Текст книги "Храм Фортуны II"

Автор книги: Эндрю Ходжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Глава XXVI
Враги

А в густых лесах за извилистым мелководным Визургисом, на землях племени херусков – самых опасных и сильных врагов Рима – царило необычное оживление.

Непролазная чащоба, казалось, была наполнена гулом гортанных голосов, лязгом оружия, скрипом легких повозок. По неприметным узким лесным тропинкам стекались только в им одним известное место тысячи и тысячи германских воинов – херусков, хаттов, хауков и их многочисленных союзников, решивших дать бой своим поработителям с далекого юга.

Отряды концентрировались в деревнях, на хуторах или просто на опушке леса и высылали своих делегатов на Большой совет, который великий вождь Херман собирал в своей резиденции – укрепленном поселке неподалеку от правого берега Визургиса, рядом со столь милой его сердцу Тевтобургской пущей, в которой еще белели кости солдат из армии Квинтилия Вара, шесть лет назад сложивших тут головы из-за некомпетентности своего полководца и предательства германцев.

Все многочисленные варварские племена были немало удивлены, когда вдруг появились посланцы Хермана и срочно созвали вождей на Большой совет, чтобы решить, как дать отпор римлянам.

Ведь никаких военных действий в этом году не предполагалось – Германик уже нанес удар по хаттам и увел армию за Рен, а дикари отползли в свою глухую чащобу, зализывая раны и в бессильной ярости грозя кулаками вслед победоносным легионам.

И тут вдруг Херман объявляет общий сбор.

Вот и потянулись отряды варваров к Тевтобургскому лесу, гадая, что же задумал великий вождь херусков и с кем им придется сразиться. Боевой дух был в ополчении не на высоте – слишком хорошо еще помнили германцы недавно преподанный им урок.

Но никто не посмел ослушаться и, верные союзническому долгу, племенные дружины со всей возможной скоростью двинулись туда, куда приказал им идти глава антиримской коалиции – бесстрашный, мудрый, жестокий и коварный Херман.

Лишь немногие из приближенных вождя знали, чем был вызван этот неожиданный приказ: за день до него, когда сумерки уже спустились на землю и лишь багровые языки сторожевых костров сражались с темнотой, храбрый Сигифрид – правая рука Хермана – провел в дом вождя какого-то человека, плотно закутанного в плащ.

Позже караульные за кувшином вина рассказали своим сородичам, что человек этот появился перед их постами со стороны Эмиса и решительно потребовал позвать Сигифрида. Говорил он на языке херусков, но с сильным акцентом.

После некоторого колебания воины доложили своему командиру. Тот приказал доставить мужчину к нему в шатер, поговорил с ним с глазу на глаз не дольше, чем требуется нормальному варвару, чтобы обглодать свиную лопатку, и тут же повел незнакомца к великому вождю.

Херман беседовал с ним гораздо дольше, а под утро и отдал приказ воинам готовиться к бою, а вождям и командирам – собраться как можно быстрее на Большой совет.

* * *

В просторной, но задымленной и закопченной хижине, сложенной из бревен, в которой Херман – на римский манер – устроил свой штаб, было теперь тесно и душно.

Людей собралось очень много; маленькие, затянутые бычьим пузырем окошки плохо пропускали воздух, а дверь вождь запретил открывать по соображениям секретности, да еще и выставил вокруг дома два кольца охранников из самых свирепых херусков.

Те были недовольны, так как им приказали не пить на посту пива, но ослушаться своего грозного начальника не посмели и теперь «бдительно» несли караул, опершись на тяжелые фрамеи и позевывая время от времени.

В армии Германика за такую службу их бы уже отделали розгами, но тут – другое дело. Дикари всегда неохотно подчинялись чьим-либо указаниям, только себя считая самыми смелыми и умными, и Херман даже не пытался заставлять их неукоснительно соблюдать дисциплину – он знал, что даже авторитет великого вождя не спас бы его от расправы соплеменников, и ограничился в своем войске минимумом необходимой строгости,

А в доме его в тот вечер собрался, наконец, Большой совет, на который прибыли делегаты от всех германских племен, населявших территорию от Рена до Альбиса, от Герцинского леса до Тевтобургского.

