Текст книги "Фабрика гроз"
Автор книги: Эльвира Барякина
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Ей хотелось маминого внимания. А мама все витала где-то в облаках.
– Давай я тебе хоть помогу! – великодушно предложила Соня, подбежав и обняв ее за ноги.
– Это вряд ли, – отозвалась Кристина. – Мне надо картошку чистить, а ты не умеешь…
Соня задумалась.
– Ну, давай, я котлету для тебя съем!
Кристина рассмеялась. Ну и ребенок у нее: вечно что-нибудь откаблучит!
На самом деле вот уже полчаса она думала еще над одной очень важной проблемой: а что скажет Сонька, если они с Иваром соберутся жить вместе? Конечно, это была совершенно крамольная идея, конечно, пока ничего не было ясно, но все-таки…
– Слушай-ка, – набравшись смелости, произнесла Кристина, – а тебе бы хотелось иметь нового папу?
Соня расцепила ручонки и резко отодвинулась от Кристины.
– А зачем он нам?
Вот именно такой реакции Кристина больше всего и боялась!
– Ну как же… – заискивающе произнесла она. – С папой лучше. У всех девочек есть папы… Помнишь, ты же сама говорила?
Соня надула губы.
– Нет! Никого нам не надо!
– Но почему?! – воскликнула Кристина.
– Ваше взрослое сообщество не будет со мной играть!
– Будет!
– Нет!
… Соня забралась под стол и еще долго сидела там и ковыряла пальцем обои. Мамина дурацкая затея привела ее в полную растерянность. Разве им было плохо втроем? Соня, мама, баба Лиза – все понятно и упорядоченно. «Новый папа» сразу показался ей враждебным чудовищем, которое хочет отнять у нее родную мамулю.
Кристина вовсе не знала, что ей делать. А что если ее дочь так и не примет Ивара? Кто-то из знакомых рассказывал ей, что дети часто ревнуют ко второму мужу, считая, что их променяли на какого-то чужого дядьку.
Как же ей хотелось видеть Ивара! Хотелось обнять его и поплакаться на свои бедки, рассказать, как она ездила сегодня в психушку, как подслушала слова Вайпенгольда, как разговаривала с Синим… Но нельзя, нельзя, нельзя!!!
Одни запреты кругом!
Ох, несколько дней до конца выборов – это какая-то яма, бесконечная бездна… И что там, за этой бездной? Стенка? Чувство нелепости всего происходящего? Ведь они с Иваром совсем не думали о своем будущем. Он живет в Москве, она здесь, и кому-то из них придется пожертвовать своей карьерой ради другого.
Обычно принято, чтобы карьерой жертвовала женщина. Но от одной мысли об этом Кристину охватывала паника. В Москве ее никто не ждет, там своих телезвезд хватает, причем гораздо покруче, чем мадам Тарасевич. Ну что за наказание такое – куда не кинь, везде клин!
«О чем я мечтала все эти годы? – думала растеряно Кристина. – О любви. То есть об этих самых неразрешимых проблемах, в которых я сейчас по уши запуталась».
Уложив Соню, она отправилась ванную. Ничто, как вода, не смывает усталость и беспокойство. Телефон лежал рядом, на стиральной машине.
Кристина стояла под душем и потихонечку пела песни. Ивар сейчас где-то на работе. Что-то делает… Думает ли о ней? Нет?
Она жмурилась под струями воды и вдыхала лесной запах шампуня. Теплые капли стекали по спине, по плечам… Кристина оглядывала свое тело молодое и крепкое. Где же носит этого Ивара? Почему он не звонит? Разве он не чувствует, как он ей нужен?
Она писала его имя на запотевшем зеркале и долго вглядываюсь в неровные буквы. Там, за ними, светились ее глаза.
– Все, не могу больше ждать! – произнесла она, пробежав на цыпочках в свою комнату.
Кинув мокрое полотенце на спинку стула, Кристина включила компьютер. Листочек с координатами Ивара лежал перед ней. Несколько букв – его электронный адрес. Ей столько надо сказать ему, а его нет… Мысли скакали в разные стороны.
Она открыла почту и принялась писать письмо.
«Ну почему ты не звонишь? Жду тебя, жду…
Мир почему-то сразу умер без тебя.
