Текст книги "Приёмыш на заклание"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Э. Квин
Приёмыш на заклание

Глава первая
СНАЧАЛА – МЛАДЕНЕЦ

«Шевроле» серого цвета стоял футах в пятидесяти от входа в госпиталь. Автомобиль был не новый, но и не старый – обычная машина для семейных загородных прогулок по воскресеньям, с обычными вмятинами на крыльях.

Толстый мужчина, втиснувшийся за руль, был в темно-синем костюме с жирными пятнами на лацканах, в белой, уже влажной от утренней июньской жары сорочке и в синем мятом галстуке. Фетровая шляпа с потеками на ленте, купленная в магазине стандартных цен Мэси в прошлом году, лежала рядом с ним на сиденье.

Человек, о котором идет речь, выглядел как миллионы других жителей Нью-Йорка. При его профессии броская внешность была ему ни к чему. Незачем обращать на себя внимание праздношатающихся, всюду сующих свой нос, которые могли бы в один далеко не прекрасный день ткнуть на тебя пальцем в зале суда. К счастью, ему не нужно заботиться о том, чтобы произвести впечатление на своих клиентов. Люди, с которыми он имеет дело (посмеивался про себя толстяк), готовы подлизываться к нему, даже если бы он появился перед ними в бикини.

Толстяка звали Финнер. А. Бэрт Финнер. Девицы, работающие в ночных клубах, звали его запросто – Фин, считая, что его манера засовывать им в нейлоновые чулки шуршащие пятидолларовые бумажки дает им на это право. Он арендовал грязное помещение в конторском здании на 49-й улице.

Финнер поковырял в зубах спичкой, несколько раз втянул внутрь щеки, прочищая зубы.

Он приехал раньше назначенного времени, памятуя о том, что запоздалая пташка может найти гнездо пустым. Пять раз из десяти, жаловался Финнер, его клиенты в самую последнюю секунду меняют свое решение.

Финнер наблюдал за входом в госпиталь без всякого волнения. Его губы сложились колечком, немигающие глазки еще глубже ушли в орбиты, выражение лица, имеющего форму груши, сделалось сосредоточенным, и он принялся насвистывать. Финнер слушал свой свист с удовольствием. Такой уж это был человек. Он насвистывал свою излюбленную песенку «О сладкие тайны жизни». «Мои основная тема» – как часто говаривал он.

Из госпиталя вышла женщина. Толстяк поспешно вылез из машины и с улыбкой приветствовал ее на ступенях крыльца.

– Доброе утро, – сказал он. – Все в порядке?

– Да.

– Никаких осложнений?

– Нет.

– И крошка чувствует себя хорошо, надеюсь?

Финнер хотел было приподнять угол голубого одеяла, чтобы взглянуть на младенца, которого молодая женщина держала в руках, но она оттеснила его плечом.

– Не прикасайся к нему!

– Ну-ну, – примирительно буркнул толстяк. – Бьюсь об заклад, что он душка. Разве он может быть другим у такой красавицы!

Он сделал еще одну попытку взглянуть на ребенка, но так же безрезультатно.

– Ладно, поехали, – кротко сказал Финнер и, взяв из рук женщины прорезиненный мешок с пеленками и бутылочками, вперевалку направился к машине.

Женщина плелась за ним, прижимая к груди ребенка.

Толстяк открыл перед ней переднюю дверцу. Она оттолкнула его руку и села в машину. Он пожал плечами,

– Куда тебя отвезти?

– Все равно... Домой.

Машина тронулась с места.

В зеленой замшевой куртке и в фетровой, похожей на мужскую, шляпе, молодая мать была очень эффектна. Золотые волосы с зеленоватым отливом, большие карие глаза, крупный рот, ни на мгновение не остававшийся в покое. В это утро она не воспользовалась косметикой. Губы у нее были бледные и шероховатые.

Приподняв краешек простыни, она с тоской взглянула на маленькое морщинистое личико.

– Какие-нибудь отклонения или родимые пятна? – спросил толстяк.

