Текст книги "Найди меня в поднебесье (СИ)"

Автор книги: Эльвира Малявина

Елена знала оджибвейский и нанайский языки, по меньшей мере, настолько, чтобы не запутаться в словах и продуктивно вести диалог. Совмещала она слова двух практически несочетаемых языков на уровне интуиции. Правда, ее терзали подозрения, что заданный одним из первых вопрос 'А что это за крыса?', вряд ли поспособствовал доброжелательному отношению к ней вазашка. С Четимом разговор кое-как налаживался.

– Суэ…хэсэв… инааджимо гэрбусу? – тщательно подбирая слова, осведомилась она у чарангиста. (Какой…язык…ты… говорить…)

– Нани до хэсэвэни, – отвечал он. – Гетэ хэсени.(Это язык людей. Старый язык.)

Затем чарангист принялся разъяснять ситуацию Токусу. В ответ вазашек только фыркнул:

– Вот так-так! Надо же, вымирающие языки, видите ли! Да с какой звезды эта дамочка свалилась?!

– Успокойся, Токус, не ерничай, – задумчиво протянул чарангист. – Боюсь, она действительно 'свалилась' не из соседней деревни.

– Да по мне хоть с Горы пришла! А нам идти надо! И позавтракать вначале. А вообще, она, похоже, просто свихнулась.

– Свихнулась или нет, мы не можем ее бросить просто так. Она абсолютно не соображает, где находится. Говорит, змея укусила на каком-то холме… Мы должны ей помочь!

– И как же? – недовольно пискнул Токус. – Дать пинка, чтоб обратно не-знаю-куда улетела? Шла же откуда-то, вот и пускай идет!

– Не дело бросать заблудившегося странника. Да еще и не вполне нормального. Она не опасна, обычная женщина.

– Дамочка, идти-то сможете? – свысока обратился к ней Токус и тут же перебил сам себя. – А, ну ее! В дороге, может, выясним, что ее просто по голове приложило хорошенько. Авось, память вернется.

Елена только переводила взгляд с одного внезапного попутчика на другого. Упомянутые ею названия населенных пунктов не вызвали у Четима ровным счетом никаких эмоций и привели только к ступору разговора.

Зато вполне результативным оказался завтрак наспех холодной утятиной с горячим чаем. К этому времени уже окончательно рассвело, и в чистое небо выплыло огромное рыжее солнце. Елена замерла с чашкой чая в руках.

Солнце, явившееся из-за горизонта, оказалось в добрых четыре раза больше, чем то, которое освещало ее путь еще вчера, у подножия заветной горы.

Так или иначе, но дальнейшая дорога ждала. Придирчиво осмотрев новую спутницу, чарангист вынужден был признать, что ее экипировка вполне позволяет прошагать приличное расстояние. Елена одета в плотный костюм с множеством карманов и капюшоном от дождя, теплый свитер, подпоясана широким ремнем. На ногах – хорошие кожаные ботинки на толстой подошве. Осматривая карманы, она с сожалением вспоминала рюкзак, сброшенный с плеч под куст. Но их содержимое могло быть и хуже – неплохой охотничий нож, зубная щетка, спички (правда, отсыревшие), моток веревки и иголка с ниткой. В одном кармане оказалось несколько небольших халцедонов, подобранных при подъеме на гору. Она еще раз тщательно промыла ногу. Кроме двух запекшихся пятнышек и шрама от пореза об укусе ничто не напоминало.

Они сошли с пригорка, где провели ночь, и практически сразу же оказались на дороге, усыпанной мелкой галькой. Елена обогнала новоявленных спутников на два десятка шагов и огляделась. Дорога шла под уклон. По обеим сторонам расстилались поля, перемежаемые редкими деревьями. Чуть поодаль виднелись гряды сопок. Вполне привычный красивый пейзаж. Через пару часов неподалеку от дороги показались залитые солнцем поля, а за ними – маленькие треугольные строения.

– Кто здесь живет? – спросила путешественница у Четима.

Чарангист принялся медленно и с расстановкой объяснять. Это небольшое поселение крестьян, или жунов. Сейчас время к обеду, поэтому на полях никого не видно. Между прочим, обед – неплохая вещь!

