Текст книги "Храм Фортуны II"

Автор книги: Эндрю Ходжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

Глава IV
Маршрут

«Минерва», пользуясь хорошей сезонной погодой и подувшим через два дня попутным северным ветром, быстро двигалась к намеченной цели, идя почти на пределе скорости – галера делала пять узлов.

Конвойные триремы, тоже без особого труда, плыли рядом. Их экипажи постоянно держали оружие наготове, высматривая в море пиратов или другие опасности.

Дорога, по предварительным подсчетам, должна была занять около месяца, если не будет непредвиденных задержек. Ведь плыть приходилось осторожно, все время держась берега: судостроение находилось еще на таком уровне, что лишь самые отчаянные капитаны рисковали выводить свои корабли в открытое море и идти напрямик. Все остальные, исключая лишь военные эскадры во время проведения боевых операций, когда приходилось рисковать, считали, что тише едешь – дальше будешь, и вовсе не рвались в опасные и полные неожиданностей морские просторы.

Впрочем, каботажное плавание имело и свои преимущества. Ведь можно было почти каждую ночь приставать к берегу и высаживаться на сушу, проводить несколько часов на благословенной Богами твердой земле, пополнять запас свежих продуктов и питьевой воды, поспать спокойно, не терзаясь ежеминутно мыслью, что вот сейчас тебя поглотят коварные волны.

Как правило, с наступлением темноты движение на море прекращалось, разве что кто-то очень спешил и сознательно шел на немалый риск.

«Минерва» поступала по-разному – иногда входила в гавань и пассажиры перебирались на сушу, чтобы найти ночлег в портовой гостинице или частном доме, а иногда и проплывала мимо – если капитан хорошо знал местность и погода не сулила неприятных сюрпризов. Шкипер Эгнаций Поллион, хотя и являлся римлянином до рождению, был классным мореходом (учился у финикийцев, непревзойденных мастеров морского дела) и имел солидный опыт. Он прекрасно ориентировался по солнцу и звездам, знал все ветра и большинство акваторий Среднего моря и Понта Эвксинского.

Впрочем, на цезарские галеры кого попало и не нанимали. Проверка была строгой, но и платили неплохо.

Сначала судно двинулось на юго-восток, вдоль побережья греческого Эпира – скалистой, неприветливой и опасной местности. Оставила по правому борту большой остров Керкиру и миновала знаменитый, вошедший в историю Амбракийский залив.

Именно здесь сорок с лишним лет назад флот Гая Октавиана – будущего Августа – блокировал мощную эскадру Марка Антония и египетской царицы Клеопатры.

При попытке прорвать блокаду у мыса Акций произошло грандиозное морское сражение, в котором блестящую победу одержал адмирал Октавиана Марк Агриппа. Сам будущий цезарь – весьма посредственный моряк в то время валялся на койке в каюте своего флагмана, сраженный морской болезнью. Он не переносил качку, но, тем не менее, отказался сойти на берег и принял посильное участие в бою. По крайней мере, при сем присутствовал. Так что грандиозный триумф, которым он почтил эту победу, был им вполне заслужен. Каждому свое.

Глядя с борта галеры на мыс Акций, Сабин невольно представил себе, как все тут было в тот день. Мысленно увидел огромные корабли Клеопатры, брызгающие смертоносным «греческим огнем», и увертливые биремы Агриппы, выполняющие ловкие маневры.

«Как странно иногда получается в истории, – додумал трибун. – Сейчас мы плывем в Палестину, чтобы найти египетское золото, а ведь началось все именно здесь, в Амбракийском заливе. Ведь если бы тогда победил Антоний, кто знает, как бы все повернулось?».

Затем «Минерва» обогнула Итаку – остров легендарного царя Улисса, героя Троянской войны, который после ее окончания десять лет добирался до дома, если верить великому Гомеру, хотя дорогу эту можно было проделать за месяц, максимум – за два.

