Текст книги "Храм Фортуны II"

Автор книги: Эндрю Ходжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Пизон пронзил его ненавидящим взглядом и вновь заходил по комнате, размахивая руками.

– Тебе легко говорить, – рявкнул он, – но что я теперь могу сделать, если завтра здесь появится Германик и начнет совать нос во все наши дела? Это же конец!

– Так ты хочешь быть цезарем или нет? – холодно спросил Вонон. – И Парфия и Армения всадили в тебя столько денег, что дешевле было бы, наверное, нанять китайского императора. И теперь ты говоришь, что все пропало. Да ты в своем уме, любезный?

– А что я могу сделать? – взвыл Пизон. – Подготовка не окончена, и ты сам это прекрасно знаешь. Теперь этот выскочка обработает мои легионы, которые и так не особенно преданы мне, и все, прощай мечты. С кем я пойду на Рим? С тобой и твоим кучером?

Вонон презрительно ухмыльнулся.

– Не теряй головы, наместник, – сказал он. – Ничего страшного еще не случилось. Можно найти выход.

– Какой выход? – схватился за голову Пизон. – Германик уже едет сюда. У него чрезвычайные полномочия. Может, он и наивный, но отнюдь не дурак. Он сразу же поймет, что тут творится, и примет меры. А я вовсе не уверен, что наши легионы будут повиноваться мне, а не ему. После Германии он стал очень популярен.

– На все воля Богов, – философски заметил Вонон. – И главный среди них Бог Мамон, Бог денег.

– Ты ничего не понимаешь, армянин, – крикнул Пизон. – Теперь тебе придется иметь дело с римлянином, причем, с самым честным и неподкупным из римлян. Германик – это не твои восточные князьки.

– Все зависит от суммы, – невозмутимо произнес бывший армянский царь. – А купить можно любого.

– И вот это мой союзник, – с горечью обратился Пизон к трибуну Паконию. – Все мерит своими азиатскими мерками. Но ведь к римлянам нужен другой подход, мы не такие.

– Ну, тебя-то я купил, и недорого, – язвительно заметил Вонон.

Проконсул Сирии побледнел и сжал кулаки.

– Думай, что говоришь, варвар, – прошипел он.

– А ты лучше думай, как отдать мне долги. Их совсем немало. Или я должен поставить в известность цезаря?

Пизон скрипнул зубами и отвернулся. Проклятый армянин прав. Он держит его в руках.

– Тогда предлагай, – сказал проконсул. – Все, что в моих силах, я готов сделать.

– Нам надо нейтрализовать Германика, – резонно заметил Вонон. – Ты говоришь, что он не продается. Это плохо. Но в первую – очередь для него. Тогда мы убьем его.

– Ты рехнулся! – крикнул Пизон, чуть ли не подпрыгнув на месте. – Убить Германика? Приемного сына Тиберия? Консула?

– Ну и что? – хладнокровно заметил армянин. – И не таких убивали. Или тебе дать почитать хроники персидских царей?

– Да чтоб ты сгорел со своими персидскими царями! – в сердцах выкрикнул Пизон. – Ты имеешь дело с римлянином и не забывай об этом.

– Я имею дело с людьми, – резонно ответил царь. – А люди, как известно, смертны.

– Но каким образом? – уже более осмысленно спросил сирийский проконсул.

– Вот это уже деловой вопрос, – довольно улыбнулся Вонон. – Детали мы можем обсудить.

Пизон наконец перестал бегать и уселся на стул с высокой спинкой, расправил складки тоги. Трибун Десятого легиона, называемого Молниеносным, продолжал стоять у стены, исподлобья глядя на толстого кандидата на армянский престол.

– У меня уже есть один план, – произнес Вонон, набивая рот финиками. – Недавно моим людям посчастливилось наткнуться в городе на некоего египтянина, мастера по части всякого волшебства. По крайней мере, тот сам так утверждает. Во всяком случае, в ядах он действительно неплохо разбирается, я уже проверил на своем секретаре, который последнее время меня обманывал и думал, что я об этом не знаю.

