Текст книги "Чумные истории"

Автор книги: Энн Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

Восемь

Стоя перед своей металлической крашеной дверью, Джейни вставила в прорезь замка пластиковую карту и вошла в номер. Едва переступив порог, она бросила на пол портфель и рухнула в кресло, вытянув ноги. Одна рука безвольно легла вдоль тела, второй Джейни закрыла глаза. Вся ее поза свидетельствовала о полном бессилии перед тем, что принес ей новый день.

– Ну, давайте, добивайте меня, – сказала она Кэролайн, которая следом за ней вошла в комнату и закрыла дверь. – Я готова получить еще парочку синяков.

Кэролайн тем временем вынула из сумки пакет, где лежал клочок ткани, и убрала в холодильник.

– Любим себя пожалеть, да? – сказала она, усаживаясь в кресло по другую сторону столика.

– Именно, – сказала Джейни, все еще не открывая глаз. – После такого денька самое то, что надо. – Она выпрямилась, потерла глаза, вздохнула и посмотрела на гору бумаг на столике. – Пока что можно заняться выяснением, где были взяты потерявшиеся образцы.

Порывшись в бумагах, она быстро нашла два листка – карту и список владельцев. Сверила с ним список из лаборатории и выписала на отдельный листок потерявшиеся на данный момент номера. Отыскала эти места на карте и на каждом участке нарисовала маркером сердитую рожицу.

– Ну, конечно, – констатировала Джейни, – участки по всему Лондону. И с чего это я решила, что они все аккуратненько расположатся рядом?

Кэролайн заглянула ей через плечо:

– Тупость? Глупость? Корысть?

– Все вместе и еще кое-что, – ответила Джейни. – В том, что пропали именно эти пробы, нет никакой логики. Кто бы их ни перенес, он попросту взял шесть первых попавшихся и сунул куда-то в другое место.

– Готова поспорить: судя по тому, как у нас развиваются события, то место окажется не самым удобным, – сказала Кэролайн.

Джейни положила листок на стол, снова потерла глаза. Облокотилась о столик и подперла ладонями подбородок.

– Я не могу допустить катастрофы, – тихо проговорила она. – Сейчас же начну звонить владельцам, чтобы взять повторные пробы. Бумаги заново оформлять не нужно. Достаточно устного согласия.

Кэролайн удивилась:

– Вы действительно хотите звонить? Разве не лучше сначала подождать, что скажет ваш знакомый, прежде чем начинать все заново? – Ассистентка подняла список владельцев и пробежалась глазами. Лицо ее помрачнело. – Двоих еле удалось уговорить. Вряд ли они так легко нас пустят во второй раз. Но, слава богу, не потерялась последняя проба. Представляю себе, как мы являемся к мистеру Сарину: «Прошу прощения, мистер Сарин, не помните ли вы нас, мы сперли у вас грунт? Ну так вот, прошу прощения, нам придется сделать это еще разок». Не говоря уже о том, что одной той вылазки среди ночи лично мне хватит на всю жизнь. Жуткое место.

Джейни кивнула.

– Да уж действительно, – сказала она. – А знаете что? Хотя я и не получила того, за чем пришла, мне понравился этот старик. Очень мило нас выставил. – Она оттолкнулась локтями от столика, откинулась в кресле и принялась задумчиво грызть карандаш. – Хотела бы я узнать, кто он и что он. Живет в старом доме, один, с ним только собака. Судя по виду, вряд ли у него есть жена, дети, вам не кажется?

– Лично я семейных фотографий не заметила. Хотя на одной там была женщина с мальчиком, но фотография старая, годов, может быть, сороковых. Черно-белая, а у женщины прическа валиком и толстые каблуки. Может быть, это он с матерью.

– Может быть. На вид он немножечко умственно отсталый. Может быть, он вообще никогда не женился.

– Совсем немножко. Не знаю, я не сказала бы, что отсталый. Немного заторможенный, может быть. Впрочем, что-то с ним действительно не так.

Не успела Джейни сформулировать, что такое особенное было в Роберте Сарине, чем он отличался от всех прочих людей, как зазвонил телефон. Она подпрыгнула и схватила трубку после первого же звонка.

– Алло? – тревожно сказала она.