– Что?

Он повторил вопрос.

– Нет. – Она баюкала ребенка.

– Ты сделала с бельем то, что я велел?

– Да.

– Никаких меток?

– Я же сказала! – Она яростно обернулась к нему. – Не можешь ли ты помолчать?! Он спит.

– Его из пушки не разбудишь. Все прошло легко?

– Легко?! – усмехнулась женщина.

Финнер изогнул шею, чтобы взглянуть на ребенка.

– Не беспокойся. Товар первый сорт, – отрезала она.

Нежным и трепещущим контральто она принялась баюкать ребенка, когда тот захныкал.

– Родненький мой, что случилось? Не плачь... Мама с тобой...

– Бензином воняет, – сказал толстяк.

Она бросила на него взгляд, полный ненависти. Затем подняла ребенка и пошлепала по задику. Он отрыгнул и тут же снова заснул.

А. Бэрт Финнер вел машину и вежливо молчал.

– Я не могу! Не хочу!.. – вскричала вдруг женщина.

– Конечно. Я понимаю, – тотчас отозвался Финнер. – У меня у самого трое. Но подумай о нем...

Она сжимала младенца в объятиях; на лице у нее было такое выражение, словно она попала в западню.

– В таких случаях нужно забыть о себе, – серьезным тоном продолжал толстяк. – Всякий раз, когда ты поймешь, что думаешь только о себе, остановись и вспомни о малыше. Ну, подумай, что ждет его, если ты сейчас заупрямишься?

– Что ж его ждет? – вызывающе спросила она.

– А то, что он будет расти в вечных разъездах, вот что! Ты будешь таскать его из одного города в другой. Ему придется дышать сигарным дымом и водочным перегаром, вместо того чтобы наполнять свои маленькие легкие чистым, свежим воздухом, – сказал толстяк. – Ты так хочешь вырастить своего сына?

– Я не допущу этого, – отозвалась женщина. – Никогда не допущу этого. Я найму ему хорошую няню...

– Вижу, что ты уже все обдумала, – одобрительно кивнул головой А. Бэрт Финнер. – А ведь у нас с тобой есть железная договоренность. Ладно, предположим, ты найдешь ему хорошую няню. Кто же станет ему матерью? Ты или няня? Ты будешь трудиться день и ночь, словно раба, чтобы иметь возможность платить ей жалованье, покупать молоко и все такое прочее, а он будет любить ее, а не тебя!

Женщина закрыла глаза.

– Итак, с этим вопросом все ясно. А кто окрестит его? Какой-нибудь дежурный по этажу в захудалом канзасском отеле? С кем он будет играть? С каким-нибудь саксофонистом, уволенным из оркестра за ненадобностью? Что он будет совать себе в рот? Пробочники и сигарные окурки? – И Финнер мягко добавил: – И шататься от столика к столику, называя всех «папой»?

– Ах ты ублюдок! – вскричала женщина.

– Именно это я и имел в виду, – кивнул толстяк.

– Я выйду замуж!

Они проезжали по улочке Вест-Сайда, мимо пустыря.

– Поздравляю, – сказал Финнер, остановив машину и подавая ее назад. – Знаком ли я с этим господином, который готов взять себе чужого ублюдка и назвать своим сыном?

– Выпусти меня, слышишь, ты, жирная свинья!

Толстяк улыбнулся.

– Пожалуйста.

Она вышла из машины, сверкая глазами. Он спокойно ждал.

Он понял, что одержал победу, увидев, как вяло опустились ее плечи. Женщина обернулась и осторожно положила сверток на сиденье рядом с толстяком и так же осторожно закрыла дверцу.

– Прощай, – прошептала она.

Финнер вытер потное лицо. Затем вынул из внутреннего кармана пухлый конверт и протянул ей.

– Вот твои деньги, – доброжелательно произнес он.

Она взглянула на него невидящими глазами. Затем выхватила у него конверт и швырнула ему в лицо. Ударившись о его лысую голову, конверт упал, деньги рассыпались по сиденью и полу машины.

