Текст книги "Призрак с Кейтер-стрит"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Ты не можешь подождать до утра?

– Нет. Пожалуйста, пойдем в мою спальню.

Когда дверь закрылась, Шарлотта встала напротив нее, а Сара села на кровать.

– Я ходила навестить миссис Абернази сегодня.

– Я знаю.

– Знаешь ли ты, что Джордж Эшворд был близко знаком с Хлоей?

Сара нахмурилась:

– Нет, я не знала. Уверена, что Эмили тоже об этом не знает.

– И я не знала. Миссис Абернази думает, что он водил Хлою в места, не достойные приличной женщины, и что именно через него она, возможно, встретилась с тем, кто убил ее. По крайней мере, эта связь могла быть причиной…

– Ты вполне понимаешь, что говоришь, Шарлотта? Я знаю, ты недолюбливаешь лорда Эшворда. Может быть, свое предубеждение стоит держать при себе?

– Я так не думаю. Что я должна сказать Эмили?

– Ничего. Все равно она тебе не поверит.

– Но я должна предупредить ее!

– О чем? Все, что ты можешь ей сказать, – это то, что Эшворд ухаживал за Хлоей, перед тем как познакомился с Эмили. Это никому не поможет. И почему он не должен был с ней встречаться? Хлоя была очень милой. Бедняжка… Я не сомневаюсь, ему нравились очень многие девушки и еще многие будут нравиться.

– Но что, если это касается Эмили? – настаивала Шарлотта. – Что, если он действительно имеет какое-то отношение к смерти Хлои? Эмили может узнать об этом – и станет следующей!

– Не будь истеричкой, Шарлотта! – возмутилась Сара. – Миссис Абернази очень старомодная и очень узко мыслящая в шорах своих представлений о нравственности. То, что ей кажется слишком смелым и аморальным, для нас будет не более чем обычное хорошее настроение. Я слышала, как она выражала недовольство по поводу вальса. Как скучно и сварливо это звучало! Даже королева танцует вальс… или танцевала до того, как постарела.

– Миссис Абернази говорила об убийстве, а не о вальсировании.

– Для нас это два противоположных полюса, а для нее они не так уж противоположны. Для миссис Абернази человек, преуспевший в одном, может с такой же легкостью сотворить и другое.

– Я не знала, что у тебя такое чувство юмора, – огорчилась Шарлотта. – Но сейчас не время демонстрировать его. Что мне сказать Эмили? Я не могу сидеть сложа руки.

– По крайней мере, ты еще не сказала своему ужасному полицейскому…

– Конечно, я не сказала. И твои намеки абсолютно бесполезны!

– Извини. Может, нам лучше позвать Эмили сюда и сообщить ей… Я не знаю точно что. Я полагаю, правду? – Говоря это, она встала и пошла к двери.

Шарлотта согласилась. Это хорошая мысль, и она благодарна Саре за поддержку. Она сделала шаг в сторону, позволяя Саре выйти.

Через несколько минут сестры собрались в спальне Шарлотты. Дверь закрыли.

– Ну? – спросила Эмили.

– Сегодня Шарлотта слышала нечто такое, что, мы думаем, ты должна знать, – ответила Сара. – Это в твоих интересах.

– Когда люди так говорят, это всегда оказывается чем-то неприятным. – Эмили посмотрела на Шарлотту: – Хорошо, что это?

Та глубоко вздохнула, зная, что Эмили будет очень сердиться.

– Джордж Эшворд был близко знаком с Хлоей – незадолго до того, как ее убили. Он брал ее с собой в различные места.

Брови у Эмили поползли вверх:

– Вы полагаете, я не знала этого?

Шарлотта была удивлена:

– Да, я так думала. Но, может, ты не знаешь, что это были за места? Очевидно, что те, куда приличные женщины не ходят.

– Ты имеешь в виду бордель?

– Эмили, будь добра! – оскорбилась Сара. – Я понимаю твой гнев, но не надо быть грубой.

– Нет, я не имею в виду… бордель! – возмутилась Шарлотта. – По крайней мере, я так не думаю. Но к этому не надо относиться столь легкомысленно. Помните, что Хлоя мертва, и вспомните, как она умерла. Миссис Абернази уверена, что именно ее связь с Джорджем Эшвордом привела к ее смерти прямо или косвенно.

Эмили побледнела.

