Текст книги "Революционное богатство"

Автор книги: Элвин Тоффлер

Соавторы: Хейди Тоффлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

Волновая политика

В последнее время наблюдатели принялись предсказывать мрачные сценарии развития Китая – например, вероятность финансового кризиса наподобие того, что поразил другие азиатские страны в 1997–1998 годах, или серию взлетов и падений, с которыми Китай попытается справиться с помощью методов кейнсианства. С другой стороны, наблюдатели указывают на возможность одновременного возникновения нескольких проблем – энергетических катастроф, экологического кризиса или катастрофической пандемии болезней более серьезных, чем атипичная пневмония. Хуже всего – возможная война с Тайванем, входе которой обе стороны будут обстреливать друг друга ракетами, дестабилизируя обстановку во всей новой Азии. Любая из этих бед, а то и все разом могут обрушиться на глобальную экономику в самом ближайшем будущем.

Одна из самых пессимистических оценок будущего Китая содержится в книге «Грядущий крах Китая» Гордона Чанга. Достаточно красноречиво звучат названия глав этой книги: «Революция постарела», «Недовольство народа грозит взрывом», «Госпредприятия умирают», «Китайские банки близки к краху», «Идеология и политика препятствуют прогрессу» и т. д.

Если утверждения Гордона Чанга верны хотя бы наполовину, глобальную финансовую систему ожидает госпитализация в палате интенсивной терапии. Инвесторы, корпорации и центральные банки во всем мире получат тяжелые травмы. Цены на футболки и игрушки в супермаркете на углу упадут еще ниже, но сотни миллионов рабочих на всей планете – от бразильских шахтеров до банковских служащих на Манхэттене или в Токио – будут искать работу.

Все это довольно жуткие сценарии, но в них не учитываются еще более тревожные возможности.

Три Китая

При жизни Мао Цзэдуна китайская экономика была разделена на две части. Одной ее частью был сельскохозяйственный Китай, населенный отчаянно бедным крестьянством, другой – городской Китай дымящих фабрики конвейерных линий. Преемники Мао добавили третий сектор – быстро растущей экономики, основанной на знаниях. В результате если раньше Китай был поделен на две части, то теперь налицо сразу три Китая.

Он не является единственной «трехчастной» страной в мире. Три отчетливо разные системы богатства обнаруживаются и в других государствах – например, в Индии, Мексике, Бразилии. Однако само существование трехчастных стран – это новое явление в мировой истории, и Китай здесь опять выступает пионером в освоении новой территории.

Стратегия «двухколейного» развития помогла Китаю избавить огромное число людей от глубочайшей бедности, изменить собственный статус и влияние на мировой арене. Но за это Китаю приходится платить, Каждая волна богатства в каждой отдельной стране имеет собственную структуру, обусловленную не только характером рабочей силы, но также нуждами и запросами населения. В результате возникает «волновой конфликт».

Финансируя современные научные лаборатории, китайские лидеры встречаются с упорным сопротивлением тех, кому нужны средства для поддержания промышленных отраслей и социального обеспечения, но это всего лишь бои местного значения.

На более масштабном, национальном уровне замена президента Цзян Цзэминя президентом Xy Цзиньтао отразила существенный сдвиг в волновой политике. Многие считали, что правительство Цзян Цзэминя следует стратегии урбанизации. Заняв свой пост, Xy Цзиньтао совершил символическую поездку по стране, обещая прежде всего оказывать помощь находящемуся в плачевном состоянии крестьянству. Однако это нисколько не смягчило противостояния: оппоненты расценили помощь селу как бессмысленную трату огромных средств, предлагая в качестве действенной меры переселить миллионы крестьян с запада страны на промышленный северо-восток.

Это означало бы, что к 70000000 обнищавших крестьян, лишившихся своей земли и устремившихся в города в поисках работы на промышленных предприятиях, добавились новые миллионы.

Это классический процесс, напоминающий вынужденную миграцию британских крестьян в города в конце 1700-х годов и в начале 1800-х в результате принятия законодательного акта, известного как «Закон об огораживании». Последствием этого акта стало резкое увеличение числа крайне низкооплачиваемых фабричных рабочих и последующее ускорение превращения Англии из аграрной страны в промышленную.

