Текст книги "Храм Фортуны II"

Автор книги: Эндрю Ходжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Первая волна разгоряченных погоней и забывших об осторожности хауков с разгона налетела на эту живую крепость и откатилась назад, воя от боли и устилая траву трупами своих воинов. Запахло кровью...

* * *

Херман наконец опомнился.

– Скачите туда! – крикнул он ординарцам. – Пусть Зигштос и Сигифрид возьмут весь авангард в кольцо! Пусть они уничтожат его немедленно. Ниэлс пусть пошлет своих конников по дороге – римляне наверняка уже отправили гонцов к Германику.

Ординарцы взлетели в седла и во весь опор понеслись к месту сражения, яростно колотя лошадей пятками.

Вождь был прав – заметив опасность, Авл Плавтий первым делом отрядил нескольких кавалеристов, чтобы те поспешили назад и предупредили армию Германика. И догнать их теперь было трудно. Хотя лошади у херусков Ниэлса хорошо отдохнули, а галльские были изрядно вымотаны долгим переходом. Но легат очень надеялся, что хоть один гонец, да доберется до основных сил римлян и выполнит задание.

А тем временем хауки продолжали бросаться на каре, сформированное солдатами Гортерикса; они натыкались на копья, камни пращников разили их в не защищенные шлемами головы, и, несмотря на свое огромное численное преимущество, дикари ничего не могли поделать.

Обезумевший Зигштос, понимая, что нарушил приказ и поставил на грань срыва весь план Хермана, во что бы то ни стало хотел реабилитироваться и швырял все новые и новые отряды своих воинов на острия галльских копий и под камни батавских пращников.

Германцы тоже не хотели опозориться в первой же стычке и остервенело перли и перли вперед, не обращая внимание на ждавшую их смерть и разбрызгивая вокруг кровь из многочисленных ран.

А галлы уже из последних сил сдерживали сумасшедший натиск противника. Бледные, спокойные, выдержанные, они продолжали все так же методично разить врагов, но силы их убывали с каждой минутой.

В горячке боя обе стороны как-то упустили из вида эскадроны конных лучников, которые во весь опор неслись к месту схватки. И вот вдруг послышался многократный пронзительный свист, небо словно потемнело, и лавина острых стрел обрушилась на оторопевших от неожиданности воинов Зигштоса.

Галлы стреляли с седла, навскидку.

Новые трупы германцев повалились на траву, взвыли от боли раненые, прибавилось крови.

Варвары смешались, остановились, закрываясь легкими щитами, которые представляли слабую преграду для стрелков.

Но тут из Тевтобургского леса показались первые ряды херусков, которых вел бесстрашный Сигифрид. Его воины двигались неторопливо, они выжидали, пока корпус Авла Плавтия подойдет поближе.

А конники Ниэлса уже мчались, пока еще прячась за холмами, вслед за гонцами римлян.

Херман вновь забрался на дерево и, озирая оттуда поле боя, выкрикивал свои приказы, которые тут же бросались разносить по всем позициям ординарцы из его свиты.

А первые шеренги Четырнадцатого легиона подходили все ближе и ближе. Солнце играло на медных доспехах, сверкали острия пиллумов, ветер развевал перья на шлемах, гордый орел на толстом древке, казалось, расправил свои золоченые крылья и грозным клекотом звал солдат за собой.

Когорта Гортерикса начала медленно отступать – не ломая строя, удерживая дистанцию. Лучники гарцевали вокруг, посылая стрелу за стрелой. Растерянные хауки робко двинулись вперед.

А колонна германцев из Тевтобургского леса уже обходила правый фланг отряда Плавия, пытаясь замкнуть кольцо. И опытный полководец понимал, что у него не осталось выхода. Авангард должен был принять бой и попытаться задержать врага, дать Германику время.

Еще немного, и галлы Гортерикса слились со своими. Легионеры расступились, давая возможность уставшим товарищам уйти под прикрытие щитов, а сами вновь моментально сомкнули строй.

По команде Авла Плавтия римляне тоже выстроились в каре, внутри которого остались обессилевшие люди Гортерикса и конники, в любой момент готовые совершить стремительную вылазку.

