Текст книги "Книга Айви (ЛП)"

Автор книги: Эми Энджел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Он больше не тронет Мередит. Это все, что имеет значение.

– Но как же…

– Я пойду в дом и приведу себя в порядок, – говорит он, обходя меня. Он отходит от

меня, и я провожаю его взглядом. Он сильный, я знаю это. Я почувствовала это, когда он помог

мне подняться на скалу на реке, и как тряс забор. И теперь я знаю, что он может быть

безжалостным. Интересно, увижу ли я новые стороны Бишопа.

Это должно заставить меня опасаться, но я восхищаюсь им за его безжалостность. Он не

боится действовать, когда действия необходимы. Когда мы впервые встретились, я думала, что он

равнодушный. Но сейчас я понимаю, что он чувствует так же глубоко, как и я.

С самого начала он не специально перевернул все мои простые, заранее сформированные идеи о

том, кто он. Бишоп – головоломка. Мне нравится, что эта головоломка сложная, и что-то мне

подсказывает, что ее разгадка будет уникальной и интересной.

Глава 15

Мы тихо едим ужин, и я не спрашиваю Бишопа, куда он уходит после этого. Я убираю со

стола и из окна кухни я вижу Мередит, которая входит в свой дом, и я стучу по стеклу, чтобы она

заметила меня. Она оборачивается ко мне с опухшими и красными глазами. Я поспешно выхожу

на улицу.

– Эй, Мередит, – говорю я. – Как он?

Она сжимает руками забор. Ее волосы выглядят грязными.

– Его перевели из хирургии. Все прошло хорошо.

Я неловко захожу на ее участок.

– Все будет хорошо, – говорю я.

– Он сказал… – слеза скользит вниз по ее щеке, и она убирает ее с нетерпением. – Он

сказал, что как только сможет, он подпишет петицию, чтобы мы развелись. Он сказал, что

президент Латтимер одобрит это, – ее голос срывается. – Он сказал, что мы не подходим друг

другу. Он даже не спросил меня, чего я хочу.

Значит, вот что сказал Бишоп.

– Разве это не то, чего ты хочешь? – спрашиваю я. – Он бьет тебя, Мередит.

Она смотрит на меня с таким испепеляющим презрением, что я делаю шаг назад.

– Ты думаешь, я не знаю этого? – говорит она. – Наш брак закончился. Я вернусь в

город к родителям, а потом что? Никто не захочет меня.

– У нас в городе полно парней, которые ищут жен.

– Я уже была женой.

– Ты не знаешь этого. Кроме того, ты не должна выходить замуж, – говорю я. – Ты

можешь устроиться на работу и жить для себя, где кто-то не будет бить тебя.

Она смеется с такой горечью, что мое горло сжимаются.

– Я хочу семью, Айви. Я хочу детей. Я не хочу жить с родителями и смотреть, как люди

жалеют меня, потому что я не смогла удержать мужа.

– Этого не произойдет, – говорю я, хотя у меня нет убежденности в том, что это не так.

Но все же, есть много девушек, которые никогда не были замужем и которые живут своей жизнью

в одиночку. – Даже если и произойдет, то лучше так, чем терпеть побои каждый день.

Мередит прикусывает губу, слезы текут по ее щекам.

– Может быть, – говорит она. Она пожимает плечами. – Думаю, теперь я никогда не

узнаю.

– О, Мередит, – говорю я, разрываясь между разочарованием и скорбью.

– Не надо сочувствия. Это мой выбор, – она открывает дверь своего дома. – Я знаю, ты

хотела, как лучше, – она не смотрит на меня. – Но это не тебе решать.

Я возвращаюсь в дом и пытаюсь почитать на веранде, но удушающая жара и мое

собственное беспокойство против этого. Бишопа по-прежнему нет дома, когда я ложусь в кровать

ближе к полуночи, и я надеюсь, что он не наказывает себя за то, что произошло ранее. Может

быть, Мередит права, и это не было решением Бишопа, но я не жалею, что он это сделал. Я не

хочу его жалеть. Мне жаль, что я не подумала об этом первой.

Я не помню, как уснула, но звук из душа будит меня. Я приподнимаюсь на локтях и слышу

тихий плевок – видимо, Бишоп чистит зубы. Дверь в ванную открывается, и его темный силуэт

движется по коридору.

– Ты только что пришел домой? – спрашиваю я.

