Текст книги "Правило Шестьдесят на Сорок (ЛП)"

Автор книги: Элли К. Уайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

А я не могу этого сделать, не признавшись, что просто теряюсь рядом с ней. А этого не могу сделать, не почувствовав себя полным идиотом. Она же меня ненавидит.

– Если ты о том, что я говорил… – начинаю я.

– Я знаю, о чем ты говоришь, – перебивает она, и в голосе звучит такая твердость, что становится не по себе.

Я отрываю взгляд от дороги и вижу, как она смотрит на руки, и, черт возьми, неужели ее подбородок дрожит? Она на грани слез, и в животе все сжимается так сильно, что к горлу подступает тошнота.

– Можешь хотя бы сказать почему? – спрашивает она, голос вдруг становится таким тихим, что мне хочется броситься под копыта разъяренного быка и умолять растоптать себя. – Потому что если это из-за того, что случилось в «Ниволи»… Я имею в виду то, что сказала на встрече. Мне правда очень жаль. Я не хотела обидеть твоего партнера. Но прошло столько лет. Сколько еще я должна за это расплачиваться?

Я хмурюсь, когда хэтчбек притормаживает и, включив поворотник, сворачивает налево. Вот она, истинная причина ее извинений во время экскурсии. Мой разум тогда был слишком перегружен, чтобы уловить суть. Джуди думает, что я разозлился из-за того, что она наехала на партнера.

Если бы только знала, что та ночь значила на самом деле.

Большую часть жизни я был опорой для мамы и Пенни. Я чувствовал ответственность за них. За благополучие и, самое главное, за счастье. Это желание двигало мной все эти годы, через кулинарную школу и все то дерьмо, которое ждало на пути к карьере. Темная сторона работы, о которой никто не говорит, не такая уж гламурная, как ее показывают по телевизору: отвратительная рутина, мизерная зарплата и бесконечные часы работы, из которых можно выбраться только вперед ногами. Я пережил кокаиновое безумие, социопатических боссов и словесные оскорбления, которые сыпались с такой регулярностью, что я давно перестал их замечать. Однажды я с ужасом наблюдал, как шеф-повар метнул мясной нож в одного из поваров.

Ради мамы и Пенни я держал рот на замке, опускал голову, терпел унижения и смотрел, как умирает социальная жизнь, которая и так была не слишком бурной. Меня поддерживала лишь уверенность в том, что в конечном итоге я смогу сделать жизнь лучше для нас троих. Я хотел отплатить маме за все ее труды после ухода отца.

Это чувство ответственности распространилось и на персонал, когда мне доверили первую кухню. А потом, когда открыл свои рестораны, у меня появились собственные команды, о которых нужно было заботиться. Обязанность делать все правильно, как бы трудно это ни было. Делать все необходимое для ресторанов, для команды, для семьи – не думая о том, сколько перьев при этом полетит. Только без кокаина и летающих ножей.

Две недели назад, после экскурсии, Джуди казалась всего лишь очередным препятствием. Еще одной мелкой проблемой, которую нужно решить на пути к завершению проекта, стараясь при этом не сойти с ума.

Но в ту ночь в «Ниволи», наблюдая, как она несется по коридору и уничтожает придурка так, как я сам не мог себе позволить, не рискуя бизнесом, – это стало для меня всем. Ощущение, что у тебя есть союзник. Она поддержала меня, даже не зная об этом, потому что, черт возьми, как же тяжело просить о помощи, когда та нужна. Это обратная сторона взросления в десять лет.

Как рассказать Джуди обо всем этом, не раскрывая другую сторону? О том, что именно в ту ночь я потерял голову. Боролся с желанием упасть на колени и умолять позволить отплатить ей, о чем бы ни пожелала. И, возможно, я бы так и сделал, если бы отец не вернулся через пару дней и не разрушил мою жизнь.

Я окончательно и бесповоротно все испортил, не так ли? Пытался держать ее на расстоянии, а в итоге лишь обеспечил ненависть. Убил все шансы быть с ней, даже не осознавая, что на самом деле этого хочу. Теперь лучшее, что я могу сделать – это попытаться хоть как-то исправить ситуацию.

Джуди сидит, повернувшись на сидении, прижав лоб к стеклу. Мы молчим уже добрых двадцать минут, а я все еще пытаюсь переварить весь этот хаос.