И еще я отчаянно трушу, что вся наша история может плохо кончиться. Я знаю, все в порядке… Ты не звонишь, потому что у тебя работа. Просто я пока еще не привыкла к тому, что можно верить кому-то, кроме себя, и поэтому беспокоюсь. Зря, да ведь?
Пока писала, окончательно разволновалась. Теперь сижу и не знаю, сожалеть мне об этом или нет? Все, я окончательно запуталась. Пока.
Кристина».
Набрав адрес, она отправила письмо и еще долго смотрела на коротенькую надпись «Ваше сообщение успешно отправлено».
* * *
– Да, Мальчик-с-пальчик вырос и стал Жопой-с-ручкой, прокомментировал Боголюб известие о предателе-Вайпенгольде.
– Мы могли бы и раньше догадаться, что у нас завелся шпион, – добавила Леденцова. – Все наши последние провалы были связаны только с утечкой информации. Причем с самого верха. Этим не мог заниматься кто-то из исполнителей.
– Ладно, – сказал Ивар, – будем считать вопрос закрытым. Просто впредь станем осторожнее.
– Ты предлагаешь, все спустить ему с рук?! – изумленно переспросил Никитин.
– Мы не можем позволить себе тратить время на разборки. У нас осталось три дня.
– Но надо же, по крайней мере, сказать Пименову!
– Я уже был у него и приводил ему кучу доводов насчет Вайпенгольда. И к чему это привело? Ни к чему. Сашка – ставленник Стольникова и Караваева. Раз они сказали, что он должен работать на выборах, значит, он будет работать. А нам впредь наука – не болтать.
… Весь вечер Ивар провел на телевидении, просматривая новостные сюжеты, сделанные Никитиным: бомжи и уголовники высказывались, что они за Хоботова, а за Стольникова собирались голосовать красивые и благополучные люди.
Потом они поехали в штаб, где Боголюб сообщил им веселенькую новость: Синий все равно запустил в печать материалы о Караваеве. Кто-то из хоботовских спонсоров нашел ему новую типографию.
– Черт с ним! – устало отмахнулся Ивар. – Мы с Никитиным уже провели надлежащую работу и предупредили население, что нашего Караваева собираются безбожно опорочить. Так что сенсация Синего будет выглядит полной липой. Да, Боги, твои бойцы уже начали операцию с настенными надписями?
– Пашут во всю! – отозвался Боголюб. – Завтра на город будет любо-дорого посмотреть: все в «Мести за Хобота».
– Хорошо, – кивнул Ивар.
Войдя в кабинет, он сел в кресло, пытаясь собраться с мыслями. Надо было встряхнуться… Кофе, что ли, выпить?
– Эй, мы пойдем по домам, ладно? – крикнул из общей комнаты Никитин. Ты остаешься?
– Да.
– Ну, пока.
Они погасили свет, и Ивар остался один. Уже давно стемнело, у него на столе горела лампа, светился монитор…
По дороге в штаб Ивар позвонил к себе на квартиру. Как он и ожидал, Люба и не подумала уезжать. Впрочем, это уже было неважно. Он не стал разговаривать и просто положил трубку.
… Вверху экрана пробежала строчка, сообщающая, что ему пришло электронное письмо.
Это была Кристина. Судя по времени отправки, письмо пришло только что.
* * *
Кристина почти сразу получила ответ от Ивара. Сердце вздрогнуло, на глаза вдруг ни с того, ни с сего набежали слезы. «Солнце мое!»
Там было только одно слово: «Приезжай!» И адрес.
Кристина помчалась собираться. В голове плясала хохочущая фраза: «Все бабы дуры, а я одна из них! Какой ужас!»
Одевшись, она выскочила в тамбур и позвонила в дверь к бабе Лизе. Слава богу, та еще не спала.
– Баб Лиз, вы не приглядите за Соней? – проговорила она умоляюще. Мне надо отлучиться на минуточку.
Старушка внимательно посмотрела на соседку поверх очков.
– Вот это любовь! Не дай бог мне такую! – вымолвила она наконец.
Кристина покраснела.
– Да вовсе и не любовь…
– Ага! Поври-ка мне еще! Я уже давно за тобой наблюдаю.
Кристина стрельнула взглядом на часы.
