Текст книги "Книга Айви (ЛП)"

Автор книги: Эми Энджел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Он смотрит на меня через плечо, но не замедляет темп.

– Даже не притворяйся, что ты не знаешь, что это значит. Все, кто читает Анну Каренину,

знают о таком.

Ладно, он прав. Интересно, у него правда нет друзей? За время нашего брака, я не видела

ни одного. Может быть, поэтому он не против, что я говорю именно то, что я думаю; может быть,

никто и никогда не разговаривал с ним раньше. Я полагаю, что быть сыном лидера не так уж и

легко. Я знаю это по себе.

Спустя десять минут прогулки, я начинаю слышать звуки воды. Я пытаюсь

визуализировать карту города в моей голове, но я не очень ориентируюсь.

– Мы возле забора, не так ли? – спрашиваю я. Я редко была близко к забору.

– Да, – говорит Бишоп. – Но мы не пойдем туда.

Я расслабляю плечи. Я не знаю, почему сама мысль о заборе заставляет меня беспокоиться.

Это не живое существо, которое может причинить мне вред. Но вся моя жизнь, безопасность была

внутри ограждения, а то, что за ним – неизвестно и непознаваемо.

– Мой папа говорил, что люди пытались пробраться обратно, – говорю я.

– Я тоже это слышал, – говорит Бишоп. – Иногда их пускали назад, иногда нет. Я

думаю, что это зависело от того, насколько слабы они были. Но сейчас все не так.

– А нельзя просто пробить ограду? – с интересом спрашиваю я.

– Да, но сейчас везде патруль, – он смотрит на меня. – Да и люди за забором теперь не

пытаются пробраться обратно. Я думаю, они понимают, что если они вернуться, то их убьют

здесь. Так что они пытаются выжить там.

– Оба варианта звучат довольно ужасно для меня.

Бишоп пожал плечами.

– Я не знаю, иногда я думаю, что мы должны просто снести забор. До войны его не было,

и все было хорошо. Я думаю, что его построили, чтобы защищать нас, а не пугать.

Я молчу, и мы выходим из чащи. Я вижу бушующие воды, которые я не видела раньше.

Над ними склоняются деревья. По всему берегу расположены каменные пещеры, из-за которых

это место кажется уединенным и тайным. Тут спокойно. И я успокаиваюсь тоже, стоя на берегу.

– Красиво, да? – спрашивает Бишоп.

– Это прекрасно, – выдыхаю я.

– Следуй за мной, – он наступает на один из камней, торчащих из воды, и начинает

двигаться к дальнему берегу. Я не сразу нахожу опору, но я не собираюсь сдаваться.

Бишоп бросает рюкзак у подножия скалы и пинает его теннисной туфлей.

– Оставь все здесь, – говорит он. – Кроме купальника, – бросает он с улыбкой и

снимает свою футболку.

Я чувствую себя неловко, снимая шорты и майку. Я складываю одежду и пытаюсь себя

успокоить. Мой черный бикини больше спортивный, чем сексуальный, но я все-таки почти голая.

Бишоп смотрит на меня, а я смотрю на него, пытаясь не смущаться.

– Готова? – спрашивает он.

– К чему?

Бишоп направляется к известняковой скале и начинает подниматься на нее, как будто это

лестница.

– Иди за мной, – говорит он. Он, кажется, совсем не заботиться о моей безопасности,

будто он уверен, что я справлюсь с задачей. Как ни странно, его уверенность во мне стирает

любые вопросы.

Я залезаю на скалу. Мышцы плеч горят, но это приятная боль. Скалы не так высоки, так

что я не умру, если упаду, но я все равно стараюсь не смотреть вниз. Я смотрю на Бишопа и на его

крепкие мышцы спины. Его организм работает с неким ленивым изяществом, что делает каждое

движение непринужденным.

– Почти добрались, – говорит он и залезает на скалу. Потом он подает руку мне, и я

словно оказываюсь на вершине мира.

– Мы будем прыгать? – спрашиваю я, вдыхая свежий воздух. – Лифта нет?

– Нет, – говорит Бишоп с усмешкой.

Я иду к краю обрыва и смотреть вниз. Тут высоко. Примерно три этажа.

Я подхожу к Бишопу.

– Бежим и прыгаем? – спрашиваю я.

Он кивает.

