Текст книги "Изгои"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Девчонки зарделись от счастья. Им впервые в жизни сделал настоящие подарки парнишка! Да еще какие! Зинка засыпала Толика «спасибами», все смотрела на часы, так украсившие руку, слушала их, сбиваясь, что громче: собственное сердце стучит или часы тикают.

Катька все смотрела в тусклый осколок зеркала Не могла отойти от него. В новой кофте, бусах она совсем преобразилась. Стала повзрослевшей, нарядной, и теперь ей льстило, что даже Толик не сводит в нее глаз и смотрит не так как раньше, а по особенному…

Мальчишки, наевшись до отвала, легли спать. Они и ложились, и вставали раньше всех. На сытый желудок быстро уснули. Даже засыпая, они улыбались, радуясь удачливому минувшему дню.

Зинка! А твои часы и ночью время покажут. Циферблат фосфорисцирующий. Хочешь, залезь под одеялку и проверь! – предложил Пузырь. Девчонка послушно нырнула в темноту. Оттуда донесся вопль восторга. Зинка тут же легла спать, не сводила глаз с часов, гладила их, восторгалась.

Ты останешься у нас? – спросила Катька Толика.

Нет, не могу. Надо уходить. Ты проводи меня немного. Я не очень хорошо знаю здесь все дороги в город. Покажи самую короткую, какую не знают лягавые, – попросил парнишка, и Катька с радостью согласилась.

Они шли рядом темной улицей. Толик изредка спотыкался, Катька шла совсем бесшумно, словно плыла по воздуху. Вот он снова споткнулся, чуть не упал, девчонка вовремя придержала. И тут же почувствовала, как ее рука оказалась в крепкой ладони парня. Она не стала вырывать. Толик перестал спотыкаться. Шел уверенно. Даже через куртку слышала, чувствовала Катька, как громко стучит его сердце.

Ну, теперь можно рассказать все!

Что? – зажглись искорки в глазах Толика.

Зачем в милицию вызывали, – напомнила Катька. И парнишка словно от сна очнулся.

Катька рассказала подробно, боясь упустить даже незначительное.

Молодец, Катюшка! В самое очко! – похвалил Толян девчонку. Та вспыхнула ярким румянцем от радости, что именно он одобрил.

Думали, дурочку нашли. На слепую месть рассчитывали, да сорвалось! Умница! – обнял за плечо. Девчонка отступила на шаг. Толик понял, что поторопился.

– Ну, вот и все! Знай, никому кроме тебя о том не

говорила. Моя пацанва не знает ни хрена. Стоит ли рассказывать Чирию?

Ему – нет! А вот Шнырь должен знать.

Зачем?

Если выпустят, пусть помнит, кому обязан шкурой. Да и Чита с Финачем еще дышать не устали. Они теперь твои обязанники.

А как ты им скажешь, они в ментовке.

Теперь уж вряд ли их держать станут. От силы дня три, не больше. Ну, а когда выпустят, я им расскажу.

Чего за них переживаешь?

Когда на улице оказался, они не дали сдохнуть. С полгода у себя держали как своего. Ни разу не попрекнули, не ругали, не требовали отбашлять. И даже обязанником не считали. Сынком звали. Потому помнятся. Но ты – другое дело, ничего им не должна. А они, понятное дело, захотят с тобой свидеться. Ты не бойся их. Это хорошие мужики. Можешь мне поверить.

С чего бояться стану? – не поняла Катька.

Ты особая! Не такая как все! Бабам нечего бояться, потому что терять нечего. А у тебя я теперь есть. И, не приведись кому обидеть словом иль взглядом! Со мной дело иметь будет.

Тогда первый у тебя на очереди Чирий. С ним ты пока не сладишь…

Колян не будет больше клеиться к тебе! Доперло. Отвалил навсегда.

А Червонец?

Если Чирий не посмеет, тот подавно струхнет. Меня он знает.

