Текст книги "Храм Фортуны II"

Автор книги: Эндрю Ходжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

Глава XX
Месть

– Так, все по местам, – скомандовал Паулин. – Селевк, ты знаешь город?

– Немного, – ответил киликиец.

– Знаешь Гончарную улицу?

– Да.

– Отлично. Достойный Либон, вы с Селевком пойдете туда и будете нас ждать в начале улицы. Именно там находится дом, где я хочу укрыть девушку. Трибун, ты идешь к портику и забираешь Корнелию. Феликс, будешь страховать Сабина. Отправляйтесь через десять минут. А я пойду найму носилки. Тут за углом есть прокатная контора. Как только увидите, что я готов, – начинайте. Ну, да помогут вам Бога.

Пятеро мужчин быстро разошлись в разные стороны. На месте остался лишь британец Каролунг, который не слышал их разговора, но продолжал следовать предварительным распоряжениям легата.

Сабин и Феликс переместились поближе к храму и заняли удобную для наблюдения позицию. Время тянулось медленно, как смола.

Наконец в отдалении показались большие носилки, которые несли на плечах шестеро крепких парней. Занавеска на паланкине шевельнулась. Рабы остановились.

– Это легат, – шепнул Сабин. – Ну, вперед.

Феликс молча кивнул и проверил, легко ли его меч выходит из ножен. Сицилиец был собран и сосредоточен.

Сабин вышел из укрытия и небрежным шагом праздношатающегося искателя развлечений двинулся к портику, к которому уже со всех сторон сходились мужчины, желающие внести свою лепту в благоустройство храма Богини Астарты, а при случае и получить немного удовольствия.

Трибун испугался, как бы Корнелию не перехватили, и ускорил шаги. Либон указала ему девушку, и он не боялся ошибиться.

Под крышей портика стояло полтора десятка женщин в ритуальных одеждах и несколько молодых жрецов под командой одного пожилого. Вое держали в руках увесистые дубинки, чтобы в случае чего на корню пресечь возможные инциденты.

– Ты хочешь воздать честь Богине Астарте, господин? – спросил один из жрецов, когда Сабин подошел ближе. – Это благородная цель. Можешь выбрать себе женщину, через которую Богиня услышит твои молитвы и примет твое подношение.

Сабин еле сдержался, чтобы не врезать кулаком по бритой голове религиозного сводника.

– Да, – сквозь зубы ответил он. – И я могу обойтись без твоей помощи. Дай мне осмотреться.

– Пожалуйста, господин.

Жрец отступил в сторону, и трибун вошел под своды портика.

Он сразу увидел Корнелию, которая стояла в углу. Она выглядела полностью отрешенной от действительности, глаза девушки блестели нездоровым блеском. Трибун направился к ней.

– Корнелия, – шепнул он ей в ухо. – Твои друзья хотят помочь тебе. Пойдем со мной.

– Меня зовут Энойя, господин, – каким-то неземным голосом ответила девушка. – Я рада, что ты выбрал меня для служения великой Богине Астарте и буду счастлива провести с тобой время, ибо это послужит на пользу нашему храму.

– Чтоб он сгорел ваш храм вместе с Астартой, – буркнул Сабин. – И со всеми этими бритыми ублюдками.

Но он уже понял, что Корнелия не в себе и бесполезно пытаться объяснить ей ситуацию. Ладно, сейчас главное – вырвать бедняжку из рук этих негодяев.

– Ты сделал выбор, господин? – сладким голосом спросил пожилой жрец, подходя к Сабину. – Вижу, вижу. И ты не ошибся. Это одна из лучших наших женщин. Она всем сердцем предана Богине...

– Да уж, – процедил Сабин сквозь зубы. – Хорошо, я забираю ее с собой.

– Так не положено, господин, – возразил жрец. – У нас есть специальные комнаты при храме, и там очень удобно...

Сабин сунул руку в кошелек и бросил жрецу несколько золотых монет. Тот жадно подставил ладонь.

– Я не хочу идти в храм, – отчетливо произнес трибун. – Мы пообщаемся с Богиней у меня дома. Видишь, вон там носилки?

Он показал пальцем.

– Я отвезу женщину к себе, а потом пришлю ее обратно. Вот и все. Я так хочу.