Елена привыкла решать проблемы по мере их поступления. Сейчас главной задачей стало налаживание общения с ее странными новыми знакомыми. Она благодарила от души свое лингвистическое образование. Вот и интерес к древним языкам наконец-то оказался не лишним.

'Покрутите мне еще пальцем у виска' – мстительно думала девушка в адрес определенных товарищей, повторяя за Четимом простые слова и предложения. У чарангиста же грозился развиться прогрессирующий нервный тик – новая знакомая желала услышать все – от названия ближайшего дерева до вежливых (и не очень) речевых оборотов. Все еще обиженный на 'крысу', вазашек снисходительно посматривал на них. Елена потихоньку приучала себя не слишком сторониться Токуса. Несмотря на, мягко говоря, необычную внешность, он казался безобидным и даже довольно милым.

Вызнав у Четима, что 'бохенский язык является родным для всех людей, а также жунов и вазашков, невзирая на незначительные оттенки диалектов', она решила, в первую очередь, освоить этот самый язык хоть как-то прилично. Слова, которые дома казались таинственными и странными, здесь согревали душу.

 
Через некоторое время они подошли к неширокой вертлявой речушке.
 

– Привал! – объявил Токус.

– А вот и обед! – сказал Четим, извлекая из своего мешка намотанную на палочку лесу. – Обед всегда рядом! Не ходит, так плавает. А в особо грустных случаях – растет!

– Я сделаю костер! – сказала Елена.

– Умеешь? – недоверчиво покосился музыкант.

Девушка кивнула и отправилась по берегу в поисках плавника. Токус и Четим повернули на каменистую косу. Когда они вернулись, над костром уже закипал котелок.

– О-о! Это я понимаю! – одобрил чарангист, бросая на землю связку из десятка хариусов. Елена взяла нож и принялась за потрошение.

Как известно, лучше всего думается на ходу. Елена немного успокоилась и привела мысли в порядок, насколько это возможно.

К вечеру снова подобрался назойливый страх. Путешественница устроилась чуть поодаль от спутников, занялась починкой рваной одежды и, по давней привычке, проговорила вслух итоги дня. При этом старалась настроить себя оптимистично.

'Первый итог: что греха таить, по восхождении на полумифическую гору я желала чего-то подобного. Я хотела освободиться от преследовавшего меня страха. Вот. Освободилась. Если я правильно понимаю, это и есть то самое 'Поднебесье', о котором сказал перед смертью Олег. Что открылось ему в тот момент? Почему он так упорно звал именно меня до последнего? Оттого, что он любил меня так сильно, как всегда говорил? А я так и не решилась ему ничего ответить… Сейчас передо мной лежит дорога. Возможно, пройдя по ней, я, наконец, найду ответ на вопрос, который Олег так часто мне задавал… и узнаю, что он так рьяно пытался сказать перед смертью. Если он здесь жив, то это, может быть, и есть мир мертвых… Где искать? Узнаю ли я его?..

Второй итог (самый неприятный): меня хватятся самое большее завтра. Переполошатся родные и друзья, пошлют спасателей, начнут опрашивать тех паломников.

Третий (вытекающий из второго): неплохо бы найти способ дать о себе знать родным. Если сюда можно попасть, значит можно и выбраться. А вот паниковать не стоит – жива, здорова (не уверена, что психически тоже, ну да ладно), срочно съедать меня на ужин или продавать в рабство никто не собирается (по крайней мере, пока).

В конце концов, это вообще может оказаться сон или какая-нибудь бредовая галлюцинация. Кстати, по таким неплохие рассказы получаются. Спокойно, Елена. Это всего лишь очередной поход, между прочим, довольно интересный. Хорошее дополнение к имеющемуся опыту'.

Первым (и самым адекватным) решением Елены стало 'добраться до более-менее крупного населенного пункта'.

Токус и Четим, бродячие музыканты, держали путь в некий Лесной Чертог – обитель народа лучников, где они желали выступить на празднике. Правда, Елену больше устроило бы общение с простыми людьми, но здесь выбирать не приходилось. Она понимала, что если сейчас рванется, куда глаза глядят, в одиночку, тогда, не конец, так острый психоз ей обеспечен. Попытки узнать, чем отличается лучник от человека, у Четима вызывали замешательство, а у Токуса – довольно презрительный взгляд. Елена решила действовать по ситуации.