– Нельзя же так хватать трубку, я могу решить, будто тебе не терпится меня услышать, – сказал мужской голос.

Она, казалось, почти услышала в телефонную трубку, как он улыбнулся.

– Брюс? – спросила она.

– Да, Брюс.

– Ты нашел их?

– Я в порядке, – он хохотнул. – А ты?

– Извини, пожалуйста, – сказала она. – Прости за мое нетерпение. Я тоже в порядке, и я рада тебя слышать.

– Сейчас ты еще больше обрадуешься. Я держу перед собой накладную на шесть металлических трубок около метра длиной.

– Замечательно! – обрадовалась Джейни. – Где они?

– С этим хуже. Не совсем уверен. В каком-то одном из двух мест. У нас есть два склада, один в Манчестере, другой в Лидсе. В накладной написано, что их развезли в оба места, но непонятно, какие куда. Я уже позвонил и туда, и туда и жду ответа самое позднее завтра после обеда.

– Не сегодня? – произнесла она откровенно упавшим голосом.

– Может быть, и сегодня, не знаю. Но всяко не поздней чем завтра. Не могла бы ты еще немножечко потерпеть?

Она вздохнула, поерзала в кресле.

– Похоже, у меня нет выбора. Эти шесть трубок нам необходимы. Мы взяли пробы грунтов по схеме шесть на девять квадратов, так что можно было бы лишиться шести, то есть одного ряда, это было бы еще ничего. Но брали-то мы их не по рядам. Очередность зависела больше от того, когда получены разрешения, а сложены они у вас были вовсе как попало. Разброс, конечно, по всей карте, так что нужно либо заполучить их назад, либо делать заново. Кэролайн вот как раз сейчас говорила, что двоих владельцев и в первый-то раз еле удалось уговорить, так что, думаю, имеет смысл подождать еще денек.

– Н-да, сложновато. На вашем месте я тоже лучше бы подождал.

– К сожалению, выбора у нас нет, придется целый день бить баклуши.

Брюс засмеялся:

– Ты разве не знаешь, что битье баклуш в Лондоне запрещено законом? Здешний мэр считает это занятие в высшей степени предосудительным. У них есть целое министерство, которое только и делает, что следит за тем, чтобы в пределах городской черты никто не смел бить баклуши.

– Почему-то меня это не удивляет. Похоже, у них есть министерство на каждый чих.

– Что ж, возможно, я и возьму на себя труд помочь тебе избежать силков, расставленных бюрократией. Ты уже была в Британском музее?

– Я не была нигде, кроме раскопов. Мы были заняты по уши. Все свои пробы мы взяли за четыре дня.

– Ого! – сказал Брюс.

– Вот именно, ого. Второй и третий день были просто кошмар. Я еще не привыкла работать, согнувшись в три погибели.

– Я, знаешь ли, тоже ещё не бывал в музее, так почему бы нам не сходить туда сегодня вместе? Могу дать честное слово, там тебя никто не заставит гнуться в три погибели. Потом можно зайти куда-нибудь выпить или пообедать, так время и проведем.

Она немного заколебалась, прежде чем ответить, не зная, останутся ли их отношения только профессиональными. Но приглашение показалось ей искренним, а Брюс был обаятелен. «Расслабься, Джейни», – сказала она себе.

– Погоди минуту. – Она прикрыла трубку ладонью и шепотом спросила у Кэролайн: – Не будете возражать, если я вас оставлю на вечер одну?

Кэролайн приподняла брови и покачала головой.

– Согласна, – ответила Джейни в трубку.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Развеемся. Тогда, может, мне заехать, забрать тебя в пять?

Она посмотрела на часы. Было три тридцать. Вполне достаточно, чтобы привести себя в приличный вид.

– Подходит, – решила Джейни. – До встречи.

– Так что там? – спросила Кэролайн, когда Джейни положила трубку. – Говорили вы дружелюбно, особенно под конец. Нужно ли это так понимать, что есть хорошие новости?

– Хорошие новости есть. Он выяснил, что наши трубки отправлены на два склада, и завтра мы будем знать куда.

– Прекрасно! – сказала Кэролайн. – Бог ты мой, гора с плеч! Но почему я из-за этого должна остаться на весь вечер одна?

– Не из-за этого, – хмыкнула Джейни. – Он меня пригласил погулять.

