Текст книги "Ее величество-Тайга. "

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Но почему старик считает, что она пришла к нему за жратвой? У лесника у самого в доме давно нет мяса. Вон какие постные помои вылила девчонка.

Кузя отскочила, мяукнула, заманивая своего лесника в тайгу. Тот подошел к ней, она опять отскочила, подождала его, снова сделала прыжок и опять ждала.

Лесник понял. Крикнул девчонке, что пошел в обход своего участка, и побрел в тайгу вслед за Кузей.

Кузя злилась, что лесник идет не так быстро, как ей того хотелось. Чтобы он не сбился, не свернул куда не надо, она звала его с вершин деревьев, указывала путь.

Приведя его к своей лежке, Кузя указала на дохлого кота. Лесник перевернул его и, всплеснув руками, вскрикнул:

– Батюшки, чума завелась!

Вскоре он сжег мертвого кота на костерке. Выгреб листья, мох с лежки, – бросил в огонь. Горящей головешкой обжег лежку и с тревогой оглядел тайгу.

Кузька ты моя! Беда пришла в лес. Черная беда. Надо людей сюда звать, пока не поздно. Иначе вымрут все. Ни одной живой души не останется, – сокрушался лесник.

Кузя повела его на участки рысят. Ведь человек сможет помочь, уберечь ее котят. Ведь не зря живет он тенью в рысьих глазах.

Старик шел за Кузей, не понимая, что еще хочет показать ему рысь в тайге.

Кузя обнюхала участок своего рысенка. Позвала. Голос услышан. И молодая хозяйка примчалась к матери со всех ног. Соскучилась. Но, завидев человека с ружьем, остановилась недоверчиво, настороженно.

Кузя успокоила. Позвала ласково.

– Что ж ты, Кузька, дите так рано отделила? Его тебе еще уму-разуму учить надо, а ты покинула. Покуда снег не ляжет, должна была при себе держать. Там она и ушла бы с другом. Семейной бы сделалась. А ты ее, вовсе малышку, на тайгу одинешенькой оставила. А зачем так? Не совестно тебе?

И тут же, вспомнив свою вину перед Кузей, что лишил ее матери в раннем возрасте, умолк.

Взрастить лесник сумел. По научить зверя не дано человеку. Вот и поступила рысь с котятами так, как самой довелось. Другого – не знала.

– Прости меня, дурака. Виноват я. Думал, научат тебя в тайге звери. А и ты, приглядевшись к сородичам, не оступишься, ан вот как стряслось. Когда ты сама в тайгу ушла, звали мы тебя с внучкой. Искали. Но не нашли. Выходит, горе посеяли.

Кузя вылизывала рысенка. Старательно. Во всей красе показала дитя старику. Тот хвалил котенка и тут же сокрушался:

– В эту пору она могла бы лишь играть с тобой. Но и обидеть уже может. Вон зубешки у ней какие острые. Иные матери на пару днем уже оставляют рысят одних. Приучают к взрослости. Но от своих лежек не гонят. Сами себе находят новые места. Ты ж – согнала. Не стоило торопиться. А может, она тебя уже обижала? Росточком уже не мала. Видать, хорошо кормила. А почему у тебя одно дитя? Иль кот старый попался? – спрашивал дед.

И, словно услышав вопрос человека, из кроны сосны мяукнул второй котенок. Он издалека услыхал голос матери. Кузя поспешила к нему навстречу. Обнюхала, облизала.

– И его отделила? – качал головой лесник, глядя на Кузю с укоризной. – Кто ж их к тайге приучит, горемычных, что ж не пожалела малышей?

Лесник смотрел на молодую кошечку. Она напоминала ему Кузю в детстве. Такая же вертлявая, гибкая непоседа.

– Как же уберечь вас от лиха нынче? Ведь беда к нам пришла. Одна на всех…

Рысята удивленно смотрели на человека. Чем он недоволен? Ведь вон как расцветает, хорошеет тайга. В ней столько всякой добычи бегает. Чужому нельзя, а другу матери они разрешают поохотиться в своих владениях. Пусть и в его пузе тепло станет.

Котята смотрели на старика, оглядывающего коряги и кусты.