– Ты попала в неприятности из-за того, что я позвонил Диане?

Ее недовольное выражение лица я вижу только в отражении стекла.

– Это серьезный вопрос? Клиент попросил босса убрать меня с проекта. С первого проекта, который доверили вести самостоятельно. И, кроме всего прочего, это сделал ты, а ты далеко не безымянная пешка в бизнесе. Конечно, я попала в неприятности.

Черт. Тошнота подкатывает к горлу. Я – настоящая, конченая сволочь.

– Ну, это… это не то, чего я хотел, – говорю я, и собственные слова звучат пусто и фальшиво.

Джуди поворачивается, и один взгляд застает меня врасплох, даже прежде, чем успеваю разглядеть выражение ее лица.

– А чего ты хотел?

Еще один вопрос, на который я не могу ответить. Я сжимаю руль до побеления костяшек. Я сказал Диане, что не могу с ней работать, и на самом деле имел в виду именно это. Наивно, но я не подумал, что ее босс решит, что проблема в Джуди, а не во мне.

Я – абсолютный. Чертов. Идиот.

Она все еще смотрит на меня, отказываясь вытаскивать меня из этой трясины.

– Я думал, что мы просто несовместимы в работе.

– Но почему? Я хорошо выполняю свою работу. У меня никогда не было проблем с клиентами!

– Послушай, это была моя ошибка. Я сделал то, что считал нужным в тот момент. Но ты все еще в проекте. В чем проблема?

Каждое слово звучит как жалкая отговорка, и я готовлюсь к ожидаемому взрыву негодования. Краем глаза вижу, как она расправляет плечи, открывает рот, но снова закрывает. Я бросаю на нее взгляд и вижу, что Джуди смотрит на руки, теперь уже нахмурившись.

– Ладно, – наконец говорит она, встречаясь со мной взглядом. – Как бы ни хотелось с тобой спорить, мы действительно несовместимы. У тебя есть претензии, и, честно говоря, я тоже не в восторге. Но нужно, чтобы проект был успешным, и я готова закрыть на это глаза. Просто дай делать свою работу, хорошо? Давай закончим этот проект и пойдем каждый своей дорогой.

Я не… Черт, не хочу этого. Мысль о том, что наши пути разойдутся, – как острая игла, вонзающаяся в сердце. Как будто я увидел мир в ярких красках, только чтобы в следующую секунду снова погрузиться в серую безысходность. Мне нравится, как она ставит меня на место, когда этого заслуживаю. Нравится, что не пытается угодить только потому, что кто-то решил, будто я нечто большее, чем среднестатистический шеф-повар. Эти колкие взгляды и едва заметная усмешка, когда она знает, что попала в цель.

Но я все равно чувствую на себе взгляд, Джуди ждет ответа. И что я могу сказать, кроме:

– Договорились.

После этого наступает тишина, тяжелая и болезненная, тянущаяся целую вечность. Наконец, я сворачиваю на площадку отдыха у обочины шоссе.

– Мне нужно размять ноги, – бормочу я, но она даже не смотрит на меня, когда паркуюсь и передаю ключи.

На улице свирепствует ветер, и я позволяю хлестать меня за грехи, пока брожу перед кафе. Телефон сообщает, что мы уже на полпути к саду. Я опускаюсь на скамейку, но тут же встаю, когда нога начинает нервно подергиваться.

Она – святая, раз согласна иметь со мной дело после всего, что натворил. Мне с трудом удается иметь дело с собой. В этот момент я готов к тому, что она просто возьмет ключи и уедет, оставив здесь.

И тут меня осеняет. Я даже, черт возьми, не извинился. Из груди вырывается стон, и я игнорирую испуганный взгляд пожилого мужчины, проходящего мимо. Когда я, черт побери, стал таким? Где свернул не туда?

Я не знаю, смогу ли жить с собой, если не найду способ все исправить.

* * *

Мы едем еще двадцать минут, и я решаюсь прервать гнетущую тишину.

– Я купил тебе кофе. Если хочешь, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно.