– Отлично, – сказала Кэролайн. – Приехали в Лондон собирать данные, а заодно сходить на свидание.

– Я не ходила на свидания лет двадцать. Не помню, как это делают.

– Ничего, справитесь. Все вспомните минут через пять.

– Надеюсь, так и будет.

В тускло освещенном зале, на втором этаже Британского музея Брюс и Джейни склонились над стеклянной витриной. Витрина была закрыта тканью, на которой красовалась табличка: «Для того чтобы увидеть документ, пожалуйста, поднимите ткань. Будьте любезны, закройте витрину, когда закончите».

Отвернув накидку, Джейни сказала:

– Ох уж эти британцы! Всегда вежливы, даже когда командуют.

– Этикет у них национальное развлечение.

– Ах, вот оно что.

Она держала ткань, а Брюс читал табличку, лежавшую рядом с древним пергаментом.

– «Письмо Папы Клемента VI королю Эдуарду III, написанное во время Великой Чумы, 1348, о враче, отправленном к английскому двору, для того чтобы помочь королевскому семейству избежать заражения бубонной чумой».

Пергамент потемнел, чернила выцвели. Джейни различила лишь несколько слов, но их тоже было не разобрать.

– Ого! – сказала она. – Ну и древность.

– Это действительно древность, – сказал Брюс, закрывая витрину. – Когда я сюда попал впервые, к этому я привыкал труднее всего. Здесь все древнее.

– Ты ведь из Калифорнии, не так ли? – спросила Джейни.

– Ты помнишь? – сказал он.

– Кое-что. Того чуть-чуть, сего немножко. Должна признаться, память у меня не то что раньше.

– У меня тоже, – сказал Брюс. – Но я и впрямь из Калифорнии. Из Лос-Анджелеса. Полная противоположность Британии абсолютно во всем. Там, конечно, тоже есть древности, вроде остатков испанского поселения, но это совсем не то. И кроме того, здесь все маленькое. Намного меньше, чем в Штатах. Когда Лондон строился, люди были меньше ростом. А ты жила в Массачусетсе, так?

– Я и сейчас живу, – сказала она. – В крохотном городке в западной части штата. Примерно сто миль от Бостона. У нас тоже есть древности – несколько домов семнадцатого века. А вообще-то типичная Новая Англия, дома на главной улице начала девятисотых, очень миленькие.

Они двинулись дальше, глазея на экспонаты, обмениваясь впечатлениями, а заодно походя рассказывая о себе. Случайно они набрели на зал, где стояли огромные, вывезенные из Египта экспонаты. В углу оказалась скамья, и они сели передохнуть – два маленьких человечка посреди гигантских вещей.

– Наверное, так себя собаки чувствуют, когда сидят у дивана.

Брюс окинул зал взглядом.

– Если маленькие, то да.

Джейни посмотрела на Брюса. «Ни единой морщинки», – подумала она. Он тоже посмотрел на нее. Глаза их на мгновение встретились, и обоим стало неловко. Джейни заговорила, чтобы нарушить паузу:

– Ты давно здесь? Я хочу сказать, в Англии.

– Восемнадцать лет.

– Давно.

– Не знаю. Не заметил. Тед меня нанял, можно сказать, на дому. Он был знаком с доктором Чепменом, который тогда был моим шефом, и Чепмен ему рассказал обо мне. Тогда Тед сделал мне предложение, от которого нельзя было отказаться.

– И ты не отказался?

– Нет. И вот он я, здесь. Уже столько лет. Впрочем, я не жалею. В институте есть чем увлечься.

– Как ни странно, звучит пугающе.

– Вполне возможно, кого-то наш институт и пугает. Зависит от того, чем там заниматься. Если делом, то работа может увлечь на всю жизнь. Я люблю свое дело. Единственное, о чем я жалею, это о том, что так и не стал врачом, а думаю, мне бы понравилось. Я здесь живу, совершенно изолированный от жизни в своей хромированно-стеклянной лаборатории, и работаю, просто потому что так у меня устроены мозги.

– Я была врачом пятнадцать лет, – сказала Джейни.

– Правда?

– Да, правда. Но теперь все это в прошлом.

– Почему? Или это тоже имеет отношение к той самой длинной печальной истории, как ты ее назвала?

