Текст книги "Мастер-арфист"

Автор книги: Энн Маккефри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

– Да не каждый ученик третьего года обучения споет Балладу о Долге так же хорошо, как Робинтон! – воскликнула Мерелан, дав выход гневу и расстройству. – Ни единой неверно взятой ноты, ни одного сбоя в дыхании! Великолепное исполнение!

– Но ведь Петирон его похвалил, верно? – поинтересовалась Лорра в надежде успокоить певицу.

– Да, но он мог бы сказать намного больше! Роби спел просто изумительно, лучше всякого четырнадцатилетнего, а ему ведь едва сравнялось четыре Оборота! А Петирон ведет себя так, словно все это само собой разумеется и ничего иного он от своего сына и не ожидал.

– Ага! – Лорра устремила на раздосадованную гостью указующий перст. – Ты сама это сказала. Ничего иного он от своего сына и не ожидает! Вот если бы Роби допустил какие-то ошибки, тогда Петирон нашел бы, что сказать, ведь верно?

Мерелан остановилась и уставилась на главную кухарку Дома арфистов. Затем гнев ее утих, и певица, невесело рассмеявшись, уселась в удобное кресло.

– Да, ты права. Если бы Роби допустил хоть малейшую ошибку, ему пришлось бы репетировать Балладу о Долге до тех пор, пока он не научился бы петь ее безупречно. Но мне-то что делать? Клянусь Первым Яйцом! Мальчику нужно, чтобы отец его хвалил. Ему так этого хочется! А Петирону даже в голову не приходит!

– Чему ж тут удивляться? Из всех арфистов цеха Петирон – самый скупой на похвалу. Но зато, – заметила Лорра, – тебе теперь не придется так сильно переживать, когда Петирон обнаружит, что в музыке сын намного его превосходит.

Мерелан потрясение уставилась на Лорру.

– Ой, да будет тебе, Мерелан! – не унималась Лорра. – Ты же сама это знаешь. Из твоего мальчика уже сейчас куда лучший музыкант, чем из учеников втрое старше его. Я ничуть не удивлюсь, если к шестнадцати он уже станет подмастерьем.

– Но подмастерьем может стать только тот, кому уже сравнялось восемнадцать… – слабо попыталась возразить Мерелан.

– Ну, пусть ему исполнится шестнадцать – тогда и посмотрим. А пока я веду речь о том, что после сегодняшнего дня тебе не придется прилагать столько сил, чтобы по возможности удерживать Роби подальше от отца. Да и Робу теперь будет полегче. Лично я уверена, что Петирон ничего не заметит до того момента, когда у Робинтона начнет ломаться голос, – лишь тогда он поймет, что его «малыш» вырос.

– Что, правда? – протянула Мерелан и всерьез задумалась над шутливыми словами Лорры.

– Лично я этому ни капли бы не удивилась, – подтвердила Лорра, щелкнув пальцами. – А теперь прекрати изводить себя. Когда ты нервничаешь, это плохо отражается на твоем голосе. Извини, конечно, что я об этом говорю, но мне так думается, что никто больше на это не решится – разве что сам Петирон, но он этого может и не заметить. Или я слишком много себе позволяю?

– Вовсе нет, Лорра! – Мерелан поспешно коснулась пухлой руки Лорры. – Я просто думала, что этого никто не заметит. Я ведь все время выполняю нужные упражнения и стараюсь как можно осторожнее обращаться с голосом…

– Ну и долго еще тебе удастся его сохранить, если ты мечешься между двумя самыми дорогими тебе мужчинами, словно между молотом и наковальней? – Теперь уже Лорра погладила по руке Мерелан, нервно постукивавшую пальцами по подлокотнику. – Я, конечно, не целитель, но мне кажется, что бокал вина будет сейчас очень даже не лишним. Давай-ка выпьем.

Мерелан попыталась было отказаться, но Лорра стояла на своем.

– Петирон много чего не замечает – не заметит и того, что от тебя пахнет вином. Можешь об этом не беспокоиться. А тебе сейчас нужно расслабиться, и мое травяное снадобье придется очень кстати.