Он останавливается в дверном проеме. Вокруг его бедер белое полотенце.

– Несколько минут назад. Я тебя разбудил? – спрашивает он тихо.

– Все нормально, – я сажусь. – Где ты был?

Он проводит рукой по волосам и вздыхает.

– На прогулке. Прости, что я ушел без предупреждения. Мне нужно было уединиться на

некоторое время.

– Я видела Мередит. Она сказала, что Дилану сделали операцию, и все прошло хорошо.

Бишоп не отвечает. Я чую свежий запах мыла.

– Он сказал ей, что он подпишет петицию, чтобы прекратить брак.

Бишоп кивает и входит в комнату. Я могу сказать, что он следит за мной, но я не вижу его

глаза.

– Ты поступил правильно, – говорю я. Я смущаюсь, но он заслуживает знать все.

– Разве? – глухо спрашивает он. – Тогда я не так сильно отличаюсь от Дилана, – он

выдыхает.

Я села на колени на краю кровати. Я хочу быть ближе, чтобы я могла прикоснуться к нему,

хотя это ужасная идея.

– Не говори так. Иногда боль – это единственный язык, который понимают некоторые

люди. И ты другой, – мой голос напрягся. – Ты не причиняешь мне боль, Бишоп.

В течение длительного времени, я слышу только тиканье часов на моей тумбочке. Его глаза

смотрят в мои глаза, а в воздухе висит напряжение.

– Ты никогда не называла меня по имени, – говорит он наконец.

– Что? – я так растерялась, что на секунду думаю, что это сон. Я не знаю, что я ожидала

от него услышать, но точно не это.

– Только сейчас. Ты назвала меня Бишопом. Ты никогда не говорила этого раньше, – он

делает паузу. – Мне нравится, как это звучит.

Он прав, и я даже этого не поняла. Я не говорила его имя, как будто подсознательно

сохраняя то небольшое расстояние между нами. Как будто это поможет, я же замужем. Я дура.

– Прости, – говорю я, заставляя себя говорить и не обращать внимания на ком в горле.

– Не извиняйся, – я вижу очертания его улыбки в лунном свете. – Просто скажи это

снова когда-нибудь.

Я киваю. Я не позволю себе плакать.

– Спокойной ночи, Бишоп, – шепчу я.

– Спокойной ночи, Айви, – шепчет он.

Глава 16

Он ушел, а я сижу на коленях до тех пор, пока не немеют ноги. Слезы высохли, а я даже не

поняла, почему они появились.

Президент Латтимер выглядит так, будто он искренне рад меня видеть.

– Айви, – говорит он с улыбкой. – Чему я обязан такому удовольствию? – возможно,

он издевается надо мной, но я так не думаю. Он открывает дверь шире. – Входи, входи, – из

дома пахнет сыростью и, как обычно, цветами.

– Мы можем посидеть здесь? – спрашиваю я, указывая на крыльцо. – Такой чудесный

день, – это не правда. Жарко и душно, и я думаю, что приобрела десяток новых укусов комаров

на прогулке, но я не могу смириться с мыслью, что я буду в его доме с ним наедине.

Президент Латтимер поглядывает на крыльцо. Кованая мебель, расположенная по его

периметру, похоже, была выбрана ради интерьера, а не комфорта. Но он кивает и закрывает дверь.

– Я не помню, когда в последний раз сидел здесь, – говорит он, подтверждая мои

прежние предположения. Но он храбро садится на один из стульев, и я сажусь рядом с ним.

– Как ты, Айви? – спрашивает он.

– Я в порядке, – когда мы с Бишопом обедали здесь, президент Латтимер упомянул, что

знал мою маму, поэтому я хочу поговорить с ним. Особенно после того, как я спросила об этом

отца, и стало ясно, что он что-то скрывает от меня. Но страх держал меня подальше. Я боюсь, что

я разрушу план, скажу что-то в гневе. Я боюсь президента Латтимера и того, что могу узнать. Но

интерес грызет меня изнутри. Я не уверена, с чего начать, поэтому я просто ляпаю:

– Откуда вы знали мою мать?

Президент Латтимер вздыхает и зажимает переносицу.

– У меня было ощущение, что ты не забудешь об этом, – он опускает руку и смотрит на

меня. – Наверное, было бы лучше, если бы я ничего не говорил.

– Но вы сказали.

Он улыбается мне, а затем кивает на свой дом.

