Текст книги "Белая Роза (ЛП)"
Автор книги: Эми Эвинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– А когда ты понял? – спрашивает Рай.
– Не уверен, – говорит Эш. – Трудно объяснить. Но как только я ее увидел, я не смог… развидеть ее. Если это имеет смысл. Мы на них не смотрим, понимаешь? На суррогатов. Но неожиданно она оказалась человеком – эта умная, красивая девушка, с которой так плохой обращались. Слышал бы ты, как она играет на виолончели, Рай – тебя словно переносит в другой мир. Она заставила меня снова почувствовать себя человеком. Она заставила меня хотеть того, что я считал не предназначенным для меня.
– Должно быть, это приятная перемена – быть с кем-то твоего возраста, с девушкой не из этого Дома, – хмыкает Рай.
– Не будь таким разговорчивым, – сказал Эш. – Тебе не идет.
– Ты не видел меня несколько месяцев, – возражает Рай. – Ты не знаешь, что мне теперь идет.
– Принимать “синеву”? Вот какой ты теперь?
Слышен тяжелый вздох и скрип матраса. – Я больше не мог держаться. Эмори мертв. Майлз настолько подсел, что уже на грани того, чтобы стать Помеченным и быть вышвырнутым на улицу. Джиг мертв. Трак начинает резать себя на видных местах. Бирч скоро выйдет из возраста. Ты беженец. Кто у меня остался?
Молчание затягивается.
Эмори мертв? – переспрашивает Эш.
– Да.
– Но он всегда был таким…
– Я знаю. – Голос Рая резок.
– Я не хотел оставлять вас вот так, – говорит Эш.
– Не начинай вести себя так, будто ты несешь ответственность за проблемы всех. Я сам принимаю решение. Как и ты.
– Никто из нас не выбирал жизнь компаньона, Рай.
– Именно это мы и сделали.
– Ложь, выкуп и похищение нельзя определять, как выбор. Если бы ты знал, что на самом деле стоит за работой компаньона, стал бы ты это выбирать?
– Мне пришлось, – говорит Рай. – Ты знаешь лучше, чем кто-либо. Моя семья нуждалась в деньгах.
– Так и есть. Они не дали нам иного выбора.
– Не вижу смыла так думать.
– Я тоже так думал. Вайолет изменила мое мнение. У суррогатов тоже нет выбора. И еще я относился к ним как к мебели, аксессуарам. Я не видел в них людей. Я был совсем как члены королевской семьи, которых я так ненавидел. – Он вздыхает. – Я больше не хочу быть как они. И не буду.
– Так куда конкретно вы держите путь? – спрашивает Рай после паузы. – Вы правда думаете, что существует место в каком-либо округе Одинокого города, где Королевская семья не сможет найти вас? И не просто любой член королевской семьи, а Дома-Основатели? Нужно было влюбляться в суррогата попроще.
Я практически слышу, как Эш закатывает глаза. – Нам немного… помогают. Тот, кому можно доверять, даже если он мне не нравится.
Рай посмеивается. – Ревнуешь к другому мужчине?
– Едва ли, – отвечает Эш, но в его тоне есть что-то заставляющее меня думать, что он лжет. Это странно. Почему Эш ревнует к Люсьену?
– Ты знаешь, – говорит Рай, – странно, что твой побег во всех газетах, но суррогат сбежал, а об этом не было ни слова. Ни сплетен, ни слухов, ничего. Ты горячая тема, но твоя девушка… Я имею в виду, разве это не было бы большой историей?
– Я думал об этом, – говорит Эш. – Герцогиня – невероятно умная, амбициозная женщина. Если она не рассказала об отсутствии Вайолет в Жемчужине, у нее должна быть причина.
В этот момент Рейвен резко садится, заставляя всех в комнате подпрыгнуть.
– Кто-то идет, – шипит она.
Мгновение – и Эш на ногах.
– Идите в ванную, – говорит он. Рейвен и я выпутываемся из одеял и бежим, оставляя Эша заправлять кровать как можно быстрее. Рай наблюдает за всем этим с растерянным выражением.
– Что происходит? – спрашивает он.
– Если Рейвен говорит, что кто-то идет, значит, кто-то идет, – говорит Эш. Он заканчивает с постелью и спешит присоединиться к нам в ванной комнате. – Нас здесь нет, – предупреждает он Рая и захлопывает дверь.
Рейвен свернулась в ванной, обнимая колени. Я присела на край ванны. Эш прижимается к двери. Он прикладывает палец к губам, и я киваю, когда он выключает свет.
