Текст книги "До начала (ЛП)"

Автор книги: Эми Плам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 31.
ДЖУНО

Когда я добираюсь до вершины горы, солнце уже садится. Я бросаю взгляд вниз на долину, и замечаю группу из десятка горящих костров. Недалеко от них поперек всей долины змеится река, а закатное солнце отражается в её водах.

Я вытягиваю руки и пытаюсь Прочесть ветер. Я думаю об отце, и нос мне начинает щекотать запах костра. Значит он там, внизу. Я нашла своих людей. Я оглядываю местность в поисках света фар или других признаков охранников, но никого из чужаков поблизости не вижу. А что, если они разместились среди хижин моего клана и живут вместе с моими людьми. Что тогда делать?

Хоть я и очень устала, бежала целый день, останавливаться и отдыхать я не хочу. Я уже близко. Я начинаю спускаться по склону, в спешке царапаю пальцы об острые камни, но даже не чувствую боли.

Все время пока я спускаюсь, долины мне не видно – ее закрывают деревья, наконец я добираюсь до открытой площадки, откуда открывается прекрасный вид. Я вижу гуляющих людей, вижу подсвеченные пламенем костра стены хижин. За поселением виден юго-восточный край ограждения, а на вершине забора недалеко от меня медленно включается и выключается красный огонёк. На западе за горами садится солнце.

«Там, где меня ждет Майлс», – думаю я и чувствую укол вины.

Луна, при которой прошлой ночью можно было читать, сейчас прячется за тучами. Что ж, ночь достаточно темна, чтобы решиться на последний этап моего долгого путешествия, и я в открытую бегу полмили через долину к ограде. Я двигаюсь прямо к мигающему красному огоньку и наконец добираюсь до него. Он в шести метрах надо мной, почти незаметный во мраке ночи.

Я задумываюсь, как мне перелезть через забор. Первая мысль – попытаться деактивировать коробку. Но я тут же вспоминаю разговор охранников: существует система, которая следит за состоянием забора, и она сразу подаст сигнал, если забор деактивируется. Меньше всего мне сейчас надо, чтобы сработала сигнализация, и все узнали о моём присутствии. На джипе они быстро доберутся до ограждения из любой точки ранчо, а если кто-то из них живёт среди моего клана, то и ещё быстрее.

Я должна найти способ перебраться, не включив сигнал тревоги. Моё незнание принципов работы подобных устройств ставит меня в невыгодное положение. Я с раскаянием ловлю себя на мысли, что тут бы мне очень пригодился Майлс.

«Даже не думай об этом, – приказываю я себе. – Ты сделала выбор, ты хотела, чтобы он был в безопасности. Чтобы все были в безопасности. Слишком поздно сожалеть».

Интересно, а вдруг забор ударяет током только голую кожу? Может, я смогу перебраться, обернув руки и ноги тканью? Я решаю проверить теорию, бросив на забор кусочек кроличьего мяса. Стоит мясу дотронуться до проволочной сетки, как раздается потрескивание, и оно падает на землю, на месте контакта остается опаленная чёрная полоса. Я оборачиваю кусок в хлопчатобумажную ткань и снова бросаю. Всё повторяется, только теперь в месте касания проволоки прожжённая ткань. Что ж, значит, идея перелезть через забор, пока он находится под напряжением, никуда не годится.

Я обдумываю проблему со всех сторон, но никак не могу придумать способ перебраться через изгородь без отключения металлической коробки. А значит, охрана может получить сигнал тревоги, что в свою очередь означает, что у меня ещё меньше времени, чтобы сбежать со своими людьми и покончить уже, наконец, со всем этим. Что ж, да будет так. Другого выхода у меня всё равно нет.

Я сажусь рядом с забором и закрываю глаза, устанавливая связь с Йарой и представляя в голове коробку. Как только связь устанавливается, я вижу множество тоненьких разноцветных проводов, собранных в пучки и вставленных в разные пазы. Я выбираю пучок, который переходит в самый толстый чёрный провод, и представляю мысленно под ним маленький костерок.

