Текст книги "Мастер-арфист"

Автор книги: Энн Маккефри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Грогеллан хмыкнул, а мастер Дженелл усмехнулся.

– Мастер Джиния, была ли у вас возможность взглянуть, что там с лордом Фарогаем? – спросил Грогеллан.

– Его сын позаботится, чтобы ему был обеспечен наилучший уход – на все время, сколько ему еще осталось, – мрачно произнесла Джиния. – У лорда Фарогая заболевание крови, которое в его возрасте уже не излечивается.

– А Фэкс об этом знает? – напрямик, без обиняков поинтересовался Робинтон.

Грогеллан фыркнул, а Дженелл взглянул на своего подмастерья с укоризной, но Джинию это не остановило.

– Этот молодой человек слишком много знает о делах, которые, строго говоря, не касаются мелкого, – она намеренно подчеркнула последнее слово, – холдера.

– Который, возможно, не всегда будет оставаться мелким, – сказал Робинтон. – Этот человек чрезвычайно честолюбив и алчен.

– Ты что, ссорился с ним во время жизни в Плоскогорье? – спросил Дженелл.

– Нет, мастер, не ссорился. Но, как я вам докладывал по возвращении, Фэкс запрещает арфистам обучать своих холдеров даже жизненно необходимым вещам.

Грогеллан удивленно приподнял брови и повернулся к Дженеллу.

– Это правда?

– Боюсь, да.

– Но ведь такой дотошный человек, как Фарогай, наверняка должен был настоять на соблюдении обычаев.

– Фарогай – старый, больной, усталый человек, – пояснил Робинтон. – А Хартия предоставляет каждому холду практически полную независимость.

– А отсюда возникает вопрос: обязан ли данный конкретный холд следовать тому, что записано в Хартии, – сказала мастер Джиния, сразу уловив суть проблемы. Робинтон кивнул, и Джиния продолжила: – Откровенно говоря, мне такая позиция не нравится – такая нетерпимость и своеволие.

– Но ведь работник, получивший образование, способен принести куда больше пользы! – удивился Грогеллан.

– Насколько я понимаю, работники Фэкса приносят столько пользы, сколько он от них вздумает потребовать, – сказал Робинтон, – и никаких оправданий с их стороны не принимается.

– Я считаю, эта проблема заслуживает того, чтобы над ней основательно задуматься, – сказал Дженелл.

– И я тоже, – согласился Грогеллан. Он оглянулся на дверь и встал. – А вот и наш всадник. Робинтон, мы можем ожидать, что ты вскорости вернешься в цех?

– Мой долг – оставаться здесь, лорд Грогеллан. Но я благодарен вам за внимание.

– Держи меня в курсе, Роб, – сказал Дженелл. Мастеру-арфисту не требовалось специально указывать, какая именно информация ему нужна.

А вот мастер Джиния, привстав на цыпочки, поцеловала Робинтона в щеку.

– Я пообещала твоей матери, что поцелую тебя от нее, – сказала целительница.

Робинтон уставился на нее, разинув рот. Он почувствовал, что краснеет. Оставалось надеяться, что никто не заметил переданного привета. Это было совершенно не похоже на Мерелан. Робинтон улыбнулся, и Джиния удалилась.

* * *

Райд принял управление Холдом в свои руки решительно и уверенно. На следующий же день он созвал всех здешних ремесленников и спросил, имеются ли у них какие-нибудь дела, которые требуют его вмешательства. Потом он объявил, что брак его сестры Майзеллы состоится после подобающего периода траура и что леди Хайяра должна оставаться в Бенден-холде до тех пор, пока он не найдет себе подходящую супругу. Он также пообещал подыскать подобающее занятие для каждого из своих единокровных братьев и сестер.