Пятая галльская когорта под командой Дуровира и батавские копейщики заняли свой участок в одной из сторон четырехугольника. А у пращников уже не осталось камней...

Опомнившись немного, хауки Зигштоса вновь двинулись вперед; справа все ближе и ближе подходили херуски Сигифрида. На равнине собралось около пятидесяти тысяч германцев. Римлян же – только семь.

– Держитесь, солдаты! – крикнул легат Плавтий, выдергивая из ножен меч и занимая место в первой шеренге. – От нас зависит все. Мы должны выстоять.

Легионеры ответили молчанием, но молчание это было красноречивее любых слов.

Они были готовы сражаться и умереть.

Глава XXX
В осаде

Было около четырех часов дня; солнце уже потихоньку начинало клониться к западу. Его теплые лучи, все больше отливающие багрянцем, освещали зеленую долину, окаймленную грядой холмов и стеной леса, и людей с оружием в руках, пришедших в это тихое, мирное место, чтобы насмерть сразиться друг с другом, победить или погибнуть,

Римский легион, словно черепаха панцирем, закрытый со всех сторон щитами, ровным четырехугольным медно-красно-коричневым пятном замер посреди зеленого травяного ковра, уже во многих местах обагренного кровью и устеленного телами павших.

А вокруг него все плотнее сжималось кольцо германцев – хауков и херусков, чтобы разом наброситься на врага и раздавить его в своих страшных объятиях.

Но командиры варваров понимали – этому они неоднократно учились на собственном горьком опыте, что простым навалом этих дисциплинированных, хладнокровных, прекрасно обученных солдат не одолеть.

Узкая долина не давала германцам возможности обрушиться на противника всеми своими силами, что могло бы, хотя и с огромными потерями, принести успех. А потому – хочешь не хочешь – надо было приступать к планомерной осаде этой живой крепости, несокрушимой в своем отчаянном желании выстоять и победить.

Зигштос и Сигифрид громкими голосами отдавали распоряжения своим воинам, формировали ударные колонны и отряды прикрытия – насколько, конечно, умели это делать.

Положение варваров было достаточно неприятным – с одной стороны, следовало как можно быстрее разделаться с авангардом, пока не подошли основные силы римлян, а с другой – спешка и суета могли бы запросто привести если не к поражению, то к излишним жертвам, что моментально вызвало бы резкое падение боевого духа среди дикарей.

Херман, снова взобравшись на дуб, через своих ординарцев слал указание за указанием. Многие из них были не лишены смысла, но уже и сам великий вождь херусков и всего Племенного союза впал в состояние, близкое к панике, а потому и инструкции его зачастую носили противоречивый характер, что отнюдь не способствовало наведению порядка в бесформенных и своевольных рядах германцев.

Сначала варвары обрушили на римлян дождь своих тяжелых копий – фрамей и коротких дротиков, которых у каждого воина был большой запас. Но крепкие, обитые медью щиты легионеров, как правило, выдерживали удары, и обстрел не принес желаемого результата.

В ответ же всадники-галлы дали несколько залпов из своих тугих луков, и германцы попятились, роняя на траву тела своих бойцов.

– Берегите стрелы! – крикнул Авл Плавтий. – Они нам еще пригодятся. Бейте копьями!

Легионеры, понимая, что их главная задача – это тянуть время, вовсе не стремились активизировать боевые действия и лишь отражали удары, не переходя в контратаку, чтобы не расстроить сомкнутые ряды, делавшие солдат неуязвимыми для вражеских клинков.

Зверея все больше и больше, варвары волнами накатывались на блестящее медными доспехами каре римлян, но ничего не могли поделать и после короткой ожесточенной рубки неизменно отступали, истекая кровью и зажимая ладонями колотые и резаные раны.

Херман в отчаянии рвал на себе волосы, проклиная всех и вся вокруг. Он понял, что так противника не одолеть, а это означало лишь одно – скоро подойдут главные силы Германика и тогда исчезнет всякий эффект неожиданности, а смешавшие ряды и покинувшие свои позиции херуски и хауки не смогут оказать достойного сопротивления железным легионам Ренской армии, которые поведет в бой один из величайших полководцев современности,

Таким образом, тщательно продуманный хитроумный план Хермана будет сорван и германцы – в который уж раз – потерпят страшное поражение. А авторитет великого вождя будет подорван окончательно.