Я вижу, как цветная пластиковая обмотка начинает плавиться и слазить, а оголённые провода краснеют от жара. Серебристая коробка освещается изнутри, пока несколько маленьких искорок не разгораются, и все внутренности коробки не начинают пылать синим пламенем. Я открываю глаза и вижу, что мигающий красный огонёк потускнел и исчез.

Вокруг меня стоит тишина. На фоне глубокого чёрного неба я еле-еле могу различить изгородь. Я поднимаюсь с земли и приближаюсь к ней, продолжая наблюдать за коробкой над головой, которая больше не светится. Чтобы убедиться, что электричество действительно отключено, и я не сожгла своим мини-костром просто какую-нибудь сигнальную лампочку, я снова проделываю тест с кроличьим мясом. Завёрнутый в ткань кусок снова летит в ограду и падает на землю ничем не поврежденный. Никакого шипения. Никаких искр. Но разве я могу быть уверена, что соседние коробки не запрограммированы на то, чтобы взять на себя участок выведенной из строя коробки?

Я вспоминаю затравленный взгляд охранника, когда его коллега включил забор, прежде чем тот успел приземлиться. «Ты ведь меня чуть не убил!» – кричал он тогда.

Напряжение изгороди явно смертельно для человека. Но у меня нет выбора. Придётся рискнуть.

От страха у меня щемит в груди, я подношу руку на три сантиметра к изгороди. Затем убрав руку, отхожу на пару шагов. Потом разбегаюсь, подпрыгиваю и хватаюсь за изгородь как можно выше, цепляясь за решётку пальцами, подтягиваюсь, не останавливаюсь, стараясь забраться на вершину забора и перепрыгнуть на другую сторону прежде, чем электричество сможет меня обездвижить и убить. Я добираюсь до середины сетки, когда понимаю, что меня так и не ударило током – ограда всё ещё деактивирована. Я в безопасности.

Я цепляюсь крепче за проволоку и позволяю себе на секунду остановиться, чтобы выровнять дыхание, а потом лезу дальше. Я добираюсь до верхнего края, перебрасываю ноги через забор и ползу вниз по другой стороне, уже в самом низу спрыгиваю и приземляюсь; надеюсь, что никто не заметил моих акробатических номеров. Я поправляю рюкзак и потом, пригнувшись как можно ниже, добегаю до группы растущих кактусов и присаживаюсь за ними.

Теперь я всего лишь на расстоянии полёта стрелы от ближайшего костра, где сидит Галена, укачивающая на руках своего ребёнка – Аниак. Я оглядываю лагерь, но нигде не замечаю охранников, тут только мои люди. И я, наконец, позволяю себе испытать облегчение, постоянно растущее внутри меня до этого момента, и от него сердце колотится у меня в груди.

Я хочу подать знак своим людям, который точно каждый узнает – тот самый свист, который я издавала, возвращаясь с охоты, и все дети сразу же бежали мне навстречу. Но я до сих пор не уверена, что за моим кланом не следят, и не хочу, чтобы меня поймали так рано. Уит и так знает, что я здесь, и что я приду за своими людьми. Вопрос в том, предупредил ли он людей Эйвери?

Пока он не Прочтёт, что я здесь, я буду в безопасности от него. Или пока охрана Эйвери не заметит, что я деактивировала часть изгороди. От того, когда они это обнаружат, зависит количество времени, отпущенное мне на разработку вместе с кланом стратегии по освобождению Барсука и побег. Каждая секунда на счету.

Из одной из хижин выходит высокий парень, он несет к костру охапку поленьев. Я его еле узнаю в джинсах и футболке, ведь всегда видела его только в шкурах и мехах. Это Кенай, а рядом с ним Нома, одетая в майку и шорты. Моё сердце готово разорваться. Я так сильно по ним скучала, что сейчас меня просто переполняют эмоции, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не позвать их по имени.

Когда Нома наклоняется, чтобы подобрать пару веток, я бросаю свой рюкзак на землю и достаю из него арбалет. Поднимаю его на уровень глаз, прицеливаю чуть левее Номы, и спустя секунду болт уже врезается в дверь хижины в десяти сантиметрах от моей подруги. Она оборачивается, чтобы посмотреть, что же только что мимо неё пролетело, замечает болт, вытягивает его       из двери и принимается осматривать. Потом вскидывает голову и начинает удивленно осматриваться вокруг, я осторожно выпрямляюсь и машу ей рукой. Она меня замечает, бросает ветки и кидается ко мне.