Будь его речь лицемерной и высокопарной, можно было бы решить, что Райд не собирается выполнять свои обязательства. Но Робинтон тихо закипал, видя, как неуклюже подступился молодой лорд к этому непростому делу. В конце концов, существует масса способов подсластить горькую пилюлю! Но, похоже, Райд не знал ни единого – во всяком случае, изъяснялся он прямолинейно до грубости и ничуть не заботился о чувствах окружающих. Лишь Майзелла оказалась в состоянии дать ему отпор. Леди Хайяра же просто посмотрела на пасынка – глаза ее наполнились слезами – и безропотно приняла его распоряжения к сведению. К счастью, леди Хайяра была женщиной толковой и управляла хозяйством холда уже давно, так что на этой почве не должно было возникнуть никаких трений. Даже Райд понимал, насколько ценна будет ее помощь. Ему ведь нельзя даже смотреть на девушек, пока после смерти отца не минет трех месяцев.

И все же что-то ощутимо ухудшилось в холде, которым лорд Майдир управлял столь умело… и столь продуманно. Холдеры не захотели обсуждать свои проблемы с лордом Райдом; тогда он просто сказал, что они могут разойтись – что они и сделали. Робинтон сделал все, что в его силах, стараясь смягчить излишне жесткие высказывания молодого лорда: он разговаривал со многими людьми, как бы между делом упоминая, что Райд все еще не оправился от потрясения, вызванного трагической кончиной отца, и что, несмотря на хорошую подготовку, ему все еще не хватает знаний, которые можно получить лишь на собственном опыте.

Накануне второй годовщины пребывания Робинтона в Бенден-холде Райд вызвал арфиста к себе в кабинет.

– До меня дошли некоторые вести о вас, подмастерье, которые мне не понравились, – сказал Райд, не тратя время на вступления. – Я – лорд этого холда, и мое слово здесь закон. Я не нуждаюсь в том, чтобы вы у меня за спиной успокаивали недовольных холдеров или очерняли мои действия. Вы можете быть свободны.

– Быть свободен? – Робинтону показалось, что он сделался таким же непонятливым, как сам Райд.

– Да, свободны. Я освобождаю вас от занимаемой должности. – Райд подтолкнул к Робинтону кошелек с марками. – Я попрошу мастера-арфиста прислать вам замену. Но, естественно, я не собираюсь лишать вас вознаграждения, поскольку свои обязанности вы выполняли расторопно и энергично.

«Расторопность» и «энергичность» – это были два любимых словечка Райда.

– Но я…

– Вы можете вызвать по барабанной связи этого вашего друга, бронзового всадника, чтобы он отвез вас обратно. Передайте вот это, – он положил поверх кошелька небольшой пергаментный свиток, – мастеру Дженеллу. Вы меня в качестве арфиста холда не устраиваете.

И Райд встал, давая понять, что разговор окончен. Лишившийся дара речи Робинтон забрал со стола кошелек и свиток, развернулся на каблуках и вышел из кабинета, лишь с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.

Не сказав никому ни слова, разъяренный и сбитый с толку, подмастерье отправился к себе в покои и собрал вещи. Потом он заглянул в классную комнату, где как раз вела урок Майзелла; она, должно быть, знала о его увольнении, поскольку, едва взглянув на вошедшего, тут же отвела взгляд и, ничего ему не сказав, демонстративно стала слушать, как дети декламируют стихотворный отрывок. Робинтон собрал ноты и инструменты, улыбнулся на прощанье бывшим своим ученикам и вышел – тоже ничего не сказав.

Когда он взбирался на барабанную вышку, перескакивая через три ступеньки, ему вдруг пришло в голову, что лучше было оставить вещи там и вовсе не заходить в класс. Добравшись до верхней площадки, Робинтон едва дышал, зато гнев и возмущение, рожденные несправедливым увольнением, отчасти поутихли. Просто Райд слишком неопытен и не понимает, что своим поведением он оскорбляет холдеров и что арфист – ценный помощник в делах управления холдом.

На вышке дежурил Хайон. Завидев Робинтона, он улыбнулся, но, что он хотел сказать, осталось неизвестным: Робинтон заговорил первым.

– Мне разрешено отправить сообщение, – не сдержавшись, резко выпалил арфист.

Схватив палочки, он отстучал краткую просьбу помочь ему с переездом. У Хайона от удивления расширились глаза. Юноша снова хотел что-то сказать, но сдержался.

Коротать время на вышке в ожидании ответа из Вейра было неловко, но Робинтону не хотелось сейчас ни с кем разговаривать. Хайон был достаточно тактичен, чтобы понять это. Подмастерье уселся на табурет и принялся ждать, попивая кла. В конце концов прилетел рокот барабана, сообщавший, что дракон скоро будет.