– Вот только не надо вершить внесудебную расправу в римской провинции! – крикнул Пизон. – Здесь я представляю закон. У себя в Армении можешь творить что угодно, но в Антиохии...

– Да не волнуйся, – махнул рукой Вонон. – Никто даже труп не найдет. Уж что-что, а искусство убивать на Востоке доведено до совершенства.

– Так ты хочешь, чтобы твой египтянин устранил Германика? – задумчиво сказал Пизон. – Ну, может, это и неплохая мысль. Главное, чтобы на меня не упала даже тень подозрения. Императрица Ливия уверена, что я верно служу ее интересам, и пусть думает так и дальше. Когда настанет время, я сам объясню ей ее ошибку.

Пизон довольно хихикнул.

– Подумать только, мне удалось провести такую хитрющую бабу, как наша императрица. Клянусь Меркурием, такое еще ни у кого не получалось. Я просто гений...

Вонон с неодобрением скривился.

«Ты просто дурак, – подумал он. – О Боги, с кем я связался? Этот кретин может сорвать все дело».

– Не переоценивай себя, – сказал он вслух. – Чего ты действительно стоишь, мы уже скоро узнаем. А пока ты должен со всеми почестями принять Германика, постараться усыпить его подозрения. Ведь вполне возможно, что нам и не придется прибегать к крайним мерам.

Насколько мне известно, Германик – это весьма наивный и простодушный молодой человек. Уж такие опытные интриганы, как мы с тобой, наверняка сумеют обвести его вокруг пальца.

– Надеюсь, – буркнул Пизон. – Мне бы тоже не хотелось раньше времени переходить в наступление. Надо как следует подготовиться. Мы не имеем права проиграть. Ведь тогда...

– Я знаю, – махнул рукой Вонон. – Что ж, будем сами заботиться о своей шкуре. Ведь Боги вполне могут и забыть о нас – у них и других дел невпроворот.

Он поднялся на ноги и слегка кивнул.

– Ну, мне пора идти. Передавай привет своей супруге, почтенной Планцине. Скажи, что у меня для нее есть неплохой подарок – серьги с изумрудами уникальной работы.

– Украденные из тигранокертского дворца, – язвительно заметил Пизон, весьма недовольный тем, что его жена оказывает слишком уж большую благосклонность армянскому гостю.

– Тигранокерт и все, что в нем находится, принадлежит мне, – резко заявил Вонон. – Не забывай об этом. Римляне отдали мне престол, а ты обещал помочь мне снова вернуться к власти.

– Хорошо, хорошо, – примирительно сказал Пизон, поднимая руки. – Не обижайся. Я пошутил.

– За такие шутки в Армении рубят головы, – бросил Вонон и вышел из комнаты.

Проконсул и трибун Паконий некоторое время молча смотрели на закрывшуюся за ним дверь.

– Вот сволочь, – сказал наконец Пизон. – Но пока мы должны его терпеть. Ничего, подожди, любезный, только бы Боги даровали нам победу, а уж тогда я упеку тебя в самые что ни на есть Гиперборейские страны. И тогда сам буду дарить моей жене сокровища армянских царей.

– Будь с ним поосторожнее, господин, – мрачно изрек Паконий. – Это такая бестия...

– Знаю, – кивнул проконсул. – Но мы ведь тоже не простачки, а, трибун? Ладно, пойдем-ка выпьем немного. Кстати сказать, ты здорово сработал с этим Децимом Вароном. Я был уверен, что могу на тебя положиться. Клянусь, когда придет время, ты получишь награду, достойную твоей храбрости и преданности.

– Рад стараться, – по уставу ответил трибун Десятого легиона Паконий и выбросил руку в воинском салюте.

Глава XVIII
План похищения

Либон продолжал молчать, закрыв лицо руками. Сабин сидел напротив и с грустью смотрел на него. Ему было очень жаль этого несчастного юношу, которого жестокая судьба в одночасье лишила всего, что было ему дорого. Но как же помочь ему?

Дверь открылась и в комнату вошел Паулин. Он окинул обоих мужчин быстрым взглядом и опустился на стул. Налил себе вина. Выпил.

