Текст книги "Мастер-арфист"

Автор книги: Энн Маккефри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– Что же касается арфистов – здесь, в холде Плоскогорье, нашему цеху оказывают должное уважение. Хотя я слыхал, – Лобирн помрачнел, – что во многих местах нас едва терпят. И таких мест становится все больше.

Маллан и Робинтон изумленно уставились на мастера.

– Один торговец-северянин как-то упоминал… – начал было Маллан.

– Давайте не будем забивать себе голову, пока не столкнемся с этой проблемой напрямую, – твердо сказал Лобирн и вновь вернулся к рабочему расписанию.

Эта беседа надолго запала Робинтону в душу. Он еще в детстве заучил Хартию наизусть и даже ходил смотреть на оригинал, спрятанный для сохранности меж двух стекол. Текст до сих пор читался великолепно, хотя был написан множество Оборотов назад. Хартия была первым, что разучивали малыши в начале учебы – в виде обучающей Баллады, конечно. Потом ее изучали подробнее – по мере того, как ученики подрастали и могли осознать значение деталей. Холдер, скрывающий от подвластных ему людей эти знания, не выполнял свой долг перед ними.

С другой стороны, ни один закон не требовал наказания для холдера, скрывающего содержание Хартии. Видимо, об этом просто не подумали в свое время. Когда-то Робинтон спросил мнения мастера Уошелла. Тот лишь фыркнул в ответ, а потом заметил, что создателям Хартии даже в голову не приходило, что кто-то может покуситься на важнейшие из прав человека.

Робинтон искренне понадеялся, что люди, научившиеся читать и считать еще при прежнем холдере, теперь передадут знания своим детям – хотя бы тайком. Знание зачастую находит для себя обходные тропинки, как его ни запрещай. Оставалось лишь надеяться, что в холде Фэкса произойдет то же самое.

Глава 10

Три Оборота, которые Робинтон провел в холде Плоскогорье, пролетели стремительно, перемежаемые лишь зимними холодами. Он узнал много нового о ремесле арфиста и еще больше – об управлении огромным холдом, на территории которого проживают тысячи людей. Восседая по вечерам за главным столом, лорд Фарогай казался мягким, любезным и снисходительным человеком. Но у себя в кабинете, отдавая указания сыновьям и управляющим, он становился энергичным, проницательным и резким. Он знал обо всем, что творится в его владениях, – за исключением «белого пятна», как именовал Лобирн владения Фэкса.

– О, Фэкс умен, – сказал как-то Лобирн Робинтону. – Он проводит с Фарогаем не меньше времени, чем родные сыновья. Можно подумать, что он ему прямой родственник.

– А может, так оно и есть? – заметил Маллан, приподняв бровь. – Они очень друг на друга похожи.

Но Лобирн отмахнулся:

– Фарогай всегда обожал Эвелину. Это всего лишь фамильное сходство.

Маллан повел плечом.

– Мать Фэкса умерла родами, так что мы все равно никогда ничего точно не узнаем. Но вероятность существует. Эвелина так часто беременела, что Фарогай мог поискать развлечений на стороне.

– Выброси это из головы! – резко одернул его Лобирн. – Или держи свои мысли при себе.

– Я бы с радостью, но меня озадачивает привязанность Фарогая к Фэксу. Фэкс родился в тот период, когда у Эвелины случилось подряд несколько выкидышей. Еще до рождения Фаревена…

Но доводить свою мысль до конца Маллан не стал.

Внушающее тревогу поведение Фэкса оказалось единственной неприятностью, с которой довелось столкнуться Робинтону за время жизни в холде Плоскогорье. Он даже, при содействии Маллана, приобрел первый опыт общения с женщиной. Робинтон никогда особо не задумывался о своей внешности и в зеркало заглядывал лишь затем, чтобы проверить, не растрепались ли волосы; волосы он отпускал и заплетал в косу, подобно многим другим юношам. Но благодаря опеке Лотриции он начал понемногу избавляться от подростковой худобы, а пешие путешествия по горам сделали его ноги и грудь мускулистыми.

Поскольку он был арфистом, во время танцев он обычно играл для других, а не плясал сам. Но однажды Маллан заметил во время перерыва между танцами, что Робинтон болтает с тремя местными девушками, подошел и ткнул его локтем в бок.

