Текст книги "Великие рогоносцы"

Автор книги: Эльвира Ватала

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Писатели Дюма-отец, Бальзак, Проспер Мериме сделали из Марии Туше идеальную женщину, не стремящуюся ни к славе, ни к богатству и всем свои существом преданную Карлу IX. Это в корне неверно. И эта молодая «репка», как ее окрестили придворные, еще покажет свои алчные зубки при другом короле, Генрихе IV, когда ее сынок, прижитый с Карлом IX, вырастет и против короля пойдет.

Когда родился внебрачный сын у Карла от Марии Туше, Екатерина Медичи очень радовалась и постаралась, чтобы парламент дал ему титул графа Авенгерского. Мария же Туше получила прекрасный замок Белльвиль, вблизи того места, где Карл IX любил охотиться, а после охоты отдыхать в алькове своей любовницы.

Внешне жена Карла IX Елизавета намного красивее Марии Туше – вульгарной особы с такими же чертами лица. У Елизаветы прекрасные белокурые волосы, голубые глаза, средний, хороший для женщины рост и ангельское, вечно покорное выражение лица. И только портила ее несколько выпяченная нижняя «габсбургская губа» – характерный признак этой династии. Это знак австрийского дома. Эти губы имеют очень давнюю историю и идут еще от князей Бургундии. Вспомним, что такую губу имели Мария-Антуанетта и Мария-Луиза – вторая жена Наполеона Бонапарта.

Когда однажды Элеонора, сестра Карла V и жена Франциска I, прибыла в Дистон, чтобы увидеть гробы своих предков, князей Бургундских, она с удивлением обнаружила у всех выпяченную нижнюю челюсть. Елизавета, подобно Лукреции Борджиа, запретившей в своей Ферраре употребление румян и белил, тоже никогда не пудрилась и не румянилась. В этом отношении проявила волю и пошла наперекор диктату моды, а во всем остальном – покорная овечка, удел которой молиться и слезы лить, проклиная свою бесплодность. Один из героев Горького из пьесы «На дне» барон недоумевает, зачем же он родился? Чтобы только переодеваться? Следовало бы задать этот вопрос и Елизавете: зачем она существовала на свете французской королевой? Чтобы только плакать и молиться? Даже когда умрет ее муж Карл IX, жизнь ее ни на йоту не изменится. Те же слезы и молитвы. Только теперь она будет спать со служанкой в одной комнате, а чтобы ее не обвинили в нарочитом и фальшивом усердии в служении богу, молилась ночами, тайком от всех, долгие часы простаивая на каменном полу. Знаете, дорогой читатель, был такой римский папа, мы не очень помним из какого века, знаем только, что он в Ватикане построил себе грот и день и ночь там молился, а когда его отвлекали для решения государственных дел, очень злился, что его отстранили от бога. Моление ему заменяло все: женщин, удовольствия, чревоугодие и сотни других удовольствий, которым без пардону предавались римские папы. Как можно дойти до такого дикого фанатизма, объяснить трудно, только действительно такие люди чувствуют себя счастливыми, никогда не болеют, не страдают черной меланхолией – бич всех времен и народов всегда благодушны, умиротворенны, добры и освящены какой-то высшей благодатью, что ли? Елизавета ничего в жизни, с нашей точки зрения, радостного не зазнала. Она же считала иначе, и радостная и умиротворенная тихо умерла в молитвах, молясь за спасение души своего грешного мужа.

Все эти «покорные рогоносицы», дорогой читатель, на одно лицо, с совершенно одинаковыми чертами характера. Точно природа-матушка, не желая изворачивать свою фантазию в индивидуальных поисках героини, взяла и создала одну стереотипную модель покорной королевы, переносящей измены мужа со стоитским спокойствием и на коленях в молитвах, к богу обращенных. Все здесь следует одному жизненному принципу: любовные услады мужу-королю, мне слезы и молитвы.