Женщина побежала.

– Всего наилучшего! – крикнул ей вслед толстяк, затем подобрал банкноты и запихал в бумажник.

Оглядевшись, Финнер убедился, что улица пуста. Он склонился над ребенком, развернул одеяло и, обнаружив на распашонке фирменную марку магазина, оторвал ее и сунул в карман. Другую марку он увидел на крохотной нижней рубашке и также оторвал ее. Затем, оглядев спящего младенца, вновь завернул его в одеяло и положил рядом с собой.

После этого Финнер принялся рассматривать содержимое прорезиненного мешка. Удовлетворенный осмотром, он задернул замок-молнию.

– Что ж, крошка, тебя ждет долгая и скучная жизнь, – вздохнул он, обращаясь к свертку, лежащему на сиденье. – Тебе было бы куда веселее с ней.

Он посмотрел на часы и тронул машину с места.

Машина шла по Вестсайдскому шоссе, не превышая дозволенной скорости – тридцать миль в час. А. Бэрт Финнер принялся насвистывать, изредка бросая дружелюбный взор на сверток.

Вскоре он запел: «О сладкие тайны жизни, тайны любви, хочу познать вас... »

Семиместный «кадиллак» стоял в пустынном переулке неподалеку от Хатчинсонской набережной, между городками Пелхэм и Нью-Рошель. Это была старомодная, безупречно чистая машина с коннектикутским номерным знаком. Рядом с седовласым шофером сидела полная женщина с хорошеньким носиком. Ей было за сорок. Под пыльником на ней был белый нейлоновый халат.

Позади сидели супруги Хамфри.

– Элтон, он не опаздывает? – спросила Сара Стайлз Хамфри.

– Не беспокойся, Сара. Он обязательно приедет, – улыбнулся муж.

– Я нервничаю, как кошка!

Он похлопал ее по руке. Рука у Сары Хамфри была широкая, холеная. Она была крупной женщиной с крупным лицом, за которым она регулярно ухаживала и от которого так же регулярно приходила в отчаяние.

Ее муж, угловатый человек в чопорном черном костюме, гордился своими предками, прибывшими в Америку на «Мэйфлауэре». Со времен Кол Хилла и Плимутских плантаций драгоценный прах всех Хамфри покоился в земле Новой Англии. Семья его жены принадлежала к не менее аристократическому роду.

Элтон К. Хамфри убрал руку. На мизинце не хватало одной фаланги. Хамфри и родился с этим недостатком: без одной фаланги на мизинце правой руки. Обычно он скрывал этот недостаток, прижимая мизинец к ладони. Это привело к тому, что и безымянный палец у него согнулся. Когда он поднимал руку, подзывая кого-нибудь, жест получался почти папский. Это даже нравилось ему.

– Элтон, а вдруг она передумала! – произнесла жена.

– Чушь, Сара.

– Как жаль, что мы не можем иметь детей, – вздохнула она.

Он поджал губы. Иногда Сара была совсем как ребенок.

– Ты же знаешь почему, дорогая.

– Сказать по правде, не знаю.

– Или ты забыла, что мы с тобой далеко не идеального возраста?

– О, Элтон, ты мог бы это уладить. – Одно из очаровательных качеств Сары Хамфри заключалось в твердой убежденности в том, что ее муж может все.

– Так вернее, Сара.

– Да. – Сара Хамфри умолкла.

«Элтон прав. Он всегда бывал прав. Если бы только люди нашего круга могли бы жить, как обычные люди», – подумала она.

– Вот и он, – произнес седовласый шофер.

Супруги Хамфри мгновенно обернулись. «Шевроле» серого цвета остановился позади.

Няня с красивым носиком вышла из «кадиллака».

– Я возьму его сам, мисс Шервуд! – остановил ее Элтон К. Хамфри и торопливо вышел из машины.

Няня села обратно в машину.

– О боже! – только и произнесла госпожа Хамфри.