Ну, понятно, ведь красавец Улисс никак не мог вырваться из объятий любвеобильных нимф, жаждавших задержать его у себя в гостях как можно дольше. К тому же, по пути ему еще приходилось сражаться со всякими чудовищами и просто бандитами, не говоря уже об искусительницах сиренах.

Однако мудрый Улисс все же добрался до дома и учинил там жестокую расправу над женихами, которые все это время безуспешно сватались к его верной жене Пенелопе, а попутно жрали улиссовых овец и пили его вино.

Глядя на Итаку, Сабин вспомнил, как в Риме называют императрицу Ливию: «Улисс в платье». Что ж, меткое определение.

Далее «Минерва» вышла к берегам Пелопоннеса, полуострова, входившего теперь в состав римской провинции Ахайя. А когда-то тут была колыбель греческих героев, здесь крепло и развивалось могущество Спарты и Коринфа, Эллиды и Мессены.

Впрочем, сами города стояли и до сих пор, но вот значения прежнего уже, конечно, не имели.

С борта галеры пассажиры видели и стены знаменитой Олимпии, родины Олимпийских игр, которыми греки так гордились, что даже календарь вели, отталкиваясь от дат соревнований.

Странный народ. Что там было такого великого? Римлянам этого не понять. То ли дело гонки колесниц в Большом цирке или поединки гладиаторов в амфитеатре Статилия. Вот это спорт!

Теперь приближался самый, пожалуй, опасный отрезок пути – «Минерва» подходила к мысу Малея.

«Огибая Малею – забудь о доме», – говорили древние греки. И были правы. Ведь вполне можно было и не вернуться в родные пенаты. Многие корабли нашли свою смерть, а в лучшем случае были отнесены в открытое море, пытаясь пройти это место.

Капитан Эгнаций Поллион предупредил пассажиров об опасности, но заметил, что выхода нет и надо рисковать.

– Я уже несколько раз проходил здесь, и пока Боги были ко мне милостивы, – сказал он. – Будем надеяться, что и на этот раз пронесет.

– А что нам еще остается? – резонно заметил Светоний Паулин. – У нас есть приказ цезаря, и мы обязаны его выполнить.

Затем он – бледный, но спокойный – ушел в свою каюту. Валерий Грат последовал за ним.

А Сабин остался на палубе. Он все больше ощущал, что ему начинает нравиться море и был не прочь понаблюдать, как капитан собирается сражаться с коварным мысом.

Судно чуть замедлило ход и, словно осматриваясь, осторожно двигалось дальше.

И погода внезапно словно ухудшилась – вдруг потемнело, небо затянули облака, ветер усилился. Запахло дождем. Сабин удивленно огляделся. Что за метаморфоза.

– Так здесь всегда, – сказал, заметив его любопытство, помощник капитана, который стоял рядом и наблюдал за рулевым, готовый в любой момент вмешаться в управление кораблем. – Проклятое место. Боги за что-то прогневались на него.

– Но причем же здесь моряки? – слабо улыбнувшись, ответил Сабин. – Чем они виноваты?

Ему почему-то стало немножко не по себе. Прежняя уверенность и хладнокровие, которыми он уже начинал так гордиться, совершенно улетучились, и трибун вновь ощутил себя всего лишь жителем земли, дерзко бросившим вызов могучему Богу Нептуну.

– Не знаю, – пожал плечами помощник. – Это уж небожителям виднее. Они тут все решают.

Несколько минут они молчали, пока «Минерва» медленно ползла вперед. Конвойные триремы чуть отстали, чтобы при выполнении маневров не налететь на галеру.

– Вон уже мыс Тенар, – показал рукой помощник капитана. – За ним сразу будет и Малея.

«Тенар, – подумал Сабин. – Как будто специально придумано, чтобы сделать это место еще более мрачным».

Он знал, что по поверьям где-то возле мыса Тенар существует прямой спуск в подземное царство Плутона. Если люди, умершие в других точках земли, должны были получить на дорогу монетку, чтобы заплатить Харону, который перевозил души покойников через подземную реку Стикс, то тенарийцы могли добраться до Тартара и по суше. А потому прагматичные местные жители не вкладывали своим мертвецам в рот монету и радовались, что так удачно экономят, используя свое географическое положение.