Мерелан выглянула из кабинета – посмотреть, как там Роби. Мальчик о чем-то болтал с судомойками – те весело смеялись, – и его лучащаяся довольством мордашка была перемазана ягодным соком. Мерелан снова села в кресло и приняла бокал из рук Лорры.

– Мастер Дженелл уже говорил с тобой о той новенькой девушке? – поинтересовалась Лорра.

– О Халанне?

Лорра кивнула.

– Да, я получила письмо из холда, от их арфиста Максиланта. Он постарался в меру своих сил обучить ее вокалу и утверждает, что девушка чересчур хороша, чтобы доверить дальнейшее ее обучение любителю вроде него самого. – Скромность Максиланта заставила Мерелан улыбнуться.

– Петирон тоже будет счастлив заполучить новое контральто, – сказала Лорра. У нее и у самой было контральто, но не настолько хорошее, чтобы петь сольные партии. – Странная штука жизнь, а? Никогда не знаешь, как она повернется, верно?

– Верно.

Мерелан глотнула вина и почувствовала, как лекарство начало действовать: напряжение мало-помалу отпускало ее.

– Она примерно того же возраста, что и ученицы из холда, так что я поселю ее вместе с ними, в том же домике, – сказала Лорра. – Вполне может быть, что они пробудут здесь только до Смены Оборота, но они помогут ей освоиться со здешней рутиной. К ней все-таки нужно еще привыкнуть, верно?

Услышав, что Лорра называет жизнь в Доме арфистов рутиной, Мерелан не удержалась от смеха. В зачаровывающей – а временами и неистовой – атмосфере, царящей в здешних стенах, каждый день был неповторим. Мерелан вспомнились ее первые дни в Доме, и она решила, что обязательно поможет Халанне освоиться здесь и втянуться в напряженный ритм учебы. В самом деле, если замечания Лорры справедливы – а Мерелан подозревала, что так оно и есть, – появление ученицы пойдет ей лишь на пользу. Меньше останется времени, чтобы переживать из-за воображаемого столкновения между сыном и мужем.

Глава 3

Халанна сразу показалась всем чрезвычайно самоуверенной особой. Эта девушка, которой едва сравнялось семнадцать Оборотов, находила недостатки во всем, и в первую очередь – в домике, где ее поселили. Она, видите ли, привыкла жить в отдельной комнате – о чем и не преминула сообщить Айсле, заботившейся о своих подопечных, как родная мать. Она просто не сможет уснуть, если в комнате будет кто-то еще. А почему это здесь так мало свежих фруктов? Ей нужны фрукты! Погода ужасная, а у нее нет подходящей одежды – это при том, что в трех больших тюках, доставленных на корабле в порт Форт-холда, а оттуда на вьючных скакунах в цех, одежды было хоть завались. И в этой несчастной комнате, куда ее поселили, даже негде как следует разложить вещи! И ей необходимы для занятий тишина и покой – а тут постоянно царит настоящая какофония!

Единственным, кто находил ее терпимой, был Петирон. С того мгновенья, как он впервые услышал пение Халанны, он уже не обращал внимания на жалобы Мере-лан – более чем обоснованные: Халанна недисциплинированна и музыкально почти безграмотна. Заполучив в свое распоряжение контральто великолепного тембра и широкого диапазона, Петирон возликовал. Он тут же принялся дорабатывать произведение, которое писал к Окончанию Оборота, добавив к нему соло для контральто. Предупреждения Мерелан о том, что Халанна не в состоянии будет «прочитать» партию контральто и уж тем более – справиться с изменениями ритма и каденциями, Петирон просто пропускал мимо ушей.

К несчастью, в результате попустительства Петирона манеры Халанны только ухудшались. Мерелан потребовался весь ее такт и весь ее авторитет мастера голоса, чтобы заставить девушку заниматься вокальными упражнениями – они должны были улучшить технику дыхания, укрепить диапазон и подготовить Халанну к исполнению экстравагантных сочинений Петирона. Петирон задумал также дуэт для сопрано и контральто, а это означало, что Халанне предстоит петь в паре со своей учительницей, мастером голоса. Девушке это было явно не под силу, несмотря на изумительный голос.