– Ты уже говорила мне, что не любишь Джорджа, хотя, возможно, ты просто завидуешь мне, но это злобное заявление недостойно тебя! Видит бог, я очень сожалею о смерти Хлои, но эта трагедия не имеет никакого отношения к Джорджу!

– Откуда ты знаешь?

– Потому что только ты со своей злобой можешь вообразить такое! Я знаю Джорджа, а ты – нет. Зачем он будет делать такие вещи?

– Я не знаю. Но я говорю тебе это не из злости, и с твоей стороны совершенно несправедливо упрекать меня! Я говорю тебе, потому что не смогу вынести, если с тобой случится то же, что с Хлоей, если через Джорджа Эшворда ты встретишь кого-то, кто…

Эмили вздохнула от нетерпения и перебила ее:

– Если Хлоя попала в дурную компанию, то это случилось потому, что она была недостаточно умна, чтобы понять это. Я надеюсь, вы не относите меня к той же категории?

– Я действительно не знаю, Эмили, – честно призналась Шарлотта. – Иногда ты меня удивляешь.

Эмили снова начала защищаться:

– Так что ты собираешься делать? Сказать папе?

– Для чего? Он может запретить тебе встречаться с Джорджем, но ты же все равно будешь делать все, что хочешь… Только тайно, и это будет еще хуже. Просто… просто будь поосторожнее.

Эмили расслабилась:

– Конечно, я буду осторожной. Я думаю, ты желаешь мне добра. Но иногда ты бываешь такой… занудливой и такой щепетильной. Я просто в отчаянии… Ладно, я уже устала стоять здесь. Спокойной ночи!

Когда Эмили вышла, Шарлотта посмотрела на Сару.

– Больше ты ничего не сможешь сделать, – тихо произнесла та. – А если честно, я не думаю, что Эшворд как-то замешан в этом деле. Просто у миссис Абернази разыгралось воображение. Не беспокойся об этом. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Сара. И спасибо.

Глава 8

Второго октября, когда осенние дожди поливали улицы, Мэддок постучал в дверь гостиной после обеда и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату. Его одежда была в каплях дождя, лицо посерело.

Эдвард открыл было рот, чтобы отчитать его за такую дерзость, затем пригляделся и резко встал:

– Мэддок! Что случилось? Ты заболел?

Мэддок оцепенел, тихо переминаясь с ноги на ногу.

– Нет, сэр. Мы можем поговорить с вами наедине?

– Что такое, Мэддок? – В голосе Эдварда звучала тревога.

В комнате все затихли. Шарлотта пристально смотрела на них, внутри у нее все похолодело.

– Могу я поговорить с вами конфиденциально, сэр? – снова спросил Мэддок.

– Эдвард, – заметила Кэролайн, – если что-то случилось, мы должны знать. Мэддок с таким же успехом может рассказать нам всем.

Мэддок посмотрел на Эдварда.

– Хорошо, – кивнул тот. – Что случилось?

– Случилось еще одно убийство, сэр. На аллее около Кейтер-стрит.

– О, боже мой! – Эдвард стал белым, как лист бумаги, и бессильно упал в кресло.

Сара глухо застонала.

– Кто убит? – Кэролайн спросила так тихо, что ее было едва слышно.

– Верити Лессинг, мэм, дочь пономаря, – ответил ей Мэддок. – Только что приходил констебль из полиции, чтобы сказать нам, и предупредил, чтобы мы оставались дома и не позволяли служанкам выходить на улицу, даже недалеко.

– Нет, конечно, нет. – Эдвард выглядел подавленным, смотрел вокруг себя каким-то невидящим взглядом. – Убийство было таким же?..

– Да, сэр, удавление проволокой… как и все другие.

– Боже!

– Может быть, мне лучше пойти и проверить все двери еще раз, сэр? И закрыть ставни на окнах? Это успокоит женщин.

– Да, – рассеянно согласился Эдвард. – Да, сделай это, пожалуйста.

– Мэддок, – позвала его Кэролайн, когда он повернулся, чтобы выйти.

– Да, мэм?

– Перед тем как вы уйдете, принесите нам, пожалуйста, бутылку бренди и несколько стаканов. Думаю, это нам немного поможет.

– Да, мэм. Конечно.

Сразу же после того, как Мэддок принес бренди и ушел, они услышали шум за дверьми. Это пришел Доминик, стряхивая капли дождя с пиджака.