– Хорошо, господин, – наклонил голову жрец. – Но тогда вас будет сопровождать один из наших послушников. Такой у нас порядок. Он подождет, когда ты отпустишь женщину, и приведет ее обратно в храм.

Спорить со старым хрычом было бы бесполезно. Опасаясь, как бы жрец не начал чего-то подозревать, Сабин кивнул.

– Пусть будет так.

«Надеюсь, Феликс сломает шею этому бритоголовому», – подумал он с удовлетворением.

– Пойдем, – трибун повернулся к Корнелии и взял ее за руку. – Торопись, у меня мало времени.

Девушка покорно пошла за ним. Жрец с дубинкой в руке следовал в некотором отдалении.

Сабин скорее чувствовал, нежели видел, что и темная тень Феликса выскользнула из своего укрытия. А еще где-то во мраке должен быть Каролунг. Нет, такие ребята запросто разделаются с этими сукиными детьми, которые наживаются на бедных обманутых женщинах. И никакая Астарта им не поможет. Трибун злорадно ухмыльнулся.

Корнелия шла молча, опустив голову. Ее лицо прикрывал легкий капюшон. Рука девушки чуть подрагивала в ладони Сабина.

«Несчастный ребенок, – подумал трибун. – Сколько же ей довелось пережить».

Он вдруг представил на ее месте свою любимую Эмилию и чуть не задохнулся от бешенства. Теперь он стал лучше понимать чувства Либона.

«Ничего, мы за все отомстим, – подумал он. – Призываю вас, Эринии, помогите нам».

Они были уже рядом с носилками. Паулин отдернул занавески и протянул руку, чтобы помочь девушке взобраться внутрь.

– Эй, – крикнул бритоголовый жрец, – Это что такое? Так не положено. Оставьте женщину!

Внезапно рядом с ним возник Феликс и с силой двинул служителя Астарты в челюсть. Тот выронил дубинку и полетел на землю, но сознания, видимо, не потерял, ибо тут же сунул руку под одежду и вокруг разнесся пронзительный свист.

– На помощь, – прохрипел жрец.

Феликс ударил его пяткой в висок, и тот замолк. Но со стороны портика послышались торопливые шаги. Еще один отряд храмовой стражи появился слева. Замелькали факелы.

– Скорее! – крикнул Паулин.

Он подхватил Корнелию, которая слабо упиралась, и втащил ее в носилки. Сабин, Феликс и Каролунг обернулись, положив руки на мечи. Стражники приближались.

– Догоняйте, – бросил им легат и рявкнул на носильщиков: – Чего стоите, вперед!

Но те замялись, понимая, что их пассажиры вступили в какой-то конфликт с всесильными жрецами. А уж вызвать гнев могущественной Богини Астарты они никак не хотели.

– Пошли, сукины дети! – крикнул Сабин и толкнул в спину ближайшего носильщика. – Быстро! А то сейчас мечом пришпорю.

Рабы тяжелой рысью припустили по улице. А храмовые стражники были уж совсем близко.

– Святотатцы! – раздавались крики. – Богохульники! Чтоб вас чума взяла!

– Отходим, – бросил Сабин. – Идем за носилками. А этих будем держать на расстоянии. Оружие к бою.

Заметив блеск лезвий, жрецы несколько поостыли. Они задержались и сбились в плотную группу. Было их человек двенадцать.

– Эй, вы, – раздался голос пожилого мужчины, который в портике принял от Сабина деньги. – По какому праву вы оскорбляете Богиню Астарту? Кто вы такие?

– Это вы оскорбляете Богиню, сводники вонючие, – ответил Сабин, – Отчет в своих действиях мы дадим только перед римскими властями. А вы лучше убирайтесь, пока не пролилась кровь.

Жрецы о чем-то приглушенно переговаривались, обжигая злыми взглядами трибуна и его спутников. А тот заметил, что носилки с Паулином и девушкой скрываются за углом в сорока шагах от них.

– Бежим, – приказал Сабин. – А то еще потеряем их.

Трое мужчин бросились вслед за паланкином. Жрецы не думали прекращать погоню и последовали за ними, сохраняя, впрочем, безопасную дистанцию между собой и остриями мечей.