Я знаю, что она заметила оба стаканчика, когда вернулся в машину. Но они так и стоят нетронутыми, потому что мне никак не удается подобрать слова к неловкому жесту примирения. Когда Джуди не делает попытки взять кофе, я добавляю:

– Клянусь, я туда не плевал. И… – я тянусь к отсеку в двери и протягиваю коричневый бумажный пакет. – Не знаю, как ты пьешь кофе. Тут всего понемногу.

Она хмурится, глядя на пакет.

– Тебе лоботомию²⁰ сделали?

– Я сам себе ее сделал ржавым гвоздем, найденным в подворотне, – я пытаюсь улыбнуться, но улыбка кажется такой чужеродной на лице, привыкшем к недовольному выражению, что она тут же угасает. – Слушай, Джуди. Мне очень жаль. За все, что натворил.

Даже не отрывая взгляда от дороги, я чувствую, как она долго и пристально изучает меня. Так долго, что начинают гореть уши. Когда она наконец открывает один из стаканчиков и добавляет пакетик сахара, я выдыхаю с облегчением.

– Ладно, все в порядке. Это… – она проводит краем чашки по губам.

А потом, слегка приоткрыв губы, слизывает каплю кофе, стекающую по краю стаканчика, и, черт возьми, у нее идеальные губы. Полные и мягкие, верхняя губа чуть пухлее нижней…

– Смотри на дорогу!

Черт. Как только взгляд возвращается на дорогу, я понимаю, что чуть не выехал на встречную полосу. Я резко выворачиваю руль, и Джуди едва не вылетает из сидения.

– Ты пытаешься меня убить?! – восклицает она, отставляя кофе подальше, чтобы не облиться. – Мы же только что помирились!

– Извини! Извини! Я не хотел… прости.

– Да-да, – раздраженно говорит она. – Давай попробуем провести хотя бы минуту без извинений, ладно? – Джуди промакивает салфеткой ногу и бросает ее в пустой подстаканник. – А может, вообще перестанем говорить. Так будет безопаснее.

В этот момент Джуди нажимает на сенсорный экран, прежде чем успеваю ее остановить. На секунду ищет что-то по «Блютузу», и я слишком поздно вспоминаю, как громко играла музыка, когда ехал за ней этим утром. Из динамиков раздается «He's a maniac, maniac…»²¹

Она откашливается, и я тут же бросаюсь уменьшать звук.

– Ничего себе, даже машина так считает. Это гениально! – смеется она и хлопает по панели. – Хорошая машина.

– Ты просто истеричка, – отвечаю я с каменным лицом.

Но легкий смех развеивает все напряжение, сковавшее тело. Я не знаю, что сделал, чтобы заслужить этот смех, но хочу слышать его снова и снова.

Я нажимаю на другую кнопку, и музыка меняется. Заполняет пространство знакомая мелодия «Take on Me»²².

Джуди отмахивается от моей руки, защищая территорию.

– Это твой плейлист? Серьезно? Я всегда представляла тебя любителем дэт-метала²³. Или дэтграйнда²⁴, когда хорошее настроение.

– Шутка не удалась. У меня никогда не бывает хорошего настроения.

– Зато есть уникальный талант к самобичеванию, – ухмыляется она.

Она покачивает головой в такт музыке, потягивая кофе, а я, не отрываясь от дороги, беру стаканчик и морщусь от горького вкуса. Черный кофе – давняя привычка, еще с тех пор, как мама впервые разрешила его попробовать.

Проходит несколько мгновений, прежде чем замечаю, что она подпевает, совершенно меня игнорируя. Сначала тихо, почти беззвучно, а потом, когда наступает припев, голос становится громче и увереннее. Он слегка дрожит на высоких нотах, и я рад, что Джуди не видит, как улыбка, которую не могу сдержать, расплывается по лицу. Она смеется над собой, в этом смехе есть что-то легкое и беззаботное, и в сердце происходит что-то странное. Оно сжимается и трепещет, словно я окунулся в теплую волну.

– Голос ангела, – говорю я, выключая музыку. Наклоняю голову и изображаю взгляд, устремленный в небеса. – Кажется, облака расступились, призывая тебя домой.

– Не думала, что люди твоего типа способны видеть рай, – отвечает она, делая глоток кофе и бросая на меня быстрый взгляд. – Знаешь, я так привыкла ездить на метро, что совсем забыла, какое это удовольствие – петь в машине, – продолжает она, когда песня снова доходит до припева. Джуди меняет позу. – Тебе стоит попробовать. Я никогда не встречала человека, так глубоко погруженного в мрачные мысли.