– Роб, так что же все-таки случилось? – не выдержал Хайон.

– Твой брат считает, что я – неподходящий арфист. Хайон встретил его взгляд, не дрогнув.

– Мой единокровный брат, – сказал он, намеренно подчеркнув степень родства, – не всегда пользуется мозгами, доставшимися ему от рождения. Если, конечно, ему что-нибудь при рождении досталось. Он знает, что тебе удалось успокоить опытных, сведущих холдеров, которых он умудрился оскорбить?

– Именно из-за этого он меня и выставил, Хайон. Передай леди Хайяре, что я глубоко сожалею о том, что мне пришлось уехать…

– Ей будет не хватать тебя, – уверенно сказал Хайон.

– Честно сказать, я ей не завидую. Да и тебе тоже.

Хайон едва заметно улыбнулся.

– Ничего, я выживу. По крайней мере, я знаю, с чем мне предстоит иметь дело.

– Ну, что ж… – сказал Робинтон и протянул юноше руку.

Хайон взял ее обеими руками и от души пожал.

– Знаешь, что я тебе скажу? Майзелла будет очень жалеть, что ты не сыграешь у нее на свадьбе.

– Сомневаюсь, – отозвался Робинтон, но почувствовал, что больше не злится на Майзеллу.

– А вот и твой дракон. Если это Ф'лон прилетел, предупреди его, что мой братец очень на него зол – из-за того, что он уделял слишком много внимания Нейприле.

– Что, правда?

Это Робинтон как-то упустил из виду. Нет, лорд Райд явно не захочет, чтобы его единокровная сестра встречалась с каким-нибудь всадником, – хотя лорд Майдир наверняка отнесся бы к этому с пониманием. Майдир знал, что жизнь в Вейре может оказаться предпочтительнее работы в холде.

Хайон встал было, собираясь проводить Робинтона. Но подмастерье покачал головой.

– Давай лучше не дадим Райду нового повода для жалоб. Я хочу убраться отсюда как можно тише и незаметнее.

Хайон рассмеялся.

– Если тебе хочется быть незаметным, Роб, ты выбрал не ту профессию! Мне будет очень тебя не хватать.

Кивнув юноше на прощанье, Робинтон спустился с вышки, забрал свои сумки, а потом вышел во двор, ни с кем по пути не встретившись.

Действительно, за ним прилетели Ф'лон и Сайманит'. Робинтон заметил, что Райд стоит у окна своего кабинета и наблюдает, как он забрасывает вещи наверх, а Ф'лон крепит их к упряжи. Затем Робинтон вспрыгнул на приподнятую лапу Сайманит'а и, ухватившись за протянутую Ф'лоном руку, вскарабкался на спину дракону.

– Что, выставил он тебя? – поинтересовался Ф'лон, ухмыльнувшись и небрежно махнув рукой в сторону окна Райда.

– А ты что, знал, что он собирается это сделать? – спросил удивленный Робинтон. Как это он умудрился не заметить, что Райд стал относиться к нему иначе?

– Ну, я надеялся. В других местах ты сможешь достичь большего.

– Бенден – хороший холд! – возразил Робинтон, отчасти побуждаемый преданностью, а отчасти потому, что это было правдой.

– Был хорошим при Майдире. А Райду еще предстоит научиться тактичности.

– Ты что, уже слыхал? Ф'лон пожал плечами.

– Случалось.

И Сайманит', резко оттолкнувшись от земли, взмыл в небо.

Робинтон почувствовал, как что-то сдавило ему горло. Здесь, в Бендене, прошли самые счастливые дни его детства. Он так гордился, когда его вновь отправили сюда, уже в качестве подмастерья! Но ведь правда же – он делал все так, как его учили, и старался изо всех сил! Где же он допустил ошибку?

* * *

– Много шума из ничего – вот что это такое, – сказал мастер Дженелл, выслушав рассказ Робинтона. – Молодому лорду Райду многому еще предстоит научиться – особенно в том, что касается искусства управлять людьми. – Мастер-арфист сидел, сложив пальцы домиком, и сочувственно смотрел на Робинтона. – Ну, думаю, он все-таки научится. Он прошел хорошую школу. А последствия нынешнего поведения укажут ему на ошибки.