Тут были предводители херусков – сам Херман, Сигифрид и Зигмирт; вождь хаттов – Ульфганг, которого недавно разгромил Германик; глава хауков – седой бородатый хитрый Зигштос; достойные послы от племен поменьше – сигамбров, хамавов, марсов.

А в углу одиноко сидел закутанный в темный плащ человек; его лицо прикрывал капюшон, он не смотрел по сторонам, но внимательно прислушивался к разговору, с трудом продираясь сквозь особенности германских языков и диалектов.

После того, как шаман принес жертву лесным Богам, немилосердно навоняв в помещении какими-то ритуальными травами и кусками кожи, которые он сжег в примитивном каменном очаге, Большой совет начался.

Лица вождей были серьезными – они прекрасно понимали, что позвали их не на пир, а если и на пир, то весьма кровавый, с которого многие уже не вернутся.

Впрочем, война и смерть были их ремеслом, к которому варваров готовили с детства, и никто из них не боялся врага или гибели, боялись они лишь позора.

А ведь именно позором покрыли многие из них себя в последнем сражении с римскими войсками. Не успев даже сформировать ряды, они бросились врассыпную, не выдержав страшного удара железных легионов. И очень им не хотелось, чтобы такая ситуация повторилась. Вот чего опасались храбрые воины, собравшиеся на Большой совет, вот чего хотели избежать и вот почему хмурились они, слушая слова своего предводителя.

Херман – рослый, широкоплечий, слегка грузный мужчина с небольшой бородой и густыми светлыми волосами – тяжелым шагом прошел на середину комнаты и медленным взглядом обвел всех собравшихся.

В то время ему только исполнился тридцать один год (Германик, его коварный враг, был на одиннадцать месяцев младше), но, несмотря на молодость, вождь херусков пользовался громадным авторитетом как в своем племени, так и среди других варваров.

Еще в детстве он попал в плен к римлянам, когда армия Друза промаршировала от Рена до Альбиса, сметая всех на своем пути.

Вместе с другими мальчиками знатных германских родов он был отправлен в Рим, на воспитание.

Август все время держал при своем дворе несколько десятков ребятишек – то ли захваченных в качестве военной добычи, то ли присланных в роли заложников зависимыми от Рима правителями.

Он очень хотел вылепить из этого податливого детского материала будущих цивилизованных и образованных царей и вождей – верных союзников Империи, на которых впоследствии можно было бы смело положиться в случае необходимости.

Некоторые легко поддавались дрессировке – в основном это были эллины из Малой Азии, но другие – парфяне, например, и германцы – лишь делали вид, что готовы служить интересам Рима, но в глубине души оставались верными своим традициям и любви к свободе.

Особенно это касалось гордых, не знавших рабства херусков, которые никак не могли позволить кому-либо диктовать им свои законы.

И главным среди этих непримиримых был Херман, которого римляне называли Арминием, не в силах выговорить его варварское имя.

До поры до времени юный вождь – со свойственным дикарям коварством – ловко прикидывался другом римлян и даже у Августа не возникло сомнений в его лояльности.

Когда Херман достиг подходящего возраста, он – вместе с другими соплеменниками, которые должны были помочь ему установить цивилизованную власть над херусками и превратить это воинственное племя в покорных данников Империи – был отправлен в родные края.

– Там он получил под свою команду крупное соединение германцев, присягнувших на верность Риму, и вместе с ними поступил в распоряжение наместника провинции за Реном Публия Квинтилия Вара.