– Я вырос в этом доме, Айви. А твоя мама выросла там, – он кивает на дом через дорогу.

Дыхание перехватывает. Конечно, я знала, что моя мать выросла в этой части города, но я

никогда не знала, где. Но я никогда не могла представить ее в качестве живого, дышащего

человека, который вырос через дорогу от отца Бишопа.

Президент Латтимер наклоняется вперед, ставит локти на колени, и смотрит на свои руки.

В этот момент он очень похож на своего сына.

– Что ты знаешь о своей матери? – спрашивает он меня.

– Я знаю, что вы убили ее, – говорю я тихо.

Он прерывисто вздыхает и опускает лоб на сложенные руки.

– Это жестокие слова, – после долгого молчания он поднимает голову, держа глаза на

доме, где выросла моя мама. – Но да, это можно назвать правдой.

Я рада, что он признался в этом, что нам не придется притворяться.

– Расскажите мне о ней? – прошу я, и ожидаю, что он рассмеется мне в лицо. Но он

только кивает.

– Мы любили друг друга, – говорит он просто. – Мы были очень молоды.

Мне стало жутко холодно. Меня затрясло.

– Она была упряма, твоя мама. У нее были такие же глаза, как у тебя, такие же красивые

волосы, – он мягко улыбается. – Она делала то, что хотела без раздумий, а потом вечно

попадала в неприятности, – он поднимает брови и смотрит на меня.

– Что-то знакомое, – улыбаюсь я, и он смеется.

– Но она была полна энергии, жизни и тепла. Она сделала меня счастливым и живым,

даже когда мир был темным и пугающим. Я мог рассказать ей все, – он смотрит на меня. – Мы

были влюблены.

Я всегда знала, что мои родители женились не по любви. Их поженили так же, как нас с

Бишопом. Но я знаю, что отец любил маму. Но мне больно от того, что любовь была

односторонней.

– Что случилось? – спрашиваю я. – Между моей матерью и вами?

– Она думала, что мы поженимся. Родим детей. Она думала, что у нас получится, потому

что я – сын президента, – он смотрит на меня, его голубые глаза полны печали. – И я думаю,

что мог бы. Я хотел. Но это было бы нечестно. Я не мог заставлять всех жениться по расчету, а

самому жениться по любви. Мы живем, благодаря системе. Если мы начнем делать исключения,

вся конструкция развалится, – мне кажется, что он все еще пытается убедить себя, даже после

всего этого времени.

– Итак, вы женились на миссис Латтимер, да? – спрашиваю я.

– Да. Я сдал все личностные тесты, и Эрин подошла мне лучше всего. Так что я женился

на ней. И, несмотря на то, что ты думаешь, все не так плохо. У нас есть удивительный сын. Мы

хорошо работаем вместе, – я даже не знаю, существует ли любовь в этом мире. – Но я разбил

сердце твоей матери в день, когда я женился на Эрин, – говорит Президент Латтимер. Он

откидывается на спинку стула. – А взамен, она разбила мое.

– Когда она вышла замуж за моего отца?

– Нет, – говорит он, качая головой. – Я никогда не винил ее за это. Она делала только

то, что было правильным. Это было ожидаемо. Я был рад, что она прожила жизнь для себя.

Родилась Келли… а потом ты. Я думал, что она наконец-то счастлива. Или, по крайней мере, что

она нашла способ двигаться дальше.

– Тогда как… как она разбила ваше сердце? – я не хочу знать. Я не хочу знать.

Он смотрит на желтые розы, которые растут около крыльца. А потом кивает на большой

дуб в дальнем углу участка.

– Она повесилась прямо там, – я забываю, как дышать. – Прошло более пятнадцати лет,

а я все еще вижу ее там, каждый чертов раз, когда я выхожу на улицу, – я смотрю на дуб, но я не

могу сосредоточиться на нем. Весь мир превратился в размытое пятно. То, что он сказал, не может

быть правдой. Этого не может быть.

– Ты лжешь, – шепчу я.

– Нет, я бы не стал, – говорит он, и я слышу правду в его голосе. – Но хотел бы, – он

смотрит на дуб. Я замечаю на ветке желтую ленту. – Желтый – ее любимый цвет.

Я опускаю голову между коленей и закрываю уши руками. Я борюсь с черными пятнами

перед моими глазами. Мой отец почти никогда не говорил о моей матери. А этот человек,

сидящий рядом со мной, посадил в честь нее цветы. Я хочу свернуться в клубок и умереть. Я хочу

кого-нибудь убить.