Мерелан никогда не была завистливой; она охотно помогла бы Халанне подготовиться и заполнить пробелы в образовании – если бы та была хоть чуть-чуть покладистее. Но Халанна решила так: раз уж она достаточно хороша для того, чтобы петь дуэтом с самой Мерелан, ведущей певицей Перна, значит, она уже не нуждается во всяких скучных упражнениях и изучении тонкостей музыкального дела. Она пела во все горло, не задумываясь, о чем она поет. Халанну не волновали исполняемые песни, ее интересовало лишь одно: как бы наилучшим образом продемонстрировать силу своего голоса. Такое достоинство, как мягкость, было ей неведомо.

– Если она и впредь будет так верещать, – сказал Уошелл, когда Мерелан пришла к нему посоветоваться, что же делать с новенькой, – через пару Оборотов у нее не останется никакого голоса. И проблема решится сама собой. Я бы так сказал.

– Уошелл! – потрясенно воскликнула Мерелан. Никогда прежде ее друг не говорил столь язвительно.

Уошелл приподнял брови, нахмурился и внимательно посмотрел на Мерелан.

– Конечно же, петь мягко и негромко – намного труднее, ведь для этого нужно уметь управлять дыханием. За время моей преподавательской деятельности у меня было много трудных учеников – но такого в моей практике еще не встречалось. Интересно, о чем думал Максилант, расписывая ей, какие у нее замечательные способности?

– Да ни о чем, наверное, – со вполне понятным раздражением отозвалась Мерелан. – Чистейшей воды безрассудство. И стремление польстить дочке хозяина холда.

– Может, ты и права. Но вот как он мог ее куда-то послать, дав настолько скудную базовую подготовку, – это у меня в голове не укладывается.

– И у Халанны, вероятно, тоже, – добавила Мерелан. И они обменялись понимающими усмешками.

– Пускай Петирон сам с ней разбирается, радость моя, – сказал Уошелл, подмигнув Мерелан. – Ты же сама знаешь: он не потерпит, чтобы кто-то коверкал его музыку.

– Это верно, – задумчиво пробормотала Мерелан, затем скривилась. – Только он, похоже, решил, что из меня – неважный наставник. А это не так! – добавила она со вспышкой гнева.

– Несомненно, радость моя. Любой арфист, проживающий в Доме, охотно это подтвердит. – Уошелл погладил Мерелан по руке. Затем он задумался на миг. – Возможно, существует и другой путь. Мы что-нибудь придумаем. Подожди немного.

Многие из мастеров и даже подмастерьев цеха арфистов были эксцентричны, каждый на свой лад; остальные уважали их причуды или мирились с ними, как с неизбежным злом. Но каждый из них упорно трудился, постигая тонкости своей профессии. Халанна же не утруждала себя подобными мелочами. Но Мерелан не отступалась: она настойчиво старалась чему-то научить Халанну, а девушка с неменьшим упорством уклонялась от уроков.

Халанна была искусной кокеткой и быстро выделила людей, к которым следует относиться благосклонно, – тех, кто либо занимал высокое положение в цехе, либо родился в семье влиятельных холдеров. Впрочем, она отличала и тех мастеров и подмастерьев, кто был хорош собою; а таких нашлось немало, ибо как раз сейчас многие вернулись в цех или за новым назначением, или для того, чтобы принять участие в предпраздничных репетициях. А Халанна обладала не только превосходным голосом: даже злейшие ее враги не могли не признать, что девушка очень красива. Ее белокурые волосы отливали на солнце серебром, а безупречно ровный загар подчеркивал яркую зелень глаз и белизну зубов. Да и фигура у нее была более зрелой и женственной, чем у большинства девушек ее возраста. Халанна не считала нужным придерживаться правил, установленных домоправительницей. Всякие там запреты – это для детей, а не для дочери владельца холда! Она не принимала во внимание, что многие ученицы ничуть не уступали ей по положению, а некоторые были даже родовитее. Халанна постоянно задерживалась на прогулках и пробиралась в домик учениц поздно ночью, тайком.

А потом Халанна невзлюбила Робинтона.