– Нужно было надеть пальто, – сказал он, разглядывая свои мокрые руки. – Не ожидал ливня. Подумать только, улица полна народу… – Потом обвел взглядом всех присутствующих, заметил бренди на столе и снова посмотрел на их лица. – Что случилось? Вы выглядите ужасно! Мама? – Он нахмурился, вглядываясь в Кэролайн. – Бабушка заболела?

– Нет, – ответил Эдвард за жену. – Случилось еще одно убийство. Тебе лучше сесть и налить себе бренди.

Доминик уставился на него, лицо его побледнело.

– Боже! – выдохнул он. – Кто?

– Верити Лессинг.

Доминик сел.

– Дочь пономаря?

– Да. – Эдвард налил бренди и передал ему стакан.

– Что произошло? – Доминик был озадачен. – Ее нашли также на Кейтер-стрит?

– На аллее поблизости, – ответил Эдвард. – Мне кажется, уже всем понятно: кто бы ни был этот сумасшедший, он живет где-то здесь, около Кейтер-стрит, или работает рядом и приходит сюда регулярно.

Никто ему не ответил. Шарлотта следила за его лицом. Она почувствовала необычайное облегчение. Отец весь вечер был дома, и когда придет Питт – а она не сомневалась, что он придет, – вопросов к папе не будет.

– Мне очень жаль, – продолжал Эдвард. – Мы больше не можем предполагать, что это какой-то бродяга из трущоб, вторгшийся к нам по несчастной случайности.

– Папа, – обратилась Эмили, явно нервничая, – ты не можешь предположить, что это может быть… мог действительно быть кто-то, кого мы знаем?

– Конечно, нет, – сказала Сара резко. – Это может быть только сумасшедший!

– Это не означает, что мы его не знаем. – Шарлотта высказала мучившую ее мысль, которая зрела у нее в голове. – В конце концов, кто-то должен знать его!

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – рассердилась на нее Сара. – Я не знаю никаких сумасшедших.

– Откуда ты знаешь, что ты не знаешь?

– Конечно же, нет!

– Что ты пытаешься сказать, Шарлотта? – повернулся к ней Доминик. – Что мы можем не знать, что кто-то из тех, с кем мы знакомы, сумасшедший?

– Ну, ты бы узнал? – Шарлотта взглянула на него. – Если бы это было так легко увидеть, разве те, кто знает его, не сказали бы что-то, не сделали бы что-то к этому времени? Кто-то должен знать его… Торговцы, слуги, соседи… Даже если у него нет семьи.

– О, но как это ужасно, – Эмили пристально посмотрела на нее, – быть чьим-то слугой или соседом – и знать, что он сумасшедший, что он убил женщин…

– Именно это я и пытаюсь сказать! – Шарлотта поворачивалась от одного к другому, ожидая ответа. – Я не думаю, что кто-нибудь из нас знает это, иначе преступник давно был бы пойман. Полиция разговаривала с разными людьми. Если кто-то ведал или подозревал это в ком-либо, об этом уже стало бы известно.

– Есть, по крайней мере, несколько человек, о которых я могу думать, что они совсем не такие внутри, какими представляются на поверхности, – в первый раз вдруг заговорила бабушка. – Я всегда говорила, что невозможно определить, сколько злобы скрывается под гладким фасадом хороших манер. Святоши оказываются дьяволами внутри.

– А некоторые из тех, кто представляется дьяволами, и есть дьяволы, вне зависимости от того, насколько глубоко вы смотрите, – инстинктивно сказала Шарлотта.

– Твое замечание должно что-то значить? – с упреком спросила бабушка. – Ты уже достигла того возраста, когда должна контролировать свой язык! В мои молодые годы девушки знали, как себя вести.

– В ваши годы у вас не было четырех убийств на улице, где вы жили. – Кэролайн пришла на помощь Шарлотте, а заодно и самой себе. – Так вы нам часто говорили.

– Может быть, именно поэтому и не было, – огрызнулась бабушка.

– Почему это? – вмешалась Сара. – Мы все знаем, что язык у Шарлотты хорошо подвешен и она говорит не думая, но вы полагаете, именно это ее качество привело к убийству Верити Лессинг вблизи от Кейтер-стрит сегодня вечером?

– Ты дерзишь, Сара – сказала бабушка. – И это совсем не похоже на тебя.