Раз, расположившись на ночлег, Токус помешивал в котле тушившуюся с дикими травами утку и периодически поигрывал на флейте, а Елена старательно повторяла за Четимом новые речевые обороты. Сегодня они проходили небольшой березняк, и изобретательная девушка сняла несколько ровных аккуратных полос бересты. Очистила их от верхнего слоя, разрезала на квадраты средних размеров и скрепила меж собой нитками. Получилось что-то вроде книжки-гармошки. Затем взяла маленькую палочку, расщепила ее с конца, вставила острый халцедоновый отщеп и крепко замотала. Теперь, внимая чарангисту, она помечала на бересте наиболее важные слова и языковые особенности.

 
Вазашек снял с огня аппетитное варево.
 

– Перерыв в учебе! – пропищал он.

– Наконец-то! – обрадовался Четим и пожаловался. – У меня скоро язык отвалится! Это ж надо так заболтать!

 
Смешинки заплясали в глазах Елены.
 

– Ты… песняр… поешь хорошо? – произнесла она.

– Нет!!! – чуть не взвыл Четим. И тут же передумал. – Да! Ха! Меня весь Халлетлов знает! Я, можно сказать, сею зерна творчества на невспаханных душах!

– Ага, – подтвердил Токус. – Обычно это выражается в том, что душам приходится сочинять окончания песен, которые ты все время забываешь.

– Ты меня не компрометируй! – пригрозил Четим ложкой. – Я не забываю, а импровизирую! Я о чем угодно могу спеть сей же миг! Вот слушай:

 
Сегодня на ужин утиная грудка,
  А ветер трепещет в листве надо мною!
  О, бедная эта несчастная утка,
  Тебе не летать над осенней землею!
  О, бедная утка… несчастная утка-а-а…
 

– Четим, будь другом, заткнись!

– А ты не завидуй! Утка-а-а-а… – уже неразборчиво пробормотал музыкант, отхлебывая из чашки.

– Сейчас вернусь, – Елена оставила странников наедине с котлом и побежала в сторону дороги.

Не успел Четим зачерпнуть рагу, как вдруг раздался истошный визг, и Елена с широко распахнутыми глазами снова влетела в круг костра. Да так удачно, что едва не сбила Токуса с ног, но удержалась и вцепилась рыжую шерсть.

– Что опять такое? – пискнул вазашек, выбрасывая мохнатую руку к охотничьему ножу на боку.

– Там… Там чудовище! Что это? Мамочки, вот оно!

Протрещали ветки, и к маленькому табору впрямь явилось 'чудовище'. Оно имело огромные глаза навыкате, толстые губы, смуглую кожу и жесткие курчавые волосы. Из этих волос гордо торчали три витых рога, похожих на бараньи. Массивные руки сплошь покрыты густой шерстью. Чудовище оказалось невысоким, широкоплечим и с пузиком, обтянутым полотняной рубахой, подпоясанной веревкой. Опиралось оно на кривую трость. Ноги оканчивались массивными копытами.

Токус убрал руку от ножа и дернул усиками, стараясь не рассмеяться. Так толком и не понявший, что произошло, Четим наконец-то взялся за рагу.

– Приветствую странников! – прорычало 'чудовище'. – Я смотрю, напугал, хмм… благородную даму? Извиняюсь!

На благородную даму Елена сейчас была похожа меньше всего, так что следует отдать должное благовоспитанности чудовища.

– Она никогда не видела жунов, – отозвался Четим, с аппетитом жуя. – Присоединяйся к нашей трапезе, друг! Эй, а ты так и будешь торчать, как заокраинная статуя? – последняя реплика была адресована шокированной девушке.

Огонь затрещал еще веселее. В узелке Жануя (так назвал себя жун) оказался свежий хлеб и чудесный сыр. Жун шел в деревню, до которой было две ночевки, чтобы передать какие-то письма.

– Чего пешком? – удивился Четим. – Волы перевелись?

