Текст книги "Любовь в твоих глазах (СИ)"

Автор книги: Эллин Ти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Любовь в твоих глазах
Эллин Ти

Глава 1. Дамир

Третий подход. Он всегда самый сложный. Работать на выдохе, выжимая из себя все, что осталось. На грани, на последних силах. Сжимать зубы и идти до конца, пока не будет результата.

В спорте – как в жизни. Ничего не получится без труда и усилий. Я всю жизнь выгрызал себе место под солнцем, и сейчас продолжаю грызть, потому что знаю, что иначе не придёт результат.

Ещё рывок, последний, до отказа в мышцах, и ставлю штангу в петли, опуская забитые руки и выдыхаю.

Не чувствую ни черта кроме боли и сумасшедше колотящегося сердца. Руки невозможно поднять, и мне очень кайфово, что это единственное, что меня сейчас интересует.

Спорт отвлекает. Боль в мышцах заставляет забывать обо всех проблемах. В зале есть только ты, вес, и желание убить себя до отказа. А ничего другого нет.

Выдыхаю и через силу встаю с лавки, разминая забитые плечи. Тянет приятно. Хрущу шейными позвонками, растягивая ещё и мышцы шеи, и иду в душ. С клиентами на сегодня закончено, и себя убил по максимуму. Можно было бы ещё сходить на ринг или поколотить грушу, но боюсь завтра руки не подниму – а у меня клиенты, приходится всё-таки держаться.

Девчонки в зале смотрят не стесняясь. То наклоняются прямо передо мной в коротких шортах, то майки снимают, оставаясь в топах, то банально подходят просить номер телефона, думая, что мне интересно.

А мне не интересно. Отношения и все что с ними связано – это предательство. Какой смысл начинать что-то, если это потом закончится, ещё и наверняка очень дерьмово?

Иду в раздевалку, хватаю с полки полотенце, направляюсь душ. Для тренеров тут отдельный, ещё одна привилегия от моей работы. Не надо торчать в очереди из потных мужиков, чтобы тупо помыться. Другая привилегия – весь спортивный клуб в твоём распоряжении и ты можешь хоть круглые сутки тут торчать и делать все, что захочется. И я делаю. Между клиентами, если есть окно, не отдыхаю. Я привык пахать и работать, и я работаю. Из зала чаще всего выхожу без сил и лишних мыслей. И за это люблю спорт.

Выхожу из душа в одном полотенце на бедрах и застываю, потому что у моего шкафчика, совершенно ни черта не стесняясь, сидит Алёна. Нога за ногу, как обычно взгляд свысока, несмотря на то что смотрит снизу. Вокруг полная раздевалка мужиков, но ей плевать. У неё нет комплексов и принципов.

Алёна – моя давняя клиентка. Она на семь лет старше меня. У неё до тошноты длинные ногти, странный говор, с перебором большие губы и чрезмерная забота своей внешностью.

А ещё Алёна не против покувыркаться без отношений пару раз в неделю, и именно поэтому мы иногда видимся. Мне эти встречи нужны просто снять напряжение. Мне нахер не хочется отношения и что-то около них. Алёна – это секс. Доступный, достаточно неплохой, но просто секс. Инициатором была она, я решил не отказываться. Нас обоих устраивает тот формат отношений, который есть между нами сейчас.

– Ты же в курсе, что это мужская раздевалка, да? – спрашиваю, подходя к своему шкафчику. Алёна двигается чуть вправо, оказываясь лицом прямо напротив моего члена, и смотрит снизу вверх, облизывая губы:

– В курсе. Я пришла сюда специально. Я соскучилась.

Она всегда так делает. Появляется внезапно, потом так же исчезает до следующего раза. Обычно мы встречаемся в зале, а потом едем к ней или ко мне. Она девчонка при бабках, но меня это тоже не особо интересует. Все, что мне нужно от неё – снять напряжение. Я ей нужен для того же, мы в этом идеально сходимся.

– Ты могла подождать в холле, – достаю из шкафчика одежду и отворачиваюсь от Алёны, скидываю полотенце. Я не стесняюсь ее, она мой член вдоль и поперек видела. Просто она тоже не стесняется, и я совершенно не удивлюсь, если прямо тут возьмёт в рот.