– Я думаю, вы несправедливы, бабушка, – улыбнулся ей Доминик. Обычно он умел польстить, знал об этом и часто этим пользовался. – Мы все шокированы – как тем, что убит кто-то, кого мы знали, так и той мыслью, что убийцей может быть человек, которого мы все знаем или, по крайней мере, у кого-то встречали.

– Да, мама, – Эдвард встал, – пожалуй, вам пора спать. Кэролайн проследит, чтобы вам принесли что-нибудь выпить перед сном.

Бабушка внимательно и довольно воинственно посмотрела на него:

– Я не желаю идти спать. И не хочу, чтобы меня прогоняли!

– Так будет лучше. – Эдвард твердо стоял на своем.

Бабушка села на свое место, но Эдвард не уступал, и через несколько минут она позволила ему помочь ей встать и с болезненной гримасой на лице удалилась.

– Слава богу, – устало произнесла Кэролайн. – Это уже слишком.

– Тем не менее, – проворчал Доминик, – мы не можем избежать правды, которая заключается в том, что, как сказала Шарлотта, это может быть любой… даже тот, с кем мы разговариваем, тот, с кем мы всегда чувствовали себя в полной безопасности…

– Остановись, Доминик! – Сара выпрямилась в кресле. – Ты заставишь нас подозревать наших соседей, даже наших друзей. Будет невозможно вести обычный разговор с кем-либо без того, чтобы не думать: «А может, это он?»

– Наверное, это было бы даже хорошо, – задумчиво сказала Эмили, – пока его не поймают.

– Эмили! Как ты можешь говорить такие вещи даже в шутку? Сейчас плохое время для юмора любого сорта.

– Эмили не шутит, – вступился за нее Доминик. – Она в высшей степени практична, как всегда. И в некоторой степени права. Если бы Верити Лессинг была более подозрительной, она, вероятно, была бы сейчас жива.

Новая мысль пришла в голову Шарлотте:

– Ты так думаешь, Доминик? Ты считаешь, что никто не слышал криков о помощи… потому что тот, кто делал это, был знаком каждой жертве и они не боялись его до тех пор, пока не становилось слишком поздно?

Доминик побледнел. Очевидно, он не думал об этом. Его мысли следовали за его словами, но не наоборот. Его воображение сильно запаздывало.

Шарлотта была удивлена. Она думала, что он пришел к такому выводу раньше ее.

– Тогда все становится понятным, – с грустью сказала она.

– Такой же результат будет, если на тебя внезапно нападут сзади, – отметила Сара.

– Я думаю, этот разговор бесполезен, – перебил Эдвард. – Мы не можем защитить себя, обвиняя всех наших знакомых, это может быть очень несправедливо по отношению к ним. В результате мы будем напуганы больше, чем сейчас.

– Легко сказать. – Кэролайн рассматривала свой стакан с бренди. – Но будет очень трудно сделать. С сегодняшнего дня я буду думать о людях по-другому. Буду думать, как мало я действительно знаю о них, и они будут так же думать обо мне или, по крайней мере, о моей семье.

Сара вгляделась в нее, нахмурив брови:

– Ты имеешь в виду, что они могут подозревать папу?

– Почему нет? Или Доминика. Они не знают их так, как знаем мы.

Тут же новая мысль пришла Шарлотте в голову, и она со стыдом вспомнила тот ужасный час, как они с мамой допускали возможность папиного участия в этом деле. Она не смотрела на маму. Было бы гораздо лучше, если бы она могла забыть об этом.

– Чего я боюсь, – честно призналась она, – так это того, что однажды я могу встретить кого-то, и мои подозрения отразятся на моем лице… и на этот раз они будут оправданы. И когда он увидит мои подозрения, а я увижу по его лицу, что была права, мы посмотрим друг на друга, и он поймет, что я знаю. И он должен будет меня убить… быстро, до того, как я успею заговорить или закричать…

– Шарлотта! – Эдвард встал и стукнул кулаком по столу, затем постучал снова. – Перестань! Ты абсолютно глупо пугаешь всех. Это совершенно необязательно. Никто из вас не столкнется с этим человеком один на один.

– Мы не знаем, кто он, – не останавливалась Шарлотта. – Это может быть кто-то, кого мы считаем другом, который безопасен, будучи одним из нас! Это может быть викарий, мальчик от мясника или мистер Абернази…

– Не говори глупостей! Это будет кто-то, с кем мы едва знакомы или совсем незнакомы. Мы, пожалуй, не способны правильно определить характер по лицу, но уж настолько ошибаться относительно близких знакомых мы не можем.

