Текст книги "Чумные истории"
Автор книги: Энн Бенсон
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)
– Что ты хочешь делать? – спросил он.
– Думаю, ничего не остается, как туда ехать. Одно из двух: или его там нет, или он не берет трубку. Он мог бы послать нас в любое другое место. Не знаю. Странный старик.
– Ладно. Я вижу, дежурный тебя доконал.
Джейни кивнула.
Брюс еще раз проверил, хорошо ли закрыт багажник, и они сели в машину. Город в этот предрассветный час был пустым, если не считать редких уличных уборщиков, которые не обращали на них внимания, так что Брюс уверенно нажимал на газ, лавируя в своем маленьком, быстром автомобильчике по кривым переулкам. Джейни тем временем пыталась прикинуть, в каком состоянии сейчас может быть Кэролайн.
– У нас нет оснований думать, что она заболела позже, чем Тед, – проговорила Джейни, когда Брюс выруливал за угол. По подсчетам выходило, что Тед умер три дня назад, и в голосе Джейни зазвучала настоящая тревога. – Чума развивается намного быстрее других заболеваний.
– Не забудь, – сказал Брюс, – твой руководитель считает, будто это средневековый штамм. То, что нам известно о чуме сегодня, возможно, в нашем случае вовсе не подходит. Мы не знаем, с чем имеем дело. Возьми себя в руки и не тревожься раньше времени. Вполне возможно, Кэролайн куда в лучшем состоянии, чем ты думаешь.
– Надежды мало, – сказала Джейни с плохо скрытым отчаянием. – Пусть я ни разу не видела чумы в этой стадии, но не верится, чтобы она развивалась настолько медленно. О господи, Брюс, какой ужас. Ее, может быть, уже нет в живых. – Джейни закрыла лицо руками и заплакала. – Все, что со мной случилось с тех пор, как мы нашли этот проклятый клочок ткани, – просто кошмар. Все, кроме тебя.
Он снял руку с руля и взял ее пальцы в свои. Джейни откинулась к спинке пассажирского кресла и закрыла глаза. А он, выехав на мост, проводив глазами случайную машину, мчавшуюся навстречу, подумал про себя, каким образом могла больная Кэролайн проделать такой длинный путь и добраться до окраины города.
Джейни открыла глаза, когда они уже подъезжали к участку Сарина.
– Почти приехали, – сказала она, поерзав в глубоком кресле. Теперь она села прямо и начала давать указания. – Объехать нужно вон там. – Она показала рукой направление. – С той стороны есть подъездная дорожка. Встать там можно почти возле самого дома.
Брюс повернул руль и по боковой дорожке как можно ближе подъехал к густым деревьям. Из-под колес летели желуди, ударявшие в днище. Остановившись, они выскочили из машины и по тропинке направились к дому.
Когда они быстрым шагом подошли к двум дубам со сплетенными над дорожкой ветвями, налетел тот же ветер, какой несколько часов назад бил в лицо Сарину. Брюс плотнее запахнул пиджак, а Джейни прикрыла ладонью глаза, защищаясь от полетевших в лицо листьев и веток.
– Откуда такой ветер? Здесь так же дуло, когда вы тут были в первый раз?
– Нет! – крикнула Джейни. – Не было никакого ветра!
Сильнейший порыв ветра не давал пройти между дубами.
– Нам будто бы нарочно не дают идти! – прокричал Брюс.
Джейни остановилась, не в силах двигаться дальше.
– Господи, как же мне страшно! – крикнула она.
Она встала и стояла на ветру, обеими руками придерживая полы пиджака и закрыв глаза, чтобы защитить их от летевшего мусора.
Брюс повернулся, взял ее за руку и потянул за собой.
– Вперед! – гаркнул он, пытаясь перекричать вой ветра.
Но она осталась стоять, и ветер трепал ее волосы.
– Не могу! – прокричала она.
Он снова потянул ее за руку, но Джейни уперлась. Холодный ветер яростно выл и кружил вокруг них. Джейни повернулась и бросилась бежать. Брюс догнал ее в несколько прыжков, схватил за руку.