Херман старательно выполнял свои обязанности, поддерживал в своем войске строгую дисциплину и всячески пытался втереться в доверие к самодовольному проконсулу, используя самую грубую лесть и богатые подарки. Он не гнушался даже участвовать в оргиях, которые регулярно устраивал Вар, что отнюдь не способствовало его популярности у подчиненных, верных древним суровым традициям и моральным принципам.

А римские офицеры лишь посмеивались, наблюдая за ним. Они полагали, что таким путем примитивный варвар хочет сделать карьеру и ищет покровительства влиятельного консуляра Публия Квинтилия.

Но лишь один Херман знал, к чему он в действительности стремился, и, не обращая внимания ни на что, медленно, но верно шел к цели, которую поставил себе уже давно.

А целью этой было полное освобождение германских территорий от римского влияния.

Уже вскоре он принялся устанавливать тайные контакты с вождями других племен, живших между Реном и Альбисом. Речь шла о том, чтобы объединить все силы, создать могучий Племенной союз и раз и навсегда отбросить завоевателей за великую реку.

Сначала к предложению Хермана отнеслись весьма скептически, а к нему самому – с недоверием. Как же, ведь вождь херусков считался самым активным лизоблюдом в ставке наместника Квинтилия Вара.

Но со временем упорство, сила убеждения и железная логика Хермана сделали свое дело. Союз был заключен и скреплен – по обычаю – кровавой клятвой. Теперь оставалось только ждать возможности нанести удар по врагу, безжалостный и сокрушительный удар.

И такая возможность скоро представилась: Вар повел свою армию в Тевтобургский лес, где и угодил в засаду.

Недавние союзники, столько раз клявшиеся в верности Риму, набросились на его легионы со всех сторон, словно бешеные псы, кусая и царапая. Разгром был полным...

Но напрасно после учиненной резни Херман заклинал своих соотечественников развить успех – охмелевшие от крови и трофейного вина варвары предпочли приступить поскорее к дележу добычи, а не продираться сквозь густую чащу к Рену, чтобы напасть на пограничные римские провинции и опустошить их, возможно, навсегда прекратив процесс цивилизации и романизации местного галльского населения.

Момент был упущен – армия Тиберия успела захватить переправы на Рене и не пустила варваров на левый берег.

И хотя Август приказал не расширять больше территорию Империи, установив границу по великой реке, противостояние между Римом и германскими племенами сохранялось с тех пор и по нынешний день.

И вот теперь явился Германик – мститель, готовый огнем и мечом смыть позор поражения Вара и гнать ненавистных ему варваров хоть до самого Китая.

И с этим надо было что-то делать. Вот почему собрался сегодня Большой совет.

* * *

Херман пристально оглядел всех присутствующих, глухо кашлянул и заговорил:

– Приветствую вас, братья, борцы за свободу наших народов. Я рад и благодарен вам за то, что вы откликнулись на мой призыв и собрались здесь. Для этого действительно была очень важная причина, и сейчас вы ее узнаете.

Он помолчал немного. Все взгляды были обращены на него. Вождь сжал свои огромные кулаки, и вновь раздался его чуть хрипловатый сильный и звучный голос:

– Мне стало известно, что наши враги готовятся нанести очередной удар. Оказывается, нападение на хаттов было всего лишь разведкой боем. Теперь же римский командир Германик поклялся вовсе стереть наши племена с лица земли и уже готов к этому.

Все глухо загудели, переглядываясь. Новость была не из приятных. Многие из них уже встречались с Германиком и знали, что он не бросает слов на ветер.

– Так вот, – продолжал Херман, – слушайте внимательно. Римляне собрали армию в пятьдесят тысяч человек, сели на корабли и плывут сейчас вниз по Рену. Они хотят морем добраться до устья Эмиса, высадиться на сушу и перейти Визургис. И застать нас врасплох.

– Откуда у тебя такие сведения, вождь? – с тревогой спросил хатт Ульфганг. – Ты уверен, что это действительно так? Ведь Германик мог устроить и провокацию, и обманный маневр. Он достаточно хитер для этого.