Вот Луиза Лотарингская – жена французского короля Генриха III, который после смерти своего брата Карл IX, оставив Польшу, Францией править стал. Красивая, кроткая женщина, и даже внешне на Елизавету похожа. Те же печальные кроткие голубые глаза, те же роскошные белокурые волосы и та же бездетность. Только здесь бездетность иного порядка – ее муж, французский король Генрих III, гомосексуалист. Ну не «чистой воды», правда. У него в молодости были любимые женщины, и даже безумно любимые. Одной такой, Марии Клевской, вышедшей замуж за Конде, он из Польши письма кровью собственной писал. А когда она умерла во время родов (ребенок от мужа), Генрих III чуть ума не лишился. Несколько дней не пил, не ел, закрывшись в своем апартаменте, дико стенал, небо проклиная, забравшее у него любимую. Потом маленько от неземной любви к женщинам остыл, на молодых людей перекинулся. И эти, как их называли, «миньоны» была своего рода привелигированная каста опричников, времен Ивана Грозного: все им разрешалось и любое преступление им прощалось. Что мог дать Генрих III своей супруге Луизе? Исполнял с успехом роль ее камеристки почище парикмахера, в ее волосы вплетая искусно жемчуга. В лобик целовал, она его чело гладила. Иногда Екатерина Медичи заставала своего сына, державшего на коленях Луизу и деликатно ее целующего. И все! На большее король был не способен. А эта «покорная рогоносица» вместо того, чтобы следовать совету свекрови и заплодниться от смазливого пажа, дав таким образом Франции дофина, с негодованием сие предложение отвергла, начала часами простаивать на коленях в молитвах и слезах. Ну чем не двор Елизаветы, жены Карла IX? «Я глубоко уважаю свою жену», – говорил король. Но разве ей достаточно, молодой жене, одного уважения? Но «покорные рогоносицы» даже и не помышляли о прелюбодеянии. И напрасно Екатерина Медичи втолковывала невестке такие вот истины: «Помните, сын королевы, чьим бы сыном он ни был, всегда будет дофином, тогда как сын фаворитки никогда им не станет».

В какой-то мере Екатерина Медичи была права: не до нравственности тут, когда династия рушится. Первый сын Франциск I, муж Марии Стюарт бездетным помер, второй Карл IX бездетный, и вот третий любимый сынок Генрих III делает все, чтобы его секс не давал потомства. Это как называется? Но богобойная Луиза, благородная Луиза, «покорная рогоносица», в чьи волосы Генрих III искусно вплетает драгоценные камушки, а корсет затягивает искуснее любой камеристки – такой грех, как прелюбодеяние, на свою душу не возьмет. Ну и мучится, как дура какая, езжа на богомолья и на воды, а кругом царствуют завитые, напудренные, с кручеными задами забияки-миньоны, Луиза их жизни не лишает, она их терпит. Лишает их жизни родная сестра Генриха III королева Марго, которой миньоны оскомину набили. Луиза истово молится. Она участила свои выезды на богомолья и на воды. Она молит бога хотя бы об одном ребеночке. Бог не дает ни одного.

После убийства своего обожаемого мужа, она, как и Елизавета, останется верной его памяти. Красивая Луиза всю оставшуюся жизнь простоит на коленях, моля Господа Бога об одном: чтобы отпустил грехи ее супруга. «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», – такой афоризм немецкого писателя не подходит нашим королевам. Они и жили и умирали на коленях.

