Текст книги "Призрак с Кейтер-стрит"
Автор книги: Энн Перри
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Энн Перри
«Призрак с Кейтер-стрит»
Глава 1
Шарлотта Эллисон стояла посреди комнаты с газетой в руках. Ее отец был очень неосторожен, оставив газету на столике. Он не одобрял чтения газет дочерью, подталкивая ее к более подходящему для молодой леди кругу чтения. И этот круг исключал любые скандальные истории, как личные, так и политические, все темы спорного характера и, естественно, описания преступлений любого вида. Фактически все, что было интересного в газете!
Так получалось, что Шарлотта брала газеты из кладовой, куда дворецкий Мэддок складывал их перед тем, как их выбросить, и они всегда оказывались у нее в руках, хотя и на день позже, чем у остальных жителей Лондона.
На этот раз это была сегодняшняя газета, от 20 апреля 1881 года, и главной, самой интересной новостью была вчерашняя смерть мистера Дизраэли.[1]1
Бенджамин Дизраэли, граф Биконсфильд (1804–1881), – английский государственный деятель, член Консервативной партии Великобритании, 40-й и 42-й премьер-министр Великобритании (1868, 1874–1880), член Палаты лордов (с 1876 г.).
[Закрыть] Ей очень хотелось узнать, как чувствовал себя мистер Гладстон.[2]2
Уильям Юарт Гладстон (1809–1898), английский государственный деятель и писатель, лидер Либеральной партии Великобритании, 41-й (1868–1874), 43-й (1880–1885), 45-й (1886) и 47-й (1892–1894) премьер-министр Великобритании. Основной противник Дизраэли.
[Закрыть] Было ли у него чувство потери? Был ли он большую часть жизни главным врагом этого человека, так же как и главным другом? Конечно, так и должно быть. Должно быть пересечение нитей в полотне жизненных эмоций.
Шарлотта услышала звук шагов за стеной в холле и быстро отложила газету в сторону. Она еще не забыла гнев отца, когда он застал ее читающей вечерний журнал три года назад. Тогда это был материал, посвященный судебному процессу о клевете между мистером Уистлером и мистером Раскином. Но даже в прошлом году, когда она проявила интерес к новостям о Зулусской войне, рассказанной очевидцами, действительно побывавшими в Африке, отец смотрел на это с равным неодобрением. Он даже отказался прочесть им избранные страницы, которые рассматривал как приемлемые. Закончилось тем, что Доминик, муж сестры, рассказал ей все, что он запомнил… но, как всегда, на день позже.
Размышления о мистере Дизраэли и вообще о газетах сразу же улетучились из головы, как только Шарлотта вспомнила о Доминике. С того самого дня, когда он в первый раз появился в их доме шесть лет назад, она была очарована им. Саре было тогда двадцать лет, самой Шарлотте – семнадцать, а Эмили – только тринадцать. Конечно, он приходил к Саре. Шарлотте разрешалось быть в гостиной лишь вместе с матерью, чтобы все ухаживания соответствовали принятому этикету. Доминик едва ли замечал ее. Его вежливые слова, обращенные к ней, обычно были направлены в пустоту, взгляд проходил где-то над ее левым плечом. Он видел только золотистые волосы Сары, ее изящное лицо. Шарлотта с ее темными каштановыми волосами, которые так трудно было держать аккуратно уложенными, присутствовала там как обуза, как девчонка, обучаемая хорошим манерам.
Через год они поженились, и Доминик перестал быть таким таинственным. Он больше не появлялся в волшебном мире чьих-то других романов. Но даже после пяти лет знакомства, живя под одной и той же благоустроенной крышей, он все еще излучал такой же шарм, так же очаровывал ее.
Звуки его шагов… Шарлотта узнавала его походку бессознательно, не думая. Это была часть ее жизни – прислушиваться к его словам, распознавать его первым в любой толпе, знать, где именно в доме он находится, помнить, что он когда-либо сказал, даже самые тривиальные фразы.