Эх и смешной! Да разве так добычу поймаешь? Надо быстро бегать, живность с прыжка брать – горячую, трепыхающуюся. Чтоб кровь все губы забрызгала.

По человек будто не понимал, не слышал рысят. А тут еще и мать сидит, не шевелясь. Рысятам вскоре наскучило сидеть без дела, – будто пеньки в тайге. Решили порезвиться.

Слегка покусывая друг друга, теребя мать, отвернувшуюся от них, рысята бегали по корягам, деревьям. Прятались друг от друга под ветками и кустами, потом догоняли, дрались в шутку, барахтались подальше от родительских и человечьих глаз. Они радовались встрече и не слышали, как лесник вытащил из-под куста дохлого лисенка.

– Значит, уже и сюда беда докатилась. Уводи детей подальше, покуда живы. Люди придут тайгу лечить. Они не все лесники. Убить вас могут. Как тебе объяснить, голубушка, чтоб ты поняла? – сетовал дед, что не знает рысьего языка, что не понимает его Кузя.

Как он ошибался! Покуда лесник осматривал кусты, пни, коряги, рысь пыталась объяснить котятам случившееся и подвела их к дохлому лисенку.

Котята не поняли, почему тот не шевелится. Если не порвана шкурка, надо бегать. Но рыжий не шевелился. Даже страшно стало от этой неподвижности.

Болезнь? Но болеют старые звери. Котята не хотели слушать о плохом. Им хотелось играть, бегать, прыгать. Зачем мать говорит о страшном? А вон и человек смешной, вытащил из кустов куропатку и нет бы съесть ее, солнце на земле зажег и туда кинул и лисенка, и куропатку. А зачем? Для чего?

У рысят от жары и света глазам больно стало. Они убежали в чащу, подальше от огня.

Лесник нашел еще зайчонка. Тот еле дышал. На шее укус лисы. Значит, больная была.

– Надо торопиться мне, Кузя, – засобирался лесник и позвал с собой рысь. Но та не двинулась с места. И старик заспешил домой.

Кузя уводила котят в распадок. Там вода уже спала. Можно перейти его и жить там. Болезнь вряд ли туда добралась. Хотя куропатки летают, могли занести. Но Кузя запомнила запах беды.

Рысята охотно пошли за Кузей, думая, что позвала на охоту.

Много дней жили они в чужих угодьях. Их либо прогоняли, либо били взрослые, совсем матерые рыси. Не раз видели они в тайге дохлых зверей и птиц.

Случалось, за целый день никого на пути не встречали. А те, кого доводилось увидеть, вскоре покидали свои участки.

Остановилась семья в совсем незнакомых местах. Здесь вряд ли бывали даже знакомые сороки и сойки. Рысята не раз звали Кузю вернуться обратно. Но та и слышать о том не хотела.

В новых владениях росло много бамбука, которого рысята никогда не видели. Но он им понравился сразу. Едва бамбук зашуршал, можно смело с дерева прыгать, – добыча бежит.

Рысятам не стоило объяснять, сами поняли, что бегать в бамбуке не стоит. Добыча разбежится. Можно получить и неприятное. Бамбук скользкий и мог больно уколоть в бок или в лапу.

Рысята, да и сама Кузя, не знали, что с северного Сахалина они перекочевали на южный, где и тайга была помягче, и климат не таким суровым.

За время миграции, а из северной тайги в тот год много зверья ушло, подросли и окрепли рысята. Они стали почти такими, как их мать.

Кузя так и считала, что родилась в зимовье лесника. Она не помнила свою мать, не видела и не знала отца. Выросшая у людей, она хорошо понимала их. Люди этого даже не подозревали. Но так случалось часто, что звери, выросшие в человечьем доме, понимали его язык.

А вот люди, проработавшие и прожившие в тайге веками, очень слабо понимали тайгу, язык ее обитателей. Хотя человек приходил в лес гораздо чаще, чем зверь к человеку.

Люди не могли обойтись без тайги. Она же без них обходилась.

Кузя не боялась людей. Она за время пути видела многих. Но на глаза не показывалась. Эти человечьи голоса отпугивали ее. Громкие и злые, тихие и скрипучие, они не были похожи на голос лесника, и Кузя им не верила.

А однажды, когда рыси пробегали неподалеку от села, котенок Кузи не выдержал и унес из человечьей лежки курицу, приняв ее за куропатку.