Мерелан часто проводила уроки вокала у себя дома– места там хватало, а свой уголок обеспечивал возможность заниматься без помех. Вот и сейчас, готовясь к празднику Окончания Оборота, она занималась с несколькими студентами, и далеко не всегда Роби в это время был в школе. Он тихо играл себе в другой комнате и никому не мешал. Но Халанна заявила, что присутствие ребенка мешает ей сосредоточиться. И вообще, она не любит, когда кто-то слушает, как она занимается. Это так раздражает!

Вот этого Мерелан уже не выдержала. Нет, такой наглости она не станет терпеть даже ради Петирона, хоть он и твердит с утра до вечера об успехе своего нового произведения.

– Раз это для тебя так важно, дорогой, – сказала Мерелан сквозь зубы, – я думаю, тебе следует самому заняться ее подготовкой. Как ты, вероятно, уже заметил, – добавила она, заведомо зная, что ничего такого Петирон, конечно же, не заметил, – Халанна способна добиться куда большего с наставником-мужчиной. А мне и без того хватает хлопот со второй партией.

– Но я не смогу обучить ее так, как обучила бы ты, – удивленно возразил Петирон. По его чистосердечному убеждению, Мерелан преподавала вокал несравненно лучше, чем он сам, и он никак не мог понять, почему ей трудно обучать девушку с таким прекрасным голосом. – Ты сердишься, что я написал дуэт и тебе приходится петь с ней?

– Я? С чего бы мне сердиться? У Халанны великолепный голос, но в технике много недостатков. А я уверена, что к твоим замечаниям она будет прислушиваться куда внимательнее.

Петирон отнюдь не был в этом уверен, но в Мерелан ощущалось нечто такое, что Петирон предпочел оставить свое мнение при себе, А подвоха он не почувствовал.

После первого же урока все изменилось.

– Да она же просто идиотка! – негодовал Петирон. – Она ничего не смыслит в музыке! Ты что, за целый месяц занятий так и не смогла ничему ее научить?

– Нет, – негромко ответила Мерелан и указала на закрытую дверь, напоминая, что ребенок спит.

– Но она же не умеет петь с листа – даже когда я сам отбиваю ей ритм! Если я перехожу в другую тональность, голос у нее срывается. Она думает, что я… я… – Петирон красноречивым жестом прижал руку к сердцу. – Что я разучу с ней всю партию наизусть! Неужели Максилант так и делал? – с раздражением поинтересовался он.

– Мне кажется, милый, что Максилант лишь восхищался ее чудесным голосом и умалчивал о пробелах в ее познаниях, – Мерелан старалась говорить невозмутимо, хоть ей и нелегко было скрыть ликование.

– Она не желает распеваться перед репетицией! И она сказала, что ты не потрудилась…

– Я «не потрудилась», Петирон, потому что так и не смогла доказать ей, что это необходимо! – гневно ответила Мерелан. – А Уошелл полагает, что если Халанна не научится петь грудью, то через несколько лет вообще лишится голоса!

Петирон невольно попятился. Он никак не ожидал от своей кроткой супруги подобной вспышки.

– Неудивительно, что тебе так хотелось, чтобы я сам с ней занимался, – почти угрюмо произнес он.

– Если уж ты не сумеешь ничему ее научить, значит, никто не сумеет, – сказала Мерелан, глядя прямо в глаза мужу. – Тебе она, быть может, и поверит, а мне – нет, ибо думает, что я ей завидую.

– А что, есть основания? – нахмурился Петирон. Мерелан расхохоталась.

– Милый мой, да я за все алмазы с берегов Исты не согласилась бы поменяться местами с этим ребенком! Уошелл совершенно прав, и ты сам это знаешь. Если она будет продолжать в том же духе, то вскоре лишится голоса.

– Да, он прав, – согласился Петирон и нахмурился еще сильнее. – Ну что ж, я не допущу, – он сделал нарочито затянутую паузу, – чтобы она испортила дуэт или арию. Я изменю и то, и другое так, чтобы ей оказалось под силу это спеть.

Мерелан ничего не сказала в ответ – лишь кивнула.

На следующем уроке Халанна так оскорбилась, что даже попыталась демонстративно уйти, хлопнув дверью. Возник спор, который могли слышать все желающие, ибо два голоса – баритон и контральто – звучали громко и пронзительно.