Предводитель Племенного союза осознал, что сейчас решается все; от того, как будет развиваться ситуация в следующие несколько минут, зависит исход боя и вообще всей кампании.

Херман, рискуя сломать ноги, спрыгнул с дуба на землю, махнул рукой своей свите, взлетел на спину лошади и поскакал к месту сражения, яростно хлеща благородное животное ножнами меча.

– Ульфганг! – крикнул он, проносясь мимо позиции хаттов, которые единственные остались там, где и находились ранее. – Будь готов! Если я подам сигнал – быстро всеми силами атакуй! Я надеюсь на тебя, брат. Мы не имеем права проиграть.

– Будь спокоен, вождь, – мрачно усмехнулся Ульфганг. – Ударим так, что только пыль полетит. Уж у нас с этими негодяями свои счеты. Мы им припомним прошлую осень.

Херман поскакал дальше, туда, где херуски Сигифрида и хауки Зигштоса по-прежнему безуспешно штурмовали крепость, имя которой – римский легион. Вождь резко осадил коня.

Еще с дерева он заметил, что германцы атакуют беспорядочной толпой и вооружены они чем попало – копьями, мечами, палицами, топорами. Мешая друг другу, они не могли добраться до римских рядов и навязать ближний бой, а пиллумы солдат успешно удерживали их на дистанции.

Варвары вопили от бессилия и боли, снова и снова яростно бросались на врага, но результат оставался тот же – каре стояло и не собиралось дать себя разгромить.

Херман не зря старательно изучал тактику и технику боя в римских штабах. Видя, что таким образом до противника не добраться, он моментально сообразил, что следует предпринять.

– Сигифрид! – крикнул он. – Собери всех, вооруженных секирами. Построй их в колонну. За ней поставь людей с копьями, а по бокам этого отряда – тех, у кого мечи. Быстро! Не теряйте времени!

Вдохновленные появлением вождя, херуски тут же начали перестраиваться, готовясь к нанесению нового удара.

Херман повернулся к Зигштосу. В его глазах был гнев – ведь хаук первым нарушил его строгий приказ, но сейчас не время было ссориться и выяснять отношения.

– Брат! – крикнул он. – Пусть твои воины окружат римлян. Мы ударим в лоб, прорвем каре, и тогда хауки должны ворваться внутрь четырехугольника и изрубить там всех в капусту. Будьте готовы!

Легат Четырнадцатого Легиона Авл Плавтий, наблюдая за перемещениями германцев, понял план Хермана.

Сначала рослые крепкие парни, вооруженные тяжелыми боевыми топорами на длинных ручках, обрушатся на первые ряды легионеров, стараясь срубить с древок острия пиллумов.

Если им это удастся, римлянам придется доставать мечи, но тут на них бросится второй отряд – с копьями. И снова солдаты окажутся в невыгодном положении.

Ну, а когда каре будет таким образом прорвано, в брешь немедленно хлынут воины с мечами и палицами. Врукопашную очень трудно справиться со здоровенными высокими сильными дикарями – выстроенные в боевой порядок, римляне без труда могли дать им отпор, но вот если ряды будут смешаны и каждому придется сражаться в одиночку...

Плавтий взмахнул мечом, привлекая к себе внимание, и крикнул, перекрывая лязг оружия, доспехов, вопли и стоны сражавшихся и громкое ржание лошадей.

– Галлы! Готовьте луки! По моей команде солдаты расступятся и вы дадите залп в упор по первому отряду варваров. Если будет нужно – затем легионеры метнут свои пиллумы (у каждого по два)! Внимание на меня! Еще немного!

А германцы уже поперли вперед. Секироносцев вел Сигифрид, а копейщиков – сам Херман.

Размахивая страшными боевыми топорами, с диким ревом волна дикарей накатилась на строй римлян.

Прозвучала команда легата. Четко, как на учениях, солдаты расступились, и три сотни железных пчел просвистели в воздухе. Их острые жала сразу же нашли свои жертвы в густой толпе врагов. Германцы, бежавшие впереди, один за другим валились на колени или на спину, задерживая остальных и оглашая окрестности ужасным предсмертным хрипом.