– Я тебя подменю на время. Давай, выбирай себе пару.

Последовал еще один толчок под ребра, сопровождаемый подмигиванием. Робинтон попытался было возразить, но Маллан уже обратился к одной из девушек:

– Ситта, он у нас застенчивый. Он все время играет для танцоров, а сам танцевать не умеет.

– Это я не умею?! Еще как умею! – возмутился Робинтон и поспешил пригласить Ситту на танец.

Он и прежде поглядывал на эту стройную, миловидную девушку со слегка раскосыми глазами. Сейчас, ради Встречи, она облачилась в ярко-голубое платье, и этот наряд очень ей шел. Правда, Робинтон никак не мог сообразить, как же следует с ней беседовать, чтобы не ляпнуть что-нибудь неуместное.

– Я думала, ты никогда меня не пригласишь, – с притворной скромностью сказала Ситта, вложив свою изящную ручку в загрубелую от постоянной работы со струнными инструментами ладонь Робинтона.

– Мне давно этого хотелось, – чистосердечно признался Робинтон.

– Значит, пришла пора, арфист! – дерзко отозвалась Ситта, и они очутились на танцевальной площадке и поклонились друг другу, как и другие танцующие. А потом зазвучала музыка – на этот раз быстрая, так что Робинтону не представилось случая обнять девушку.

Ситта была благовоспитанной девушкой и потому после двух танцев предложила Робинтону пригласить кого-то из ее подруг – чтобы не давать окружающим повода для пересудов. Робинтон тут же согласился; все-таки он – арфист, и ему не следует открыто выказывать предпочтение только одной девушке. По крайней мере, пока что – не следует. А во-вторых, ему действительно хотелось танцевать. Это было так здорово! Он танцевал с Трианой и Марциной. Триана оказалась девушкой веселой и заводной, ее, похоже, больше интересовал сам танец, чем партнер. Марцина была милой и предупредительной. А потом Робинтону пришлось вновь вернуться на свое место и играть дальше.

Триана отправилась искать себе другого партнера – правда, на прощание сказала Робинтону, что он танцует замечательно и ей очень понравилось. А Ситта и Марцина устроились у помоста, на котором сидели музыканты, и стали ждать, пока Робинтон освободится.

Следующие несколько дней, куда бы Робинтон ни шел, ему все время попадались на пути Ситта и Марцина – как бы случайно, между делом. А потом он отправился в очередное путешествие, навестить своих подопечных, и отсутствовал четыре дня. Вернулся поздно вечером, и как-то так вышло, что Ситта в это время сидела в главном зале. А потому само собой получилось, что она принялась опекать Робинтона, раздобыла для него горячую еду и питье… И согрела ему постель – в честь возвращения.

Робинтон воспользовался тем же условным сигналом, которым пользовался Маллан: прислонил стул к столу. Теперь старший подмастерье должен был вообразить, что заглядывать в его комнату не следует. А потом они с Ситтой познали друг друга, и Робинтон счел, что эта сторона жизни воистину хороша. С тех пор Ситта ловко подкарауливала его вечер за вечером. Робинтон даже начал думать, что чутьем она не уступает дракону. Марцина, правда, с недельку дулась, но это не помешало ей и Триане танцевать с Робинтоном – правда, не больше двух танцев подряд.

Возможно, Ситта лелеяла мечту сделаться супругой арфиста, но Робинтон пока не мог позволить себе сколько-нибудь серьезных, длительных отношений – по крайней мере, до тех пор, пока не получит постоянное назначение. Зато он выяснил, что это очень приятно – когда о тебе заботится любящая подруга. Хотя и совсем не похоже на заботу любящей матери.

* * *

Робинтон часто получал новости из цеха арфистов и знал, что Мерелан хорошо себя чувствует и по-прежнему прекрасно поет. Он регулярно получал со скороходами письма от матери и так же регулярно писал ей сам.

Появились как-то Ф'лон с Сайманит'ом и принесли весть о том, что Карола заболела и к ней вызвали мастера-целительницу Джинию. Весь Вейр охватило беспокойство – ведь Фейрит'а еще довольно молода для королевы. Смерть любого дракона была потрясением для Вейра, но потеря королевы становилась истинным бедствием.