– Баб Лиз, ну пожалуйста! А? Посидите?
– Посижу, посижу, – проворчала соседка.
– Ой, спасибо! – воскликнула Кристина и тут же побежала вниз по лестнице.
– Куда без теплых штанов поскакала? – крикнула ей вслед баба Лиза. Отморозишь себе все будущее!
* * *
Ивар встретил ее неподалеку от своего штаба и какими-то тайными тропами провел к открытому окошку, выходящему на задний двор. Легко подтянувшись на подоконнике, он подал руку Кристине.
– Залезай! Только тихо – нельзя, чтобы охранники узнали о тебе.
Кристине хотелось одновременно и хохотать, и плакать, и летать от счастья.
– Ты совершенно чокнутый! – прошептала она, когда он помог ей спрыгнуть на пол. – Если кто-нибудь узнает, что я тут была, тебе голову оторвут!
– Я так и так ее давно потерял, – улыбнулся Ивар. – Бежим ко мне!
В здании было пусто и гулко. Под ногами лежали лунные квадраты. И где-то совсем близко разговаривали между собой охранники.
Прокравшись на третий этаж, Ивар остановился перед дверью, из-под которой едва заметно выбивалась полоска тусклого света.
– Сюда! – произнес он.
За дверью была большая комната, заставленная столами с компьютерами, шкафами и огромным кожаным диваном. А чуть дальше – кабинет, где горела настольная лампа.
Повернув в замке ключ, Ивар притянул к себе Кристину.
– Я соскучился…
Она улыбнулась – светло и нежно. И прижалась к нему всем телом.
… Все произошло само собой, потому что должно было произойти.
Потом они лежали в обнимку на том самом кожаном диване. Ветерок из приоткрытого окна колыхал жалюзи, отчего по всей комнате двигались полоски теней.
– Ты как? – прошептал Ивар, целуя Кристину в коротенькую челочку.
Она вздохнула полной грудью.
– Знаешь, что я сейчас делаю? Я пытаюсь все запомнить: что я чувствую, что вижу…
Ивар сжал ее покрепче.
– Это тоже запомни!
– Хорошо, – рассмеялась Кристина. – А еще я думаю о том, что ближайшие дни мы проведем так: ночью – безумные страсти, а днем мы будем вспоминать обо всем случившемся и ужасаться тому, что натворили…
– А потом все сначала! – добавил Ивар.
* * *
Странная штука: когда-то давным-давно они рассуждали о теории секса, Кристина говорила, что правильно, а что неправильно… А потом страшно сожалела о сказанном, ибо после таких разговоров между ними ничего уже не могло произойти – ведь все неизбежно должно было бы свестись к действиям «по инструкции».
Но с Иваром было по-другому. Все началось спонтанно – Кристина даже опомниться не успела… Да она и не думала о том, как все должно было быть. Она просто любила Ивара таким, каким он был. Здесь и сейчас.
«Мальчик мой… – шептала она с нежностью. – Любимый… Ох, и что с нами будет?»
Опять эти треклятые мысли засели у нее в голове! Опять вспомнилось и о Соньке, и о Синем, и о Вайпенгольде…
– А что ты решил насчет вашего главного позитивщика? Он опасен?
Ивар сладко потянулся.
– Пошел он к черту! Ну ты сама подумай, что он может сделать мне? Выборы мы так и так выиграли. Рейтинги говорят, что народ за Стольникова… Да даже если он все выболтает, хуже от этого нам не будет.
Внезапно в глазах у Ивара загорелись озорные искорки.
– Ты, кстати, за кого пойдешь голосовать? – спросил он, приподнявшись на локте.
– Что, хочешь перетянуть меня на свою сторону?! – рассмеялась Кристина. – Даже не думай. Стольников уволил меня!
– Ты его давно простила!
– Можно подумать, я могу хоть что-нибудь изменить, если проголосую!
Ей вспомнился разговор с Пименовым насчет выборов. Как ни цинично звучали его слова, в них, безусловно, было свое рациональное зерно.
– Да и вообще, по-моему, вся эта демократия – туфта! – добавила Кристина. – У нас есть формула счастливой жизни: если органы власти выбираются всенародно, то тогда эта власть приведет нас к светлому будущему. Мы уже проверили на практике, что это не так, так на фига мы все еще придерживаемся этой формулы?!