Молится, молится, молится, но не в своей холодной молельне, а в своем алькове возле кровати, на которой храпит ее супруг Людовик XV и полька Мария Лещинская. Захудалая принцесса из польского королевства. Она на целых семь лет старше своего мужа. Она дородна, некрасива, и с неумеренным пищевым аппаратом. И вот в возрасте чуть больше пятнадцати лет французский король Людовик XV имел неосторожность жениться на двадцатидвухлетней мещаночке, дочери бывшего короля, а нынешнего воеводы Станислава Лещинского. То есть король своего голоса не имел. Филипп Орлеанский, регент Людовика, распорядился, министры пожелали, король не противился. Она что-то там мажет акварелью, что-то там вышивает по пяльцам, какой-то там стишок на испанском знает и… Провинциальная недалекая мещаночка вдруг по мановению волшебной палочки стала французской королевой. В один прекрасный день, когда юный Людовик XV даже и не думал о женском поле, а женщин еще даже и «не пробовал», к нему пришли и сказали: «Ваше величество, вам надо жениться. Невеста уже есть, правда, не ахти как хороша – не красавица: прямо говорим, но она воспитана в строгих католических правилах и будет вам рожать много детей». Не ошиблись министры. Детей нарожает Мария Лещинская королю чуть меньше дюжины, да все дефективные – девки. Только один сын и растет. Король поморщился малость, но законопослушно согласился жениться. И настолько у него запечатлелись постные физиономии министров, расписывающих сомнительные прелести невесты, что он намеревался узреть уродину, а узрел вполне аппетитную девушку, несколько, правда, в летах и дородную, но от радости все эти мелкие сомнения на задний план ушли, а король долгое время был искренне убежден, что его Мария Лещинская – настоящая красавица. А когда придворные хвалили красоту какой-нибудь дамы, он наивно спрашивал: «Неужели она так же красива, как моя жена?» Поволока розовых очков упадет примерно через пятнадцать лет, когда Людовик XV поймет, какую это скучную гусыню ему подсунули на роль жены. «У Марии Лещинской в алькове только мухи веселые», – смеялись придворные и были правы.

Знаменитая и неповторимая «мудрая рогоносица» – Сисси, жена австрийского императора Франца-Иосифа.

Взяв на себя непосильную задачу – роль французской королевы, эта мещаночка никак не в состоянии с ней справиться. Все мешает: отсутствие знаний французского этикета, на который сильно двор упирал, немодная одежда этой королевы, вечно щеголяющей в допотопных чепцах, превращающих ее в старуху, и темных закрытых платьях. Ни одного умного слова Мария Лещинская сказать не умеет, остроумием не блещет. Боже, какой скукой, какой мещанской обыденностью веет от этой королевы, которой порой бы герань на окошке выращивать да песенки канарейки в клетке слушать. А потом пошли разные смерти. Умер единственный ее сын, его жена, внук, один, второй. Мор облетает французское королевство. Умирает ее отец Станислав Лещинский, которого она решила женить в восьмидесятипятилетнем возрасте на двадцатитрехлетней девушке. Смерть помешала сей марьяж осуществить. Мария уже отвыкла улыбаться. Она молится, молится и плачет. Вскоре умирает сама. Зачем жила? Даже чтобы не переодеваться. Ибо всегда на ней были черные допотопные чепцы и темные платья. Только для того чтобы без радости рожать детей и молиться, перенеся все положенные унижения «покорной рогоносицы». Переносить десятки мелких и больших фавориток мужа и не роптать – стало ее уделом. Зачем была королевой? Не знаем.

«Умной рогоносицей» стала знаменитая, оригинальная, неповторимая Сисси – жена австрийского императора, правящего свыше шестидесяти лет, Франца-Иосифа. Мы вам, дорогой читатель, в предыдущей книжке рассказывали, как романтично познакомился с ней австрийский император и как несчастлива была эта семья императорских кровей. Но сейчас мы расскажем не о Сисси-романтичке, а о Сисси, «мудрой рогоносице». Когда тебе плохо жить на свете, когда мучит черная меланхолия и мысли о самоубийстве нахально лезут в голову, когда не помогают долгие конные одинокие прогулки, что надо сделать, чтобы убежать из плена двора и его невыносимого этикета? Надо подыскать мужу хорошую любовницу.