– Можно и прогуляться! – отвечал Жануй, похлопывая себя по животу. – Жирок растрясти. Да и отдохнуть охота. Дома жена и детишек пятеро, а на той же улице не кто-нибудь, а теща родная поселилась. О как! И как затянет с утра пилить: 'Жануйчик, а заборчик-то у вас сломанный! Зятек, а чегой-то все уже на покосе, а ты плетешься только?' У, карга! Сама б лучше с утра не забор сторожила, а доила побольше! Никакой жизни… – интимно завершил он свою исповедь. – Ты уж прости, что напугал! – продолжил жун, обращаясь к девушке. – И подумать не мог, с луны ты, что ли, свалилась, коли жуна ни разу не встречала! Ну да ладно!

Кстати, о луне. Елена глянула на небо и увидела тоненький-тоненький нарождающийся серп. Ночь только начиналась, и этот серп пронзал собой не менее четверти неба. Звезды гораздо больше и ярче, чем те, которые Елена привыкла видеть, но складывались они во вполне узнаваемые созвездия. Особенно ярко горела звезда недалеко от месяца – размером с половину земного солнца! Но, тем не менее, ночи были темны, и звездный свет столь же холоден.

– А ночевать в одиночку в лесах ой как не люблю! – витийствовал, тем временем, словоохотливый Жануй. – Карлики, гады, так и лезут! Ну так и лезут! Неделю назад двоих селян едва не покалечили – разве ж это дело! Жунки отказываются в поле ходить без мужиков!

 
Четим поежился:
 

– Не к ночи бы о них говорить.

– Да что уж! К ночи, не к ночи… – махнул рукой жун. – В Больших Корешках опять собирают юнцов на Север. Вот я и иду с письмами от наших, чтоб, когда пошли, знак дали, и мы своих выставим.

 
Токус одобрительно кивнул:
 

– Да. Будь я чуть моложе, сам бы отправился. Даже завидую нашим мальчишкам.

– Неужто помогает? – скептически прищурился Четим.

– Не поверишь, да! – серьезно ответил Жануй. – Возвращаются через год-два – не узнать! Как уж их там натаскивают, не представляю, но… – развел он руками. – Уже много селений спит гораздо спокойней! И мы тоже хотим!

– Бр-р-р! Не разберешь, что и лучше, карлики или Север… – сказал Четим.

Негромкие голоса звучали убаюкивающе. Даром, что Елена потихоньку разбирала слова, смысл этих разговоров был для нее неясен. По телу разливалось блаженное тепло после сытного ужина. Клюнув несколько раз носом, девушка свернулась клубком под плащом. Вначале она еще пыталась уловить нить разговора, но вот ей стало казаться, что объемистый жун дрожит и превращается в тучу, а из тучи хлещут серебряные перья, почему-то острые, как стрелы. И она уже не помнила, когда это Токус осторожно поднял ее, уложил в удобном корневище и сам свернулся рядом теплым клубком.

С рассветом Елена услышала щебет целой стайки птиц совсем рядом. Жануй стоял неподалеку, чуть раскинув руки. В ладонях он держал по горсти зерна. Поползни и синицы с веселым щебетом прыгали туда-сюда по массивным рукам жуна, его голове, и даже балансировали на рогах. Сейчас, в дневном свете, жун нисколько не казался страшным. Наоборот, он так гармонировал с этим утром, с растущими деревьями, что можно принять его за лесное божество. Точнее, нет, духа плодородия, заглянувшего на часок к лесным друзьям… Размышляя так спросонья, Елена подошла к жуну.

– Доброе утро, – сказала она.

– Доброе! – ответил Жануй. – Смотри, какая дымка! Как бы дождя не было б! Да мне что – сегодня к вечеру буду в Корешках.

– Я плохо понимаю ваш язык, – сказала Елена. – Но могу пожелать удачной дороги. Ты пойдешь с нами?

– Ну, наверно да! До Корешков все равно один путь ведет! Чего стоишь, на!

Он протянул горсть зерна. Вокруг Елены вились птички, тыкались клювами и разочарованно отлетали. Она с удовольствием подставила им ладони с едой.

– Все живые твари! – пробурчал жун. – Ты глянь, до чего наглые!

 
Елена улыбнулась, разглядывая ярко-оранжевые ободки вокруг птичьих глаз.
 