Ф'лон тоже был мрачен.

– Если честно, чисто по-человечески я никогда не питал особой любви к Кароле. Но все-таки она – всадница…

– Так что, Фейрит'а может вот-вот уйти?! – воскликнул Робинтон. – Но ведь Вейру нужна королева!

– Она у нас есть, – напомнил Ф'лон. – Из последней кладки. Конечно, она очень молода… И, по чести говоря, я очень жалею, что Неморт'а выбрала Йору, а не кого другого!

У него вырвался раздраженный вздох.

– Почему? – спросил Робинтон. Его сейчас больше занимала возможная потеря королевы, чем неприязненное отношение Ф'лона к Йоре.

– Почему? Да потому, что она боится высоты! Ты себе такое представляешь? Ну да ладно. Сайманит'у Неморт'а нравится, да и мне куда симпатичнее пышечки, а не вешалки костлявые, вроде той же Каролы.

– А ты не думаешь, что бронзовый твоего отца не захочет так просто уступить тебе дорогу? – спросил Робинтон, изумленно уставившись на друга.

Он знал, что Ф'лон честолюбив и что право подняться в брачный полет с королевой всегда служило предметом состязания для бронзовых всадников. Так почему Ф'лон не принимает в расчет тот факт, что отец намного опытнее его?

У Ф'лона хватило совестливости сконфузиться.

– Ну, ведь даже С'лонер не вечен. А Сайманит' – прекрасный бронзовый.

– В этом я ни капли не сомневаюсь, – поспешил согласиться Робинтон.

«Спасибо, арфист».

Робинтон кивком попросил Ф'лона придвинуться поближе.

– А он из-за всего этого не волнуется?

– Пока до дела не дошло – нет. Ты же сам знаешь: драконы редко задумываются о завтрашнем дне. Потому-то им и нужны всадники.

За три дня до Окончания Оборота госпожа Вейра умерла; она до последнего мига отважно сражалась со смертью. Робинтон ощутил боль Сайманит'а, вызванную этой потерей, но не стал никому ничего говорить, пока весть не передали барабанной связью. Скорбное известие наложило свой отпечаток на празднества. Все горевали и о золотом драконе, и о всаднице. Робинтон был особенно печален: он был одним из немногих в холде Плоскогорье, кто знал и госпожу Вейра, и ее королеву лично. Но вышло так, что у него оказалось не так уж много времени для скорби: Лобирн сообщил, что мастер Дженелл велит подмастерью вернуться в цех арфистов. Его ждет новое назначение.

– Ты многому здесь научился, Роб, и мне жаль с тобой расставаться, но ты слишком талантлив – и как наставник, и как музыкант, – чтобы сидеть здесь вечно. Есть места, где ты сумеешь добиться гораздо большего, – сказал мастер Лобирн, когда Ф'лон и Сайманит' прилетели за Робинтоном и его имуществом. Потом он крепко обнял юношу – не обращая внимания на разницу в росте – и быстро отвернулся.

Лотриция тоже обняла Робинтона, расплакалась и велела беречь себя – и возвращаться, когда только он захочет, потому что здесь ему всегда будут рады.

Робинтон уже успел получить от лорда Фарогая официальное разрешение на отъезд. Кроме того, лорд, к изумлению юноши, вручил ему увесистый кошелек с марками.

– Ты хорошо потрудился. И твою работу, и твое поведение все хвалили. И ты заслужил вознаграждение, которое поможет тебе устроиться на новом месте. Передавай от меня привет мастеру Дженеллу и, конечно же, мастеру голоса Мерелан.

Фарогай протянул юноше руку, Робинтон с радостью ее пожал – и поспешно ослабил хватку, заметив, как скривился лорд.

Следующим был Маллан. Он попрощался с Робинтоном, и его улыбка стала последним напутствием молодому подмастерью перед долгой дорогой.

– Ну, что? Когда брачный полет? – поддразнил Робинтон старого друга, усевшись на спину Сайманит'а.