– Почему не могу подождать здесь?

– Здесь полная раздевалка мужиков, Алён. И каждый пялится.

– Оу, только не говори, что ревнуешь, – смеётся, когда разворачиваюсь к ней.

– Мне плевать.

Говорю, глядя прямо в глаза. Мне правда плевать. Смотрят на нее или нет, хотят или нет. Даже если она завтра скажет что отныне хочет трахаться с кем-то другим – мне тоже будет плевать.

– Поехали к тебе? – закрывает тему и переходит к главному. Натягиваю носки, впрыгиваю в спортивки, влезаю в толстовку, чувствуя приятную боль в плечах и качаю головой.

– Не, Ален, я в отказе сегодня. Рукам пиздец.

– А я сверху буду, – говорит, облизываясь, хватает двумя пальцами меня за толстовку и тянет к себе, снова оказываясь в опасной близости от моего члена, слава богу уже упакованного в штаны. – Тебе даже делать ничего не надо. Давай, я ради тебя из другого конца города ехала.

– Могла просто позвонить, – пожимаю плечами и сбрасываю с себя руку Алёны. Закидываю вещи в сумку, которую вешаю на плечо, надеваю кепку и иду к выходу из раздевалки, краем уха слыша, как Алёна цокает каблуками за мной. Бля, кто вообще приходит в зал на каблуках?

– Ты бы мог съехать, а так у тебя выбора нет, – снова усмехается змея, шагая прямо за мной. Она чуть не падает на лестнице, чудом успев удержаться, и пользуясь случаем цепляется за моё предплечье.

Я не хочу показывать, что нас с ней что-то связывает, особенно на работе. Мне плевать на разговоры и на то, что она меня старше. Я банально не хочу тупых вопросов об отношениях, которых у меня нет.

На последней ступеньке сбрасываю с себя её руку снова, отмечаюсь на стойке у администрации, сдаю ключи и выхожу на улицу, направляясь к тачке.

– А я без машины сегодня, – говорит Алёна. – Подвезете, молодой человек?

– Куда тебе?

– В страну оргазмов.

Она не отстанет, пока не трахну. Мы не так часто видимся, чтобы отказываться от хорошего секса. Просто сегодня как-то особенно тошно и не хочется ничего.

– Хер с тобой, садись, – открываю машину, сажусь за руль, и Алена через секунду падает рядом. Мы ни разу не ездили вместе. В машине трахались, да, но не ездили ещё никогда. Алёна всегда на своей, меня всё устраивало.

Через полчаса мы уже на моей съемной квартире. Я сижу на кровати, а Алёна – на полу между моих ног.

Она хорошо сосет. Берет глубоко и не останавливается ни на секунду.

Хватаю ее за волосы на затылке и надавливаю чуть сильнее, желая почувствовать ещё острее. Она задыхается, но не просит ее отпустить, а потом, когда поднимает голову, ещё и пошло улыбается, стирая с губ тонкую ниточку слюны.

– Садись, – хлопаю по бедру и падаю на кровать, расставляя руки в стороны. Она обещала сделать все самостоятельно – я даю такую возможность. Тем более я реально так упахался, что даже двигаться не хочется.

Алёна ещё пару раз облизывает головку и перемещается, усаживаясь на меня. Дразнит, касается влажной плотью, скользя по члену, заводит меня сильнее. Знает, что сорвусь и оттрахаю её до криков, если будет бесить меня.

И я срываюсь, забив на боль в мышцах. Потому что сил нет терпеть. Скидываю Алёну с себя и ставлю на четвереньки, входя в нее резко и быстро, задавая сразу бешеный темп и силу.

Она стонет пошло, кричит «еще» и матерится как опытная шлюха. Стараюсь не слушать – вообще не заводит. Двигаюсь как робот, поршнем вбиваясь в горячую плоть.

Алёна пьет таблетки и совершенно не против трахнуться без резинок. Поэтому я кончаю внутрь с глухим рыком, не заботясь ни о чем.