– В самом деле? – Робинтон недоверчиво фыркнул.

– Во всяком случае, я так думаю. – И мастер Дженелл улыбнулся. – Зато теперь я могу использовать твои таланты как минимум на шести других должностях. Выбирай сам.

Вот так и случилось, что следующие два Оборота Робинтон провел в Тиллек-холде. Там он встретил свою любовь.

Новое место назначения имело лишь два недостатка: ужасная погода – там почти не бывало солнечных дней, – и очень кислое белое вино, производившееся в Тиллеке. Кроме того, Робинтон приступил к следующему этапу обучения, необходимому для получения звания мастера. В него входили наставления о применении Хартии, о третейском суде и посредничестве – вопросы, касающиеся самой сложной части деятельности цеха арфистов. Арфист Тиллека, Миннарден, согласился обучать Робинтона, поскольку участвовал в заседаниях суда холда. Робинтон рассчитывал, что ему и впредь придется работать с Миннарденом, а Мерелан была хорошего мнения об этом мастере.

– Человек основательный и надежный. Основы он преподаст хорошо. Да и сердце у него доброе, – сказала она. – С ним у тебя проблем не будет.

Она лукаво улыбнулась, искоса взглянув на давно переросшего ее сына.

– Он ведь когда-то качал тебя на коленях!

Робинтон скривился, и Мерелан расхохоталась.

– Не бойся, радость моя. Он не станет ставить тебя в неловкое положение рассказами о твоем младенчестве.

Робинтон очень на это надеялся. Вряд ли подобные рассказы будут способствовать укреплению его авторитета среди учеников!

* * *

Робинтон вместе с Грожем, третьим сыном Грогеллана, добирались в Тиллек верхами; ехали они на скакунах прославленной руатанской породы и еще одного взяли с собой в качестве вьючного животного, чтобы везти вещи и припасы на дорогу. Грож должен был провести в Тиллеке один Оборот, работая управляющим у лорда Мелонгеля. Лорды часто отправляли своих сыновей в другие холды, чтобы те поднабрались опыта. Грож был ровесником Робинтона: энергичный парень, похожий больше на свою мать, леди Виналлу, чем на отца. Благодаря ему нелегкое путешествие сделалось приятным, ибо, несмотря на привычку самому решать все вопросы, касающиеся установки лагеря, охоты или распределения обязанностей, Грож был выносливым путником и хорошим товарищем. Всем прочим песням он предпочитал неприличные, но Робинтон отнесся к этому с пониманием. Почему бы не порадовать спутника – особенно если они останавливались ночевать в каком-нибудь холде, население которого было сплошь мужским, у горняков, скотоводов или лесорубов. Грож даже иногда подыгрывал Робинтону на дудочке, если мелодия была несложной.

По пути Грожу предстояло выполнить небольшое поручение отца. У одного из холдеров лорда Грогеллана, проживавшего в горах, возникли какие-то трения с соседом, обитающим уже во владениях Тиллека, а не Форта. Грожу надлежало разобраться с их распрей, тянувшейся уже несколько Оборотов.

– Я по горло сыт жалобами этого холдера, и письменными, и теми, которые он на меня вываливает во время Встреч! – сказал лорд Грогеллан. – Я писал по этому поводу Мелонгелю. Ему это все надоело не меньше моего. С помощью подмастерья Робинтона ты уж как-нибудь сумеешь решить их проблему. Насколько я понимаю, заварилось все из-за общей стены. Устроили, понимаешь, из кучки земли целую гору неприятностей.

Спускаясь по северному склону, Грож и Робинтон увидели две довольно большие хижины. Холдер, проживавший на землях Форта, был пастухом, а тиллекский холдер – лесничим. Хижины разделяло расстояние, равное нескольким длинам дракона. Неподалеку виднелась обрушившаяся каменная стена протяженностью в пять-шесть длин дракона; она разделяла пастбище и лес. Похоже было, что какая-то буря повалила несколько деревьев, которые рухнули на стену и серьезно повредили ее. А еще путники увидели, как несколько человек с гневными воплями выгнали из лесу нескольких лохматых животных; трое мужчин, ожидающих на пастбище, тоже подняли крик. Погонщики, не обращая на это внимания, от души охаживали животных палками.