– Вы этого не сделаете! – взвизгнула Халанна.

– Еще как сделаю! Ты не в состоянии петь то, что я написал!

– Не в состоянии? Да как вы смеете!

– Нет, это как ты смеешь разговаривать с мастером таким тоном, девчонка! Уж не знаю, чему тебя учил Максилант – но так и не научил ни манерам, ни умению прочесть хотя бы простенькую партитуру!

– Простенькую партитуру? Да вы славитесь по всему Перну сложностью музыки! Я ни разу не слыхала, чтобы хоть кто-нибудь пел то, что вы написали! Это никому не под силу!

– Это с легкостью споет любой ученик первого года обучения! И все потому, что они знают нотную грамоту и смысл каждой ноты, которую поют!

– Я тоже знаю!

– Так докажи!

– Нет!

– А я говорю – будешь петь!

– Нет, не буду! И вы меня не заставите!

Многим показалось, что за этим возгласом последовал звук пощечины. И действительно, когда Петирон позволил Халанне удалиться, правая сторона лица у нее была темнее левой. Но зато она наконец прекратила орать во всю глотку. В тот день она трудилась над сочинениями Петирона до хрипоты – и в конце концов у нее начало что-то получаться.

– Надеюсь, он не слишком сильно ее стукнул, – тихонько сказала Мерелан Уошеллу.

– А мне кажется, для всех было бы лучше, если бы он врезал ей как следует, – без малейшего сочувствия заметил Уошелл.

После окончания урока Халанна поспешно выскользнула из кабинета и исчезла. Она постаралась как можно незаметнее пробраться через двор Форт-холда. Юркнув в свою комнату – где она по-прежнему жила не одна, – Халанна тут же захлопнула дверь и заперла ее на засов.

Но вот чего не знали наблюдатели, так это того, что Халанна подкупила ученика барабанщика, чтобы тот переслал срочное послание ее отцу, Халибрану. В послании говорилось, что ее оскорбили. Петирон признал, что действительно дал Халанне пощечину – чтобы она прекратила устраивать истерику; тому было достаточно свидетелей. А всякий мастер имел право наказать ученика, если тот относился к заданиям спустя рукава.

Когда мастер-арфист Дженелл и Бетрис, подмастерье цеха целителей, пришли поговорить с Халанной и объяснить, что так себя вести нельзя, девушка залилась слезами.

– Меня здесь никто не понимает! Меня унижают на каждом шагу! А я так на вас надеялась! – воскликнула она. – А вы ничуть не лучше всех остальных!

Как позднее сказала Мерелан Бетрис, она чуть не расхохоталась при виде этого представления.

– Никто тебя не унижает, – ответил Дженелл. Бетрис никогда еще не слышала, чтобы он говорил столь строго. – Тебя хорошо приняли в цехе, предоставили тебе самых лучших наставников. Мастер Петирон оказал тебе высокую честь – написал специально для тебя партию, позволяющую продемонстрировать всем твой голос. Это как-то трудно назвать унижением. Но ты, похоже, оказалась не способна по достоинству оценить эту честь. Тебе следует извиниться перед мастером Петироном…

– Извиниться? – От удивления Халанна даже подскочила с табурета. – Я – дочь владельца холда, и я ни перед кем не извинюсь! Это он должен извиниться передо мной за ту пощечину, или…

– Довольно! – оборвал ее Дженелл и повернулся к супруге. – Надо запереть ее в отдельную комнату и посадить на хлеб и воду.

Это оказалось проще сказать, чем сделать. Потребовались соединенные усилия Дженелла, Бетрис и Лорры, чтобы оттащить визжащую и брыкающуюся Халанну на третий этаж главного здания цеха, в одну из свободных гостевых комнат. Сперва Халанна отказывалась и от еды, и от питья и даже выливала воду, но вскоре жажда оказалась сильнее стремления покрасоваться. Поскольку ее тайное послание принесло результаты лишь через шесть дней, Халанна успела проголодаться и согласилась есть все, что дают, но по-прежнему отказывалась извиниться или пообещать исправиться. На любые попытки поговорить с ней она отвечала потоком оскорблений и угроз. Даже целительнице Джинии не удалось образумить своенравную девицу.