Однако не сразу Сисси пришла к такому решению. Сначала она, эта гордая женщина, бунтовала и протестовала. Против всего, а прежде всего против двух вещей: придворного этикета и деспотизма своей свекрови – Софьи Баварской. Софья, всю жизнь, с самого рождения сына Франца-Иосифа подготавливала его к роли австрийского императора, приготовилась конечно, полюбить свою невестку, если бы, если бы та не была так строптивой. Она позволила своему сыну сделать невозможное: жениться по любви, могла бы теперь требовать от Сисси несколько больше покорности и кротости. Но та, ненавидя никакое ярмо, которое готовы были надеть на ее шею, протестовала яростно и вызывала не только неприязнь, но даже раздражение и ненависть своей свекрови. Как только эта «малая золушка» вошла женой в венский двор, ее постарались ослепить великолепием дворцового церемониала, на который другая, менее строптивая невестка смотрела бы, рот раскрыв. А Сисси? Все дамы едят обед в перчатках до локтей. Сисси без. И когда одна из придворных дам придвинула ей перчатки, шепча, что так требует этикет, Сисси ответила громко: «Я уничтожаю этот этикет. С сегодняшнего дня дамы могут есть без перчаток». Согласно дворцовому этикету императрице не полагалось носить два раза одну и ту же обувь. Тридцать пар туфель по меньшей мере должны были носиться в течение месяца. А Сисси? Она заявила, что любит расхоженную обувь и отказалась каждый день менять туфельки.

Все с недоумением смотрели на смелую красавицу-императрицу, осмелившуюся противопоставиться канону – дворцовому этикету. Но вот в своей личной жизни ей не удалось добиться свободы, и в самом главном: в деле материнства. Свекровь, Софья Баварская, посчитала, что воспитание детей ее сына – это не удел матери Сисси: странной матери, с какими-то неясными намеками на патологию. Она забрала троих детей Сисси, в их числе единственного наследника Рудольфа и матери приносили их только на один час в день. Сисси посчитала это как ущемление своих прав матери. Но бороться с всесильной и деспотической Софьей было невозможно. Она привыкла считать, что императорские жены – это серенькое приложение к дворцовому этикету. Своего «я» им выставлять не позволено. Вспомним, что наша императрица Екатерина Великая очень печалилась, что ее тетушка царица Елизавета Петровна с самого рождения забрала у нее ее сына Павла и Екатерине Великой даже не было позволено ему пот с лобика отереть, когда он, закутанный в чернобурые лисы, маялся в своей колыбельке. Потом с такой же деспотичной безоговорочностью Екатерина Великая заберет сыновей у Павла, в том числе и Александра, и будет воспитывать по своему методу, вдали от родителей, которым только изредка разрешалось навещать малышей. Словом, дорогой читатель, по мнению свекровей, готовящих своих внуков в монархи, им лучше, чем матерям, знать, как надо воспитывать будущих императоров. Сисси возмутилась, но была бессильна противостоять Софье. Тем более ее любимый и горячо обожаемый супруг, за которого она вышла замуж по взаимной любви, тоже не противопоставился матери. «Боже, как я его люблю, – говорила Сисси о муже. – Если бы еще он не был императором». Но он был императором и очень даже методичным и консервативным. За шестьдесят восемь лет своего правления ни разу не сел в лифт, не сел в автомобиль, вставал неизменно в четыре часа утра и много работал за письменным столом. Это ходячая машина, хорошо отрегулированный государственный механизм, с раннего детства приученный служить своей монархии, и спасший Австрию с ее сорокамиллионным населением от правления своего бездарного и эпиллептического дяди Фердинанда I, бездетного, конечно, импотента. Даже странно слушать, как, получив в жены любимую Сисси, у Франца-Иосифа вырвались такие вот эмоциональные слова: «Я счастлив, как лейтенант и доволен как король». Очень скоро счастье и довольство перейдет в ровную форму холодной озабоченности и бесстрастности. Для эмоциональной, экзальтированной, бешеной Сисси – это кубок холодной воды. Не умела она любить бесстрастного человека, ее душе нужен отзвук другого сердца, дуэт этих сердец – иначе Сисси не могла. Иначе она – погибала. Можно разным образом погибать. Можно сразу же прибегнуть к пистолету и раз навсегда покончить со своей никчемной жизнью, как это сделал впоследствии ее сын Рудольф. Но можно упрятать свою душу глубоко и под внешней меланхолией, недовольством, раздражением иссушать себя, теряя интерес к жизни. У Сисси отняли ее детей. Троих. Среди них наследника трона, с которым мать могла бы быть очень близкой, так много родственного было в них. Отдали ей на воспитание только последнюю дочь Марию, когда Софье было уже шестьдесят четыре года и она посчитала свою роль в воспитании будущих монархов законченной. У Сисси все признаки дикой меланхолии, проявляемой в очень странной форме: то, обуянная дикой энергией, часами скачет в безумной гонке с ветром на коне, то, проявив железную дисциплину, изучает греческий язык, не отрываясь от этого занятия даже когда ей каждый день два часа расчесывают ее чудесные, падающие до земли когда она сидит, волосы. Какими только занятиями не увлекается Сисси! Тут и серьезное изучение археологии и даже участие в экспедициях, и чтение немецких поэтов, особенно стихов Гейне. Изучение музыки, истории театра. И вместе с тем невоспитанной грубой мещанкой может запустить в своего парикмахера флакон с эссенцией только потому, что он слегка неосторожно дернул ее за волосок. Лупила также в бешеной ярости своих горничных, чуть ли не придворных дам. Все в диком исступлении, не помня себя. Потом слезы, дорогие подарки и даже унизительные просьбы о прощении. Нигде Сисси не может найти себе места. Какая-то дикая тяга к новым местам. Ездит. И вдруг в 1860 году надолго уезжает из Вены, предварительно найдя своему супругу хорошую любовницу. Не так-то просто было Францу-Иосифу подыскать любовницу. Раньше если и были у него связи на стороне, а раз даже он неосторожно заразился сам триппером и заразил им Сисси, то все это делалось инкогнито, так, чтобы Сисси ни о чем не догадывалась. Но «умная рогоносица» Сисси, когда пришла к выводу, что не в состоянии дать счастье и любовь своему мужу, начала действовать по принципу: «Пусть у него будет любовница, лишь бы у меня было спокойствие».