– Почини эту проклятую стену, Сачо, или я прикончу следующую тварь, которая заберется в мои посадки!

Эта громогласная угроза помогла двум путникам уразуметь, что здесь происходит.

– Угораздило же нас прибыть в разгар очередной стычки! – скривившись, сказал Робинтону Грож. – А, ладно! Все равно что-то с этим делать нужно!

Они рассчитывали, что доберутся на место засветло и смогут быстренько оценить состояние дел. Но вышло так, что им пришлось перейти к разбирательству незамедлительно.

– У стены две стороны, – заметил Робинтон и улыбнулся.

– Доброго вам вечера! – окликнул спорящих Грож.

Погонщик остановился рядом с грудой камней и, заслонив глаза от вечернего солнца, принялся разглядывать прибывших. Холдер вскинул сучковатый посох, а его сыновья – судя по лицам, никем иным они быть не могли – встали в борцовскую стойку.

– Это – Грож из Форт-холда. А я – подмастерье Робинтон из цеха арфистов, – сообщил Робинтон.

Старшие спорщики переглянулись.

– Опять ты, Сачо, нажаловался лорду Грогеллану? – воскликнул лесник и злобно улыбнулся. – Добро пожаловать, холдер и арфист. Вам следует переночевать у меня и моих домочадцев, – он указал на сыновей.

– Мы с радостью примем ваше предложение, – любезно отозвался Робинтон.

Он уже подъехал к стене достаточно близко, чтобы остановить своего скакуна и соскользнуть с седла. Робинтон был выше всех присутствующих и намеревался использовать это преимущество.

Грож тоже спешился и уверенно встал радом с Робинтоном.

– Мой отец, лорд Грогеллан, желает окончания этой распри. Он прислал меня и подмастерье Робинтона, дабы увериться, что на этот раз дело будет завершено.

Его слова породили немедленный отклик: обе заинтересованные стороны тут же принялись сыпать взаимными обвинениями. Тортоле утверждал, что стена упала на сторону Сачо, а значит, он и должен ее чинить. Сачо же кричал, что, если бы у Тортоле хватило ума не обрушить деревья прямо на стену, ничего бы и не произошло. Робинтон отметил, что выкорчеванные пни этих самых деревьев успели зарасти мхом: судя по всему, произошло сие печальное событие много Оборотов назад. Еще он отметил, что лесонасаждения сильно пострадали от бури – на склоне образовалась настоящая просека, – и что луга, находящиеся в ведении пастуха, расчищены и содержатся в порядке. Но вот почему две семьи, проживающие в таком глухом уголке, давным-давно не объединились и не восстановили стену, было неясно.

– Довольно! – рявкнул Грож.

– Вполне довольно, – произнес Робинтон во внезапно наступившей тишине. – У стены, друзья мои, две стороны.

Ответом ему были недоуменные взгляды. Младшие холдеры начали перешептываться.

– Конечно, две – сколько ж еще? – нахмурившись, отозвался Сачо.

– Ваша сторона и их сторона, – терпеливо пояснил Робинтон. – Вы построите свою сторону, а они – свою.

Сачо и Тортоле уставились на арфиста, вытаращив глаза. Смешливый Грож умудрился притвориться, будто его разобрал кашель.

– Стена – она ведь была не в один камень толщиной, верно? – продолжал Робинтон, строго глядя на присутствующих. Он успел рассмотреть, что стена была в свое время достаточно широкой и высокой, чтобы животные, даже заинтересовавшись пышной травой на просеке, не могли через нее перепрыгнуть.

Сачо покачал головой.

– Эта стена стояла тут еще с тех самых пор, как был построен мой холд.

– Мой – ты хотел сказать!

