уверена, она это оценит. Вы сделали так много хорошего для стольких людей. Едва ли найдется дом в этом приходе, который не знает о вашей доброте.

И еще до того, как Марта придумала, что ответить, Сара извинилась и ушла.

Сара не знала точно, чего ожидать, но женщина, которая открыла ей дверь, так удивила ее, что она могла только стоять, не двигаясь, и смотреть на нее.

– Слушаю вас. – Женщина вопросительно подняла брови.

Сара проглотила комок в горле и опомнилась:

– Меня зовут Сара Кордэ. Я не имела удовольствия встречать вас раньше, но миссис Преббл говорила о вас так хорошо, что я решила, если вы не будете возражать, познакомиться с вами.

Лицо миссис Этвуд сразу же засветилось радостью. Это была дама приятной наружности; лет двадцать пять назад она наверняка считалась красавицей. Остатки красоты еще были видны в ее фигуре, в элегантной укладке волос, слегка поблекших, но еще не поредевших. Однако ничего вызывающего жалость в ней не было, и если она и была одинокой, то этого не было заметно.

– Пожалуйста, входите, – пригласила миссис Этвуд и повернулась к Саре так, чтобы та могла принять приглашение.

Маленькая гостиная была обставлена с необычной простотой, но у Сары сложилось впечатление, что это скорее дело вкуса, а не бедности. Она нашла, что эффект, производимый этой комнатой, удивительно приятный, более спокойный, чем тот, который обычно производят обставленные под потолок помещения, к которым она привыкла, – с дюжинами фотографий и картин, набитые чучелами птиц, орнаментами из сухих цветов и предметами мебели почти в каждом доступном месте. Здесь дышалось легче, атмосфера была не такой давящей.

– Спасибо. – Сара села в предложенное кресло. Она была очень рада, что не принесла с собой ни подарка, ни пищи. Это казалось излишним здесь, возможно, даже оскорбительным.

– Со стороны миссис Преббл было очень благородно сказать хорошие слова обо мне, – улыбнулась женщина. – Боюсь, я не знаю ее так хорошо, как хотела бы. Я нахожу церковные дела… – Она остановилась, очевидно, вспомнив, что Сара, вероятно, тоже принимала в них участие, и теперь не знала, что сказать.

Сара засмеялась.

– Утомительными, – закончила она за нее.

Лицо женщины расслабилось.

– Благодарю вас за вашу открытость. Да. Мне кажется, так и есть. Марта проделывает огромную работу, но она должна быть святой, чтобы выдержать все эти бесконечные пустые разговоры, слухи и сплетни. И, дорогая, это даже неинтересные сплетни!

– Разве сплетни кому-нибудь интересны, за исключением тех, кто их распространяет?

– Ну почему же! Некоторые сплетни очень даже остроумны, и бывает, что их питает настоящий скандал. Я не слышала о настоящих скандалах уже несколько лет. Но ко мне нынче редко кто заходит. Я выросла в респектабельном доме… Какая ужасная эпитафия.

Любопытство Сары усилилось. Кто эта женщина? До сих пор она не казалась таким уж жалким и заблудшим созданием, как ее описывал папа. Наоборот, она была занимательной и вполне контролирующей себя особой.

– Не рано ли для эпитафии? – спросила Сара с усмешкой. – Вы еще не умерли.

– Могла бы и умереть с таким же успехом. Сижу здесь в комнате на Кейтер-стрит, наблюдаю, как за окном проходит жизнь… И никто не приходит выслушать меня, даже если я могу сказать что-то стоящее… Это ужасно, моя дорогая, – иметь мозги и не найти никого, на ком можно было бы их потренировать. Я могу предложить вам угощение… чай, может быть? У меня нет слуг, как вы уже заметили, но я могу достаточно легко приготовить чай сама, если позволите.

– Нет, пожалуйста, – Сара вытянула руку, чтобы остановить ее. – Я только что пила чай с миссис Преббл. – Это была ложь, но она не хотела прерывать беседу. – Если только вы не хотите чаю для себя. В этом случае позвольте мне приготовить его и принести вам.

– Деточка, вы так любезны. Очень хорошо. Так приятно, когда кто-то обслуживает тебя. Вы все найдете на кухне. Если чего-то нет на расстоянии вытянутой руки, пожалуйста, спросите меня.

Через пятнадцать минут Сара вернулась с большим подносом и чайным сервизом на двоих. Она сама разлила чай, и они вернулись к разговору.

– Сколько времени вы живете на Кейтер-стрит? – спросила Сара.

Женщина рассмеялась.

– С тех пор, как умер мой муж и милый Эдвард нашел мне это место, – ответила она.

– Эдвард? Это ваш сын?

Элегантные брови женщины изогнулись от удивления.

– Нет! Это был мой любовник. Давно – наверное, лет двадцать пять тому назад. Мне тогда было сорок, а ему – немногим больше тридцати.

– Вы тогда не вышли за него замуж?

Она громко рассмеялась:

– Конечно, я не вышла за него. Он был женат на очень красивой женщине, как я слышала, и у них уже была дочь… Дорогая, в чем дело? Вы выглядите очень бледной. Съели что-то плохое?

Сара была ошеломлена. Невыразимая мысль пришла ей в голову. Она всмотрелась в лицо женщины, пытаясь представить себе, как та выглядела двадцать пять лет назад. Была ли это причина папиного пребывания здесь? Не поэтому ли он сначала лгал, что был весь вечер в клубе, пока Доминик не возразил ему? Не поэтому ли он отказался называть Питту имя женщины и ее адрес?

Чем больше Сара искала возможность избежать логического заключения, тем более неотвратимо эта мысль вторгалась в ее мозг. Она слышала свой голос, задающий вопросы, как будто источник его находился вне ее.

– Полагаю, это был в некотором роде прощальный подарок, чтобы быть уверенным, что с вами все в порядке?

– Как это романтично. – Женщина улыбнулась. – Щедрое прощание, скрытые слезы и воспоминания, которые останутся навсегда… Подарок, завернутый в цветную бумагу и перевязанный разноцветными лентами… Он не умер, моя дорогая, и не эмигрировал. Он совершенно здоров, и мы остаемся относительно хорошими друзьями, насколько позволяют время и осторожность. Ничего такого романтического, как вы себе представляете. Просто старая любовная связь, которая переросла в дружбу, а затем в нечто большее, чем знакомство с приятными общими воспоминаниями.

– Тогда он должен жить где-то поблизости? – Сара заставила себя продолжать, все еще надеясь, что что-то может развеять ее страхи. С каждым новым фактом еще оставался шанс, что папа здесь ни при чем.

Женщина рассмеялась. Ее взгляд радостно сиял.

– Конечно, – согласилась она. – Возможно, с моей стороны будет неосторожностью рассказывать про него что-либо еще. Вы можете его знать…