В нахождении подходящей для Франца-Иосифа любовницы случайно помог русский царь Александр III. Однажды он вместе с Францем-Иосифом смотрел постановку венского театра и после спектакля попросил всех артистов на ужин. Рядом с австрийским императором сидела актриса Катерина Шарт. Ее остроумие, приятный внешний вид, а также отсутствие того раболепия, с которым император неизменно встречался, понравились ему. Это заметила Сисси. Исподтишка и исподволь она приняла на себя роль сводницы.

Узнав, что Шарт замужем за респектабельным человеком, Сисси совсем успокоилась: все говорило, что в семье этой пары Франц-Иосиф приобретет то тепло и спокойствие, которое сама Сисси была ему дать не в состоянии. Сисси заказывает художнику портрет актрисы, посылает модель наверх в ателье художника и туда же ведет своего мужа. Как всегда, и на этот раз Франц-Иосиф отказался от лифта и взбирался на верхотуру башни ателье пешком. А там? Пятидесятилетний император нашел тишину, спокойствие и умиротворенность в доме Катерины Шарт. Наконец-то Сисси свободна! Ее муж «пристроен»! Как безумная, ездит она из города в город, путешествует по Европе в обществе двух придворных дам и одного молодого человека. Любовник? Пусть будет так. В таком случае у Сисси было несколько любовников: Генри Холмс, молодой офицер, с которым Сисси совершала свои верховые прогулки, компрометируя венское общество. И напрасно свекровь Софья стыдила ее и писала письма своему сыну о плохом поведении невестки. Франц-Иосиф ограничился кратким замечанием в письме к жене, что это «не пристоит». Тут и венгр Андрасси, невозмутимый красавец, встречающий императрицу в своей стране с подобающей честью и часто уединяющейся с ней в ее апартаментах. У Сисси какая-то болезнь прямо на пункте своей красоты. Есть такой рассказ, мы не помним ее автора, когда красавица умерла только потому, что заметила, что ее руки начали стареть. Сисси не могла принять мысли о старости. Она почему-то считает, что одним из признаков сохранения молодости есть сохранение веса тела. И вот высокая, стасемидесятичетырех сантиметров роста Сисси весит всего сорок девять килограммов. Вы посмотрите только, что она выделывает со своим желудком? Очень часто ее питание за целый день составляли шесть апельсинов. Анокреция – вам такое слово знакомо? Его нет в словаре иностранных слов не потому ли, что это явление, начавшее тревожить врачей и психологов, развилось только в последнее время, когда молодые девушки поголовно начали худеть и почти отучились есть. Помните ту тростиночку Твигги – модельершу без бюста и с длинными палочками-ногами недокормленного подростка? Такая дегенеративная мода пока еще пятидесятых годов двадцатого века понемногу начинает возвращаться, пугая абсолютно всех: от врачей до родителей.