– У тебя нет выбора! – крикнул он изо всех сил, чтобы она услышала. – Я теперь так же увяз в этом деле, как и ты. И мне так же страшно. Но нужно довести его до конца.
Он подтолкнул ее в спину в сторону дома.
– Ну, готова? – спросил он.
Она робко и неуверенно кивнула, но ему и этого было достаточно. Изо всех сил они боролись с ветром и шаг за шагом двигались вперед. Едва они прошли между дубами, как ветер мгновенно стих. Здесь было снова тепло, и они спокойно сняли застрявшие в волосах и одежде листья и мелкие ветки, после чего, взявшись за руки, направились к дому. Свободной рукой Джейни без стука открыла дверь, и они осторожно переступили порог, втянув головы, чтобы не стукнуться о притолоку.
Стоя посреди небольшой гостиной, они молча огляделись. Брюс был потрясен так, что от изумления даже присвистнул.
– Привет, средневековье, – тихо сказал он.
Все здесь было маленькое, старое, и все в полном порядке. Перед камином стоял слюдяной экран, над очагом на крюке висел чайник. В доме не было электричества, горели только фонарь и свечи. Единственной приметой цивилизации оказался черный настенный телефонный аппарат с круглым номеронабирателем.
– Будто перенеслись в другое время, – сказал Брюс.
Как плохо ни была освещена комната, Джейни все же сразу заметила разительные перемены, которые произошли здесь с тех пор, как они приезжали сюда вместе с Кэролайн.
– Тут теперь совсем по-другому стало, – прошептала она. – Когда я была здесь в первый раз, вид у комнаты был такой, будто тут никто не убирал лет десять. А теперь она смахивает на усыпальницу.
Оглядевшись с тревогой, Джейни поискала глазами хозяина:
– Интересно, а где же Сарин?
Она заметила открытую дверь в маленькую спальню, где тоже горели свечи.
– Посмотри, – сказала она Брюсу, указывая рукой на дверь.
Завороженно, будто ночная бабочка, она двинулась на свет. Брюс шагнул за ней следом и встал рядом с ней в дверном проеме.
Джейни тихо ахнула. На постели, под белоснежными простынями, в чистой рубашке, украшенной красными ленточками, лежала неподвижная Кэролайн Портер, и пламя свечей мягко играло в ее огненно-рыжих волосах.
Джейни со стоном зажала ладонью рот.
– Господи боже, Брюс, – простонала она, вцепившись в его рукав. – Мы нашли ее слишком поздно.
Осторожно Брюс освободился от ее пальцев и подошел к постели. Лежавшая в постели женщина лишь отчасти походила на прежнюю Кэролайн. Лицо у нее было белее мела, а шею уродовал воротник черных вздувшихся гнойников. Из растрескавшихся губ сочилась кровь, кончики пальцев, сжимавших аккуратно вложенный ей в руки букет сухих трав, распухли и побагровели.
Беззвучно Джейни подошла и встала рядом. Рассмотрев Кэролайн, она снова заплакала. Она сделала движение, чтобы обнять неподвижное тело, однако Брюс остановил ее.
Она смотрела на Кэролайн, а видела свою дочь и мужа. «Они погибли так быстро, а я не успела даже приблизиться к ним…» Горе снова обрушилось на нее с прежней силой, и она забилась в руках у Брюса, пытаясь дотянуться до Кэролайн:
– Пожалуйста, пусти меня. Я хочу просто дотронуться до нее, просто дотронуться, – умоляла она.
Брюс держал ее обеими руками, дивясь неожиданной силе.
– Нет, Джейни, нет, – ответил он ей. – Нельзя. Мы и так подошли слишком близко.
Он попытался оттащить ее от постели.
– Нельзя так рисковать.
Она наконец сдалась и перестала сопротивляться. Так они и стояли, в отчаянии обнимая друг друга. Все то самое страшное, что пришлось пережить Джейни во время Вспышки, снова ожило и всплыло в памяти. И она листала воспоминания одно за другим, не пытаясь отмахнуться, но отпуская в прошлое, с силой и мужеством, каких в себе не подозревала.