Я кривлюсь.

– Серьезно хочешь, чтобы я пел? Ты, должно быть, шутишь…

– Давай, – подбадривает она. – Одна строчка, и мы забудем все разногласия. Я буду называть тебя мистером Джорданом и говорить, какой ты умный, как минимум шесть раз. Нет, семь.

– Это безумие…

– Я буду смеяться над всеми твоими плохими шутками. А их, между прочим, немало. Мне на полдня смеха хватит!

– Меня не интересуют сделки…

Джуди скидывает кроссовки и поджимает ноги под себя.

– Ладно, – говорит она с легкой усмешкой. – Спой хотя бы одну строчку, и я расскажу, какой ты невыносимый. Как каждый день молюсь, чтобы меня засосало в червоточину²⁵, а заодно и тебя, чтобы мы наконец-то избавились друг от друга раз и навсегда. Неважно, кто из нас исчезнет, главное, чтобы хоть кто-то покинул эту сцену. Ну же, не томи.

Она поднимает стаканчик с кофе к потолку и, не сдерживаясь, выдает припев во весь голос. И вот оно снова – безумное желание исполнить любое ее желание. Она могла бы попросить арендовать частный самолет, чтобы попробовать воду на Таити, а я, не моргнув глазом, присел бы в реверансе, как благородная дама. Хочешь, любимая? Будет сделано.

Я позволяю этому случиться, хотя где-то внутри уже знаю, что буду ненавидеть себя за это. Но если смогу вырвать из ее уст еще один смешок – оно того стоит. Джуди заканчивает серенаду на последней, протяжной ноте и, резко повернувшись, смотрит на меня с широко раскрытыми глазами и полуоткрытым ртом.

– Ты только что…?

Я закатываю глаза и снова отворачиваюсь к дороге, делая вид, что ничего не произошло.

И она смеется. Сначала сдержанно, а потом смех перерастает в глубокое, беззвучное, восторженное безмолвие. Она вся сотрясается, сгибаясь пополам и хватаясь за живот. Я надеюсь, что сила ее смеха сможет заглушить собственную улыбку, которая рвется наружу, но которую не решаюсь показать.

Черт, этот смех. Даже если бы горел в огне, он бы мягко остудил мою душу.

Джуди вытирает слезы смеха дрожащими пальцами.

– О боже, – говорит она, все еще задыхаясь. – Не могу поверить, что это произошло. Думаю, A-ha действительно могли бы принести мир на Ближний Восток.

– Сделай одолжение, – говорю я между глотками кофе, стараясь, чтобы голос звучал серьезно. – Когда червоточина появится, отправь ее и в мою сторону.

Глава 10

Джуди

Небо сгущается, тяжелые дождевые тучи угрожающе нависают над нами, когда наконец добираемся до места назначения.

Если бы я сказала, что питомник «Мэршал и Мэршал» – это небольшое семейное предприятие, никто бы не поверил. Мы съезжаем с главной дороги и долго едем по утопающей в зелени гравийной дорожке, и только когда я начинаю терять надежду увидеть хоть какие-то признаки цивилизации, деревья внезапно расступаются, открывая вид на бескрайние зеленые луга.

Слева на горизонте вырисовывается уютный домик с желтыми стенами и изумрудными ставнями, слегка обветренные, но оттого не менее привлекательные, широкие веранды опоясывают его с трех сторон. Он стоит в тени двух огромных теплиц, расположенных чуть поодаль, капли росы на стеклянных стенах ловят угрюмый свет пасмурного неба.

Как только я выхожу из машины, порыв ветра подхватывает платье, и я невольно хватаюсь за него, чтобы то не взлетело до небес. Хорошо, что догадалась надеть кроссовки. Темная ткань уже начинает покрываться пылью, пока мы идем к теплицам. Тео, несмотря на длинные ноги, кажется, плетется за мной, обутый в рваные конверсы с потертыми носками и старыми, явно видавшими виды шнурками.

– Мы встречаемся с Питером Мэршалом, владельцем «Мэршал и Мэршал», – говорю я Тео, который идет на полшага позади, несмотря на длинные ноги.