– Не можем? – Шарлотта рассматривала белое пятно на стене. – Мне интересно, насколько характер человека лежит на поверхности, насколько хорошо мы знаем кого-либо. На самом деле мы мало знаем друг о друге, не говоря уже о просто знакомых.

Доминик все еще не отводил взгляд от нее, на его лице было написано удивление:

– Я полагал, мы знаем друг друга очень хорошо.

– Ты знаешь? – Она обернулась к нему, встретила взгляд его черных горящих глаз. На этот раз ее интересовала только суть разговора, ее сердце не выпрыгивало из груди. – Ты все еще так думаешь?

– Возможно, нет. – Он отвернулся и пошел к графину с бренди, чтобы налить себе. – Кто-нибудь хочет еще выпить?

Эдвард встал:

– Думаю, нам всем лучше всего пойти спать пораньше. После сна мы отдохнем и будем способны обсудить наши проблемы… с практической стороны. Я подумаю об этом и утром дам вам знать, что я решил. Как нам нужно вести себя до того, как убийца будет пойман.

На следующий день их ожидали обычные малоприятные обязанности, которые, тем не менее, необходимо было выполнять. Рано утром пришел констебль из полиции, официально проинформировал их об убийстве и спросил, имеют ли они какую-нибудь дополнительную информацию. Шарлотту интересовало, придет ли Питт, и она одновременно почувствовала облегчение и разочарование от того, что он не пришел.

Обед, состоявший из холодного мяса и овощей, прошел более или менее молчаливо, как деловое мероприятие. После обеда все четверо пошли к Лессингам, чтобы выразить соболезнования. Там они предложили свою помощь. Хотя, конечно, ничто не могло снять шок или облегчить боль родителей. Тем не менее, этот визит необходимо было нанести. Если бы вежливость не была соблюдена, это принесло бы дополнительную боль.

Они все носили одежду темных оттенков. Мама была в черном. Шарлотта посмотрелась в зеркало перед уходом и посчитала, что одета абсолютно безвкусно. Она была в темно-зеленом с черной оторочкой платье и в черной шляпке. Наряд этот не украшал ее, особенно под осенним солнцем.

Они шли пешком, было недалеко. В доме Лессингов все шторы на окнах были задернуты, на улице около дома ходил констебль. Он выглядел солидно и мрачно. Шарлотта вдруг подумала, что, возможно, он и привык к смерти, даже насильственной, но не к горю тех, кто любил умершего. Наверное, это тяжкая обязанность – наблюдать горе тех, кому не можешь помочь. Ей было любопытно, чувствовал ли Питт себя беспомощным, или он слишком занят, складывая вместе кусочки данных, – кто где был, кто кого любил, кто кого ненавидел, причины… Шарлотта вдруг поняла, насколько глубоко она терпеть бы не могла эту работу, насколько пугала бы ее ответственность. Все вокруг искали в нем спасителя от их страхов, он должен был найти этого бандита, доказать, что это не тот, кого они любят. Этого хотел от него каждый из них со своими родными и близкими, со своими тайными подозрениями и с ужасными, невысказанными страхами. Они ждали от него чуда? Он не мог изменить правду. Пожалуй, он даже не мог найти эту правду…

У двери их встретила очень нервная служанка с заплаканными глазами. Миссис Лессинг находилась в передней гостиной, затемненной в знак уважения к погибшей, газовые лампы на стенах тихо шипели. Она оделась в черное, ее лицо было совершенно бледным; волосы растрепаны, не ухожены, как будто она распустила их на ночь, а утром стянула назад гребнем и заколками.

Кэролайн пошла прямо к ней, обняла ее, поцеловала в щеку. Верити была единственным ребенком в семье Лессингов.

– Дорогая моя, я так вам сочувствую, – сказала она со скорбью в голосе. – Можем ли мы чем-нибудь помочь? Может, вы хотите, чтобы одна из нас осталась с вами ненадолго? Небольшая помощь…

Миссис Лессинг не могла говорить. Ее глаза широко раскрылись от удивления, затем в них мелькнула надежда. Она разрыдалась и уткнула лицо в плечо Кэролайн. Та обняла ее, прижала крепче к себе и держала, трогая выбившиеся из прически пряди, приглаживала их, как будто это имело какое-то значение.

