Текст книги "Хорошее время для убийства"

Автор книги: Энн Грэнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Обеспокоенная Мередит постучала по стеклу.

– Доктор Прингл! Как вы себя чувствуете?

Прингл вздрогнул и поднял голову. Поморгал, опустил стекло.

– Ах, извините, мисс Митчелл. Просто задумался… – Врач замолчал.

Такой ответ не убедил Мередит.

– Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?

– Да, да. Просто я готовился давать показания… насчет Гарриет… но это оказалось не нужно. И теперь, видимо, сказались последствия напряжения. – Взгляд Прингла был затравленный. – По правде говоря, я очень боялся сегодняшнего заседания. Знаете, я… очень любил ее.

– Простите, я не знала, – призналась Мередит. – Но я вас вполне понимаю. Мы с Гарриет были знакомы совсем недолго, но она мне сразу очень понравилась.

– Я любил ее, – просто сказал Прингл. – И хотел на ней жениться. С моей стороны это были всего лишь глупые мечты. То есть мне нечего было ей предложить, кроме руки и сердца. И однажды я сделал ей такое предложение, но она мне отказала, чего и следовало ожидать. Она, конечно, была права. Ее отказ сильно задел меня. Я даже вышел из охотничьего общества, продал коня и все остальное. Мне невыносимо было находиться там же, где была она, на балах охотников, понимаете? Видеть ее с другими… Извините, мисс Митчелл, что-то я разболтался. – Доктор вымученно улыбнулся.

– Ничего, доктор Прингл. Мне очень жаль. – Мередит в самом деле стало очень жаль Прингла, сердце ее разрывалось оттого, что она ничем не может ему помочь. Слова утешения ни к чему. Прингл любил и потерял любимую. Тяжелее положения не бывает. Она положила руку ему на плечо и сжала влажную грубошерстную ткань пальто: – Мне правда очень, очень жаль.

* * *

Дождь ослабел. Повернув на шоссе, Мередит выключила «дворники» и посмотрела в зеркало заднего вида. Следом за ней на шоссе сворачивала еще одна машина. Она без труда узнала «мерседес» Тома Фирона. Мередит взяла вправо и убавила газ, пропуская «мерседес» вперед, но Том не стал ее обгонять. По-прежнему держался на некотором расстоянии. Может быть, подумала Мередит, Том собирается заправиться в гараже Феннивика. Но за гаражом он следом за ней свернул на проселочную дорогу, ведущую в Пакс-Коммон. Мередит остановилась у коттеджа «Роза» и вышла из машины. «Мерседес» прополз мимо; Мередит совсем не удивилась, когда он остановился в нескольких метрах впереди. Том вылез из машины и направился к ней. Она молча ждала.

– Знаете что-нибудь о том, что там случилось? – спросил он без предисловий, кивая в направлении Бамфорда.

– Нет, а что? – раздраженно спросила Мередит.

– Но вы ведь подружка Алана, так?

– Я ему друг, а не подружка… – В черных глазах Фирона замелькали насмешливые огоньки; Мередит разозлилась еще сильнее. – Он не обсуждает со мной свою работу. Во всяком случае, с позавчерашнего дня я его не видела и не имела возможности ни о чем поговорить.

«Да, – сердито подумала Мередит. – Мы с ним сейчас вообще не разговариваем – но Тому Фирону до наших отношений нет никакого дела!»

Фирон стоял, сунув руки в карманы синего пальто.

– Ничего удивительного, если Парди прихлопнули, – сказал он. – Но убил его не я. Сейчас Алан добился отсрочки и наверняка начнет расспрашивать всех, где кто был в тот злополучный вечер и в ту ночь! – Он с вызовом посмотрел на Мередит. – А я надеялся послушать, что все желающие скажут про Гарриет, ведь они считали, что хорошо ее знали! – вдруг выпалил он.

– Считали? – Мередит удивленно подняла брови. – Вы хотите сказать, что по-настоящему ее никто не знал?

– Да, – желчно ответил Фирон. – Послушайте, в течение пяти лет мы с ней виделись почти ежедневно. Я хорошо знал Гарриет. Пусть она казалась уверенной в себе, самовлюбленной, независимой, упрямой. Но она не была слишком уверена в себе. Просто так срабатывала ее самозащита.