В недалеком прошлом в Китае, как и в бывшем Советском Союзе, велась ожесточенная идеологическая борьба вокруг так называемой «индустриализации» – политики, которая выжимала средства для подъема промышленности, притесняя и доводя до голодной смерти крестьян, остававшихся на земле. «Волновой конфликт» порождал ГУЛАГ и гибель десятков миллионов людей. Согласно газете «Чайна тудей», в период 1953–1983 годов вклад крестьянства в индустриализацию страны составил 72 миллиарда долларов.

Даже сегодня, пишет «Нью-Йорк таймс», Пекин «укрепляет систему двух классов, лишая крестьян медицинского, пенсионного и социального обеспечения, которые имеют большинство городских жителей, и отказывая крестьянам в праве переселяться в города». К этому следует добавить и то, что, как пишет сотрудник Массачусетского технологического института Яшень Хуан, «урбанистический бум в Китае в огромной мере финансировался за счет косвенного налогообложения крестьянства, в том числе платного обучения в сельской местности».

В Китае сохраняется заметная поддержка индустриализации Второй волны. Впрочем, By Джинлян, руководитель исследовательского Отдела Госсовета Китая, отмечал в 2005 году, что такая стратегия «увеличивает риск финансового кризиса». Более того, она истощает и без того дефицитные природные ресурсы, наносит вред хрупким экосистемам Китая и «подрывает усилия по технологическим инновациям и обновлению продукции». Политика, отдающая приоритет тяжелой промышленности, приводит к тому, что «предприятия удовлетворяются увеличением выпуска продукции, дающей малый прирост добавочной стоимости и прибылей. Со временем это причинит серьезный урон».

Битвы в сфере «волновой политики» ведутся на самом высоком уровне и происходят на фоне растущего недовольства населения. Полиция и силы безопасности усмиряют марши протеста по всей стране. Люди выступают против безработицы, невыплаты заработной платы, коррупции местных властей, высоких налогов, принудительного переселения и обязательных денежных санкций. Такие демонстрации возникают в Китае практически ежедневно.

По словам Жу Янканя, высокопоставленного сотрудника китайской полиции, в 2005 году в стране было около 74000 проявлений протеста, в которых участвовало 3,7 миллиона человек; стычки сопровождались насилием и многочисленными смертями.

Многие из этих событий происходят в крестьянских общинах, где население либо было обмануто властями, либо пыталось отстоять свое право на землю. Один только марш в провинции Сычуань насчитывал 90000 участников – доведенных до отчаяния крестьян, которым грозило выселение из их домов. Протестуют и промышленные рабочие – текстильщики Шанси, металлурги Ляояна, нефтяники Дакина и шахтеры Фушуняа. Этот список можно продолжать, и с каждым днем он становится все длиннее.

«Мерседесы», супермаркеты и милиция

Ко всему прочему следует добавить и факт роста популяции Третьей волны – молодых, образованных, уверенных в себе представителей среднего класса, нетерпеливых, настроенных националистически, уверенных в том, что именно они, а не их родители, не рабочие и уж тем более не крестьяне формируют будущее. В окружении сверкающих витринами торговых центров или мечтают иметь, или уже имеют «мерседесы» и «BMW». У них есть то, что высоко ценится в Китае, – компьютер и умение пользоваться Интернетом.

Компьютерная грамотность ценится в Китае столь высоко, что Народно-освободительная армия занялась глубоким изучением информационной войны. Была образована особая структура – специально обученная «информационная милиция», и разработана доктрина нападения не только на военные цели противника, но и на зарубежные деловые сети, исследовательские центры и коммуникационные системы.

Согласно одной теории, информационная технология позволяет вести войну силами уже не только одних солдат, но и с помощью сотен миллионов гражданских лиц, к которым могут присоединиться еще и симпатизирующие им люди из других стран. Объединяясь в единую компьютерную сеть, создавая таким образом гигантский сверхмощный компьютер, они могут успешно внедриться в жизненно важные инфраструктуры противника, в том числе его финансовые сети, и нанести мощный удар по гражданским целям. Особенно успешной может оказаться такая атака против США – страны, более всех других зависящей от своей информационной технологии и электронных коммуникаций.