– Уверен, – решительно ответил херуск. – Откуда у меня сведения – вы узнаете позже. Но клянусь моей матерью, это так. И сейчас я хочу вас спросить: что мы будем делать? Разбежимся ли, как трусливые зайцы, или примем бой?

Вожди зашевелились, что-то выкрикивая и потрясая кулаками. Упомянув зайцев, Херман больно задел их самолюбие. Германцы не привыкли отступать ни перед кем.

– Я хочу сказать! – раздался голос Сигифрида. – Да, брат мой, Херман, мы готовы сражаться. Но ведь невелика честь просто сложить свои головы в лесу или на болотах, как то было недавно. Нет, мы хотим сражаться и победить. Знаешь ли ты, как это сделать?

– Знаю, – громко ответил вождь херусков. – Знаю и сейчас расскажу вам. Римляне часто побеждают потому, что действуют по заранее продуманному строгому плану, а мы просто бросаемся в бой, уповая лишь на собственную храбрость и силу. Но сейчас этого уже мало.

Слушайте меня, соплеменники. Наши Боги послали нам прекрасную возможность рассчитаться с захватчиками. Ведь дело в том, что мы знаем их план, но они не знают наших намерений, они думают напасть на нас неожиданно, когда мы не будем готовы. Но клянусь Зеем, Манном и Одином, это у них не выйдет. На сей раз мы используем свой шанс!

– Говори, Херман! – послышались голоса. – Мы слушаем тебя! Предлагай, мы готовы!

Глаза собравшихся воинственно заблестели, лица покраснели, кулаки сжались.

– Так вот, братья, – продолжал херуск, – мы можем победить римлян, но только если примем на вооружение их же тактику – строгую дисциплину и повиновение начальникам.

Многие разочарованно загудели. Слова «дисциплина» и «повиновение» вызывали у своевольных германцев жестокую изжогу.

Не обращая на это внимания, Херман говорил дальше, яростно взмахивая рукой:

– Да, вы не ослышались. И я скажу больше – вы свободные люди и вольны поступать, как вам вздумается, но если вы хотите победить врага, если хотите, чтобы я повел вас в сражение, то должны хотя бы на время этого похода смирить свою гордость и смирить гордость своих воинов. Только так мы можем надеяться на успех. А если нет...

Он сделал паузу и скользнул взглядом по рядам вождей.

– А если нет, то можете уже сейчас прятать свои семьи в чаще и уходить за Альбис. Толпой мы не одолеем римлян.

Вожди приглушенно обсуждали слова своего предводителя. Некоторые кивали своими косматыми нечесаными головами, некоторые пожимали плечами, были и такие, которые решительно трясли бородами, словно говоря: нет, это невозможно.

Херман терпеливо ждал, поглядывая на закутанного в плащ человека, который не принимал участия в дискуссии.

Наконец общее мнение собрания стало, кажется, склоняться в его пользу. Херуск одобрительно качнул головой. Его глаза заблестели.

– Ты говорил разумно, брат, – произнес наконец Зигмирт. – Но объясни нам, как ты хочешь воевать с римлянами?

– А вот как, – торжественно возвестил Херман. – Они собираются атаковать нас за Визургисом, ударить в самое сердце. Мы же встретим их на полпути, в лесистой местности, когда они не будут ожидать этого.

Но вот тут-то мне и нужно ваше полное повиновение, чтобы ни один отряд, ни один воин не вздумал действовать по собственному плану и раньше времени не обнаружил нас перед врагом. Вот почему я требую от вас строжайшей дисциплины.

Поверьте, этим не будет нанесен ущерб вашей независимости, так вы лишь завоюете себе свободу, которой потом сможете пользоваться, как только пожелаете. У меня и в мыслях нет становиться тираном или царем над вами, и ради общей цели, ради будущего ваших детей прошу вас довериться мне. И обещаю вам полную победу!

Речь вождя произвела сильное впечатление, германцы одобрительно загудели.