– Мне тоже показалось, – медленно проговорила Мередит, – что в глубине души Гарриет была довольно застенчивой.

– Правда? – Фирон смерил ее пристальным взглядом. – Ну, значит, вы разглядели ее лучше других. Гарриет всегда приходилось что-то кому-то доказывать – не другим, хотя я так сначала подумал, а себе самой.

– Почему у вас сложилось это мнение? – Вежливость требовала пригласить Фирона на чашку чаю, но благоразумие подсказывало: потом от него будет не так легко избавиться. Дождь перестал. Можно с тем же успехом поговорить и на улице.

– Из-за ее поведения. Когда она только приехала, однажды утром она явилась в конюшню и спросила, сколько я беру за постой. Она хотела купить коня и держать его в конюшне неподалеку. Мы договорились о цене, и она спросила, не слыхал ли я о подходящем коне, которого выставили на продажу. Ей нужен был гунтер, но не тяжеловес. Я не знал, продается ли где такой конь, но подсказал, когда начинаются ближайшие лошадиные аукционы. Предложил поехать туда вместе с ней, чтобы помочь выбрать коня. Она ответила, что справится и сама; если честно, обрезала меня довольно грубо. Ну и ладно, подумал я, тогда сама и справляйся, только потом не жалуйся, если привезешь какую-нибудь клячу с провислым крупом и искривленными бабками, одноглазую и со скверным характером! Но она купила Меченого, который оказался славным и покладистым. Он был в неважном состоянии, потому что предыдущие хозяева плохо с ним обращались, но у него не было ничего такого, что нельзя было поправить, излечить нормальным питанием и заботой. В общем, я понял, что в лошадях она разбирается.

Мередит с трудом подавила улыбку. Видимо, после покупки Меченого Гарриет сильно возвысилась в глазах Фирона. Способность отличить хорошую лошадь от плохой являлась важным качеством в его шкале ценностей.

– Но понимаете, в чем дело? Ей непременно нужно было выбрать коня самой. И так же во всем. Взять хотя бы готовку. Любая нормальная женщина довольна, если может взять и без затей зажарить кусок мяса, а к нему отварить овощи. Лично мне нравится простая еда. Не люблю я эти соусы; не видно, что там под ними. Люблю точно знать, что у меня в тарелке. Но нет, Гарриет непременно нужно было стать лучшей кулинаркой во всей округе. Она терпеть не могла, когда у нее что-то не получалось. Не любила ошибаться. Поэтому я решил, что в прошлом она пережила какой-то сокрушительный удар – и до сих пор не может с ним справиться. – Том пожал плечами. – Мне казалось, ей нужен человек, способный о ней позаботиться.

– Но насколько я поняла, таким человеком стали не вы, – заметила Мередит и тут же поняла, что вырвавшиеся у нее слова прозвучали довольно грубо. Ну и пусть! Том постоянно говорит о своей любви к простоте, значит, не ему обижаться.

– Я не набивался! – проворчал Фирон. – Хотя что во мне такого плохого? Ну, сапоги у меня грязноваты и пахнут навозом. Так ведь я целый день при лошадях! Нет уж, извините!

– Я имела в виду совсем другое.

– Ничего не другое. Ну и ладно. Все взаимно, дорогуша. Скажем, по мне такая женщина, как вы, попросту несносна, и никакие ваши добродетели ничего не возмещают. Гарриет иногда доводила меня до белого каления, зато возмещала свои недостатки в другом отношении…

– Меня от вас тошнит! – в ярости проговорила Мередит. – От всех вас! Вы хотите сказать, что она была сексуально привлекательной. Считаете себя таким неотразимым?

– Сначала попробуйте, а потом говорите! – В глазах Фирона снова заплясали насмешливые огоньки. – Если захотите, вы знаете, где меня найти. – Он повернулся и не спеша зашагал к своему «мерседесу».

Мередит, вне себя от бешенства, влетела в дом и, посмотрев на телефон, взмолилась про себя: «Алан, пожалуйста, не звони мне сейчас! Я наговорю тебе такого, о чем потом пожалею!» К счастью, телефон молчал.