А что ты им сказал? – осмелела Катька.

Пока нет. Сейчас скажу, когда приду…

Ну, скажи мне…

Потом! Ладно? – побоялся спугнуть, оттолкнуть девчонку, понявшую все без слов.

Ладно. Я пойду! А то пацанва без меня испугается. Пусть спят спокойно, – сделала шаг в сторону, добавив: – Спасибо тебе за все!

Я завтра приду! В такое же время. Будь дома. Хорошо? – спросил Толик.

Будем ждать, – донеслось из темноты тихое, а может, это ночь решила порадовать парнишку.

Катька долго лежала в кровати с открытыми глазами и никак не могла уснуть. У нее впервые в жизни появился свой друг, мальчишка. «Он будет защищать меняот всех всегда», – улыбалась Катька темным стенам, потолку. И вдруг вспомнилось…

Была в кодле Чирия девчонка. Юлькой звали. Красивая, веселая. Она стала второй любовью Кольки. Он тоже защищал ее от всех, не подпускал никого ближе, чем на пушечный выстрел. Носил ей барахло, конфеты, бижутерию. А через месяц, овладев девкой, вскоре остыл и своими руками отдал кодле, сопливым пацанам для обучения.

Юлька в ногах Чирия ползала, умоляя не позорить. Все спрашивала, чем она ему не угодила? Просила не бросать ее. Колька смеялся девчонке в лицо, говоря, что баб надо менять чаще, чем носки. И не вернулся кней.

ВскореЮлька отравилась. Не выдержала, не смогла преодолеть свою ревность и унижение. Чирий не хоронил ее, а через месяц забыл даже имя…

Все они такие, твердил голос изнутри, но сердце не хотело верить, и Катька засыпала в розовом сне. «Скорее бы наступил завтрашний день.И он снова придет. К ней!» – гулко билось сердце.

Катьку словно подменили. Утром она встала раньше всех, чего никогда не было. Даже Голдберг, не веря своим глазам, решил обнюхать девчонку, она ли это? Катька приготовила завтрак для всех,накормила пса и, велев Зинке убрать в доме все до блеска, не разрешила никуда отлучаться.

Пора нам жить как людям! А то совсем превратили дом в свинарник. Все отмой. Жратвы полно, но я за фруктами схожу, – выскочила из дома.

Вернулась Катька к обеду. Зинка уже подметала двор, старательно выгребая каждый окурок. Перед крыльцом сырой половик расстелила. Девчонка вошла в дом и не узнала его. Даже стены вымыты, побелена печь. Стекла в окнах так и светятся прозрачной чистотой.

Когда ты успела? – изумилась Катька.

А я не одна. Вон, видишь, девчонка за домом? Она помогала.

Откуда взялась?

Да хрен еезнает! Тебя ждет. С тобою говорить хочет. Вишь, как торопится, – скривилась Зинка. И Катька узнала Дашку. Ту самую, какая пришла в кодлу к Чирию незадолго до ее ухода.

Там, в Колькиной кодле, одна она не курила и не пила. Жалась в углы заморенным тараканом и смотрела на всех большущими глазами. Кроме них ничего на лице не было. Эти глаза молили всех об одном: не трожьте, не приставайте!

Колька попытался как-то силой вытащить ее из угла, но Дашка по сучьи проворно тяпнула его за палец и прокусила насквозь. За это Червонец хотел выкинуть девчонку за шиворот на улицу. Она его укусила за ляжку да так, что сквозь брюки брызнула кровь.

Погоди! Не выбрасывай! Такая псина самим нужна. Она любому лягавому, коль возникнет, яйцы откусит и пустит на талисман. Пусть дышит! – хохотал, все еще морщась от боли, Чирий.

Дашке и поесть давали как собаке: объедки со стола. Она так и не научилась драться. Зато кусалась одна за свору.