– Он прав! – раздались голоса.

– Пожертвуем малым, чтобы достичь большего!

– Командуй, Херман!

Херуск поднял голову; его лицо напряглось.

– Благодарю вас за доверие, братья, – сказал он громко. – И командовать я начну прямо сейчас. Время не ждет. Итак, мое первое распоряжение: кто не подчинится приказу начальника, будет предан смерти, будь он хоть самый знаменитый вождь, хоть мой родственник, а хоть и простой ополченец. Запомните это!

Теперь перейдем к делу. Детали обсудим потом, а пока вот мой план в общих чертах: наша армия, выставив дозоры, арьергард и боковое охранение, как то принято у римлян, немедленно выступит в поход. Мы должны первыми успеть дойти до того места, где начинается Тевтобургский лес, и занять там самую выгодную позицию.

Когда римляне двинутся от побережья, чтобы форсировать Визургис, мы нападем на них, предварительно окружив, и перебьем всех до единого, как это уже случилось с армией Вара. Пусть наш родной Тевтобургский лес снова станет их могилой!

Оглушительный восторженный рев нескольких десятков глоток приветствовал слова вождя. Германцы поверили в победу!

– Хорошо, – одобрительно сказал Херман. – А теперь обсудим, кто сколько и куда поведет людей. Предупреждаю – не должно быть ни малейшей ошибки или небрежности. Цена ей – наша кровь и наши жизни. Итак, слушайте и запоминайте. Ты, Сигифрид...

Подавшись вперед, варвары внимательно ловили каждое слово своего предводителя, которому только что вверили самое дорогое, что у них было, – свободу.

Глава XXVII
Высадка

Все указывало на то, что великий план Германика благополучно будет претворен в жизнь.

За все время плавания погода ни разу не испортилась достаточно сильно, чтобы создать для судов трудности в дальнейшем продвижении. Постоянно светило нежаркое ласковое солнце, пролетал над караваном легкий ветерок, лишь иногда незначительно усиливаясь, но это было лишь на руку римлянам – можно было поставить парус.

Дождь прошел всего два раза, да и то не сильный; он лишь освежил расслабившихся от долгого сидения на палубе солдат. И никаких бурь, штормов, ураганов, весьма обычных для этих мест в начале лета. Одним словом, тихо, прохладно, спокойно.

Полевые жрецы – авгуры и гаруспики – проведя свои гадания, в один голос заявили, что чуть ли не все олимпийские Боги в полном составе явно благоволят экспедиции и ее участникам. Блестящая победа уже, можно считать, одержана. Осталось только прийти и взять варваров голыми руками.

Но Германик строго запретил служителям Богов объявлять столь оптимистические предсказания солдатам, боясь, как бы это не расстроило их боевой дух, не посеяло в них легкомысленное отношение к противнику, который, несмотря ни на что, был еще очень и очень силен и опасен. И победу – пусть даже легкую – все равно еще надо добыть.

Как и пристало опытному и предусмотрительному полководцу, Германик был очень осторожен и предпочитал не искушать судьбу – как бы не сглазить ненароком.

Кроме того, он был весьма суеверен, как, впрочем, и все члены цезарской семьи, исключая, может быть, лишь Тиберия. Да и тот после встречи с астрологом Фрасиллом пересмотрел свои взгляды на судьбу и предопределение в жизни людей.

Флотилия римлян и их союзников в установленный срок благополучно завершила плавание по Рену и вышла в широкое устье великой реки.

Тут оказалось, что каналы уже расчищены и полностью подготовлены к судоходству – землекопы потрудились на славу.

Корабли без труда прошли по ним и оказались в районе узких и извилистых проливов, где приняли на борт фризских лоцманов, которые уверенно провели караван в открытое море. Отсюда начинался последний этап долгого, но безопасного водного пути.

Все – командующий, его штаб, солдаты и офицеры – рвались в бой, устав от ожидания. Не растратив попусту свои силы на мучительные пешие марши, армия была готова к любым тяготам. Но тягот как раз, судя по всему, и не предвиделось.