– Неудивительно тогда, что она рухнула. С течением Оборотов раствор портится и начинает крошиться, – сказал Робинтон. – Но это не отменяет того факта, что у стены две стороны. Ты, – он взглянул на Тортоле и указал на обрушившуюся стену, – построишь свою сторону, так, чтобы она соприкасалась со стороной Сачо. – Затем он повернулся к пастуху. – А ты построишь свою сторону, вплотную к стороне Тортоле. А место соединения будете скреплять цементирующим раствором.

– И начнете вы ее строить завтра же утром, а мы за этим проследим, – сказал Грож.

– Но у нас полно других дел! – оскорбленно воскликнул Тортоле.

– Мне надо за стадом смотреть! – одновременно с ним возопил Сачо.

– Насколько я успел заметить, у каждого из вас по два сына, – прервал их жалобы Робинтон. – Крепкие парни. А камней у вас полно. Мне любопытно, кто из вас, если вы будете работать по трое, закончит свою сторону первым.

– Ну, я с сыновьями…

– Я с сыновьями…

Тортоле и Сачо гневно уставились друг на дружку.

– Вот завтра мы это и выясним – идет? – опять вмешался Робинтон, стараясь говорить как можно более дружелюбно, и улыбнулся.

– Вы переночуете у нас, – сказал Сачо, ткнув себя пальцем в грудь.

– Нет, они будут ночевать в приличном доме!.. – тут же откликнулся Тортоле.

– Тихо!

Хорошо поставленный голос Робинтона перекрыл их перепалку и заставил холдеров умолкнуть.

– Поскольку Грож – из Форт-холда, он останется в гостях у своего холдера. Я же не связан ни с Фортом, ни с Тиллеком, а потому переночую у Тортоле. Если же сегодня вечером кто-нибудь захочет послушать песни, я сяду вот у этого столба, – Робинтон указал на уцелевший столб (вероятно, некогда он служил стойкой ворот, соединявших два холда), – и буду петь для обеих семей. Я – арфист, а арфист обязан быть беспристрастным.

А затем, прежде чем пораженные холдеры успели возобновить спор, Робинтон развернул своего скакуна и двинулся вдоль развалин, выискивая местечко поуже, где скакун смог бы преодолеть препятствие.

– Можно ли будет перед ужином вымыться? – спросил Робинтон у Тортоле, остановившись рядом с ним.

Грож тем временем повел Сачо к его хижине; из ее дверей уже высыпало несколько человек. Грож принялся сыпать шутками, и, насколько мог слышать Робинтон, местные жители охотно смеялись.

– Я надеюсь, мы не доставим вам слишком больших хлопот. Припасы у нас свои, – сказал Робинтон. – Вот, кстати, прекрасный, жирный цеппи – я сам его добыл сегодня утром.

И он хлопнул по тушке, притороченной к седлу.

– А как ты его добыл? – спросил один из сыновей Тортоле, глядя на обезглавленного хищника.

– Броском ножа, – с безразличным видом пояснил Робинтон.

Полезно, если эти люди решат, что он хорошо владеет оружием. Тот бросок ему действительно удался, но вряд ли стоило пытаться повторить его при жителях глухомани. Тортоле был мужчиной крупным. Сыновья его, несмотря на молодость, тоже отличались основательностью. Пастухи, судя по виду, были способны постоять за себя и все же старались держаться на некотором расстоянии от малознакомого человека. Робинтона это позабавило.

– Так ты говоришь, ты арфист? – удивленно спросил молодой пастух.

– Да, но мне приходится время от времени путешествовать в одиночку, – сказал Робинтон. В этот момент они как раз добрались до хижины. Робинтон любезно поприветствовал трех вышедших навстречу женщин. Те засмущались. – А в дороге без охоты не обойдешься.

Он почтительно поклонился старшей женщине, облаченной в кожаные брюки и рубаху. Появление незнакомца привело ее в замешательство.

– Я попросил у вашего супруга приюта на эту ночь. И готов добавить вот это к ужину.

Робинтон вручил женщине тушку цеппи и снова поклонился.

Женщина несколько раз открыла и закрыла рот, но так и не произнесла ни слова.

Другая женщина, помладше, забрала зверя, осмотрела со знанием дела и улыбнулась.

– Молодой и свежий. Спасибо, арфист.

Она ткнула локтем в бок свою товарку; та была настолько потрясена, что вообще никак не отреагировала на улыбку Робинтона.