Она падает на кровать, шумно дыша, а я провожу ладонью по короткому ёжику на голове и начинаю чувствовать ненависть к самому себе.

Потому что мне не нравится Алёна. На десять из десяти. На девять, балл за минет скинем. Она мне не нравится, но я все равно продолжаю её трахать. Просто потому что она не против, а мне совершенно некогда искать кого-то, к кому у меня будет чуть больше эмоций, чем к этой резиновой кукле.

– Ещё разок? – спрашивает, отдышавшись. Я сижу на кровати, а она подкрадывается сзади, проводя ногтем по шее. Ежусь, мне не нравится.

– Нет, Ален.

Я не объясняю, почему нет. Просто «нет».

– Тогда поеду, у меня ещё куча дел. Спасибо за секс, – целует меня в ухо, а потом встаёт с кровати и начинает одеваться.

И почему-то шлюхой себя чувствую я…

Глава 2. Дамир

Будильник в шесть утра жужжит на тумбе, взрывая и без того гудящую голову. Вчера я так убил себя, что уснул даже без душа и ужина.

Потираю глаза и с глухим стоном сажусь на кровати: болит каждый сантиметр тела. Мне бы горячую ванну с солью вчера принять после убийственной тренировки, чтобы мышцы расслабить, а не трахать безотказную Алёну, чтобы добить себя окончательно.

Встаю через силу, потягиваюсь, пару раз хрущу спиной и шеей, тяну руки, морщусь от боли, но продолжаю тянуть, потому что станет чуть легче.

Иду в душ, стою под кипятком, а потом переключаю на ледяную, чтобы точно взбодриться. Дух захватывает от резкой смены температур, лёгкие сжимаются и тяжело сделать вдох. В груди жжёт, кажется, что задохнусь и сдохну прямо на полу в ванной, как в идиотском триллере, где от несчастных случаев дохнет половина героев.

Поднимаю руки – легчает. Диафрагма разжимается и становится сильно проще. Дышу медленно, привыкая к холодной воде. Я постоянно так делаю, но после кипятка все ещё тяжело перестроиться. В детском доме, где я рос, другой воды и не было. Либо холодная, либо никакой. Никто не парился хотя бы нагреть нам сраный чайник, чтобы помыться. Короче, я всю жизнь в холодной. Закалённый, не болею поэтому. Хоть один плюс от моего детства.

После душа иду на кухню, обернувшись полотенцем. Спать уже не хочется, но голова все ещё гудит неприятно.

Чайник в полной тишине закипает слишком уж громко, а через минуту тишину разбавляет кипящая на плите овсянка. Мне пришлось научиться готовить хотя бы элементарные блюда, чтобы не сдохнуть от голода или заворота кишок. Мне приходилось питаться разным дерьмом, поэтому сейчас я жру только правильную пищу и придерживаюсь режима. Первое время хотелось все бросить и сорваться, но перебороть это желание оказалось не так сложно, как бросить курить траву каждый день. Поэтому справился. И с тем, и с другим.

Открываю окно и опираюсь руками на подоконник. Тепло сегодня. Напротив моего дома стоит точно такая же девятиэтажка, и расстояние между ними вообще ничтожное. Подготовленный паркурщик мог бы спокойно прыгнуть из моего окна на балкон из дома напротив. Тот балкон, где постоянно трахается молодая парочка. И если раньше их было только слышно – а орёт эта ненормальная так, как будто её розгами бьют, а не трахают, – то сегодня они ещё и продемонстрировать свои умения решили. А так как напротив только мои окна – зритель у них один.

Пару секунд смотрю на задницу и спину девчонки, сидящей на подоконнике открытого окна, которую самозабвенно трахает какой-то доходяга, и ухожу снова к своему завтраку, потому что картина, может, и интересная, но быть маньяком и наблюдать за ними желания никакого. Уж лучше включить порнушку.

Орёт она ещё пару минут, что разносится эхом по всему двору, и я старательно пытаюсь не слушать. Меня бесит. Во-первых, нахер так орать? Во-вторых, зачем показывать всему миру, что у вас есть секс? Он, блядь, у всех людей есть. У кого-то больше, у кого-то меньше, а у кого-то по случаю.