Это, по мнению многих экспертов, будет не что иное, как современная версия того, что председатель Мао называл «народной войной». Однако китайские энтузиасты информационной войны, по всей вероятности, не учитывают того факта, что Мао говорил о «народной войне», целью которой была не защита своего правительства, а попытка сбросить его. И не так уж трудно представить себе, что в один прекрасный день миллионы китайцев, развернувших информационную войну, могут употребить свое ноу-хау против правящей коммунистической партии, чтобы защитить собственные интересы Третьей волны. В гражданской войне они могут повернуть свои ноутбуки против самой Народно-освободительной армии.

Волновая война

Народный протест может начинаться с малого, но история учит нас, насколько опасной может быть эскалация волновых конфликтов. Так, в 1861–1865 годах столкновение между промышленно развивающимся Севером и рабовладельческим аграрным Югом привело к Гражданской войне в США. Несколькими годами позже волновой конфликт спровоцировал в Японии революцию Мейдзи. Нашел он свое отражение и в Октябрьской революции 1917 года в России. Сегодня насилие в Индии, Таиланде и других близлежащих странах, обычно выступающее под маской этнических, религиозных противоречий или противоречий между городом и деревней, тоже в действительности является конфликтом волновых интересов.

Противоборствующие стороны представляют интересы двух систем богатства. В современном Китае наличествуют все три волны, каждая из которых отражает радикально отличные от других потребности и интересы, – и все они противостоят правительству с беспрецедентным напором.

Экономическое продвижение Китая не будет проходить по прямой, без конфликтов и столкновений. Ему не избежать борьбы волн. Несомненно, что в будущем произойдут взлеты и падения, сопровождаемые потрясениями для мировой экономики.

Нельзя сказать, что Китай стоит на грани катастрофы, но, по мнению многих экспертов, Пекин все в большей степени утрачивает контроль над целыми регионами. Как прогнозирует официальный правительственный орган газета «Синьхуа», Китай ожидает либо «золотой век развития», либо «отмеченный чередой противостояний» век хаоса.

Это не означает провала рассчитанной на длительный период «двухколейной» стратегии, но перемены в технологии и экономике – не самая страшная составляющая революции.

Кровавый след

Пекин умеет справляться с бунтующими крестьянами, борется с коррупцией в среде местного чиновничества, усмиряет промышленных рабочих, требующих рабочих мест, но испытывает большее беспокойство из-за эскалации всех этих явлений, чем признается.

Это объясняет, почему, например, правительство приняло такие кажущиеся несоразмерно жесткими меры против квазирелигиозного движения Фалун Гон. Члены этой секты были арестованы, по некоторым сведениям, подвергались пыткам и, возможно, были уничтожены.

Фалун Гон настаивает на том, что не имеет никакой политической окраски, но когда 30000 его последователей явились под самые стены правительственной резиденции Чжуннаньхай, чтобы выразить свой протест против репрессий, это напомнило еще живые в памяти события июня 1989 года на площади Тяньаньмынь.

Более всего китайских лидеров встревожила и насторожила не религиозно-мистическая идеология, полная демонов и инопланетян, а тот факт, что это движение не было привязано к определенному отдельному району или провинции. Это огромная организация, носящая всенародный характер. Кроме того, особую тревогу вызывало то, что многие приверженцы культа состояли на службе в полиции и армии.

История свидетельствует о том, как Пекин пытается подавить деятельность любых крупномасштабных организаций, кроме коммунистической партии. Однако эта способность быстро уменьшается по мере все более широкого распространения сотовых телефонов, Интернета и других технологий, которые помогают протестующим организовываться.

Это усиливает угрозу лидерству коммунистической партии и тому, что кровавыми следами проходит через историю коммунизма: идее о союзе рабочих и крестьян, который КПК пыталась создать до тех пор, пока Мао не разорвал отношения со своими товарищами из Советского Союза; Мао сделал ставку на крестьянство, а не на менее сговорчивых рабочих.