 
Вскоре путники распрощались с Жануем ('Поктосу улэнди бигини!'), вежливо отказавшись от его приглашения заглянуть на огонек. Последующие несколько дней прошли мирно. Однажды, когда Четим собрался охотиться, Елена попробовала примерить руку к его луку. Чарангист немного перетянул тетиву так, чтобы он оказался девушке под силу. На привалах она училась стрелять по указанным мишеням, а потом ползала по крапиве в поисках ярко оперенных стрел.
В очередной раз выслушав историю Елены (уже практически без ошибок), Четим задумался и сказал:
 

– Сколько лет странствую, ни разу не слышал, чтобы люди в Халлетлове оказывались таким образом…

– Халлет… что?

– Халлетлов. Это название нашей страны. Смотри, – он вынул нож и вспахал острием землю. – Сейчас мы направляемся на восток, к лучникам. Идем по землям жунов. Если возьмем чуть севернее, то попадем на территории, принадлежащие нам, людям. На западе находится страна народа муспельхов. На самом юге Халлетлова располагается гора, которая считается его центром и осью…

 
Елена слушала, и вдруг ее осенило:
 

– Четим, а в какой стороне находится океан? – это слово она произнесла на родном языке.

– Что? А что такое 'океан'?

– Ну, океан… бескрайняя, огромная вода, берега которой не видно… Корабли у вас есть? Флот?

– Совершенно не понимаю… как у воды не может быть края?

– Черт побери… ну на чем вы передвигаетесь по рекам?

– На лодках, каноэ, маленьких парусниках.

– Вот. А по океану ходят такие же парусники, только в сотни раз больше! И можно плыть и не видеть земли много дней.

– Нет, – покачал головой Четим. – Не знаю я ни о какой воде без берега. Разве что, это похоже на облачные моря… но по ним люди не передвигаются. Для этого нужны крылья.

– Ты сказал 'таким образом'. То есть, как-то по-другому сюда можно попасть? И вы верите в существование других миров?

– Мы много во что верим. Люди Бохена верят, будто их души постоянно перерождаются. Кто-то видит сны о прошлой жизни. Такую ерунду иногда говорят… – музыкант махнул рукой. – Например, что погибший здесь человек может родиться заново в другом мире. А погибший там – рождается в Халлетлове. Но именно рождается ребенком, естественным путем. А не сваливается на голову дамочкой в расцвете сил! Да и вообще, сколько лет этим легендам…

'Вот как! Интересные у вас легенды. Очень интересные. Значит, души перерождаются… И в образе какого двухмесячного ребенка мне тебя искать? Нет, здесь что-то другое, я уверена'.

 
Мир, открывавшийся с каждым шагом, завораживал и увлекал.
 
 
'Кто знает, какое отношение в этом мире к землянам. Нельзя судить по двум, в общем-то, простым и бесхитростным его обитателям. До того, как приоткроется смысл просьбы Олега, я должна быть как можно осторожнее'.
Совместно с Четимом они придумали простую легенду. Сирота, родителей и дома не помню. Бродячая сказочница. Подверглась нападению шайки бандитов, ударили по голове, ограбили, все отобрали. Потеряла память.
 

– В Бохене есть особенный дом, – рассказал Четим в другой раз, – в котором держат сумасшедших. И часть из них бредит о каком-то ином мире, будто там и живут. Туда никого не запускают, говорить с ними могут только те, кто имеет разрешение. Какие-нибудь важные особы. Уж не знаю, для чего им это сдалось! Я бы сам и за бочку хмеля… бр-р-р! Но, может, из них и можно выудить что-нибудь полезное для тебя, кто знает. Да, таких сумасбродов называют медиумами. В Чертоге через месяц состоится большой Осенний праздник, где всегда бывают бохенцы. Быть может, они чем-нибудь помогут тебе…

Места, которые путники проходили, были относительно тихими и спокойными, а изредка встречающиеся прохожие настроены вполне дружелюбно.

Однажды навстречу вывернул крошечный караван, состоящий из четверых людей-торговцев верхом на милейших осликах и повозки, в которую также был впряжен ослик. Поприветствовав друг друга, путники свернули все вместе с дороги и расположились на привал. Тут Елену поджидало неожиданное везение.