– Не думай об этом…

Я не слышу, что он говорит, потому что я уже бегу и прыгаю с обрыва с криком восторга.

Горячий воздух обволакивает мое тело, а затем я погружаюсь в прозрачные теплые воды и

оказываюсь в абсолютной тишине. Пузырьки щекочут мои закрытые веки, и я позволяю себе

опуститься на самое дно.

Я выныриваю как раз вовремя, чтобы увидеть, как прыгает Бишоп. Он погружается под

воду с тихим всплеском, а потом, когда я начинаю беспокоиться из-за того, что он не выныривает,

он резко хватает меня за лодыжку.

Я визжу и брызгаю водой ему в лицо, когда он выныривает. Он смеется и вытирает воду с

лица.

– Я не могу поверить, что ты так прыгнула, – говорит он. – Что, если бы внизу были

камни?

Я пожимаю плечами.

– Ты бы предупредил меня заранее.

– Еще? – спрашивает Бишоп. Я киваю в знак согласия, и мы плывем к берегу.

Мы прыгаем со скалы до тех пор, пока у меня не начинают болеть руки, а живот не сводит

от голода. Я подплываю к одному из плоских камней и облокачиваюсь на него. Бишоп

присоединяется ко мне и копирует мою позу.

– Весело? – спрашивает он.

– Да, – говорю я с улыбкой. Я наклоняю голову и закрываю глаза. У меня не было

плохого детства, но в нем не было похожей магии. Никто не бил меня, никто не пренебрегал мной,

но у меня было скучное детство. Я только слышала о будущем и о цели отца. Этот день… он

самый беззаботный в моей жизни.

– Когда ты улыбаешься, – говорит Бишоп, – у тебя ямочка. – Я чувствую его нежное

прикосновение к щеке. – Прямо здесь.

Я открываю глаза и смотрю на него. Его волосы мокрые и непослушные, глаза светятся. В

воде он чувствует себя, как дома. Он может быть сыном Президента, но его место не в душном

зале Совета.

Мой живот громко бурчит, и Бишоп смеется.

– Думаю, мне не стоит спрашивать, хочешь ли ты есть.

Мы едим, сидя на плоском камне, позволяя нашим ногам болтаться в воде. Я не могу

вспомнить последний раз, когда простой бутерброд был таким вкусным. Я рада, что он упаковал

еще и яблоки, потому что одного бутерброда мне бы не хватило.

– Где ты научился так готовить? – спрашиваю я.

Бишоп смотрит на остатки нашего обеда.

– Это не совсем кулинария.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Ты готовишь намного чаще, чем я, – парни обычно не

готовят. Это работа жены. Не закон, но негласное правило, как и со стиркой. Но Бишоп не только

готовит, он хорош в этом. Его еда всегда на вкус лучше, чем у меня.

– У нас была горничная, когда я рос. Шарлотта. Она разрешала мне сидеть с ней на кухне,

пока она готовила, я учился. От нее всегда пахло печеньем, – он улыбается при воспоминании. —

Я проводил большую часть своего времени с ней.

В отличие от его мамы, я думаю. Я не могу представить Эрин Латтимер, которая готовит

печенье. Я ложусь на живот и опускаю голову на скрещенные руки. – Я думаю, что мне все-таки

нужен сон, – бормочу я. Тепло солнца, как теплое одеяло согревало меня и словно убаюкивало,

как и журчание воды.

– Поспи, – Бишоп лег на спину рядом со мной.

Я засыпаю почти мгновенно и просыпаюсь, когда чувствую его руки на моей спине.

– Айви, – шепчет он. – Просыпайся.

Я сонно открываю глаза.

– Как долго я была в отключке? – хрипло спрашиваю я.

– Некоторое время. Достаточно долго, чтобы твоя кожа начала краснеть.

Бишоп по-прежнему лежит рядом со мной, но он повернулся на бок. Я понятия не имею,

как долго он наблюдал за мной. Мы достаточно близко, я вижу слабую тень щетины на его щеках

и темные веснушки на его скуле. Мы смотрим друг на друга, не говоря ни слова. Бишоп

перемещает руку с моей спины, его пальцы скользят по моей коже, и я дрожу от мурашек по

своему телу. Дыхание перехватывает. Он поднимает прядь моих влажных волос и накручивает его

на свой палец.