Мой голос немного повышается, чтобы перекрыть свист ветра. Внезапный порыв холодного воздуха заставляет вздрогнуть.

– Эй.

Неожиданно он легонько толкает меня в плечо и протягивает что-то клетчатое. Я останавливаюсь так резко, что он проходит мимо на несколько шагов, прежде чем тоже затормозить.

– Что это? – спрашиваю я, разглядывая загадочный предмет.

– Рубашка. Надень, если замерзнешь.

Теперь, заметив, что сам в одной футболке, а по рукам уже бегут мурашки, я начинаю понимать, в чем дело.

– Зачем ты мне ее даешь? – спрашиваю я, не веря в внезапный приступ благородства.

Тео пожимает плечами, изображая безразличие, и засовывает руки в карманы.

– Считай частью программы извинений. Ничего особенного.

Я никогда не была злопамятной. Но даже после извинений и неловкой беседы, которую он, кажется, с готовностью поддерживал на протяжении всей поездки, не могу заставить себя ему доверять – или хотя бы подарить искреннюю улыбку. Один раз обманул – ошибка, два раза – совпадение, три раза – система.

К тому же, раздражать его слишком весело, чтобы от этого отказываться.

Я держу рубашку за плечи и верчу в руках.

– Если я ее надену, кожа не начнет слезать от ужаса?

– Не устраивай спектакль, Холланд.

– О, для этого уже слишком поздно, – я накидываю рубашку на плечи, и она настолько огромна, что приходится трижды закатывать рукава, чтобы освободить руки. Запах легкий, древесно-мускусный – аромат, который я, кажется, раньше не замечала. Я расправляю руки в стороны и смотрю на него. – Ну как? Как я выгляжу?

На мгновение в глазах вспыхивает что-то, что, если бы я не знала его лучше, можно было бы принять за чувство собственничества. Но он тут же моргает и отводит взгляд.

– Выглядишь как ребенок. Она тебе чуть ли не до щиколоток.

Он разворачивается так резко, что даже не замечает, как я показываю язык.

– Кстати, я понятия не имею, какая из теплиц нужна, – говорю я, догоняя его. – Давай попробуем ту, что справа.

Тео распахивает дверь и жестом приглашает войти.

Мгновение спустя я оказываюсь в тропическом раю. Здесь жарко, влажно и душно. Я рада, что успела собрать волосы в пучок, прежде чем они превратились в непослушную гриву. Теплица заполнена до отказа – ряды рабочих столов, уставленных горшками с цветами, маленькими деревцами и зеленью. Десятки подвесных кашпо с папоротниками, филодендронами и плющом ниспадают с потолка, словно изумрудные водопады. Мы окружены буйством зелени самых невероятных оттенков.

Я веду Тео вглубь теплицы. Запах влажной земли и мокрых листьев напоминает весенний дождь, вызывает приятные воспоминания о детстве, проведенном с мамой в ее саду, и по рукам бегут мурашки. Этот аромат хочется запечатать в бутылочку и вдыхать каждый день.

– Осторожно! – кричит кто-то, хотя я не вижу никого вокруг, и мгновение спустя с потолка обрушивается облако тумана, орошая наш маленький оазис.

Туман мелкий, почти мгновенно испаряется, но успевает увлажнить волосы и оставить крошечные капельки на ресницах.

– Думаешь, это намек, чтобы мы ушли? – спрашиваю я, наблюдая, как волосы Тео блестят от влаги, а он смахивает со лба влажные пряди.

Туман так же внезапно прекращается, как и начался, а я замечаю мужчину, идущего к нам.

– Извините, ребята. Не ожидал вас так рано. Вы Джуди? Меня зовут Питер, – он протягивает руку.

У Питера жизнерадостное, загорелое лицо и длинные, до плеч, волосы с серебристыми прядями.

– Приятно познакомиться, – говорю я, аккуратно заправляя волосы за уши и пожимая протянутую руку. – Позвольте представить моего клиента, Тео Джордана.

Питер крепко жмет руку Тео.

– А! Так это вы подписываете чеки. Мне вы уже нравитесь. Пойдемте! – резко развернувшись, он направляется вдоль ряда растений. – Без проблем добрались?