Караульный, дежуривший на восточной башне Форт-холда, заметил, что от порта к холду скачет отряд из десяти человек, все при оружии, – и поднял тревогу, переполошив и лорда Грогеллана, и весь Дом арфистов. Поскольку Грогеллан знал о тайно переданном послании, он собрал для встречи гостей своих сыновей, племянников и стражников. Получился внушительный отряд. Когда гости въехали во двор Дома, мастер Дженелл, Бетрис, Джиния, Петирон и Мерелан стояли, поджидая их, на широкой лестнице, а все ученики, подмастерья и мастера устроились так, чтобы следить за ходом событий.

Отряд Халибрана остановился. Холдеру нетрудно было догадаться, где находится его «оскорбленная» дочь, – та высунулась из окна и завопила во всю глотку.

– Отец, она опять за свое! – с отвращением произнес один из всадников. – Я совершенно уверен, что это она кого-то оскорбила.

Юноша был так похож на Халанну, что не оставалось сомнений: это ее брат. Но, кроме него, в отряде было еще несколько белокурых молодых парней, отмеченных печатью фамильного сходства.

Халибран спешился и велел сыну держать язык на привязи. Холд Халибрана не принадлежал к числу Великих, но был очень богат благодаря плодородию земли и рудникам. Зато в самом Халибране, в отличие от его дочери, не чувствовалось ни капли заносчивости. Он поднялся по лестнице и пожал руку мастеру-арфисту.

– Раз Халанна сидит под замком, значит, она опять что-то натворила и не желает извиняться – я правильно понимаю? В таком случае позвольте мне принести извинения от ее имени, – сказал он.

Окружающие с облегчением вздохнули, однако мастер Дженелл медленно покачал головой.

– Сожалею, холдер Халибран, но это ей, а не вам следует искупить свой проступок и ответить за нежелание подчиниться дисциплине цеха. Она должна усвоить урок.

Крики Халанны сделались еще пронзительнее, но гости демонстративно пропускали их мимо ушей.

– Это и моя вина, – тяжело вздохнув, произнес Халибран. – Ее мать умерла родами. Одна сестра при шести братьях – конечно, мы ее разбаловали.

Тот из братьев, который уже позволил себе высказаться, почти незаметно тряхнул головой и отвел взгляд. Еще двое очень старались сдержать смешки, но всем стало ясно, что братья, вероятно, давно уже пытались уговорить отца заняться воспитанием дочери как полагается.

– Так что же произошло, что она отправила такое послание? – поинтересовался Халибран.

Дженелл открыл было рот, приготовившись объяснять, но тут вперед шагнул Петирон.

– Должен вам сказать, холдер Халибран, что ваша дочь музыкально почти безграмотна, – твердо и отчетливо произнес он, – несмотря на то, что я всегда считал арфиста Максиланта опытным и знающим музыкантом.

– Максилант надеялся, что, быть может, наставники цеха преуспеют там, где он потерпел неудачу, – сказал Халибран беспомощно разведя руками. Обращался он при этом скорее к Дженеллу, чем к Петирону. – По своей воле я не стал бы перекладывать наши трудности на ваши плечи. – Он снова повернулся к Петирону. – И что же?

– Когда она несколько раз подряд отказалась выучить простенькую партитуру…

Каким-то чудом никто из присутствующих арфистов и бровью не повел, услышав из уст Петирона выражение «простенькая партитура».

– … и принялась кричать на меня, я дал ей пощечину. Одну.

И Петирон, дабы подчеркнуть свои слова, показал один палец.

Все, кто стоял на ступенях, подтвердили его слова.

– Мы все слышали этот спор собственными ушами, – сказал мастер Дженелл, указывая на окна кабинета. – И звук одной пощечины.

– А надо было дать больше, – буркнул один из братьев.

– Мы заберем ее от вас, – сказал Халибран. Тон его был полон смирения, хотя чувствовалось, что он не менее горд, чем его дочь.