Шарлотта привыкла к этому. Доминик всегда был вне досягаемости для нее. Не то чтобы он когда-нибудь интересовался ею – она этого и не ожидала. Может быть, однажды она встретит кого-то, кого будет любить и уважать, кого-то подходящего. Мама поговорит с ним, удостоверится, что он подходит в социальном и личном планах, и тогда папа сделает все другие необходимые приготовления к бракосочетанию. Так он делал для Доминика и Сары и, без сомнения, сделает для Эмили и для нее. Конечно, по очереди. Это не было то, о чем Шарлотта думала постоянно – все это ей представлялось в будущем. В настоящем был Доминик, этот дом, ее родители, Эмили, Сара и бабушка.
В настоящем была также тетушка Сюзанна, которая должна прийти к чаю через два часа. А еще она услышала удаляющиеся шаги в холле, что давало ей возможность заглянуть в газету.
Но через несколько минут вошла мама так тихо, что Шарлотта ее не услышала.
– Шарлотта.
Она не успела скрыть, что делала, поэтому опустила газету и посмотрела матери в лицо.
– Да, мама. – Это было признание вины.
– Ты знаешь, как относится отец к твоему пристрастию к газетам. – Мать посмотрела на сложенную газету в руках Шарлотты. – Я вообще не понимаю, почему ты делаешь это. Очень мало путного пишут; кроме того, папа пересказывает нам все самое интересное. Но если ты так уж хочешь прочесть сама, то делай это скрытно в кладовой у Мэддока, или пусть Доминик расскажет тебе.
Шарлотта почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она отвернулась. Ей не было известно, что мама знает о кладовке Мэддока и, тем более, о Доминике. Неужели он рассказал ей? Почему-то эта мысль причинила ей боль, словно ее предали. Это было удивительно. У нее не было секретов с Домиником. Что мать себе воображает?
– Да, мама. Извини меня. – Шарлотта тихо положила газету обратно на столик. – Я не попадусь больше папе.
– Если ты хочешь читать, почему ты не читаешь книги? У нас в книжном шкафу есть что-то мистера Диккенса, и я уверена, что ты еще не читала роман «Конингсби» мистера Дизраэли.[3]3
Первый т. н. социальный роман Б. Дизраэли «Coningsby or the New Generations» (1844).
[Закрыть]
Странно, люди так часто говорят, что они уверены, когда имеют в виду, что они не уверены.
– Мистер Дизраэли умер вчера, – ответила Шарлотта. – Меня эта книга не развлекла бы. Не сейчас.
– Мистер Дизраэли? Дорогая моя, это такая потеря! Меня никогда не волновал мистер Гладстон, но не говори об этом отцу. Он напоминает мне нашего викария.
Шарлотта едва удерживалась от хихиканья.
– Тебе не нравится викарий, мама?
Мать тут же спохватилась и стала серьезной:
– Нет, почему же… Теперь, пожалуйста, пойди и подготовься к чаю. Ты забыла, что тетушка Сюзанна придет к нам на чай?
– Но не раньше, чем через полтора часа, – запротестовала Шарлотта.
– Тогда иди и займись рукоделием или продолжи рисовать картину, над которой ты трудилась вчера.
– Но классно не получается…
– Не используй жаргон, Шарлотта. Надо говорить «не получается хорошо»… Я понимаю. Тогда, может быть, ты доделаешь одеяла и отнесешь их завтра жене викария? Я обещала, что мы их ей доставим.
– Ты полагаешь, они действительно достаются бедным? – искренне удивилась Шарлотта.
– Я не знаю. – Лицо матери слегка расслабилось; сама мысль об этом пришла ей в голову впервые. – Я никогда не думала о жизни бедных. Но викарий уверяет нас, что они бедствуют, и мы должны полагать, что он знает это наверняка.
– Даже если он нам совершенно не нравится.
– Шарлотта, пожалуйста, не дерзи. – Но никакой строгости в ее голосе не звучало. Сама того не желая, Шарлотта попала в точку и поняла это. Мать не обиделась на нее, она рассердилась на себя.
Шарлотта послушно вышла из комнаты и отправилась наверх. Она решила закончить шить одеяла – когда-нибудь это должно быть сделано.