Мы слышим, как дверь в спальню открывается, и звуки того, как Рай выбирается из постели.
– Доброе утро, Госпожа.
– Доброе утро, мистер Уитфилд. – Ее голос похож на покрытое медом лезвие – резкий и сладкий одновременно. Эш опускается на пол, держась руками за голову. Я не могу ничего с собой поделать – я становлюсь на колени рядом с ним и приставляю глаз к замочной скважине.
На секунду я не вижу ничего, кроме неубранного туалетного столика Рая и полосатого дивана у окна. Затем в поле зрения появляется женщина и откидывается на диван, прямо на уровне моих глаз.
Сколько ей лет, сказать невозможно – на ней много макияжа, и хотя он ей очень идет, у меня есть определенное впечатление, что лицо изменено, ее кожа натянута, чтобы не было морщин. Глаза немного кошачьи. Тело облачено в атлас, жемчуг на шее и в ушах. Она крупная, но не так, как отвратительно полная Графиня Камня – Мадам Кюрьо очень фигуристая, с большой грудью и широкими бедрами. Всем своим видом она создает ощущение, что она многое повидала.
– Вы полностью оправились после обслуживания Леди дома Пера, мистер Уитфилд? – спрашивает она. – Я знаю, для нее нужно довольно много выносливости.
– Это было удовольствие, Мадам. Я в порядке, спасибо.
Я не могу видеть Рая, но если бы я не знала большего, я бы ему поверила. Мадам Кюрьо улыбается.
– Я рада это слышать. У меня для вас новый клиент. На самом деле, просили именно вас.
– Для меня большая честь, Мадам. Кто эта молодая леди?
Мадам Кюрьо улыбается еще шире. – Карнелиан Силвер, из Дома Озера.
Мое сердце замирает. Мадам Кюрьо проводит пальцем по щеке, задумчиво глядя на Рая. – Герцогиня попросила вас лично. Дом-Основатель. Очень впечатляет. Будем надеяться, что вы не упустите эту возможность, как ваш бывший сосед по комнате.
– Конечно нет, Мадам.
– Мне не нужно будет говорить, что мой дом порождает насильников суррогатов и дезертиров.
– Нет, Мадам. Я очень хочу встретиться с мисс Силвер. Я уверен, что мы приятно проведем время вместе.
Мадам Кюрьо поджимает губы. – Подойди сюда.
Мой глаз будто приклеился к замочной скважине. Я хочу отвести взгляд, но не могу. Я чувствую, как Эш напрягся рядом со мной.
Рай появляется в поле зрения, все еще без рубашки. Когда он двигается, мышцы его спины идут волнами. Мадам Кюрьо приподнимается с дивана и проводит рукой по груди.
– Очень мило, – одобрительно отвечает она. Ее рука движется дальше. – Хм, – бормочет она через пару секунд. Приходи в мою комнату этим вечером в шесть. Давай проверим, на что ты способен.
– Да, Мадам.
– И отчитайся доктору Лейни этим вечером как обычно.
– Конечно, Мадам.
Мадам Кюрьо встает так плавно, что напоминает мне герцогиню. Она двигается будто она из королевской семьи.
– Хороший мальчик, – говорит она, поглаживая его по щеке. Затем она уходит из моего поля зрения. Я слышу, как дверь открывается и закрывается. Рай замирает на секунду, затем идет к ванной. Я отшатываюсь назад, когда он открывает дверь.
– Итак, – говорит он. – Наверное, я твоя замена.
– Она знает, – говорит Эш, глядя вверх со страдальческим выражением. – Она знает, что ты связан со мной так или иначе. Она делает это, чтобы найти меня. Найти Вайолет.
– Я не могу ей ничего сказать, – констатирует Рай. – Я не знаю, куда вы направляетесь.
– Но ты нас видел, – говорит Эш. – Вместе. И Рейвен.
Рейвен резко поднимает голову. – Ты не можешь сказать ей, – говорит она. – Она не может знать, что я жива.
– Можете остановиться на секунду? – спрашивает Рай. – Я не просил об этом. Мне не нужно было, чтобы вы вошли в мою жизнь и испортили все.
Эш поднимается на ноги. – Ты прав. Говорить ей или нет, это зависит от тебя. Но она просила тебя по какой-то причине. Я не знаю, как и когда, но в какой-то момент она расспросит тебя обо мне.