По спокойному Северному морю корабли двинулись на восток вдоль побережья, и вот, через несколько дней, одолев последнюю сотню миль, впередсмотрящие наконец заметили конечную цель плавания – неширокое устье реки Эмис.

Здесь флотилия остановилась и Германик вновь собрал совет, чтобы решить, как действовать дальше.

Особых разногласий во мнениях у штаба не было, и на следующий день началась высадка на берег. Корабли должны были стать на якорь здесь, а затем, в соответствии с изменением ситуации, продвигаться вдоль побережья параллельно курсу армии, как предполагалось, до самого Альбиса. Именно к этой реке намеревался Германик отшвырнуть варваров и, таким образом, вновь поставить под римский контроль территорию, некогда потерянную вследствие разгрома войск Квинтилия Вара.

Лишь несколько широких плоскодонных барж должны были войти в Визургис и подняться немного вверх по течению, до места, где Германик собирался перейти реку. Их предполагалось использовать для наведения понтонных мостов, чтобы солдаты перешли на другой берег, буквально не замочив ног.

Высадка на сушу проходила так же организованно, быстро и слаженно, как перед тем погрузка. Каждый офицер знал свои обязанности, а каждый солдат – свое место. Германик лично наблюдал за всем, не делая даже перерыва, чтобы перекусить.

Ел он тут же, на берегу, и ту же пищу, что и простые легионеры, – хлеб, натертый чесноком, и сушеное мясо или рыбу. Запивал пищу простой солдатской поской.

Видя это, воины громкими криками выражали свою любовь к командующему, уважение к которому лишь возросло. Штабные же офицеры – в основном аристократы, не особенно любившие тяготы походной жизни, вынуждены были следовать примеру своего полководца.

Впрочем, сейчас и они готовы были пожертвовать удобствами ради общей победы, и в них взыграл всепоглощающий несокрушимый боевой дух римлян – правителей мира.

Не прошло и пяти дней, как все уже было готово: армия стояла на берегу в полном боевом строю, а моряки на судах ждали лишь приказа, чтобы приступить к выполнению своей части задания.

Германик – в полном вооружении, в позолоченном нагруднике, высоком шлеме со страусовыми перьями, красном плаще, с мечом у пояса – поднялся на импровизированный трибунал и произнес речь, которой, затаив дыхание, внимали все собравшиеся.

Речи, произносимые римскими полководцами перед битвами, служили отдельной темой для исследований риторов и литераторов, ибо являлись весьма специфическим разделом науки красноречия, так высоко ценившейся во всем эллинистическом и романизированном мире.

История сохранила для потомков суровые сдержанные выступления Камилла, тщательно выстроенные по всем законам риторики речи Сципиона и Клавдия, простые и краткие – Гая Мария, страстные, пламенные – Луция Суллы, вычурные, витиеватые – Гнея Помпея, шутливые и фривольные – Гая Юлия Цезаря, проникновенные – Божественного Августа.

Германик нашел свой путь в этом море, он не подражал никому, но взял что-то у всех. И его речи перед битвой остались одними из лучших, произнесенных когда-либо перед легионами в преддверии решающего сражения с врагом.

– Привет вам, соратники! – громко крикнул он. -Благодарю вас, вы успешно завершили первый этап нашей экспедиции. Теперь остался второй и самый важный.

Вы знаете, с кем вам предстоит сражаться, – с варварами, с германцами. Многие из вас уже встречались с ними, и я лишь напомню о том, с кем нам предстоит иметь дело.

Хорошие ли германцы солдаты? Отвечу – нет и еще раз нет. Да, они не лишены храбрости и, нападая толпой, бьются отчаянно. Да, они обладают известной хитростью и коварством, а потому не стоит в борьбе с ними забывать о предосторожности и слишком легкомысленно к ним относиться – они сразу же воспользуются этим.