– Нападай! – орал сзади Херман. – Дави! Дави!

Послушные приказу вождя, варвары рвались все дальше; копейщики подталкивали их остриями в спины, вынуждая двигаться быстрее. Те херуски, которые имели в тот день неосторожность вооружиться топорами, не обладая возможностью свернуть в сторону или отступить, шли навстречу своей гибели.

– Пиллумы к броску! – скомандовал Авл Плавтий. – Целься! Замах! Раз! Два!

Лавина легких пиллумов с острыми блестящими наконечниками накрыла варваров. Одно копье вонзилось в щит самому Херману, и вождь с яростным воплем обломал древко движением своей сильной руки. Но рядом с ним валились на землю все новые и новые воины, раненые и убитые.

– Конница к бою! – охрипшим голосом продолжал руководить своими солдатами легат. – Луки за спину, мечи из ножен! Вперед!

Три сотни галлов, забросив на плечо ставшие бесполезными луки – стрел уже почти не осталось, сверкнули длинными гибкими мечами, дернули поводья своих верных лошадей, и вот уже эскадроны вылетели из каре и устремились на ошеломленных и подавленных херусков.

Запела сталь, послышались глухие удары; бросая оружие и закрывая ладонями головы, варвары бросились врассыпную.

Напрасно Херман пытался остановить их – его просто никто не слушал. Вождю стало страшно – ведь он столкнулся пока всего лишь с авангардом римской армии и уже терпит поражение. Что же будет, когда подойдут основные силы под командой Германика?

– Ульфганг! Ульфганг! – взвыл он. – Эй, кто-нибудь! Скажите хаттам, пусть атакуют. О Боги, помогите нам!

И Херман в отчаянии повалился на колени. Его обступили люди из свиты, прикрывая своими щитами.

Но галльская конница не уходила далеко от своих. Покружив немного по полю, всадники повернули коней и снова скрылись за железной стеной легионеров.

Римляне издавали торжествующие крики, потрясая оружием. Они преподали достойный урок варварам. Слава легату Плавтию!

Но и их потери были довольно значительны – беспорядочные наскоки дикарей все же нанесли немалый урон, хотя и не смогли расстроить ряды легионеров.

Гортерикс и его люди, уже придя в себя и немного отдохнув, тоже заняли место в боковой стороне четырехугольника.

Авл Плавтий ждал, что же теперь предпримут варвары, и все чаще поглядывал на солнце, уползавшее к горизонту. Когда уже подойдет Германик? Ведь они не могут вечно сдерживать тут все варварское войско. А если темнота наступит раньше, чем появится римская армия, то плохо Дело. Дикари обязательно что-нибудь придумают, чтобы добраться до врага.

В открытом бою грош им цена, но по части военных хитростей трудно найти им равных.

А тем временем из дубравы выходили и поспешно строились в ударную колонну хатты Ульфганга. Они видели неудачные попытки своих союзников прорвать ряды римлян и горели желанием доказать, что уж у них-то это получится сразу.

К тому же они жаждали отомстить врагам за прошлогоднее нападение на свои земли, за кровь, смерть и слезы соплеменников, за сожженные деревни и разрушенные укрепления.

Плавтий, встревоженно поглядывая на нового противника, приказал плотнее сомкнуть строй и встретить германцев остриями копий. Силы римлян были уже на исходе, но необходимо было держаться. Легат знал, что в случае, если варвары сумеют расстроить их ряды, никто не уйдет живым. Многие будут тут же изрублены на куски, а раненые солдаты, которым не повезет попасть в плен, подвергнутся самым изощренным и жестоким пыткам, на которые только способны кровожадные дикари.

Германцы не знали жалости к побежденным, и какие-либо переговоры с ними были невозможны. Если варвар чувствует свою силу – он с насмешкой отвергнет любые предложения, а если нет, – пойдет на любой обман и подлость, чтобы добиться своего.

Римлянам оставалось только одно – сражаться до последнего, уповая на скорейший подход своих товарищей. Ну, а если уж такова воля Богов – умереть достойно.

Короткими резкими командами Ульфганг подгонял своих людей, и так почти бежавших.