Сегодня в силу их противоречащих друг другу интересов объединить крестьян Первой волны, рабочих Второй волны и представителей Третьей волны очень трудно, если только…

Познакомьтесь: Мао II

Занятые деловые люди, как правило, фокусируют свое внимание на самом ближайшем будущем и учитывают только те варианты сценариев его развития, которые представляются им наиболее вероятными. Между тем история учит нас, что как раз самые невероятные события нередко могут потрясти мир. Казалось бы, что может быть менее вероятным, чем то, что два реактивных лайнера, совершающих коммерческие рейсы, разрушат Всемирный торговый центр? Китай тоже вполне может нас удивить.

То, о чем будет далее сказано, разумеется, представляется совершенно невероятным. Но совпадение таких вполне вероятных событий, как те, о которых мы говорили – а именно финансового краха, который произойдет именно во время эпидемии какой-то смертельно опасной болезни и совпадет с военными действиями против Тайваня, – может оказаться спусковым механизмом для самого невероятного и чрезвычайно серьезного кризиса.

Представьте себе (а в Пекине наверняка есть люди, которые рисуют в своем воображении такие картины) настоящий ночной кошмар: явление в будущем председателя Мао – Мао II, харизматичного лидера, который, пользуясь беспорядками, сметет нынешнее правительство Китая и установит правление, невообразимое для Запада. Это будет не коммунист Мао и даже не Мао-капиталист. В стране, жаждущей чего-нибудь на замену ставшему почти религией марксизму, возможен Мао, который объединит рабочих, крестьян и молодежь Третьей волны под религиозным флагом.

Такой религией может стать христианство, очень быстро распространяющееся в Китае. Впрочем, более вероятно, что это окажется какое-нибудь странное новое верование, выросшее на основе одного из бесчисленных культов, в изобилии расцветших по всей стране. «Нью-Йорк таймс» пишет, что сегодня Китай и особенно его сельскохозяйственные регионы – это кипящий котел религиозной и квазирелигиозной активности и конкуренции; по самым умеренным оценкам, 200 миллионов являются последователями различных религиозных течений. «Формируются и видоизменяются многочисленные христианские секты, пытающиеся привлечь к себе обездоленные массы, – пишет газета. – В Китае есть пятидесятники и церковь Святого Духа, Союз Апостолов и „Белое солнце“, Единая Церковь и Группа Плачущих. Многие из этих сект носят апокалиптический характер. Некоторые имеют явную антикоммунистическую окраску. Среди самых крупных – „Три степени служения“ и „Восточная молния“; обе они утверждают, что число их приверженцев исчисляется миллионами».

А теперь представьте себе, что Чжуннаньхай попадает в руки этих новых потенциально фанатичных правителей, которые получают контроль над ядерным оружием и ракетами-носителями, или в разных провинциях захватывают власть воинственные руководители сект…

Западным читателям или лидерам такой апокалиптический сценарий может показаться невероятным, даже абсурдным. Однако массовое религиозное движение фанатиков, провоцирующее широкомасштабное кровопролитие и пытающееся сбросить правительство, разорвать Китай на части, – совсем не новость для этой страны.

Ведь именно это и случилось, когда Хун Сюцюань, уверенный в том, что он – брат Христа и, следовательно, сын Бога, собрал целую армию своих последователей и бросил ее на север провинции Гуаньси и попытался в 1851 году свергнуть маньчжурскую династию.

Его войско, в состав которого входили яростные женские боевые отряды, захватило Ханьян, Ханькоу, Учан, заняло Нанкин, где Хун Сюцюань правил 11 лет, пока наконец это так называемое Тайпинское восстание не было подавлено; оно унесло как минимум 20 миллионов жизней.

Китайцы прекрасно помнят эту историю, вот почему сценарий с Мао II кажется им более вероятным, чем иностранцам. Эта мучительная память, возможно, и послужила причиной того, что правительство жестко расправилось с движением Фалун Гон.

Когда Запад подталкивает Китай к более быстрому осуществлению демократических перемен, ответом служат сказанные нам в 1988 году слова тогдашнего генерального секретаря КПК Чжао Цзыяна. Когда мы стали убеждать его в необходимости демократизации, Чжао сказал: «Для того чтобы двигаться к демократии, необходима стабильность».