Президент Латтимер кладет руку на мою спину.

– Нет! – кричу я. – Не трогайте меня!

– Мне очень жаль, Айви, – говорит он. Похоже, он запутался. – Я думал, ты знала, как

она умерла.

Я встаю и спускаюсь с крыльца, игнорируя то, что он зовет меня. Мне не хватает дыхания,

но я бегу изо всех сил, словно если я остановлюсь, то умру. Люди смотрят, как я бегу мимо них,

некоторые из них называют мое имя, но я не замедляюсь. В небе сверкнула молния. Мои ноги

болят, а легкие кричат, а я приветствую каждый укол боли, как давно потерянного друга.

Мой отец и Келли сидят за кухонным столом, когда я врываюсь в дом. Они смотрят на

меня, мой отец привстал со стула.

– Айви? – говорит он. – С тобой все в порядке? Что случилось?

– Я знаю… – выдыхаю я, мое горло болит, будто я проглотила стекло. – Я знаю, что

случилось с мамой. Ты меня обманул, – я подхожу к отцу и толкаю его в грудь. Он хватает мои

запястья, прежде чем я снова смогу прикоснуться к нему. – Ты меня обманул! – кричу я.

– Келли, – ровным голосом говорит он, глядя на сестру через плечо.

Позади меня, я слышу, что Келли встала, закрыла заднюю дверь на замок. Она задернула

занавески над раковиной. Я смотрю в ее глаза, и вся ярость уходит.

– Ты знала? – спрашиваю я у нее. – Ты знала и не сказала мне?

– Я не хотела ранить тебя, – говорит Келли. – Ты бы не справилась. Посмотри на себя

сейчас.

– Келли, оставь ее, – резко говорит отец. Он отпускает мои руки и обнимает меня за

плечи. – Садись. Нам нужно поговорить.

Я следую за ним в гостиную. Келли остается на кухне.

– Вот, – говорит отец, направляя меня к дивану. Я сажусь, и он садится рядом. Я провела

тысячи часов в этой комнате, знала ее от пола до потолка, но сейчас я чувствовала себя, как в

гостях.

– Президент Латтимер сказал тебе?

Я киваю.

– Вот гад, – бормочет отец.

– Дело не в нем! – я практически кричу. – Ты должен быть честным со мной.

– Ты права, – говорит отец. – Но ты должна услышать мою версию, – он глубоко,

прерывисто вздыхает. – Я не был счастлив в браке. Я не хотел жениться на девушке, которую я

никогда раньше не встречал. Я думал об отказе, но я не понимал, как это сделать и не оказаться за

забором. Мне пришлось подчиниться. А на церемонии ко мне подошла твоя мать… – он качает

головой. – Это своего рода клише, Айви, но для меня, это была любовь с первого взгляда. Но ее

сердце уже принадлежало ему, – отец смотрит в сторону. – Но мы ладили, – он говорит это с

горечью, которая показывает, как ему больно. – И когда родились вы, я думал, что все изменится.

Она очень сильно любила вас, но так и не полюбила меня.

– Не достаточно, чтобы остаться с нами, – говорю я с горечью.

– О, Айви, – отец вздыхает. – Ее сердце было разбито, и, как бы я ни пытался, я не мог

исправить это.

Мое сердце щемит, когда я смотрю на него. Наверное, ему очень больно. Я думаю, Эрни

Латтимер чувствует тоже самое. Но президент Латтимер был прав. Любовь нельзя узаконить.

– Но почему ты солгал мне? – спрашиваю я. – Зачем ты сказал мне, что он убил ее?

Мой отец сжимает мою ладонь в своей.

– Мы должны были сказать тебе правду, ты права. Но основные факты остаются

неизменными. Он убил ее, – он видит недоверие в моих глазах.

– Она покончила с собой, – говорю я категорично. – Она повесилась на дереве, потому

что она хотела быть замужем за ним, а не за тобой.

– Она убила себя, потому что он позволил ей поверить, что они вместе. Но, в конце

концов, он заставил ее выйти замуж за того, кого она не выбрала для себя. Таким же образом он

заставил тебя выйти за Бишопа. Таким же образом он заставил сотни других девушек, – он

смотрит мне в глаза. – И он будет продолжать делать это, пока мы не остановим его.