Чай сервировала Дора, девушка из кухни, в одной из дальних комнат. Чаепитие было самой непредсказуемой процедурой. Оно всегда начиналось в четыре часа и всегда (когда они были дома) в той же комнате с бледно-зеленой мебелью, с большими окнами с видом на газон. Сейчас окна были закрыты, несмотря на то что яркие косые лучи весеннего солнца освещали траву и последние желтые нарциссы. Это был крошечный сад – небольшой, несколько ярдов, газон, маленькая клумба с цветами и одинокая тонкая березка около стены. Больше всего Шарлотте нравились розы, которые цеплялись за старую кирпичную стену и карабкались вверх. Целое лето с июня по ноябрь было украшено ими, старыми розами. В грозу они раскидывали в беспорядке свои ветви, покрывая почву под собой ковром из листьев и лепестков.
Непредсказуемой была компания, которая собиралась к чаю. Либо они приглашали кого-то и тогда усаживались вокруг гостя на неудобные стулья в другой удаленной комнате и вели какие-то неуклюжие разговоры; или к кому-то из домочадцев гости приезжали сами. Сара была знакома с одной супружеской парой, чьи разговоры Шарлотта находила неописуемо скучными. Друзья Эмили были немного лучше: они обсуждали всякие романтические дела, фасоны и кто за кем ухаживал.
Большинство маминых друзей были холодны, чопорны, говорили с полным осознанием своей правоты, но там было, по крайней мере, двое, чьи воспоминания Шарлотта любила слушать… воспоминания о старых обожателях, которые давно погибли в Крыму, Севастополе, Балаклаве в кавалерийских атаках, а также о тех немногих, которые возвратились с поля битвы. Также они рассказывали со смесью обожания и неодобрения о Флоренс Найтингейл[4]4
Флоренс Найтингейл (1820–1910) – британский общественный деятель, сестра милосердия.
[Закрыть], «такой неженственной, но вы должны уважать ее за смелость, моя дорогая. Не леди, но англичанка, которой мы все должны гордиться!».
Бабушкины друзья интересовали Шарлотту даже больше. Не то чтобы они нравились ей, разве что немногие. Это были необыкновенные, постоянно несогласные друг с другом старые леди. Но миссис Селби было уже за восемьдесят, и она могла помнить Трафальгарские события, смерть лорда Нельсона, черные ленты на улицах, рыдающих людей, черные рамки в газетах. Она утверждала, что все это помнит. Она часто говорила о Ватерлоо и великом герцоге, о скандалах императрицы Жозефины, о возвращении Наполеона с Эльбы и о его ста днях. Большую часть рассказов она подслушала в гостиных, таких же, как эта, может быть, более аскетичных, с меньшим количеством мебели, светлее, в стиле новой классики. Тем не менее это волновало Шарлотту острее, чем окружающая реальность.
Но сейчас был 1881 год, время, далекое от тех событий и наполненное иными событиями: смертью мистера Дизраэли, газовыми фонарями на улицах, женщинами, принятыми в Лондонский университет… Королева стала императрицей Индии, и ее империя распространялась во все уголки земли. Джеймс Вольф и равнины Авраама, Роберт Клайв и Уоррен Гастингс в Индии, Ливингстон в Африке и Зулусская война стали уже событиями истории. Альберт, принц-консорт, умер от тифа уже двадцать лет назад, Гилберт и Салливан уже написали несколько опер, таких как «Фрегат ее величества „Пинафор“».
Сегодня навестить маму пришла миссис Винчестер. Она, конечно, скучная; зато здесь тетя Сюзанна, и это превосходно. Она была младшей папиной сестрой. На самом деле ей только тридцать шесть лет, она на девятнадцать лет моложе папы и лишь на десять лет старше Сары. Тетя Сюзанна больше была похожа на кузину. Они не виделись долгих три месяца. Ее не было в Лондоне, она уезжала в Йоркшир.
– Вы должны рассказать мне об этом, моя дорогая. – Миссис Винчестер наклонилась немного вперед, и на ее лице отразилось любопытство, а также высокомерная уверенность в том, что каждый должен рассказывать ей обо всем. – Кто такие Уиллисы? Вы должны рассказать мне… Я обнаружила, что моя память сейчас не так хороша, как я бы того хотела. – Она приняла выжидательную позу, подняв бровки.