Она рыдала, но безмолвно, и потому они тотчас услышали тихий стон, раздавшийся в темноте комнаты. Брюс немедленно оглянулся, уверенный, что стон этот издал человек, но никого не увидел. Он постоял, прислушиваясь, и через некоторое время, когда стон повторился, заметил, откуда он шел. Брюс выпустил Джейни, подошел к изножью кровати. На полу за кроватью сидел старик и, раскачиваясь, баюкал неподвижное тело собаки. Брюс тронул Джейни за руку:
– Посмотри туда! На полу у кровати!
От изумления она снова вернулась к реальности. Смахнув бежавшие по щекам слезы, она бросилась к Сарину и тихо взяла за плечо.
– Мистер Сарин, – позвала она.
Он продолжал раскачиваться, не обращая на нее внимания.
– Мистер Сарин! – позвала она громче. – Пожалуйста, мистер Сарин!
Он поднял на нее глаза, пустые, ничего не выражающие, но через минуту узнал ее, и на губах появилась слабая улыбка.
– А-а, здравствуйте, мисс, – медленно выговорил он.
И снова закачал своего пса, приподняв локоть, на котором лежала голова, словно предлагая Джейни взять собаку у него с рук.
– Видите? Умерла моя собака.
Джейни робко протянула руку и погладила пса, не зная, что сказать.
– Ужасно жалко, – наконец проговорила она.
– Тяжело терять друга, если смерть неожиданна…
При этих словах из глаз стоявшей перед ним женщины хлынули слезы.
– Твоя подруга.
– Я знаю, знаю, – прорыдала она.
Сарин взглянул на нее удивленно.
– Она жива, – сказал он.
Двадцать пять
Фрейлины Изабеллы весело болтали, глядя, как распаковывают их багаж. С тех пор как они вернулись из Виндзора, жизнь тянулась бесцветная и унылая, а теперь она вот-вот должна была заиграть всеми красками, и блеск украшений предвещал безусловный конец чумы. Завтра начнутся блистательные турниры, где их будут ждать храбрые рыцари, и придворные дамы не скрывали своего нетерпения. Только одна Адель не участвовала в общем веселье, ибо мысли ее были сосредоточены лишь на ее собственном затруднительном положении.
– Мне известно о ваших недомоганиях, но я не позволяю вам пропустить завтрашний праздник, – заявила Изабелла и настояла на этом, уверив Адель, что турнир поднимет ей настроение, а присутствие ее станет для ее высочества еще одним подарком.
«Как же я могу радоваться и веселиться, как могу стать для нее «еще одним подарком», если она сама и есть причина моих несчастий?» Несмотря на примирение, Адель не могла забыть о том, что король решил отослать ее из дома только ради своей дочери.
С горечью она поняла, что перестала доверять Изабелле и что вместо прежних дружеских чувств в ее присутствии ощущает только неловкость. «Я больше не верю в ее заступничество перед королем», – осознала Адель, когда до нее стало доходить, что на самом деле она испытывает, и в ней пробудился и начал расти гнев на женщину, которую еще недавно она любила как родную сестру.
И сердце ее точило подозрение, в каком она с трудом смела признаться даже себе самой. «Вправду ли это твой отец захотел отправить меня в Богемию, – терзалась сомнениями Адель, – или же это была твоя идея? Не решила ли ты лишить меня моего счастья, оттого что несчастна сама?»
Однако принцесса как ни в чем не бывало продолжала готовиться к празднику, словно их нежная дружба оставалась прежней. Ни слова больше не было сказано ни о предстоящей помолвке, ни об обещании повлиять на короля, чтобы он изменил решение. Обе занимались делами, избегая посторонних тем.
Старая нянька с тяжелым сердцем молча следила за происходящим. Кому как не ей было знать, что в глубине души Изабелла всегда была бессердечной, ибо не раз ей пришлось становиться свидетельницей жестокости, с какой королева обращалась с Кэт, и нянька прекрасно понимала, что Изабелла той же породы.
Адель стояла в стороне, пока остальные фрейлины одевали Изабеллу, подтыкая одни складки, разглаживая другие, поднося туфли и драгоценности.
– Остался последний штрих. Сейчас вернусь, – радостно сказала Изабелла и ушла, оставив всех фрейлин, в личный будуар.