– Господи, Джуно! Это ты! – одно мгновение, и она уже сжимает меня в крепких объятиях, а мое лицо тонет в её распущенных светлых волосах.

– Мы все знали, что ты придёшь. Только не знали когда, – бормочет она, ощупывая моё лицо, будто всё ещё не верит, что это я.

– О боже, Джуно, твои волосы, – шепчет она, осторожно прикасаясь к моей короткой стрижке, будто у меня на голове змеи, а не волосы.

Остальные тоже бегут в нашем направлении. Кенай подбегает первым и крепко меня обнимает.

– Ты мой Майский Жучок. Ты здесь, – произносит он.

– Ребята, я так по всем вам скучала, – говорю я и поглядываю на хижины поверх их плеч. – У вас тут никакой охраны? – уточняю я, в ответ Нома отстраняется и качает головой.

– Они все вернулись в особняк, – наконец отвечает она. – Они сказали, что нет смысла нас охранять, если они отобрали все наши амулеты и забрали Барсука после нашей последней попытки к бегству.

– Но почему Барсука? – восклицаю я. – Он же такой маленький!

– Именно поэтому, – мрачно отвечает Нома. – Он слишком мал, чтобы попытаться сбежать.

– Сегодня нас навестил Уит, – скривив от отвращения нос, рассказывает Кенай. – Он просил передать тебе, что как только ты встретишься с Эйвери, Барсука отпустят, и он сможет увидеться с мамой.

Из одной из хижин выходит мой отец и смотрит прямо на меня. Я хочу подойти к нему, но не могу сдвинуться с места. И, наконец, он сам подбегает ко мне, Нома и Кенай отходят в сторону, чтобы не мешать ему. Его лицо осунулось. Он ласково обнимает меня и хлопает по спине, как делал это всегда, когда я была маленькой девочкой, и меня надо было успокоить.

– Ох, Джуно, – говорит он, отстранившись и пристально глядя мне в глаза. – Я ведь просил тебя не приходить.

– Но я знала, что должна прийти, – отвечаю я, и хотя чувствую, что слёзы вот-вот потекут из глаз, я стараюсь держаться и с вызовом вскидываю подбородок. Мой отец знает, что это значит: я здесь, чтобы сражаться.

– Да, – печально отзывается он, – я знал, что так и будет.

ГЛАВА 32.
МАЙЛС

Мои расчёты оказались неверны. Во-первых, истинные границы ранчо оказались не совсем там, где нарисовал мужчина с заправки: мне дважды приходилось возвращаться, и в итоге я проехал на восток гораздо дальше, чем предполагал. А во-вторых, ни одна, пусть и грунтовая, дорога не вела прямо к ранчо.

В какой-то момент с главной дороги стала видна изгородь, а за ней – нечто похожее на взлётно-посадочную полосу посреди поля. Наверно, богатые клиенты Эйвери прилетают на частных самолётах. С дороги ранчо кажется абсолютно неприступным, хотя я знаю, что это невозможно: охранники ведь входят и выходят оттуда, и они точно знают, где главные ворота, потому что снаружи нет никаких указателей или хоть каких-то намёков на вход.

Я паркую грузовик на заброшенной стоянке, возвращаюсь на милю назад к забору и иду вдоль него на юг. Наконец, полтора часа спустя, я добираюсь до чего-то, похожего на главный вход. Эти ворота охраняются: в будке сидит парень, а рядом шлагбаум, впускающий и выпускающий машины.

На одной стороне висит большой знак со сделанной курсивом надписью «РАНЧО ЭЙВЕРИ». Вдоль дороги растут деревья, и я использую их как прикрытие, подбираясь к воротам. Наконец я останавливаюсь в трёх метрах от будки охранника и вижу внутри парня, играющего в компьютерную игру. Он прекращает свое занятие и делает глоток кока-колы, а затем выставляет пустую стеклянную бутылку на выступающий подоконник. Прямо рядом с его стулом я замечаю автомат.