Сюзанна была персоной постоянного интереса – ее приезды, отъезды, а особенно намеки на романтические истории или, еще лучше, на скандалы. Она обладала всеми необходимыми качествами для этого. Сюзанна вышла замуж в двадцать один год за джентльмена из хорошей семьи, и через год, в 1866-м, он был убит во время бунта в Гайд-парке, оставив ей солидное состояние в хорошо налаженном деле. Сюзанна была еще очень молода и необыкновенно красива, но до сих пор не вступила в новый брак, хотя, без сомнения, предложений было огромное количество. Мнения разделились. Одни считали, что она до сих пор горюет по убитому и, подобно королеве, никогда не оправится от своего горя; другие настаивали, что ее замужество было очень болезненно для Сюзанны, и у нее даже мысли не возникало о повторении этого опыта.
Шарлотта верила, что истина лежит где-то посередине. Будучи однажды замужем, Сюзанна удовлетворила требования семьи и общества, и при этом у нее не было желания снова связывать себя – по крайней мере, до тех пор, пока она не почувствует истинной потребности в браке, чего, однако, еще не случилось.
– Миссис Уиллис – кузина со стороны моей матери, – ответила Сюзанна с легкой усмешкой.
– Конечно, – миссис Винчестер откинулась в кресле. – А что делает мистер Уиллис? Молится? Мне интересно знать.
– Он священник в деревенской церкви, – терпеливо ответила Сюзанна. Ее ироничный взгляд встретился с насмешливым взглядом Шарлотты.
– О! – Миссис Винчестер постаралась скрыть разочарование. – Как мило. Я полагаю, вы принимаете большое участие в делах вашего прихода? Мне кажется, наш дорогой викарий был бы очень рад услышать о вашей благочинности. И бедная миссис Абернази… Думаю, это отвлечет ее от грустных мыслей, когда она услышит о деревне и о бедных.
Шарлотта не понимала, почему деревня и бедняки могут успокоить кого-либо и, в первую очередь, миссис Абернази.
– Да-да, – оживилась мама. – Это великолепная идея.
– Вы должны принести ей варенье, – добавила бабушка, кивая головой. – Всегда приятно получать варенье. Значит, люди беспокоятся о тебе. А люди сейчас не такие внимательные, как были во времена моей молодости. Они стали жестокими, совершается много преступлений. И такая развязность… Женщины ведут себя, как мужчины. Хотят то, что им не положено. Скоро у нас и куры закукарекают.
– Бедная миссис Абернази, – согласилась миссис Винчестер.
– Она была больна? – спросила Сюзанна.
– Как же иначе! – воскликнула бабушка. – А чего ты ожидала, дитя мое? Вот что я постоянно говорю Шарлотте. – Она посмотрела на внучку, буквально пронзив ее взглядом. – Что ты, что Шарлотта – обе одинаковы! – На этот раз обвинение было нацелено на Сюзанну. – Я уже отчитала Кэролайн за Шарлотту. – Она отмахнулась от своей невестки пухлой маленькой ручкой. – Но, наверное, я вряд ли могу упрекать ее за тебя. Ты, должно быть, дитя времени. Твой отец был недостаточно строг с тобой. Но ты хотя бы не читаешь эти ужасные газеты, которые приходят в этот дом. Я родила тебя слишком поздно.
– Мама, я полагаю, что Шарлотта читает не так уж много газет, как ты думаешь, – вступилась за Шарлотту Сюзанна.
– Сколько раз нужно читать одно и то же бумагомарание, чтобы оно навредило? – спросила бабушка требовательным тоном.
– Мама, они все разные.
– Откуда ты знаешь? – Бабушка была быстрой, как фокстерьер.
Сюзанна продолжала оставаться хладнокровной, и только лицо ее сильно побледнело.
– Мама, они печатают новости, которые каждый день разные.
– Ерунда! Они пишут про преступления и скандалы. Грех не изменился с тех пор, как Господь Бог допустил его в Эдемском саду.
Казалось, что на этом разговор был закончен. На несколько минут установилось молчание.
– Скажи нам, тетя Сюзанна, – снова начала разговор Сара, – деревня в Йоркшире хорошая? Я никогда там не была. Может быть, Уиллисы позволят мне и Доминику… – Она деликатно оставила предложение незаконченным.
Сюзанна улыбнулась:
– Я уверена, они будут рады. Но я не представляю, что Доминику понравится деревенская жизнь. Он всегда казался мне человеком более… утонченных вкусов, для того чтобы общаться и чаевничать с деревенской беднотой.
– Звучит ужасно скучно, – сказала Шарлотта, не подумав.