Ивар с интересом взглянул на Кристину.
– Народу нужна вера в то, что мы идем правильным путем. Раньше эта вера выражалась в словах «Москва есть третий Рим»,[9]9
То есть хранительница христианских ценностей. Вторым Римом считался Константинополь – столица Восточной Римской империи.
[Закрыть] потом мы стали верить в коммунизм, теперь мы верим в демократию и гражданское общество. Отними у народа эту веру, на что тогда ему надеяться?
– Как будто мы еще на что-то надеемся!
– Конечно, надеемся! Подсознательно мы все ждем, что правительство снизит цены, что у нас вдруг откуда ни возьмись начнется бурное экономическое процветание… А обеспечить все это должны президенты, депутаты, мэры и губернаторы. Вот это и есть наша, как ты выразилась, формула счастья.
– Да эти депутаты сами ни черта не знают, что делать! – фыркнула Кристина.
– Конечно, не знают!
– Ну и как нам быть? Ложиться в гроб и помирать?
Ивар заложил руки под голову и уставился куда-то в потолок.
– Нет. Нам просто нужна правильная формула.
– Так где ж ее взять-то?
– Там, где вообще берутся все формулы жизни – у философов. Философы это как раз те люди, которые придумывают, как нам жить дальше. Именно они придумали и «третий Рим», и коммунизм, и гражданское общество. А для начала надо определить, чего же нам всем хочется.
– Если не в личном плане, то богатства и стабильности, – отозвалась Кристина.
– Насколько мне известно, богатство – это современные, удобные и красивые вещи, которые кто-то изобрел, – сказал Ивар. – И этот стол, и стул, и побелку на потолке, и фарфор, из которого сделана чашка… Стало быть к светлому будущему нас ведет вовсе не депутат, не предприниматель, а изобретатель. Страны, где много толковых изобретателей – Штаты, Япония, Германия – это процветающие стабильные страны. А те государства, где их нет или осталось совсем мало – всегда будут довольствоваться крохами с их стола. Кто сейчас в России самые богатые люди? Высокопоставленные чиновники и успешные торговцы. Кто получает самые большие зарплаты? Управленцы, юристы, финансисты…
– Выборщики, – вставила Кристина.
Ивар кивнул.
– Точно. То есть люди, которые ничего не создают. Убери нас из жизни и ничего не поменяется. А убери из жизни, например, Сикорского – и у нас не будет вертолетов. Убери Попова – не будет радио.
– Но это же не формула – «Уважайте своих изобретателей!» – возразила Кристина.
– Думаешь? – усмехнулся Ивар. – История говорит об обратном. Например, Англия до конца пятнадцатого века была самым задрипанным королевством на задворках Европы. А начиная со времен королевы Елизаветы, там стали поддерживать на государственном уровне тех, кто создает богатство своей стране. Англичане законодательно превратили изобретательство в очень выгодное занятие, и народ ринулся творить! Что мы имеем в результате? Не прошло и пятидесяти лет, как Англия стала супердержавой. Та же самая ситуация повторилась в послевоенной Японии. Там камня на камне не осталось после американских бомбардировок, а ничего, через пару десятков лет она вновь выбилась в мировые лидеры. А почему? Их изобретатель – уважаемый и богатый человек, а наш изобретатель – чокнутый сутулый очкарик, который всех уже замучил своими безумными идеями.
В войне побеждает тот, кто лучше вооружен и оснащен, в мирной жизни выигрывают те, кто умудряется продать больше своей продукции и своим, и чужим. Что мы покупаем сейчас? Иностранные изобретения! Что продаем? Сырье для иностранных изобретений, которые потом нам же перепродают! И при этом мы ждем, что наши депутаты вдруг сделают так, чтобы мы враз разбогатели. Как же!
Кристина молчала.
– А ты почему занимаешься выборами, если считаешь их глупым и бесполезным занятием? – спросила она наконец.
– Может, мне нравится воевать, – сказал Ивар полушутя-полусерьезно. Может, я хочу заработать. А может, мне просто хочется потешить свое самолюбие: «Я посадил этого губернатора на его место. Кем бы он был без меня?»
– А почему бы тебе не рассказать об этих идеях Стольникову или кому еще из больших политиков?