Справа на горизонте замаячил какой-то массивный темный контур, словно окруженный дымкой.

– Остров Китира, – пояснил помощник капитана.

Сабин кивнул.

– А вон уже и Малея, – показал моряк. – Вон, слева. Смотри, господин, она похожа на обезьяну, которая пьет воду из моря.

Помощник был прав – очертания скалистого мыса действительно напоминали то ли огромную черную обезьяну, то ли медведя, который, припав на брюхо, жадно тянет в себя соленую серую морскую воду.

А вместе с ней – корабли, людей, грузы.

Да, сразу чувствовалось, что место это опасное и страшное. Недаром моряки, которым предстояло плавание вокруг Малеи, приносили в храмах щедрые жертвы перед дорогой и еще более щедрые, если удавалось благополучно вернуться. Без помощи Богов тут не обойтись. Их воля решает все.

Лишь спустя много лет будет прорыт канал через Истмийский перешеек и суда получат возможность безопасно обходить Пелопоннес с другой стороны, и кровожадная обезьяна – мыс Малея – лишится своей добычи и будет только грозно, злобно реветь в штормовую погоду, пугая тех, кто осмелится приблизиться к ней.

– Приготовиться! – послышалась команда капитана с мостика.

Он кричал в большой медный рупор, чтобы преодолеть все усиливавшийся вой ветра и грохот волн.

Рулевой крепко уперся пятками в палубу, ухватившись за рычаг румпеля. Матросы уже некоторое время назад спустили парус и теперь заняли свои посты. Каждый знал, что от него требуется и как он должен выполнять свою работу.

А в трюме, повинуясь ритму гортатора, рабы налегли на весла, чтобы не позволить ветру и морю отнести галеру с курса или швырнуть на острые скалы, которые высились слева.

Очертания мыса все приближались, и вдруг Сабин даже вздрогнул от неожиданности – черная громада оказалась совсем рядом; у него было ощущение, что можно дотянуться до нее рукой.

Капитан что-то выкрикивал с мостика; трибун уже не мог разобрать слов, но матросы, видимо, все прекрасно понимали, ибо без спешки и суеты то подтягивали какие-то шкоты, то отпускали их, а рулевой, нахмурившись и крепко сцепив зубы, сосредоточенно ворочал румпелем.

– Поворот! – завопил капитан так, что его слышали, наверное, даже в каюте, где неподвижно сидели Светоний Паулин и Валерий Грат.

Рабы нажали на весла, рулевой с натугой потянул рычаг. Судно резко подпрыгнуло, и у трибуна создалось впечатление, что галера просто закружилась на волнах.

Любой моряк на его месте понял бы, что курс изменился почти на триста градусов и нос «Минервы» смотрел теперь совсем в другую сторону. А опасный мыс остался где-то позади.

Прошло еще несколько томительных минут, и вдруг как по волшебству все закончилось – стих ветер, рассеялись облака, улеглись волны, и вот уже галера ровно и спокойно заскользила по тихой воде.

Опасность миновала, и можно было вознести хвалу Богам.

Сабин вспомнил о двух триремах эскорта и оглянулся. Как они там? Столь же опытны их капитаны, как и достойный шкипер Эгнаций Поллион? Помоги им, Нептун.

Трибун вдруг почувствовал какое-то душевное единение и солидарность со всеми моряками мира, с этими храбрыми сильными людьми, которые бросают вызов коварной стихии и смело бороздят безбрежные просторы на своих утлых суденышках.

Даже шкипер Никомед из Халкедона показался Сабину чуть более симпатичным. Ведь ему приходилось в течение многих лет совершать вот такие же головокружительные и опасные маневры, один из которых только что продемонстрировала красавица-"Минерва".

На мизенских триремах кадры тоже были подобраны старательно, и оба судна благополучно обогнули мыс Малею. Теперь можно было спокойно плыть дальше.

