Текст книги "Любовь в твоих глазах (СИ)"

Автор книги: Эллин Ти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 39. Дамир, Аня

Меня кроет. Отключаюсь и забываю где нахожусь сразу, как только попадаю в плен ее губ.

Мне вкусно, жарко, и катастрофически мало.

Мне всегда мало Ани. В любой момент жизни. Когда она болтает, казалось бы, слишком много – мне мало. Мало смеха и дурацких вопросов, мало поцелуев, взглядов, касаний, и в целом Ани.

Я всю жизнь наслаждался одиночеством и тишиной, никогда не мог подумать, что буду хотеть, чтобы рядом была жужжащая на ухо девушка, но… Я хочу. Это, кажется, уже совсем диагноз. Но что есть, то есть.

Она меня убивает своей инициативностью, мне выть хочется и орать в потолок. Хорошо что гипс снял, могу нормально Аню пощупать и к себе прижать без всяких оков.

Она руками меня везде гладит, целует, шепчет ерунду какую-то, и вроде инициативу проявляет, а всё равно смущается, краснеет. Нереальная. Никогда таких, как она, не встречал. Да и не бывает таких больше… Она одна такая, моя инопланетянка.

Аня постанывает от поцелуев и шумно выдыхает, когда прижимаю ее близко к себе. Я знаю, что чувствует, как сильно я ее хочу. А я не скрываю. Какой смысл уже? Все грани давно перешли, все запреты послали к черту. Она – моя. И я ее никому не отдам.

– Дамир, – шепчет надрывно, прикусывая мой подбородок, когда совсем наглею и начинаю распускать руки.

А у нее коленки подкашиваются. Чувствую, что с трудом стоит, цепляется за мои плечи с силой и закатывает глаза от удовольствия.

Выключаю воду, поднимаю Аню на руки и выношу из душевой кабинки. Она дрожит от прохладного воздуха, покрывается мурашками и жмется близко-близко, когда ставлю на пол и хватаю с крючка полотенце, чтобы накинуть ей на плечи.

Мы стираем капли воды с тел наспех, касаясь руками и каждую секунду целуясь. Невозможно оторваться, фитиль давно подпален, осталось только дождаться, когда рванет. А рванет точно скоро, потому что всё раскалено до предела.

Хватаю полотенцу и отбрасываю его в сторону, не могу ждать больше, срочно нужно что-то делать, иначе сдохну. И Аня не отстраняется, не закрывается, не стесняется. Добивает меня, хотя я и так при смерти уже давно…

Мы снова целуемся, Аня прижимается близко, грудью касается моего торса, руками обнимает за плечи и встает на носочки, чтобы разницу в росте сократить.

Хватаю ее на руки, она машинально руками и ногами цепляется, а потом бубнит что-то в поцелуй, что у меня рука и ребра… А мне плевать, вообще на всё, что когда-то там болело. Не болит давно, с ней рядом вообще все проблемы исчезают, остается только какой-то странный свет, о котором раньше я и знать не знал.  .Ч.и.т.а.й. .н.а. .К.н.и.г.о.е.д...н.е.т.

Бросаю ее на кровать, слышу тихий вскрик, наполненный миллионом эмоций и нависаю сверху, снова целуя.

Я не могу ее не целовать, это за гранью что-то, помешательство.

Аня сжимает меня ногами и царапает плечи руками, целуется отчаянно, всхлипывает и стонет, возбуждена до предела. Я и сам на грани, надо срочно с этим делать что-то, иначе взорвусь.

Опускаюсь губами по телу, останавливаюсь на груди, вырывая из Ани громкие стоны, а руками спускаюсь к низу живота. И еще ниже, и еще ниже, и еще…

– Дамир! – вскрикивает моя девочка громко и пытается сжать бедра. Мокрая до невозможности, чувствительная до отвала башки, возбужденная, раскрасневшаяся.

Моя.

– Т-ш-ш-ш… – шепчу, успокаивая, и ввожу внутрь палец, не встречая и доли сопротивления. Наоборот. Она двигается активнее, стонет, дышит надрывно и убийственно шепчет “еще”.