Я оглядываю шестиметровый забор. Вскарабкаться на него я не могу – он под напряжением. Эти охраняемые ворота – единственное встреченное мной открытое место. Если бы там не было этого парня, то я смог бы легко проскользнуть под шлагбаумом и пробраться на территорию. Похоже, помимо контроля въезжающих и выезжающих автомобилей, Эйвери, не особо волнуется, что кто-то может проникнуть на его территорию. Думаю, никто бы не захотел так рисковать своей жизнью. Сумасшедший техасец и его личная армия. Кто ж на такое покусится?

Впервые за все это время я осознаю – то, что я делаю, очень опасно. По лбу текут струйки пота, ладони вспотели. Отлично. Я ещё даже не проник за ворота, а уже напуган до чёртиков. Хотя может это и хороший знак: по крайней мере, это значит, что я нормален и реагирую правильно.

И вот я, восемнадцатилетний подросток, никогда даже не посещавший КПОЗ<sup>[15]15
  Корпус подготовки офицеров запаса – базирующаяся в колледжах система подготовки офицеров Вооруженных сил США. В дополнение к обычной учёбе учащиеся получают базовую военную подготовку, регулярные сборы и расширенную летнюю подготовку. По окончании обучения, лучшие 25% выпускников получают возможность продолжить службу кадровыми офицерами. Остальные 75% продолжают службу в запасе.


[Закрыть]</sup>, пытаюсь пробраться на охраняемый объект. Когда мы убегали вместе с Джуно, именно один из этих людей чуть не убил меня. И я думаю, парнишка на воротах тоже не постесняется меня застрелить, если заметит. Волна паники почти заставляет меня повернуть и бежать к спасительной кабине оставленного грузовика.

Огромным усилием воли я подавляю свой внутренний страх, отбрасываю эмоции и стараюсь сосредоточится на своей дальнейшей цели. Чёрт, кого-то я себе сейчас напоминаю.

Я подползаю ближе к будке охраны, стараясь, чтобы парень внутри меня не заметил. Я внимательно слежу, когда же он, наконец, наклонится или отвернётся в другую сторону. Всё, что мне требуется, это чтобы он на пару секунд отвлёкся, а я тем временем смог бы проскочить мимо будки и оказаться вне зоны его видимости.

Я вытаскиваю арбалет из сумки, натягиваю тетиву и вкладываю в паз болт, а затем прицеливаюсь во всё ещё стоящую на подоконнике бутылку из-под кока-колы.

Такая маленькая. Как же мне не промахнуться?

«Сконцентрируйся», – приказываю я себе. Нажимаю на спусковой крючок, и болт летит прямиком к бутылке. Но пролетает в каких-то двух сантиметрах от нее и приземляется среди деревьев по другую сторону будки охраны. Я выдыхаю, подавляю разочарование и снова прицеливаюсь. Нажимаю на спусковой крючок. К моему изумлению, бутылка из-под кока-колы подлетает вверх, с громким стуком приземляется на асфальт и начинает катиться.

Охранник чертыхается, выбегает из будки и гонится за катящейся по дороге бутылкой. Я выскакиваю из-за дерева, пригнувшись, проскакиваю под шлагбаумом и бросаюсь в заросли бамбука с другой стороны забора. Из своего укрытия я вижу, как охранник поднимает бутылку и возвращается к будке. Когда он наклоняется, чтобы бросить её в мусорный бак под окном, я разворачиваюсь и со всех ног мчусь подальше от главных ворот. Все это время я бегу как заправский спортсмен, пробегаю полосу сосен, но вскоре деревья начинают расти реже, и я бросаюсь (возможно, слишком сильно) на землю. От удара у меня вышибает дыхание, и я ползу к месту, где рядом с деревьями проходит дорога.

Передо мной раскинулось ранчо. С того места, где я лежу, мне видно, как дорога петляет между сосен, затем превращается в простой металлический мост над рекой и заканчивается у огромного белого особняка с развевающимся на крыльце американским флагом.