Шло время; Мередит размышляла о Парди, и молчание телефона перестало казаться ей благом.

* * *

Маркби не мог ей позвонить, даже если бы и захотел. У старшего инспектора были другие заботы. Вернувшись в полицейский участок, он увидел в коридоре Пирса. Сержант явно ждал его.

– Сэр, приехала миссис Тернер, мать Парди. Отец Парди был ее первым мужем. Сейчас с ней беседует констебль Джонс.

– Быстро примчалась! – заметил Маркби. – Как она обо всем узнала?

– В личных вещах Парди я обнаружил письмо от нее и позвонил в тамошний полицейский участок, чтобы ее известили, – ответил Пирс.

Маркби кивнул.

– Молодец! Ну и как она?

– Славная женщина. Честно говоря, я представлял ее себе совсем другой.

Маркби распахнул дверь своего кабинета. Констебль Джонс беседовала с невысокой, бледной, аккуратно одетой женщиной лет сорока с небольшим. На столе перед ней стояла наполовину пустая чашка с чаем. Когда Маркби вошел, констебль Джонс встала. Маркби кивнул в знак одобрения и знаком показал, что она может идти. Затем он придвинул к себе стул и сел рядом с миссис Тернер. Та смотрела на него испуганно, моргая покрасневшими, заплаканными глазами.

– Миссис Тернер, примите мои соболезнования, – сказал старший инспектор. – Представляю, какой это для вас удар.

– Редж, мой муж, сейчас в Шотландии, – прошептала женщина. Потом откашлялась и попыталась говорить громче. – Иначе он бы тоже приехал. У меня не было времени связаться с ним. Он там по делам, и днем его трудно бывает застать. Поэтому я поехала сама, поездом. На машине не хотела. Я сейчас просто не способна сосредоточиться на дороге. К тому же мы живем рядом с вокзалом. Соседка любезно узнала для меня расписание и нашла удобный поезд. – Миссис Тернер порылась в сумочке, лежащей на коленях. Наверное, пальцы у нее с возрастом стали тоньше, потому что кольцо с бриллиантом, подаренное в знак помолвки, и обручальное кольцо сидели очень свободно. – Я работаю нештатным преподавателем, заменяю других учителей в их отсутствие. К счастью, в школе я сейчас не нужна, поэтому и смогла приехать сразу же, не прося отгул.

– Да, понимаю. А вы… простите мой вопрос, вы поддерживали отношения с сыном?

Миссис Тернер с несчастным видом покачала головой:

– Нет. Он всегда был трудным мальчиком. Но в том не только его вина. – Последние слова она произнесла быстро и словно бы оправдываясь. – Дело в том, что его отец умер, когда ему было три года, и мне пришлось растить его одной. Он был очень замкнутым ребенком. Конечно, я много работала, а его оставляла в дневных яслях или на приходящую няню. Некоторые дети от такой жизни становятся независимыми, а некоторые замыкаются в себе. Саймон был как раз из таких. Позже, когда он пошел в школу, у него там не было близких друзей. Мне всегда бывало не по себе, когда праздновали день его рождения. Я готова была устроить детский праздник, но всегда вставал вопрос, кого же приглашать в гости. В конце концов я приглашала тех детей, которые ближе жили. Но даже на собственных днях рождения он почти никогда не играл с гостями.

Миссис Тернер замолчала, потянулась к чашке. Рука у нее дрожала. Маркби терпеливо ждал. Подобные рассказы он слышал много раз.

– Мне было тревожно за сына; я подумала, что ему нужно мужское влияние. Ведь не очень хорошо, когда мальчика растит мать-одиночка. А еще я решила, что ему будет полезно сменить обстановку. В общем, я отправила его в частную школу-интернат. Учеба стоила дорого, но, видите ли, я получала приличную пенсию за мужа. Он был военным и погиб в результате несчастного случая на маневрах НАТО в Германии. В школе Саймону предоставили стипендию, а я, раз он учился в школе-интернате, могла работать полный день и больше зарабатывать. К тому же его школа находилась не очень далеко. Если он хотел, он мог приезжать домой по выходным.