– Спасибо за сегодня, – шепчу я. Движение его руки в моих волосах – это что-то

гипнотическое.

– Не за что, – говорит он низким голосом.

Это именно то, о чем меня предупреждала Келли. Вот оно. Она сказала мне играть в

хорошую жену. Но все сложнее. Может быть, с любым другим парнем, парнем у которого нет

задумчивых зеленых глаз, непоколебимого спокойствия, все было бы легко. Но не с Бишопом. Я

не знаю, как перестать чувствовать тепло от его прикосновений.

Глава 10

Мой отец не любитель сюрпризов, поэтому я замираю, когда вижу его и Келли впереди. Я

не видела его со дня свадьбы, и если кто-то наблюдает, они могут увидеть странную реакцию на

моем лице. Поэтому я натянуто улыбаюсь. Его присутствие – это облегчение, но это и бремя. Я

скучала по нему, но я не знаю, чего ожидать.

– Привет, папа, – говорю я, когда он в нескольких футах. – Что ты здесь делаешь?

– Разве отец не может навестить свою любимую дочь?

Келли улыбается.

– Эй, я тоже здесь.

Мой отец улыбается нам обоим, и я подозреваю, что все это спектакль для любопытных

глаз и ушей. Мне грустно, что мы должны притворяться.

Я позволяю себе обнять папу и поцеловать его в щеку.

– Мы проводим тебя домой, – говорит мой отец.

– Ладно.

Я иду в центре, они по бокам. Как в день моей свадьбы.

– Мы получили твое сообщение, – говорит Келли, когда мы проходим мимо здания суда.

Мой отец кладет руку на мое плечо.

– Хорошая работа, Айви, – он убирает руку. – Где именно?

– В комнате, в подвале здания суда. На двери кодовый замок, а в комнате сейф.

– Сколько?

Я качаю головой.

– Я не смогла рассмотреть. Но я думаю, несколько сотен. Различных видов. Пистолеты,

дробовики, винтовки.

– Нам нужны коды, – говорит Келли. – Знание того, где оружие, не принесет нам

никакой пользы.

– Они не раскидывают коды с бумажками повсюду, – рычу я, раздражаясь без всякой

причины. Я знаю, что мне нужно достать код.

– Я знаю об этом, – говорит Келли. – Поэтому тебе нужно торопиться. Три месяца

пролетят быстро.

– У меня есть код, чтобы попасть в дом Президента Латтимера, – говорю я. – Бишоп дал

его мне, – отец смотрит на меня, и я с гордостью улыбаюсь. – Я могу войти в его дом и поискать

коды.

– Как только у нас будут коды, мы будем близки к завершающей фазе, – сказал отец. Он

остановился, и мы с Келли делаем то же самое.

Улица очень тихая. На расстоянии я слышу детский смех.

– Ты имеешь в виду тот этап, когда мы начнем убивать людей?

Краем глаза я вижу, что Келли приподнимает брови.

– Ты все это время знала об этом, Айви. Не бывает революций без жертв, – говорит она.

Я делаю шаг к ней.

– Спасибо, что снисходишь до меня, Келли. Теперь мне все ясно.

Келли дергает головой так, будто я ударила ее. Но прежде чем она отвечает, отец ставит

палец под мой подбородок и поворачивает мое лицо, чтобы я смотрела в его карие глаза. Такие же

глаза, как и у Келли.

– Да, Айви, тот этап, когда мы начнем убивать людей, – говорит он. – Так же, как они

убили твою мать.

Я начинаю злиться, но стараюсь сдержаться.

– Президент Латтимер сказал мне, что он знал ее, – говорю я. – Это правда?

Отец замолкает и пожимает плечами.

– Наверное. Они выросли на одной стороне города, поэтому я уверена, что их пути

пересекались.

– Но он говорил так, будто…

– Разве это важно? – спрашивает отец. – Это ничего не меняет. Факты остаются

фактами. И ты знаешь, что нужно делать, – его голос был мягким, но твердым. – Не все, кто

погибает в войне, виновны. Иногда они просто не на той стороне, – он поднимает мой

подбородок выше. – Ты понимаешь?

– Да, – говорю я. Да, я понимаю. Они оба правы. Но это легко говорить о том, что

правильно, когда жертвы являются абстрактными… сын Президента, незнакомец… Раньше было

легко. Но теперь я знаю цвет глаз Бишопа на солнце, какие у него волосы после душа, и какие

теплые у него ладони, когда он дотрагивается до меня.