– Это Луций Либон, – негромко сказал Сабин. – Ты слышал о нем. У него проблемы...

– Феликс мне сказал, – кивнул Паулин. – Но не все. Я бы хотел знать подробности.

Юноша оторвал руки от лица и посмотрел на цезарского легата. В его глазах стояли слезы.

– Зачем тебе это? Ведь ты служишь Тиберию, а я...

– Мы оба римляне, – мягко произнес Паулин. – И должны помогать друг другу. Не имеет значения, каковы наши политические приверженности. Ведь и Цезарь, и Помпеи, и Божественный Август всегда протягивали руку соотечественникам, которые попали в трудное положение. Независимо от их взглядов. Кроме того, я встречался в свое время с сенатором Гнеем Сентием Сатурнином и могу сказать, что глубоко уважаю этого незаурядного человека.

– Спасибо, – шепнул Либон. – Но мне тяжело повторять то, что я уже сказал достойному Сабину.

– Если ты не против, – быстро сказал трибун, – я сам расскажу легату.

И он коротко пересказал Марку Светонию грустную историю Либона.

– Так, – задумчиво сказал Паулин, когда повествование было окончено, – что же нам предпринять?

– Я не хочу больше ее видеть, – упрямо повторил Либон.

Его лицо покрывала бледность, губы дрожали.

«Хочешь, – подумал Сабин. – Еще как хочешь. Чего же тогда торчал под храмом, ничего не замечая вокруг?».

– Ладно, – сказал Паулин после некоторого раздумья. – Предлагаю такой выход. Мы просто похитим девушку, поместим ее в безопасное место, найдем хороших врачей. Я уверен, что действие наркотиков, или чем там жрецы ее одурманили, со временем пройдет, и все будет хорошо.

– Не будет, – произнес Либон. – Она – проститутка. И не имеет значения, делала она это сознательно или нет. Я уже не смогу жениться на ней. Я римский патриций, моя честь...

– Честь, – повторил Паулин, – Честь это важная штука. Конечно, оставаясь патрицием и сыном консуляра, ты не можешь взять себе в дом девушку, которая была храмовой проституткой в Тире. Но ответь мне на один вопрос: ты действительно любишь ее?

– Она была для меня всей жизнью, – глухо ответил Либон. – Да, я любил ее так, как еще никто никого не любил.

– А сейчас? – продолжал спрашивать легат.

– Сейчас... Не знаю...

– Я говорю вот о чем, – пояснил Марк Светоний. – Ты должен сделать свой выбор. Если общественное положение для тебя дороже, то я могу тебя понять и пусть Боги оценивают твои поступки. Но если главное для тебя – эта бедная девушка и ваша любовь, то кто мешает вам уехать куда-нибудь в провинцию и жить там, где вас никто не знает? Средства у вас есть, и вы вполне можете в счастье и спокойствии провести отмерянное вам Богами время. Родить детей. Рим, конечно, центр мира, но мир ведь им не ограничивается. Что скажешь, Либон?

– Не знаю, – повторил юноша. – Я ничего не соображаю сейчас. Как же я могу уехать и никогда не возвращаться в Рим? Мне трудно даже представить себе это...

– Время лечит, – философски заметил Паулин.

– Ты должен сделать правильный выбор, Луций, – с сочувствием в голосе сказал Сабин. – И ты его сделаешь.

– А ты бы как поступил на моем месте? – с вызовом спросил Либон.

– Я? – трибун пожал плечами. – Понятия не имею. Тут трудно что-то ответить. Это надо пережить.

Либон отрешенно покачал головой.

– Ладно, – решительно сказал легат. – Как бы то ни было, а мы не можем оставить внучку римского консуляра в руках этих подлых жрецов. Мы должны похитить ее и спрятать в безопасном месте. С властями проблем не будет – я сам все объясню квестору.

Он поднялся на ноги.

– Не будем терять времени. Либон, когда она выходит из храма на улицу? Ты должен знать.

– В сумерках, – глухо ответил молодой патриций. – Она стоит вместе с другими женщинами в портике и ждет клиентов.