И вот таким странным манером три группы людей – рабы с носилками, Сабин, Феликс и Каролунг и отряд храмовой стражи – продвигались по направлению к Гончарной улице.

– Если они увяжутся за нами, – сказал Сабин, – то узнают, где легат хочет укрыть девушку. Надо что-то придумать...

– Я придумал, – сказал Феликс.

Он быстро прошептал несколько слов, и Сабин кивнул.

– Хорошо, попытаемся. Ты все понял, Каролунг?

– Да, господин, – ответил британец.

– Ну, тогда начинаем по моей команде.

Трое мужчин слегка замедлили ход, не теряя, впрочем, из виду носилки. Жрецы шли в том же темпе, а потому не сразу заметили, что расстояние между ними сокращается.

– Вперед! – крикнул вдруг Сабин.

Они втроем рванулись навстречу противникам, которые опешили от столь неожиданного маневра. Прошло лишь несколько секунд, а Феликс уже стоял, обхватив за шею старого жреца и приставив меч к его горлу. Сабин и Каролунг расположились по обе стороны от них, выставив вперед свои клинки.

Стражники взвыли от бессильной ярости.

– Отойти! – рявкнул Сабин. – Назад, сволочи, а то сейчас ваш командир лишится головы!

Жрецы испуганно попятились.

– Вот тут и оставайтесь, – удовлетворенно сказал трибун. – Когда мы будем в безопасности, я отпущу эту старую развалину. Но если до тех пор я увижу хоть одну бритую башку на расстоянии выстрела из лука от меня, то, клянусь, сам перережу ему глотку.

Жрецы взволнованно загудели, но никто не сделал и шагу вперед. Сабин улыбнулся.

– Молодцы, – сказал он. – Вижу, вы меня поняли. Ну, будьте здоровы, Божьи люди.

Феликс толкнул старого жреца в спину, и все четверо быстро двинулись за удаляющимися носилками.

Они отошли уже на приличное расстояние и свернули в темный переулок вслед за паланкином Марка Светония. Но тут оказалось, что жрец вовсе не собирался так уж безропотно подчиняться своим похитителям. Несмотря на возраст, он был еще полон сил и энергии, что и не замедлил продемонстрировать в следующий момент.

Воспользовавшись тем, что Феликс уже не так плотно прижимал меч к его горлу, жрец вдруг ловко уклонился от лезвия и двинул сицилийца ногой в пах. Феликс взвыл от боли и согнулся, держась руками за низ живота. А служитель культа с удивительным проворством бросился бежать по темной улице, подошвы его сандалий выбивали дробь на камнях.

Сабин и Каролунг на миг растерялись, и этого вполне хватило бы старику, чтобы скрыться в лабиринте переулков, но тут ему не повезло. Он уже готов был нырнуть в какой-то проем, как вдруг оттуда вышел человек.

Двое мужчин столкнулись и полетели на землю.

– Ослеп, что ли? – взвыл несчастный прохожий.

Теперь уже трибун и британец времени не теряли. Каролунг навалился на упавшего жреца и прижал его всем телом. А Сабин с удивлением посмотрел на мужчину, который так неожиданно помог им.

– Корникс, – сказал он, – а ты откуда тут взялся?

Бедный галл был ошарашен не меньше.

– Да я... – забормотал он. – Так просто... Мне было...

– Ты же должен был сидеть в гостинице.

– Да... Но...

Тут подошел Феликс, уже слегка оправившийся от последствий болезненного удара. Сначала он с силой и злостью стукнул жреца ногой под ребра, а потом с улыбкой повернулся к галлу.

– Ну ты даешь, приятель, – сказал он. – Здорово ты нас выручил. Еще немного, и эта старая крыса показала бы нам свой хвост.

Корникс влет оценил ситуацию.

– Ну, известное дело, – надулся он от гордости. – Кто же как не я вам поможет? Мне так и подумалось, что вам не помешает поддержка такого человека, как я. Да мне не привыкать. Вот и тогда в Риме мы с доблестным Кассием Хереей выручили моего господина, которого арестовали преторианцы и вели в тюрьму.

– Так ты тут оказался не случайно? – недоверчиво переспросил сицилиец, растирая живот.

– Конечно, нет, – обиделся Корникс. – Я же и говорю...