Рай криво улыбается. – Лучший ученик, вот кем ты был? Самый желанный в Жемчужине. – Он качает головой. – Пойдемте, давайте отведем вас куда-нибудь в более безопасное место, чем эта комната. Сейчас все должны быть внизу на завтраке.
Рейвен вылезает из ванны и идет прямиком к Раю. Она хватает его запястье и смотрит на него острым, пронзительным взглядом.
– Ты боишься, – говорит она. – Это хорошо. Ты должен.
Она проходит в спальню. Рай поднимает бровь.
– Я не боюсь, – говорит он.
Эш и я обмениваемся взглядом, но ничего не говорим.
Рай проверяет, чист ли горизонт, затем мы вчетвером быстро спускаемся вниз и выходим через дверь, в которую вошли прошлой ночью.
Территория еще красивее днем. Снег, припорошивший дорожки гравия, сверкает словно бриллианты. Мы запаслись большим количеством свитеров, пальто и шарфов, чтобы не мерзнуть, но мы с Рейвен обе обуты в ботинки Эша с носками, запихнутыми в носы, чтобы они были в пору. Поэтому мы шагаем немного странно.
Мы стараемся держаться у стен общежитий, их окна следят за мной словно пустые глаза. Виднеется крупное здание, одна сторона которого увита плющом. Каменная лестница ведет к впечатляющей двойной дубовой двери.
И в отдалении, на самой дальней стороне рядом со стеной, окружающей территорию, на длинной платформе стоит гладкий черный поезд. Он даже меньше чем тот, на котором я приехала на Аукцион – лишь один маленький вагон, прицепленный к локомотиву. Из его трубы поднимаются огромные клубы дыма, будто он готовился к отправлению.
– Он здесь, – говорит Эш.
– Это странно. Может, расписание изменилось в последнюю минуту. Думаю, судьба на вашей стороне, на данный момент, – говорит Рай. – Он не может отправляться в Жемчужину – мой поезд отправится только завтра, когда доктор и Мадам со мной закончат. Он должен отправиться в низшие округа. – Он хлопает Эша по плечу. – Вам лучше сесть на него, пока остальные все еще на завтраке.
Мой желудок урчит при мысли о еде. Но сейчас на это нет времени.
– Спасибо, Рай, – говорит Эш, пожимая ему руку. – Серьезно. Я не знаю, что бы мы делали без тебя.
– Вероятно, были бы казнены, – говорит Рай, пожимая плечами и усмехаясь. – Значит, ты мне должен.
– Я знаю, – говорит Эш без намека на веселье в голосе. – Будь осторожен во Дворце Озера. Пожалуйста. Тебе не нужно беспокоиться о клиенте – она не заинтересована в компаньонах. Но никогда, ни при каких обстоятельствах, не говори Карнелиан, что ты меня знаешь. Вероятно, она спросит. Тебе нужно солгать.
– Что же, похоже, грядут приятные перемены, – говорит Рай.
Эш натягивает улыбку. – Мне жаль.
– Перестань это говорить, – сказал Рай. – Это не твоя вина. Перестань вести себя, как будто ты разделяешь бремя всех компаньонов. Это не так.
– Я знаю.
– И береги себя, – добавляет он.
– Я постараюсь.
– Спасибо, – говорю я Раю. Он кивает.
– Знаешь, – говорит он. – Я не думаю, что слышал когда-либо, как суррогат разговаривает.
Я не уверенна, что на это ответить. Взглянув на Эша в последний раз, Рай уходит от нас.
Мы втроем разворачиваемся и бежим к станции. Мы подбегаем все ближе, и я вижу окрашенную деревянную вывеску с надписью КОМПАНЬОНСКИЙ ДОМ МАДАМ КЮРЬО. За вывеской находится небольшая станция, и Рейвен хватает меня за руку и тянет меня за нее, Эш – за нами. Мы быстро научились доверять ее инстинктам. Через несколько секунд, из поезда появляются двое Ратников и начинают прохаживаться по платформе.
– Все чисто, – говорит один другому.
– Он был бы полным дураком, если бы вернулся сюда, – говорит второй Ратник, пока они вдвоем спускаются с платформы и идут в сторону территории. Мы втроем прижимаемся к грубой деревянной стене станции.
– Я не понимаю, почему мы должны работать в две смены, чтобы найти какого-то компаньона, – ворчит первый. – Он же не насиловал саму герцогиню.
– Не дай майору услышать, как ты высказываешься, – говорит второй. – А то будешь отправлен на службу в Болото, прежде чем сможешь произнести “Дом Основатель”.