Шарлотта чувствовала, что вот-вот заплачет от жалости. Она вспомнила, когда в последний раз видела Верити. Шарлотта была тогда слишком резка с ней и собиралась извиниться. Теперь это будет невозможно.

– Я хотела бы остаться с вами, миссис Лессинг, – сказала она. – Я очень любила Верити. Пожалуйста, позвольте мне помочь. У вас будет много дел. Вы не должны делать это одна. И я знаю, у мистера Лессинга много… обязанностей, которые нельзя оставить невыполненными.

Только через несколько минут миссис Лессинг смогла контролировать себя. Она повернулась к Шарлотте, все еще борясь с собой, чтобы сдержать слезы и не плакать, но не стыдясь своего горя.

– Спасибо, Шарлотта. Пожалуйста… пожалуйста, останься!

Уже все было сказано между ними. Шарлотта не хотела оставлять миссис Лессинг одну ни на минуту, и осталась, когда все уехали. Было обговорено, что через час или два Мэддок привезет ей коробку с платьями и туалетными принадлежностями.

Был очень тяжелый день. Так как мистер Лессинг служил пономарем в церкви, у него были обязанности, которые удерживали его вне дома большую часть времени, и поэтому Шарлотта, оставшись с миссис Лессинг, должна была встречать визитеров, приходивших, чтобы выразить соболезнования. Разговоры были недолгими; повторялись одни и те же слова, выражающие шок и сострадание. Все говорили о том, как они любили Верити, и все приходили в ужас от того, что может произойти дальше.

Естественно, пришел викарий – то, чего Шарлотта опасалась, но знала, что это неизбежно. Очевидно, он был тут вчера вечером, когда новость услышали в первый раз, и сегодня вечером он пришел опять, приведя с собой Марту. Служанка открыла дверь, Шарлотта приняла их в гостиной. Миссис Лессинг наконец-то согласилась немного отдохнуть и уснула в своей спальне.

– Ах, мисс Эллисон! – Викарий посмотрел на нее с удивлением. – Вы тоже нанесли визит бедной миссис Лессинг? Это очень хорошо с вашей стороны. Теперь вы спокойно можете уйти. Мы здесь, чтобы направить и успокоить ее в этот трудный час. Бог дает, и Бог отбирает.

– Нет, я не наношу визит миссис Лессинг, – ответила Шарлотта несколько резко. – Я остаюсь здесь, чтобы помочь ей, насколько смогу. Тут должно быть сделано много работы…

– Я уверен, мы справимся с ней. – Было очевидно, что викарий не одобряет ее, возможно, из-за ее тона. – Я больше привык к таким условиям, чем вы в ваши юные годы. Это мое призвание в жизни – успокаивать страждущих и скорбеть со скорбящими.

– Я сомневаюсь, что у вас останется время на домашние заботы, викарий. – Шарлотта не уступала своих позиций. – Как вы сказали, вы будете заняты устройством похорон. И так как это ваше призвание – успокаивать страждущих, у вас есть другие прихожане, которые нуждаются в вашем времени. Я думаю, что миссис Абернази все еще нуждается.

Краешком глаза она видела белое лицо Марты, еще более бледное из-за контраста с черными, глубоко запавшими глазами и такими же черными бровями. Бедная женщина, казалось, готова упасть в обморок, несмотря на широкие плечи и солидное телосложение.

– Пожалуйста, сядьте. – Шарлотта подтолкнула к ней кресло. – Вы, должно быть, ужасно устали. Вы не спали всю ночь?

Марта кивнула и утонула в кресле.

– Вы очень добрая женщина, – сказала она слегка дрожащим голосом. – Слишком много всего нужно предусмотреть. Надо приготовить обед для всех, написать письма, приготовить черные накидки… И дома должен быть порядок, нужно проинструктировать служанок… Миссис Лессинг спит?

– Да, и я меньше всего хочу будить ее, если только это действительно не будет необходимо, – твердо сказала Шарлотта, предназначая это для ушей викария, хотя продолжала смотреть на Марту.

Викарий проворчал:

– Я надеялся оказать духовную помощь бедной женщине, но если, как вы говорите, она спит, то, полагаю, я навещу ее в другой раз.