Пару дней назад они пережидали сильный дождь под сенью раскидистых деревьев на берегу маленького ручейка. Елена отмывала в ручье заляпанную обувь, и ее внимание привлекли великолепные желваки черного базальта. От нечего делать она взяла с собой несколько штук, нашла пару галек правильной формы и до вечера развлекалась вволю, разбивая желваки на ровные острейшие сколы. Еще дома она училась делать разные вещи таким способом. И выловленную на ужин рыбу не без гордости распластовала новеньким каменным ножом. Спутники, осмотрев нож, в один голос выразили одобрение. Елена захватила с собой с дюжину самых удачных сколов, и через пару дней из-под ее рук вышли два чудных ровных наконечника для дротиков. Один она повесила на шею.

На эту-то подвеску и обратила внимание женщина-торговка и предложила продать. Женщине достался наконечник, а Елена получила семь тоненьких полупрозрачных пластинок. Она рассмотрела одну на свет.

– Это же халцедон!

– Лунный камень, – поправил Токус. – Семь пластин за твой наконечник – не очень высокая цена. Могу поклясться, перепродаст она его за все двенадцать.

 
Но Елену сейчас интересовало не это.
 

– У вас что, в качестве денег халц… эти лунные камни используются?

– Да.

– И какова их ценность? Сколько можно купить на десять пластинок?

– Смотря, что тебе нужно. За три пластины можно получить хороший ужин. Еще за четыре – ночлег на постоялом дворе. За триста пятьдесят – купить небольшой участок земли. Но все зависит от того, где ты находишься. И еще от умения торговаться, – хитро закончил вазашек. – В следующий раз продавай свои изделия дороже!

Елена машинально ощупала внутренний карман с халцедоновыми желваками. Вот так шестое чувство! Вот так уберегло от того, чтоб выбросить 'ненужные' камушки.

– Будьте осторожны в пути! – предупредил главарь каравана после того, как они пообедали. – Два дня назад на нас напала шайка карликов. Этих тварей было немного, но с ними оказался, – торговец передернулся, – камнелюд. Мы перебили всех. Держитесь жунских селений.

– Да уж, спасибо за предупреждение, – мрачно отвечал вазашек. – Но наш путь лежит в Лесной Чертог, а перед ним несколько дней пустынных земель.

– Кстати, пора избавиться от этой дряни! – сказал другой торговец. В руках он держал кривую палку с замотанной верхушкой. Елена с любопытством подошла поближе, а мужчина с отвращением размотал грязную ткань. Девушка метнулась прочь, зажимая рот рукавом. Под тряпкой оказалась маленькая, сморщенная, наполовину разложившаяся голова со слипшимися от крови седыми волосами. Торговец стряхнул своеобразный вымпел на землю, отшвырнул палку, а голове наподдал пинка.

– Мы тащили ее с собой после той стычки, – объяснил мужчина, косясь на бледную Елену. – Некоторые говорят, что это наводит страх на карликов. По крайней мере, больше они нас ни разу не беспокоили.

– Вы торгуете оружием? – спросил Токус. – Нам нужно что-нибудь для девушки. Сами-то мы вооружены, а у нее не так много возможностей защищаться.

– Зато, как я смотрю, есть возможность сделать каменный кинжал! – заметил Четим. – Но ты прав, вазашек! Что вы можете продать?

Предложить торговцы могли немного, но Елена с помощью друзей выбрала вполне надежный стальной нож, за который пришлось отдать второй наконечник и полученные семь пластинок. А вечером Елена расщепила свои халцедоны на множество маленьких сколов.

Ближе к вечеру они свернули в жунское селение. По словам Четима, до земель лучников отсюда оставалось четыре дня пути через пустынные места, которые стоит пройти как можно быстрее, делая поменьше привалов. Перед этим рывком следовало отдохнуть. Флейтист и чарангист облизывались в предвкушении жунского вина и крыши над головой. Елена полностью поддерживала идею хорошего отдыха. Ее утомил недельный переход после пережитого происшествия, зато любопытство к этому миру разгоралось едва ли не с каждым новым словом. Кроме того, упоминания о каких-то карликах вовсе не вдохновляли на мгновенные ночные переходы.

Они свернули на широкую тропу и миновали отдельно стоящее дерево. Двое путников не удостоили его лишним взглядом, зато Елена остановилась.