Я думала, учеба поможет ему преодолеть застенчивость, но, наверное, я ошибалась. Поскольку сына не было дома, у меня появилось больше свободного времени, я начала понемногу выходить, бывать на различных вечерах, общаться с людьми. Так я познакомилась с Реджем, моим вторым мужем. Он овдовел, как и я, и тоже являлся членом местного краеведческого общества. Мы с ним отлично поладили, у нас нашлось много общих интересов. Мы поженились.

– Сколько тогда было Саймону?

– Четырнадцать. Мне казалось, он уже большой и все понимает. И Редж замечательно к нему относился, старался заменить ему отца. Но Саймон отвергал все попытки к сближению.

Ничего удивительного, подумал Маркби. У мальчика никогда не было реального отца, и вдруг в четырнадцать лет появляется мужчина, который пытается на него влиять. Конечно, Саймон воспринял отчима в штыки.

– В шестнадцать лет он бросил школу, завалил все экзамены. Не из-за того, что не блистал умом. Мне кажется, он завалил экзамены нарочно. Из презрения к нам, чтобы наказать нас. Сейчас я скажу ужасную вещь… – Голос миссис Тернер дрогнул. – Мне кажется, он нас ненавидел.

– Такая у него была фаза развития, – участливо сказал Маркби. – Многие подростки бунтуют и восстают против родителей.

– Да… – Миссис Тернер приободрилась. – Да, я знаю, все подростки бунтари. В общем, Саймон бросил школу и сбежал в Лондон. К счастью, нам удалось довольно быстро найти его и вернуть домой. Он ведь был еще несовершеннолетний. Лондонские полицейские сказали, что нам очень повезло. Многие подростки, которые сбегают из дому, бесследно исчезают, и родители ничего не могут поделать. Саймон прожил дома еще с полгода, а потом опять сбежал. Во второй раз отыскать его не удалось.

Потом, когда ему исполнилось восемнадцать, он неожиданно объявился. Вид у него был больной и запущенный. По-моему, он часто ночевал на улице. Мы приняли его, конечно. Надеялись, что все наладится. – Миссис Тернер глубоко вздохнула. – Но ничего не вышло. Работать он не пошел, только слонялся по дому. Редж как-то сделал ему замечание. Был жуткий скандал, после которого Саймон собрал вещи и ушел. Потом он жил то здесь, то там, постоянно переезжал с места на место. Иногда он вдруг приходил – главным образом когда ему нужны были деньги. – Миссис Тернер посмотрела Маркби в глаза. – Я прекрасно понимала, что он приходил не для того, чтобы повидать меня. Но Реджу я говорила, что именно для этого. Я скрывала, что даю сыну деньги. Редж меня бы не понял.

– Ясно, – сказал Маркби. Он слышал бессчетное количество подобных историй, но всякий раз испытывал боль.

– Больше всего меня тревожило, – продолжала миссис Тернер, – что Саймон попадет в плохую компанию.

– Если это вас хоть немного утешит, миссис Тернер, в последнее время Саймон жил здесь, в Бамфорде. Снимал дом еще с тремя молодыми людьми, парнем и двумя девушками. Ребята вполне нормальные, несмотря на диковатую манеру одеваться. Вряд ли они оказали на него дурное влияние.

– Приятно слышать… – Лицо матери Парди просветлело. – Когда можно получить тело? Когда мы сможем похоронить Саймона?

– Боюсь, сегодня не удастся. Мы постараемся закончить все дела как можно скорее. После предварительного дознания коронер вынесет вердикт.

– Да, конечно. Теперь даже вспомнить странно, чего я всегда больше всего боялась. Как бы Саймон не стал наркоманом. Не сел на иглу. Я даже и подумать не могла… сержант сообщил, что смерть Саймона произошла при подозрительных обстоятельствах. Ведь это означает убийство, да? Я хочу сказать, об убийстве никогда не думаешь заранее…

Маркби стало не по себе.

– Мне при моей профессии, миссис Тернер, приходится сталкиваться с подобными вещами достаточно часто.

– Да, конечно. Но я не понимаю, зачем кому-то понадобилось убивать Саймона. Знаю, с ним было непросто, но он никому не делал зла. Что он такого натворил, чтобы кто-то решил его убить?