Ивар вздохнул.
– Кристин, Стольникову сейчас не до этого, понимаешь? Выборы – это очень сильный стресс… Нельзя думать о двух вещах сразу: и о том, как бы тебе избраться на должность губернатора, и о спасении человечества. Это разные профессии!
* * *
Кристина принялась одеваться.
– Знаешь, сколько времени? Три часа. Я поеду, а ты спи. Тебе надо выспаться. Или поехали ко мне, если не хочешь идти домой…
Ивар взял ее за рукав.
– Ну-у! Не уходи!
Кристина обняла его взлохмаченную голову.
– Ты же сам говорил, что тебе завтра встречаться со Стольниковым. Тебе надо быть свежим и подтянутым, а то он подумает бог весть что. А еще охранники донесут ему, что ты, на ночь глядя, привел какую-то девку…
– Пусть доносят. Мне нет дела.
Все-таки счастье – это когда не хочется, чтобы в жизни что-нибудь менялось. Ты взлетаешь так высоко, что любое изменение неизбежно приведет к падению.
Кристина была счастлива. Вот сейчас, в этот самый миг, у нее не было никаких проблем. Она просто держала Ивара за руку и могла просто быть рядом с ним.
ГЛАВА 10
(среда)
Люба так никуда и не уехала. Вернувшись в пустую квартиру Ивара, она принялась было собираться, но так ничего и не сделала: все валилось из рук, слезы лились потоком, а в голове змеиным клубком вились черные мысли. Она просто не понимала, как он мог разлюбить ее! Такого не могло быть! Слишком многие мужчины слишком часто говорили ей, что она необыкновенно умна и хороша собой. Неужели Ивар этого не замечает?!
«Он просто обиделся на меня. Это пройдет», – повторяла она, мечась по квартире с погасшей сигаретой в руке.
Но по каким-то неуловимым признакам Люба с самого начала поняла, что Ивар больше не хочет быть ее мужем.
«Это все они, его мерзкие дружки, и эта сука Леденцова!» – твердила она, вновь и вновь пытаясь отыскать причину всему случившемуся.
От одной мысли о предстоящем разводе Любе становилось дурно. Ей представлялось убитое лицо мамы, бешенство отца, всегда ярившегося от любого покушения на честь семьи… Ведь бросив ее, Ивар всему свету объявлял, что она, красавица Люба, – ни на что не годная, неинтересная, надоедливая баба, и уж лучше быть одному, чем с ней.
Хотя почему же «одному»? Вполне может быть, что он нашел себе какую-нибудь провинциальную лимитчицу, которая смотрит ему в рот и задыхается от восторга от каждого сказанного им слова.
– Он не дурак, он не женится на такой! – сквозь слезы уговаривала себя Люба.
Но могучее художественное воображение уже нарисовало ей портрет длинноногой блондинки, повисшей на руке ее Ивара. И тогда волна ненависти окатывала истерзанное Любино сердечко.
Надеясь на какое-то чудо, она прождала его до ночи. В голове выстраивались картины, что вот, сейчас Ивар вернется, обнимет ее, и весь этот ужас как-нибудь сам по себе рассосется.
Полвторого усталая и обессиленная от бесконечных слез, Люба уснула.
Утро не принесло ничего нового: Ивар так и не появился.
«Застрял у какой-нибудь бабы, – окончательно поняла она. – Не может же он ничего не есть, ни пить, не менять одежды…»
За окном кипела солнечная летняя жизнь, а здесь, в заброшенной квартире с раскиданными по всем углам вещами, стояла какая-то мертвая тишина. От острого приступа одиночества Люба готова была завизжать. О, господи, еще никогда она не чувствовала себя такой несчастной!
Надо было все-таки собираться и ехать в Москву, но у нее не было сил даже пойти в ванную и умыться. Дотянувшись до валявшегося на полу пульта, Люба включила маленький телевизор. Везде шла какая-то ерунда: реклама, сериал, детский мультик…
Стоп! На одном из каналов показывали местные новости. Бойкая журналистка стояла на фоне бетонного забора, на котором красной краской было выведено: «Месть за Хобота».