– Эй, ты чего? – обернулся Четим, когда они ушли уже шагов на пятьдесят вперед.

Кору на обращенной к дороге стороне дерева стесали так, что получилась гладкая поверхность. На получившейся плоскости вырезаны знаки, которые складывались в переплетение ломаных линий, имеющих определенную закономерность.

 
Елена прикоснулась рукой к шершавой коре.
 

– У нас такой узор называется 'меандр'.

– Какой еще узор! – крикнул Четим. – Это указатель деревни обычный. Не отставай!

– То есть вы пишете таким способом? – уточнила Елена, догоняя товарищей.

– Именно так!

Они подходили к селению. У одного перекрестка им встретилась повозка, запряженная бычком. Управлял повозкой молодой жун, а в ворохе свежей пахучей травы на ней возилось двое ребятишек. Как на подбор, крепкие, с ровненькими рожками и ясными черными глазами.

Селение уютно устроилось на берегу неширокой речки. Оно насчитывает несколько десятков жилых домов и множество хозяйственных и общинных построек. Дома на некоторую глубину уходят в землю. Сверху сооружены крыши из жердей, крытые соломой, дерном и еловым лапником. Над крышами курятся дымки. Двери сделаны в соответствии с фантазией владельцев – сбоку, в пологом скате или через земляной ход, обозначенный деревянными заслонами. А есть и такие, где вход совмещается с дымоходом в крыше, к нему по верху ведут лестницы – бревна с затесами. На противоположном берегу реки высятся покатые сопки, и несколько вертлявых лодок покачиваются, привязанные к шестам.

Жизнь в селении бьет ключом. Туда-сюда снуют жуны и жунки, носятся ватаги жунят – только пыль столбом стоит! Дворы изобилуют буйной зеленью. Дороги посыпаны песком, их приминают колеса многочисленных повозок и тачек, груженых всякой снедью. Полощется на ветерке белье, жунки стирают одежду с помощью деревянных дощечек. С трех сторон селение окружают поля, которые вот-вот начнут золотиться. Всюду слышны песни, гомон, споры. Квохчут куры, блеют овцы, гуси с шипением раскрывают крылья и вытягивают шеи.

Одеты жуны в простые тканые костюмы естественных цветов, кожаные жилеты и накидки. Под одеждой и в распахнутых от жары воротах поигрывают натруженные мускулы, у кого-то можно заметить небольшой горб. Женщины носят простые платья, яркие передники и глиняные украшения. Волосы у них вьются крутыми локонами, рожки меньше и изящней, чем у мужчин. Дети чертят в песке и пыли круги копытцами и прыгают по одной им известной системе. Кто чуть постарше, уже помогает родителям в работе. Под деревянным навесом несколько мужчин раскуривают трубки и играют в кости.

Слева открывается вид на жунский базар – лавки с яркими тканями, разноцветными фруктами, молочными крынками… От изобилия всякой всячины разбегаются глаза. Поддавшись искушению, Елена покупает полотняный платок, ярко-желтый с зеленой вышивкой, а заодно и небольшую кожаную дорожную сумку. Ее спутники тут же обзавелись новыми шляпами и жилетом, а Елене в два голоса посоветовали хоть чуть-чуть сменить одежду. И то правда – в камуфляжной экипировке она слишком привлекала к себе внимание. Девушка приобрела удобный дорожный костюм и довольно милое рыжее платье.

Жутко голодные, они ввалились в маленькую таверну. Четим живо заказал ужин и тут же вступил в беседу с парой молодых селян. Вскоре путников окружила веселая шумная компания, а также обильное количество жареного мяса, тушеных овощей и сладкого напитка, похожего на забродивший березовый сок. Вскоре раздались звуки флейт и свирелей, несколько селян пустились в пляс. А затем и Четим взялся настраивать чаранго…

Елена почувствовала, как жунское вино начинает бить в голову, и потихоньку прошла к выходу. Вечерняя спокойная свежесть окутала селение. Она прогулялась до берега, вслушиваясь в окружающие звуки. Плескалась река. В сопках гулко переухивались совы.