– Ты действительно заботишься о браках? Или только о заборе? Или ни о чем из этого? —

спрашиваю я. – Или ты просто давишь на меня?

– Конечно, нет, – говорит он, сжимая мои руки.

– Тогда почему? – спрашиваю я. – Ты еще не сказал, почему ты солгал.

– Это не было похоже на ложь, – сказал отец. – Я все еще верю, что он убил ее. Может,

не своими руками, но он дал ей веревку.

– Это не…

– И я соврал, потому что я боялся сказать тебе правду, – прервал он меня. – Ты так

похожа на свою мать. Ты даже поступаешь, как она, – говорит он, а я хочу кричать. – Я не хочу,

чтобы ты подумала…я не хочу, чтобы ты думала, что мы используем твой брак, – он переводит

тему.

Всю свою жизнь я чувствовала пустоту внутри себя, пустое место, которое никогда не

заполнялось независимо от того, как сильно я стараюсь. Моя мама тоже такой была? Он боится,

что я тоже сдамся? Неужели он не верит в свои силы?

– Ты думаешь, что я слабачка, – говорю я уныло.

– Нет, – протестует он. – Я никогда не думал так. Ты могла бы узнать правду и мы

должны были доверять тебе в этом. Мы знаем, что ты сильная. В другом случае, мы бы никогда не

просили тебя делать то, что ты делаешь.

Но, может быть, я слаба, потому что мысль о прекращении жизни Бишопа начинает пугать

меня все больше.

– Папочка, – шепчу я, мой голос срывается. – Я не хочу убивать его.

– Ты этого не сделаешь, – говорит он мягко.

– Он не верит в браки, папа. Он хочет помогать людям, делать вещи лучше. Он хочет,

чтобы у людей тоже был выбор.

Мой отец кивает.

– Это действительно то, чего он хочет, Айви? Или это только то, что он говорит тебе?

Помни, его отец тоже играл в эту игру, – он делает паузу. – Но если ты не можешь сделать это,

то ты и не будешь. Но сколько еще женщин должны закончить, как твоя мать, прежде чем что-то

изменится? Разве свобода стоит того? – он касается моей щеки, убирает прядь моих волос за ухо.

Мое сердце разрывается от его нежности.

– Не принимай решение. Время еще есть, – говорит он. – Просто подумай получше. Мы

– твоя семья. У нас ничего не получится без тебя.

Я медленно начинаю понимать, что все, что он говорит, похоже на правду. А ведь он прав.

У них ничего не выйдет без моей помощи. Они нужны мне.

– Келли, – зовет отец, и она быстро входит в комнату. Она садиться рядом со мной и

целует меня в макушку, как в детстве.

– Прости, что я лгала, – произносит она. – Мне жаль маму. Я хотела рассказать тебе

сотни раз. Но я не хотела причинять тебе боль, – она замолкает. – Я не хочу, чтобы ты

сомневалась в себе.

– Ваша ложь ранила меня, – я немного отодвигаюсь от нее.

– Я знаю, – говорит она. – Я была неправа, – ее голос мягкий, но взгляд жесткий. Я

разочаровала ее. Но мне все равно.

– Мы оба были неправы, – говорит отец. – Мы не будем скрывать ничего больше, – он

смотрит на нас с Келли, и его глаза сверкают.

– Только подумайте обо всех изменениях, которые мы можем сделать. Мы можем сделать

жизнь людей намного лучше. Подумай об этом, Айви. Обещай мне, что подумаешь.

– Я обещаю, – я не должна думать об этом, я не хочу. Но я знаю, что отец никогда никого

не выгонит за незначительное преступление. Он хочет вернуть нам нашу свободную волю. Люди

всегда будут верить в правительство. Но если я убью Бишопа, моя семья будет у власти. Но

Бишоп будет мертв, а кем буду я? Убийцей. Девушкой, которая убила парня, который не сделал

ничего плохого. Парня, который держал меня за руку и разговаривал со мной. На моих ладонях

будет кровь, которую никогда не смыть.

Начинается дождь, когда я выхожу из дома отца. Келли предложила мне зонт, но я

оставила его в холле, потому что я знаю, что мне нужно охладиться. Мои кроссовки промокли,

волосы прилипли к лицу и шее.

Я вижу Бишопа, когда подхожу к крыльцу. Он сидит на нем с полотенцем в руках, а когда

видит меня, взволнованно встает. Я останавливаюсь на секунду, а затем бегу к нему изо всех сил.