Вообще я терпеть не могу эти парочки, которые пытаются всему миру продемонстрировать как они счастливы вместе. Херня это всё. Не бывает любви, не настоящее это дерьмо. Мой отец гулял от матери как последняя тварь, от чего она забухала, а потом подсела на наркоту. Скололась и умерла, захлебнувшись собственной рвотой, когда мне было три года. Я двое суток сидел дома с мертвой матерью, а когда отец наконец-то пришел, то вызвал ментов, собрал вещи и свалил. Меня забрали в детский дом потому что ни бабушкам, ни еще каким-то родственникам я нахер был не нужен.

Поэтому я не верю в любовь и какие-то чувства между чужими людьми. Потому что если родным наплевать, то чужим тем более.

Овсянка сегодня какая-то дерьмовая, выбрасываю вместе с тарелкой и иду одеваться. У меня работа через полтора часа, но я иногда хожу до зала пешком, увеличивая недолгий путь всеми способами. Утренняя прогулка всегда помогает отключиться от ненужных мыслей и настроиться на работу.

Закидываю в сумку форму, бутылку с водой и до блевоты надоевшую уже гречку в контейнере. В баре нашего зала нихера кроме протеина не купишь, а жрать-то хочется. Поэтому приходится таскать с собой и в получасовой перерыв между клиентами раз в день обедать.

Хватаю сумку, наушники, запрыгиваю в кроссовки и выхожу из подъезда. На лавке сидит соседка – старушка баба Валя. Она одна живет, приходится помогать ей иногда то в магазин сходить, то починить что-то. Она, наверное, единственный в мире человек, кто относится ко мне с теплотой. И понимаю, что у нее выбора нет, иначе и без моей помощи останется, но немного все-таки приятно.

– Здрасьте, баб Валь, – киваю старушке. Она всегда улыбается. Иногда даже кажется, что жизнь не такая уж и дерьмовая, раз даже старики находят в себе силы на улыбку. А потом вспоминаю, что у нее вообще никого нет, и понимаю, что погорячился я с выводами. – Помощь нужна? Опять вы в такую рань не спите.

– Здравствуй, Дамирушка. Не спится мне. Дома одиноко, вот я и выхожу пораньше сюда, хоть на людей посмотрю, – говорит баба Валя. Я три года в этом доме живу и ни разу не видел, чтобы к ней хоть кто-то приезжал. Хотя дети у неё есть. Не спрашивал, почему так, просто потому что слушать истории стариков вообще не моя тема, но факт остаётся фактом: она совсем одна. Как я. И вот это ждёт меня лет через пятьдесят? Выходить рано утром на улицу, чтобы посмотреть на людей?

Клянусь, люди такие уроды, что я не буду выходить из дома в принципе.

Обещаю бабушке сходить вечером для неё в магазин и ухожу. Наушники в уши, музыку на максимум. Это отключает от всего, даёт какое-то ощущение, словно не нахожусь в серой массе.

Сворачиваю во дворы, чтобы пройтись подольше, прохожу по одной улице несколько раз, выворачиваю на главный бульвар и останавливаюсь, чуть не въебавшись носом в столб.

Потому что тут ресторан какой-то в метре от меня, а внутри, прямо около окна, сидит Алёна с каким-то мужиком, который что-то шепчет ей на ухо.

Я не собираюсь закатывать сцены ревности, мне все ещё реально насрать на Алёну. Мы не встречаемся и мне плевать, если трахаю ее не только я.

Но они выглядят как-то иначе… Как будто не просто трахаются. Здесь что-то другое.

Продолжаю смотреть в окно на них и набираю Алёну. Я понимаю что сейчас возможно будет скандал и этот мужик попытается ввязаться в драку. Пусть попробует.

Наблюдаю, как она дергается от звонка телефона, мельком смотрит на экран, что-то говорит мужику и встает, отвечая уже мне. Шепчет в динамик, чтобы я зашел за угол ресторана, и бросает трубку.