Чему она научилась, как жила в кодле без нее – Катьку никогда не интересовало. Не знала, почему оказалась на улице, как нашла кодлу, зачем появилась там? О ней никто ничего не рассказывал.

Как она нашла Катьку и почему пожаловала сюда, оставалось только предполагать.

Кать! Возьми меня! – смотрели с мольбой огромные глаза.

А Чирий? Что он мне трехнет за тебя? Скажет, сманила? Разборки начнутся.

Нет! Меня вышибли! Навовсе!

За что?

Как всегда! Он сказал, что даже мандавошек в своих штанах всех перетрахал и не позволит, чтоб в его хазе дышала нетронутая кикимора! Стал меня палкой из угла вынимать. Я мимо палки просклизнула и укусила его за самый… чирий, – заплакала Дашка и добавила, всхлипывая: – Он чуть не сдох: все распухло, температура поднялась. К нему врача приводили. Тот хотел в больницу Чирия положить, но Колька не пошел. Проперделся на уколах. Когда чуть полегчало, велел мне отваливать. Погрозился размазать иль живьем на кладбище закопать. А это ему как два пальца обоссать.

Как же ты меня нашла? Кто прислал?

Толян пожалел, сказал к тебе уходить, а еще, что ты самая лучшая на свете и не прогонишь меня, – все еще всхлипывала Дашка.

Иди в дом! Умойся, поешь, успокойся. Тут тебя никто не обидит, но и ты не кусайся просто так. У нас для этого собака есть. Ну, чего застопорилась?

Кать! А что ты мне дашь делать, если у тебя есть собака?

Как Кольке помогала? Кодле?

Меня по домам посылали, чтоб убрать помогала за деньги. Заодно высматривала, где что лежит, какое стащить можно. Потом в кодле говорила, и они трясли. Второй раз меня никто к себе не звал, – вздохнула Дашка.

А что еще про нас говорил Толян? – спросила

Катька.

Он только про тебя сказал. Велел мне передать, что взять меня – его просьба. Обещался башлять! – сопнула девчонка и, вопросительно взглянув, взяла со стола кусок хлеба, села у порога.

Садись на стул, к столу!

Я? Это ты мне? – не поверила Дашка.

Тебе говорю…

Девчонка неуверенно, неумело села за стол. К вечеру она начала свыкаться со своим новым положением. Когда пришли мальчишки, Дашка и вовсе повеселела, ожила. Испугалась лишь стука в окно. Все, кроме Катьки, притихли. И только она рванулась к двери. Ждала этого стука. И Толик пришел.

Глаза в глаза. Как мало и как много сказали они друг другу в мгновенье.

Входи! – открыла настежь двери.

Налетай, дружбаны! – поставил тяжелые сумки у стола. Увидев Дашку, улыбнулся ей и сказал: – Я ж говорил, что здесь тебя возьмут! – глянул на Катьку с благодарностью.

В той сумке – куртки! Мужикам! Теплые, удобные: много карманов потайных! Я же обещал им обновки! Пусть примеряют, – следил, как надевали Женька с Димкой яркие куртки. Они были великоваты, но мальчишки даже не заметили этого. Забыли, когда в последний раз надевали новую вещь. Все со свалки, с огородных пугал, из мусорных контейнеров выуживали и носили, пока от одежды оставались только воротнички, пояса, резинки да пуговицы.

Зинка с Дашкой смотрели на пацанов не без зависти.

Хочешь примерить? Давай вдвоем ее носить будем! – предложил Женька Зинке.

Нельзя! Мне в такой куртке ни копейки не подадут! – смекнула девчонка.

Дашка! У тебя и вовсе надеть нечего, – заметил

Толян.

Голая не останется. Что-нибудь найдем из нашего, – успокоила Катька.

А вот и нет! Я свое на тряпки пустила. Да и вообще, надо ей самой про себя думать, – поджала синюшные, бескровные губы Зинка.