– Если будет больно, останови меня, – рычу на ухо и подключаю второй палец, но боли в этом движении для Ани явно нет. Она настолько влажная, что вторжение приносит ей только удовольствие, а от громких стонов и хриплого шепота мне только сильнее срывает башню.

Пытка длится около минуты. Я размеренно двигаю пальцами внутри моей девочки, целую грудь, шею, губы, пока она извивается подо мной, выгибается навстречу и жмурится, кусая губы.

– Да-Дамир… Я… я хочу тебя…

Я торможу. В ту же секунду останавливаюсь и смотрю точно в глаза, ища в них подвох, но его там нет. Там – желание и разочарование от прекращения моих движений, а страха, подвоха или чего-то другого, что могло бы меня остановить – нет.

Дышу. Стараюсь дышать. Крышу рвет, хочу ее безумно, но бля, девчонки же зациклены на своем первом разе обычно, мне казалось, я буду как минимум до свадьбы ждать. И я готов был ждать!

Аня

– Пути назад больше не будет, мелкая, – говорит мне шепотом, глядя прямо в глаза.

– Его давно уже нет…

Отвечаю правду. Давно этого пути нет, очень давно. Всё вело к этому с первой нашей встречи, только Дамир не хотел инициировать, а я признавать.

Но в итоге мы оказались там, где должны были.

Я так сильно влюбилась… Я так безумно ему доверяю, что даже не знала, что такое возможно. Мне абсолютно не страшно, ни доли сомнения в голове. Я хочу его. По-настоящему. Чтобы ближе просто невозможно было, чтобы…

– А-ах…

Он творит со мной что-то невероятное. Его пальцы и губы – моя погибель. Я взлетаю и падаю, кричу и кусаю губы, а потом стараюсь дышать, когда Дамир на пару секунд отстраняется, чтобы надеть презерватив.

Это выглядит так… возбуждающе, сексуально. Его мускулы, даже шрамы – всё выглядит восхитительно. У меня буквально текут слюни и дрожат пальцы от одного только вида.

А потом он снова опускается на меня, и у меня тут же перехватывает дух.

Мне всё еще не страшно, но немного волнительно от предвкушения. Как это будет? Черт, мой первый раз, от которого я так бегала в страхе…

– Мелкая, посмотри на меня, – звучит над ухом и я поднимаю глаза. Он так близко… Такой красивый и уже безумно любимый. Волнуется сильнее, чем я, гладит пальцем по щеке, целует в уголок губ. – Расслабься.

Выдыхаю и киваю. Расслабляюсь, как и просит, а затем…

– О боже!

Я задыхаюсь. Мне не хватает воздуха, срочно нужен аппарат искусственной вентиляции легких, потому что я на грани, кислород на исходе.

Дамир медленно отстраняется и снова заполняет меня, а я снова задыхаюсь. Потому что это невозможно хорошо.

Я многое слышала о первом сексе, о крови, режущей боли и слезах, но…

Но с ним такого не происходит. И я уверена, что дело именно в Дамире.

Потому что мне до невозможности хорошо даже просто от понимания, что он рядом. Дискомфорта почти нет, ни о какой боли и речи быть не может. Мне хорошо. От каждого осторожного толчка и сладкого касания губ.

Напряжение нарастает. Дамир двигается чуть быстрее, а стоны становятся только громче. Мне так хорошо… Что даже страшно, что так бывает!

Цепляюсь ногтями за плечи Дамира, стону в поцелуи и даже сама не замечаю, когда начинаю двигать бедрами навстречу.

Дискомфорт уходит совсем, остается только удовольствие, которым Дамир осыпает меня с ног до головы. Толкается и целует, сжимает руками и шепчет на ухо что-то, что я совершенно не могу разобрать.

– Какая ты нереальная, – хрипит на ухо и вздрагивает всем телом, на пару секунд придавливая меня всем своим весом. Но даже эта тяжесть ощущается до ужаса приятной. Я не знаю, что со мной, но никаких претензий к этому состоянию у меня нет. – Я не сделал больно? – заботится невероятный, всё еще тяжело дыша.

Отрицательно качаю головой.

– Это было очень приятно, – говорю правду и Дамир снова улыбается.