– Отлично, – Паулин потер руки. – Это упрощает дело. Кто-нибудь из нас прикинется ее клиентом, отведет Корнелию в надежное место, а у меня есть тут безопасная квартира, и дальше мы примем все меры, чтобы с ней ничего больше не случилось.

Так, Сабин, мы возьмем с собой Феликса и Каролунга – они могут пригодиться. Вдруг жрецы охраняют женщин. Ну, тогда я им не завидую – мы здорово намнем бока этим проклятым сводникам.

Сабин тоже поднялся. Он чувствовал в себе энергию и горячее желание сделать что-нибудь. Даже Либон, кажется, приободрился, видя такую решимость своих друзей.

– Ну что ж, – сказал он. – Пусть исполнится воля Богов. У вас не найдется меча для меня?

– Найдется, – кивнул Паулин. – Ладно, нам пора идти. Скоро уже стемнеет, а мы должны еще выбрать подходящее место возле храма, чтобы наблюдать оттуда.

Трое мужчин торопливо вышли из комнаты и двинулись вниз по ступенькам лестницы. Сабин заглянул в помещение для слуг, и вскоре Феликс и британец, оба вооруженные, присоединились к ним.

Вся группа вышла на улицу и двинулась по направлению к храму финикийской Богини Астарты.

Глава XIX
Слуга Сатурнина

Когда белая громада святилища выросла перед ними, Паулин жестом приказал всем остановиться.

– Подождите, – сказал он. – Давайте оглядимся и выберем подходящее место для наблюдения.

Людей на улицах было уже не очень много, хотя возле храма толпилась приличная группа верующих. Сумерки стремительно сгущались, уже начинали проблескивать неяркие пока звезды на темно-синем небе, появился и бледный серп луны.

Дорога, ведущая к храму, освещалась оливковыми лампами на медных подставках, расставленных на равном расстоянии друг от друга.

– Куда должна выйти Корнелия? – спросил Паулин у Либона, который нервно сжимал ладонью рукоятку короткого острого меча, висевшего у него на поясе.

– Вон туда, – показал юноша.

Все посмотрели в том направлении и увидели пристроенный к левому крылу святилища довольно просторный портик, резные колонны которого уходили ввысь и терялись в темноте. По углам его тоже стояли светильники. Пока в портике никого не было.

– Хорошо, – сказал Паулин и повернулся к своим спутникам. – Сделаем так. Я сейчас найму носилки и буду ждать вон за тем углом. Каролунг остается здесь и будет прикрывать нас. Если увидишь, что кому-то требуется помощь, то сразу подключайся.

Сабин дождется, пока появится девушка, и подойдет к ней. Он должен будет довести ее до моих носилок и посадить туда. Феликс будет страховать трибуна на случай вмешательства жрецов.

Когда Корнелия окажется в носилках, я прикажу нести нас в одно надежное место. Вы все последуете за нами пешком. Все понятно?

– А я? – с вызовом спросил Либон. – Какова будет моя роль? Или я должен оставаться безучастным зрителем?

– Ты? задумчиво проговорил легат. – А ты сделаешь вот что...

Феликс быстро наклонился к уху Сабина и шепнул:

– Господин, там какой-то парень затаился в темноте и наблюдает за нами. Кажется, он подслушивает разговор. Что мне предпринять?

– Задержи его, только без шума, – шепнул в ответ трибун.

Марк Светоний, видя этот обмен мнениями, прервал и вопросительно взглянул на Сабина. Тот чуть склонил голову, прося позволения действовать. Легат кивнул в ответ.

– Феликс, – нарочито громко произнес трибун. – Я забыл в гостинице мой кошелек. Пойди и принеси, а то как бы эти ворюги-финикийцы не украли его.

– Да, господин, – ответил Феликс и двинулся в обратном направлении, тихо посвистывая и не глядя по сторонам.

– Каролунг, – приказал трибун британцу, – перейди улицу и спрячься вон в той нише. Следи за нами и, если возникнет необходимость, спеши на помощь.