 
'У-ух…' – раздавалось с одной стороны.
'Ух-ух!' – откликалось с другой.
Маленький жуненок тащил мать за руку по берегу. Елена села на перевернутую лодку, подобрала колени к подбородку. Чувство умиротворения наполнило ее. Прошуршала трава, и на земле рядом неуклюже растянулся Токус.
 

– Думаешь?

– Угу, – отозвалась Елена, прихлопывая комаров на руке.

Из-за сопки показался месяц. Он стал значительно больше по сравнению с первым днем ее пребывания здесь.

– А когда луна полная, Токус? Наверное, ночью совсем светло?

– Нет, только немного светлее. Сама увидишь, полнолуние скоро.

 
Вдруг рядом раздался детский плач.
Елена вздрогнула, быстро отвернулась. Ноющее воспоминание о сыне, в который раз за эти дни, сдавило сердце. Она изо всех сил боролась, стараясь не позволить тяжелым мыслям овладеть сознанием.
Маленький жун ревел, уткнувшись матери в плечо, а та укоризненно приговаривала, присев на корточки.
 

– Ну-ка прекрати! Ты уже большой у меня, сколько можно бояться?! Ничего страшного нет, посмотри, сам посмотри!

– Не хочу-у-у-у!! Я их боюсь!

– А что… – начала Елена и осеклась.

Прямо над ними под освещенным ночным светилом небом бесшумно двигалась черная тень. Огромная, она на миг затмила собой часть месяца. Рваные крылья вздымались и опадали, неясная фигура вырисовывалась над ними… Тень пролетела, сделала небольшой крюк и скрылась в сопках.

– Это стражи, – спокойно сказал Токус, проследив за взглядом Елены. – Они охраняют границы нашей страны и иногда залетают вглубь. Вернемся в таверну?

В таверне шло буйное веселье. Чаранго Четима ненадолго смолк, а хозяин его яростно стучал по столу глиняной кружкой пива и что-то доказывал огромному жуну. Хлопья пены летели во все стороны. Заливались флейты, их поддерживали барабаны. Копытца выбивали дробь по дощатому полу. Было жарко.

Елена не захотела входить, она прошлась вдоль двора, провела рукой по шершавому плетню. Черно-белый кот тихонько подошел и принялся тереться о ее ноги. Она взяла кота на руки, села на скамью. Токус достал пузырек с рыбьим клеем, небольшой клубок толстых нитей и занялся починкой ремня. Тут отворилась дверь, выбросив полосу света, и явился Четим в окружении жунок разного возраста. В одной руке он держал инструмент, в другой – полную кружку с пивом.

– Четим! – чарангиста обняла за шею молодая жунка. – Спой еще! Ну спой, Четимчик!

– Охотно, милые дамы! – Четим слизнул пену, отставил кружку и снова дернул струны. – О чем желаете послушать?

– Что-нибудь грустное! – воскликнула другая жунка. – Вот что-нибудь такое, чтобы сердце оборвалось!

– Тьфу ты! Зачем веселье портить?!

– Ну Четимчик!

– Ну ладно, ладно! Вот, дамы, сюда, пожалуйте! Токус, подвинься, моему творчеству нужно много места. Подвинься, говорю! Кхм… Экхм…мда…

– Это вступление? – поинтересовался вазашек, зубами проверяя ремень на прочность. – Оригинально.

– Ты нич-чего не понимаешь в творчестве! Ни-че-го!

– Разумеется. Куда мне.

 
Кот презрительно покосился на Четима.
 

– Ну так вот. Грустное? Хм-м-м… О! Песня про муху! Э-кхм!!

– Побойся Демиургов, Четим, – патетическим тоном пропищал Токус. – Про какую такую муху?

– Да это, наверное, то же самое, что про утку! – фыркнула Елена. – Только про муху!

– Ну, эту… Муха в паутину попала, и… умерла. Да, грустно, грустно… – Четим взмахнул руками, и чаранго опасно наклонился. Токус быстро подхватил инструмент.

– Да. Муху жаль, – подтвердил он.

Жунки хихикали и переглядывались. А Четим попытался приобнять Елену и склонить голову ей на плечо. Коту совсем не хотелось делить с кем-то ее внимание, и он вцепился чарангисту в шевелюру. Четим прорычал какое-то ругательство. Кот зашипел в ответ.