– Да. Хочешь послушать? Это действительно длинная история.

Брюс посмотрел на часы:

– Нас пока что не гонят.

– Ладно, слушай. – Она набрала в грудь побольше воздуха. – Первая Вспышка, от которой погибло столько людей, случилась как раз после медицинской реорганизации. В схеме распределения врачей тогда еще было много несоответствий – не думай, ее попросту не успели доработать. Так она недоработанной и осталась. В то время врачей некоторых специальностей образовался страшный переизбыток, хирургов в том числе. После Вспышки множество терапевтов, которые непосредственно общались с больными, заразились и умерли. Стало некому лечить просто насморк, так что Конгресс предпринял срочные меры для восстановления числа терапевтов и еще кое-каких групп врачей. Но в целом нас все равно было слишком много для сократившегося населения, а большинство фондов были сожраны расходами на борьбу с эпидемией, и потому нас, многих из нас, чтобы восстановить бюджетный баланс, буквально выбросили на улицу.

– Как это выбросили? – сказал он. – Не понимаю.

– Нам запретили заниматься врачебной практикой.

– Подарок для адвокатов.

– Еще бы. Суды идут и будут идти до скончания века. Я сама участвую в нескольких общих процессах. Однако мой адвокат говорит, что в экстремальных ситуациях такие меры законны. Под экстремальными ситуациями имеют в виду войну, голод, эпидемии и тому подобное. Конгресс объявляет что угодно законным или незаконным в соответствии с им же принятыми законами. Только суд может признать закон не соответствующим Конституции, но все мы знаем, как они там торопятся. Так что, по моим скромным соображениям, дело не в том, останется новый закон или нет, а в том, когда мы от него избавимся. Это может случиться очень не скоро. А тем временем нам дали возможность поучаствовать в этакой лотерее, где нас произвольно определяют в ту или иную сферу, связанную с медициной, отправляя, разумеется, если нужно, на дополнительное обучение.

– И сейчас ты проходишь такое обучение, – догадался он.

Она кивнула.

– Что тебе досталось?

– Судебная археология.

– Довольно мрачное занятие, насколько я могу знать.

В голосе Джейни зазвучал сарказм:

– Не настолько, насколько ты думаешь. Профессионализм нужен всем, от судмедэксперта до коронера. Там освободилось достаточно мест – их самих много умерло. Они первые прикасались к телам.

– Мерли, конечно, как мухи.

Она кивнула.

– Ты сегодня говорила о дипломе.

– Да. Пришлось взять несколько курсов, которые раньше были ни к чему, а потом мне нужно закончить дипломную работу. Собственно говоря, потому я сюда и приехала.

Со вздохом Брюс покачал головой:

– Похоже, у нас тут жизнь много легче, чем могла бы быть. Возможно, я решу остаться здесь навсегда.

– Ты сменил гражданство? – спросила Джейни.

– Нет, – покачал он головой, – и не собираюсь. Я слишком привык быть американцем. Здесь, по крайней мере, это дает некоторые преимущества.

– Давно ли ты был в Штатах?

– О боже, конечно, ты не могла не спросить… Пять или шесть лет назад.

– Значит, до Вспышки.

– Ага.

Джейни вздохнула:

– Вряд ли бы ты так дорожил нашим гражданством, если бы побывал позже. Там теперь все не так.

– Мне кое-что об этом известно. Я читаю газеты, смотрю Си-эн-эн. Может быть, и тебя в них видел.

– Вполне может быть, – сказала она. – Видишь ли, о том, что мы с тех пор живем вроде как на военном положении, репортажей нет. Об этом все знают, но все молчат. Гестапо, конечно, по городу не рыщет, или, по крайней мере, больше не рыщет, но во время Вспышки весь воздух ими провонял, будто спрей такой вошел в моду, «Гестапо», и вонь так и не выветрилась. Похоже на дохлого скунса. Долго дышать невозможно.

– Немного слышал об этом. Пропустил мимо ушей. У меня не было причин так за всем следить. Я же не собирался возвращаться. Я, конечно, встречался с людьми из Штатов, но особенно не вникал. Мои интересы здесь. Там у меня осталась парочка друзей, но мы с ними не беседовали о политике. Родители умерли, сестер, братьев нет.