– Пока это неясно, миссис Тернер. Но надеюсь, скоро выяснится, – ответил старший инспектор Маркби.

* * *

После того как мать Парди ушла, Маркби некоторое время сидел за столом, рисуя в блокноте цветочки. Когда он изрисовал третий листок, зазвонил телефон, стоящий у его локтя. Сняв трубку, Маркби услышал голос патологоанатома:

– Здравствуйте, Алан, я закончил с вашим юношей. Вышлю отчет, как только найду человека, который его распечатает. Но кое-что на всякий случай говорю сразу: за правым ухом у него гематома.

– Не от падения? – быстро спросил Маркби. Он выронил ручку, и последний цветок остался без листочков.

– Конечно, всякое бывает, но, по моему мнению, такое маловероятно. Судя по углу, с какого нанесен удар, и характеру ранения, мы имеем дело с хорошо знакомой нам всем штукой под названием «тупое орудие».

– Мы пока ничего такого не находили, – сказал Маркби, а про себя подумал: «Черт побери, придется возвращаться на Джубили-роуд и снова обыскивать сад и переулок!»

– Насколько я понимаю, – продолжал патологоанатом, – убийца правша; он стоял за спиной у жертвы. Удар пришелся на место за ухом, потому что молодой человек стоял к нападавшему спиной. Оглушенный, он упал с лестницы, как мешок с картошкой.

Маркби повесил трубку. История повторяется. Он вспомнил слова самого Парди: «Она повалилась на землю, как мешок с картошкой», – и произнес:

– А еще говорят, что судьба слепа!

Глава 12

В ту же пятницу на углу Джубили-роуд показался мусоровоз. Он передвигался очень медленно, хотя появился в квартале с отставанием от графика. Так всегда бывало после выходных и праздников, особенно после Рождества и Нового года. В праздники мусор не забирали, и теперь жильцы выставили на улицу вдвое больше мешков и контейнеров. И так возле каждого дома.

Двое мусорщиков в желтых светоотражающих жилетах быстро и споро собирали мешки по обеим сторонам улицы и стаскивали их в кучи. Потом к ним подъезжал фургон, и один из рабочих закидывал мешки в загрузочный бункер мусоровоза. Там мусор прессовался металлическими зубьями.

Послепраздничный мусор был особенным. Из мешков и контейнеров торчала пестрая оберточная бумага, разрисованная оленями и фигурками Деда Мороза. Почти все черные мешки были надорваны, а то и растерзаны бродячими котами. На тротуаре валялись пустые бутылки из-под шампанского, остатки рождественской индейки, новогодние гирлянды, которые отказались служить своим хозяевам в самый последний момент, дорогие, но уже сломанные игрушки…

Между пакетиками с чайной заваркой и картофельными очистками виднелись обрывки поздравительных рождественских открыток. На открытках нарядно одетые люди шли в церковь среди снежных сугробов, хотя в Бамфорде вот уже много лет не было «белого Рождества». Кроме того, обитатели Джубили-роуд вообще нечасто посещали церковь.

Перед домом номер 43 мусорщики остановились и обменялись многозначительными взглядами. Вход охранял констебль полиции. Вокруг черного мешка, выставленного у соседнего дома, слонялся полосатый кот. Перед сорок третьим домом мусора не было.

– Что они натворили? – спросил мусорщик у констебля, кивком указывая на дом номер 43.

– Не ваше дело, – отвечал констебль.

– Где их мешок? Понимаете, раз его нет, я его не заберу, и все. У меня нет времени стучать к ним в дверь и спрашивать, где их мусор. Да нам и не положено. У нас график. Мы не можем напрасно терять время.

– Нет его у них, – отвечал констебль.

Мусорщик почесал в затылке.

– Чего у них там? Бриллианты или, может, королевские регалии?

– Его досматривают, – надменно отвечал констебль. – Ваш напарник уже ждет вас в фургоне.

– Ладно. – Мусорщик нехотя направился к следующему дому. – Пошли они все! – Он попытался пнуть полосатого кота, но тот ловко уклонился и запрыгнул на забор, сжимая в зубах куриную косточку. – Ох уж эти кошки! – возмутился мусорщик. – Ни одного мешка в покое не оставят! – Он закинул мешок в бункер и снова подошел к констеблю. – Чего вы ищете-то?