– Его надо будет приготовить поинтереснее. Если б эти оболтусы почаще ходили на охоту, нам бы не пришлось забирать у тебя твою добычу.

Она смерила мужчин уничтожающим взглядом, а затем, взяв старуху за руку и подталкивая вторую женщину, погнала всех в хижину.

– Я приготовлю для тебя место на чердаке, арфист, – сказал один из парней, вспомнив об обязанностях хозяина дома.

– А я займусь твоим скакуном. Никак, руатанский? – сказал второй, забрав у Робинтона поводья и одобрительно оглядев животное.

– Сейчас… я только вещи заберу, – сказал Робинтон, возясь с узлом. Узел поддался, и Робинтон подхватил дорожные сумки и гитару.

– Ты будешь играть для нас сегодня? – спросил первый парень. В глазах его светилась надежда.

– Я уже сказал. Буду. У столба, чтобы обе, – он сделал паузу, подчеркивая главное слово, – обе семьи могли послушать.

* * *

Хижина, довольно примитивная, была куда больше, чем показалось на первый взгляд. В главной комнате обитатели, очевидно, выполняли большую часть домашней работы. Комната эта была разделена на несколько частей: для женской работы, для мужской, для еды – и местечко для отдыха рядом с очагом, где были расставлены удобные кресла. В каждой стене имелись двери, ведущие в другие комнаты, а по обе стороны от очага стояли приставные лестницы, по которым можно было забраться на чердак. Да, если его и вправду разместят на ночь на чердаке, надо не забывать пригибаться, напомнил себе Робинтон.

Но его провели в одну из боковых комнат, где стояла большая кровать. Сын хозяина убрал с табуретов и сундука валяющуюся одежду и жестом предложил Робинтону поставить сумки.

– Кого я выселил? – поинтересовался подмастерье.

– Отца и мать.

У парня вырвался сдавленный смешок.

– Это честь для них – и для всех нас – принимать у себя арфиста. Меня зовут Вальрол. Моего брата – Торлин. Мать – Садай. Женщина, которая забрала у тебя цеппи, – моя жена Пессия. Она из Тиллека, из цеха рыбаков. Мою сестру зовут Клада. Она хочет выйти замуж за сына Сачо, а родители не разрешают – из-за этой стены. Но если она все-таки за него выйдет, мы с Пессией наконец-то останемся в нашей комнате одни.

Вальрол говорил тихо и быстро, стараясь успеть изложить все необходимое, прежде чем отец заметит его затянувшееся отсутствие и захочет посмотреть, куда это он подевался.

– Я покажу, где у нас купальня, – сказал он. Робинтон, пробормотав слова благодарности, принялся рыться в сумке, разыскивая полотенце, мыло и чистую рубаху.

Купальня каким-то образом отчасти обогревалась за счет очага, и там было не настолько холодно, как опасался Робинтон. Понежиться в теплой воде ему не удалось, но все-таки он смыл с себя дорожную пыль – и был благодарен судьбе за подобную роскошь.

В главной комнате стоял стол – положенная на козлы столешница, – но у Робинтона сложилось впечатление, что семейство пастуха привыкло обедать, рассевшись в креслах вокруг очага. Когда он вышел из отведенной ему комнаты, Пессия закладывала последние куски цеппи в висящий над огнем котел с кипящей похлебкой. Садай трудолюбиво нарезала овощи и складывала их в деревянную чашу, украшенную затейливой резьбой, а Клада – присутствие незнакомца, да еще и арфиста, стало для нее таким потрясением, что девушка никак не могла прийти в себя, – тщетно пыталась поставить кружки на поднос и при этом не уронить. Ее неуклюжесть вызвала у Торлина негодующее восклицание. Он отобрал поднос у сестры и, взяв мех с вином, жестом предложил арфисту сесть за стол.

Хотя вино оказалось кислым, Робинтон с благодарностью принял предложенную кружку, провозгласил, как и надлежало арфисту, тост за хозяев дома и улыбнулся Садай, робко поставившей на стол миску с салатом.

– Какая прекрасная работа, госпожа Садай, – дружелюбно сказал Робинтон, проведя пальцем по ободу чаши. – Это из местного дерева?