Все взоры обратились на нее. Удивленные и неодобрительные.
– Именно в таком месте нуждается миссис Абернази, я не сомневаюсь, – сказала миссис Винчестер с умным видом. – Создайте для нее приятное окружение… Бедняжка.
– Йоркшир бывает очень холодным в апреле, – тихо произнесла Сюзанна, переводя взгляд с одного на другого. – Если миссис Абернази болела, то не считаете ли вы, что июнь или июль будет для нее лучше?
– Неважно, какая погода! – огрызнулась бабушка. – Укрепление организма очень полезно.
– Но это не поможет, если вы больны…
– Ты со мной споришь, Сюзанна?
– Я только говорю тебе, мама, что Йоркшир ранней весной – не идеальное место для тех, кто не очень здоров. Тамошний климат не укрепит ее, она может подхватить пневмонию.
– По крайней мере, это отвлечет ее от грустных мыслей, – отрезала бабушка.
– Несчастная душа, – добавила миссис Винчестер. – Даже Йоркшир для нее будет лучше, чем оставаться здесь. Улучшит ее настроение.
– А чем здесь плохо? – спросила Сюзанна, глядя на миссис Винчестер. Затем она перевела взгляд на Шарлотту. – Я всегда считала, что здесь очень приятное место. Все преимущества большого города – и в то же время без тесноты и без дороговизны густонаселенных и модных районов. Наши улицы такие же чистые, и мы на расстоянии недолгой поездки от большинства интересных мест и развлечений, не говоря уже о друзьях.
Миссис Винчестер повернулась к ней.
– Но вас здесь не было, – было сказано обвинительным тоном.
– Только два месяца! Что могло измениться так сильно за это время? – Вопрос прозвучал с иронией и даже с некоторым сарказмом.
– Много ли времени нужно для этого? – Миссис Винчестер театрально вздрогнула и закрыла глаза. – О! Несчастная миссис Абернази. Как невыносимо для нее думать об этом! Неудивительно, что бедняжка боится ложиться спать.
Теперь Сюзанна была полностью поставлена в тупик. Она посмотрела на Шарлотту за разъяснениями. Та решилась рассказать ей все, несмотря на последствия.
– Вы помните Хлою, дочку миссис Абернази? – Шарлотта не ждала ответа. – Она была убита около шести недель назад, задушена. С нее сорвали платье, и грудь была вся изранена.
– Шарлотта! – Кэролайн уставилась на дочь. – Мы не разговариваем на эту тему!
– Мы говорим уже об этом, так или иначе, все время, – запротестовала Шарлотта. Краем глаза она увидела Эмили, которая едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. – Мы просто вуалируем это другими словами.
– Пусть лучше это будет завуалированным.
Миссис Винчестер вздрогнула снова.
– Я совершенно не могу думать об этом, воспоминания делают меня больной. Ее нашли на улице, скрючившейся на пешеходной дорожке. Как куча белья для стирки. Лицо было ужасным, как… как… я не знаю что. Глаза вытаращены, язык вывалился. Когда ее нашли, она лежала под дождем уже несколько часов. Всю ночь я не могла успокоиться.
– Не накручивайте себя! – прохрипела бабушка, глядя на возбужденное лицо миссис Винчестер.
Та быстро вспомнила, что она страдает, и запричитала – уже немного потише:
– О, это ужасно! Пожалуйста, миссис Эллисон, давайте не будем об этом больше говорить. Все это невыносимо. Бедная миссис Абернази. Я просто не понимаю, как она пережила такое!
– Что она может еще сделать, кроме как пережить, – тихо произнесла Шарлотта. – Это уже произошло. Теперь никто ничего не изменит.
– Насколько я знаю, такого еще никогда не бывало. – Сюзанна рассматривала свой чай. – Какой-то сумасшедший, грабитель… Такое невозможно предвидеть. – Она подняла голову, нахмурилась. – Уверена, что она была не одна на улице после наступления темноты.
– Милая Сюзанна, – пояснила Кэролайн, – сейчас, в середине зимы, темнеет уже после четырех, особенно в дождливую погоду. Как можно быть уверенной, что ты будешь дома к четырем часам? Это означало бы, что ты не можешь пойти к соседям на чай!
– Где она была?