– Я вообще сомневаюсь, что Неморт'а хоть когда-нибудь оторвется от земли, если Йора и дальше будет так себя вести, – с отвращением сказал Ф'лон. – Эта девчонка боится высоты! Она в собственный вейр не может подняться без посторонней помощи… – Голос его превратился в противный фальцет: – «Чтобы я не споткнулась и не упала».

– Но не может же она…

– К счастью, – продолжал Ф'лон, – когда у Неморт'ы начнется брачный сезон, желания Йоры будут значить не больше, чем груда золы в помойной яме. – Он обернулся к другу и лукаво улыбнулся. – Кровь Неморт'ы вскипит, и природа возьмет свое.

– А как же С'лонер?

– Он будет испытывать судьбу наравне с прочими.

В это самое мгновение Сайманит', который, к удивлению Робинтона, неспешно шел по двору холда, напугал юношу до полусмерти. Он просто шагнул с края утеса и нырнул вниз, в долину. У Робинтона душа ушла в пятки, и он отчаянно вцепился в друга, гадая, что это вдруг накатило на дракона.

Ф'лон, заметив реакцию арфиста, расхохотался, а в следующее мгновение они уже оказались в Промежутке, и Робинтон даже обрадовался пронизывающему холоду. Все лучше, чем грохнуться со всего маху на камни.

– Что за дурацкая шуточка? – крикнул он, подавшись вперед, чтобы Ф'лон мог его услышать. Они уже кружили над Домом арфистов. Для пущей доходчивости Робинтон наградил друга чувствительным тычком в плечо.

– А зачем Сайманит'у тратить силы на прыжок, если можно просто скользнуть вниз?

– Мог бы и предупредить!

Ф'лон только заржал в ответ, и Робинтон понял, что жаловаться бесполезно.

«Сайманит', если Ф'лон задумает еще что-нибудь похожее, не мог бы ты меня заранее предупредить, а?» – осторожно попросил Робинтон. Ему не доводилось до сих пор первым начинать разговор с Сайманит'ом, и потому он не был уверен, услышит ли его бронзовый.

«Я постараюсь запомнить, что ты не любишь падать». Голос Сайманит'а звучал виновато, и Робинтон немного смягчился.

* * *

Не в силах отказаться от очередного представления, Ф'лон с Сайманит'ом лениво покружили над двором Дома арфистов, постаравшись, чтобы их появление заметили. К тому моменту, как Сайманит' сложил крылья на спине, на ступенях уже собрался комитет по встрече. По правде говоря, Робинтон предпочел бы вернуться домой как-нибудь тихо и незаметно. Мерелан – именно ее Робинтон постарался углядеть первым делом, – выглядела хорошо. Она стояла рядом с Лоррой. Та обнимала за плечи высокую, очень красивую брюнетку, показавшуюся Робинтону смутно знакомой. Последней в этой маленькой группе была Кьюбиса. Робинтон взглянул на окна репетиционного зала, в котором проводил большую часть времени Петирон, но ничего не увидел и не услышал. Облегченно вздохнув, Робинтон спустился на землю и бросился к лестнице, спеша обнять маму.

Мерелан не казалась сейчас такой хрупкой и изможденной, как при расставании три Оборота назад, но в ее косах добавилось седины, а на лице – морщин. Эти признаки приближающейся старости перепугали Робинтона – для него нестерпима была сама мысль, что мама может постареть. Но он скрыл свой страх за улыбкой и множеством бессвязных слов, какими люди обычно обмениваются после долгой разлуки.

Принявшись благодарить всех за то, что пришли его встретить, Робинтон снова взглянул на юную красавицу брюнетку. Та старалась казаться спокойной, но на щеках ее играл румянец. А потом Робинтон сообразил, кто перед ним.

– Обороты пошли тебе на пользу, Сильвина. Ты так похорошела… – сказал Робинтон и, продолжая обнимать Мерелан за плечи, протянул руку подруге детских лет.

– Да и ты теперь сделался недурен собой, арфист, – дерзко отозвалась она и улыбнулась.

– Я смотрю, ты возмужал, – заметила Мерелан, похлопав сына по груди и пощупав мускулы. – И стал еще выше, – добавила она обвиняющим тоном – как будто Робинтон не имел права меняться за время разлуки.

– Мастер Лобирн постоянно заваливал меня работой, – сказал Робинтон, притворяясь смертельно уставшим.