– Ни одна из организаций до сих пор не взяла на себя ответственность за это варварство, – вещала она звенящим от возмущения голосом. – Весь город сплошь изрисован надписями вроде этой. Кандидат в губернаторы Хоботов категорически опроверг слухи о том, что подобная «наглядная агитация» дело рук его сторонников. Если нашим телезрителям что-либо известно о хулиганах, уродующих наш город своими лозунгами, то просим сообщить нам на пейджер…
Ожесточенно скривив рот, Люба кинулась к своей сумочке в поисках ручки…
* * *
В девять утра Ивар созвал совещание всех руководителей отдела негатива.
– Пришли новые рейтинги – мы впереди планеты всей… – сияя, объявил он. – Что у нас запланировано на сегодня?
– В двенадцать будет встреча Стольникова с молодежью и студентами, отозвалась Леденцова.
– Молодежь готова?
– Готова, – явно гордясь проделанной работой, сообщил Боголюб. Значит так, зал рассчитан примерно на триста человек, но мы подгоним около четырехсот, чтобы создалось впечатление, что народ валом валит встречаться со Стольниковым.
– А кто конкретно придет?
– Ну, два хоровых коллектива, все секции Дворца спорта и университетские активисты – команды КВН и всякая самодеятельность. Правда, половина студентов на каникулах, но кое-кого удалось собрать. В случае стопроцентной явки всем руководителям была обещана маленькая, но приятная материальная помощь.
– Хорошо, – кивнул Ивар. – А как Стольников? Готов?
– Готов! – воскликнула Леденцова.
– А что пресса?
– Прямой эфир выступления будет у трех местных телекомпаний, произнес Никитин.
– Ну что ж… Тогда с богом!
* * *
Скандал, произошедший в актовом зале Университета, был одним из самых громких за всю предвыборную кампанию.
В самый патетический момент, когда Стольников говорил о своих небывалых достижениях на ниве губернаторства, по рядам журналистов прошло смутное волнение. Кто-то даже воскликнул громче приличного: «Не может быть!»
Стольников покосился на журналистов и любезно разрешил задавать себе вопросы. Первым поднялся седенький патриарх – редактор газеты «Наш город». Именно из его уст прозвучали слова, которые, можно сказать, убили губернатора наповал:
– Василий Иванович! Вот вы нам только что говорили, что голову на рельсы положите ради процветания нашей области… А тут появилась информация, что работающие на вас люди исписали весь город лозунгами «Месть за Хобота», «Смерть за Хобота» и тому подобное…
Надо отдать должное Стольникову – он отбивался от нападок журналистов, как только мог. Но тут к потасовке присоединили и сидевшие в зале хористы, университетские активисты и прочие члены кружков и секций. Вопреки их ожиданиям встреча с кандидатом оказалась на редкость увлекательным мероприятием, на котором Стольникову можно было высказать все, что они о нем думали. В зале даже свистели.
В общем, позорище вышло знатное.
* * *
Как Кристина и обещала Синему, она позвонила Софронычу и отменила съемки на сегодня. Нужно было потерпеть до конца выборов… Пименов, конечно, ждет «пилот» передачи к концу недели, ну да ничего, перетопчется.
Оказалось, что за время работы на хоботовский штаб Кристина совершенно отвыкла от сидения дома. Она буквально измаялась от безделья. Ей хотелось свершений, в голове выстраивались планы насчет будущей программы, а ты тут сиди как пенек и жди у моря погоды!
– Все, завтра поеду к Елене Хоботовой и попробую поговорить с ней, решила про себя Кристина. Она, конечно, поклялась не предпринимать ничего до конца выборов, но ведь сбор материалов – это же не выпуск их в эфир, и это никак не может повредить Синему…
Ближе к вечеру Кристина набрала Ивара.
– Да!
– Привет, солнце! Я по тебе соскучилась, – проговорила она ласково.
Но оказалось, что ей ответил вовсе не Ивар, а какая-то женщина. Причем голос у нее был такой, что его впору было спутать с мужским.
– Ивар сейчас на совещании, – сказала она безо всякого выражения.
Кристина растерялась.
– А когда он освободится?
– Не знаю. Ему что-либо передать?
– Нет, спасибо.
Кристина смущенно нажала на отбой. Ну надо же – перепутала Ивара с какой-то бабой. И какого черта она берет чужой телефон?! Ведь это форменное свинство!