– Очень хорошо. – Шарлотта не хотела предлагать им угощение, но усталое лицо Марты вызвало у нее жалость. – Могу я предложить чашечку чая? Это нетрудно.

Марта открыла рот, чтобы согласиться, затем сомнения, смешанные с беспокойством, появились на ее лице. Она еще немного поколебалась, затем решительно встала и отклонила предложение.

После того как они ушли, Шарлотта пошла на кухню, чтобы убедиться, что все приготовлено для легкого ужина и что все необходимое из еды на следующий день имеется в наличии. От этих обязанностей ее отвлекла служанка, которая сообщила, что пришла полиция. Она ожидала их визита, думала об этом с самого начала, и, тем не менее, их приход застал ее врасплох.

Конечно, это был Питт. Странно, но Шарлотта смутилась при мысли, что он увидит ее здесь, что она вызвалась помогать.

– Добрый вечер, мисс Эллисон. – Он не выразил своего удивления, увидев ее, однако брови вопросительно поднялись. – Как себя чувствует миссис Лессинг? Достаточно ли хорошо, чтобы поговорить со мной? Я знаю, что мистер Лессинг в церкви.

– Я думаю, она побеседует с вами, – сказала Шарлотта. Она говорила мягким тоном, чтобы не показаться резкой. – Возможно, лучше поговорить с ней как можно скорее. Все равно нет никакой возможности избежать разговора. Если вы подождете, я поднимусь наверх и разбужу ее. Если это потребует немного времени, пожалуйста, извините меня.

– Конечно. – Поколебавшись, он позвал ее: – Шарлотта!

Она обернулась.

Он стоял нахмурившись:

– Если она больна или очень расстроена, то у меня нет к ней таких вопросов, которые не могли бы подождать до завтра. Просто я сильно сомневаюсь, что завтра будет легче. После того как мы закончим, она даже, пожалуй, будет лучше спать.

Шарлотта улыбнулась.

– Думаю, так и случится. Могу я присутствовать, если она захочет?

– Я бы предпочел, чтобы вы присутствовали.

Потребовалось несколько минут, чтобы поднять миссис Лессинг и уверить ее, что она выглядит вполне приемлемо и не опозорит себя перед столь низким существом, как полицейский; что он будет очень вежлив и ей нечего бояться, так как она ни в чем не виновата, и что ей станет гораздо легче после того, как вся процедура будет закончена. У Шарлотты не хватило смелости сказать ей, что это только первый визит из многих последующих. Одного потрясения на сегодня достаточно.

Питт был очень мягок с ней, но задавал неизбежные вопросы. Кто были друзья Верити? С кем она недавно познакомилась? Кому из мужчин она нравилась? Боялась ли она кого-либо? Насколько хорошо она знала Хлою Абернази? Гостила ли она у Хилтонов или Эллисонов, так чтобы могла знать их служанок? Знали ли они ее? Располагали ли они какой-либо информацией, которая могла объединять их?

Миссис Лессинг не знала ничего, что могло бы помочь. Она все еще страдала от шока и отвечала на вопросы какими-то ставящими в тупик бессмыслицами. Как будто бы она не понимала цели этих вопросов.

Наконец Питт сдался и поднялся, чтобы уйти. Миссис Лессинг медленно вышла в холл и закрыла за собой дверь.

– Вы остаетесь, Шарлотта?

Ей не пришло в голову упрекнуть его за наглость, за то, что он назвал ее по имени.

– Да, здесь много работы, а мистер Лессинг еще занят в церкви. Он не очень практичный человек, не привык вести домашнее хозяйство.

– Хорошо бы позволить ей делать какую-то домашнюю работу самой. Занятость не может вылечить, но может облегчить страдания. От безделья появляется время задуматься.

– Хорошо, я… я найду какую-нибудь домашнюю работу, которая отвлечет ее от горестных мыслей. Но я сама буду заниматься всеми приготовлениями к похоронам, оповещать людей и тому подобное.

Питт засмеялся:

– По работе мне приходится часто видеть трагедии, горе и жестокость, но я вижу также и много доброты. Доброго вечера. – Он повернулся к двери. – Не забудьте: не ходите одна по улицам ни при каких обстоятельствах. Даже если потребуется пойти за доктором. Лучше попросите мистера Лессинга или зайдите к соседям. Они поймут.

– Мистер Питт!

– Да?