Я долетаю до него и обнимаю его за шею. Он сильный и теплый, и после секунды колебания, он

обнимает меня за талию. Я рыдаю, и мои слезы смешиваются с дождем.

Он обнимает меня и позволяет мне плакать. Он не пытается отговорить меня от моей

печали, как мой отец, и не говорит успокоиться, как Келли. Бишоп просто прижимает меня к себе

и одной рукой гладит по голове.

Когда слезы кончаются, а дыхание выравнивается, я отпускаю его шею и делаю шаг назад.

– Я не хотела… я не должна была… – заикаюсь я.

– Тссс, – говорит он. – Все в порядке, Айви. Все в порядке, – он поднимает руку и

вытирает мои щеки полотенцем. – Мой отец рассказал мне, что случилось, – говорит он. – Я

беспокоюсь о тебе, – он сочувственно улыбается. – Я готовился сидеть тут всю ночь.

– Ты… – я вдыхаю. – Ты знал про это?

– Нет. Или, по крайней мере, не все. Я слышал про этот случай много раз, но я не не знал,

что это была твоя мать, – он перекладывает мои волосы на одну сторону и вытирает их

полотенцем. – Твой отец никогда не говорил тебе о ней?

– Не часто, – говорю я. – У меня было чувство, что ему не нравилось говорить о ней.

– Может быть, так и было, – говорит Бишоп.

Но я не готова слышать слова в защиту моего отца.

– Все, что он говорил мне, было ложью, – я предаю отца, когда говорю про это Бишопу,

но мне плевать. – Он сказал мне, что твой отец убил мою мать.

Бишоп не перестает сушить мои волосы.

– И ты поверила ему? – спрашивает он, его голос мягкий.

– Он мой отец! – восклицаю я, чуть не подавившись очередным всхлипом. – Ты веришь

своему отцу?

– Честно? – Бишоп качает головой. – Не совсем. Я не доверяю большинству людей, —

он бросает полотенце на скамейку, стоящую на крыльце. – Кроме тебя.

Я чуть истерически не засмеялась. Келли бы станцевала победный танец, если бы

услышала это, я же чувствую горькое разочарование.

– Почему я? – спрашиваю я.

– Потому что каждый должен верить хоть кому-то, – говорит Бишоп. – Иначе жизнь

слишком одинока. И я буду верить тебе, – он убирает мои волосы назад, гладит мою скулу

большим пальцем. – Если бы я знал о твоей матери, – говорит он спокойно, – я бы сказал тебе.

Я ему верю. Он бы сказал мне. Он бы сказал мне правду.

– Бишоп, – шепчу я. Мы стоим так близко друг к другу, что наши груди прикасаются

друг

к другу. Я кладу руку на его рубашку, которая намокла из-за меня. Он выдыхает, а я

чувствую, что его кожа теплая даже сквозь мокрую ткань.

Мне не привычно касаться кого-то, кроме членов моей семьи. Для меня это ново, но мне

это очень нравится. Я почему-то думаю, что Бишоп рос без ласки. А я получала ласку только от

Келли и очень редко. Мы очень похожи и, возможно, мы были бы счастливы вместе. Но наш

история была определена давным-давно, и у нее далеко не счастливый конец. Бишоп верит не

тому человеку.

Я опускаю руку.

Может быть, мой отец был прав, думая, что я слишком нежная для этого мира. Потому что

я никогда не чувствовала себя такой хрупкой. Я чувствую, будто я кошка, которая поймала мышь,

и хочет ее отпустить, но не может. Я все еще верю в отца, но сейчас, стоя рядом с Бишопом, я уже

не уверена ни в чем, кроме того, как сильно я не хочу, чтобы он умер. Я признаю, что нахожусь на

грани катастрофы. Я хочу удержаться на краю, но еще больше я хочу упасть.

Бишоп наклоняется, и его дыхание шевелит волоски на моей шее. Он пахнет дождевой

водой и мылом.

– Айви, – шепчет он прямо в мое ухо. У меня крутит живот и я немного отстраняюсь. Я

так не могу, хотя хочу больше жизни.

– Прости, – выдыхаю я. – Я не могу…

Я прохожу мимо него и бегу в ванную. Я прижимаюсь к двери спиной и сажусь на пол. Он

стучит, и я считаю свои вдохи и выдохи. Наконец, он уходит, и я погружаюсь в пронзительную

тишину.