– Чушь какая! – со свойственной ей прямотой заявила Кьюбиса. – Судя по виду, ты в отличной форме. Даже в лучшей, чем был перед отъездом.

Тут в дверном проеме появилась Бетрис.

– А, вот и он! Отлично. Лорра приготовила ради тебя настоящий пир, и нам всем не терпится взглянуть, чем же она собирается хвалиться. Давай, Роби, нечего тут мешкать.

Она схватила Робинтона за руку, оторвала его от Сильвины и потащила за собой.

Робинтон выпустил мать из объятий лишь после того, как они оказались в малом обеденном зале и у него появилась возможность усадить Мерелан в кресло. Едва он собрался сесть сам, как появился мастер Оголли.

– Надеюсь, я не опоздал? – ворчливо поинтересовался мастер-архивариус. – Мальчик мой, до чего же я рад тебя видеть! – Тут он увидел накрытый стол и просиял. – Просто великолепно! Я, пожалуй, выпью чашечку кла и съем пирожное, но надолго задержаться не смогу. В этом Обороте у меня не ученики, а сущие бестолочи. Ты просто не представляешь, Роби, до чего мне тебя не хватает! Или мне теперь следует звать тебя полным именем, а, подмастерье Робинтон?

– Вы можете звать меня, как вам больше нравится, мастер Оголли. Я всегда к вашим услугам.

– Роб, мастер Дженелл хотел повидаться с тобой после обеда, когда у него закончатся занятия, – сказала Бетрис.

– А кто-нибудь знает, куда меня отправят теперь? Робинтон подмигнул Бетрис, давая понять, что не очень-то надеется на ответ.

– Не беспокойся, сидеть без дела мы тебе не позволим, – заверила его Бетрис, состроив насмешливую гримасу.

Разговор перешел на какие-то общие темы – кого куда отправили, кто чем занимается и так далее. Робинтон расспросил о своих одноклассниках, которые тоже успели за это время сделаться подмастерьями, порадовался последним успехам Шонегара на борцовском поприще. Это вдруг напомнило ему о Фэксе.

– Что-то случилось, Роб? – спросила Мерелан, заметив, как изменилось настроение сына, и нежно коснулась его руки.

– Да нет, ничего, – ответил он.

Конечно же, Мерелан эта отговорка не обманула, но Робинтон считал, что за столом разговор о Фэксе и его холдерах, лишенных возможности учиться, будет неуместен.

* * *

Когда во время беседы с мастером Дженеллом Робинтону наконец-то представилась возможность заговорить об этом, Дженелл лишь сдержанно кивнул.

– Лобирн уже поставил меня в известность. К несчастью, без согласия Фарогая цех ничего не может поделать.

– Но это же неправильно! – не выдержал Робинтон. Дженелл снова кивнул, на этот раз сочувственно.

– Мы не в силах прыгнуть выше головы, юноша. А соваться туда, где жизни арфиста может угрожать опасность, неразумно.

Робинтон изумленно уставился на мастера.

– Опасность?

– Трудности такого рода уже возникали, юноша, и будут возникать снова. Иногда нам удается их сглаживать. Но до тех пор, пока Фэкс хозяйничает в собственном холде, я ничего не могу сделать. Ничего такого, что можно было бы счесть мудрым. Тебе придется научиться на собственном опыте: существуют потери и неудачи, с которыми приходится смиряться. Маленький холд, расположенный далеко на севере, не настолько важен, как большой холд рядом с твоим домом. Но я отправляю тебя туда, где ты сможешь принести наибольшую пользу. Итак, – Дженелл повернулся и указал на флажок на карте, – вот твое новое место назначения. Думаю, оно тебе вполне подойдет. Лобирн тебя очень хвалил, а ему угодить нелегко. Но пока что… Петирон уехал на неделю. Возможно, тебе захочется отдохнуть и побыть с матерью.

Робинтон подскочил.

– Ей нехорошо?!

– Тише, тише, юноша. С ней все в порядке. Можешь не волноваться, – сказал Дженелл. Голос его звучал столь искренне, что Робинтон успокоился. – В порту Форта наверняка найдется подходящий корабль. Ты можешь воспользоваться его услугами и не злоупотреблять любезностью всадника.