У западных демократов термин «стабильность» может вызвать усмешку. Китайцы относятся к нему иначе: уничтожение десятков миллионов людей во время так называемого «большого скачка» и «культурной революции» все еще очень свежо в их памяти.

В этот период Китай пережил ад, а Запад, не имея с ним в то время экономических связей, лишь равнодушно наблюдал за этим. Сегодня, напротив, иностранцы – американцы, европейцы, японцы, южнокорейцы, сингапурцы и другие – владеют китайскими фабриками, недвижимостью и прочими активами, оцениваемыми в миллиарды долларов.

Если в Китае начнется эскалация насилия, центральному правительству трудно будет удержать это в тайне от собственного населения, оснащенного Интернетом и мобильными телефонами. Если бунтовщики станут выдвигать сепаратистские требования (а это уже происходит на мусульманском северо-западе страны), а общественные волнения совпадут с кризисами другого порядка, что Кеннет Куртис называет «вулканическим взрывом», вряд ли мир за границами Китая останется пассивным наблюдателем: ведь опасность может грозить его собственности.

Перед лицом эскалации насилия иностранцы могут не только отозвать свои инвестиции, но, в целях защиты своей собственности, своих фабрик и недвижимости, скрытно вмешаться в ситуацию, вплоть до совершения сделок как с коррумпированными чиновниками на местах, так и с полевыми командирами бунтовщиков. Такое случалось в бурные 1930-е годы, когда Китай, раздираемый революцией, подвергся нападению японцев. Это не должно повториться.

Превращение Китая в современную влиятельную мировую державу может замедлиться, прекратиться, пойти вспять. Оно может приобретать трагические черты. Однако в интересах всего человечества в целом не дать ему сойти с пути сложного, болезненного, сопряженного с коррупцией и периодами нестабильности эксперимента по «двухколейному» преодолению бедности, потому что то, как он сегодня справится с волновыми конфликтами, непосредственным образом повлияет на конъюнктуру рабочих мест, инвестиционные портфели и товарооборот, вплоть до одежды для наших детей и компьютеров, которыми они пользуются.

Сегодня Китай – это часть нашего общего мира.

Глава 45
СЛЕДУЮЩЕЕ ЯПОНСКОЕ КОЛЬЦО НА БАМБУКЕ

Говорят, когда в 1960-х японский премьер-министр Хаято Икеда прибыл с визитом во Францию, Шарль де Голль спросил: «А кто этот торговец транзисторами?» Бестактность вошла в историю, но в 1960-е и в 1970-е годы не было другой страны, экономические достижения и значимость которой так недооценивали. (Еще больше недооценивали транзисторы, но это уже другая история.)

В 1980-е и в начале 1990-х ситуация изменилась на противоположную. Неожиданно обнаружилось, что иена грозит вытеснить доллар, что на японские деньги скуплены Голливуд и Рокфеллеровский центр, а сама Япония стала «страной номер один». На страницах финансовых изданий засквозил страх перед новой сверхдержавой.

С наступлением нового века марширующие в ногу лемминги Эконоленда начали уверять, что скоро «номером один» станет Китай, а Япония превратится в его экономического и политического «пуделя». Однако Япония еще не исчерпала своих возможностей удивлять мир.

Перемены, которые происходят в Японии – или те, от которых она отказывается, – в ближайшее десятилетие скажутся не только на автомобилях, на которых мы ездим, не только на энергии, которую мы используем, играх, в которые мы играем, или музыке, которой мы наслаждаемая, но и на том, как мы относимся к старикам, сколько будет стоить жилье для пенсионеров, и на том, сколько будет стоить доллар.

Особенная значимость Японии проявляется по отношению к целому классу государств, таких как Соединенные Штаты, члены Евросоюза и Южная Корея, которые переходят к основанной на знании экономике. В отличие от Китая, Индии, Мексики или Бразилии они не обременены слишком многочисленным сельским населением, и их экономика делится не натри, а на две части – быстро сокращающийся промышленный сектор и быстро увеличивающийся основанный на знании сектор.