Глава 17

– Почему мой ланч всегда выглядит хуже твоего? – спрашиваю я Викторию. Я тыкаю в

кусок курицы, похожую на сморщенного червячка. – Я даже не уверена, что это еда.

Виктория смеется, но ее взгляд скользит по моему лицу с слишком большим интересом.

– Тяжелая ночь? – спрашивает она.

Я тянусь рукой к глазам, которые я знаю, все еще опухшие от слез и недостатка сна.

– Аллергия – говорю я.

– Угу, – я понимаю, что она не верит мне, но она не прессует меня, за что я благодарна.

Это утро было достаточно сложным. Я видела, что Бишоп злится, я хотела снова обнять его, но

вместо этого, я молча позавтракала и ушла на работу.

– Ну, это радует, потому что у нас сегодня относительно легкий день, – говорит

Виктория. – Ты можешь уйти пораньше, если хочешь.

– Нет, – говорю я быстро. – Я в порядке.

Виктория дает мне грустную улыбку.

– Брак может быть тяжелой работой.

Я открываю рот, чтобы возразить, но обман требует больше энергии, что у меня сегодня.

– Да, – говорю я. – Я думаю, что Бишопу было бы лучше с другой девушкой, – я не

знала, что я собиралась это сказать.

– Я не знаю, – пожимает плечами Виктория. – Я думаю, что он очень доволен тем, кто у

него есть.

– Почему ты говоришь это? – спрашиваю я хриплым голосом.

– Я сталкивалась с ним несколько раз после того, как вы поженились. Бишоп не простой

парень, но что-то в его лице, когда он говорит о тебе, – Виктория пожимает плечами. – Я не

знаю, просто впечатление.

Мои щеки горят, и я опускаю голову, чтобы изучить мой салат. Я надеюсь, что Виктория

ошибается. Я не хочу говорить о нас с Бишопом, тем более с Викторией.

– Ты замужем? – спрашиваю я Викторию. На ее пальце нет кольца, но это ничего не

значит: у многих вообще нет обручальных колец. И она никогда не говорила про свою семью,

возможно, ее муж умер, или она не любит его.

– Я была, – говорит она. – Ничего не вышло.

– Что случилось? – это, наверное, невежливо, но Виктория может не отвечать, если не

хочет.

Виктория делает большой глоток воды.

– Он был из твоей части города. Кевин, – говорит она, и у меня чувство, что ей больно

говорить это имя. – Мы были женаты десять лет. Но я никогда не смогу забеременеть, – она

отворачивается, чтобы посмотреть в окно столовой. – В конце концов, я отпустила его.

Я хмурю брови.

– Что ты имеешь в виду?

– Он хотел детей. И я не могла дать ему их. Я сто раз просила его подписать петицию о

разводе, говорила, что мой отец уговорит Президента разрешить, но он не соглашался. Но в сто

первый раз он согласился, – ее глаза наполнились слезами.

– Ты любила его? – спрашиваю я, хотя ответ уже написан на ее лице.

– Не с самого начала. Но мы были хорошими друзьями, когда поженились. А потом это

переросло в любовь.

Про эти браки говорил Бишоп. Эти браки по любви. Виктория и Кевин. Стефани и

Джейкоб. Это браки долгосрочны и крепки. И обычно такие семьи счастливые.

– Он снова женился? – спрашиваю я.

Виктория кивает, глядя на тарелку.

– Он женился на девушке из своей стороны города. Она была его девушкой до меня, —

она замолкает. – У них родились близнецы несколько лет назад.

Близнецы рождаются редко. Если рождается ребенок со всеми пальцами рук и ног, это уже

праздник, но близнецы? Это совсем другой уровень достижений. И я знаю, о ком она говорит. Я

никогда не знала его имя, но я видела его на рынке с женой и коляску. Он был высокий, рыжий, а

на его лице была гордая улыбка.

– Ты когда-нибудь его видела?

– Нет, – Виктория встает и выкидывает с подноса мусор. – Он предлагал, но это было

слишком сложно.

– Мне жаль, – говорю я. – Это несправедливо.

Виктория грустно смеется.

– Нет, все в порядке, – она смотрит мне в глаза. – Я справляюсь. И мы все делаем все,

что можем. Как и Бишоп, как и его отец.

– Ты действительно веришь ему? – спрашиваю я и понижаю голос. – Президенту

Латтимеру?