Я открываю рот, чтобы ответить, но Тео меня опережает.

– Да, все было довольно просто. Здесь потрясающе. Это все ваше?

– Да, сэр! – гордо отвечает Питер. – Я основал это место вместе с отцом, когда было восемнадцать.

Мы проходим мимо рабочих столов, где аккуратно сложены мешки с землей, каждый из которых выше меня ростом.

– Это его дом? – спрашивает Тео, и я отмечаю, что в голосе звучит искренний интерес.

– Нет, он умер несколько лет назад, – отвечает Питер, и голос становится чуть тише.

– Мне очень жаль, – говорит Тео, и я молча киваю в знак согласия.

Питер машет рукой.

– Ничего страшного. Такова жизнь. Теперь там сживем мы с женой, так гораздо удобнее следить за хозяйством. Вот мы и пришли.

Мы доходим до конца ряда и обходим большой стол, усыпанный горшками с суккулентами²⁶ самых разных форм, размеров и оттенков зеленого.

– Это ваши «живые стены». Как видите, мы подготовили несколько вариантов, – говорит Питер, поднимая два панно размером три на три фута²⁷ и устанавливая их на столе.

На них закреплены суккуленты: бледно-зеленые, изумрудные и красновато-фиолетовые, переплетенные темным мхом.

Я провожу пальцем по одному из панно, ощущая упругие, словно резиновые, лепестки и мягкий, губчатый мох. Диана была права: фотографии не смогли бы передать всей красоты.

– Как это вообще работает? – спрашивает Тео, потянувшись к одному из растений.

Питер приподнимает одно из панно так, чтобы оно стояло вертикально на столе.

– Вот так. Если присмотреться, можно увидеть, что мы посадили их в маленькие горшочки, а проволока удерживает все на месте. Видите? Они растут медленно, так что такой вид может сохраняться несколько лет. У нас есть несколько партнеров в городе, которые могут обслуживать их.

– А мы можем изменить рамку? – уточняю я. – На темное, чтобы сливалось со стеной?

Питер кивает в ответ.

– Итак, что думаете? Есть предпочтения между этими двумя? – спрашивает Питер, обращаясь к Тео

– Выглядит неплохо, – говорит он, поворачиваясь ко мне с ожидающим взглядом.

Это так напоминает совместную работу над проектом «Ниволи», когда Тео спрашивал моего мнения, словно оно было единственным, на которое мог положиться. Какие бы ни были ко мне претензии, осознание того, что кто-то вроде него ценит мое мнение, наполняет душу теплом. Но в горле появляется комок, который словно предупреждает не раскачивать лодку, пока между нами наконец-то установилось что-то похожее на мир.

Я просто пожимаю плечами.

– Оба варианта великолепны.

Тео хмурится.

– Это то, о чем ты мечтала?

– Да, – подтверждаю я, избегая его взгляда. – Они прекрасны. А какой вариант нравится тебе?

– Холланд, – произносит он сдавленным, но настойчивым голосом.

– Что? – я начинаю теребить листок суккулента.

– Почему ты не высказываешься мнение? – спрашивает он, поднимая брови и бросая неловкий взгляд в сторону Питера. Тот, кажется, не знает, что думать, явно растерянный перепалкой и переживающий, чем все это закончится. – Эй.

Он произносит только одно слово, но в его голосе звучит такое раздражение, что я наконец чувствую себя обязанной встретиться взглядом.

– Если у тебя есть мнение, выскажи его. И не притворяйся «клиентом». Холланд, – настаивает он, когда я молчу. – Говори уже.

– Ладно, хорошо! – восклицаю я, и Питер невольно вздрагивает. – Здесь слишком много мха.

Тео наклоняет голову, скользя взглядом по панно.

Питер, кажется, совершенно потерял нить разговора. Он переводит взгляд с меня на Тео и обратно, удивленно моргая.

– Мха?

– Да, мха. Ты не видишь, как он портит всю композицию? Отвлекает внимание.

– То есть, убрать мох? Совсем? – уточняет Тео. – Разве главная идея не в том, чтобы имитировать природу? Вода встречается с землей и вся эта ерунда, о которой ты рассказывала?

Вот черт.

– Не за счет дизайна, – парирую я. – Никто не любит мох. Всем нравятся суккуленты.