Сисси на пункте своей красоты и фигуры совершенно помешалась. Каждый день она взвешивалась и, если поправилась хоть на один грамм, – ее ждала драконская диета голодания. Свой костюм из тончайшей кожи, она, подобно штанам герцога д'Артуа, брата Людовика XVI, обливала водой и, мокрый, натягивала на тело. Когда костюм высыхал, он обтягивал фигуру без малейшей складочки, точно превращаясь во вторую, натуральную кожу. Очень тяжело она восприняла известие, что в тридцать лет стала бабушкой. Ее дочь Жизель, которую совсем еще недавно вместе с Рудольфом в кружевных платьицах приносили к ней на свидание один час в день, родила ребенка. У тридцатилетней бабушки свои частные интимные связи. Обожая греческий язык, она и обожателя нашла из той же страны. Грек Константине Христинамоссе сопровождает Сисси в ее путешествиях. Где-то в Вене остался двадцатишестилетний простой чиновник Фриц, которому Сисси всю свою жизнь будет писать письма и единственная встреча с которым на маскарадном бале превратилась в долгие годы приятельской переписки. Сын Сисси Рудольф будет обвинять свою тетку, а сестру Сисси Марию Лариш в сводничестве, в нахождении матери любовников. Она будет все, конечно, отрицать и опубликует свои дневники, представляющие «добродетельную» Сисси. Оставим дневники Лариш в покое. Она писала то, что ей было выгодно. Роль сводницы ее не устраивала, хотя, конечно, она облегчала Сисси ее задачу в нахождении ей любовников. Вы, конечно, знаете, дорогой читатель, что в 1889 году единственный сын Сисси Рудольф покончил жизнь самоубийством. Было ему тридцать один год. Он был женат, у него была дочь. Романтики написали множество произведений на эту тему, ибо весь сценарий самоубийства вполне вмещался в рамки сентиментальных историй о несчастливых любовниках. Вместе с простреленной головой – трупом Рудольфа, на кровати рядом с ним находился отравленный труп его любовницы Марии Вечера. Оба оставили предсмертные письма, в которых выясняли, что сознательно уходят из жизни! И пошла писать губерния! Каких только спекуляций не появилось на эту тему. Ничуть не меньше, чем в истории с «железной маской»! И будто бы Рудольф не покончил самоубийством, а его убили по политическим соображениям, и даже будто не убили его, а подставили фигуранта с простреленной головой, а Рудольф преспокойно себе эмигрировал и доживал свой век в Швейцарии. Пухлые книжки с эмфазой и энергией, достойных лучшего применения, скрупулезно анализировали эту версию и склонялись к ней как наиболее вероятной. Романтическую любовь Марии Вечера и Рудольфа «обрызгали» грязью. И умерла-то не от самоубийства, а обыкновенно – от аборта из-за кровотечения, а испуганный и скомпрометированный принц, не выдержав этого стыда, покончил с собой. Словом, версий много – выбирай, дорогой читатель, любой, слишком огромный материал для фантазии дали эти двое.