– Не ври, приятель, – перебил его Сабин. – Могу поспорить на что угодно, что ты просто удрал из гостиницы, чтобы развлечься, а сейчас возвращался из какого-нибудь публичного дома или кабака.

– Ну... я... – замялся Корникс.

– Ладно, все равно спасибо, – махнул рукой трибун. – Ну, идем дальше. У нас нет так много времени.

Жреца подняли на ноги. Он злобно шипел и плевался. Феликс для острастки стукнул его ребром ладони по шее, и больше старик не делал попыток убежать.

Они нагнали носилки в начале Гончарной улицы, где уже поджидали Селевк и Либон. Паулин вылез и помог сойти девушке. Корнелия, голову которой по-прежнему закрывал капюшон, стояла молча, дрожа всем телом.

Легат отпустил носильщиков, которые торопливо помчались обратно по улице, и повернулся к своим спутникам.

– А это еще кто? – спросил он, указывая на жреца, которого держал Феликс.

Сабин коротко объяснил.

– Молодцы, – хмыкнул Паулин. – С такими, как вы, не пропадешь. А там кто? Нас ведь было меньше.

– Я, господин, – покорно сказал Корникс.

Сабин опять объяснил.

– Ладно, – улыбнулся Светоний. – Ты помог нам, и я тебя прощаю, но на будущее запомни – мои приказы должны выполняться в точности.

– Конечно, господин, – с облегчением вздохнул Корникс. – Я понял, обещаю.

– Ладно, – Паулин огляделся. – Мы с трибуном пойдем сейчас проверить, все ли в порядке там, на квартире. Феликс, держи жреца, а вы позаботьтесь о девушке.

Либон стоял, не двигаясь; видно было, как в нем происходит отчаянная внутренняя борьба. Селевк тоже не смел в его присутствии предложить свою помощь внучке сенатора.

Видя их нерешительность, Паулин кивнул британцу.

– Каролунг, следи за госпожой.

Тот кивнул и шагнул к девушке. Внезапно она легким движением отбросила капюшон с головы. И в этот же момент луна вдруг вышла из-за туч и ее свет упал на лица британца и Корнелии, которые оказались совсем близко друг от друга.

Селевк страшно побледнел и рванулся вперед.

– Нет! – в отчаянии крикнул он.

А лицо Каролунга вдруг исказила дикая торжествующая гримаса. В следующий миг он сильной рукой прижал девушку к себе и приставил свой кинжал к ее груди.

Селевк замер. Все остальные изумленно наблюдали за этой сценой, ничего не понимая.

– Что происходит? – резко спросил Паулин. – Каролунг, как ты смеешь? Немедленно отпусти госпожу!

– Его зовут не Каролунг, – глухо сказал Селевк. – Это Утер, один из матросов, которые подняли мятеж на «Сфинксе», судне сенатора Сатурнина.

– Да! – крикнул британец. – Да, я Утер. Вы убили моего брата, чтобы эта богачка могла есть и пить сколько захочет. А мой брат и другие должны были сдохнуть от голода в трюме. И я поклялся отомстить! О, Боги, спасибо вам, что вы так скоро предоставили мне эту возможность.

Он весь дрожал от возбуждения, лезвие ножа скользило по груди Корнелии, которая по-прежнему была в полной апатии.

– Как ты тут оказался? – спросил Селевк.

Он видел, что британец еле владеет собой, и решил потянуть время, а там, может, удастся что-нибудь предпринять.

Но легат Марк Светоний Паулин был настроен более категорично. Он резко двинулся вперед.

– Не подходи! – крикнул Утер и занес руку с ножом.

– Немедленно брось оружие! – рявкнул легат. – Ты слышишь меня? Я приказываю! Или я отправлю тебя на крест!

– Не надо... – заговорил Сабин, понимая, что угрозы Паулина не остановят обезумевшего от жажды мести британца.

Но легат продолжал твердо идти вперед, приближаясь к Утеру и девушке. Он был уверен, что британец не посмеет его ослушаться.

Видя, что еще миг и римлянин окажется совсем рядом, Утер вдруг издал дикий вопль, взмахнул рукой и по рукоять всадил нож под сердце Корнелии. Девушка выскользнула из его объятий и тихо сползла на землю. У всех вырвался вздох ужаса. Либон повалился на колени.