– Да, да, – говорит первый. – Пойдем, посмотрим, не открыта ли кухня, я умираю с голоду.
Мы ждем, пока их шаги полностью исчезнут, и вокруг наступит тишина.
– Идем, – шепчет Эш. Мы быстро взбираемся по ступеням на платформу. Эш открывает дверь вагона и заводит нас внутрь.
В отличие от поезда из Южных ворот, в компаньонском вагоне есть ряды деревянных сидений, смотрящих в одном направлении. На окнах висят шторы, и проход застелен зеленой дорожкой.
– Где мы должны спрятаться? – спрашиваю я.
Эш останавливается в третьем ряду.
– Здесь, – говорит он. Он наклоняется, и я слышу щелчок. Целый ряд сидений поднимается, открывая длинную прямоугольную нишу. – Вы двое будете здесь. В шестом ряду есть другой отсек. Я спрячусь там. Надеюсь, кто бы ни отправлялся этим поездом, сделает это как можно скорее.
– И, надеюсь, они отправляются к Ферме, – добавляю я. Я смотрю вниз на нишу и меня передергивает. Она жутко напоминает открытую могилу.
– Кажется, я предпочитаю багажник машины Гарнета, – говорю я.
– По крайней мере, это не морг, – говорит Эш.
Я забираюсь в нишу – она немного глубже, чем я думала. Я протягиваю руку Рейвен. Когда она смотрит вниз в пустое пространство, я вижу ее бледное лицо. Даже губы ее побелели.
– Обещай мне, Вайолет, – говорит она, – что, если я войду туда, я снова выйду.
– Я обещаю, – отвечаю я.
Она берет мою руку, и я помогаю ей забраться внутрь. Мы обе ложимся – здесь удивительно много места.
Эш со страдальческим выражением смотрит на нас. – Сидите так тихо, насколько это возможно. Я приду за вами, когда мы приедем… куда бы мы ни приехали.
Сказать или сделать больше нечего, кроме как цепляться за хрупкую надежду, что это сработает. Он захлопывает сиденья над нами, и мы с Рейвен погружаемся в темноту.
Через некоторое время мои глаза начинают приспосабливаться. Серый свет просачивается сквозь деревянные перекладины над нами.
– Вайолет? – шепчет Рейвен.
– Да?
– Как ты думаешь, что это за место, куда мы собираемся в Ферме… ты думаешь, там есть кто-нибудь, кто может мне помочь?
Очертания ее лица мягкие, почти расплывчатые. Я хочу сказать ей, что с ней все с порядке. Я хочу сказать ей, что есть способ исправить то, что сделала Графиня. Но я не могу ей лгать.
Ее губы растягиваются в грустной улыбке. – Как я и думала. – Она наматывает прядь волос на палец. – Эмиль сказал мне, что я сильнее всех суррогатов, которых он когда-либо видел. Я единственная, кто выжил после зачатия. – Другая ее рука скользит к животу.
– Эмиль, он был твоей фрейлиной? – спрашиваю я. Она кивает. – Ну он был прав. Ты самый сильный человек, которого я знаю. И, кроме того, Люсьен – гений, может быть, он поймет, как тебе помочь.
– Должно быть, он очень заботился о тебе.
– Я напоминаю ему того, кого он знал, – говорю я. – Его сестру. Она была суррогатом. Она умерла.
Мы на время замолкаем.
– Его сестра умерла при родах? – спрашивает Рейвен.
– На самом деле, я не знаю, – говорю я. Я вспоминаю Самую Длинную Бальную Ночь, когда Люсьен поймал Эша и меня вместе и рассказал мне правду о суррогатах. Его слова эхом раздаются у меня в голове.
У меня была сестра. Азалия. Она была суррогатом. Я пытался ей помочь, пытался сохранить ей жизнь, и на какое-то время мне это удалось. Пока однажды не произошло непоправимое.
Он никогда не говорил мне, что именно произошло.
– Я умру, если у меня будет этот ребенок, не так ли? – тихо спрашивает Рейвен.
В моем горле твердеет ком страха.
– Да, – говорю я.
– Да, – повторяет Рейвен. – Я понимаю. Я чувствую это.
Я не позволяю себе думать об этом, о смертном приговоре, который Рейвен вынесла себе. Я обнимаю свое тело, как будто это поможет мне не развалиться.
В это мгновение мы слышим щелчок, и дверь в вагон открывается.