Сисси знала правду. Она предостерегала своего родственника от женитьбы на девушке, происходящий из ее дома. «Эта кровь отравленная!» – говорила. Отравленная психическими болезнями, неуравновешенностью, припадками меланхолии, манией самоубийства. Ее кузен Людовик Баварский покончил самоубийством, при этом окончательно заклеймив себя сумасшедшим.

Сисси отдавала себе отчет в своей болезни. С нею жить трудно. Эта постоянная угнетенность, недовольство, раздражение, апатия, перемешанная вдруг со взрывами бешеной энергии – налицо невротическая натура. Ее муж Франц-Иосиф, спокойный и флегматичный, со своим максимальным понятием долга, никогда не смог понять Сисси. Никогда не смог стать ей ни другом, ни любовником, ни мужем, выбранная для этой цели Катрин больше подходила к этой роли. Любовный треугольник – Катрин, ее муж, Франц-Иосиф – был на редкость дружен и спокоен. Сорок с лишним лет будет пребывать Франц-Иосиф со своей любовницей, которую ему так безошибочно подыскала Сисси. После ее трагической смерти, не захочет больше жениться: «Боже, как же я любил эту женщину», – скажет о Сисси. Только любовь эта была нереальная: радуга на небе. Красива, великолепна, соблазнительна, но ни радости, ни тепла, ни даже спокойствия не давала. Иногда можно любить сильно, но не быть счастливым. По-видимому, инструмент любви требует, кроме всего прочего, гармонии душ и сходство характеров. Два совершенно несовместимых характера встретились, чтобы горячее полюбить друг друга, и по крупинкам растеряли эту любовь. Лед и пламень – это несовместимый дуэт в жизни.

Версаль. Дворец Малый Трианон Людовик XVI подарил Марии-Антуанетте, когда узнал о ее измене.

Месть рогоносцев

Ничто великое в мире не совершалось без страсти.

Гегель

  знаете почему умные, дорогой читатель? Потому что они своим неверным женам мстили в очень оригинальный и верный способ. По принципу: ты мне, я тебе. Да не просто где-то там на стороне жена мужу изменяет, а он ей и неизвестно с кем. Нет, тут задача была посложнее: отомстить с объектом или субъектом – жертвой. Ну, примерно так, как в том анекдоте, когда соседка предложила соседу совершить перекрестную измену. Ваша жена изменяет вам с моим мужем, почему бы нам не изменять им в подобный способ и отомстить за себя? Сказано – сделано. Но, когда месть приобрела слишком уж агрессивные формы ненасытной соседкой, рогатый муж, чьи физические возможности были весьма ограниченны, выскакивая из прелюбоюдного ложа, вскричал: «Ну нет, я не так уж мстителен».

Примерно то же самое предложил одной неаполитанской королеве один рыцарь, ибо король беспардонно начал хаживать за любовными утехами к его жене. (Об этом нам сама Маргарита Наваррская сообщает.) Так вот этот самый неаполитанский король-альфонс по привычке обходил дома своих придворных. Он, подобно герою Беликову из «Человека в футляре» Чехова, любил пообщаться с соседями в неофициальной обстановке. И вот у одного своего подданного он вдруг увидел жену необычайной красоты, а поскольку на красоту женщины был падок, в отличие от некоторых французских королей, которые любили исключительно внешне непривлекательных женщин, в мгновение ока в нее влюбился и вот уже шлет подарки за подарками. А чтобы муж не очень глаза мозолил своим подозрительным или несчастливым там видом, отослал его в Рим, в долгую командировку. Дамочка наша, хотя мужа любила, но не дура была. Она мигом решила, какие материальные и другие блага может она иметь с королем и живо в него влюбилась.