Мне так нравится его улыбка. Он так редко показывает ее, или у него очень мало поводов для этого… Но я очень рада, что уже второй раз этим поводом для улыбки стала я.

Глава 40. Дамир

Малышка стонет мне на ухо, и я слетаю с катушек, ускоряя темп и усиливая толчки.

С каждым сексом Аня становится только горячее и раскрепощеннее, тот милый ангелочек прячется под маску чертёнка, стоит ей только оказаться в моей постели.

Две недели прошло с того момента, как мы с Аней окунулись в омут с головой. Как она сдалась мне, а я не стал противиться и забрал свое.

Две недели как мы точно вместе, и я до сих пор в шоке, что мой мир реально перевернулся настолько сильно.

Я бежал от отношений, обещал себе не привязываться к людям и вообще в любовь не верил, а сейчас как идиот улыбаюсь каждый раз, когда Аню вижу.

Она целует сладко и царапает спину, на которой уже места живого нет за последнюю неделю, но эти увечья я готов терпеть и носить с гордостью долгие-долгие годы. Стонет громче, извивается, задерживает дыхание, и… о да! Как же красиво она кончает, каждый раз просто мёд на душу.

После секса Аня любит поговорить. Я заметил уже и почти привык. Она лежит на моей груди и рассказывает всякие истории из жизни, болтает даже больше, чем обычно, а я просто слушаю. Уже охренеть сколько о ней узнал от этих разговоров. О родителях много говорит, о детстве.

А сегодня молчит. Странно. Лежит на мне, пальцами по коже водит, но молчит.

– Чего затихла? – спрашиваю, потому что молчаливая Аня – это проблема.

– А ты? – привстает на локте и поднимает голову, глядя прямо мне в глаза.

– А я и не разговаривал.

– А вот именно! – неожиданно говорит громко и эмоционально и садится еще выше. Одеяло падает вниз и оголяет грудь, я тут же не слышу, что она говорит, залипаю как в первый раз, каждый раз потому что дохну. Я в целом от Ани дохну, а когда она голая, то это всё, тушите свет. – Дамир!

Рычит смешно и одеялом закрывается. Разочарованно вздыхаю, ну что за невозможная такая?

– Что не так, Аня?

– Я вот кучу всего тебе о себе рассказываю. А ты мне – ничего.

Ох бля… Она частенько намекает мне, что хотела бы больше узнать обо мне и моей жизни. Всё, что она знает обо мне – мое настоящее. Ну и тот кусок информации из прошлого, что тогда услышала от Алёны, когда та приперлась якобы беременная.

Аня просила рассказать ей, но я не смог. И потом еще несколько раз заводила разговор, но каждый раз я съезжаю с темы, потому что для меня это сильно хуже, чем кто либо может себе вообще представить.

Я не хочу вспоминать это и кому-то рассказывать, это, блядь, то, что я пытался всю жизнь забыть.

Зачем ей знать правду о моем прошлом? Оно настолько дерьмовое и гнилое, что она легко может развернуться и уйти от меня. Потому что это тоже часть жизни, и всё дает отпечаток и на настоящем тоже.

– Ань, ты же знаешь…

– Ничего я не знаю! – вдруг перебивает меня. Я не узнаю ее, хотя то, что у нее есть зубки, я всегда знал. Просто мне она их пока не показывала. Ну, точнее, давно не показывала. – Я ничего не знаю, потому что ты мне ничего не рассказываешь. Я вот тебе всё как на духу, а ты мне – нет. Ты не доверяешь мне?

– Да причем здесь…

– При всем! Я не имею права знать о тебе больше, чем то, что ты живешь в этой квартире и работаешь тренером?

– Ты имеешь право на всё, Аня.

– Почему тогда ты молчишь?

– Потому что моё прошлое слишком хреновое. Там нечем хвастаться. Было и было.

– Я не прошу хвастаться. Я прошу просто поделиться. Мы же… ну, мы ведь вместе, я бы очень хотела знать о тебе всё, но ты всегда молчишь и не говоришь почти ничего. Как мне узнать тебя лучше? Я даже не знаю твой любимый цвет!