– Всем правда нравятся?

– Они аккуратные и минималистичные. И освежают интерьер. Дай угадаю: ты единственное живое существо в доме. Или, погоди, живешь с кротами?

– Никаких кротов, только дрова. Это считается?

– Мертвые вещи не считаются. Как и ты, очевидно.

Он смеется, и я готова поклясться, что это попытка подавить смех. В глазах появляется блеск, они становятся ярче, а губы подрагивают, и это вызывает легкое раздражение. Он такой очаровательный, когда позволяет быть самим собой.

Я не могу оторвать взгляд от легких ямочек, которые появляются на щеках, когда он сжимает губы. Серьезно? Ямочки?

Нет. Только не это.

– Извините, – обращаюсь я к Питеру. – образцы действительно великолепны. Если бы вы могли заменить мох в первом варианте на еще немного эониума²⁸, было бы идеально.

Питер бросает вопросительный взгляд на Тео, который лишь пожимает плечами.

– Привередливая. Что поделать?

* * *

Он явно хотел поскорее от нас избавиться.

После того, как обсудили размеры, оплату и установку, Питер нас выпроваживает, но не раньше, чем рекомендует прогуляться по саду за теплицами. На улице оказывается вдвое холоднее, чем в тропической жаре теплицы, и я искренне благодарна за тепло рубашки Тео. Он направляется к машине, но я задерживаюсь у задней калитки, не в силах устоять перед притяжением сада, – воспоминания о детстве, проведенном по колено в земле, слишком сильны.

– Ноги не слушаются? – окликает Тео, остановившись в нескольких шагах позади.

Я качаю головой, указывая на тропинку, ведущую к цветущим кустам.

– Иди. Я быстро.

Но он все же догоняет меня, и на лице появляется непонимание. Мы молча идем по узкой дорожке к увитой плющом железной калитке, обрамленной высокими, аккуратно подстриженными живыми изгородями.

– Ты не обязан идти со мной, – говорю я. – Честно.

Он закатывает глаза и распахивает передо мной калитку. Ступив на гравийную дорожку, я вижу, как она плавно переходит в изящную мощеную плиткой тропинку, обрамленную идеально подстриженными изумрудными газонами. Здесь растут розы всех мыслимых оттенков: солнечно-желтые, небесно-голубые, нежно-лиловые. В самом конце сада возвышается могучая ива, длинные ветви склоняются над прудом, где тихонько журчит водопад. Каждый дюйм этого места пропитан жизнью, цветочный аромат настолько густой, что кажется, будто где-то в изгороди спрятаны ароматизаторы.

Я наклоняюсь, чтобы вдохнуть аромат гиацинта²⁹, легонько касаясь нежных лепестков указательным пальцем. Тео молчит, разглядывая все вокруг. Я уже собираюсь сказать, чтобы он не ждал меня, как вдруг над головой раздается оглушительный раскат грома.

Я замираю, поднимая взгляд к небу.

– Это не к добру, – говорю я достаточно громко, чтобы Тео услышал сквозь шум ветра, но голос тонет в новом громовом раскате.

– Пора идти, – говорит он, и в этот момент по руке скользит поток розовых лепестков, подхваченных порывом ветра. – Давай же.

Он подталкивает меня вперед, мягко касаясь спины, пока я пытаюсь устоять против ветра, возвращаясь к кованой калитке.

Снова гремит гром, молния рассекает небо, и вновь наступает тишина.

И наконец небо выполняет угрозу. Сначала одна капля, потом другая, а затем обрушивается настоящий ливень. Мгновение спустя мы уже мокрые до нитки.

Глава 11

Джуди

– О боже! – вырывается у меня, но шум дождя настолько оглушителен, что не слышу собственного голоса.

Мы мчимся по садовой дорожке, мимо калитки и теплиц. Тео успевает первым запрыгнуть в машину, и через мгновение мы сидим, ошеломленно уставившись друг на друга в молчании.

Он промок до нитки, белая футболка облепила широкие плечи, подчеркивая рельефные мышцы. С волос – вихря идеально сформированных, непослушных кудрей, – стекают капли дождя, собираясь крошечными капельками на ресницах. Я тяжело дышу после безумного забега, но, кажется, этот спринт Тео ничуть не задел. Он смотрит на меня с легким недоумением, и я вдруг осознаю, что платье прилипло к телу, а капли дождя стекают по шее.