* * *
Ивар сидел у Пименова и обсуждал последние приготовления к голосованию, когда Стольников – весь пунцовый и тяжело дышащий, – ворвался в Борин кабинет.
– Сволочь! – завопил он, накидываясь на Ивара. – Я для чего тебя нанял? Для того, чтобы ты мне все выборы запорол?!
– Э-э, Василий Иванович, потише! – прикрикнул Боря, но Стольников и не подумал его слушать.
– На этой встрече были три телекомпании! – негодовал он. – Двадцать две газеты! Шесть радиостанций! Что теперь они, черт побери, обо мне скажут?!
Мало-помалу выяснилось, в чем дело: журналисты откуда-то прознали, что в появлении зловещих надписей на стенах города виновны выборщики губернатора.
Ивар тоже вспылил.
– Хватит орать! – бахнул он кулаком по столу. – Я вам сколько раз должен был говорить, что ваш Вайпенгольд вредит нам, как только может?! Мне вчера подтвердили, что он работает на Синего!
– Вайпенгольд тут вообще ни при чем! – еще больше разозлился Стольников. – Ты бы лучше за своей супругой следил! Она сегодня была на телевидении и все им рассказала!
Ивар осекся, не веря своим ушам. Как?! Люба донесла на него?! Но этого просто не могло быть!
– Если мы продуем выборы, я тебе лично башку скручу, понял? – пригрозил Стольников и вышел, изо всех сил хватив дверью о косяк.
Некоторое время Ивар сидел неподвижно, совершенно оглушенный случившимся.
Пименов поднял на него разом потяжелевший взгляд.
– Так это твои ребята исписали все заборы в городе? – медленно произнес он. – Та-а-ак… Мы ведь с тобой, кажется, уже решили, что ты должен докладывать мне о каждой своей операции! Почему я был не в курсе?!
Алтаев молчал.
– Ив!
Ивар поднялся.
– Что ты хочешь услышать в ответ? «Извини, я не хотел»?
– Я за тебя ручался, а теперь ты всех нас подвел под монастырь! И черт с ним, со Стольниковым! Если мы проиграем выборы, мне придется отчитываться перед спонсорами. И что прикажешь им говорить? «Алтаев нечаянно облажался, и потому плакали ваши денежки»?
– Выборы еще не проиграны, – мрачно заметил Ивар. – Посмотрим, за кем останется поле боя.
* * *
– Ты забыл у меня на столе свой сотовый, – холодно произнесла Снежана, когда он вышел в приемную.
Ивар взглянул на нее, и внезапно ему на ум пришло полузабытое воспоминание: а ведь она, кажется, предупреждала о том, что кое-кто может иметь на него зуб. Тогда он отмахнулся, подумал, что все это не имеет никакого значения… И, как оказалось, напрасно…
Подойдя к секретарскому столу, он взял свой сотовый.
– Снежан, мы можем с тобой поговорить?
– Нет! – отрезала она. Лицо ее покрылось пятнами, ладони бесцельно шарили по столу.
– Господи! Ну а ты-то чего?! – не выдержал Ивар.
– Тебе звонили, – проговорила Снежана очень тихо. – Ее зовут Кристина Тарасевич. И у вас с ней роман.
Ивар почувствовал, как у него кровь отлила от щек.
– Ты с кем-то перепутала.
– Я никогда ничего не путаю! – сказала Снежана, и глаза ее при этом гневно сверкнули. – Я профессиональный секретарь-референт и помню все голоса, которые мне приходилось слышать. Это была Тарасевич.
Ивар уже не знал, что говорить и что думать.
– Помнишь, ты меня предупреждала, что у меня могут быть неприятности? – попытался взять он себя в руки.
Снежана сжала кулаки.
– Я тебя ни о чем не предупреждала! – произнесла она отрывисто. Впрочем, сейчас я вполне могу это сделать: Стольников будет очень недоволен, когда узнает, что ты якшаешься с девочками из хоботовского штаба.
Ивар не стал дослушивать и вышел на улицу.
Он еще долго сидел в машине и пытался собраться с мыслями. У него голова шла кругом. Любка предала его. Вернее, отомстила за свою боль…
А Кристина… Вот дурочка! Ну зачем она позвонила?!