– Чёрный.

– Да, нетрудно было догадаться… – говорит Аня, опуская голову, и резко встает с кровати. Бросает одеяло, я снова залипаю и отключаюсь от мира, но потом Аня натягивает одежду и я отмираю.

– Зачем ты одеваешься? – что происходит? Обычно мы часа два валяемся. Аня, кстати, последние четыре дня не уезжает от меня. Она теперь девочка самостоятельная, но чтобы каталась из-за меня туда-сюда, не хочу. Хоть и починил тачку и вожу ее везде, где нужно. Просто как вандал не отпускаю. Когда она со мной, мне сильно хорошо.

– Пойду прогуляюсь, – она расстроена, вижу. Ее сильно парит тема разговоров и открытости друг к другу. Но это Аня легко может выдать любой факт из моей жизни. А я – нет. Не могу и… да больше не хочу. Не хочу разочаровывать Аню. Я реально парюсь, что она может уйти от меня, когда узнает факты из моего прошлого.

Пока перевариваю мысли, Аня уже одевается полностью и уходит. Очухиваюсь только когда хлопает входная дверь. Бля… Не остановил даже. Это косяк каких поискать только.

Пытаюсь привести мысли в порядок. На улице уже темнеет, от этого за Аню стремно. Наш район не самый лучший для жизни, а для хождения по темноте – тем более. Три шрама от ножевых отличное тому подтверждение.

Встаю и одеваюсь, я не дам ей по темноте одной гулять, тем более в нашем дворе.

Быстро выглядываю с балкона, чтобы посмотреть, не ушла ли она далеко, и замечаю ее за столом с нашими. Яр там, сестрица его, даже Рус, еще девчонка какая-то, близнецы. Ладно. К Русу почти не ревную, но точно знаю что никто из них в обиду ее не даст. Уже спокойнее.

Мы давно не сидели с той компанией, Аня не хотела. Я понимаю, почему, не осуждаю. Не хотела – не ходили. А тут сама пошла. Ну и к лучшему, что не шастает где-то.

Натягиваю худак и хватаю джинсовку для Ани. Холодно, она выскочила в одной рубашке. Ненормальная моя.

Чёрт… Меня очень парит, что она так обижается на меня за то, что не рассказываю ей о себе. И парит не то, что она обижается, а за то, что я реально не могу открыться ей. Как слабак. Я ж ради нее реально на все готов… И если ей так надо разворошить мое прошлое – пусть. Главное взять с нее слово, что она не испугается и не сбежит от меня. А иначе хрен я расскажу ей.

Иду к двери и слышу стук в дверь. Кто там? Аня не могла так быстро вернуться, она только-только на улице сидела.

Открываю – стоит сосед. Нормальный мужик, на пару этажей ниже живет, здоровается даже.

– Здарова, мужик, слушай, помоги, – говорит сходу, запыхавшийся. Что случилось-то? – У нас соседке плохо, скорую хрен дождешься, такси вызвать не могу, а ты на машине вроде. Спасай, а, надо ее быстро в больничку доставить. Она внизу сидит, как обычно на лавке дежурит…

Я так быстро закрываю дверь и лечу вниз по ступенькам, что забываю про соседа и про всё остальное в секунду.

Потому что внизу на лавке у нас только баба Валя сидит.

Вылетаю, и правда сидит. Бледная вся, за сердце держится.

– Э-э-э, баб Валь, ты че! Баб Валь, сердце? – сажусь перед ней на корточки, видит меня, улыбается болезненно.

– Дамирушка, хороший мой. Вот, возьми, – у нее руки дрожат, но она упорно лезет в карман халата и достает оттуда ключи. – Кот у меня, жалко его, не бросай…

– Так, ни слова больше, – слышать даже не хочу. Любимое дел старушек – хоронить себя раньше времени.

Как раз выбегает сосед, берем соседку под руки и ведем в машину.