– Будьте вы прокляты! – закричал британец, повернулся и бросился бежать.

Но далеко он не ушел. Селевк в мгновение ока выхватил из-под плаща короткий тяжелый нож, взмахнул рукой и острый клинок, несколько раз перевернувшись в воздухе, с глухим звуком вонзился под левую лопатку убегающего британца.

Тот секунду стоял неподвижно, потом повалился на колени, уперся в землю ладонями, помотал головой, а затем рухнул на бок, перекатился на спину и замер. Из-под тела быстро расползалось в разные стороны кровавое пятно.

Либон поднялся на нога, сделал несколько шагов и вновь упал на колени перед телом Корнелии. Он со слезами на глазах смотрел на спокойное бледное лицо девушки. Никто не посмел ему помешать.

Так прошло несколько минут. Потом Либон поднял голову и невидящим взглядом окинул своих спутников.

– Теперь я буду мстить, – сказал он глухо, но твердо. – О, я жестоко отплачу за мою поруганную любовь и за жизнь этой несчастной. И в первую очередь я буду мстить цезарю и Ливии. Ведь это они главные виновники моих бед!

– Не говори глупостей, Либон, – резко перебил юношу Паулин. – Мы понимаем твое горе...

Но молодой человек уже не слушал. Он быстро вскочил на нога и побежал в темноту.

– Стой! – крикнул Сабин. – Куда ты?

Трибун хотел броситься за ним, но Паулин вдруг жестом остановил его и грустно покачал головой.

– Не трогай его, – сказал он. – Будем надеяться, что он сумеет взять себя в руки и поступит как настоящий римлянин. А сейчас ему не до нас и не до наших утешений.

Селевк стоял, не поднимая головы, и тупо смотрел на тело Корнелии. Его губы дрожали.

Паулин положил руку ему на плечо.

– Ты останешься с нами? – спросил он мягко.

Киликиец кивнул.

– Хорошо. Не будем забывать, что нас ждет еще очень важная работа. Очень жаль, что так все получилось с Корнелией, но кто мог знать, что этот британец...

– А что будем делать со жрецом? – спросил Сабин.

– Убейте его, – равнодушно приказал легат. – Он опасный свидетель и может доставить нам неприятности и задержать нашу миссию.

Феликс с готовностью вытащил меч.

– Нет, – прохрипел жрец, выпучив глаза. – Не убивайте меня! Я могу помочь вам!

– Чем? – издевательски спросил Сабин. – Натравишь на нас банду своих бритоголовых псов?

Но жрец смотрел не на него, а на Паулина.

– Я знаю, кто ты такой, – вдруг сказал он. – И я знаю, что ты ищешь. Только я могу указать тебе правильный путь.

Его слова произвели впечатление на легата, но он не подал вида и лишь пристально взглянул на жреца.

– Вот как? – спросил он. – Ну, и кто же я такой?

– Ты – Марк Светоний Паулин, легат цезаря Тиберия, – торжественно произнес старик. – И прибыл в Палестину с особым поручением.

– Откуда тебе это известно? – резко спросил пораженный его осведомленностью Паулин.

Жрец улыбнулся.

– Мало есть тайн на свете, которые неизвестны нам, служителям великой Астарты.

– Эти сволочи шпионят за нами, – буркнул Паулин, обращаясь к Сабину. – Надо сказать цезарю, чтобы он огнем выжег вертепы азиатов по всей Италии. Наверняка кто-то из посвященных проговорился об этом жрецу храма Астарты в Риме, а тот не замедлил донести обо всем своим дружкам. Вот так они и богатеют. На шпионаже и на проституции.

Легат с горечью хмыкнул и вновь посмотрел на служителя культа.

– Ну, – сказал он, – так что ты знаешь? Чем ты можешь нам помочь? Помни, цена должна быть высокая, если ты хочешь сохранить жизнь.

– Да, – кивнул жрец. – Понятно. Думаю, цена, которую я готов заплатить, удовлетворит тебя. Я знаю, где царь Ирод спрятал золото Марка Антония, и знаю, как до него добраться.

Глава XXI
Лицом к лицу

Прошла уже неделя с тех пор, как Германик прибыл в Антиохию. Проконсул Гней Пизон принял его со всеми почестями, положенными консулу и приемному сыну цезаря.