– Мои тоже умерли. Похоже, мы за Вспышку потеряли целое поколение и, может быть, не одно. В нашем возрасте обычно еще не теряют родителей. На самом деле два года назад у меня и бабушка была жива. Вспышку она пережила. Умерла она от старости. Однажды уснула и не проснулась. Родителям повезло меньше.

Она склонила голову, помолчала. Брюс сказал только:

– Очень жаль.

– Спасибо, – откликнулась она. – Мне тоже жаль. Мне их не хватает.

Брюс хотел задать ей еще один вопрос и не знал, удобно ли спросить сейчас. «В конце концов, мы говорим о семье», – решил он.

– Ты сказала, что фамилия у тебя теперь Кроув. Значит, ты замужем?

– Была замужем, – тихо сказала она.

– Дети есть?

На этот раз она ответила не сразу и молчала дольше.

– Были.

– Боже мой, – сказал он, остолбенев, когда до него дошел истинный смысл ее слов. «Она потеряла всех», – подумал он, потрясенный этой страшной мыслью. – Джейни, я… Мне очень жаль. Я понятия не имел. Я не стал бы спрашивать, если бы знал. Здесь все прошло иначе. Мы здесь, наверное, еще не понимаем, что для кого-то это обернулось такими утратами.

Джейни прерывисто вздохнула. Из одного глаза выкатилась слезинка, проползла до кончика носа, повисела и упала Джейни на колени. Джейни повернула голову и посмотрела на Брюса с выражением такой скорби, какой он никогда не видел. Но тут же она попыталась улыбнуться:

– Все в порядке. Тебе неоткуда было узнать.

Она выпрямилась, шмыгнула носом и некрасиво отерла его манжетой.

– Всегда забываю платки, – призналась она. – Как ты думаешь, министерство по этикету меня за это арестует?

Брюс рассмеялся.

– Я им не скажу, – пообещал он. – На мой взгляд, тебя скорей арестовало бы министерство здравоохранения за публичное испускание физиологической жидкости. Но им я тоже ничего не скажу.

Джейни понимала, что он шутит, однако, когда он сказал про министерство здравоохранения, по его тону она догадалась, что слезы и шмыганье носом считаются здесь действительно недопустимым грехом. Джейни шмыгнула еще раз, тихо и – как она понадеялась – незаметно. Никто из посетителей на нее не оглядывался, и неловкость вскоре прошла.

– Спасибо, – наконец сказала она, слабо улыбнувшись. – Благодарю за понимание. А как ты? – спросила она, и голос ее стал тверже. – Ты женат?

– Нет. Так и не отважился.

– Какой стыд, – попеняла Джейни шутливо, с удивлением отметив, что боль прошла быстро, не оставив привкуса горечи. «Наверное, я притерпелась», – подумала она. – А как же моральный долг перед обществом? Пренебрегаешь? Не хочешь сократить численность одиноких женщин?

Он рассмеялся:

– Чисто женская безапелляционность. Попадись мне подходящая одинокая женщина, я был бы только счастлив выполнить долг перед обществом. Но так уж вышло, что я женат на своей работе. Когда мы начинаем интересный проект, я не вылезаю из института. Не знаю, кто такое потерпит.

– Ты, наверное, действительно любишь свою работу.

– Конечно. Я самый счастливый на свете трудяга.

– Завидую.

– А я два года не держала скальпель в руках.

Он сочувственно посмотрел на нее:

– Ого. Тогда тебе пришлось несладко. Как же ты справлялась?

– Ты хочешь сказать, финансово?

Он кивнул.

– В моей семье все были хорошо застрахованы. И у нас это все случилось в первую волну, когда страховые компании еще что-то выплачивали. Кроме того, бабушка оставила мне все, что у нее было, а было у нее немало. Деньги меня беспокоят меньше всего. И это очень кстати, потому что иначе на что бы я сюда приехала. Ты представить себе не можешь, каким трудом я добыла визу. Они изменили правила въезда и выезда.

– По-моему, все те ограничения, которые здесь были введены, вполне разумны.