Позади особняка одноэтажное здание в форме буквы «Г» с множеством дверей и окон, похожее на придорожный мотель. Рядом с ним припаркованы Ленд Роверы и джипы.

 «Наверно, здесь живёт охрана», – размышляю я. Судя по количеству дверей в здании и машин снаружи, я предполагаю, что здесь можно разместить не меньше сорока человек.

Солнце только клонится к закату. Я решаю пробраться к склону под прикрытием деревьев, там дождаться темноты, а уж потом пересечь мост и подобраться ближе к главному дому.

Но что мне делать, когда я туда доберусь... Понятия не имею.

ГЛАВА 33.
ДЖУНО

Меня окружил весь клан, каждый хочет меня обнять: дети – с радостью, старейшины – с печалью в глазах. Некоторые даже бормочут «Прости», обнимая меня. Все-таки, правда вышла наружу. Меня раздирает столько эмоций, что говорить не получается. Ничего, слова придут позже, а пока за них будут говорить объятия.

Наконец, мы с отцом идем в его хижину. Я показываю рукой на скудную мебель внутри.

– Только самое необходимое, – комментирую я, не зная, что ещё сказать. Ещё никогда я не чувствовала себя так неуютно наедине с папой.

Он чувствует моё напряжение и решает поддержать пустой разговор.

– Один из охранников рассказал мне, что Охотник Эйвери нашёл эти заброшенные хижины, подлатал их и размещал в них тех гостей, кто хотел пожить «в единении с природой».

Я молча киваю и кладу свой арбалет рядом с дверью.

Мой отец садится на ровный глиняный пол и жестом приглашает меня последовать его примеру. Его лицо мрачное, и выглядит он так, словно не спал несколько дней. Мы сидим в полной тишине, пока он наконец не произносит:

– Вперёд.

– Что значит «вперёд»? – не понимаю я.

– А то и значит, вперёд. Плачь. Кричи. Назови меня лжецом. Скажи, что ты меня ненавидишь. Скажи всё, что хотела высказать мне в лицо все эти недели.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. А когда открываю их, они полны слёз.

– Если честно, пап, я разрываюсь между желанием тебя ударить и обнять. Внутри меня борются любовь и ненависть, чувство облегчения и предательства. И если я позволю всем этим эмоциям сейчас прорваться наружу, боюсь, я просто взорвусь.

– Я не виню тебя за то, что ты меня ненавидишь, – отвечает отец, и печаль на его лице говорит больше, чем любое извинение.

– Ты лгал мне, – произношу я. – И не только ты. Все старейшины мне лгали. Но ты... ты же мой отец. Как ты мог растить меня, заботиться обо мне, учить меня отличать добро от зла, и при этом врать мне в лицо?

– Джуно, – начинает говорить отец, – ты можешь не слушать мои оправдания. Но в данной конкретной ситуации я решил, что благополучие мира – человечества и всего живого, будущего нашей планеты – гораздо важнее, чем мой долг перед дочерью. Если эта ложь означала твоё выживание и выживание твоих потомков, тогда я готов был пожертвовать душой и продолжать лгать тебе и другим детям.

– Я тебя слышу, – шепчу я, вытирая очередную слезу. – Но не могу этого принять. Ты мог рассказать нам истину. Доверить нам правду о происходящем.

Отец лишь качает головой.

– Помнишь Кеная, когда ему было тринадцать? Он восставал против каждого правила, подвергал сомнению всё, что ему говорили родители. Как ты думаешь, он бы справился с правдой? Думаешь, он остался бы на нашей скрытой от внешнего мира территории?

Я отрицательно качаю головой.

– И это только один пример, Джуно. Нам пришлось выдумать историю, которая держала бы нас всех вместе. Отдельно от остального окружающего мира. Историю, которая бы сохранила наш секрет.

– И это все равно неправильно, – не уступаю я.

– Знаю, – отвечает папа. – Но это лучшее, что мы смогли придумать. Старейшинам пришлось объяснять всё собственным детям, а кому-то и самому себе. Нам всем пришлось иметь дело с последствиями как всеобщего, так и личного обмана. Кого-то прощали.