Рейвен и я замираем. Пространство над нами заполняется звуками шагов и голосами.
– Слишком рано для этого, – говорит человек. Его слова отрывисты, и голос создает впечатление того, что его обладатель хорошо образован…
– Я принес кофе, сэр, – отвечает молодой голос.
– Отлично.
– И вот ваша газета.
Слышен скрип дерева, когда кто-то садится. Шелест газеты сопровождается звуком и запахом наливаемого кофе.
– Страшное дело, – говорит мужчина. – Мадам Кюрьо была подавлена, когда узнала. Должен признаться, я тоже был в шоке. Эш Локвуд изнасиловал суррогата? Я сам обучал этого молодого человека. Он был исключительным компаньоном. Одним из лучших.
– Возможно, это недоразумение, мистер Биллингс, – говорит парень.
Доносится громкий свист, и, пошатнувшись, поезд начинает движение.
– Ерунда, – говорит мистер Биллингс. – Мы не ставим под сомнение показания Дома-Основателя.
– Да, сэр. Конечно, сэр. – Возникает пауза. – Как вы думаете, семья мистера Локвуда согласится на сделку? Я хочу сказать, вы уверены, что он вернется к ним?
Я слышу, как сердце Рейвен бьется в такт с моим собственным.
– Ну ради бога, Рэд, куда еще он собирается идти? Я не могу себе представить, как он не выдал себя за такое долгое время, за исключением, конечно, рынка Лэндинга, и какая это была катастрофа. Нет, ему скоро придется вернуться домой. И из того, что я узнал о характере его отца, Локвуд-старший будет счастлив выдать своего трудного сына, чтобы спасти умирающую дочь.
Синдер.
Я думаю об Эше, который сейчас один в отсеке где-то поблизости. Он, очевидно, знает этого мистера Биллингса. Интересно, знает ли он парня, Рэда. Насколько я наслышана об отце Эша, суждение мистера Биллингса звучит точно.
Но Эш не собирается домой.
И Синдер умирает.
Мистер Биллингс, должно быть, очень увлечен газетой, потому что в течение долгого времени нет ничего, кроме молчания. Мои мышцы болят от постоянного напряжения. Рейвен и я слишком боимся двигаться, и моя спина и плечи начинают сводить судорогой. Поезд движется с постоянной скоростью, замедляясь только перед остановкой, когда мы достигаем массивных железных ворот, разделяющих Банк и Смог. Я слышу их скрежет, когда они открываются. Тяжелый стук сапог Ратника, входящего в вагон, чуть не заставляет мое сердце остановиться.
– Доброе утро, сэр, – говорит глубокий голос Ратника.
– Доброе утро, – говорит мистер Биллингс.
Слышен звук пишущей ручки. – Направляетесь в Смог?
– Верно.
– Только вы и этот молодой человек, правильно?
– Да. И этот поезд был осмотрен вашими коллегами, прежде чем он покинул компаньонский дом.
Шаги идут туда-сюда по проходу, проходя мимо места, где, сгорбившись, лежим мы с Рейвен. Никто из нас не смеет дышать.
– Очень хорошо, сэр, – говорит Ратник. Дверь вагона закрывается.
Я шумно выдыхаю, когда поезд начинает двигаться дальше на всех парах.
Мы достигли Смога. Остался один округ.
Глава 12
КОГДА ПОЕЗД ТОРМОЗИТ, МОИ НЕРВЫ на пределе.
Каждый мускул моего тела в агонии, и боль непрерывно пульсирует у основания черепа, как после Заклинаний.
– Мы на месте, сэр, – говорит Рэд, дерево скрипит от его шагов, когда он идет в переднюю часть вагона.
– Да, я вижу. Возьми мой портфель, пожалуйста. Нас должна ожидать карета. Я очень хотел, чтобы мы могли воспользоваться главной конечной станцией, она намного ближе, но движение в это время дня просто кошмар. Надеюсь, мы вернемся в Банк до обеда – я всегда ужасно кашляю после Смога. Ты принес таблетки?
Я не слышу ответа Рэда. Обратно в Банк? Но что насчет Фермы?
Двое мужчин сходят с поезда. Мы с Рейвен не шевелимся.
– Что нам делать? – шепотом спрашиваю я.
Крыша нашего убежища со скрипом открывается. Мне больно смотреть на свет, и я моргаю, пока глаза не приспосабливаются, и я могу видеть смутную фигуру Эша надо мной.