Но Германик отклонил недвусмысленные предложения Пизона как следует отдохнуть и сразу же приступил к работе, изучая обстановку в провинции и на парфянской границе. Его люди перевернули горы материалов: счета, отчеты чиновников, рапорты командиров воинских подразделений.

И по мере того, как нарастал поток информации, Германик становился все более хмурым и задумчивым.

Пизон, не смея мешать своему высокому гостю, терзался самыми ужасными подозрениями; он потерял аппетит и сон. Проконсул ждал, когда же Германик вызовет его для откровенного разговора, от которого зависело так много. Он знал, что скрыть многочисленные нарушения закона и факты явного предательства интересов Империи невозможно, и его весьма тревожила мысль, как же отреагирует Германик.

Ведь от его реакции зависели и ответные меры, которые должен будет предпринять наместник и его союзники. Отступать уже поздно. На кон поставлено слишком много и на прощение им рассчитывать не приходилось.

У них оставался только один выбор: победить или умереть.

* * *

И вот этот день настал. С утра адъютант Германика трибун Кассий Херея передал проконсулу приглашение посетить резиденцию цезарского сына. Пизон тут же тайком отправился в храм Августа, где принес жертвы, моля Бога помочь ему выкрутиться, а потом сообщил о вызове бывшему армянскому царю Вонону.

Вонон не выглядел особенного напуганным.

– Ну что ж, – сказал он, – Рано или поздно объяснение между вами должно было произойти, мы этого ждали и готовились. Действуй смело, Пизон. Если тебе удастся усыпить его подозрения – тем лучше. Но если нет – помни, что ты тоже не мальчик, на которого можно орать и вешать всех собак. У тебя тоже есть кое-какие веские аргументы, и кто знает, не перевешивают ли они в данный момент то, чем располагает Германик.

Так что желаю тебе быть твердым и независимым. Надеюсь, сразу же после вашей встречи ты поставишь меня в известность, каковы были результаты? Ведь мы союзники.

– Конечно, – заверил армянина Пизон. – Можешь не сомневаться. Мы сидим в одной лодке, и нам плыть в ней до конца.

– Я рад, что ты это понимаешь. К тому же, сегодня в город прибыл один человек, в помощи которого мы весьма заинтересованы. Я, правда, до недавнего времени был с ним не в очень хороших отношениях, но политика есть политика и личные симпатии приходится убирать в сторону. Ты догадываешься, о ком я говорю?

– Да, – буркнул Пизон. – Ну, ладно. Мне уже пора идти. Германик не любит ждать.

– Желаю удачи, проконсул, – напутствовал его Вонон.

* * *

Германик встретил проконсула Сирии Гнея Пизона сухо и официально. Он был хмур и чем-то недоволен.

– Садись, – указал он на стул.

Ни вина, ни закуски подано не было.

«Плохой знак», – подумал Пизон.

– Мы должны с тобой серьезно поговорить, – начал Германик, усевшись на табурет. – И разговор этот будет для нас обоих неприятным. Но тут я ничего не могу поделать. Ты сам виноват.

Пизон хотел что-то сказать, но промолчал. Он чувствовал неуверенность и страх.

– Начнем с внутренней политики, – вновь заговорил Германик. – С прискорбием должен заметить, что тут я обнаружил множество нарушений и случаев небрежного отношения к своим обязанностям, если не сказать хуже. Вот, посмотри сам.

Германик протянул Пизону несколько документов.

– Ты как проконсул провинции отвечаешь и за благоустройство городов и других населенных пунктов. Но что я вижу? Дороги находятся в плачевном состоянии, водопровод в Антиохии давно не ремонтировался и так далее. Но между тем средства на строительные и ремонтные работы регулярно поступали в твою казну.

Куда же они девались потом, хотел бы я знать?

– Позволь, я объясню тебе, – начал Пизон. – Во-первых, работы проводились, но...

– Подожди, – перебил его Германик. – Сначала я выскажу свои претензии, а уж потом буду слушать твои оправдания. Если буду. В дальнейшем тебя ждут гораздо более серьезные обвинения, нежели простой недосмотр или даже расхищение казенных средств.