– Она намеревалась отнести старую одежду викарию, для бедных. – Лицо Кэролайн перекосилось от нахлынувшего на нее страдания. – Бедное дитя. Ей было только восемнадцать.
Вдруг всем стало ясно, что это не пустая сплетня, приятно щекочущая нервы, а настоящая смерть молодой девушки, такой же, как они сами.
Неожиданно раздались шаги в холле. У всех сжалось горло, ужас перехватил дыхание. Никто не говорил.
Вошедшая в комнату Дора нарушила молчание, и тогда заговорили все разом.
Шарлотта все еще была очень подавлена, когда, чуть позже шести, вернулся домой отец. Снаружи небо потемнело, и на дороге застучали брызги от первых тяжелых капель дождя, когда экипаж приблизился к дому. Эдвард Эллисон служил в городе, в промышленном банке. Это приносило ему вполне удовлетворительный доход и статус, по крайней мере, приемлемый для среднего класса. Дочери были воспитаны в осознании того, что их статус скорее выше среднего.
Эдвард вошел в дом, стряхивая капли дождя с пальто. Через несколько секунд появился Мэддок, помог ему раздеться и аккуратно положил его цилиндр на место.
– Добрый вечер, Шарлотта.
– Добрый вечер, папа.
– Думаю, ты много успела за день? – строго спросил он, потирая руки. – Погода сегодня, как и положено по сезону, отвратительная. Хорошо, что мы дома, в ожидании шторма. Атмосферное давление просто угнетающее.
– Миссис Винчестер приходила к чаю. – Девушка предупредила вопрос отца о том, как прошел вечер. Отец знает, что Шарлотта не любит эту женщину.
– О боже, – слегка улыбнулся он. Между ними существовало взаимопонимание, хотя он и не показывал этого так часто, как дочь того хотела бы. – Мне казалось, что вы ожидали Сюзанну?
– Она тоже пришла, но миссис Винчестер заняла весь вечер, либо расспрашивая ее об Уиллисах, либо рассказывая о Хлое Абернази.
Лицо Эдварда омрачилось. Шарлотта поняла, что она случайно выдала мать. Папа ожидал, что мама будет контролировать разговоры в доме, и был сильно недоволен, что она не сделала этого.
В это время в холл из комнаты вошла Сара. Свет, падающий сзади, создавал венчик вокруг ее золотых волос. Она была очень мила, больше похожа на бабушку, чем на Кэролайн, свою мать: такая же белая нежная кожа, такой же аккуратный ротик, такой же маленький приятный подбородок.
– Здравствуй, Сара, дорогая моя. – Эдвард слегка потрепал ее по плечу. – Ждешь Доминика?
– Я думала, ты и есть Доминик. – В ее голосе послышалась легкая нотка разочарования. – Хотелось бы, чтобы он успел приехать до грозы. Мне показалось, я слышала раскаты грома несколько минут назад.
Сара отступила назад. Эдвард сразу же направился в комнату с камином и встал к нему спиной, заблокировав почти все тепло. Эмили сидела за пианино и энергично листала ноты. Отец смотрел на своих дочерей, абсолютно довольный.
Раздался новый глуховатый раскат грома, от ветра резко со стуком захлопнулась дверь. Все в комнате автоматически повернули туда головы. Снаружи послышалось шарканье, затем звук голоса Мэддока, и в комнату вошел Доминик.
Шарлотта почувствовала, как у нее забилось сердце. В действительности она уже давно должна была «переболеть» это чувство. Просто глупо… Он был стройный и сильный, немного насмешливый. Первый взгляд его черных глаз был устремлен на Эдварда, как того требовали воспитание и манеры и как было заведено в патриархальном доме. Затем он посмотрел на Сару.
– Надеюсь, вы сегодня приятно провели время? – спросил Эдвард, продолжая стоять у камина. – Как хорошо, что вы успели вернуться до грозы. Приблизительно через полчаса она может превратиться в настоящую бурю. Я всегда боюсь, что лошади испугаются и может произойти несчастный случай. Вы знаете, что Бекет потерял ногу из-за этого?