– Но Ф'лон сам хотел…

– Тише, Роб. Я ни на чем не настаиваю. Но я полагаю, что будет лучше, если ты прибудешь в Бенден…

– Бенден?! – Робинтон просто поверить не мог в такое счастье.

– Да, в Бенден. Но – не на крыльях Сайманит'а. Этот молодой человек, твой друг – настоящая заноза в боку лорда Майдира. И он, и его отец, предводитель Вейра.

– Но ведь когда мы с мамой там были, лорд Майдир…

Дженелл поднял руку.

– Как я уже сказал, лучше будет, если ты попадешь в Бенден не на драконе. Я не хочу, чтобы тебя тоже сочли возмутителем спокойствия. Арфист Эварель с нетерпением ожидает твоего прибытия. Он скоро уйдет в отставку, и ты, возможно, займешь его место, если поладишь с лордом Майдиром. Вообще-то лорд интересовался, готов ли ты занять эту должность.

От дальнейших вопросов Робинтон воздержался. Он сам разберется, что там творится. Хотя странно это: холд не доверяет предводителю собственного Вейра…

Кстати, Ф'лон тоже что-то такое говорил. Но перед отлетом молодой бронзовый всадник подкинул Робинтону куда более веский повод для размышления.

– Дружище, а ты знаешь, что понравился этой красотке, Сильвине? – поинтересовался он. – На меня она не обратила ни малейшего внимания, зато с тебя глаз не сводит. Не упускай случая, Роб.

Ф'лон подмигнул Робинтону, хлопнул друга по плечу и привычным движением вспрыгнул на подставленную лапу Сайманит'а. И уже со спины бронзового помахал Робинтону.

Прощальная реплика Ф'лона так поразила Робинтона, что он даже не успел сказать другу, что они с Сильвиной дружили в детстве и, возможно, ей просто приятно увидеть товарища детских игр. Теперь же было поздно; Сайманит' уже изготовился к прыжку, и Робинтон поспешно отступил, спасаясь от тучи пыли.

В тот же вечер, позднее, когда Робинтон уже пересказал матери самое интересное, что произошло с ним за время жизни в холде Плоскогорье, он обнаружил, что слишком устал, чтобы заснуть. Хотя Мерелан и приготовила для него прежнюю комнату, Робинтон все-таки решил, что будет ночевать в покоях, предназначенных для подмастерьев. Он знал, что Мерелан огорчится, что ей хочется подольше побыть рядом с ним и самой о нем заботиться. Но старая детская будила в нем слишком много воспоминаний, к которым Робинтон не хотел возвращаться. А признаться в этом маме он тоже не мог. Возможно, Мерелан поняла все сама; во всяком случае, настаивать она не стала. Она осторожно, как бы между делом, упомянула, что лорд Тиллекский собрался жениться и Петирон готовит в честь такого случая невиданный праздник – потому-то и в цехе почти никого не осталось.

Мерелан тоже заметила, что Робинтон привлек к себе внимание Сильвины.

– Из нее выросла настоящая красавица. Прекрасное, звучное контральто. Ты ничего не писал для контральто?

– Ну, по правде говоря, писал, – признался Робинтон и потянулся за кожаным футляром с нотами. Лучше уж говорить о музыке, чем о внимании, которое якобы проявила к нему Сильвина. – Я переписал для тебя лучшие из моих мотивчиков.

Он намеренно употребил именно это слово – так некогда именовал его сочинения Петирон. Мать взглянула на него с укоризной.

– Роб, прекрати…

Тогда Робинтон рассказал ей, какой бурный хохот вызвало его открывшееся авторство у мастера Лобирна; похоже, рассказ позабавил Мерелан. Потом ей захотелось просмотреть все новые песни Робинтона, сыграть их, спеть вполголоса – а то, что ей особенно нравилось, и в полный голос. Робинтон негромко подпевал ей, не в силах удержаться; слишком долго он был лишен такого удовольствия – петь свои песни дуэтом с матерью.

– Радость моя, у тебя особый талант к песням и балладам, – сказала Мерелан, когда они закончили. – И ты делаешь большие успехи…

Она вздохнула. Робинтон, решив, что мать устала, собрал ноты и упросил ее отправиться отдыхать.