О! Если бы рысенок знал, что случится, согласился бы еще неделю не жрать.

Хозяин курицы схватил ружье и стрелял по рысенку много раз. Тот давно бросил курицу. Она осталась жива. Но вот рысенку человек прострелил лапу. Ему и этого показалось мало. Ему нужен был рысенок, и человек бежал по тайге, не давая перевести дух и зализать рану. Он кричал, стрелял, грозился и бежал за рысями, не уставая.

Остановился он, когда у него кончились патроны. Это по наступившей тишине поняла Кузя и решила воспользоваться.

Ведь человек живет в доме. В его нору рыси не вошли. Почему же он вошел в тайгу, – чужой для него дом и завел в нем свои законы? Разве рыси убивали людей в домах? Почему же человек стал хуже и злее зверя?

Кузя остановилась. Тишина тайги обрадовала ее и повернула назад, к человеку. Тот в ярости забежал далеко и понял, что безнадежно заблудился.

Держа в дрожащих руках курицу, он оглядывался по сторонам. Видно, никогда не бывал в тайге так далеко.

Кузя быстро нагнала его, глянув вниз, прыгнула точно. На плечи и голову. Свалила мужика ничком в мох. Тот заблажил, закричал заполошно, задергал ногами.

Кузя видела красную жилку на шее человека. Ее она нашла и по запаху. Перекусить – и не станет кричать. Уйдет жизнь. Но он не убил, он ранил, хотя мог и погубить ее рысенка.

Рысь убрала когти из мягкого толстого тела. Рыча села рядом. Мужик встал на карачки. Увидел Кузю и заорал оглушающе. Рысь кинулась, повалила на спину, вскочила на грудь. Лапой придавила горло. Опустив морду к человечьей шее, зашипела грозно. В самое лицо. Глаза человека стали круглыми, как у зайца. Он хотел, но не мог кричать. Кузя сразу почуяла запах человечьей мочи. Не поняв, зачем человек тайгу метит, если не может выбраться из нее, решила прогнать мужика. Порвать его Кузя не смогла. Ни сородича, ни любого другого зверя не пожалела бы. Но этот – человек… И ее саму вырастили люди. Нельзя делать из них добычу. Кузя помочилась на мужика, пометив для того, чтобы ни одна рысь его не тронула.

Обидчика сберегла от собратьев, бегущих следом.

Мужик не понял. Лежал неподвижно. Кузя, не оглянувшись, прыгнула на ель, вскоре нагнала рысят. И только много позже узнала она от рысей, что видели они мужика, тот нес в руке большую куропатку. Он вышел из тайги к людям, упал на землю и долго выл. Наверное, его из леса прогнали звери за то, что он пах рысиной мочой. «Таких никто не жрет», – решили рыси.

Кузя и потом встречалась с людьми. Видела детей, которые приходили в тайгу за грибами, ягодами и орехами. Они были разными, как звери в тайге.

Кузя не знала, что в ее лесу, на ее участке в это время свирепствовала таежная чума, унося каждый день множество жизней таежных обитателей.

Если бы видела она, сколько людей пришло на помощь тайге, ее жизням!

До глубокой ночи не уходил со своих угодий ее лесник. Он чистил тайгу от чумы, убирая из лисьих логов заразный мох и траву, сжигал куропаточьи гнезда. Много рысьих лежек очистил старик от больных перьев, трухи. Сколько заячьих, барсучьих и енотовых нор прожег огнем, протравил дымом!

Случалось, ночевал в тайге.

В это лето многих рысят, потерявших матерей, подращивали коты. Учили охотиться, выжинать в тайге. Они знали много. Не меньше кошек. И учили молодь без ласки. Строго.

Много свободных участков появилось тогда и тайге. Мало стало в них живности. За мелкой добычей приходилось порой побегать немало. Быстро взрослели котята. Они не умели играть, были злыми, драчливыми. Оно и понятно, каждый кусок в тайге давался с боем и болью.

Мало их выжило. Но уцелевшие были крупными, худыми и здоровыми зверями.

Несмотря на малый возраст, они не пугались серьезных врагов и жестоких драк. Были терпеливы к голоду, спокойно, не прячась, переносили дожди и холода. Они выбирали и захватывали для себя участки гораздо больше прежних.