Его лицо словно камень, взгляд пылает. Он протягивает руку – я беру ее, и он молча выдергивает меня наверх. Ноги меня не держат, и я оседаю на пол, потирая свои конечности и чувствуя невидимые иглы, впивающиеся в мои мышцы, когда в них снова поступает кровь. Рейвен падает рядом со мной.
– Что нам делать? – спрашиваю я еще раз. – Этот поезд не идет в Ферму.
– Может быть, мы сможем спрятаться на станции, – предлагает Рейвен. – Подождем другой поезд.
– Он убивает ее. – Голос Эша также холоден, как и его лицо. Никогда не видела его таким. Это меня пугает. – Знаешь, как много денег я отправил своей семье? Их должно быть достаточно, чтобы покупать Синдер лекарства ближайшие несколько лет.
– Думаешь, королевская семья забрала их? – спрашиваю я.
– Нет, – говорит Эш. Он сжимает руки в кулаки. – Думаю, что мой отец сделал именно то, чего я боялся. Он забрал все деньги себе.
Эш никогда не говорил много о своем отце. Во время одного из тайных вечеров, что мы провели в его покоях, он рассказал мне, что они не были близки, но то, как он это сказал, подразумевало что-то большее. Возмущение. Гнев. Ненависть даже. Он сказал, что отец предпочитал двух братьев – близнецов, Рипа и Панела. Потому что они были шумными и буйными, в то время как Эш был тихим и замкнутым.
Но все же, стал бы мистер Локвуд приносить в жертву своего сына ради денег?
– Эш Локвуд?
От звука имени Эша мы все замираем на месте. В открытой двери поезда виднеется маленькое, покрытое сажей лицо.
– Это ты! Черный Ключ приказал отслеживать все поезда, приходящие в Смог, но, ух ты, я не думал, что ты на самом деле появишься. – Таким образом, члены тайного общества Люсьена есть и в Смоге. – Изменить волосы – хороший ход. Как вы прошли мимо Ратников?
Мальчику, который сейчас вошел в поезд, около двенадцати лет. На нем брюки на дюйм короче, чем нужно, и пальто, которое почти протерлось на локтях. Я бы предположила, что его кожа темнее, чем у Рейвен, но трудно сказать за всеми этими пятнами золы и сажи. Его лохматые черные волосы падают ему на глаза.
Но он сказал «Черный Ключ».
– Покажи мне свой ключ, – говорю я.
Мальчик закатывает рукав пальто, чтобы показать черный костяной ключ на внутренней стороне локтя, нарисованный углем на коже мальчика. – Вы – 197, верно?
– Меня зовут Вайолет, – говорю я. – Ты здесь, чтобы помочь нам?
– Точно. Вы можете звать меня Тиф, – говорит он с зубастой усмешкой. – Черный Ключ говорит, что поддельные имена безопаснее. Во всяком случае, мое настоящее имя глупо звучит, поэтому я не против. Вы правда собираетесь помочь свергнуть королевскую власть? Черный Ключ говорит, что у вас есть какая-то сила. Могу я ее увидеть?
Я не могу не улыбнуться его энтузиазму. – Не сейчас, – говорю я.
– Правильно. Думаю, есть вещи поважнее, о которых нужно позаботиться. – Тиф убирает волосы со своих глаз. – Я должен доставить вас до главного терминала. Мы думаем, что нашли поезд, который может отвезти вас на Ферму. Но вы не можете так выглядеть. Ждите здесь.
Прежде, чем я могу спросить у него что-нибудь еще, он уходит.
– Кто такая Синдер? – спрашивает Рейвен.
Я быстро объясняю про сестру Эша.
– Я понимаю, – говорит она, глядя на него. – Ты хочешь свой День Расплаты. Ты хочешь попрощаться.
– Эш, – мягко говорю я. – Ты не можешь… мы не можем увидеться с ней.
– Я знаю, – огрызается он. Затем он опускается на одно из сидений поезда. – Я должен был спасти ее. Я не смог.
– Ты сделал все возможное, – говорю я. – Ты сделал единственное, что мог.
– А если бы это была умирающая Хэзел? – спрашивает он. – Ты поверила бы мне, если бы я сказал, что ты сделала все возможное?
Мои внутренности скручиваются при мысли о том, что Хэзел умирает. – Я не знаю, – вру я.
– Не волнуйся, Вайолет, – говорит он. – Я понимаю. Я не могу попрощаться с моей сестрой или встретиться с моим отцом, чтобы сказать ему, что он эгоистичный ублюдок. Ты считала, что до этого момента я уже свыкся бы с тем, что мне постоянно говорят, что делать.