Меньше всего мне хочется делать то, что она просит, но вопреки всему я заворачиваю за этот угол, останавливаясь и дожидаясь Алёну.

Она появляется буквально через минуту. Дышит часто, волнуется, но лицом старается выразить полное безразличие и даже выдать ехидную ухмылку.

– Ты чуть не подставил меня, красавчик, – усмехается, доставая из сумочки сигарету. Прикуривает и выдыхает мне прямо в лицо, так бесит, что скулы сводит.

– Перед очередным трахарем? Они ревнивые у тебя?

– Это мой муж! – шипит Алёна, оборачиваясь, словно он стоит сзади. – Трахаюсь я только с тобой, ну и с ним иногда. А так мы счастливая семья, где царит взаимопонимание.

– Ты издеваешься надо мной сейчас? – мне кажется, что она шутит. Слишком нагло говорит это, да и поведение ее никак не похоже на поведение замужней женщины.

– Смысл? – она поднимает руку тыльной стороной ладони ко мне и демонстрирует обручальное кольцо на безымянном пальце. Раньше его точно не было. – Мы женаты уже десять лет. Кольцо правда редко ношу.

Мне становится тошно. Так сильно, что я с трудом подавляю рвотный позыв.

Все, что со мной происходит в жизни, только сильнее укрепляет веру в то, что нет любви и преданности в этом мире. Ее нет. Люди ведут себя как скот, бросая в помойку даже минимальные моральные ценности.

– Как тебе вообще живется, нормально? Ты ночами спокойно спишь? – спрашиваю, сжимая кулаки от злости. У меня в жилах кровь закипает, так мне хочется из нее всю дурь выбить сейчас.

– Я понимаю, на что ты намекаешь, – она бросает сигарету и тушит ее тонкой шпилькой, – но я не шлюха. Просто в сексе мы не сходимся, мне не хватает жести, вот и я нашла того, кто может дать мне всё, чего мне хочется. А с мужем у нас все в порядке.

– Я не хочу быть тем, с кем ты изменяешь ему, несмотря на то, что ты считаешь это абсолютно нормальным. Это грязь и полное дерьмо, Алён. Давай без меня дальше.

Ухожу, поправив сумку на плече, но Алёна цепляется за запястье, останавливая меня.

Но я не хочу. Слушать, что она права и ничего страшного в этом нет? Да нахер мне это не надо. Мне было бы плевать, если бы у нее было тридцать мужиков, чтобы каждый день месяца был разный, но быть десять лет замужем и сосать другому, где придется, это верх пиздеца.

Я не хочу даже пальцем касаться этой херни. Меня всю жизнь предают, я не верю ни одному человеку на этой планете, и становиться по другую сторону я не собираюсь.

Хочется врезать ее мужу за то, что слепой и не видит, что под его носом происходит, или видит, но принимает все это, что еще хуже.

Меня тошнит от людей, я уже сто раз пожалел, что вообще появился на свет, где нет ни черта хорошего.

На чистой злости дохожу до зала, быстро переодеваюсь и иду к груше. Мне очень надо поколотить хоть что-то, а на ринг нельзя сейчас – убью с лёгкостью. Меня бесит, что люди считают предательство нормальным. Меня бесит, что меня втянули в это дерьмо даже не предупредив. Меня, сука, всё бесит!

Первый удар без разминки отдается болью в плечо, но я не останавливаюсь. Бью еще, разбивая костяшки. Без перчаток и даже бинтов. Кожа лопается, мажу грушу кровью, но бью еще и еще, оставляя в этом квадратном метре всю свою злость. На Алёну, на жизнь, на весь ёбаный мир.

Останавливаюсь. Дышу. Руки саднят, а плечи ощутимо тянет от нагрузки на еще не прошедшую крепатуру. Встряхиваю кисти, пару раз подпрыгиваю на месте, чувствую, что отпускает. Иду в душ. Легчает.

Глава 3. Дамир

Работа успокаивает. Несмотря на то, что я не слишком люблю людей и не очень общительный, мои клиенты меня полностью устраивают. Они не задают лишних вопросов и беспрекословно выполняют все мои указания, не мешая рабочему процессу. А еще благодарят за результаты и лучшее самочувствие.