Кузя тосковала по родному лесу. Но понимала, что только зима, лютая и свирепая, сможет одолеть чуму, от которой чудом спаслась ее семья.

Рысята давно перестали нуждаться в ее опеке и довольно удачно охотились в новых местах. Теперь, напуганные таежной чумой, они не вспоминали свою тайгу, где родились и росли.

Кузя, как и все рыси, боялась воды, не любила шума бурных речек, а потому и новые участки присматривала подальше от берегов. Вот так и поселилась она на участке в сухом распадке. Сюда редко приходили люди собирать подосиновики и кишмиш. Кузя пряталась от людей уже потому, что появлялись они сюда помногу. Женщины с детьми, иногда и мужчины. Рысь отличала их по запахам.

Как и все другие ее собратья, Кузя не выходила средь бела дня на открытые места. Это было опасно. А такое чутье пришло к ней с опытом и возрастом. Ведь она стала совсем взрослой. Но еще с молодости знала она от своего дружка, что никогда рыси-коты не кидаются даже по голоду на человечьих девочек, девушек и в особенности на беременных женщин. Запах плода чувствуют издалека. Хотя старуху и мог загубить кот, но только по голоду – стойкому, жестокому. А вот мужиков коты рвали не щадя. И на возраст не смотрели. Чем крупнее человек, тем сильнее азарт охоты.

От женщин котов отпугивал запах. Тот самый, который появлялся у рысей один раз в три месяца, на два дня. У женщин он бывал чаще. Девочки и женщины становились добычей кошек, но тоже по голоду. Кошек никакой запах в них не отпугивал. Но человеческих мужиков не трогали. Натура не воспринимала запаха плоти, пропитавшего добычу. Человечье мясо шло в ход лишь тогда, когда тайга совсем оскудевала и беременная рысь теряла от голода разум.

Случалось и другое. О таком сородиче рассказывали всем. Запомнился случай, о котором Кузе поведала хозяйка соседнего участка, сильная рысь-пятилетка.

Зима в тот год выдалась такая снежная и холодная, что многие деревья тайги утонули в сугробах по самые кроны. Молодые деревья и вовсе с верхушками замело. Совсем не стало добычи. Вся таежная живность замерла. Никто не мог выбраться из-под снега. От холода птицы замерзали насмерть на лету. Куропатки, что сосульки, с деревьев падали замертво. Зайцы в норах отсиживались. Казалось, само небо решило извести рысей холодом и голодом. И вот тут увидели они, как к тайге подъехал в санях мужик. На лошади. Рядом с санями собака бежала. Голод мутил глаза, и все же ни одна рысь не избрала в добычу человека. Собаку его приглядели: разорвали тут же молодые кошки, кому голод уже сводил лапы. И тогда, когда от пса остались лишь потроха, человек выхватил ружье из саней и выстрелил в голову молодой кошке, которая впервые должна была принести тайге котят. Она до лежки не сумела доползти. Так и осталась в снегу. А человек схватился за лошадь и тут же уехал из тайги.

Но его по виду и запаху запомнил дружок той рыси, сильный, свирепый кот. В тот же день он исчез из тайги. Иные видели, как побежал он по санному следу, едва небо потемнело.

Что случилось потом, рассказал кот и люди, приходившие в тайгу и предупреждавшие друг друга.

Кот нашел дом того человека по запаху. В селе. Забрался на крышу и с чердака караулил своего врага не один день. Тот словно чувствовал, – боялся выходить из дома в потемках. Но однажды его позвал сосед. Мужик пошел в гости. Кот ждал. Не мог он напасть на человека около дома среди дня. Это значило бы поплатиться головой. А тот кот был опытным и хитрым. Он вылез с чердака, перешел на крышу к соседу. Тут его почуяла собака и зашлась в брёхе. Кот ждал своего часа и не обращал внимания на псину. Он почуял, как хозяин побил собаку за лай. Но та продолжала рычать, выдавая рысь людям. Предупреждала. Но они не обратили на нее внимания, И кот понял, что собака, привязанная к дому, не помешает ему.