– Я не говорю тебе, что делать, – говорю я. – Но даже если ты должен был добраться до своего дома, увидеть свою сестру… это самоубийство, Эш. Думаешь, Синдер хотела бы, чтобы ты тоже умер?
– Не надо, – говорит он яростно. – Не говори со мной о том, чего она хочет. Не сейчас, когда она так близко. – Он смотрит в окно поезда. – В последний раз, когда я был здесь, меня увозили в Банк. Я помню, что этот поезд был самым чистым, что я когда-либо видел. Он практически сверкал. Ничто в Смоге никогда не сверкает, кроме, может быть, угольной пыли зимой.
Лицо Эша искривляется, и на мгновение я думаю, что он заплачет. Но тут вернулся Тиф.
– Хорошо… – Он останавливается, когда видит лицо Эша. – Все… в порядке?
– Его сестра живет здесь, – говорит Рейвен. – Она умирает.
– О, – говорит Тиф с сочувствующим взглядом. – «Черные легкие»?
Эш кивает.
– В прошлом году мой лучший друг умер от «черных легких». Он еще даже не работал на фабриках. Заработал от вдыхания здешнего воздуха. И королевская власть не собирается выдавать лекарства для ребенка-сироты. Это несправедливо, понимаете? Они держат нас на привязи, как животных. Ты родился на улице Смога – здесь ты и останешься, без вопросов.
– Не всегда, – говорит Эш.
– Они спрашивали тебя, хотел ли ты быть компаньоном? – спрашивает Тиф.
Рот Эша дергается. – Нет.
– Да. Они просто забирают и все.
– Что они у тебя забрали?
Тиф пожимает плечами. – Моих родителей.
– Мне жаль, – говорит Эш.
– Я их не помню. В любом случае, мы должны идти. Нанесите это на лицо, – говорит Тиф, протягивая руки, в которых он держит горсть черной сажи.
Сажа мягкая, как пудра, но, когда я втираю ее в щеки, мой нос морщится, реагируя на запах – как креозот и асфальт, смешанные вместе, резкий и острый.
– У вас двоих есть шляпы? – спрашивает он меня и Рейвен. Мы обе достаем шерстяные шапки, взятые из комнаты Эша у мадам Кюрьо. – Хорошо. Спрячьте свои волосы.
– Кстати, как Черный Ключ нашел тебя? – спрашиваю я, пока засовываю свой пучок с арканом под шапку.
– Я лучший карманник в этом квартале Смога, – говорит Тиф с гордостью. – Я украл то, что он хотел. Он был очень впечатлен.
– Ты с ним встречался? – спрашиваю я. Это кажется ужасно рискованным для Люсьена – показать себя стольким людям.
– О, нет, – отвечает Тиф. – Никто не встречался с Черным Ключом. Он всегда общается посредством писем, кодов или других людей. Симстресс завербовала меня. Иногда она дает мне еду. В детском доме ее никогда не бывает достаточно. – Он смотрит на нас сверху вниз. – Хорошо, пойдем.
– Мне он нравится, – тихо говорит мне Рейвен, когда мы выходим из поезда.
– Держите головы вниз и ссутультесь, – говорит Эш. – Мы должны смешаться с толпой.
Я стараюсь смотреть на изношенные деревянные доски подо мной. Затем на ступени, одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… Воздух такой плотный, будто его можно жевать. К тому же он немного едкий, пронизанный тем же ароматом и запахом, что и сажа на наших лицах и одежде. Я понимаю, что Тиф имел в виду – «черные легкие» можно заработать, просто вдыхая воздух. Мы достигаем мостовой, и я не могу удержаться и смотрю вверх, потому что вокруг нас кишат тела – ободранные ботинки, поношенные штаны и осунувшиеся лица. На некоторых лицах – черный блеск, как у нас, усталый взгляд; другие – чище, свежее, их рабочий день только начинается. Это заставляет меня думать о моем отце, о поздних ночах, когда он работал в Смоге, уходя из дома рано утром.
Я помню этот округ с моей поездки на Аукцион – трубы, извергающие дым разных оттенков серо-зеленого, бурого, темно-пурпурного; тусклый свет; улицы, набитые людьми. Но это было мимолетно, лишь малая часть огромного путешествия. Быть здесь внизу, среди людей, а не в вагоне поезда на возвышенности, совсем по-другому. Я чувствую запах мазута, слышу ропот голосов. Люди постоянно в меня врезаются, и трудно держаться рядом с Эшем и Рейвен, как и держать Тифа на виду. Он особенно ловко перемещается в толпе, виляя среди людей так легко, что иногда я совсем теряю его.