Она сдержала обещание и через минуту вернулась с орденом Подвязки. Длинное ее платье было из бархата цвета темного сапфира, мерцавшего той же чистой, глубокой синевой, что и драгоценные камни в короне. Лиф, рукава и подол украшала тонкая вышивка серебряной нитью, а сзади на плечи и на спину спадала тончайшая серебристая вуаль. Принцесса приподняла юбку, вызвав озорное хихиканье фрейлин и показав свои крохотные ножки в расшитых серебром и украшенных драгоценными камнями туфельках.
Фрейлины захлопали в ладоши, рассматривая наряд принцессы и представляя себя в парадном одеянии, ибо на сей раз все они собирались надеть похожие, хотя и не столь роскошно украшенные платья, сшитые им в подарок на деньги Изабеллы. Наперебой они принялись хвалить искусного мастера, продумавшего каждую деталь, и лишь одна Адель не подавала голоса и оставалась в углу, борясь с вновь подступавшим приступом дурноты и отвращения к ее высочеству.
Пренебрежительное ее молчание не осталось незамеченным, и принцесса, оставив восторженных дам, подошла к своей фаворитке. Все притихли, когда она остановилась перед Аделью, вновь бледной, как полотно рубашки. Изабелла повертелась перед фрейлиной, и серебристая вуаль нежно обвилась вокруг ее стана. Адель молчала.
– Ты сегодня до странности неразговорчива. Ты все еще нездорова? – нахмурившись, спросила Изабелла.
– Хуже того, – ответила девушка, – ибо я не только нездорова, но и сердце мое разбито.
– Отчего же? – с любопытством спросила Изабелла, широко распахнув глаза.
– Кому знать, как не вам, когда мое несчастье дело ваших рук, – сказала Адель и тихо призналась в том, о чем думала: – Это вовсе не ваш отец решил отослать меня с вами. Это вы упросили его это сделать. Вы сами это придумали.
Улыбка на лице Изабеллы погасла.
– Мы обсудим это вместе с моим отцом, дорогая, а сегодня извольте праздновать.
– Что же мне праздновать? – горько ответила Адель. – Что за радостные события в нашей жизни? Вы вот-вот станете невестой человека, которого не любите, а я буду по вашей милости разлучена с тем, кого люблю. Так что же нам праздновать?
– Адель, – холодно сказала Изабелла, – мы обсудим все это в другой раз.
Но Адель не помнила себя от гнева.
– Не будет никакого другого раза, ибо я немедленно покидаю двор.
Изабелла выпрямилась:
– Я запрещаю. Мой отец тоже запретит.
– Будьте прокляты вы с вашим отцом.
Изабелла подняла руку и ударила девушку по лицу. Адель стояла, схватившись за пылающую щеку, с глазами, полными слез. Принцесса холодно улыбнулась.
– Леди Троксвуд, – сказала она. – Я все еще жду вашего мнения по поводу моего наряда. – И впилась взглядом в лицо фрейлины. – Разве я не прекрасна?
Адель, сдержав гнев, выдержала ее ненавидящий взгляд и спокойно ответила:
– Вы неподражаемы, ваше высочество.
С удовольствием отметила она бешенство, мелькнувшее в глазах Изабеллы, когда та поняла истинный смысл ее слов. Потрясенная настолько, что у нее пропал дар речи, Изабелла подхватила вуаль и отвернулась. Но не успела она сделать и шаг, как Адель, не справившись с дурнотой, горько улыбнулась, и ее вырвало прямо на серебряные башмачки принцессы.
* * *
Поднявшись на подъемный мост Кентерберийского замка, Алехандро увидел рабочих, сколачивавших трибуны на соседнем поле, где на следующий день должны были сойтись в поединке храбрые рыцари, демонстрируя перед толпой свои воинские умения. Адель рассказывала юноше о турнирах в одну из их последних ночей, подготавливая его к тому, что ему предстояло узнать.
Алехандро назвался по имени, и стражник препроводил его к капитану, который должен был знать, где король. Врач прихватил с собой сумку, а конь был оставлен у коновязи до тех пор, пока грум не получит приказ перевести его в конюшню.