Долго не выходил человек от соседа. Кот слышал песни, топот. А па дворе уже наступила глухая ночь. Кот уже замерзал на крыше, когда из дома вышел тот мужик. Он с крыльца помочился. Едва свернул к своему дому, – кот прыгнул ему на голову и тут же перегрыз горло. Мужик и крикнуть не успел. Отомстил ему кот за свою рысь и в тот же миг убежал в лес.

С тех пор люди не приходят в тайгу поодиночке. Не заходят в чащи. Осветили огнями свои жилища и не держат на привязи собак. Все это из-за нас, рысей. Но и мы стали умнее. Случись голод, в тайге нечего жрать, подходим к селу и ночью охотимся в человечьих лежках. Когда все люди спят. Помним, сам человек в тайге беспомощен, но у него есть ружье.

Но Кузя знала, как бывает добр человек и как бывает коварен, даже без ружья.

Уже на новом месте, охотясь за перелетными, сбивающимися в караваны птицами, наткнулась рысь на капкан, установленный под деревом человечьими руками. Хорошо что перескочила его,

слегка задев сучок. Капкан щелкнул железными зубами под самым брюхом. Кузя от неожиданности через голову кувыркнулась. Понюхала, запомнила. Отгрызла веревку, привязавшую капкан к громадной ели.

На кого он был поставлен, такой большой? Уж, конечно, не на мелочь. И заходила по тайге осторожно, с оглядкой. Капкан тот и рысятам показала. Те стали осмотрительнее.

На предстоящую зиму семья решила остановиться в распадке. Здесь почему-то ни одна рысь до них не жила. А значит, врагов не будет, решили рыси и устроили лежки в высоких старых елях.

Здесь под каждым деревом водилось столько мышей, что рыси наедались ими досыта и не выходили из распадка.

Кузя показала рысятам, что мыши роют норы под большими старыми деревьями, где корневища уходят вглубь. Под этими деревьями земля мягче и рыть норы легче, чем под молодыми.

Кузя каждый день осматривала распадок. Знакомилась с ним, запоминала запахи и особенности нового угодья.

Распадок был длинным, глубоким, но нешироким. Здесь росло много деревьев, кустов, и ни одной коряги. Люди тут не хозяйничали. Потому что ни одно дерево здесь не было срублено или спилено человеческими руками. Лишь несколько гнилых пеньков в распадке. Но и они появлялись от того, что отжившие свой век деревья умерли сами, сломавшись почти у основания.

Все это не насторожило, а, наоборот, обрадовало рысь.

Нет здесь следов человечьих, значит, нет дичи, не будет добычи зимой, сообразила бы старая или опытная рысь.

В распадке почти нет травы и мха, а значит, не прибежит сюда заяц, олень, не придет барсук.

Нет ягод и орехов, значит, не прилетят птицы.

А мышиные норы засыплет снег. И попробуй вытащи из норы хоть одного мышонка. Все будут спать до весны, до тепла.

Рысята хотели устроить свои лежки над бамбуковыми зарослями. Но тот участок занятым оказался. И Кузя не захотела выяснять свои отношения с хмурой рысью, рядом с которой стояли настороже трое рослых рысят.

Свирепый вид соседки отпугнул бы любую рысь. Оба уха у нес были порваны в горячих драках. На боках следы глубоких рубцов. Они не от сытой жизни появляются.

Соседка не выказала радости и выдавила Кузю со своего участка решительно и быстро. Ее рысята даже не стали знакомиться с котятами Кузи. Они смотрели на пришлых зло, не мигая. Для них в жизни основным было собственное пузо. Ничто другое их не интересовало, не манило.

Лишь через много дней соседские рысята, усевшись на ель, растущую над распадком, стали проявлять интерес к семье Кузи.

Сама рысь к угодьям соседей не подходила.

Но случай познакомил и сдружил рысей.

В один из пасмурных дождливых дней Кузя рано утром проверяла свой участок. Вершины деревьев были мокрыми, и рысь скакала по боковым веткам, стараясь не попадать под дождевые капли.

Из распадка несло сыростью и холодом. Многие деревья уже сбросили листья, стояли голыми, и Кузя спешно проскакивала их. Стараясь не задеть, чтобы не промокнуть.