Мой отец улыбается.

– Найди коды, Айви, – говорит он. Это не просьба.

Келли сжимает мою руку.

– Мы рассчитываем на тебя.

Когда я возвращаюсь, то разочаровываюсь, когда понимаю, что Бишопа нет дома. Я так и

не определилась, кто мы друг другу. Конечно, не муж и жена, не смотря на то, что это написано в

документах, но мы и не друзья. Но что бы то ни было, какими бы мы ни были, мне становиться

тяжелее, потому что я привязываюсь к нему и понимаю, что не могу больше притворяться. Я

отличаюсь от Келли. Я не могу строить всю свою жизнь на лжи, даже если это только временно.

Я оставляю свою сумку на краю дивана и иду в спальню. Моя шея и левое плечо болят

после нашей прогулки и я стараюсь растереть их правой рукой. Оказавшись в спальне, я скидываю

свои ботинки, и один летит под кровать. Я наклоняюсь и тянусь за ним, но моя рука натыкается на

что-то твердое. Хмурясь, я встаю на четвереньки и заглядываю под кровать. Я достаю ботинок,

откидываю его в сторону и вижу большой фотоальбом. Его обложка глянцевая и красная, а

корешок оплетен золотой нитью.

Я достаю его, прислоняюсь спиной к кровати, и кладу альбом на ноги. Когда я открываю

его, страницы слегла трещат. Первые страницы посвящены статьям из газет о начале войны. Здесь

вся информация, которую я узнала от своего отца – как кинули бомбы на восточном побережье

США, потом на западе, а потом, как началась бессмысленная война, которая унесла много

невинных жизней. А после окончания войны, не осталось ничего. Но никто не волновался об

ущербе. Все пытались выжить.

После статей в альбом приклеили фотографии, которые подписали черными чернилами. На

фотографиях есть знакомые мне места, такие как гора Рашмор и большой Каньон, а есть те,

которые я никогда не видела своими глазами – пляжи Калифорнии, Северное Сияние, большой

Барьерный Риф. Я провожу по фотографиям пальцами, пытаясь представить себя в этих местах.

– Так, – я слышу голос Бишопа с порога. – Нашла что-то интересное?

Я попрыгиваю, и альбом сползает на пол.

– Боже мой, – выдыхаю я. – Ты напугал меня! – я смотрю на него. – Мне очень жаль,

если я не должна была смотреть этот альбом…

Но он только улыбается, заходит в комнату и опускается на пол рядом со мной.

– Все в порядке. Я не возражаю.

Он тянется к альбому и снова кладет мне на колени.

– Его начал вести мой дед. Он начал вести его после войны, чтобы не забыть, каким был

мир. А я продолжил.

Я открываю следующую страницу, на которой приклеена открытка с потертыми краями. На

ней фото океана. На следующей странице еще одна открытка с океаном. Я смотрю на Бишопа,

который смотрит на альбом.

– Ты хочешь выйти за забор, – говорю я спокойно. – Не так ли?

Он кивает.

– Хочу увидеть океан.

Я вспоминаю наш разговор на диване.

– Это то, чего ты хотел, не так ли? Не женитьбы на мне.

– Эй, – говорит он, – все нормально. Может быть, через несколько лет я смогу убедить

тебя отправиться в очень длительный поход со мной.

– Но… – я осматриваю края береговой линии пальцем. – На побережья скидывали

бомбы. Там разве не опасно?

Бишоп пожимает плечами.

– Может быть, – его лицо напрягается. – Но я не думаю, что мы делаем себе поблажки,

сидя здесь за забором. Кто знает, что там? Мы можем найти других людей. Целые общества, как

наше. И даже если мы этого не сделаем, я хочу, чтобы ты услышала шум волн, – он грустно

улыбается.

Я смотрю на него. Парень, который обожает воду, но не может оказаться у океана. Он мог

бы. До войны. Но не сейчас, когда мы живем на небольшом куске территории и боимся высунуть

нос за забор.

Я слегка пихаю его плечом.

– Мой дед видел океан, до войны. Тихий Океан. Он сказал моему отцу, что он громкий и

холодный и красивый, и вода была настолько соленая, что глаза горели, – я взглянула на альбом.