И вот влюбленные король с дамочкой любовными утехами занимаются, бедная королева, полная подозрений и самых что ни на есть горьких предчувствий, слезами обливается, но горю помочь не может, а от слез и волнений ее личико здорово подурнело, так что неаполитанский король вообще перестал в ее альков заглядывать. Но «рогатый» супруг нашей дамочки слез там проливать по поводу неверности супруги не стал, он по-мужски сказал сам себе: «Э, что там! клин клином выбивают!» И, притворившись влюбленным, глаз от бедной неаполитанской королевы отвести не может и поминутно вздыхает, так что она вынуждена была обратить внимание на своего подданного. И он без обиняков предложил ей то же самое, что наша соседка из анекдота своему соседу. Но королева гордо ответила: «Я не могу сразу иметь и почет и удовольствие». Тогда он начал убеждать ее своим красноречием: «Отбросим на минутку величие вашего титула и посмотрим друг на друга, как на обыкновенных смертных, обманутых теми, кого мы искренне любили». Ну она титул немного отбросила, на рыцаря повнимательнее посмотрела и увидела, что это очень даже красивый молодой человек, изящно сложенный и вообще. И подумала, что действительно, чем страдать и лицо свое слезами изувечивать, лучше отдаться телесному наслаждению с обманутым супругом и отомстить за себя. И вот они в уголке сада предались мести, а поскольку очень уж в душе и теле этой мести у обоих накопилось, вечер очень даже приятным оказался и превзошел все ожидания, а даже мечты королевы. Она никогда не думала, что низменный секс может дать столько премилых впечатлений. С этого времени карусель началась. Придворный на коня и из своего поместья к королеве, а король из своего королевства на коня и в поместье к жене рогатого супруга. И эта перекрестная любовь продолжалась очень долго. Королева от радости любовной связи помолодела и похорошела, так что король уж повнимательней на нее начал поглядывать и непрочь уже был время от времени и ее альков навестить. Но королеве с королем уже неохота в пресную постель возвращаться, ибо месть рогатого супруга была так яростна, что ни о какой другой мести она уже и не мечтала. А рогатый супруг носил свои рога с большим достоинством и шагал гордо, с поднятой грудью, его распирала уверенность, что королю-то он наставил еще более ветвистые рога. И такой тип рогоносца, дорогой читатель, мы очень даже одобряем. Такие умные рога никому носить не ущербно.

«Сколько голов, столько сортов любви», – так примерно словами своей героини сказал великий Лев Толстой. «Сколько пар, столько типов рогоносцев», – скажем мы, перефразируя. Какие только типы среди них не встречаются! И наше деление на «добровольных» и «вынужденных» – несколько условно, поскольку все здесь взаимосвязано. Иной «добровольный» рогоносец таким строптивым оказывается, что его добровольное ношение рогов на насильственное смахивает. И редкий случай, дорогой читатель, когда жена «добровольного» рогоносца сама оказывается в положении «вынужденного».

А произошло это при дворе испанского короля Филиппа II. Он, сам по себе великолепный, красивый мужчина, жестокий, как король, вечно еретиков на кострах сжигающий и вечно воюющий, добился уважения, признания, а главное, страха в Европе, и свою Испанию привел в относительный порядок, заглушив оппозицию и уничтожив всяческие проявления анархии. А вот в личной жизни ему здорово не везет. Четыре раза был женат и все невпопад: его жены умирали или от родов или от их видимости, или еще от чего-то.

Первая жена ему троих детей оставила, две дочери и сына (знаменитого дона Карлоса знаете?!) и скоро из жизни ушла. Вторая «кровавая Мэри», по примеру мужа еретиков сжигающая и из-за любви к нему потерявшая значительную часть английских земель – умерла от водянки и рака живота, который принимала за беременность. Третья, молоденькая четырнадцатилетняя девочка Елизавета, дочь Екатерины Медичи, народив королю троих мертвых детей, ушла из жизни во время рождения четвертой дочери. В четвертый раз король женится на второй, отобранной у сына невесте, Анне из Австрии. Ну у нее с беременностями как будто все в порядке. Детей королю рожает исправно и уже в шестой раз беременной ходит. Но с сердцем не все в порядке. В переносном, конечно, смысле этого слова. Она здорово, как простая женщина, не королева, ревновала короля.