Она уже приближалась к началу распадка, который упирался в сопку с песчаной головой, как вдруг из-под куста можжевельника с криком выскочил заяц и помчался через распадок на соседский участок. Кузя давно не ела зайчатины и погналась за добычей, забыв, что попала в чужие угодья. Она нагнала зайца. Едва впилась в него, как услышала сдавленный голос соседки.

Кузя перекусила добычу и, взяв ее в пасть, хотела убежать, но услышала повторный крик рыси.

Не выпуская добычу из зубов, оглянулась на корягу, откуда доносился голос. На верхнем суку, словно подвешенная руками человека, моталась в кожаной петле рысь-соседка. Она не могла достать лапами корягу; видно, гоняясь за добычей, в прыжке попала в петлю, поставленную на зайца, и не сумела выскочить из нее. Добыча убежала. А рысь уже устала доставать корягу.

Лишь завидев Кузю, едва сумела подать голос.

Кузя оставила зайца. Убедившись, что он мертв, прыгнула на корягу. Жесткую ременную петлю взяла на резец, перекусила. Соседка упала на землю боком. Кузя соскочила с коряги, рванула петлю, захлестнувшую шею соседки. Та вякнула, задыхаясь. Кузя, нащупав петлю в шерсти, перекусила ее.

Рысь легла на землю, забыв об осторожности. Дышала часто, жадно. Ее бока вздувались и опадали, как у загнанной добычи.

Кузя убедилась, что соседка вне опасности, схватила зайца и убежала в распадок, на свою лежку.

А через пару дней ее рысята уже охотились вместе с соседями в обоих угодьях. Такое делается с разрешения и приглашения взрослых рысей.

Кузя не удивилась этой перемене в отношениях. Рыси всегда выручают собратьев из беды. Этого требовал от них звериный закон тайги.

А вскоре и сама соседка пожаловала в гости к Кузе. Свесив морду из хвойных лап, крикнула в распадок разок-другой. Голос ее в этот раз был приветливым, певучим. И Кузя вышла из распадка.

Соседка подбежала, рыси понюхались. Кузя уловила, что сегодня ее соседка сыта по горло. Наелась ежатины. И теперь у нее хорошее настроение. Кузя только собиралась на охоту и была голодной.

Соседка это поняла по запаху. Пригласила поохотиться на своем участке. Кузя пошла рядом, ожидая, какую добычу разрешат ей поймать. Хозяйка поймала перепелку, положила рядом с Кузей. Та проглотила птицу, не замедлив. Соседка поймала выхухоля. Кузя никогда не видела этого зверька. Но съела, вытряхнув его из шкуры.

Вместо они разрыли кротовую нору и выгребли из нее целую семью. Кузя наелась досыта. А соседка позвала на болотце. Там пару гусей, готовых к перелету, поймали рыси и ели их до темноты.

Обе кошки были спокойны за рысят. Тем понравилось охотиться впятером. Они готовились к своему первому в жизни снегу. И внимательно присматривались друг к другу, к рысям всей тайги.

Скоро они уйдут из лежек. А матери заведут новых рысят. И как знать, кто через год кинется отбирать обжитые владения – внук или дочь? Все звери хотят жить сытно, вольготно. За это никогда не пощадят.

Осень срывала последние листья с лимонника. Его розовые гроздья умирали в траве.

Соседка рассказывала Кузе, что за этими ягодами раньше издалека приходили люди. Запасались ими на зиму, как белки орехами. Хвалили лимонник, вроде силу он дает, усталость снимает. Попробовала Кузя ягоду на зуб, а она кислая. Всю пасть свело, перекосило. «Нет, человечья ягода медля зверей», – решила рысь. Л соседка подвела ее к аралии.

Колючий куст еще держал листья. И взрослая рысь вспомнила, что нет в тайге зверя, который не признавал бы аралий. Он помогает старым котам отодвинуть последний снег…

Кузя запомнила куст, похожий на большого ежа в листьях.

Соседка предупредила, что в диком винограде в лианах зимою не бывает птиц. Зато под бамбуком, укрытым снегом, можно промышлять даже в самую лютую пургу. Не утаила, что именно в бамбуке всю зиму она кормится досыта.

Кузя, не привычная к бамбуку, боялась даже ступить здесь. А соседка и показала, и научила.

Эти рысята у нее были далеко не первыми. Она уже забыла, сколько зим прошумело над головой. Наверное, полжизни минуло. Но на ее участке можно без горя прожить очень долго.