Какая деловая! Уже командовать тут взялась! Во, мошкара! Сказала – сыщем ей! И захлопнись! – оборвала Катька, ставя на стол чайные кружки.

Помоги на стол накрыть! Чего надулась? – позвала Зинку. Танехотя встала.

Занавески завтра принесу. Сегодня не нашел ничего подходящего, — сказал Пузырь и, подозвав Дашку, стал кормить ее печеньем, конфетами, яблоками, шоколадом. Девчонка глотала, не жуя.

Довели тебя в кодле. Вовсе одичала! Даже хавать разучилась бедолага!

Хорошая бедняжка! Она сегодня одна палку колбасы сожрала и даже шкурок Голдбергу не оставила. И теперь лопает, будто не кормили! – вставила Зинка зло.

А ведь ее и впрямь не кормили в кодле. Изредка сухие корки перепадали ей. Не каждый день. Она перенесла столько, сколько никто не выдержит. И если ты, Зинка, станешь обижать Дашку, я тебя ни видеть, ни знать не захочу. Я в кодле за нее махался. Ты б там одного дня не выжила. Она – больше года: нигде не лажанулась, ни с кем не кентавалась, не опустилась. Себя не уронила, хоть и небольшая еще, всего девять лет. Короче, Кать, принесу я ей что надо. И жратву, когда обломится. Только не дай ее в обиду вобле…

Не обращай внимания. Девчонки подружатся. Куда денутся? Под одной крышей жить, что делить?

Зинка перехватила благодарный взгляд Толяна, брошенный на Катьку. Обидно стало. Она замкнулась. Залезла под одеяло, думала, как отомстить Пузырю за то, что не обращает внимание на нее, Зинку, называет только Воблой, а на Катьку смотрит во все глаза. Совсем как взрослый. И она не ругается, смеется, шутит. Иль влюбилась в Пузыря? Забыла, сколько глистов из него вышло?

Толик хотел покормить Голдберга колбасой. Но Зинка услышала, выскочила из-под одеяла:

Не смей баловать! Не давай! Он не должен из чужих рук жратву брать! Нельзя его колбасой баловать! Это мой пес, не дам его портить!

Во, дура заполошная! – удивился Толик.

Тебя какая блоха укусила? — оглядела Катька Зинку и, взяв за шиворот, вывела на крыльцо. – Остынь малость, долбанутая! – закрыла двери в дом, оставив девчонку наедине с ночью.

Они еще долго пили чай, разговаривали, вспоминали всякие истории, смешные и грустные. Лишь ближе к полуночи Толян собрался уходить и снова попросил Катьку проводить его.

Когда они вышли на крыльцо, Зинки на нем не было. Катька позвала, но та не отозвалась, не пришла.

Во, злая стерва! – ругнулась Катька.

И только парнишка понял истинную причину обиды.

Даже зеленые девчонки хотят быть любимыми и не прощают равнодушия.

Придет, куда ей деться? – отмахнулась Катька и пошла впереди Толика легкая, почти невесомая.

Катя! Подожди! – нагнал, взял под руку, пошел шаг в шаг.

Ну, что? Поговорил с Чирием? – спросила тихо.

О тебе? Конечно. Теперь не станет прикипаться. Считай, отвалил.

Надолго ли? – не поверилось ей.

Навсегда! Я не Колька! Свое умею заставить уважать. Мое слово он знает.

А что сказал? Пригрозил?

Это наш с ним разговор. Мужской. Он понял и согласился. Слово дал.

Толик, не рискуй собой. Не верь Чирию. Я знаю его, гада. Мне он тоже обещал защиту. Да только трепался. Когда влетела с торговкой, он даже отнять меня не попытался. Смылся как последний фрайер. Сама выкрутилась. Теперь не верю ни одному его слову. Падла он, а не кореш! Не подставляй за него голову! – предупредила тихо.

Я его тоже знаю. Рискую с ним на равных. Ему от меня не сорваться. Крючок имею, – усмехнулся коротко.