Я еду на красный и нарушаю все правила, что только можно нарушить, пока лечу в больницу. Благо тут недалеко. Но я не прощу себе, если не успею. Баба Валя – единственный человек, который верил в меня несмотря ни на что всю жизнь. Она видела во мне хорошее с первого дня моей жизни в этом доме. Она не знает обо мне ни черта, но всё равно считает меня отличным парнем. Да она мне даже родных заменила, хотя мы и виделись с ней у подъезда или у двери ее квартиры, когда я продукты ей завозил.

В больнице ее сразу забирают в реанимацию. Сердечный приступ, но купировали, успели. Сказали, что мы очень вовремя. И благодаря этому спасли ей жизнь.

К ней пока нельзя, но обещают, что жить будет.

Сосед говорит что у нее есть номер кого-то из ее детей, звонит, сообщает, те обещают приехать.

Дышу. Жить будет. А значит можно успокоиться.

Обратно едем в тишине, курю в окно, много думаю. Смотрю на ее ключи от квартиры, думаю, что надо не забыть покормить кота. Себе не могу взять, у мелкой аллергия, чихать будет.

Мелкая… надо вернуть. Надеюсь, Яр ее либо домой отвез, либо она все еще сидит за столом. В любом случае он позвонил бы, я знаю.

Сосед говорит спасибо и уходит к себе, когда приезжаем, а я иду к нашим. Хохот стоит на весь двор, а Аня сидит хмурая-хмурая. Сестра Яра ей что-то рассказывает, у самого Яра слишком откровенно слюни на нее текут, они сводные, поэтому никто не осуждает. А Аня смотрит на пальцы свои и ни слова не говорит.

– Здарова, мужики, – говорю, когда подхожу, и жму руку каждому.

– Вообще-то, – звучит любимым голосом, – здесь не только мужики, Дамир.

– Привет, девчонки, – говорю сестре Яра и еще какой-то девчонке. – Привет, Аня.

Она сразу в лице меняется, довольная, вижу, но держится, не улыбается.

– Я ждал тебя минут сорок назад, – ржет Яр. – Где пропадал?

– Бабу Валю в больницу возил. Сердечный приступ, но успели. Жить будет.

Аня смотрит на меня со слезами на глазах. Любит старушку, болтает с ней по утрам у подъезда.

– О боже… – вздыхает и прикрывает от страха рот.

– Ань, пошли домой, – говорю и чувствую, как усталость накатывает. Дохрена эмоций за день, сложно мне такое дается.

– Нет, – снова упрямится, опускает голову. Все молча сидят, наблюдают. Меня бесит это, но ради Ани терплю, сцепив зубы.

Уговаривать я не собираюсь, конечно. Просто подхожу и хватаю ее на руки, снимая с лавки. Перехватываю чуть удобнее и несу к подъеду.

– Всем пока, мужики. И девочки, – добавляю, потому что Аня уже собиралась начать ворчать.

– Дамир, поставь меня, – говорит, а сама улыбается и за шею обнимает.

– Нет.

– У тебя рука еще болит, тебе нельзя тяжести.

– Ты не тяжесть. И нет. Я тебя не держу когда, ты сваливаешь. Так что сиди молча.

Спорим до самой квартиры. Аня эмоционально, я спокоен как удав. Удивительно даже внутри нет урагана. Как-то успокоился. С бабой Валей всё в порядке будет, Аня никуда не ушла, для вида подышать вышла. Всё в порядке же? Насколько это возможно.

На пороге все-таки ставлю ее, и Аня свято верит в то, что выиграла у меня.

Снимаем обувь и снова беру ее на руки, только в этот раз закидывая на плечо.

Несу в комнату, опускаю на диван, сажусь напротив нее и закидываю ее ножки на свои бедра.

Смотрю на нее. Красивая – сдохнуть можно. Хлопает своими необыкновенными глазами и смотрит на меня так доверчиво, что мне кажется с ней вообще всё что угодно преодолеть можно.

– Пообещай мне, – начинаю, – что что бы ты сейчас не услышала, тебя не испугает и ты от меня не уйдешь.

– Не дождешься! – говорит мелкая, прищуриваясь.

– Ну, тогда слушай. Когда мне было три…

Глава 41. Аня

Я всегда очень эмоционально реагирую на истории их жизни других людей, грустные фильмы, даже песни или что-то еще. Я – это эмоции. Кому-то кажется, что их перебор, а кто-то к ним привыкает. Мне самой с собой порой слишком сложно справиться, но я вот такая, какая есть. Плачу над видео про брошенных животных и эмоционально реагирую на всё, что происходит вокруг.