– Наверное. Вам досталось даже не вполовину меньше, чем нам. И британское правительство не теряло времени. Мы даже через год еще не закрыли границ, и, по-моему, это было ошибкой. Глупо – учитывая, что пришло это бедствие в первую очередь из Мексики. Я хочу сказать: мы не можем отнять права людей, еще даже не наших граждан, ввозить к нам через границу смертельно опасные заболевания. Мы ни за что не упустим возможности заплатить за их лечение из своего кармана.

– Что я слышу, мисс Кроув? А как же клятва Гиппократа?

Ее лицо окаменело.

– Когда вокруг тебя люди умирают сотнями, а ты ничего не можешь сделать, чтобы им помочь, клятва Гиппократа становится еще одним из фетишей, не больше. Делаешь то, что обязан делать, вот и вся клятва.

Брюсу стало стыдно.

– Мне не приходилось бывать в такой ситуации. Поэтому трудно понять.

– И я раньше никогда бы не поверила, что буду так думать. Я хотела прожить жизнь, спокойно занимаясь своим делом: методично отрезая что-нибудь, пришивая. Ты не поверишь, Брюс, что мне пришлось увидеть. Горы мертвых младенцев с сочащимися язвами возле детского отделения. Я видела, как людей с признаками заражения вели под прицелом и стреляли, если те пытались бежать. Даже в детей. Все вышло из-под контроля. Эти ужасы можно перечислять бесконечно.

Брюс не нашелся, что сказать в ответ, а Джейни слишком устала от рассказов о Вспышке. Так что какое-то время они посидели молча, пытаясь придумать, о чем поговорить. Из динамика раздался женский голос, сообщавший, что музей закрывается через десять минут.

* * *

– Ну, – сказал Брюс, поднимаясь, – хотим мы пойти перекусить или нет?

– Знаешь, я, кажется, не голодна, – уклончиво отозвалась Джейни. – Наверное, мне лучше в гостиницу.

– Вечер только начинается, – запротестовал Брюс.

– К сожалению, мне уже не двадцать. Я только сейчас почувствовала, до какой степени меня утомили все эти сегодняшние приключения. К тому же, по-моему, я еще не совсем пришла в себя после перелета и смены часового пояса. Похоже, мне лучше отправиться спать. Давай как-нибудь в другой раз?

Брюс был настолько разочарован, что даже не попытался скрыть это, но остался любезен.

– Безусловно, – сказал он. – Когда пожелаешь.

И, пообещав позвонить ей, как только что-то узнает, он взял такси и довез Джейни до гостиницы. Она поднялась к себе, встала под обжигающе горячий душ, после чего сразу легла в постель. Во сне, тревожном и чутком, она видела мужа и дочь.

* * *

Когда на следующее утро ее разбудил телефонный звонок, она почувствовала себя разбитой, будто не спала десять часов подряд, и ответила хрипло, еще сонным голосом.

– Доброе утро, – сказал Брюс.

Глаза у нее еще не открывались.

– Ты всегда такой бодрый по утрам?

– Я тебя разбудил?

Она открыла глаза и посмотрела на часы возле кровати, Они показывали десять пятнадцать.

– Стыдно признаться, но так и есть. Наверное, нужно было выспаться. Обычно я встаю с птичками.

– Если хочешь, перезвони, когда придешь в себя.

– Нет. Голос у тебя бодрый, так что, кажется, я хочу услышать новости прямо сейчас.

– Ага, – сказал он, довольный. – Значит, заметила. Отлично. На это я и рассчитывал. Я нашел их, и у тебя две возможности.

Будь Джейни в форме, она немедленно задала бы ему вопросов пятьдесят, но мысли со сна путались. Она села, потрясла головой, чтобы вытряхнуть остатки дремы.

– Когда я смогу их получить?

– Зависит от того, в какую они попали очередь. Для наших твоя работа не приоритетная. Так что самый быстрый способ их получить – приехать и забрать.

– Самолетом можно? Машиной ведь далеко, так?

– Далеко, однако если самолетом, то придется оформлять груз, и опять упрешься в стену. Не знаю, как у вас в Штатах, а у нас все грузы, перевозимые по воздуху, проходят определенную процедуру. Так что из-за бюрократических правил на практике самолетом может оказаться дольше, чем машиной. Судя по тем образцам, которые я видел в холодильнике, твои трубки очень даже смахивают на бомбы.