– Как ты думаешь, мы все испортили?

– Вероятно, – Бишоп вздыхает. – Мы разрушили почти все. Но я хочу знать наверняка.

Я никогда не задумывалась о том, чтобы выйти за забор. Мой мир всегда был ограничен

наставлениями отца. Но, услышав слова Бишопа, я стараюсь представить, какого это: уйти в

неизвестность, оставить все позади. Уйти туда, где весь мир у твоих ног и ты можешь быть кем

хочешь.

– Так что же остановило тебя раньше? – спрашиваю я. – До свадьбы?

Он замолчал на мгновение.

– Мой отец посылал людей туда. Ты знала об этом?

– Нет, – я сомневаюсь, что и мой отец знает. Я никогда не слышала об этом. Это

удивляет меня.

– Не многие люди знают, – говорит Бишоп. – Он послал одну группу из трех

добровольцев, когда мне было десять. А другую группу всего несколько лет назад.

– Они нашли что-нибудь?

– Нет. Только один человек вернулся. Они не прошли и двадцати милях от забора, как на

них напали и украли пищу и оружие. Человек, который вернулся в Вестфалл через несколько

дней, скончался от полученных травм. Вот почему я не пошел, я думаю. Страх.

Я смотрю на его профиль, на резкие линии его челюсти. Я помню его простоту в лесу и в

воде. Я помню его слова о желании следовать зову сердца.

– Я не думаю, что ты был напуган идти, – говорю я. – Я думаю, что ты был напуган

уйти.

– Разве это не одно и то же? – спрашивает он с кривой улыбкой.

– Нет, – я качаю головой. – Ты не боишься того, что там. Но ты не хочешь разочаровать

своего отца.

Бишоп ничего не говорит, но мрачный взгляд в его глазах выдает его.

– Ты когда-нибудь станешь президентом, – говорю я. – И ты сможешь делать все, что

хочешь.

Бишоп усмехнулся.

– Я не собираюсь становиться президентом. Я понял это, когда был ребенком. Но мой

отец этого не понимает или не хочет понимать.

– Я думаю, что ты будешь хорош в этом, – говорю я. И думаю, что он не будет таким

жестоким, как его отец.

– Нет, я не буду, – говорит он. – Я бы предпочел узнать, что за забором, чем защищать

то, что находится внутри него. Мне плевать на власть.

Полная противоположность своего отца. И моего.

– Именно поэтому ты будешь хорош в этом, – говорю я ему. – Потому что власть не

имеет значения для тебя.

– Может быть.

– Ты бы правил так же, как твой отец? – спрашиваю я, глядя на альбом.

Бишоп замялся.

– Нет, – говорит он, наконец, и мое сердце прыгает. – Я думаю, что мой отец хорошо

постарался, чтобы мы все выжили. Он добрый, в какой-то степени, – Бишоп вздыхает и проводит

рукой по волосам. – Но выбор делает нас людьми. Я думаю, мой отец забыл об этом.

– Видишь? – тихо говорю я. – Ты бы был хорошим президентом.

Бишоп улыбается, качает головой.

– Я бы лучше изучал, чем правил, – он берет альбом с моих коленей и убирает его под

кровать. – Ужин? – спрашивает он.

– Конечно, – я встаю. Я хватаю резинку с комода, чтобы собрать волосы в хвост, но

морщусь от боли, когда поднимая руки.

– Что случилось?

– Просто все тело болит после нашего похода.

Он протягивает руку.

– Позволь мне.

Я поднимаю брови и смотрю на него через зеркало над комодом.

– Ты умеешь делать прически?

Он улыбается.

– Я могу попробовать, – он собирает мои густые волосы обеими руками, и я смеюсь,

когда он пытается просунуть их в резинку. Ему, наконец, удается, хоть и хвост получился слабый.

– Вот, говорит он. Он кладет руки на мои плечи и смотрит в мои глаза в зеркале. Я вижу, что его

пальцы медленно и нежно поднимаются по моей шее.

По моему телу разливается тепло и сгущается где-то внизу живота. Я чувствую его пальцы

на шее.

Я чувствую его везде.

– Получилось? – спрашивает он тихо.

– Да, – хрипло говорю я говорю. Кожа под его пальцами горит.