Рассказала, как готовится к зиме. Поделилась и тем, что никогда не оставалась надолго в лежке дружка и в своих угодьях его подолгу не принимала.

Котят выкармливала сама. И с первой своей зимы не принимала помощи от котов. Ведь всякая рысь в своем доме управляется по-своему.

От соседки Кузя узнала, что бамбук не опадает, не желтеет, остается зеленым даже под снегом. Упругий и гибкий, он всю тяжесть снега удерживает на верхних листьях, а внизу, между снегом и землей, долго держится тепло. И рысь здесь никогда не страдает от холода и голода.

Оббегав тайгу, Кузя увидела, что бамбук здесь растет во многих угодьях. Но охотиться в нем ей с непривычки было трудно.

Рыси этой тайги, как заметила Кузя, были крупнее и выше ростом, чем сородичи на Севере. Местные могли спокойно, не боясь, перейти речку по камням, подцепить, из воды рыбешку и тут же проглотить ее. Они не убегали, завидев медведя. И тот никогда не гонял рысей. Но вот оленей, как и куропаток, здесь не было. Не имела эта тайга и песцов. Зато птиц здесь было много больше, вдоволь зайцев. Кузя обнюхивала следы незнакомых зверей и птиц и думала, что сможет здесь прижиться.

Рысята Кузи уже далеко не всегда возвращались в лежку. Все реже видела их рысь. Все беспокойнее они становились. Прислушиваясь к голосам тайги, убегали на зов сородичей, не оглянувшись на Кузю.

Она понимала, что происходит с ними. И едва выпал первый снег, осталась Кузя одна в своей лежке. Она еще несколько дней назад проколола лапу на бамбуке и не могла охотиться.

Кузя не готовилась к снегу, к предстоящей зиме. Живут здесь рыси, и она не пропадет. И дружка не звала. Ждала, что кто-то сам ее сыщет, наведается, как в прошлый раз.

Да и как выйдешь на первую порошу, если стоишь на трех лапах? Надо зализать, залечить, а уж потом искать знакомства…

Но лапа не заживала. Она горела, распухла. На нее невозможно было наступить. И тогда Кузя поковыляла к кустам аралия. Она жевала листья, откусывала горьковатые ветки. Несколько дней не отходила от аралия. Дождалась, пока боль в лапе унялась.

Но Кузя за эти дни так ослабла, что не могла быстро вскарабкаться на деревья, да и бегать ей было еще нелегко.

Кузя уже поняла, что соседка не зря советовала ей найти другую лежку, что в этом распадке нельзя зимовать. Здесь с голоду околеть можно. Не зря и рысята, переловив всех мышей, не хотели здесь оставаться и пошли искать угодья получше, посытнее. Кузя их понимала. По она ждала, пока оглядятся котята, найдут в тайге свои лежки, а уж сама как-нибудь выживет и не пропадет.

Но едва ударили морозы и у соседки появился толстый молодой друг, он прогнал Кузю с соседнего участка, не дал охотиться и кормиться в угодьях, где будут расти его дети. Он столкнул Кузю в распадок, зло прорычав над ее головой.

Рысята уже не наведывались, забыли дорогу в распадок. И Кузя лежала одна на холодной лежке, вспоминала покинутую тайгу.

…Давно прошла чума там, где жила и выросла Кузя. Рысь не знала, что эта болезнь свирепствует в тайге не больше трех месяцев. И, унеся из жизни слабых и больных, оставляет в живых сильное и выносливое зверье.

Случалось, уносила жизни молодых, тех, кто к приходу болезни долго голодал, промерзал, не имел зимой теплой лежки или дупла. Болезнь пропела и тайге свой отбор и, сняв урожай, оставила в покое лес и живность в нем.

Старались люди, им помогали тайга и погода.

Весна и лето были столь дождливыми в том году, что пройти по тайге могли лишь звери и очень настырные сильные люди.

В такую погоду не только больным зверям и птицам, здоровым трудно передвигаться. И люди метр за метром очищали коряги, кусты и деревья, норы и дупла от мертвой и больной живности. Болезнь обеспокоила всех лесников. Ведь она охватила много таежных участков.