Он опускает глаза.

– Кого-то нет.

Глаза щиплет, я стискиваю зубы и сжимаю кулаки.

– Поплачь, Джуно, – произносит отец.

Вытерев уголки я глаз, я судорожно вдыхаю. Я вижу, что папа хочет меня обнять, но боюсь, если он это сделает, я разревусь и остановлюсь нескоро. Я обхватываю плечи руками, давая понять, чтобы он не подходил.

– Зачем ты пришла сюда, ведь я просил тебя этого не делать? – мягко спрашивает он.

– Я отвечаю за свой клан, – отвечаю я.

Папа поднимается, доходит до угла и берет бутылку воды. Вернувшись, снова садится и протягивает её мне.

– Джуно, с того момента, как клан похитили, я постоянно думал о тебе. Спрашивал себя, правильно ли я тебя воспитал. Ты росла, сознавая, что будешь следующей главой клана. Я знаю, какую ношу взвалил на тебя Уит. И я знаю, что члены клана не только смотрят на тебя, будто ты им принадлежишь, но и ведут себя точно так же. Считают тебя своей собственной Видящей клана.

Отец садится ближе ко мне, взлохмачивает мои короткие волосы.

– Из-за этого у тебя практически не было детства. Ты никогда не знала, что значит быть беззаботной. Не чувствовать ответственность за выживание клана. Я был не прав, воспитывая тебя так. Но когда твоя мама умерла, мне было тяжело отказать Уиту и старейшинам. Ты была единственной, кто мог занять её место.

– Потому что могу творить Заклинания? – спрашиваю я.

– Отчасти да, – отвечает отец. – Но есть кое-что другое, более важное, о чём я с тобой никогда не говорил. Я все ждал, пока ты пройдёшь Обряд. Но теперь этого может никогда и не произойти. Поэтому пришло время тебе всё рассказать.

Я вскидываю руку, прерывая его.

– И я должна тебе поверить, потому что...

– Мы больше не будем друг другу лгать. Больше никаких секретов, – произносит мой отец. – Клянусь памятью твоей матери. Тебе решать, верить мне или нет. Но уверяю: всё, что я тебе расскажу, – правда.

Я, молча, за ним наблюдаю.

– Что тебе уже известно об Амрите? – задает он свой вопрос.

– Кое-что я уже поняла сама, а прошлой ночью Уит практически всё подтвердил, – отвечаю я.

Он с грустью кивает.

– Я видел в огне, как ты с ним разговаривала. Он рассказал тебе о нашей роли в изобретении Амрита? Про легенду твоей матери?

Я согласно киваю.

– Что-то об исцелении волчицы, которая прожила потом еще очень долго.

Отец делает глоток из стакана и начинает разглядывать потолок, словно пытается увидеть там прошлое.

– И легенда твоей матери, и другие сказания о вечной или продлённой жизни, которые мы впоследствии отыскали, упоминали использование «жизненной силы прорицательницы». Женщины, которая являлась единым целым с землёй – дочерью Геи.

Твоя мать не просто рассказала нам свою легенду, она ещё и была нужным человеком для её воссоздания. Только поэтому мы смогли добиться успеха там, где другие ученые веками терпели неудачу. Только поэтому мы, люди, смогли взломать скрытый веками код... и получить доступ к тайнам земли.

– Что значит, мама была «нужным человеком»?

По телу поползли мурашки.

– Что ты знаешь о родственниках своей матери? – спрашивает отец, и на его лице явно проступает чувство вины.

– Ну, до того, как Уит рассказал мне, что она родом из Монголии, я всегда думала, что её родственники из Китая.

– Из той части Китая, которая когда-то была под властью Монгольской империи, – уточняет отец. – Твоя бабушка была из племени кочевников, поклонявшихся земле, на которой живут и которую обрабатывают. Их женщины были прославленными шаманами и лекарями.

Твоя бабушка часто рассказывала своей дочери легенды их племени. Она говорила, что твоя мать особенная, потому что в ней течёт кровь жрицы. Одной из интересующих твою мать тем в философии Геи и движении, созданном нами, было поклонение природе её предками. Он была связана с Геей своим происхождением.