Сабин спустился в столовую, чтобы порадовать своих спутников. Но те и так уже все поняли. Невозмутимый Светоний Паулин сидел за столом, полузакрыв глаза, и, видимо, шептал молитву. А желто-зеленый лицом Валерий Грат воскурял что-то на импровизированном алтаре Нептуна, благодаря Бога за то, что он сохранил им жизни и корабль.

* * *

В последующие дни их небольшая эскадра не торопясь продвигалась на северо-восток, лавируя между многочисленными маленькими островками архипелага Киклад и приставая на ночь к островкам побольше.

Так они прошли Мелос, Парос и Наксос, повернули строго на восток, переночевали на Косе, где хорошо отдохнули в местной гостинице и выпили местного вина, закусывая свежей жареной рыбой и глядя сквозь легкий туман на огни Галикарнаса, а потом взяли курс на Родос.

На Родосе суда задержались на пару дней, чтобы пополнить запасы продовольствия и слегка подлатать обшивку, поистрепавшуюся за время путешествия.

Паулин и Грат настолько были рады твердой почве, что блаженствовали на постоялом дворе, а Сабин отправился побродить по столице острова – одноименному городу.

Он ходил по шумным улицам, где смешались эллинизм и Восток, и думал о своем. Как-то ему вспомнилось, что именно на Родосе провел семь лет жизни нынешний римский цезарь Тиберий, когда вынужден был отправиться в почетное изгнание, не найдя общего языка с Августом.

И именно эти годы – годы тревог, страха за свое будущее и напряженного ожидания – во многом повлияли на характер Тиберия, сделали цезаря таким, каким все знали его сейчас: скрытным, подозрительным, угрюмым и недоверчивым.

Хотя, конечно, и воспитание матушки Ливии наложило свой неизгладимый отпечаток на личность повелителя Империи.

И вот теперь по приказу этого человека он, Сабин, плывет куда-то в далекую таинственную Палестину, а по пути получил возможность погулять по Родосу.

В Риме ходил такой анекдот: когда Тиберий жил на острове, то однажды пришел в школу местного грамматика Диогена, чтобы принять участие в еженедельной философской дискуссии.

Однако ученый муж не принял его и через раба передал, что сейчас у него в классе нет свободных мест и чтобы Тиберий пришел через семь дней.

А позже, когда Тиберий официально стал цезарем, Диоген Родосский уже сам явился к нему во дворец, чтобы выразить свою радость по этому поводу, но сын Ливии желчно ответил:

– Приходи через семь лет, мудрец. Сейчас в рядах моих льстецов, к сожалению, нет ни одного свободного места.

Вспомнив эту историю, Сабин улыбнулся. Цезарь обладал своеобразным чувством юмора и никогда не забывал обид. И об этом следовало помнить всегда и везде.

Ну а после Родоса путь кораблей лежал вдоль побережья Малой Азии – они видели песчаные пляжи Ликии и труднодоступные скалы Киликии, которая еще недавно считалась настоящим заповедником пиратов.

Но после беспощадной войны, объявленной морским разбойникам сначала Помпеем Великим, а затем и цезарем Августом, тут стало намного спокойнее. Охотники за легкой добычей переместились в другие регионы, куда еще не дотянулась карающая рука властей.

За Тарсом «Минерва» и ее сопровождение отошли от берега, в хорошую погоду пересекли неширокий залив и в три часа пополудни следующего дня вошли в гавань Селевкии – порта знаменитой Антиохии, столицы римской провинции Сирии.

Глава V
Антиохия

Риму исполнилось уже четыреста пятьдесят четыре года, когда бывший соратник Александра Македонского Селевк основал этот город.

В то время, когда диадохи насмерть грызли друг друга, деля наследство безвременно умершего царя, покорившего половину мира, Антиохия была лишь маленькой крепостенкой в живописном уголке Сирии, удачно, правда, расположенной, что впоследствии сыграло свою роль.

Шло время, неторопливо катила свои воды река Оронт, а на ее берегах разрастался и ширился новый город, которому суждено было стать – наряду с Александрией Египетской – столицей эллинистического мира, колыбелью многих религий, в том числе и позднейшего христианства.