«И угораздило же меня забыть сотовый у Снежаны!» – с тоской подумал Ивар. Каковы могли быть последствия этой забывчивости, даже трудно себе было представить…
Ивар знал, что Кристина сейчас волнуется, что он должен ей позвонить, но он не находил в себе силы. «Я либо наору на нее, либо наоборот начну плакаться в жилетку».
«Не могу позвонить. Извини», – набрал он SMS-ку и отправил ее на сотовый Кристине.
* * *
В квартире Ивара царил полный разгром. Казалось, у него не осталось ни одной целой вещи: все бумаги изорваны, телевизор разбит, одежда расстрижена ножницами на мелкие кусочки. Поверх раздавленного чемодана лежала записка от Любы: «Сына больше не увидишь».
Ивар смял ее в кулаке. Вот и все… Только у него не укладывалось в голове, как же Люба, его жена, с которой они столько прожили вместе, могла сделать с ним такое? Неужели нельзя было расстаться по-хорошему? Но, видимо, было нельзя.
В этот момент в его кармане запищал сотовый. Это была мама.
– Ив, – воскликнула она плачущим голосом. – У меня сейчас сидит Люба. Она только что из аэропорта… Вы что, поссорились?
Ивар до боли сжал кулаки. Ну что Люба за сука? Ну мать-то зачем приплетать?!
– А как же Ромка? – продолжала причитать мама. – Ты хочешь сделать ребенка сиротой?
Ей было больно и плохо: она считала своего сына стабильным и успешным, свою сноху – прекрасной женой и матерью, а теперь все ее представления о жизни рушились просто на глазах. Люба на правах несчастной жертвы выставила все так, что именно Ивар своими руками разбивает счастье своих близких: жены, матери, сына…
– Мам, мы после обо всем поговорим, хорошо? – попытался произнести Ивар как можно более спокойным тоном.
Но это еще больше ее напугало: как он может быть таким невозмутимым, когда все летит в тартарары?!
– Ив, ты не должен так поступать! Я тебе как мать говорю! Послушай меня…
– Пока, мама.
Ивар нажал на отбой и больше не отвечал на звонки. Он знал, что был груб, что так нельзя, но ничего не мог с собой поделать.
У него тоже рухнул весь его привычный мир. Ивар привык ожидать предательства от посторонних – в силу профессии у него было полно врагов. Но вот Люба… Зачем же она так?
* * *
Вопреки ожиданиям Синего, реакция народа на сенсационные сообщения о караваеваевских махинациях получилась не самая бурная. Может, это случилось из-за того, что Алтаев успел предвосхитить их публикацию, а может, сказывалась всеобщая усталость от войны компроматов.
С Хоботовым Синий так и не переговорил. Тот обещал приехать в город еще в первой половине дня, но где-то на речке Суже обвалилась опора моста, дорогу перекрыли, и теперь он безбожно опаздывал.
Синий томился и переживал, и только присутствие Марины Щеглицкой несколько скрашивало его настроение. Она сразу же взяла над ним шефство: варила ему кофе, вызывала служебную машину, баловала всякими вкусностями собственного приготовления.
От одного ее вишневого взгляда Синий краснел, как мальчишка.
Сейчас она сидела в его кабинете, положив блокнот на колени, и сосредоточенно сочиняла матные частушки о Стольникове. По замыслу Синего их надо было распечатать с тремя точками вместо неприличных слов и за день до выборов раскидать во все почтовые ящики города. Пусть граждане повеселятся.
– Ну, что у тебя получается? – спросил Синий, оторвавшись от очередной докладной.
Щеглицкая откинула назад белокурую прядь.
– Не знаю. По-моему, глупость какая-то:
Станет Стольник атаманом
Вновь зашарит по карманам,
Но такой, скажу вам я,
Нам не нужен… тра-та-та!
– Ну как?
Синий не успел ответить. Дверь его кабинета распахнулась и внутрь влетела взмыленная Танюша Петровна.
– Синий! – закричала она. – Ты слышал новость?!! Надписи «Месть» и «Смерть» сделали люди Стольникова! Об этом по всем каналам трубят!
Синий выбежал из-за стола.
– Что, кроме шуток?!
Схватив начальника в охапку, Танюша Петровна прижала его к своей необъятной груди.