– Его величество выехал из замка на учения со своими рыцарями, – сказал капитан. – Никаких аудиенций до завтра.
– Не могу ли я в таком случае увидеться с кем-нибудь из советников? Я привез подтверждение новой вспышки чумы.
От изумления у капитана отвисла челюсть.
– Святый Боже! – воскликнул он. – Понятное дело, такая новость не может ждать. Поговорите с мастером Гэддсдоном! Он врач, который следит за здоровьем младших детей его величества и только что прибыл с ними из Элтхема. Он наверняка знает, что делать.
Алехандро не без труда разыскал коллегу, с которым еще не успел познакомиться, в приемной королевских покоев и немедленно представился ему, сообщив, что привело его в замок срочное дело.
– Конечно, конечно, мастер Эрнандес! Его величество не раз хвалил ваше искусство. Большая честь познакомиться с вами.
– Ах нет, сударь, – возразил Алехандро, припомнив все правила дворцового этикета. – Это для меня встреча с вами – огромная честь.
После обмена вежливостями Алехандро немедленно выдал детальный отчет обо всех признаках появления болезни в землях, расположенных недалеко от замка, и рассказал, что знал о том, как с ней можно бороться.
– Все это я изложил в письме к королю. Думаю, он показал вам его.
– Показал, – кивнул Гэддсдон. – Но все-таки расскажите подробнее.
Он сделал вид, будто слушает, время от времени кивая, чтобы создать видимость должного внимания.
– У меня есть все причины считать, что эти случаи лишь начало новой серьезной вспышки, – наконец заключил Алехандро, – ибо в Европе чума начиналась так же, распространяясь каждый день на несколько лиг, пока не достигла океанского побережья. У меня нет оснований полагать иначе.
Гэддсдон помолчал.
– Мастер Эрнандес, – наконец изрек он, обратившись к Алехандро с тем же титулом, какой носил сам, хотя образован был куда хуже молодого врача, – мы здесь придерживаемся того мнения, что несколько не связанных между собой случаев, о которых вы сообщили, не представляют собой угрозы для жизни нашего населения и не являются причиной для беспокойства. Его величество король Эдуард желает, чтобы страна его как можно скорее вернулась к нормальной жизни, ибо доходы из-за недавних событий и так сильно снизились. Мы ведем войну, а это, насколько вам, возможно, известно, дорогое удовольствие. Боюсь, если у вас нет более веских доказательств, мы ничего не сможем поделать.
– Вымер весь монастырь! А семья, погибшая незадолго до того? Разве это не достаточно веское доказательство?
– С чего вы взяли, что монахи умерли сейчас, а не осенью?
– Там пахнет разложением.
– Любая смерть источает зловоние, в особенности в помещении. Уверен, что ни один самый тонкий нюх не уловит разницы.
– А что насчет лекарства против чумы? Смогу ли я получить позволение его величества заняться этими изысканиями?
– Его величество убежден, что сие было бы осквернением тела и надругательством над умершим. Он советовался со мной, и я сказал ему, что не слышал о подобном лекарстве и сомневаюсь в успехе ваших упражнений. Однако он намеревался подумать и сообщить вам о результате своих размышлений письмом, что, думаю, уже и сделал. Вы должны научиться терпению и спокойно ждать милостей его величества.
Тут при этих словах Алехандро кольнула одна неприятная мысль. «Он думает, будто я хочу занять его место при дворе! И из-за этого ничтожества должны погибнуть люди». Разгневанный нежеланием признать его правоту, Алехандро сухо произнес:
– Я лично поговорю с его величеством, когда он вернется.
– Разумеется, как вам будет угодно, – откликнулся Гэддсдон, – однако сами увидите: сегодня он будет занят и едва ли пожелает уделить время вашим россказням. Завтрашний день у него отведен на введение в рыцарство многих молодых людей, насколько я знаю, и вас в том числе. Вас следует поздравить, и не сомневаюсь, что вполне заслуженно. Что же касается ваших новостей, привезите новые доказательства, и вас услышат.
Алехандро не знал, как быть. Он решил разыскать Адель, чтобы та, по своему обыкновению, дала ему мудрый совет.
Двадцать шесть
Джейни тряхнула его за плечо.