Здесь, в Антиохии, частенько бывал апостол Павел, который словно старательный каменщик подводил крепкий фундамент под основание новой науки; местная христианская община считалась одной из крупнейших и наиболее влиятельных в мире.

Но это еще только будет...

А в течение трех веков до рождества Христова Антиохия неоднократно переходила из рук в руки, меняя хозяев и вероисповедание. Ей выпала бурная и интересная судьба.

Но город, несмотря ни на что, окреп и возмужал. К тому времени, когда «Минерва» вошла в гавань Селевкии, в нем насчитывалось свыше полумиллиона жителей – лишь Рим и Александрия могли бы составить ему конкуренцию; а на улицах высились роскошные блистательные храмы всевозможных Богов и дома местных богачей, своим великолепием не на много уступавшие храмам. Неисчислимые толпы людей на первый взгляд хаотично сновали туда-сюда, десятки различных языков звучали с утра до ночи, и маняще колыхались прохладные зеленые деревья в садах Дафны.

Широкие прямые городские улицы были выложены плитами белоснежного мрамора, а по обе их стороны высились прекрасные статуи Богов и героев, изготовленные лучшими мастерами; ночью освещали их оливковые лампы и фонари, развешанные по стенам домов. Даже столица мира – Рим – не знал еще освещения в таких масштабах.

Трубы водопроводов, уложенные на изящных акведуках, гнали в город прохладную прозрачную воду, чтобы каждый мог освежиться и утолить жажду под лучами жаркого солнца.

Высокие трехэтажные дома с плоскими крышами, на которых так приятно было отдыхать вечерами, заполняли целые кварталы.

А над городом возвышалась огромная статуя любимого местными жителями Бога Аполлона, играющего на арфе.

Тело олимпийца, изваянное из белого мрамора, было словно укутано в золотистый пеплос, золотом отливали и кудри прекрасного Бога, и лавровый венок на его голове, и сама арфа.

Глаза Аполлона, сделанные из драгоценных розовых гиацинтов, словно горели неземным огнем.

И вся эта величественная статуя вызывала восторг и преклонение, а также служила ориентиром судам и караванам, направлявшимся в Антиохию по торговым или иным делам.

Культурная и научная жизнь в столице Сирии тоже кипела вовсю. Антиохийские школы риторики, логики, философии были известны и почитаемы во всем мире. Многие прославленные мудрецы и ораторы считали за честь выступить с лекциями на берегах Оронта, а сыновья римских патрициев и сенаторов, в свою очередь, считали за честь послушать речи этих софистов, стоиков, циников и поклонников Эпикура.

Гордостью Антиохии – вернее, одним из мест, которыми гордился город, – была знаменитая Дафна, цветущий пригород, отдаленный от метрополии на несколько миль.

Там раскинулась огромная благоухающая лавровая роща, посаженная на том самом месте, где нимфа Дафна, преследуемая сгорающим от любви Аполлоном, предпочла превратиться в стройное деревцо, чем отдаться похотливому любителю игры на лире.

Теперь вся округа была превращена в подобие земного рая: на склонах холмов били многочисленные источники с прозрачной ледяной водой, и потоки ее жемчужным каскадом падали в зеленую долину.

Среди буйной растительности тут и там были разбросаны виллы, дворцы и храмы, с террас которых открывался великолепный вид на серебряную ленту Оронта.

А с южной стороны горизонт закрывал голубой массив высоких гор с заснеженными вершинами.

Круглый год проходили в Дафне всевозможные спортивные соревнования, фестивали, театрализованные представления.

Иметь виллу или хотя бы домик в окрестностях лавровой рощи было весьма престижно, и многие купцы шли практически на разорение, только бы купить желанный участок земли.

Благородные же граждане, а также многочисленные гости из соседних стран и краев, могли без помех наслаждаться тишиной, прохладой, свежим воздухом и прочими усладами Дафны, как десятилетия назад это делали первые селевкиды.