Несмотря на все заверения в обратном, Робинтон чувствовал, что Мерелан изменилась, что с ней что-то неладно. Он обнял мать на прощанье и поцеловал.

– У меня есть еще несколько дней, пока не пришла пора садиться на корабль, – сказал он.

– И куда же Дженелл тебя отправляет?

– А ты не знаешь? Мерелан рассмеялась.

– Дженелл свои задумки держит при себе. Но он поклялся, что нашел для тебя должность, соответствующую твоим способностям.

Робинтон сообщил, что едет в Бенден-холд, и Мерелан просияла.

– Я надеялась, что так и будет. Я ведь знала, что Эварель подумывает об уходе на покой, – сказала она, пылко обняв сына, а потом одарила его насмешливым взглядом. – Я даже думала, не попросить ли Дженелла об этом назначении для тебя, но потом решила, что злоупотреблять связями нехорошо.

– И тебя это остановило? – поинтересовался Робинтон, решив немного поддразнить ее. – Речь ведь шла о твоем сыне.

– У меня тоже есть принципы, дорогой, – ответила Мерелан, напустив на себя чопорный вид.

* * *

Ел теперь Робинтон за столом подмастерьев. Сильвина подносила блюда ему первому, накладывала в тарелку больше, чем всем остальным, и постоянно вертелась рядом, расспрашивая про жизнь в Плоскогорье. Двое-трое арфистов, которых Робинтон почти не знал, понимающе посмеивались. В конце концов Робинтону сделалось не по себе от пристального внимания со стороны девушки.

Ну да, Сильвина была красива – куда красивее Ситты или Марцины, – но он ведь совершенно не знал эту взрослую и немного чужую Сильвину.

Впрочем, долго размышлять ему не пришлось. Через несколько дней мастер Дженелл объявил о начале церемонии посвящения учеников в подмастерья – это всегда было прекрасным поводом для празднества. По ходу дела главный арфист сообщил и о новом назначении Робинтона. Мерелан лучилась гордостью. Интересно, что бы сказал сейчас Петирон?

* * *

Итак, Робинтон отправился в Бенден. Перемещаться ему пришлось на корабле, на спине скакуна и на своих двоих. Это путешествие не только заставило его заново оценить преимущества путешествия на спине дракона, оно произвело на него совершенно особое, неизгладимое впечатление. Лишь теперь, измерив их собственными ногами, Робинтон во всей полноте оценил бескрайние просторы континента, прежде бывшие для него лишь рисунком на карте.

Робинтон узнал, что не подвержен морской болезни. Это особенно порадовало капитана. Когда во время шторма половина команды слегла, помощь Робинтона очень пригодилась. А еще он впервые увидел Рассветных Сестер.

Он вышел на палубу перед самым рассветом и заметил в небе яркую искру.

– А это что такое? Не может быть, чтобы звезда! – изумился Робинтон.

– Она самая, – отозвался с улыбкой вахтенный. – Их три, зовутся Рассветными Сестрами. Почему – понятия не имею. Их еще видно вечером, в сумерках. Но только на этой широте. На севере, откуда ты едешь, их не видать.

– Поразительно… – пробормотал Робинтон и прислонился к надстройке, не в силах отвести взгляда от сверкающей точки. А затем над горизонтом как-то внезапно поднялось солнце, и звезда, мигнув в последний раз, исчезла. Робинтон собирался вечером подняться на палубу и проверить, правду ли сказал моряк – действительно ли эти загадочные звезды так же хорошо видны и вечером, – но позабыл.

Остров Айген Робинтону понравился – по крайней мере, пока он его разглядывал, проплывая мимо. Еще ему понравился маленький островок с черными сверкающими берегами – древний вулкан, вознесший из волн свой кратер.

Робинтон быстро научился справляться со скакуном и вести вьючных животных по собственному, а не их желанию. А долгие пешие прогулки по холмам Плоскогорья помогли ему без затруднений преодолеть последнюю часть пути. Кроме того, его радостно встречали в каждом маленьком холде, угощали от души и укладывали спать, а взамен просили лишь песен.