Мой взгляд невольно задерживается на капле, медленно скатывающейся по изгибу его носа.

Что такого в дожде, что пробуждает желание сорвать с кого-то одежду?

Я вздрагиваю от холода и тут же начинаю сомневаться, что именно вызывает мурашки – промокшая одежда или его взгляд. Тео, однако, принимает дрожь за холод. Он отрывается от своих мыслей, заводит мотор и направляет поток теплого воздуха в мою сторону.

Я бормочу слова благодарности, которые тут же поглощает шум дождя, барабанящего по крыше машины, и подношу руки к обогревателю.

Внезапно раздается стук в окно. Это Питер – он стоит под зонтом, который почти гнется под напором ливня.

– Эй, ребята! – кричит он, наклоняясь к окну машины. – Вы собираетесь по 419-ой обратно в город?

Мы киваем, и он продолжает:

– Ее только что закрыли из-за наводнения. Об этом уже весь город гудит. Можете попробовать дорогу номер 6 на север. Но имейте в виду, там несколько миль грунтовки. Не уверен, как далеко вам удастся проехать, и сомневаюсь, что эвакуатор туда доберется.

Он поднимает руку в прощальном жесте и быстро возвращается к дому, оставив вас один на один с этой ужасной новостью.

Я опускаю стекло и тянусь к сумке.

Тео оказывается быстрее.

– В прогнозе дождь до полуночи, – говорит он, не отрываясь от экрана телефона. – Рискнем?

– Насколько ты хороший водитель?

Он пристегивает ремень безопасности.

– Сейчас узнаем.

Мы выезжаем на дорогу, почти скрытую под потоками воды. Дворники лихорадочно мечутся, но ливень такой сильный, что едва вижу деревья. Тео едет медленно, но я все равно вцепляюсь в подлокотник.

– Насколько сильно ты хочешь домой? – спрашивает он, не отрывая взгляда от дороги.

– Не настолько, чтобы оказаться в кювете.

Он осторожно тормозит, снова проверяет карту в телефоне. Дождь размочил мой пучок, и я стягиваю резинку, встряхивая головой. Капли разлетаются по салону и попадают на Тео.

– Ой, прости.

Он даже не поднимает глаз, вытирая лицо рукой.

– Не то чтобы я стал от этого мокрее. Итак, в городе есть отель, примерно в двенадцати милях³⁰ отсюда. Думаю, это лучший вариант.

– Сможем проехать?

Он включает передачу.

– Давай проверим.

* * *

Мы преодолеваем двенадцать миль за сорок пять минут, строго соблюдая скоростной режим и обгоняя лишь пару машин по пути. Синоптики не обманули – дождь не прекращается ни на секунду, пока мы паркуемся и спешим к главным дверям отеля, едва не поскользнувшись на вощеных плитках в вестибюле.

Отель представляет собой странное сочетание старого провинциального шарма и модернизации. Свежая краска и новая мебель в холле соседствуют с темной фанерой стойки регистрации и винтажной плиткой на полу. В углу стоит латунная скульптура быка, будто бы замершего в прыжке, а над головой сводчатый потолок украшен деревянными балками.

– «Одна работа и никакой забавы делают Джека скучным мальчиком»³¹, – бормочу себе под нос, разглядывая сводчатый потолок, украшенный деревянными балками.

В этот момент из комнаты за стойкой выходит мужчина в бордовом костюме, его внешний вид завершает картину ретро-хаоса.

– А вот и Джонни³², – произносит Тео с легкой усмешкой.

Наши взгляды встречаются, и в его глазах пляшут веселые искорки, когда замечает невольное удовольствие на моем лице. Мы обмениваемся цитатами из фильма, и это… странно.

Не просто странно. Это чертовски странно.

Мы оставляем за собой небольшие лужицы дождевой воды у стойки регистрации, наблюдая, как клерк³³ неторопливо стучит по клавиатуре.

– К сожалению, единственные свободные номера находятся на разных этажах: 302 и 426.

Неужели в этом отеле всего два свободных номера? Мне начинает казаться, что остальные комнаты заняты призраками из прошлого.