Констебль оказался разумным молодым человеком, который мечтал о переводе в уголовный розыск. Он мог бы приказать парню заниматься своими делами, но внутренний голос подсказал другое.

– Какую-нибудь тяжелую вещь, тупое орудие, – нарочито равнодушно произнес он.

– Вот это да! – оживился мусорщик. – Кого-то убили?

– Возможно, – уклончиво ответил констебль.

Мусорщик присвистнул; из отъехавшего мусоровоза его окликнули.

– Иду, иду! – отозвался он.

В садике за домом номер 43 копался сержант Пирс, прибывший туда прямо из участка. Старший инспектор послал его на Джубили-роуд сразу после звонка патологоанатома.

– Найдите орудие! – приказал он.

Пирс, не теряя времени, примчался на место преступления, прихватив с собой двух констеблей. Они принялись просеивать каждую песчинку в саду и в переулке. Сейчас он помогал несчастному констеблю разбирать остатки мусора жильцов сорок третьего дома.

– Ну и вонища, – ворчал констебль. – А это что такое?

– Рисовый пудинг, – объяснил Пирс, оглядывая испачканные пальцы констебля. – Из банки. Я сам такой люблю.

Констебль тихо выругался и вытер руку о тряпку. Потом они вместе вытряхнули из мешка остатки мусора. По грязной дорожке бывшего патио покатились банки из-под пива и кока-колы. Сигаретные окурки намертво влипали в глину. Из банки из-под консервированной фасоли сочилась струйка томатного соуса.

– Ничего! – с отвращением воскликнул Пирс. – Ничего такого, чем его могли бы грохнуть по башке.

– Мы прочесали весь сад, хотя он и маленький, – сказал констебль, еле сдерживаясь. – Там ничего нет. Перекопали все грядки с сорняками. И в переулке тоже ничего.

Оба повернули головы, услышав звук приближающихся шагов.

– Здравствуйте, сэр. – Пирс посмотрел на часы. Почти час дня. – К сожалению, мы ничего не нашли. Совсем ничего. Ни в саду, ни в переулке. Вытряхнули мусорный мешок и просмотрели каждый клочок. Между прочим, еле успели. Сегодня по улице ездит мусоровоз.

– Вы хотите сказать, – медленно проговорил Маркби, – что все остальные мешки на этой стороне улицы уже забрали, увезли?

В воздухе повисло неловкое молчание.

– М-м-м, да, сэр! – Пирс побагровел.

– Орудие убийства, – сказал Маркби, сдерживая гнев, – могли подбросить в любой из соседних мешков! Все садики выходят в переулок! Неужели вы решили, будто убийца выкинул орудие преступления прямо рядом с домом? Скорее всего, он если и избавился от орудия, то подкинул его в какой-нибудь другой мешок!

– Извините, сэр! – воскликнул Пирс. – Я об этом не подумал.

Маркби что-то буркнул, вернулся в дом и вышел на улицу через парадную дверь, которую охранял второй констебль.

– Где мусоровоз? – рявкнул он.

– Только что проехал, сэр!

Маркби выругался и окинул улицу унылым взглядом. Черных мешков на ней уже не было, и только обрывок поздравительной открытки, куриная косточка и остатки новогодней мишуры обозначали место, где раньше стоял соседский мусор. Такие же следы можно было видеть по всему тротуару, неподалеку от каждой калитки.

– Мешки долго простояли на улице, их изодрали бродячие коты, – пояснил констебль. Он надеялся, что хотя бы за действия котов его не станут ругать.

– Все пропало, – сказал Маркби. – Если, конечно, орудие убийства было здесь. Теперь его увезут на свалку и переработают. Черт, черт, черт! – Он зашагал к своей машине. Старший инспектор считал Пирса способным молодым человеком, но сегодня сержант допустил непростительную ошибку. Впрочем, отчасти в том повинно время. Они узнали, что Парди ударили по голове, только после того, как Маркби вернулся из зала суда. Если бы он попал на Джубили-роуд на час раньше… Но что толку сейчас жалеть! Ответственность за то, что произошло, лежит на нем.