Пизону стало совсем плохо. Он побледнел, на лбу выступил холодный пот, руки тряслись.

"Я пропал, – подумал проконсул. – Он не выпустит меня из своих когтей. Может действительно предложить ему взятку? Да что взятку? Я готов даже уступить цезарский трон, лишь бы уцелеть.

Хотя, что я несу? Ведь этот ненормальный отказался от верховной власти, которую предлагали ему ренские легионы. Ренские легионы! Сила, с которой никто бы не смог тягаться. А он не захотел... ".

– Слушай дальше, – продолжал Германик, суровым взглядом окинув дрожащего Пизона. – У меня есть сведения, что ты допустил серьезные нарушения в налоговой политике Империи. Ты отдал сбор налогов на откуп каким-то подозрительным иудеям и финикийцам, которые бессовестно грабят народ. А в случае неповиновения порядок наводят какие-то банды, состоящие из людей в масках. Они убивают непокорных и сжигают их жилища. В провинции процветает самый настоящий террор. Что ты можешь сказать в свое оправдание по этому поводу?

– Я исправно отправляю деньги в Рим, – пробормотал Пизон. – За мной нет никаких недоимок...

– Да, деньги ты вносишь. Но сколько же ты кладешь в свой карман, если довел вверенных тебе жителей Сирии до полной нищеты? Или ты хочешь, чтобы вспыхнуло восстание? Здесь, вблизи парфянской границы?

Пизон молчал.

– Что ж, возможно, именно этого ты и добиваешься, – зловещим тоном сказал Германик.

Некоторое время оба молчали.

– Далее, – заговорил вновь молодой человек. – Вопрос об армии. Я не поверил своим глазам, когда увидел, в каком состоянии находятся войска. У солдат нет самого необходимого, жалованье не выплачивается, свирепствует палочная дисциплина, учения не проводятся.

Это же не армия, а банда с большой дороги. Наверное, даже свора нумидийцев Такфарината выглядит лучше.

Кроме того, мне стало известно, что и кадровую политику в войсках ты ведешь, руководствуясь лишь своими личными интересами. Ты отстранил от службы всех способных и толковых офицеров, а на их место принял всякий сброд, даже вольноотпущенников и бывших каторжников. Говорят, что они выплачивают тебе солидную мзду за такое возвышение. Это так?

– Не совсем, – пролепетал Пизон.

Германик с презрением махнул рукой.

– Вижу, что так. И еще одно – меня проинформировали, что среди солдат ведется постоянная целенаправленная пропаганда, враждебная цезарю и Империи. Ты что же, хочешь предстать перед судом по обвинению в государственной измене?

– Это ложь! – крикнул Пизон. – Мои слова не так поняли. Я всем сердцем предан цезарю. Императрица Ливия...

– Оставим Ливию, – перебил его Германик. – Слушай дальше. Кстати, о судах. Как я установил, судопроизводство в провинции не выдерживает никакой критики. Взятки, подкуп, лжесвидетельства, запугивание, угрозы и шантаж стали обычными вещами. И виноват в этом прежде всего ты, проконсул, в чьи обязанности входит наблюдение за неукоснительным соблюдением законов нашей страны. Ты же подрываешь величие и достоинство Рима в глазах местных жителей.

Германик был возмущен до глубины души. Он сам был образцом честности и порядочности и не допускал, чтобы другие халатно относились к своим обязанностям.

А в этом случае вообще трудно было поверить, что дело только в халатности. Но неужели же родовитый римлянин, патриций, бывший консул так не дорожит престижем своей страны? Или он делает все это намеренно? Но с какой целью?

И все же, хотя факты говорили сами за себя, Германику не хотелось думать, что Пизон стал изменником. Пока нет неопровержимых доказательств, он не может никого обвинять в столь серьезном преступлении. Но если это действительно так, то доказательства могут найтись в любой момент и тогда не будет пощады предателю.

К сожалению, у Германика не было возможности ознакомиться с донесениями агентов Марка Светония Паулина, иначе все его сомнения рассеялись бы очень быстро, а подлый изменник Гней Пизон был бы арестован прямо здесь, немедленно.

Но рапорт Паулина, который вез Децим Варон, уже давно сгорел в печке в кабинете проконсула Сирии.