Неизвестно откуда взялась она, где вспыхнула и поразила свою первую жертву.

Никто не знал, где именно отступила она, ослабнув от борьбы или опившись кровью.

Люди, даже увидев, что болезнь миновала, не успокаивались еще много дней.

Сколько погибло, сколько осталось в живых таежных обитателей, – никто не мог знать, кроме тайги, почерневшей, посуровевшей, опустевшей.

В ней деревья тосковали по птичьим голосам, давно забытому гомону, свисту, щелканью, стуку, пению в своих кронах и дуплах.

Может, от того так рано пожелтела, пожухла и облетела в то лето листва. Головы деревьев облысели, не дождавшись и начала осени.

Гусеницы и тля жрали листья безнаказанно. Точили деревья жуки и черви. Их некому было съесть, не до кудрей тайги было и лесникам.

От болезней и тоски скудели кроны. Оставшиеся в живых птицы не успевали их лечить.

Засохла в том году на болотах морошка, а клюква и брусника ушли под снег.

Некому было лакомиться и радоваться урожайному году.

Тайга притихла, словно оглохла от тишины: пустые поляны и участки.

Грустила тайга, клонились к земле плачущие головы деревьев, словно беременная баба, убившая плод в утробе, оплакивала каждую жизнь. Когда она возродится в былой красе? Когда зазвенят по-прежнему ее смех и песни, когда возобновится любовь, – разгорится жаркой страстью па ветвях и в норах – везде, где найдет себе приют жизнь? Но сколько придется ждать ей этого праздника, так опрометчиво отнятого лихой бедой…

В глухой чаще видела тайга седого лесника. Он заглядывал в глушь, в самые дебри и все знал:

– Кузенька! Кузя! Котенок мой…

Никто не откликался, не спешил па этот зов.

Старик садился на пенек, тяжело обдумывал что-то, уходить не торопился.

Звери видели его. И удивлялись этой неподвижности, не подходили близко…

Один раз он пришел в тайгу с внучкой. Та пугалась, хватала деда за руку. Тот присел на корягу, разговорился с девчонкой:

– Пересядь, задницу и ноги усади на южную сторону пня. Зачем на сырую, северную уселась. Иль не болела давно? Сколько раз тебя учить буду!

– Не ворчи, дед. Лучше давай Кузю позовем. Может, услышит?

– Кликал, не отзывается. Верно, ушла она.

– А отчего ты ружье перестал брать в тайгу с собой?

– Устал бояться. Старый нынче стал. Да и на что она, лишняя тяжесть. Коль суждено кому в тайге загинуть, ружье не защитит. С ним скорей врага наживешь. А тайга, коль виноват пред ней кто, всюду сыщет. Мне от нее хорониться ни к чему. Зла не чинил. Разве вот за Кузю… Так что ж, не хотел сиротить. Коли грешен я, путь помру. В стари всякая кривда особо болит. Я в тайге всю жизнь, почитай. В ней и отойду.

– А я как?

– Тебе жить надо. Маленькая еще: только глаза на свет открыла. Живи в радость…

Деда, а если Кузя ушла из нашей тайги, она еще вернется?

– Кто ж знает? Может, в новом месте лучше будет, тогда там останется.

– Значит, я никогда уже не увижу мою Кузю?

– Не твоя она. И не моя. Не печалься, пожелай ей жизни. Пусть здорова будет, коль жива, – вздохнул лесник.

На тайгу падал снег. Крупный, пушистый. Снежинки летели, не торопясь, украшали тайгу, а может, прятали следы болезни и смертей.

Пустовала и Кузина лежка. Не раз наведывался сюда дружок Кузьки. Нюхал осиротелый участок. Кричал, звал Кузю. Днем и ночью. Искал ее, чтоб вместе пережить зиму, но подружка не откликалась, не выходила навстречу.

Кот еле выжил в этом году. Хватил и он больную куропатку. Всю сожрал. Сдыхать заполз под корягу. Очнулся от прикосновения человечьих рук. Хотел зарычать, убежать, да не было сил.

В глазах плыл черный туман. Кот не почувствовал, как его вытащили из-под коряги.

Чей-то звонкий голос сказал:

– Красавец! Спасти его надо. Жаль такого зверя терять. Давайте вакцину, шприц. Может, он окажется везучим…