Благодарность значит очень многое. И очень малое количество людей в мире умеет его высказывать. Я не умею. Все эти громкие слова мне в принципе даются очень тяжело. Мне никто никогда не говорил хорошего, и сам я, соответственно, не научился. И сейчас, в свои двадцать пять, мне реально сложно сказать банальное «спасибо».

Последний клиент тренируется уже поздно вечером. Мы заканчиваем под самое закрытие зала, я едва успеваю принять душ и переодеться.

Домой приходится тоже пешком. Машина дома у подъезда, автобусы я терпеть не могу, а таксистам не доверяю. Поэтому снова наушники в уши, музыку погромче, капюшон на голову и дворами к дому. Так лучше, чем идти через главный бульвар, где толпы людей. Тут спокойно. И очень темно. Мне гораздо привычнее именно такая атмосфера, чем яркие фонари и шумные компании.

Через тридцать минут заворачиваю уже в свой двор, не забыв зайти в магазин для бабы Вали, как обещал. Не обращаю внимания ни на что, смотрю под ноги и считаю шаги. Успокаивает.

Чувствую крепкий хват за руку, действую отточенными движениями: разворачиваюсь и заламываю локоть подкравшегося за спину, выполняя болевой прием.

– Бля, Али, какого хера! – доносится до слуха через наушники и я отпускаю руку и освобождаю уши.

Это Яр. Один из компании, с которой я иногда вечерами зависаю во дворе. Не могу назвать их своими друзьями, но знакомыми вполне. Они собираются каждый вечер, я – примерно раз в неделю, и то, если позовут. Дело не в том что мне нужно особое приглашение, мне банально это не нужно. Точнее… я спокойно проживу и без этого. Но хоть какая-то социализация всё-таки необходима, поэтому чаще всего предложения я принимаю и пару часов провожу в компании пятнадцати человек, бутылкой сока и картами.

– Сорян, Яр, машинально, – хлопаю его по плечу, – но ко мне лучше не подкрадываться.

– Да мы звали, ты не слышишь нихера из-за наушников! Подлетай, в покер зарубимся.

– На бабки?

– Символически, для интереса. Подойдешь?

– Да, сумку только закину, – соглашаюсь и иду к дому, чтобы кинуть в стирку вещи и намешать себе что-то белковое или фруктовое. Мужики обычно пиво тянут, но я трезвенник. Поклялся, что ни одной капли не выпью, и слово держу. Сам себе поклялся. Слишком тяжело из этого дерьма вылезать. А некоторые даже не справляются, заканчивая слишком плачевно. Я не хочу.

Али… Прозвище прицепилось ко мне лет в шесть в детском доме. Я дрался вечно со всеми, со старшими и ровесниками, всеми, кто хоть что-то делал не так в мою сторону. Меня и прозвали Али. А потом, в шестнадцать, когда я сбежал и пытался сделать себе через время документы, взял себе фамилию от этого прозвища. Алиев. Настоящую я не помню. Ни черта, кроме имени, не помню.

Заношу старушке продукты и минут через пятнадцать выхожу на улицу. Почти все в сборе, сидят за столом и громко ржут, как обычно. Удивительно, что из жителей никто не жалуется, тут шесть девятиэтажек, народу дохрена.

Здороваюсь со всеми по очереди и усаживаюсь на лавку. Двух девчонок вижу впервые, но это неудивительно. Не все в этой компании страдают целомудренностью. Да и девчонки эти… по глазам видно, что пришли сюда явно не в покер поиграть, и что завтра они найдут уже новых парней, с кем также будут просто ради развлечения.

– Так это ты тренер? – обращается ко мне одна из них, жуя жвачку и наматывая белый локон на палец. Господи…

– Я.

– А как накачать попу? Очень хочется орешек, а у тебя прям хороший, значит, разбираешься в этом.

Во-первых, я ненавижу когда мне задают вопросы по работе после работы. Во-вторых я, сука, терпеть не могу такой откровенный дешёвый флирт. Ей от силы лет семнадцать, она сидит о моей задице рассуждает. Чувствую себя старым ворчуном, но это пиздец. Да мне дадут за нее больше, чем ей самой.