Из-за угла показалась фигура в желтом комбинезоне. Мусорщик очень спешил.

– Слушай, приятель! – окликнул он констебля. – Помнится, ты говорил, что вы вроде ищете орудие убийства…

– Да, а что? – Констебль опасливо покосился на старшего инспектора. Если старик услышит, что он болтал с посторонним, он его на куски разорвет!

– Мешок возле крайнего дома был совсем драный, – сказал мусорщик. – Я его поднял, и вот что оттуда выпало. Я передал ребятам твои слова, и Баз, наш водитель, посоветовал на всякий случай показать эту штуку вам. Мало ли что… – Он протянул констеблю маленький деревянный молоток.

– Осторожнее, не лапай! – воскликнул констебль. – Мистер Маркби, сэр, погодите минутку!

* * *

Под вечер в пятницу снова заморосил дождь, Мередит включила газовый камин и телевизор. Она время от времени поглядывала на телефон, но телефон молчал, а она из принципа не желала звонить Алану первой. Смотреть телевизор она не очень любила, потому что он мешал думать. Но сейчас ей хотелось именно не думать. Она села на диван, поджала ноги и принялась переключать каналы. Наконец, устав от бесконечного мелькания, остановилась на четвертом канале и стала смотреть какой-то испанский фильм, который дублировали актеры с исключительно гнусавыми голосами. Сюжет был бессвязный, события перемежались воспоминаниями и снами героев. Мередит смотрела в экран, но не сопереживала героям фильма. Мысли ее крутились сами по себе.

Вот она сидит в чужом доме, на чужом диване и смотрит чужой телевизор. Она дожила до тридцати пяти лет, но у нее нет ничего своего, кроме старенькой машины и пары чемоданов с одеждой. Еще у нее есть контейнер с кухонной утварью и постельным бельем; сейчас ее пожитки путешествуют из Восточной Европы в товарном вагоне. Когда контейнер доставят, она, скорее всего, даже не откроет его: здесь у нее и без того достаточно посуды и постельного белья. А если она все же когда-нибудь решит осмотреть свои вещи, то удивится. Зачем было трудиться и отправлять домой такое барахло? Конечно, причина все же имелась. Мередит послала посылку самой себе, чтобы доказать, что дом у нее все-таки есть. Она носит свой дом у себя на спине, как улитка или черепаха. Отправка личных вещей, пусть даже совсем не ценных, на родину – доказательство того, что ее жизнь не фикция. Она даже застраховала свой багаж, для чего пришлось заполнить массу квитанций и отстоять в очереди. Но если ее вещи по дороге пропадут, она ничуточки не пожалеет.

Но ведь именно к такой жизни она стремилась, разве нет? Когда Мередит впервые надолго покидала родину (точнее будет сказать – сбежала), она говорила себе, что ни к кому и ни к чему не хочет привязываться. Она боялась воспоминаний. Вот как ей хотелось жить: иметь возможность в любую минуту собрать чемодан и убежать от любых переживаний, способных взмутить гладкую поверхность ее личного омута.

За прошедшее с тех пор время она кое-что поняла. Во-первых, от воспоминаний все равно не уйдешь. Во-вторых, постоянное бегство в конечном счете превращается в одиночный марафонский забег. Без родных независимость и свобода перестают привлекать. Без корней и близких независимость и свобода надоедают, прискучивают. Но она настолько привыкла к определенному стилю жизни, настолько привыкла идти своей дорогой, что страшно было свернуть с нее и попробовать что-нибудь другое.

Самокопание редко доставляет удовольствие. Увидев, что фильм прервался на рекламу, Мередит встала с дивана и подошла к окну. На улице было темно, только справа наискосок желтел тусклый свет. Значит, вернулись хозяева дома с «колодцем желаний». Феннивики. По крайней мере, она теперь в Пакс-Коммон не одна. Луч желтого света как-то успокаивал. Конечно, еще есть Том на конюшне. А завтра суббота. Интересно, приедут ли на выходные Хейнсы. Бедная Люси!