– Здесь нет легких ответов, Айви. Но все могло бы быть хуже. Мы выжили благодаря

Латтимерам, Айви. У нас есть питание, вода и крыша над головой, и никто не стоит над нами с

автоматами.

– А как насчет браков? – спрашиваю я. – Например, меня заставили выйти замуж.

– Возможно, тебе так кажется, – говорит Виктория. – Но большинство людей на этом

рады произносить клятвы и поддерживать мир. Для них это традиция, а не обязанность.

– Я не думаю, что каждый чувствует себя таким образом, – говорю я тихо. – Они просто

боятся. Никто не хочет раскачивать лодку. За них все-таки делают выбор. Это не свобода.

– Может быть, свобода переоценена, – отвечает Виктория. – У нас была свобода до

войны. И посмотри, до чего она нас довела.

Я замираю, когда вхожу в дом и вижу на диване в гостиной Эрин Латтимер.

Я выдавливаю улыбку на лице.

– Здравствуйте. Что вы здесь делаете? – спрашиваю я, все еще держась за дверную ручку

рукой.

Она встает и разглаживает свою серо-голубую юбку обеими руками.

– У нас есть ключ, – говорит она.

Я закрываю дверь и роняю сумку на пол. Я ненавижу мысль, что она в этом доме без моего

разрешения.

– Ладно, – говорю я. – В следующий раз, может быть, вы могли бы подождать снаружи?

Или дать нам знать, когда вы собираетесь зайти? – я думаю, что звучу весьма разумно, но миссис

Латтимер морщит губы, будто я оскорбила ее.

– Хорошо, – говорит она.

– Вы что-то хотели?

Миссис Латтимер обходит кофейный столик и делает шаг ко мне.

– Скоро день рождения мистера Латтимера.

Я смотрю на нее непонимающе.

– И у нас всегда большие приемы, – она смотрит на меня, подняв бровь. – Я думала, ты

знаешь об этом.

Я пожимаю плечами.

– Я слышала об этом раньше, но нас никогда не приглашали.

– Ну, тебе нужно будет платье, – бодро говорит миссис Латтимер.

– У меня есть платье, – говорю я. – Я надевала его в день, когда я выходила за Бишопа,

– у меня нет желания снова надевать его, но я не хочу ее милосердия.

– Не такое платье, Айви. Что-нибудь поинтереснее, – она делает еще один шаг ближе. —

Что-то более подходящее.

– Мне нравится это платье, – говорю я уперто.

– Нет, нет, – говорит она. – Я видела его на тебе. Оно слишком короткое, – она

подходит к входной двери и открывает ее, жестом приглашая меня выйти. – Теперь ты одна из

Латтимеров, поэтому ты должна выглядеть достойно, – отрезает она. – Большинство девушек

были бы рады иметь возможность купить новое платье.

– Я не большинство девушек, – бормочу я, когда она легонько подталкивает меня к

входной двери.

– Да, – четко говорит она. – Я знаю.

– Куда мы идем? – спрашиваю я, когда мы выходим на дорогу и направляемся в сторону

центра города.

– У меня есть портниха. Она согласилась встретиться с нами сегодня, – каблуки миссис

Латтимер громко стучат по асфальту.

– А мне можно будет выбрать что-нибудь?

– Конечно, – миссис Латтимер смотрит мне сверху вниз. – Только если у тебя хороший

вкус, – я понимаю, что у меня нет выбора.

Когда мы входим в непримечательное здание, я понимаю, что проходила мимо этого места

каждый день.

– Очень эксклюзивное место, – говорю я, подняв бровь.

Миссис Латтимер не отвечает, но кончики ее пальцев чуть сильнее толкают меня в спину.

Возле стен стоят вешалки, на которых висят ленты самой разнообразной ткани. Возле задней

стены стоит большое зеркало, а справа от него – дверной проем, из которого выходит молодая

красивая женщина. Учитывая формальный стиль в одежде миссис Латтимер, я представляла себе

сухонькую старушку с узловатыми пальцами.

Но этой женщине около сорока, у нее короткие черные волосами и дружелюбная улыбка.

Когда она подходит к нам, то я замечаю, что она хромает на одну ногу.

– Так это твоя новая невестка, – говорит она, протягивая обе руки и обнимая меня. Я

замираю, не зная, как реагировать. – Я Сьюзен, – говорит она. – Приятно познакомиться.