– Все консультации платные, запись в рабочее время.

– Натурой берешь? – продолжает предлагать мне себя девчонка.

– Только совестью. Имеется такая?

– Да пошел ты! – оскорбляется она, и пацаны вокруг ржут. Это не первая девчонка, что пытается так тупо склеить меня. Я не знаю, чё они ко мне все липнут, но надолго их энтузиазма не хватает. Стоит только пару раз ответить грубо и они уже срезаются, переключаясь на тех, кто вряд ли откажет.

Я не тащусь по малолеткам. Плюс половине из них реально еще нет восемнадцати, это сразу мимо. А еще многие наверняка мечтают о большой и светлой любви, а мой паровоз на ту станцию не едет, поэтому тут вообще не по пути и без вариантов.

Эти двое шушукаются друг с другом, поглядывая на меня. Обсуждают. Говорят, что злой и невоспитанный. Ну, простите. Некому было воспитывать. Как мог сам справился.

Становится скучно. Игра не идёт, Руса, с кем иногда общаемся, сегодня почему-то нет. Но это неудивительно. Рус очень часто зависает с девчонками. Он меняет их как перчатки, и почему они на него ведутся до сих пор, с его-то славой в городе, я не знаю. Он приводит одну, дня три с ней проводит время, потом пару дней хвастается, что они вытворяли в постели, и следом приводит новую. И так по кругу. Одна за одной. Без остановки.

– Всем привет! – звучит справа слишком тонким и весёлым голосом, и я поворачиваю голову, глядя на обладательницу этого тембра. Темно, фонари тут не горят почти, вижу что девочонка длинноволосая, да и всё. Рус рядом, с безразличием держит ее за талию и второй рукой пытается подкурить сигарету.

– Здорова, мужики, – говорит Руслан. Отпускает свою очередную и идёт пожимать всем руки, пока его девчонка смотрит на нас и почему-то улыбается. – Это Аня, знакомьтесь.

– Какая по счету Аня за этот год? – ржет Яр, и девчонка замирает в миг от этой реплики. Конечно. Сам Рус ведь каждой говорит, что у них точно любовь с первого взгляда и все остальное дерьмо. И верят же. – Анечка, не стесняйтесь, присаживайтесь. Мы не кусаемся. В покер будешь? Пиво?

– Нет, я не пью, спасибо! И в покер не умею. Просто посмотрю, – она слишком довольная, не перестает улыбаться. Странная. Чему радоваться? Ну хоть не пьет. Это первая из его девок, кто отказывается пить. – Можно? – подходит ко мне и спрашивает, указывая на свободное место рядом. Рус сел на другой стороне, места там не осталось.

Киваю. Не выгонять же ее, пусть будет.

Девчонка садится рядом, и взгляд машинально на нее падает. Она не похожа на всех остальных девок Руса. Слишком… не шлюха, короче. Видно по ней, что нормальная девчонка. Не похожа на ту, что будет с ним в машине трахаться с первой встречи. Могу ошибаться, конечно. Но впечатление производит немного другое.

У неё длинные светлые волосы и до жути противные сладкие духи. Она сидит слишком близко, даже тошнота от запаха появляется. Очень резкий, в груди комом собирается.

На вид девчонке лет восемнадцать. Плюс минус. Русу, к слову, двадцать шесть. Не знаю, как их свела судьба, да и не особо интересно. Просто в голове не укладывается, что даже у таких дамочек внешность может быть обманчива.

– А ты чего такой грустный? – поворачивает голову ко мне эта Аня, спрашивая с улыбкой.

– Всегда такой.

– Всегда грустный?

– Обычный.

Она начинает меня бесить. Ненавижу, когда лезут с такими вопросами. Моё настроение касается только меня, но точно не малолетки, с которой мы секунд сорок назад первый раз увиделись.

– У тебя что-то случилось?

– Ты хотела смотреть на игру. Вот смотри.