Его глаза все еще смотрят в мои, будто он чего-то ждет. Какого-то сигнала, но я слишком

напугана, чтобы дать его ему. Бишоп опускает руки и делает шаг назад.

– Я пойду готовить ужин.

Я киваю.

– Хорошо. Я скоро приду.

Как только Бишоп уходит, я иду к кровати на трясущихся ногах и сажусь. Я зажмуриваюсь

и делаю глубокий вдох. Я все еще могу чувствовать руки Бишопа на своих плечах и его пальцы на

своей шее. Я напоминаю себе о том, что сделал его отец. Но прикосновения Бишопа нежные, его

намерения добрые. Неважно, как пристально я смотрю, я не могу найти кровь на его руках.

Глава 11

Это искусство – найти правильное время, чтобы подойти к Виктории. Дело не в том, что

она злая, просто она немного резкая, когда занята.

Мы быстро перекусываем в небольшом кафетерии суда. Я выбираю жареную курицу и

бутерброд с сыром, в то время как Виктория берет себе салат с курицей.

– Ну, – начинаю я. – Дэвид давно здесь работает?

Виктория пожимает плечами.

– Я не знаю точно. По-моему, мы работаем здесь одинаковое время.

Я отковыриваю кусочек курицы, но не ем.

– Ты не думаешь, что это странно, что у него пистолет?

– В смысле? – спрашивает Виктория с поднятыми бровями.

– Я просто имею в виду, что большинство людей опасаются оружия.

Виктория жует салат.

– Он чувствует себя вполне комфортно.

Я пытаюсь смеяться.

– Да, наверное, – я кусаю черствый бутерброд. – Это его пистолет или он берет его

здесь? – я уверена, что она слышит мое сердцебиение.

– Он берет его здесь. Работа опасная, – говорит Виктория. Она достаточно легко отвечает

на мои вопросы, но ее взгляд острый.

– У них, что, здесь запасы? – снова смеюсь я.

– Почему тебе так интересно? – спрашивает Виктория, отложив вилку. – Я не знала, что

ты заинтересована в оружии.

Я качаю головой.

– Это так. Ну, может, немного. Я читала о них в книгах, но я никогда не видела их. Ты

знаешь… запретный плод и все такое.

Мой ответ видимо устроил Викторию, потому что она снова взяла вилку.

– Ты не единственная, кто чувствует себя таким образом. Половина людей, которые здесь

работают, постоянно просят Дэвида показать им склад, – она фыркает. – Я могла бы пошутить,

но я не буду. Но Дэвид осторожен с пистолетом. Как и должен быть. Только некоторым людям

доверяют оружие. А Рэй…я не думаю, что ты встречалась с ним?

Я качаю головой.

– Его работа – держать оружие в безопасности и в хороших руках, – наверное, Рэй —

тот пожилой человек, который был с Дэвидом.

– Надеюсь, они не используют меня в качестве мишени? – спрашиваю я.

Виктория улыбается.

– Не думаю. Поговори об оружии со своим свекром, – она указывает на меня концом

вилки. – Рэй отвечает за оружие, а Президент Латтимер отвечает за Рэя.

– Это хорошая идея, – сказала я, а сердце начинает биться быстрее. – Может быть, я

спрошу его, – нет, я не буду. Я не могу придумать способ, чтобы получить код от комнаты. Но

Виктория, наверное, права. Человек, который, несомненно, имеет информацию, – мой свекр. Я

думаю, стоит обыскать его стол. Я уверена, в нем много тайн.

– Готова? – спрашивает меня Виктория. Она уже стоит и держит в руке пустую миску от

салата.

– Конечно, – я встаю на ноги, бросая свой бутерброд в мусорное ведро.

– Их выгоняют сегодня днем, – Виктория говорит мне, когда мы выходим из кафе. – Мы

должны все подготовить.

Мои шаги медленные. Когда я была маленькой, я всегда шла медленно, когда не хотела

куда-то идти.

– Ты в порядке? – спрашивает Виктория.

Я ускоряюсь.

– Мы будем там, когда их будут выгонять?

– Нет, – говорит Виктория, и я облегченно вздыхаю. Я знаю, что сделал Марк Лэйрд, но я

все равно не хочу смотреть его наказание.

– Сколько их?

– Сегодня трое, – говорит Виктория.

– Это типично? Количество, я имею в виду? – президент Латтимер не дает нам