– Что значит – Кэролайн жива?
Глаза у нее расширились, и в них читалось недоверие.
Сарин отшатнулся, испуганный неожиданным взрывом негодования. Мысли путались. Он был уверен, что она обрадуется.
– Она жива, – повторил он, надеясь, что на этот раз она отреагирует иначе. Собственный голос звучал для него будто издалека. – Мне нужно еще… что-то сделать, только никак не вспомню что… Я очень устал…
Джейни была уже возле кровати, приложившись ухом к груди Кэролайн.
– Есть сердцебиение!
Она выпрямилась и взяла почерневшую руку, нащупывая пульс. Пульс был слабый, неровный, но он все же был. Джейни и не ожидала услышать его в теле, до такой степени разрушенном болезнью.
– Мистер Сарин! – воскликнула Джейни. – Мне понадобится тут у вас кое-что. Мне понадобятся полотенца, ведро горячей воды, простое мыло и острые ножницы…
Не успела она договорить, как он ее перебил:
– Ничего этого не нужно.
Она замерла на полуслове.
– Что вы имеете в виду: не нужно? Я врач, и я знаю, что говорю…
Он посмотрел ей в лицо. Она видела, как он возвращается из полузабытья. Ее удивило, насколько острым стал его взгляд, теперь будто проникая в душу.
– Вы ничем не можете ей помочь. Это моя работа, и я почти закончил ее, когда умер мой пес…
Он опустил глаза на собаку, которую держал на руках, и снова глаза его заволокло слезами.
– Не понимаю, – сказала Джейни.
Сарин положил пса на пол и еще раз погладил голову. Пошатываясь, он поднялся, опираясь на руку Брюса, и принялся объяснять:
– Всю свою жизнь я готовился к этому дню. Он был предсказан шестьсот лет назад, когда было сказано, что чума вновь поднимется из земли и попытается обрести власть над миром.
Старик сдвинул брови.
– Потому-то я и не мог разрешить вам брать пробы. Я знал, что из этого выйдет…
В памяти всплыли воспоминания о той ночи, когда они с Кэролайн тайком пробрались на участок и взяли пробу. Джейни вспомнила свои страхи, ощущение, что за ними наблюдают… «Как же я могла отмахнуться от всего этого?!»
– О господи, это я виновата… Я же чувствовала, – простонала она.
Сарин хотел, чтобы она поняла.
– Все это время, – продолжал он бубнить, – здесь, в нашем доме – ах ты боже мой, мать ведь предупреждала! – здесь кто-то был. Кто-то, кто следил за тем, чтобы не потревожили души ушедших.
– Ушедших? – переспросила Джейни. – Не понима… Каких ушедших?
– Должно наступить время… другое время, – продолжал старик, – и мы его ждали, и вот оно наступило… Боже мой…
– Что вы имеете в виду? Кто такие «мы»? – спросила она, все больше изумляясь тому, что слышала.
Ее вопросы сбивали с толку. Она задавала их слишком быстро и напористо, и он не успевал подобрать хороший ответ. Бормотание его стало почти совсем неразборчивым, и он со страхом смотрел, как женщина, стоявшая перед ним, все больше нервничает.
Потом ему вспомнилось: книга.
– Погодите, – сказал он. – Сейчас покажу.
Он направился в свою спальню, и она последовала за ним. Он взял в руки рукопись в заплесневелом, растрескавшемся переплете и почтительно передал Джейни.
Она принялась быстро перелистывать страницы, пытаясь разобрать древний почерк, отчего он встревожился:
– Прошу вас, осторожнее. Мне дала ее мать.
Он забрал у нее книгу и сам принялся листать, до тех пор пока не остановился на каком-то месте.
– Вот, – сказал он. – Смотрите. – И он вернул ей книгу.
Пока Джейни вчитывалась в строки, написанные на потемневшей от времени странице, он принялся рассказывать. Голос его стал спокойней и приобрел уверенность:
– Последнюю запись здесь сделала моя мать. До нее была моя бабушка, до бабушки бабушкина мать. И так далее, до начала времен, когда началось первое бдение.