– Скорее! Скорее! Копья на изготовку! Ударим в самый центр! Ни шагу назад, пока не прорвем строй!

Варвары злобно хмурились и молча двигались вперед, сжимая в руках древка фрамей, топоры, палицы и мечи.

Четырнадцатый легион римской армии, называемый Марсовым Победоносным, словно раненый лев, напрягся и изготовился, чтобы дорого отдать свою жизнь, ощетинившись когтями пиллумов и зубами клинков.

До заката солнца оставалось еще три-четыре часа и можно было надеяться, что Германик подойдет вовремя и не даст дикарям истребить своих солдат. Боги олимпийские, помогите!

Первые шеренги хаттов врезались в живую римскую крепость; гул и лязг повис над долиной. Молча, сцепив зубы, рубились воины и с той и с другой стороны. Каждый понимал, что именно от него сейчас зависит, победа или смерть ждет его товарищей.

А херуски и хауки, приходя в себя после полученного жестокого отпора, перестраивали ряды, готовясь, если понадобится, снова броситься в атаку. Сам Херман наблюдал за этим, громкими криками подбадривая воинов и отдавая приказы вождям.

Узкая долина не позволяла германцам всем разом навалиться на врага и смять его массой и численностью. И это давало римлянам какие-то шансы. Но сил оставалось все меньше и меньше. Густо стелились трупы легионеров и их союзников под ноги варварам...

Еще немного и, казалось, железный строй щитов и панцирей будет прорван.

– Вперед! – взвыл Ульфганг, потрясая своим огромным мечом и дико вращая глазами.

Он бился в первых радах и вот могучим ударом снес пол черепа римскому центуриону, вот сбил с ног какого-то галльского пехотинца.

На пути вождя варваров вырос Гортерикс. Молодой офицер с бледным лицом, сцепив зубы, бросился на врага, умело работая длинным гибким мечом и прикрываясь небольшим круглым щитом.

Взревев от ярости, здоровенный германец принял вызов. Началось единоборство силы и ловкости.

Гортерикс уже очень устал, к тому же, получил один раз камнем в голову, а потому его реакция не была уже такой хорошей, как обычно. И тем не менее, он довольно успешно отражал мощные, но безыскусные удары варвара. Ему удалось даже легко ранить соперника в бедро.

Ульфганг зверел все больше и больше; его страшный меч со свистом рассекал воздух, грозя снести все, что попадется ему на пути. Но Гортерикс пока не попадался.

Бойцы забыли уже и о том, что вокруг них кипит яростное сражение. Сейчас в мире для них существовали только две вещи: блестящий клинок в собственной руке и меч в руке противника.

Хатты тем временем все напирали; римское каре начало медленно, шаг за шагом, отступать, сохраняя, впрочем, незыблемость рядов.

Германцы при виде этого издали торжествующий вопль и с удвоенной силой навалились на врага. Четырехугольник был окружен хаттами и хауками Зигштоса. Херуски под руководством Хермана и Сигифрида отошли к дубраве, чтобы там перестроить ряды и быть готовыми нанести очередной удар.

Когда по долине пронесся радостный крик варваров, Гортерикс на миг отвлекся и повернул голову, чтобы посмотреть, что случилось. Ульфгангу хватило этого неуловимого момента.

Могучим ударом он тут же разрубил пополам легкий щит галла и вновь занес меч, чтобы обрушить его на голову противника. Гортерикс попытался выставить вперед свое оружие, чтобы парировать клинок германца, но его нога поехала на скользкой от крови траве и молодой офицер рухнул на землю. Лезвие хатта свистнуло над его головой.

Видя, что их командир упал, несколько галлов, находившихся поблизости, бросились ему на помощь и сумели оттеснить Ульфганга. Над Гортериксом склонился офицер пятой пехотной когорты Дуровир.

Падение слегка оглушило Гортерикса, к тому же, он выронил меч и был теперь безоружен. Открыв глаза, молодой галл вдруг встретил какой-то странный, неприязненный взгляд Дуровира. И было еще что-то непонятное и пугающее в черных зрачках командира пятой когорты.

Гортерикс знал, что Дуровир недолюбливает его, считая своим конкурентом и думая, что он мешает его карьере. Отношения между ними всегда были натянутыми, но до явной вражды все же не доходило – римляне этого не любили и решительно пресекали всякие проявления межплеменной или иной розни в войсках союзников.