Он привык на ком-то ездить и дышать за чужой

счет…

Я сам джигит, и если мне на шею слишком давят: сбрасываю тут же.

Он доставать начнет! – вспомнила девчонка

свое.

Пусть о себе подумает. Если я его достану, дышать станет нечем…

Катьке понравилась уверенность Толяна. Она перестала говорить о Кольке и спросила:

Дашку ты привел в кодлу?

Да! Как поняла?

Иначе б не держал. Наплюнул бы!

Нет. Не смог бы…

Ты ее до кодлы знал?

Пусть она сама расскажет, когда придет время. Я не все знаю про нее. Да и теперь не усмотришь… Конечно, жаль человечка. Дать бы ей подрасти хоть немножко, силенок набраться. Но и тут, как повезет… Меня самого сегодня лягавые чуть не пристрелили. Узнали, – почувствовал как дрогнула рука девчонки. Испуганный вздох вырвался тугим комком со стоном.

Не бойся! Пронесло! Дышу! – притянул к себе девчонку. Та плакала.

Ну, чего ты? Не надо! Все позади…

Где тебя застремачили менты?

На улице! Возле ларька. Хотели в кольцо взять, да не успели. Я лихо ласты сделал. Отвалил в кодлу, и крышка! Они вслед мне стреляли. Но только два раза. Народу было много, боялись прохожих задеть. Я тем воспользовался. Все дворы насквозь знал. Влетел в сквозной. Там два выхода. Они – за мной. Да не туда. Я на другую улицу и в проулок. Потом и вовсе – садами и огородами. Так и смылся.

Выходит, не зря целый день за тебя боялась, – проговорила Катька.

Он притянул ее к себе бережно:

Девочка моя! Значит, очень ждала? – поцеловал Катьку, прижал к себе. Они долго стояли вот так, замерев от счастья, подаренного, пусть короткого, единения.

Ты самая лучшая на свете, – шепнул на ухо, чтоб даже березы не услышали, не осмеяли первого признания. – Я люблю тебя…

Катька слушала, замерев.

Береги себя… Для меня. Ладно? – ответила в тон Толику.

Как получится, но очень постараюсь! До завтра, Катюша! – так не хотелось отпускать девчонку…

Та быстро возвращалась домой. Заметила свет в окнах. Поняла, ее ждут.

Зинка была дома. И, едва Катька ступила на порог, сказала, прищурясь:

А я видела, как ты с Толяном целовалась!

Тебе какое дело? – удивилась Катька, поняв, что Зинка следила за нею. – Послушай, Вобла, еще одно слово, и я насовсем выброшу тебя на улицу и никогда не пущу в дом! Поняла?

Может, я сама от тебя уйду! Думаешь, что ты и взаправду самая лучшая в свете? Шиш! Брехня это! Ты вовсе некрасивая! И Толяну с тебя только бабье надо! Он всмятку! Наполовину – бомж, наполовину – крутой! Такие не женятся, только трахают!

Катька не выдержала, отвесила крепкую пощечину, добавив, чтоб утром Зинка вымелась от нее насовсем.

Конечно! Твой засратый дом отмыла, все в порядок привела и сразу не нужна стала. У тебя хахаль завелся, заступник, полюбовник: «Ах, Толян, как я боялась за тебя!» – орала девчонка в истерике. Катька била ее, не щадя кулаков.

Мальчишки испуганно притихли под одеялом, боясь пошевелиться. Дашка смотрела на все, затаив дыхание. Ей было жаль обеих, и она не выдержала:

Зачем Зинку колотишь? Пусть она уходит, если не хочет с нами жить. В кодле ей совсем плохо станет. Она еще не знает, как лихо там! Когда пацаны затащат ее в очередь, тогда сама бегом к тебе воротится.