– Чепуха! – заявил мастер Дженелл в тот самый миг, когда Петирон выступил вперед с протестующим возгласом. – Если вы не против, мы бы оставили ее у себя и постарались приучить к дисциплине. Она должна понять, что родовитость еще не дает ей права так обращаться с окружающими и пренебрегать учебой.

Халибран удивленно воззрился на мастера-арфиста. Братья стали тихонько переговариваться между собой.

– У нее слишком хороший голос, чтобы позволить ему пропасть впустую, – сказал мастер Дженелл, глянув на окно, из которого неслись негодующие вопли. Из окна выпорхнул какой-то лоскут и, кружась, стал опускаться на землю. – Нам и раньше случалось вразумлять норовистых учеников. Случай, конечно, тяжелый и очень запущенный, – мастер Дженелл сделал многозначительную паузу, – но мне все же кажется, что ее еще можно исправить.

– А мне не кажется, – пробормотал один из братьев. Отец смерил его гневным взглядом и пнул пониже колена.

– Дайте нам срок до летнего солнцестояния, холдер Халибран, и вы не узнаете свою дочь.

– И как же вы намерены этого добиться? – спросил холдер, засунув большие пальцы рук за толстый кожаный пояс. Он обвел внимательным взглядом всех, кто стоял на лестнице рядом с Дженеллом.

– Если вы недвусмысленно дадите ей понять, – сказал Дженелл, – что подобные выходки больше не производят на вас никакого впечатления, что вы не станете попустительствовать ей и вытаскивать из всяческих передряг, она вскорости сдастся.

Халибран задумался. Он стянул перчатки, спрятал их в седельную сумку и принялся разминать пальцы.

– Если она и вправду сдастся, это будет первый случай в ее жизни. Но лучше бы, конечно, вы оказались правы, – сказал холдер и несколько раз сжал и разжал кулаки.

На лицах трех братьев – да и остальных шести членов отряда – отразилось глубочайшее удовлетворение.

– Разрешите, я вас провожу, – любезно предложил Дженелл и вместе с холдером Халибраном, Бетрис и Джинией ушел в главное здание.

– Это и есть та девушка с превосходным голосом, о которой вы говорили, Петирон? – поинтересовался Грогеллан, спускаясь с верхней площадки. Он со своими людьми так и простоял там все это время, наблюдая за беседой.

Старший из братьев, узнав лорда Форт-холда, быстро спешился, жестом велев всем прочим сделать то же самое, и вежливо поклонился. В этот самый момент Халанна заверещала на очень высокой ноте, и Петирон поморщился.

– Если она и дальше будет так перенапрягать верхний регистр, – заметил Уошелл, ни к кому конкретно не обращаясь, – то, в конце концов, ее голос может из контральто превратиться в сопрано. Если, конечно, у нее останется хоть какой-то голос.

Грогеллан хмыкнул и оглянулся на окно.

– Надо все-таки как-то заставить ее замолчать. Нельзя же, чтобы она и дальше так вопила.

– О, у нее настоящий талант! – заметил старший из братьев. – Нам, – он указал на себя и остальных, – такого не дано. А она все совершенствуется, и никто не может с этим ничего поделать.

Грогеллан смерил юношу таким взглядом, что тот смешался и неловко пожал плечами. Лорд Форт-холда не одобрял сыновей, критикующих своих отцов, – что бы ни подвигло их на это.

– Погодите еще минутку, – с улыбкой сказал Уошелл, и на лице его появилось выражение радостного предвкушения.

Он оказался прав. Вопли Халанны внезапно смолкли. Тем, кто стоял во дворе, пришлось довольно долго ждать, прежде чем они вновь услышали голос девушки. На этот раз в нем звучал вызов, смешанный с изумлением. Затем вновь зазвенели негодующие крики, но почти сразу сменились рыданиями, а вскоре стихли и они. По крайней мере, внизу, во дворе, больше ничего нельзя было услышать.

На этот раз старший из братьев Халанны сумел взять себя в руки, и когда он повернулся к мастеру Уошеллу, лицо его было непроницаемым.

– Нам нужно дать отдых скакунам, прежде чем пускаться в обратный путь, – сказал он.