Мередит посмотрела на часы. Уже поздно. Но вечер выдался скверным, и ей ужасно не хотелось подниматься на второй этаж и ложиться спать. Она досмотрела фильм до конца, так толком ничего и не поняв. Потом она посмотрела следующую передачу, сварила себе какао и снова вернулась к телевизору. Она засиделась до глубокой ночи, тем более что показывали старый фильм ужасов, от которого невозможно было оторваться. Фильм кончился в два часа ночи, и она решила наконец идти спать. Посмотрев в окно, она увидела, что свет у Феннивиков уже погас. Дождь усилился. В такую погоду неприятно оказаться на улице. В такую ночь лучше всего нырнуть под теплое одеяло и стараться не думать о том, как хорошо, когда рядом с тобой в постели кто-то есть.

На следующее утро светило солнце, но Мередит встала невыспавшаяся и злая. Отчасти ее состояние объяснялось тем, что Алан так и не позвонил, отчасти – тем, что она поздно легла спать и слишком долго смотрела телевизор, отчасти – тем, что не было новостей, кроме той, что вынесение вердикта по делу о смерти Гарриет отложили. После выходных начинается работа, ежедневные поездки в Лондон и обратно. Сегодня в Пакс-Коммон делать нечего. Мередит надела куртку, села в машину и завела мотор. Она решила куда-нибудь съездить – в Бамфорд или даже в Оксфорд.

Мотор закашлял, запыхтел и заглох. Мередит заволновалась. Неужели что-то с машиной? До сих пор она бегала исправно. А в понедельник надо ехать в Бамфорд, на вокзал! Она снова повернула ключ в замке зажигания. Ничего! Мередит вышла и, подняв капот, с сомнением оглядела мотор. Она не была механиком, но понадеялась, что, может быть, удастся заметить порванный проводок или какую другую очевидную неисправность. Ничего такого она не увидела. Скорее всего, мотор не заводится из-за сырости. Бедная машина всю ночь простояла под проливным дождем. Мередит захлопнула капот, вытерла руки и вздохнула. Хорошо, что гараж Феннивика совсем недалеко, у поворота на шоссе. Туда можно дойти и пешком.

Из-под старой машины торчали чьи-то ноги. Мередит решила, что ноги принадлежат Джо Феннивику.

– Мистер Феннивик?

– Он самый… – послышался приглушенный голос. Затем мужчина выбрался из-под машины. Он оказался невысоким, с узким лицом и густыми рыжеватыми волосами. – Здрасте… – Вместо рукопожатия, он помахал ей гаечным ключом. – Что случилось? Заправиться хотите?

– Нет, у меня, кажется, сломалась машина. Что-то с зажиганием. Или аккумулятор разрядился. Она стоит в Пакс-Коммон, рядом с коттеджем «Роза».

Мистер Феннивик с трудом распрямился.

– А, значит, вы и есть та дамочка, что поселилась в доме Расселов? Рад с вами познакомиться. – Он протянул было Мередит замасленную руку, но потом передумал и отдернул ее. – Жена обязательно заглянула бы к вам поздороваться, но нас не было все праздники. Ездили к свояченице. Она ногу подвернула, свояченица-то, вот жена и предложила ей помочь, а мы с сынишкой за компанию. Там и Рождество отпраздновали. Жена вернется завтра, и сынишка тоже, а мне пришлось приехать пораньше из-за работы. Зажигание, говорите? – Мистер Феннивик с сомнением покачал головой. – Вот что… Скорее всего, у вас аккумулятор разрядился. Машина-то стояла на улице, верно?

– Да, боюсь, что так.

– А может, и с проводкой что. В общем, попозже я подгоню к вам эвакуатор и отбуксирую машину сюда, а тут уж посмотрю. Я бы посмотрел прямо на месте, да сегодня не могу, я ведь здесь один, без помощников.

– Да, мистер Феннивик, конечно, я все понимаю. Но машина понадобится мне уже в понедельник утром; мне нужно ехать в Бамфорд, а оттуда с первым поездом – в Лондон.

– В крайнем случае закажете такси, – сказал мистер Феннивик. – Выход всегда есть, не отчаивайтесь. Но скорее всего, я вашу машину раньше починю.