Но повторю еще раз – как солдаты, германцы ни в какое сравнение не идут с вами, римскими легионерами.

Они не знают, что такое дисциплина и в бою руководствуются не приказами своих командиров, а желанием выказать личную доблесть. Это приводит к тому, что после первого же серьезного столкновения варвары быстро теряют энтузиазм.

Они хвастливы, самоуверенны, напыщенны, но стоит только дать им отпор, как тут же они теряются и готовы бежать куда глаза глядят.

Они не знают, что такое тактика, действуют, исходя из своих собственных соображений. Каждое племя бьется отдельно, не думая об общей победе, а желая лишь превзойти земляков смелостью и жестокостью.

Нет и еще раз нет – германцы никогда не были и не будут достойным противником для вас, квириты, и ваших союзников, которых мы научили искусству войны.

Да, война это искусство и его надо постигать не менее старательно, чем живопись, театр, литературу. Помните, что ответил великий мой предок Гай Юлий Цезарь греческому мудрецу, который упрекнул его в том, что римляне не создали своего искусства, все заимствовав у других?

– А разве война – не искусство? А разве мир – не искусство? А разве закон – не искусство? И разве мы не создали всего этого?

И он был тысячу раз прав!

Армия в едином порыве восторженно завопила, размахивая копьями и колотя мечами по щитам. Германик с улыбкой подождал, пока восстановится тишина, и продолжал:

– Так вот, германцы не постигли эту науку. Когда счастье на их стороне, они становятся не в меру дерзкими и хвастливыми. Но стоит только преподать им урок, как они тут же превращаются в самых больших трусов и паникеров на свете.

Скажу вам так: никогда не верь германцу и не поворачивайся к нему спиной, но никогда не пугайся его, став с ним лицом к лицу!

И последнее: в бою смело напирайте на них, не обращая внимания на копья, которыми они так гордятся. Стремитесь завязать рукопашную и рубите их по лицам. Этого они не любят.

Вот и все, соотечественники. Я верю в победу и знаю, что вы в нее тоже верите. Так вперед, воины, сразимся с врагом и поставим его на колени. Да помогут нам Боги!

Оглушительным криком армия приветствовала речь своего любимого полководца. Шум еще долго не стихал.

Германик сбежал со ступенек трибунала и подозвал к себе штаб и легатов, а также командиров союзных когорт.

– Сделаем так, – сказал он. – В авангарде пойдет Четырнадцатый легион, я обещал это Авлу Плавтию и знаю, как он рвется в бой. Основную колонну возглавит Двадцать второй под командой Гая Силия, за ним пойдут остальные в обговоренном нами порядке. В арьергарде – Пятый с Луцием Апронием. Союзные когорты составят наше боковое охранение.

Он немного подумал и повернулся к Гнею Домицию Агенобарбу, который, как и все остальные, внимательно слушал своего командующего.

– Гней, выдели пару тысяч своих галлов и батавов для авангарда. Конницу и пехоту. Это не помешает.

– Слушаюсь, командир, – кивнул Агенобарб.

– Ну, все, – Германик оглядел столпившихся вокруг него офицеров. – С утра выступаем. Помоги нам, Юпитер Статор.

– Помоги нам! – хором откликнулись собравшиеся и быстро двинулись к своим подразделениям, чтобы отдать последние приказы и проверить последние детали перед выступлением.

* * *

Вернувшись в расположение союзных когорт, которыми он командовал, Домиций Агенобарб скрылся в своей палатке и минут десять не выходил оттуда, размышляя.

Он думал о том, удалось ли Каллону выполнить возложенную на него миссию, а также о своей шкуре, которая, в случае неудачи их плана, подверглась бы серьезной опасности.

И все-таки Гней Домиций надеялся на лучшее. А что ему еще оставалось делать?

Отдохнув немного и выпив кубок вина, он собрался было выйти из палатки, чтобы отдать приказы, но тут ординарец доложил, что к нему просится офицер галльской когорты.