– Понял, господин, – кивнул высокий мужчина, поглаживая длинный нож, засунутый за пояс. – Я все сделаю как надо.

Он сделал несколько шагов и тут же растаял во тьме, которая уже совсем сгустилась. Теперь Паулин и его спутники стояли на углу улицы в полном одиночестве, людей возле храма уже не было видно. Лишь слегка рассеивали мрак неяркие огоньки оливковых ламп.

Внезапно где-то рядом послышался сдавленный вскрик, глухой звук удара и лязг металла. Сабин моментально подобрался и бросился на шум. Через несколько секунд они вдвоем с Феликсом притащили и поставили перед Паулином какого-то человека.

Это был молодой мужчина с черными жесткими волосами, смуглым лицом, сильный, подвижный, мускулистый. Он прерывисто тяжело дышал, с его губ стекала струйка крови.

– Здоровый парень, – с уважением сказал Феликс. – Знает толк в драке. Если бы я не напал врасплох, он бы, наверное, со мной разделался. Клянусь, он раньше был гладиатором.

– Кто ты такой? – приглушенно спросил Паулин.

Мужчина промолчал и отвернулся.

– Говори, – приказал Сабин.

Он слегка ткнул незнакомца кулаком в ребра.

Тот дернулся и скривился. Его черные глаза блестели от ярости, ноздри раздувались.

– Я слышал ваш разговор, – процедил он сквозь зубы. – Вы хотите похитить Корнелию, внучку сенатора Сатурнина. Зачем?

– Ого, – сказал легат. – Да ты неплохо осведомлен, парень. Или вы были друзьями с сенатором?

– Я был его слугой, – отметил мужчина. – И сопровождал достойную Корнелию в плавании в Африку.

– Что? – выкрикнул Либон. – Как тебя зовут? Рассказывай нам все! Немедленно.

– Успокойся, – Паулин положил руку ему на плечо. – Сейчас мы все узнаем.

– А ты не помнишь меня, господин? – спросил мужчина у Либона. – Ты видел меня в доме сенатора. И я сопровождал его в поездках. Меня зовут Селевк, я...

Либон схватил его за плечи и развернул лицом к свету ближайшей оливковой лампы. Несколько секунд молодой человек пристально всматривался в черты мужчины, который назвал себя слугой Сатурнина.

– Да, как будто, – наконец пробормотал он. – Да, точно я видел его раньше. Ты и твои товарищи в Остии сели на «Сфинкс» вместе с достойной Лепидой и Корнелией. Рассказывай же, что там случилось? Почему судно не дошло до Карфагена?

– В Тирренском море на нас напали пираты, – сказал Селевк. – Пришлось принять бой.

– Это были не пираты, – заметил Сабин. – Тех людей наверняка нанял Элий Сеян по приказу Ливии. Она хотела похитить внучку сенатора, чтобы потом оказывать давление на Сатурнина.

– Возможно, – согласился Селевк. – Мне сразу показалось, что те молодцы не очень походили на обычных морских разбойников. Их судно называлось «Золотая стрела».

Сабин и Феликс быстро переглянулись.

– Что ж, – сказал трибун, – в таком случае мне известно, кто участвовал в нападении. Это был наш старый знакомый шкипер Никомед. Тот самый, – он повернулся к легату, – которого парфяне завербовали в свои шпионы и которому поручили следить за нами. Вот уж воистину, как тесен мир. Но продолжай, Селевк. Чем закончился бой?

– Нам удалось отбить нападение и повредить их мачту, – вновь заговорил киликиец. – Мы уложили десятка полтора бандитов, но и сами понесли потери.

– Бедняга Никомед, – сказал Феликс. – Ну почему ему так не везет? За что не возьмется...

– Тихо, – резко сказал Паулин. – Оставь свои шуточки. Сейчас не подходящее время.

– В самом конце кто-то с их корабля пустил стрелу, – продолжал Селевк. – Она вонзилась в грудь моей хозяйки, достойной Лепиды.

– Ее убили, – прошептал Либон. – О Боги, какая подлость. Она никому никогда не причинила зла и была так добра ко мне...