Женщина кивнула и даже выдавила робкую улыбку, но тут же поспешила отвести взгляд и прикрыть лицо кружкой.

За время ужина Садай немного освоилась и даже сообщила вдруг гостю, что чашу вырезала она сама.

– А вы вывозите ваши изделия на Встречи? – поинтересовался Робинтон. Многие люди зарабатывали несколько лишних марок, привозя для продажи вещи домашней работы.

Садай энергично покачала головой.

– Они не настолько хорошие.

– А мне кажется, что они хороши, – мягко сказал Робинтон. – А мне и самому случалось работать с деревом. Я сам делаю свои инструменты.

Женщина наклонила голову и более уже не подавала голоса. Зато Тортоле, по мере того как трапеза близилась к концу, чувствовал себя все более уверенно. Беседа оживилась. Мужчины засыпали Робинтона вопросами и жадно выслушивали его ответы. Поначалу они злились на арфиста за решение вопроса со стеной, но постепенно успокоились. Пессия, выросшая в многолюдной общине, чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы время от времени участвовать в разговоре; Вальрол сиял, с гордостью поглядывая на жену. Перестав напускать на себя угрожающий вид, Вальрол сделался весьма симпатичным молодым человеком. Робинтон заметил, с какой любовью эти двое смотрят друг на друга, и понял, почему Пессия согласилась уехать с Вальролом в этот маленький, затерянный в глуши холд. Кладу тоже можно было назвать симпатичной девушкой – особенно если бы она хоть изредка осмеливалась поднять глаза.

Завязавшуюся после ужина приятную беседу прервал стук в дверь. Мужчины тут же вскочили, а Садай испуганно взвизгнула, но Робинтон успел первым подбежать к двери и тем самым предотвратил возможные неприятности.

В дверном проеме появился Грож, со светильником в одной руке и дудочкой в другой.

– Я чуть себе шею не свернул, пока перебрался через эти чертовы обломки стены, – пробурчал он. – Подмастерье Робинтон, если вы уже закончили ужин, может, мы бы все-таки сыграли несколько новых песен?

В руках у Тортоле, словно по волшебству, тут же появился светильник. Его семейство экипировалось шалями и куртками, и все вышли из хижины, окружив Робинтона, словно стража.

– Пессия, прихвати, пожалуйста, мою гитару, – попросил Робинтон, указав на боковую комнату, где он оставил свои вещи.

Когда девушка вернулась, сияя оттого, что ей доверили столь почетное задание, все направились к столбу, у которого Робинтон обещал петь. Семейство Сачо додумалось прихватить с собой стулья. Увидев это, Тортоле тут же велел сыновьям тоже принести стулья из дома.

– Прекрасный вечер, – заметил Робинтон, усевшись на обломках стены. Грож устроился рядом с ним и подмигнул арфисту. Робинтон кивнул в ответ, улыбнулся и принялся настраивать гитару.

Несмотря на малочисленность аудитории, Робинтон начал с Баллады о Долге. Грож вторил ему на дудочке.

На лицах играли отблески света. Видно было, что здешние жители изголодались по музыке – и по общению тоже. Сейчас ссора из-за стены казалась еще более дурацкой. Робинтон чувствовал, что долго не забудет этой сцены. Именно благодаря таким минутам он свято верил в важность миссии арфистов. И он радовался, что в жизни ему дано так много.

Робинтон играл и пел до тех пор, пока не почувствовал, что хрипнет. Постепенно слушатели один за другим принялись ему подпевать. К тому моменту, когда сам он петь уже не мог, у него сложился неплохой трехголосный хор.

Первым не выдержал Грож и предложил завершить вечер. Робинтон уже не чувствовал затекших ягодиц– так долго они просидели на этой стене.

– Друзья мои, мы проделали долгий путь, – а вам завтра предстоит постройка стены, – сказал Грож. – Сегодня вы пели очень слаженно. Давайте с утра продолжим в том же духе.

– Я буду строить только свою половину стены, – тут же заявил упрямый Тортоле.

– А Сачо построит свою, – быстро сказал Робинтон, указав на второго холдера.