– Ладно. Я возьму машину напрокат…

– Есть еще одна небольшая проблемка, – перебил он. – Тебе, чтобы туда попасть, нужен специальный пропуск. У меня допуск везде, куда мне нужно. У Теда вообще без ограничений. Но если ты поедешь одна, тебе придется прождать там недели две, пока сделают запрос, пока подтвердят, что ты законопослушная гражданка, занимаешься научной работой и заслуживаешь, чтобы тебе доверили потенциально опасные материалы. Ты сама понимаешь, что в таком случае тебе придется там обивать пороги до бесконечности.

– А твой директор… как его зовут?..

– Тед.

– Тед имеет какое-нибудь влияние?

– Имеет. Он умеет заставить всех шевелиться. В этом случае, к сожалению, распоряжался Фрэнк. Знаком он был со всеми, договаривался без документов, просто на словах. Нечего и говорить, если бы не несчастный случай, у тебя не было бы никаких неприятностей.

– И не напоминай. Значит, единственный, кто может помочь нам забрать их, это Тед.

– Не гони. А что, если тебя сразу не примут и придется слоняться там, ждать, когда пригласят? То же самое.

Что бы она ни предлагала, все было не так.

– Это же не ядерные отходы! – вспылила она. – Обыкновенная земля! Та самая, из которой растет еда! – Голос у нее сорвался, и она сама услышала, какой он стал жалобный. – Ладно, черт с ними! – решила она. – Проще плюнуть и ехать домой. Пустая трата времени и денег.

– Послушай, позволь поделиться своими мыслями, – сказал Брюс. – Я попрошу Теда позвонить, чтобы все завертелось. А потом мы съездим вместе и доставим их в лучшем виде. В мою машину войдет. Все, что тебе придется делать, это любоваться пейзажами, ну и определить, те ли трубки.

Джейни оторопела.

– Столько сил, столько времени ради знакомой, которую ты не видел двадцать лет? Очень мило с твоей стороны. Даже не знаю, что сказать.

– Скажи: «Спасибо, Брюс. С удовольствием съезжу вместе с тобой».

Она рассмеялась:

– Ладно. Спасибо, Брюс. С удовольствием съезжу вместе с тобой.

– Так-то лучше.

Она помолчала, а потом спросила:

– Почему ты это делаешь?

– По самой простой причине, – ответил он. – Мне так захотелось. Приятно раз в кои-то веки побыть полезным. Лично мне нравится.

Джейни улыбнулась в трубку:

– Лично мне это оченьнравится. Ужасно не хватало чего-то хорошего.

– Рад, что хорошим оказался я. Думаю, я смогу устроить, чтобы вам разрешили сделать у нас в лаборатории все, что нужно. До начала проекта у меня масса свободного времени, и я знаю все наше оборудование. Тед уже сказал, что добудет вам пропуска, если, конечно, никто из вас в последние несколько лет не был замешан в нападении на федеральные объекты.

– Господи, Брюс, у меня дар речи пропал. Опять не знаю, что и сказать.

– Скажи: «Да, Брюс, я согласна поработать вместе с тобой».

– От такого предложения невозможно отказаться. Согласна.

– Вот и хорошо. Слушай, если тебе удастся выволочь себя из постели, то приезжай после обеда, и начнем. Если у тебя ассистентка знающая и сама справляется, то можно оставить ее здесь одну под присмотром охранника. Договориться будет несложно. Тогда мы пока отправимся в Лидс, а она тем временем будет работать.

– Это уже чересчур.

– Вовсе нет. Это всего лишь обычное британское гостеприимство.

– Тогда я, может быть, тоже сюда переберусь. Дома со мной не так любезны. По-моему, у нас там все думают, что хорошее отношение – это уже само по себе счастье, ну, или что-то вроде.

– Тихо, тихо, – сказал он. – В министерстве этикета есть специальная полиция, которая преследует именно за сарказм.

– Постараюсь не забыть, – усмехнулась она с легкой горечью. – До встречи, скоро увидимся.

– Жду с нетерпением.