Но сейчас с Дуровиром творилось что-то неладное: его губы дрожали, лицо побледнело и покрылось потом. В руке он конвульсивно сжимал свой гибкий меч.

Но, может, он просто был охвачен горячкой боя и еще не пришел в себя? Гортерикс приподнялся на локте и поискал глазами свое оружие. Вот оно, рядом.

– Спасибо, – сказал молодой галл, протягивая руку за мечом. – Ты помог мне, брат. Я этого не забуду.

А Дуровир вдруг скрипнул зубами, его лицо исказила дикая гримаса. Видно было, что в нем идет страшная упорная внутренняя борьба. Внезапно он резко выпрямился.

– Нет! – крикнул он яростно. – Не могу! Моя мать прокляла бы меня, и наши Боги не приняли бы меня к себе после смерти! Я не смогу этого сделать! Никогда!

– Чего сделать? – удивленно спросил Гортерикс.

Но Дуровир не ответил. Он быстро огляделся по сторонам и бросился в самую гущу боя, что-то выкрикивая и размахивая мечом.

Гортерикс с усилием поднялся на ноги и тоже поспешил туда, где ряды римлян уже опасно прогнулись под неослабевающим давлением обезумевших варваров.

Он сделал всего несколько шагов, как вдруг увидел, что Дуровир падает на траву – меч высокого хатта с клочковатой редкой бородой пронзил его грудь.

Одним прыжком Гортерикс оказался рядом; его клинок молниеносно рассек германцу шею, из перерубленной аорты ударила густая струя крови, и мужчина с коротким хрипом повалился на траву.

– Прикройте! – крикнул Гортерикс своим воинам и склонился над упавшим Дуровиром.

– Не волнуйся, брат, – сказал он, – сейчас я перевяжу тебя. Все будет в порядке.

– Нет, – скрипнул зубами командир пятой когорты. – Я попросил у Богов смерти, и они дали мне ее. Я заслужил это.

– Но чем? – удивленно спросил молодой галл. – Ты храбро сражался и можешь гордиться собой.

Дуровир мрачно улыбнулся.

– Да, – ответил он. – Я неплохо бился. Но Бога видят все, от них не скроешься. Я совершил тяжкий грех, один из самых страшных в нашем племени, и этому нет прощения.

– О чем ты говоришь? – с тревогой сказал Гортерикс. – Не думай об этом. Сейчас я перевяжу тебя.

Перевяжешь меня, – задумчиво повторил Дуровир. – А я хотел убить тебя, чтобы занять твое место командира передовой когорты.

– Ну чего не придумаешь в гневе, – примиряюще улыбнулся Гортерикс. – Поверь мне, мы еще будем с тобой хорошими друзьями и выпьем не одну чашу доброго вина.

Тело Дуровира потрясла крупная дрожь, на губах выступила кровь. Он судорожно вцепился в руку Гортерикса и прошептал слабым прерывистым голосом, уже не открывая глаз:

– Я ухожу. Боги покарали меня. Но ты должен знать: это Гней Домиций хотел, чтобы я убил тебя. Берегись его, это страшный человек...

Голова командира пятой когорты качнулась в сторону, он еще раз вздрогнул и замер.

Гортерикс медленно поднялся на ноги.

«Спасибо, брат, – подумал он с грустью. – Я отомщу за тебя. И варварам, и Гнею Домицию».

И в этот же момент все римское каре – уже изрядно помятое в нескольких местах – взорвалось радостным криком: -

– Идут! Идут! Германик!

– Мы спасены!

– Армия подходит!

Гортерикс оглянулся.

Действительно, там, где только начиналась долина, постепенно вырастала на горизонте какая-то густая масса, кое-где расцвеченная красным и желтым. Доспехи проблескивали сквозь пыль, солнце отражалось на медных щитах и наконечниках пиллумов.

То шла римская армия. Германик успел вовремя, чтобы спасти свой авангард. Чаша весов судьбы начала медленно клониться на другую сторону. Богиня Фортуна резко крутнула свое колесо и теперь с интересом наблюдала, что же из этого выйдет.