В легенде о волчице, рассказанной твоей бабушкой, говорилось, что жизненная сила, которую использовала пророчица, была её собственной кровью. Вот это и сделала твоя мама, когда мы готовили первую порцию Амрита. И каждую партию после этого. Больше ничья кровь не работала.

В моей голове, словно плотина прорвалась: мысли завертелись, и всё затопило осознание. Её кровь. Моя кровь. Причина, почему только она и я могли проводить Обряд. Но только я начала что-то понимать, как тут же появилось множество других вопросов.

Мой отец наблюдает за тем, как я обдумываю его слова. Он ждет, пока я приведу мысли в порядок, и продолжает:

– Мы испробовали Амрит сначала на животных, а затем на себе. Мы провели столько тестов, сколько смогли, пытаясь понять, чем отличается кровь твоей матери от любой другой. Это было до того, как мы открыли ту мутацию глаз и замедление старения на подопытных животных. А после этого мы решили скрыться, чтобы защитить своё открытие от внешнего мира. А на Аляске у нас уже не было нужного оборудования для дальнейшего проведения опытов с образцами крови.

Как бы то ни было, когда ты была маленькой, твоя мать взяла у тебя образец крови, чтобы выяснить, можешь ли и ты «возвращать к жизни Амрит», так она это называла. И оказалось, что можешь.

– Вот почему Уит всегда заставлял меня готовить эликсир для Обряда? – спрашиваю я.

– Да, ты – ключевой элемент Амрита. Без твоей матери... без тебя... он работать не будет.

Глаза отца не выражают ничего. Я понимаю, что он прокручивал этот разговор в голове сотни раз, продумывая каждое слово, ведь рано или поздно он должен будет мне все объяснить.

– А как Уит собирался продавать препарат, для которого требуется кровь определённого человека? – возникает у меня вопрос.

– Думаю, он решил, если найдёт покупателя с достаточными финансами, они смогут провести тестирование твоей крови и разработать новый альтернативный вариант препарата, который и будут производить.

Больше не знаю, что сказать. Просто сижу и жду, когда мысли сами сложатся во что-то определенное. Во что-то адекватное.

– И что бы сделал клан, если бы я умерла, как и моя мать? Формула Амрита умерла бы вместе со мной? – наконец спрашиваю я.

– Полагаю, да, если бы ты не успела родить дочь к тому времени, – печально улыбается отец.

Эта информация становится последней каплей, больше думать я не в состоянии. Ложусь на пол и гляжу в потолок.

– Как ты себя чувствуешь, Майский Жучок? – спрашивает папа.

– Использованной. Обманутой. Запутавшейся.

Отец молчит. Он больше не пытается ничего объяснить, и я ему за это благодарна. Он не может уже ничего сказать, что заставило бы меня чувствовать себя лучше. Не может ничего сделать, ничто не вычеркнет последних семнадцати лет моей жизни. Если бы я только могла поговорить с мамой! В её жилах текла такая же кровь. И эту кровь она использовала, чтобы создать нечто, способное, по её мнению, спасти мир... пока не поняла, что это «нечто» может его и уничтожить.

Я слышу звук подъезжающей машины и голос Уита, зовущий меня по имени. Я поднимаюсь и подхожу к двери папиной хижины. Уит сидит за рулём огромного автомобиля, похожего на грузовик, а двое охранников стоят рядом с машиной.

Я поворачиваюсь к отцу, поднявшемуся с земли и вставшего за моей спиной.

– Присмотри за моими вещами, – прошу я, глядя в угол хижины, где оставила арбалет и рюкзак.

– Тебе не обязательно идти с Уитом, – произносит папа.

– Я – жизнь клана. В буквальном смысле, – отзываюсь я. Очень хочется сказать папе, что я по-прежнему его очень люблю, но не могу произнести ни слова.

Я выхожу наружу и прищуриваюсь от ослепившего меня света фар. Я поднимаю руки вверх, чтобы показать, что они пусты, пристально гляжу на Уита и произношу:

– Я была тебе нужна? Я тут.