* * *

Они с Кэролайн встретились с Брюсом в его приемной. Дожидаясь, пока он освободится, Джейни осмотрелась. Мебель была подобрана на мужской вкус, блестящая, темная, как сам Брюс. За темным столом, отделанным сверкающим хромом, сидела немолодая секретарша, по возрасту годившаяся им в бабушки, в жабо, жемчугах и с очень высокой взбитой прической. «Наверное, не он ее подбирал, и уж наверняка не она подобрала сюда мебель», – подумала Джейни, решив, что Брюс обставил приемную на свой вкус. Ей понравилось, что он это сделал сам, не перепоручив подчиненной.

Когда он вышел из кабинета, она сначала отметила свежий вид, хорошо выбритое лицо, а обменявшись приветствиями, заметила, как он доволен собой и своей приемной, где каждая вещь на своем месте. Даже им, посторонним, было понятно, что он создал себе рабочую среду, где ему помогает каждая мелочь. Ей не пришло в голову, что могло быть наоборот и что это он подстроился под окружение. Двадцать лет спустя она помнила, что и в юности он был лидер и ни за что никому не позволил бы собой управлять. На секунду она позавидовала тому, с какой явной легкостью он продвигался по жизни.

– Очень мило, – сказала она.

– Спасибо. – Подтвердив ее догадку, он добавил: – Я поменял тут все года два назад. Раньше было тесно.

Краем глаза Джейни заметила, как престарелая секретарша, будто обиженная его замечанием, поджала губы, но язык прикусила. «Может быть, это она подобрала Брюса, – подумала Джейни, – в те времена, когда была одним целым с этой приемной, и теперь здесь страдает, перенося несчастье с истинно британским стоицизмом. Нужно будет спросить об этом».

Проходя по институтским коридорам, она почувствовала себя маленькой. Стены и потолки были одного матово-белого цвета, полы покрыты гладким светло-коричневым линолеумом. Выступы труб над головой – которые, как догадалась Джейни, представляли отопительную систему – были выкрашены в радугу пастельных тонов и казались на удивление чистыми, что наводило на мысль об отменной вентиляции.

– Отличное здание, – признала она. – Какой порядок. Обычно старые здания обшарпанные, а здесь все в прекрасном состоянии.

– Конечно, – сказал Брюс. – Здесь все хорошо делают свою работу. Построили его в конце девятнадцатого века и сначала использовали как больницу, здесь принимали больных во время эпидемии гриппа в тысяча девятьсот восемнадцатом. Во время Первой мировой это был госпиталь. Солдат поступало столько, что эти стены буквально едва их вмещали. Чтобы справиться с потоком раненых, тогда пришлось срочно увеличивать число операционных. Отравленных газом тоже лечили здесь.

Джейни подумала о тех ужасах, которые тогда здесь творились, и, когда она шла дальше под этими сводами, ей показалось, будто из кирпичей сквозь новую штукатурку сочится боль. Она видела ряды заполнивших коридор коек, где лежали солдаты, почти дети, едва старше двадцати, или старые женщины, метавшиеся в гриппозном жару. Видела врачей в их бледно-зеленых халатах, которые в те времена носили в нелепой надежде, будто светлый, холодный их цвет способен создать у больных безмятежный настрой, который сам по себе помогает организму бороться с вирусами, чего медицина добилась лишь почти пятьдесят лет спустя с внедрением антибиотиков. «До чего захватывающее было открытие, – подумала Джейни об антибиотиках. – Тогда ими лечили едва ли не всё. Не то что сейчас». Она почти въяве слышала звяканье заслонок, когда из труб выгребали сажу, видела протянутые к ней руки солдат, умолявших избавить от боли, и старых женщин, ни о чем не просивших, моливших только о смерти. Образы были настолько яркие, что Джейни стало не по себе. Она побледнела, по спине побежали мурашки.

Когда мысли ее вернулись от призрачных зеленых халатов в сверкающую белизной реальность, она услышала голос Брюса, который продолжал рассказывать об истории здания. Они еще раз свернули за угол и оказались перед тяжелой металлической дверью лаборатории с окошком, закрытым толстым, армированным проволокой стеклом. Справа от двери в стене находилась панель с экраном серо-зеленого цвета, к которой Брюс приложил ладонь, и через несколько секунд они услышали щелчок электронного замка. Дверь открылась, и Брюс пригласил Джейни внутрь. Перешагивая порог, она услышала электрическое жужжание и, оглянувшись, увидела, как серо-зеленый экран засветился синим и через несколько секунд снова померк.