Улица, на которой мы находимся, вымощена огромным булыжником, по центру – рельсы. Здесь расположено множество фабрик, высоких зданий с решетками на окнах и трубами, устремленными в пасмурное небо. Кажется, что мы движемся вместе с общим потоком – то там, то здесь от общего движения отделяются работники и направляются внутрь одной из железных громадин, зачастую много толкаясь и пихаясь.
Раздается громкий лязг, и половина толпы останавливается, включая Эша и Тифа. Я врезаюсь в Эша, когда Рейвен врезается в меня. Виднеется деревянный указатель с нарисованным красным номером 27. И под этим знаком висит постер с лицом Эша.
РАЗЫСКИВАЕТСЯ. БЕГЛЕЦ.
Я нервно оглядываюсь по сторонам, но никто не смотрит на нас. Мы все равно в саже.
Лязг. Лязг. Лязг.
На нас движется троллейбус.
– Деревообработка и металлоконструкции Восточного квартала! – кричит проводник.
Троллейбус кажется самой чистой вещью в Смоге. Он окрашен в жизнерадостный красный цвет, который резко контрастирует с его пассажирами. Кондуктор одет в элегантную униформу и черную фуражку. На передней части троллейбуса имеется жирная надпись, гласящая ТРОЛЛЕЙБУС ?27. И под ней изящным шрифтом – СПЕЦИАЛЬНАЯ СЛУЖБА ДЛЯ РАБОТНИКОВ СМОГА.
Тиф прокладывает путь, пока Рейвен, Эш и я забираемся на борт, держась за перекладины, свисающие с потолка. Тележка полностью забита, все сиденья заняты, тела давят на нас отовсюду. Я сомневаюсь, что мне нужно было держаться за эти перекладины, чтобы устоять. Одна женщина без остановки кашляет в свой платок – я вижу пятна красного на белой ткани там, где просочилась кровь. Никто не смотрит на нас больше одного раза. Да и вообще никто на нас не смотрит. В этой машине ощущается подавляющая атмосфера отчаяния. Я могу чуять ее, густую и горькую.
Эш вырос здесь? Такое будущее намного хуже, чем жизнь компаньона? Затем я думаю о Болоте, об отвратительном зловонии, когда идет дождь, изможденные дети, грязь на улицах. Если бы Эш это увидел, возможно, он подумал бы, что мне было лучше во дворце Герцогини. Но стоит учитывать не только внешнюю сторону каждого округа. Все они имеют скрытые сердца.
За исключением, может быть, Жемчужины.
Троллейбус с лязгом катится по булыжным улицам, пока фабрики не принимают совсем другой вид. Вдоль дороги выстроились приземистые, кирпичные здания с короткими дымоходами, извергающими густой черный дым. Я едва могу прочитать вывеску на одном из ближайших к нам зданий – МЕТАЛЛУРГИЧЕСКИЙ ЗАВОД ПЭДМОРА. А внизу небольшая надпись: ФИЛИАЛ ДОМА ПЛАМЕНИ.
– Пэдмор, Рэнкворт, Джеттинг! – объявляет проводник, пока троллейбус замедляет ход. Рабочие начинают проталкивать себе ход, чтобы сойти с троллейбуса, пока еще больше людей ждет снаружи.
Десять минут спустя мы снова останавливаемся. Здесь воздух немного чище, здания сделаны из светло-серого камня, выше, чем металлургические заводы, и в воздухе меньше клубов дыма, или цвет дыма светлее. Вывеска на одном из входов гласит: ДЕРЕВООБРАБОКА ДЖОЙНДЕРА. КОМПАНИЯ ДОМА КАМНЯ.
– Это мы, – бормочет Тиф, когда проводник выкрикивает: – Джойндер, Плейн, Шелдинг!
Он спрыгивает с троллейбуса и следует за группой, направляющейся к Джойндеру, пока мы проталкиваемся через других рабочих. Однако вместо того, чтобы войти в фабрику, Тиф сворачивает в сторону узкого переулка, который выходит на широкую оживленную магистраль. Пара Ратников прогуливается на противоположной стороне, издеваясь время от времени над некоторыми рабочими. Эш поправляет ворот своего пальто, чтобы лучше спрятать лицо.