Разговор протекал мирно, Шарлотта отвлеклась и ничего не слышала. Шла обычная семейная беседа, более или менее бессмысленная, являвшаяся одним из ежедневных ритуалов, из которых состояла их жизнь. Неужели так будет всегда? Бесконечные дни, наполненные вышиванием, рисованием, домашними заботами, чаепитиями, возвращением домой папы и Доминика… Чем занимаются другие люди? Они женятся и растят детей, следят за домом. Конечно, бедняки работают, а люди из высшего сословия ходят на вечера, ездят верхом или в экипажах и, возможно, также имеют семьи.
Шарлотта никогда не встречала никого, с кем бы она могла представить себе свою дальнейшую жизнь… никого, кроме Доминика. Может быть, она должна быть как Эмили и иметь больше друзей – как, например, Люси Сандельсон или как сестры Хэйворд? У них постоянно либо начинаются, либо заканчиваются любовные романы. Но они все такие глупые!.. Бедный папа. Ему так тяжело иметь трех дочерей и ни одного сына.
– …ты могла бы или нет, Шарлотта?
Доминик смотрел на нее. Его брови были вопросительно подняты, на элегантном лице – привычная насмешка.
– Девушка мечтает, – прокомментировал Эдвард.
Доминик засмеялся.
– Ты могла бы действовать так, как миссис Винчестер? Играть по ее правилам? Могла бы? – повторил он.
Шарлотта не могла понять, о чем он говорит. Потеря нити разговора была очевидна.
– Просто надо быть такой же назойливо любопытной, как она, – терпеливо пояснил Доминик. – Если затрагивают тему, которую она не хочет обсуждать, то отвечает вопросом на вопрос.
Шарлотта всегда была слишком прямолинейной. Возможно, именно поэтому Доминик любил Сару.
– Ты не знаешь миссис Винчестер, – ответила она сразу. – Если она не хочет обсуждать что-то, то просто будет вас игнорировать. Ее не интересует, будет ли ее ответ как-то соответствовать вашему вопросу. Она будет продолжать говорить то, о чем думает в данный момент.
– Сегодня она думала о Сюзанне?
– Не совсем так. Сегодня это была несчастная миссис Абернази. Поездка Сюзанны была только поводом для того, чтобы обсудить, насколько хорошо для несчастной миссис Абернази поехать в Йоркшир.
– В апреле? – саркастически заметил Доминик. – Бедная женщина там окоченеет – не только от холода, но и от скуки.
В этот момент совершенно некстати в комнату вошла Кэролайн. Эдвард помрачнел.
– Кэролайн, – сказал он резко. – Шарлотта сказала мне, что сегодня вечером ты говорила о Хлое Абернази, хотя я ясно выразился… а если неясно, то сделаю это сейчас. Смерть бедняжки не должна быть темой для сплетен и обсуждений в нашем доме. Если вы можете чем-то помочь несчастной миссис Абернази в ее тяжкой утрате, тогда сделайте все возможное для этого. В противном случае тема закрыта. Я полагаю, все поняли правильно, что я хочу сказать? Нет возражений?
– Нет, Эдвард. Конечно, нет. Но, боюсь, я не смогу контролировать миссис Винчестер. Она, кажется… – Кэролайн оборвала речь, поняв, что это бесполезно. Эдвард высказал то, что хотел, и уже думал о чем-то другом.
Вошел Мэддок и объявил, что обед готов.
Гроза прошла, и на следующий день чистые улицы прямо-таки сверкали от белого апрельского света; небо было словно выкрашено ярко-голубой краской. Сад был весь в росе, каждая травинка блестела. Шарлотта и Эмили занимались обычными домашними делами. Сара пошла к портнихе. Кэролайн уединились с кухаркой, миссис Данфи, и проверяли кухонные расходы.
После полудня Шарлотта пошла к жене викария, чтобы отнести ей вязаные рукавицы. Обязанность эта была ей в тягость, потому что сегодня викарий, по всей вероятности, остался дома. Он был человеком, всегда вызывающим в ней гнетущее состояние. Но на этот раз не было никакой возможности увернуться от этой обязанности. Была очередь Шарлотты, и ни Сара, ни Эмили не имели никакого желания освободить ее от этого малоприятного визита.
Она пришла в дом священника около половины третьего. После грозы стояла теплая погода, и дорога была неутомительной, даже приятной. Весь путь составлял около двух миль, но Шарлотта привыкла к физическим упражнениям, да и рукавицы не были тяжелой ношей.