У трех последних женщин были фотографии. От предыдущих остались портреты – одни попроще, будто рисовал или писал ребенок, другие искусно выписанные. Под каждым изображением стояло одно только имя: Сара. На последней, черно-белой фотографии была молодая женщина. Она стояла, в платье по моде тридцатых годов, прикрыв от солнца глаза и держа на руках ребенка, без сомнения Сарина.
«Ни одного мужчины, кроме него», – подумала Джейни.
Ей показалось, будто он читает ее мысли, потому что старик тут же сказал:
– Все эти женщины, от первой и до последней, готовы были отдать жизнь за то, чтобы держать чуму в повиновении. Они охраняли секреты исцеления и ждали, когда их можно будет применить. Моя мать не нашла в жизни утешения. У нее не было дочери. Никого, кроме меня…
Джейни остановила его, положив ладонь ему на руку:
– Секреты исцеления?..
Ее вопрос сбил его. Его история и есть объяснение, догадалась Джейни. Сам он, возможно, даже не понимает смысла того, что рассказывает просто по памяти.
Он взял у нее из рук книгу и открыл в самом начале.
– Видите? – Он показал на первую страницу. – Жил-был врач. Он жил очень давно. И это была его книга. Тогда он встретился с самой первой Сарой, и она подсказала ему, как изготовить лекарство. Он записал это и передал книгу дальше. Да, все, кому переходила книга, учились у предыдущих…
И снова она перебила его:
– Тогда, значит, вам известно, как спасти Кэролайн?
Он удивился тому, что она еще не поняла этого.
– Конечно! – с воодушевлением сказал он. – Этим я и занимался, когда обнаружил, что мой пес умер. Посмотрите, здесь все записано! – Внезапно голос его дрогнул и потускнел. – Когда я нашел пса, я знал, что его забрали у меня специально, чтобы отвлечь меня от выполнения моего долга, чтобы помочь чуме одолеть нас.
– Значит, уже поздно? – спросила Джейни тоже дрогнувшим голосом.
Страдая от унижения, Сарин опустил голову:
– Не знаю… Мне очень стыдно. Это единственное, чему меня учили всю жизнь, но я, кажется, завалил экзамен.
Медленно до нее дошло, что жизнь Кэролайн целиком и полностью находится сейчас в руках этого простодушного человека, который, по-видимому, никогда не был слишком находчив, а потом годы усугубили его недостаток. В ней всколыхнулось смешанное чувство гнева и жалости к несчастному старику. Ей было жаль, что он прожил такую убогую жизнь, и ее душил гнев оттого, что тот не смог как следует сделать то единственное, что, по-видимому, придавало значение и смысл его существованию. «Осторожнее с ним, – сказала она себе. – Он нужен, чтобы спасти Кэролайн».
– Не казните себя так сурово, – ласково сказала она. – Вы еще не закончили. Нужно продолжить!
– Не могу, – ответил старик тоном испуганного ребенка.
Она поняла, что делать. Она крепко взяла его за плечи и выпрямилась во весь свой рост. Призвав на помощь все мучительные воспоминания, она сказала ему своим самым твердым, командирским голосом:
– Вы обязаны это сделать. Это я вам говорю: обязаны!
Он уставился на нее – стоявшую перед ним молодую женщину, которая приказывала ему сделать то, чего он не мог, и отозвался покорно:
– Хорошо. Я попробую, но, наверное, уже слишком поздно.
Она крепко взяла его за руку и повела туда, где их ждал Брюс, оставшийся возле постели Кэролайн.
– Брюс! – взволнованно сказала Джейни. – Сарин знает, как…
Он перебил ее, взмахнув рукой.
– Ш-ш-ш! – сказал он. – Смотри!
Он показал на Кэролайн.
Глаза у нее были открыты. Они смотрели на Джейни, которая склонилась к ее постели.
– Кэролайн? Ты меня слышишь?
– Едва ли, – сказал Брюс. – Я разговаривал с ней все это время, пока вы с Сарином занимались книгой. Она не отвечает. Она как будто в трансе.
Джейни повернулась к Сарину:
– Понимаете ли вы, что это означает?
Старик на дрожащих ногах приблизился к постели больной.
– По-моему, это означает, что пора приступить к работе.