– От пиратов-то мы ушли, – говорил дальше Селевк, – но той же ночью попали в шторм. Нас здорово потрепало, судно сбилось с курса и потеряло управление. Много дней нас носило по волнам, пока наконец не выкинуло на скалистый берег Нумидии.

А перед этим рабы-гребцы и некоторые матросы подняли бунт, поскольку я приказал уменьшить рацион их питания, чтобы моя госпожа, благородная Корнелия, ни в чем не испытывала недостатка.

– Да благословят тебя Боги! – с жаром воскликнул Либон. – Я вознагражу тебя! Ты можешь просить все, что захочешь.

Селевк невесело усмехнулся.

– Да, – сказал он, – я хотел бы попросить тебя о награде. Но не знаю, согласишься ли ты дать мне ее.

– Потом договоритесь, – перебил его Паулин. – У нас мало времени. Продолжай.

– Пока мы сражались с бунтовщиками, – заговорил киликиец, – как раз показалась земля. Тогда я предложил им прекратить бой, объединить усилия, чтобы корабль не разбился на камнях, а потом разойтись в разные стороны. Они согласились.

– Бунт на море – серьезное преступление, – заметил легат. – Их надо распять на крестах.

Селевк пропустил эти слова мимо ушей.

– Нам удалось благополучно выбраться на берег. Потом мы двинулись вдоль побережья на восток. Через день или два мы наткнулись на группу вооруженных людей. Это был местный нумидийский вождь Такфаринат и его отряд.

– Такфаринат! – воскликнул Либон. – О, Боги! Так вот к кому она попала в руки!

– Да, – мрачно ответил Селевк, – но тогда он еще служил римлянам. Такфаринат обещал довести нас до Рузикады, где стоял римский гарнизон. Мы были благодарны ему. Он с почтением относился к госпоже, и у нас не было причин не доверять ему.

На ночлег мы расположились в какой-то деревушке. А ночью гонец привез известие, что сын Такфарината был казнен римлянами за какой-то проступок. Вождь пришел в ярость и поклялся отомстить.

Паулин грустно покачал головой.

– Фортуна, Фортуна, – вздохнул он, – Как ты крутишь судьбами бедных людей!

– Утром Такфаринат собрал большой отряд, – продолжал Селевк, – и повел его на Рузикаду. После короткого боя он перебил гарнизон и сжег город. А потом начал уже настоящую войну.

Все это время мы находились в обозе вождя. Поначалу с нами обращались хорошо, но потом нумидиец стал звереть все больше и больше. Наконец он...

– Говори, – скрипнул зубами Либон. – Я должен знать правду.

– Он взял Корнелию в свой гарем, – тихо сказал Селевк. – Я и матросы, которые были с нами, пытались помешать, но нумидийцы просто бросились на нас с мечами в руках. Все погибли, я выжил чудом.

Он отвернул тунику на груди и показал ужасные шрамы, покрывавшие его тело.

– О, Боги, – простонал Либон. – Я этого не переживу. Моя Корнелия была еще и в постели грязного нумидийского ублюдка.

– Она не виновата, – сказал Селевк. – Достойная Корнелия ничего не могла сделать. Она пыталась покончить жизнь самоубийством, но это вовремя заметили и с тех пор держали ее связанной в шатре.

Либон схватился руками за голову.

– А потом, когда собралась уже большая армия, – говорил дальше Селевк, – Такфаринат повел ее на Карфаген. Мы по-прежнему находились в его обозе. Меня он почему-то пощадил и не стал убивать. А я уже почти оправился от ран и ежеминутно думал о побеге.

Наконец войско нумидийца подошло к столице провинции, но навстречу ему вышли римляне и быстро их разгромили. Кочевники в панике бросились врассыпную. Сам Такфаринат тоже исчез.

Я понял, что лучшего момента может и не быть. Мне удалось прикончить двух воинов, которые охраняли нас, и увезти достойную Корнелию. Много дней мы скитались в пустыне, пока наконец не вышли к побережью.

– И она не наложила на себя руки? – спросил Либон. – После такого позора? Она же римлянка!