И не вернусь! Катька такая же сука, как и все! – заорала от сильного удара в подбородок, и тут не выдержал Голдберг, выскочил из-под стола, с рыком бросился на Катьку, сбил с ног и, вдавив в пол, завис над горлом, ощерив клыки.

Получила! – ликовала Зинка.

Вон из дома! Оба! Сейчас линяйте! Чтоб не видела!

Зинка спешно собирала тряпки, потирала ушибы, гундела. Катька бросала ей вещи в кучу, материлась.

А тебе есть куда прикипеть? – спросила Дашка, подойдя сбоку.

– Нет!

Куда ж ты подашься?

Хоть на погост! Тебе что за дело?

На воды. Попей. Успокойся. Сама, дура, виновата! Не лезь в могилу башкой! Покрепче тебя шеи поломали. Ты и вовсе загинешь. Не брешу. Ладно, сама! Собаку пожалей. Ему не выжить. Словят в клетку как бродячего, а потом и тебя как беспризорную. Говорят, скоро всех бомжей отлавливать начнут. Наверно, на мыло. Недавно лягавые замели пятерых бомжей, сказали город от заразы чистить станут. Всех заберут, кто на улице дышит. Ночью ловят. И тебя схватят. Вместе с псом в одну клетку! Почему Толян меня сюда прислал? Чтоб в доме жила. Таких не заметают. А тебе стоит за калитку сунуться, больше не воротишься. Это верняк! – сморкнулась Дашка в рукав.

Зинка так и села, разинув рот:

Брешешь?

А вот и нет! Спроси кого хочешь! Теперь бомжей как говна развелось. Говорят, что в городе от них дышать нечем. Вот мы дом с тобой мыли? Люди город станут чистить как от грязи.

Это мы – грязь?

Мы – не бездомные, потому не выкинут. Не всамделишные бомжи. Мы – бездельные, но еще малолетние. От того заразой стать не успели. Не мы от города сбежали, он нас выкинул. А большие бомжи еще и пьют, на водку воруют. Оттого их за жопу возьмут и всех бездомных. Так сам Пузырь трепался. Я слыхала.

Ловить в клетку? Брехня! – дрожал голос Зинки.

Че брехня? Сама видела, как бомжей из подвала отлавливали. Пришли туда мужики в белых намордниках, как запустили чего-то гадкое, от него тараканы со всех этажей наружу уже дохлыми падали, целой рекой. Бомжам тоже дышать стало нечем. На карачках начали выползать. Их враз за шкирняк и в машину. Она вся в решетках: и спереди, и сзади. Когда затолкали – двери закрыли на замок. Кто-то спросил: «Куда вы их денете?». А мужики в намордниках сказали: «На мыло переварим нечисть! Хватит им город засирать!». И поехали. Те бомжи так орали, на весь город! И тебя схватят! – пообещала Дашка, добавив: – Вот только какое мыло с тебя сварят? Наверно, простое, тряпичное. На туалетное не тянешь. И Голдберга с тобой в одну кастрюльку! Глядишь, кусков пять получится.

Нас на мыло? Ни хрена себе! Это если всех бомжей переварят, мыла будет пропасть сколько!

И главное, твоей семейке обломится кусок из тебя иль Голдберга! – вставил Женька насмешливо и добавил: – Станут вами жопу мыть!

Зинка, не выдержав, заплакала, будто ею уже помылись.

Я недавно была на улице. Уже темно, а никого не ловили.

Ты за Катькой подглядывала, пряталась, а когда уснешь – найдут. Те люди с собаками ходят. Учеными на бомжей.

Да мы тоже сегодня видели эти машины. Они на свалке бомжей ждали! – поддержал Дашку Женька и по ходу придумал жуткую историю, от какой Зинка на ногах не устояла.

Кать! Прости, я больше не буду! – испугалась не на шутку.

Спи до утра. Завтра посмотрим, куда тебя спихнуть!

Не надо! Я не хочу на мыло! – обняла в конец растерявшегося Голдберга.