– Тогда следуйте за мной, – сказал Грогеллан. – Насколько мне известно, Дом арфистов сейчас переполнен, так что придется вам погостить в холде.

И он взмахнул рукой, указывая истанцам, куда идти.

Его гостеприимство приятно удивило старшего из братьев; он взглянул на лорда Грогеллана, затем перевел взгляд на вход в главное здание.

– Я должен подождать отца… – Он вновь повернулся к Грогеллану. – Меня зовут Брахил, а это – мои братья Ландон и Брозил, – представил он спутников. – А это Гостол, капитан корабля. Он любезно доставил нас сюда.

Грогеллан одобрительно крякнул – подобные манеры ему нравились куда больше. Он разрешил юноше остаться, а остальных повел в холд.

– Как доплыли, мастер Гостол? – поинтересовался он по дороге, как надлежало вежливому хозяину. – Спокойным ли было море?

* * *

Истанцы задержались в Форт-холде на три дня – до тех пор, пока Халанна не сдалась – исключительно по причине изнеможения. Джиния навещала девушку после каждой ее беседы с отцом; при всей своей тактичности, целительница обиняками дала понять, что холдер предпринимает то, что совершенно необходимо для вразумления вредной девчонки.

– Многим детям достаточно дать понять, что ты их не одобряешь, или отвесить легкий подзатыльник, – объяснила Джиния Мерелан. Когда даже после второй порки Халанна не выказала ни малейших признаков раскаянья, Мерелан всерьез забеспокоилась. – А в некоторых хорошие манеры нужно прямо-таки вколачивать. И, как ни странно, они приходят в себя после трепки куда быстрее, чем впечатлительные дети оправляются от упреков.

– Но…

– Халибран всего лишь отшлепал дочку, так что ее гордость пострадала куда сильнее, чем ее задница, – сказала Джиния. – Если мы сейчас не настоим на своем, с годами Халанна будет делаться все хуже и хуже и в конце концов навлечет позор на свою семью и холд. Этого нельзя допускать.

– Да, конечно, но у нас еще никогда не было такого трудного ребенка, – сказала Мерелан.

Тут к ним присоединилась Айсла. Она так спешила добраться сюда, что теперь с трудом переводила дыхание.

– Он забирает с собой почти все ее наряды! И он попросил меня подыскать дочке что-нибудь теплое – но обязательно простенькое. Хотя я думаю, надо его уговорить оставить и хоть одно праздничное платье, для выступлений.

Судя по расстроенному виду, Айсле было почти жаль девушку, хоть та не раз доводила ее до отчаянья своими язвительными замечаниями и подковырками.

– Только нельзя позволить, чтобы она сама подбирала себе праздничный наряд. Я попрошу Нейллу, чтобы она об этом позаботилась. У Нейллы прекрасный вкус, и она отходчива.

От Халанны потребовали, чтобы она извинилась перед мастером-арфистом, целительницей Бетрис и мастером композиции Петироном. Дженелл желал включить в этот список и Мерелан, но певица решительно воспротивилась. Ей ведь предстояло и впредь обучать девушку. Это и без дополнительных сложностей тяжело, а если та еще и затаит зло из-за нового оскорбления…

– Она сама заслужила это наказание, – строго сказал Халибран.

– Но отсюда еще не следует, что я должна его усугублять, – сказала Мерелан, вскинув голову, чтобы взглянуть в лицо рослому холдеру.

– Вы очень добры, госпожа, – смягчившись, ответил Халибран и поклонился.

Халанна получила собственную комнату – на верхнем этаже, как раз такую, чтобы там мог поместиться ее поредевший гардероб. Халибран сказал мастеру Дженеллу, чтобы тот не стеснялся наказывать Халанну, если она снова осмелится пренебрегать учебой.

– А если ты вдруг решишь, что такой образ жизни тебя не устраивает, – сказал он таким ледяным тоном, что Мерелан невольно содрогнулась, – и попытаешься убежать из Дома арфистов, я разошлю вести о тебе по всему Перну. Ясно? Ты хотела петь. Ты хотела сюда, в цех арфистов, чтобы довести свой голос до совершенства. И теперь ты будешь заниматься именно этим, и ничем другим! Ты все поняла, Халанна?