Служанка открыла ей дверь почти сразу же. Она была суровой угловатой женщиной неопределенного возраста, и Шарлотта никогда не могла вспомнить ее имя.
– Благодарю вас, – вежливо сказала она, входя в дом. – Я полагаю, миссис Преббл ожидает меня.
– Да, мэм. Пройдите сюда, пожалуйста.
Жена викария сидела в маленькой гостиной, сам викарий стоял спиной к черному коптящему камину. Сердце Шарлотты провалилось куда-то, как только она увидела его.
– Доброго вам вечера, мисс Эллисон, – сказал он, слегка поклонившись, скорее даже, едва согнув спину. – Как приятно видеть, что вы уделяете часть своего времени, чтобы помочь нуждающимся людям.
– Очень небольшую часть, викарий. – Ей инстинктивно хотелось противоречить. – Моя мама и сестра связали всего несколько пар рукавиц. Я надеюсь, они будут… – Шарлотта прервала свою речь, поняв, что в действительности ничего существенного она не говорит – просто бормочет пустые слова, чтобы заполнить молчание.
Миссис Преббл взяла мешок. Это была красивая женщина – пышногрудая, энергичная, с сильными руками.
– Я уверена, в грядущую зиму найдутся те, кто будет очень благодарен за них. Я часто замечала, что если у вас руки замерзли, то и все ваше тело остудилось. Вы не замечали?
– Да-да, я замечала.
Викарий пристально посмотрел на Шарлотту, и она быстро отвернулась от его холодного взгляда.
– Мне кажется, вы продрогли, мисс Эллисон, – произнес он, тщательно выговаривая слова. – Я уверен, миссис Преббл с радостью предложит вам чашечку горячего чая. – Это звучало настолько утвердительно, что невозможно было отказаться, не показавшись невежливой.
– Спасибо, – сказала Шарлотта совершенно без эмоций.
Марта Преббл взяла с каминной полки колокольчик и позвонила. Когда минутой позже вошла служанка, она попросила ее принести чай.
– Как поживает ваша мама? – спросил викарий, продолжая стоять спиной к камину и заслоняя поток тепла от всех. – Прекрасная женщина.
– Спасибо, хорошо. Я передам ей, что вы интересовались ее здоровьем.
Миссис Преббл оторвалась от шитья и посмотрела на Шарлотту:
– Я слышала, ваша тетя Сюзанна вернулась из Йоркшира. Надеюсь, смена обстановки помогла ей поправиться?
Миссис Винчестер зря времени не теряла!
– Да, она вернулась, но… Вы знаете, она не была больна.
– Ей, наверное, бывает тяжело временами, – задумчиво заметила Марта. – Одной.
– Я думаю, тетя Сюзанна не возражает, – сказала Шарлотта, немного подумав. – Я даже думаю, что она предпочитает такой образ жизни.
Викарий помрачнел.
Принесли чай. Очевидно, он уже был приготовлен, и все только ждали сигнала.
– Для женщины нехорошо быть одинокой, – заметил викарий. У него было большое квадратное лицо с жестко очерченными тонкими губами и большим тяжелым носом. Наверное, когда-то он был очень приятным человеком. Шарлотте было стыдно от того, что он сильно ей не нравился. Никто не должен иметь такую неприязнь к служителю церкви. – Это делает ее уязвимой для всякого вида опасностей, – продолжал он.
– Сюзанна в полной безопасности, – твердо ответила Шарлотта. – У нее есть необходимые средства защиты, и она не выходит из дома одна по вечерам. А ночью, конечно, ее дом вполне безопасен. Я уверена, что мужская часть прислуги способна защитить ее и знает, как обращаться с оружием.
– Я не имею в виду насилие, мисс Эллисон. Я говорю о соблазнах. Одинокая женщина есть объект для искушения плоти, легкомысленности и развлечений, которые из-за своей пустоты ведут к разного рода извращениям. Хорошая женщина должна следить за своим домом. Почитайте Библию, мисс Эллисон. Советую вам прочесть Книгу притчей Соломоновых.
– Сюзанна очень хорошо содержит свой дом. – Шарлотта чувствовала необходимость защитить тетю. – И она не занимается никакими легкомысленными развлечениями.
– Вы – одна из молодых любительниц поспорить. – Викарий изобразил на лице натянутую улыбку. – Это неприлично. Вы должны контролировать себя.