Тогда дыши тихо! Еще раз высунешь язык, сама вызову ту машину! – пригрозила Катька.

Зинка спешно рассовала вещички по местам и позвала Дашку к себе в кровать, заботливо укрыла одеялом, уступила половину подушки и до утра вздрагивала, словно стояла на краю мыловаренного чана

Дашка заснула быстро. Она давно не спала в постели, потому проснулась утром позже всех.

Ни мальчишек, ни Зинки уже не было. Катька тоже собралась уходить.

А мне что делать? – спохватилась Дашка.

Ты отдыхай пока. Потом что-нибудь для тебя придумаем! Ешь, спи! Никого чужих не пускай в дом. А за вчерашнее вот тебе конфеты! Лихо Зинку напугала! Умница! – погладила девчонку по голове и, сунув ей в руки целый кулек, выскочила из дома.

Дашка из окна долго смотрела ей вслед. Завидовала Катьке, что та уже большая, и ее уже по всамделишному любит Толик. Это Дашка поняла до того, как пришла сюда.

Девчонка весь день стирала старое ребячье белье, Зинкины и Катькины вещички. Готовила поесть и все ждала, когда хоть кто-нибудь вернется домой. Она так обрадовалась шагам во дворе, что даже выскочила навстречу, радостно улыбаясь. Но… к крыльцу подошли трое хмурых мужиков, и Дашка, попятившись задом, быстро захлопнула перед ними дверь, закрылась на крючок.

Послушай, ты, козявка, Катерина дома? Позови ее!

Отвори! Не ссы! Мы не бандиты! – послышалось с крыльца.

«Все так треплетесь! Кто ж про себя сознается? Вон и Чирий болтает, что рыцарь он, джентльмен, господин! А на самом деле – падла отпетая!» – думала Дашка и не собиралась открывать.

Когда Катька возникнет? – спрашивали снаружи.

«Нашли дуру! Чтоб я вякнула, а вы мне двери вышибли и дом обчистили? Хрен вам в задницу по самые листочки! Да и откуда знаю, когда она возникнет. Станет кошка блохе отчитываться? Идите все в жопу!» – затаилась Дашка, подслушивая.

Небось усралась со страху. Они ж тут людей не видят, живя на отшибе!

А не люди загнали их сюда? Такие же говноеды как мы! Небось от того испугалась, что не видела добра и не ждет его, не верит никому. Вот и закрылась девчонка. Хорошего не ждет, плохого получить не хочет.

Ждать придется. Ежли б Катерина имелась в доме, давно бы вышла.

А вот она идет!

Дашка от двери – в дом, к окну прилипла: что велит Катька? Та заговорила с чужими во дворе и требовательно стукнула:

Дашка! Открой!

Все трое разулись у порога, увидев вымытые полы. Дашке это понравилось. «Не вовсе дикие», – похвалила молча.

Входите, – позвала Катька и попросила: – Дашка, чайку сделай всем!

«Боится, чтоб не подслушала. Не верит!» – обиделась девчонка, уходя на кухню. И оттуда услышала:

Здорово ты нас выручила. Даже мент не выдержал, похвалил тебя. Но и впрямь, не виноваты мы. Никто из нас твоего отца пальцем не тронул. Хотя он всем нам судьбы изувечил. Поначалу хотели отмудохать, а он куда-то исчез. Потом, видно, время свое сделало, и мы забыли о нем. Выпал из памяти. И тут…

А кто вы есть? – спросила Катька.

Человек закашлялся, смутился от прямого вопроса, заданного в лоб:

Теперь я – Шнырь!

Ну, это кликуха! Я знаю! А до того? – настаивала девчонка.

Кем был до того, как стал бомжем?

Да! За что злился на отца?

Не я один! Он многих достал.

Я не хочу про всех! Ты скажи про себя!

Значит, желаешь увидеть подноготную? Что ж, изволь! Твоя воля – твое желание…