Но и простым людям был открыт доступ в благословенные сады, за исключением лишь отдельных участков. Больше того – роща считалась священной, а потому любой преступник мог найти здесь убежище, из которого никакая власть не смогла бы его вытащить и подвергнуть заслуженному суровому наказанию.

Впрочем, так было только до недавнего времени. Цезарь Тиберий своим указом три месяца назад отменил право убежища и в Дафне, и во многих других местах, особенно в греческих храмах.

– Греки имеют склонность потакать преступникам, – заявил цезарь в сенате. – Любой убийца и насильник может безнаказанно отсидеться в каком-нибудь храме, а потом замолить грехи и спокойно вернуться в общество. Но римское государство стоит на стороне потерпевших, а не бандитов. Закон есть закон, и никакой самый священный храм не может избавить виновного от кары, определенной судом.

Так сказал цезарь Тиберий, повелитель Империи, и, естественно, никто не стал с ним спорить. Право убежища было отменено, и для преступников наступили тяжелые времена.

А в садах Дафны сразу стало спокойнее.

И еще одним славилась Антиохия во всем эллинистическом мире. Именно здесь ежегодно в марте проходил торжественный шумный праздник в честь полубога Адониса, прекрасного юноши, бывшего в свое время страстным любовником суровой Богини Астарты.

Этот ритуал – Адонии – отправляли в течение восьми дней. По легенде, темпераментный и ревнивый Адонис как-то не выдержал и в порыве любовного экстаза отрезал себе гениталии. После чего, естественно, скончался.

Но Астарта не оставила своего милого и волею своею сделала так, что тот воскрес.

Все эти драматические события символизировали вечный кругооборот природы: Адонис умирал с наступлением осени, а возрождался весной, что соответствовало циклам посева, созревания и сбора урожая. Это был любимый праздник сентиментальных жителей Антиохии. В первые четыре дня люди с плачем окружали символическую гробницу юного героя, щедро поливая ее слезами и моля не оставлять их и вернуться на землю, которая не может без него дать урожай.

Ведь Астарта – она же египетская Исида, вавилонская Иштар, фригийская Кибела и греческая Киприда – считалась Богиней плодородия, и, дабы природа расцвела, ее следовало оплодотворить.

А этим-то и занимался всю свою сознательную жизнь любвеобильный пылкий Адонис.

Когда он, наконец, по прошествии четырех дней, внимал горячим просьбам и оживал, толпа со смехом, песнями и танцами принималась носить его статую по городским улицам. Грандиозная красочная процессия в сопровождении жрецов шествовала от дома к дому.

Звучали торжественные гимны и фривольные песенки, женщины прилюдно обнажали груди, а наибольшие фанатики даже оскопляли себя в память о страданиях Адониса. Храмовые проститутки трудились, не покладая ног, зарабатывая деньги для святилища. Но в такие дни было позволено все и даже суровые римляне сквозь пальцы смотрели на эту вакханалию, снисходительно пожимая плечами: Азия, что с них возьмешь.

Антиохия пользовалась славой столицы развратников и сводниц; самым ходовым товаром на местных рынках были молодые красивые рабыни и рабы, годные для удовлетворения любого сексуального каприза своего хозяина. Здесь им давали соответствующее образование, а потом экспортировали дальше на Восток или даже в саму метрополию, в Рим, который пока еще стыдливо прикрывался вуалью прежней добродетели, но все более откровенно начинал перенимать азиатское искусство разврата.

Гнусный Оронтос, разврата река,

Ты в землю уходишь незримо

И шлюх своих к Тибра несешь берегам,

Прямо под стены Рима.

Так напишет в свое время сатирик Ювенал, возмущенный откровенным блудом, в котором погрязло римское общество.

Ну а в общем, жизнь в Антиохии била ключом, здесь можно было хорошо отдохнуть и развлечься, заключить выгодную торговую сделку; отсюда начинались караванные пути в земли парфян, Армению и Индию, а также дальше на юг – в Палестину, Финикию и Египет.