– Вы знаете что-нибудь еще? Я имею в виду, что это за человек? Из какого… он сословия? – Она думала о Джордже и Эмили.

– Вы знаете что-то, о чем мне не говорили? – Инспектор снова смотрел на нее так, словно видел ее насквозь, словно хорошо знал ее – как равный, а не как полицейский.

– Нет! Конечно, нет! Если бы я знала что-то, я бы вам сказала.

– Сказали бы? – В его голосе слышалось легкое недоверие. – Даже если это было бы не более чем подозрение? Вы бы не побоялись обидеть кого-то… может быть, того, кого вы любите?

На кончике ее языка уже вертелись сердитые слова, что она не любит никого, кто бы мог быть связан с таким преступлением. Затем что-то в нем заставило ее быть честной… может, его ум или его порядочность.

– Да, конечно, я должна бояться обидеть кого-то, если это всего лишь пустые подозрения. Но я думаю, вы не делаете окончательных заключений только потому, что кто-то что-то говорит вам? – Это был вопрос; она хотела, чтобы Питт заверил ее.

– Нет, иначе мы ловили бы десять преступников по каждому преступлению. – Он засмеялся, снова показывая свои блестящие белые зубы. – Так о чем вы не хотите мне рассказать?

– Вы уже сделали заключение! – горячилась Шарлотта. – Я не говорила, что я что-то знаю.

– Вы не сказали это прямо, но ваша отговорка заставляет меня думать, что вы что-то скрываете от меня.

Девушка отвернулась, настраивая себя на то, чтобы ничего не говорить ему.

– Вы ошибаетесь. Я хотела бы знать что-нибудь, что могло бы по-настоящему помочь, но я не знаю. Очень сожалею, что сказала что-то, что создало ложное впечатление.

– Шарлотта!

– Вы стали сверхфамильярны, инспектор Питт, – очень тихо сказала она.

Он подошел к ней сзади. Шарлотта точно знала, где он. Слова Эмили об обожании промелькнули в голове девушки, и она вся покраснела от смущения и от внезапного ужасного понимания того, что это было правдой. Она словно приросла к месту.

– Шарлотта, – сказал Питт очень мягко. – Этот человек уже убил четырех женщин. Нет причин думать, что он остановится. Очень возможно, что он не в состоянии помочь себе сам. Лучше уж пусть невинный подозревается несправедливо, очень недолгое время… он будет одним из многих, чем умрет еще одна женщина. Сколько лет было Лили? Девятнадцать? Верити Лессинг было только двадцать. Хлое Абернази было немногим больше. А служанке Хилтонов? Я даже не могу вспомнить ее имя… Если вы сомневаетесь в чудовищности этого, пойдите наверх и снова взгляните на миссис Лессинг…

– Я знаю! – с яростью выкрикнула Шарлотта. – Вы не должны напоминать мне! Я здесь уже почти сутки.

– Тогда скажите мне, о чем вы думали, что видели или слышали… Что бы это ни было. Если это ошибка, я узнаю. Никто не будет преследоваться напрасно. Рано или поздно убийца будет пойман, но лучше, если это случится теперь, до того, как он убил снова.

Шарлотта повернулась к нему, хотя и не желала смотреть на него:

– Вы думаете, он убьет снова?

– А вы так не думаете?

Она закрыла глаза, чтобы не смотреть ему в лицо.

– Что здесь произошло? Это был тихий, спокойный квартал. Самыми значительными происшествиями были несколько несчастливых любовных романов и горсточка ничего не значащих сплетен. Теперь вдруг погибают люди. Мы смотрим друг на друга – и подозреваем! Я! Я смотрю на знакомых и даже родных, которым доверяла годами, и думаю: «А может, это он?» Думаю о них такое, что заставляет меня краснеть от стыда. Я могу видеть в их лицах, что они знают: я подозреваю их! В этом заключена самая отвратительная часть всего произошедшего. Они знают, что я не уверена в них. Что они должны чувствовать? Как человек должен себя чувствовать, глядя на жену или дочь и видя в их глазах, что, несмотря на их слова, они продолжают быть не уверены, что это не он? Что в их мозгу уже засела мысль, что это возможно… Сможете ли вы после всех этих мыслей вернуться к прежним отношениям? Сможет ли любовь пережить это? Пусть не любовь, но доверие, вера в кого-то, ощущение, что вы знаете их настолько хорошо, что не можете даже допустить подобных мыслей?