Надо бы послать погрубее, чтобы точно отвалила, но все равно не могу пока воспринимать ее как всех противных девок Руса. Она какая-то другая. Как ребенок наивный. Бесячий, активный, наивный ребенок.

– Не хочешь отвечать, так бы и сказал! – фыркает мелочь, по-детски складывая руки на груди и оттопыривая нижнюю губу.

– Я и не говорил, что хочу.

Она что-то порывается мне сказать ещё, но я бросаю на нее взгляд и она замолкает.

Навязчивые люди слишком сложные. Болтливые тоже. А у нее два в одном, это точно не ко мне, пусть найдет себе другую жертву.

Сижу с ними ещё минут десять. Аня ко мне больше не цепляется, но сидит рядом надувшаяся как воздушный шар. Мало того, что активный ребенок и бесячий, так ещё и ранимый. Всё-таки я не могу понять, каким образом они сошлись с Русом.

Запах её духов уже горечью в лёгких оседает, и я решаю свалить домой, чтобы не вдыхать этот ужас и дальше. Тем более утром на тренировку, надо выспаться. А с покером все равно не везёт сегодня. Не мой день абсолютно.

– Ладно, мужики, я пошёл, – встаю из-за стола и переступаю через лавку, уходя отсюда.

– Вообще-то тут не только мужики! – вопит активистка, и глаза сами собой закатываются.

– Ты наблюдательная.

– Какой противный! – бурчит себе под нос, но я все прекрасно слышу. Пожимаю руки парням и ухожу к дому, но через пару шагов останавливаюсь, глядя на Алёну, стоящую в пяти метрах от меня. На высоких каблуках, как всегда, со сложенными на груди руками. Поза уверенная, она точно чувствует себя правой, пришла доказать то, что в этой ситуации идиот только я. Ну-ну, пусть попробует.

Обойти бы её и свалить домой спать, но я не маленький мальчик, чтобы от нее бегать. Если первый раз мои слова не поняла, я повторю второй, третий, десятый, мне не сложно. Но истину донесу.

Бесит только, что встала она слишком близко ко всей компании. Те уже уши развесили наверняка, даже разговоры притихли.

– Что-то забыла? – спрашиваю, подходя к Алёне. На что я в ней запал? Сейчас у меня к ней нет никаких эмоций кроме отвращения. Противно. На внешность не смотрю даже. Меня в целом внешность всегда в последнюю очередь интересует. А теперь знаю о том, что она мужу изменяла, ещё и меня в это втянула, и как отрезало от нее.

– Да! Забыла свое удовольствие. Вернёшь? – говорит нагло, ведёт себя так, словно за руку меня возьмёт сейчас, поводок натянет и поведет в кровать.

– К мужу обратись, он поможет.

– Слушай, что за сцены? В конце концов, ты даже не на его месте в этой ситуации!

– Упаси бог, Алёнушка, быть твоим мужем, – разговор напрягает. Сжимаю зубы. Прищуриваюсь. Бесит дико. Ещё хуже чем новая девчонка Руса, которая весь вечер мне покоя не давала. Тут вообще край. Полное отсутствие уважения к ее персоне и нулевое желание общаться.

– Трахать тебе меня нравилось.

– Разонравилось. Ещё вопросы?

– Да! – она нервничает. Топает ногой и царапает ногтем большой палец, нервничая. Замечаю случайно. – Какого черта, Дамир? Нам было хорошо вместе, что вдруг изменилось?

– Изменилось то, Алёна, что открылась грязная правда. Говорю ещё раз раз: я в этом дерьме участвовать не буду. Ты втянула меня, даже не предупредив. В изменах я не участвую ни с какой стороны. Никогда. Это понятно?! А теперь садись в машину и проваливай, и больше чтобы я тебя не слышал. И желательно не видел. Ясно?

– Хамло! – со злостью она замахивается, чтобы дать мне пощечину, но я успеваю перехватить руку и сжать пальцами запястье. Притягиваю дуру к себе и рычу прямо в лицо:

– Я. Сказал. Тебе. Проваливать. Ты меня услышала?

– Ты ещё обо мне вспомнишь!

– Кошмарами не страдаю, так что, надеюсь, нет.