Но встретилось и одно исключение из этого правила. В тот день Робинтон расстался с гуртовщиками, продавшими ему немолодого, но крепкого вьючного скакуна, и двинулся дальше. Он находился почти на границе владений Бенден-холда – так сказал ему старший гуртовщик, указавший дорогу, которая позволяла срезать путь. Во второй половине дня Робинтон добрался до станции скороходов, но решил не останавливаться там, а идти до самой темноты, пока можно. Когда солнце почти коснулось края гор, Робинтон начал искать себе пристанище на ночь – хотя бы старое укрытие от Нитей. Вдоль дорог, по которым передвигались скороходы, подобные укрытия были устроены на расстоянии прямой видимости. Но Робинтон свернул на узкую, мшистую тропку. Он как раз поднимался на холм, когда впереди – чуть слева, на фоне леса – показался огонек. Тропка ответвлялась от широкой дороги, ведущей прямиком к холду, поэтому Робинтон решился свернуть; его вьючный скакун постанывал. Все-таки животное было уже немолодо.

– Потерпи немного. Тут уже недалеко. Еще чуть-чуть, и ты тоже сможешь перекусить.

Скакун снова застонал – теперь на другой ноте. Не будь Робинтон таким уставшим и голодным, его бы позабавило разнообразие звуков, издаваемых неразумным животным.

Робинтон приблизился к хижине и учуял манящие запахи ужина. В животе у него заурчало. Тут же раздалось ответное ворчание; в хижине явно держали псов. Вьючный скакун издал протестующий, слегка испуганный возглас.

– Они ничего тебе не сделают – они же в доме, – сказал Робинтон животному. Он поправил куртку, пригладил волосы и вежливо постучал в дверь.

– Кто там? – донесся резкий, настороженный мужской голос. Потом хозяин хижины прикрикнул на собак, чтобы те угомонились. – Не слыхать за вами ничего!

Что-то неразборчиво пробормотал женский голос.

– Я – путник, ищу пристанища на ночь, – ответил Робинтон.

– Заплатить можешь?

– Конечно.

От арфиста обычно ожидали песен и историй. Как правило, Робинтон предлагал хозяевам дома полмарки, но те всегда отказывались.

Дверь со скрипом приотворилась. Но лица хозяина Робинтон не разглядел, свет шел у того из-за спины.

– Ты кто такой? – поинтересовался мужчина.

– Меня зовут Робинтон, – ответил подмастерье, слегка поклонившись, и положил руку на кошелек, подвешенный к поясу. – У меня есть марки цеха арфистов…

– Ха! Цех арфистов! – В голосе хозяина хижины прозвучало явственное презрение.

– Наши марки принимают на любой Встрече, – сказал Робинтон. По правде говоря, враждебный прием его ошеломил. Такого он не ожидал.

– Впусти его, Таргус. У нас на сегодня довольно еды, – подала голос женщина. Она выглянула из-за двери и посмотрела на Робинтона. – Таргус, он один, и оружия при нем нет – только столовый нож.

Она открыла дверь пошире, и Робинтон увидел, что за столом сидят четверо рослых мужчин.

– Сорти, заведи-ка его скакуна под навес. А ты входи. Как, говоришь, тебя зовут? Робинтон? А я – Кулла.

На пороге возник парень простецкого вида. Он прошмыгнул мимо Таргуса, забрал у Робинтона поводья и забормотал что-то успокаивающее. Вьючный скакун попробовал было упираться, но Робинтон с силой съездил упрямой скотине по заду, и та, сдавшись, пошла за провожатым.

– Я чрезвычайно признателен вам за гостеприимство, госпожа, – сказал Робинтон. Чтобы войти в хижину, ему пришлось наклониться. Он вежливо кивнул присутствующим. – Я держу путь в Бенден-холд.

– Па, он – арфист, – сказал один из ужинавших, указав ножом на левую руку Робинтона. – У него на плече синий шнур.

Таргус, неприязненно насупившись, развернул Робинтона к свету, чтобы самому взглянуть на цеховой знак.

– А теперь слушай сюда, Таргус, – заявила Кулла, подбоченившись. – На Встречи ты меня не пускаешь, но я не собираюсь гнать арфиста, который сам пришел к моему порогу. Я вообще никого не стала бы гнать в такую темень.