– Идем дальше, – сурово сказал Германик. – Объясни мне, пожалуйста, что делает в Антиохии свергнутый армянский царь Вонон? Почему он имеет возможность рассылать во все концы подстрекательские письма, сеять смуту на границе и портить наши отношения с соседями?

«Вот и армянин влип, – подумал Пизон. – Я бы сказал: так ему и надо, если бы его шкура сейчас не составляла с моей одно целое».

– Но ведь мы сами посадили Вонона на армянский престол, – попытался возразить проконсул. – И наш долг помочь ему вернуться на него.

– Разве? Мы предложили армянам свою кандидатуру, но они ее отвергли. Армения – независимая страна, и ее жители имели на это право.

Я скажу тебе, что я сделаю: через несколько дней я отправлю в Тигранокерт моего представителя, ты же выделишь несколько когорт солдат, которые будут его сопровождать.

Армянам будет предложено выбрать себе нового царя, кого они пожелают, и я готов утвердить его на престоле, если он даст гарантии лояльности по отношению к Риму.

– А ты уверен, что достойный цезарь Тиберий это одобрит? – осторожно спросил Пизон. – Ведь неизвестно еще, кого выберут эти азиаты. Новый царь может повредить интересам Империи.

– Что я слышу? – воскликнул Германик. – Гней Пизон заботится об интересах Империи! Нет, любезный, я могу сказать, что тебя волнует. Вонон ведь засыпает подарками тебя и твою жену, а золото для тебя значит гораздо больше, чем интересы Империи, как я уже мог убедиться.

Так что не беспокойся – цезарь мудрый человек и одобрит мое решение. А Вонону можешь передать, что уже скоро я отправлю его куда-нибудь в Испанию, где он не сможет больше плести свои интриги.

«Армянин ни за что на это не согласится, – с испугом подумал Пизон. – Он пойдет на все, только бы вернуть себе престол. И даже приемный сын цезаря его не остановит. Они теперь сразятся не на жизнь, а на смерть. О, Боги, и надо же мне было попасть между двумя таким жерновами! Проклятое честолюбие и жадность, вы меня погубите».

– Следующий интриган, – продолжал Германик, – с которым у тебя сложились весьма теплые отношения. Каппадокийский царь Архелай. Мне сообщили, что в своих письмах он открыто призывает к неповиновению Риму, а ты не только не пресекаешь это, но и потворствуешь изменнику. На днях я решу, что нам делать с Архелаем, а пока...

Словно в ответ на эти слова раздался стук в дверь и вошел ординарец Германика с навощенными табличками в руке.

– Известия из Мелитены, достойный Германик, – сказал он. – Нам сообщают, что каппадокийский царь Архелай скончался.

– Вот как? – спросил Германик. – Что ж, это упрощает дело. Сами Бога помогают мне. Можешь идти.

Ординарец повернулся и вышел.

– Теперь мне все ясно, – заговорил вновь Германик. – Смерть царя меняет ситуацию. Скоро я попросту превращу Каппадокию в римскую провинцию и покончу со всеми смутами, раз уж Архелай и его приближенные не оправдали нашего доверия.

Пизон был потрясен. Смерть верного союзника изрядно подрывала их шансы на успех.

– Поговорим еще об иудеях и арабах, – продолжал Германик. – Как мне стало известно, в Антиохию зачастили послы тетрарха Антипаса и набатейских правителей. О чем это вы с ними беседовали?

– Ну... о безопасности границ, – пробормотал Пизон. – Ведь Палестина подчиняется мне, проконсулу Сирии, и я обязан...

– А! – махнул рукой Германик. – Не рассказывай сказки. – Мне известно, что Антипас усиленно собирает оружие и заключил союз с арабами, женившись на дочери их вождя. С чего бы это? Неужели все только в интересах Империи? Что молчишь, проконсул?

Пизон опустил голову. Возразить ему было нечего. Он понял, что Германик уверен в его предательстве, и не строил никаких иллюзий на этот счет. Все, час пробил. Теперь надо или отказаться от всего, или предпринять решительную, последнюю попытку исправить положение.

Трусливый Пизон знал, что выйти из игры ему уже не удастся. Армянин Вонон держал его в руках слишком крепко и не собирался выпускать. Значит, оставалось только одно: принять вызов.