От истории Дамира… Я не могу это описать.

Во-первых, мне безумно больно. За то, что пережил этот прекрасный человек. За то, что он никогда не знал любви и заботы, за то, через что ему пришлось пройти. Мне жутко больно за то, какой жизнью он жил. За то, сколько плохого он видел и ни капли хорошего.

Во-вторых, я просто до ужаса зла. На его родителей за то, что родили ребенка на свет и даже не позаботились о нем. За то, что из-за него ему пришлось не жить, а выживать. Я никогда никого не виню и всегда стараюсь найти оправдание, но сейчас… Нет. Нет, нет и нет.

В-третьих, я безумно горда. Тем, что он смог выбраться. Тем, что он вытащил сам себя оттуда, где погибают люди. Я горда тем, что мой молодой человек гораздо сильнее всех, кого я знаю. Я горда тем, что он смог. Он бросил все вредные привычки кроме курения. Он живет в красивой большой квартире, правильно питается, занимается спортом, работает. Он помогает всем окружающим, а еще регулярно переводит деньги в детский дом, в котором жил сам, чтобы те дети могли жить в нормальных условиях. По крайней мере в лучших, чем приходилось жить Дамиру. Он узнал всё о том учреждении, писал жалобы на воспитателей, добился смены руководства. Постоянно созванивается с новым руководителем, а еще ему присылают видео с малышней. Они невероятный. Но он – самый нереальный.

Я реву на его плече уже минут сорок, но во мне столько всего, что я не могу успокоиться.

Это всё та же боль и грусть, злость, гордость и благодарность.

Дамир с трудом, но сказал, что я изменила его. Научила новому, раскрыла в нем что-то. Но он даже не представляет, сколько сам изменил внутри меня… Он даже представить не может! Он заставил меня повзрослеть, когда оказался в больнице и я почувствовала обязанность сделать все, чтобы ему помогли.

Он научил меня помогать другим, каждый день помогая старушке.

Он помог мне прощать людей, потому что именно благодаря ему я совершенно не держу зла на Руслана.

Он научил меня любить. И показал, какой бывает любовь.

Она разная.

Светлая, а порой темная и грустная. Она – спокойствие с нотками постоянного переживания. Она вкусная, сладкая, а иногда очень горькая. Мягкая и твердая до боли в ребрах. Эмоциональная до ужаса и умиротворяющая. Прямая полоса и закрученная, как американские горки.

Она разная, и от этого я кайфую еще больше.

А еще любовь – это когда ты меняешься, даже не замечая, и становишься только лучше для своего человека.

Любовь – это реветь на его плече и слышать, как он успокаивает и говорит нежности, хотя абсолютно никогда этого не умел.

– Я люблю тебя так сильно, – говорю всхлипывая. Признаюсь впервые. И это тоже любовь – вызвать на его вечно хмуром лице улыбку.

– И я тебя люблю, малышка.

А еще любовь – это когда он говорит тебе те слова, которые никогда раньше даже подумать не мог, что сможет произнести.

Мы сидим вот так еще долго. Я, повисшая на нем на обезьянка и ревущая в его плечо, а он твердый как скала и успокаивающий меня словами и поглаживанием по спине.

А дальше мы просто живем.

Я знаю о нем очень много, а он обо мне всё равно больше.

Меня совсем не пугает его прошлое. Я наоборот рада, что знаю всё это. Оно помогло стать нам еще ближе.

За ужином спрашиваю, не хочет ли Дамир переехать в мою квартиру, потому что эта всё-таки съемная, и вдруг оказывается, что своя у него тоже есть. Просто тот район ему не нравится и он ее сдает. И всё равно зову к себе. И с папой хочу познакомить. И с мамой поближе, с мелким братишкой, с любимой игрушкой и прочитать ему вслух любимую книгу.

Я хочу с ним будущее еще сильнее, чем раньше.

Я просто… Банально люблю его.

А что еще нужно?