– Тебе легко говорить, господин, – с укором ответил киликиец. – А она просто была не в себе, только плакала и повторяла твое имя. Меня она даже не замечала, да и ничего вокруг не видела.

Потом мы двинулись вдоль берега, надеясь, что нас подберет какой-нибудь корабль. Так и случилось.

Селевк скрипнул зубами в ярости.

– Это были финикийцы. Капитан сначала рассыпался в любезностях, когда я сказал, что он имеет честь помочь внучке римского сенатора. Но поскольку Корнелия ни на что не реагировала и никак не подтвердила мои слова, он начал сомневаться.

И вот однажды меня схватили матросы, дали по голове и выбросили за борт.

– Плыви, любезный! – крикнул мне капитан. – Передавай привет своему сенатору. А девчонку мы лучше продадим в публичный дом. Она красивая, хотя и сумасшедшая. А для нас, финикийцев, синица в руках всегда лучше, чем журавль в небе.

– Негодяи! – крикнул Либон в бешенстве. – Мерзавцы! Я утоплю в море эту проклятую Финикию!

– Для этого надо быть Богом, – резонно заметил Паулин.

– Или командующим римской армией, – добавил Сабин, желая подбодрить юношу. – Видишь, у тебя опять появился смысл в жизни.

– А как же ты не утонул? – спросил Феликс, с уважением глядя на Селевка. – Ты, наверное, родственник Нептуна?

– Да нет, – слабо улыбнулся тот. – Просто неплохой моряк. Я довольно долго держался на воде, а потом меня подобрала рыбацкая лодка. К счастью, у меня в одежде было зашито немного денег, которых финикийцы не нашли, и я купил себе место на борту корабля, который плыл в Тир из Табраки. Ведь я помнил, что капитан того судна, которое увезло мою госпожу, говорил, что плывет именно туда.

И вот я прибыл в этот город и начал поиски. Вчера мне случайно удалось заметить достойную Корнелию, которая вышла из храма в одежде жрицы Астарты. И я не могу понять, каким образом...

– О, горе мне, – простонал Либон. – Лучше бы ее убил Такфаринат, тогда она не пережила бы того, что переживает сейчас. И я тоже...

Селевк внимательно посмотрел на него. В глазах киликийца появилась боль. Он понял, что делала в храме внучка сенатора Сатурнина.

– Вот поэтому мы и хотим похитить ее и вылечить, – сказал Паулин. – Эти негодяи одурманили ее каким-то наркотиком, и бедная девушка не отдает отчета в своих действиях.

– Разреши мне быть с вами, господин, – попросил Селевк. – Я служу ей и буду служить до конца.

– Ты храбрый человек и преданный друг, – с чувством произнес легат. – Конечно, ты останешься с нами. А потом Луций Либон даст тебе свободу, если ты раб.

– Я не раб, – ответил киликиец. – Сенатор уже освободил меня.

– Тем лучше.

– О, Корнелия, – продолжал стонать Либон. – Теперь мы с тобой никогда не сможем быть вместе...

– Ты откажешься от нее? – спросил Селевк. – Прости мою дерзость, господин, но я должен знать.

– Я не могу поступить иначе, – прерывисто произнес юноша. – Моя честь... Ведь Корнелия стала...

– Тогда я не брошу ее, – твердо произнес киликиец. – Можешь убить меня сейчас, я понимаю, что я никто по сравнению с тобой. Но несчастье, которое пережила Корнелия, приблизило ее ко мне. Гордые патриции не хотят принимать ее в свой круг, но простой киликийский моряк не оставит ее в беде. Она теперь такая же отверженная, как и я. Мы будем вместе, если она того захочет.

– Не заговаривайся, моряк, – сказал Паулин. – Корнелия – внучка римского сенатора. Но твоя верность госпоже делает тебе честь. Ладно, об этом поговорим потом, а сейчас...

– Из храма выходят женщины, – негромко сказал Феликс. – И идут к портику.

Все повернули головы.

– Вон она! – в один голос воскликнули Селевк и Либон.