Домиций поморщился. Он понял, кто это. Наверняка, опять настырный Гортерикс, которому никак не давала покоя таинственная смерть его земляка Риновиста.

Еще перед посадкой на корабли галл подходил к нему и спрашивал, как обстоят дела с расследованием. Агенобарб тогда резко ответил, что и у него, и у командующего сейчас других забот хватает. Вот если бы Гортерикс привел к нему человека, которого видел тогда в лесу его родственник, то другое дело...

Галл только развел руками. Ни он, ни его свояк так и не смогли отыскать в лагере того мужчину.

Да оно и понятно – Каллон в то время уже должен был подплывать к устью Рена.

– В этом случае, – ответил Домиций, – следует отложить разбирательство до возвращения из похода. Ведь сейчас самое главное – разгромить варваров, а потом уже можно посвятить внимание прочим проблемам.

Гортерикс удалился не солоно хлебавши, но Агенобарб по-прежнему не чувствовал себя в достаточной безопасности.

Тем более, что на корабле, во время плавания, офицер снова подошел к нему и сообщил, что намерен все же доложить о своих подозрениях главнокомандующему.

Домиций было перепугался, но так счастливо сложилось, что галлу не представилось такой возможности до самой высадки на берег. И вот теперь тот снова пришел, чтобы опять надоедать своими проблемами.

Впрочем, это была также проблема и самого Гнея Домиция, а потому он скрепя сердце распорядился пропустить к нему надоедливого подчиненного, которого с удовольствием приказал бы отстегать плетями за упрямство и назойливость.

Ординарец вышел, и вскоре в палатку ступил Гортерикс. Галл был бледен, но настроен весьма решительно. Он отсалютовал и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Домиций нетерпеливо махнул рукой.

– Знаю, знаю, – пробурчал он. – Я же тебе объяснял. Не до того сейчас. Командующий просто не примет тебя, а я ничего не могу сделать, пока ты не представишь мне человека, которого подозреваешь в убийстве. Или ты уже нашел его?

– Нет, командир, – ответил галл. – Но кое-что о нем узнал.

Домиций насторожился.

– Что именно?

– Один из солдат рассказал мне, что когда он нес караул на берегу Рена, какой-то человек отплыл в лодке вниз по течению. И, по описанию, он был очень похож на того, которого мы... – он сделал паузу, – которого я ищу.

– Что за глупости? – фыркнул Агенобарб. – Что это за призрак такой? Как он мог покинуть лагерь без особого разрешения?

– У него было особое разрешение, – глядя прямо в глаза римлянину, произнес Гортерикс. – Разрешение, подписанное тобой.

– Мной? – изумился Домиций. – Да ты в своем уме? Ты что, хочешь и меня впутать в эту историю?

Галл молча пожал плечами.

– Сейчас я был в штабе, – глухо сказал он, – но Германик ответил, что не может меня принять и сделает это после завершения похода.

– Ага, – оживился Домиций. – А что я тебе говорил?

– Послушай теперь, что я скажу, – твердо произнес галл. – Я не верю тебе и больше не поверю, что бы ты не обещал. После кампании я снова пойду на прием к командующему... если Боги сохранят мне жизнь.

– Вот именно, если сохранят, – со злостью бросил Домиций. – Что ж, твое право. Я понятия не имею, что ты от меня хочешь, и сам доложу Германику о твоих бреднях сумасшедшего. Но – после похода.

– Мой свояк... – начал Гортерикс.

– Да плевать мне на твоего свояка! – взорвался Домиций. – Все, вопрос исчерпан, и больше не смей надоедать мне. Иди и передай офицерам мой приказ построить когорты. У нас есть задание командующего.

– Слушаюсь, – ответил галл.

Он повернулся и вышел.

Домиций еще несколько минут просидел в палатке, собираясь с мыслями и глотая вино. Потом встал, одел шлем и откинул полог.