– Прошу получить, – сияя улыбкой, произнес Финнер.

Хамфри уставился на голубой сверток. Затем, не говоря ни слова, открыл дверцу «шевроле».

– Но... – начал Финнер.

– Что?

– Помните наше условие, мистер Хамфри? – улыбнулся толстяк. – Уплата при доставке.

Нетерпеливо кивнув, миллионер протянул ему пухлый конверт. Финнер вынул деньги и пересчитал.

– Он ваш, – кивнул Финнер на сверток, протягивая прорезиненный мешок. – В этом мешке вы найдете достаточное для начала количество бутылочек и пеленок.

Хамфри ждал, неловко держа сверток в руках.

– Что-нибудь не так, мистер Хамфри? Может быть, я что-то позабыл?

– Свидетельство о рождении и прочие бумаги, – хмуро ответил миллионер.

– Мои люди – не волшебники, – расплылся в улыбке толстяк. – Как только документы будут готовы, я перешлю их вам по почте. Можете не сомневаться: это будет настоящее произведение искусства!

– Отправьте их заказной бандеролью.

– Не беспокойтесь, – отозвался толстяк.

Хамфри не двигался с места, пока «шевроле» не скрылся за поворотом дороги. Затем он медленно направился к своему лимузину. Шофер распахнул перед ним дверцу.

– Дай мне его, Элтон! – протянула руки госпожа Хамфри.

Он передал ей ребенка. Дрожащей рукой она откинула простынку с лица младенца.

– Мисс Шервуд, – едва слышно прошептала она. – Взгляните!..

– Просто красавчик, госпожа Хамфри. – У няни был мягкий, приятный голос. – Позвольте мне...

Она взяла ребенка, положила на сиденье и развернула одеяло.

– Мисс Шервуд, он упадет!

Няня улыбнулась.

– Мистер Хамфри, передайте мне, пожалуйста, этот мешок.

– Почему он плачет?

– Если бы вы лежали в мокрых пеленках, были голодны и имели всего одну неделю от роду, миссис Хамфри, вы тоже известили бы об этом весь мир, – ответила няня. – Сейчас, моя крошка! Ты будешь чистеньким и сухоньким в одно мгновение!.. Генри, включите отопление и согрейте эту бутылочку. Мистер Хамфри, закройте-ка дверцу, пока я перепеленаю юного мистера Хамфри.

– Мистер Хамфри! – смеялась и плакала одновременно Сара Хамфри, а ее муж, казалось, не мог оторвать глаз от извивающегося маленького тельца. – Элтон, у нас сын, сын!..

– Ты действительно очень возбуждена, Сара. – Элтон Хамфри был явно рад этому обстоятельству.

– Няня, давайте не будем пользоваться вещами из мешка, хорошо?.. Мы уже купили тебе красивые новые вещи, малютка!

Миссис Хамфри дернула замок-молнию сафьянового чемодана. Он был полон присыпок, мазей, стерильных бинтов, ваты, медикаментов. Няня молча достала из чемодана баночку с детской мазью и коробку с присыпкой.

– В первую очередь мы попросим педиатра из Гринвича обследовать его... Элтон!

– Да, дорогая?

– А вдруг доктор найдет, что он не такой... не такой, как нам о нем говорили?

– Послушай, Сара, ты сама прочитаешь все его бумаги.

– Но, не зная, кто его родители...

– Неужели мы снова будем возвращаться к этому, моя дорогая? – терпеливо возразил муж. – Я и не желаю знать, кто его родители. К тому же это может быть чревато неприятностями. Нам известно, что ребенок англосаксонского происхождения, что у него нет никаких наследственных болезней, ни слабоумия, ни криминальных наклонностей. Имеет ли остальное хоть какое-нибудь значение?

– Думаю, что нет, Элтон. – Его жена мяла в руках перчатки. – Няня, почему он не перестает плакать?

– Потерпите немного, – произнесла мисс Шервуд под аккомпанемент детского крика. – Генри, бутылочка, наверное, согрелась.

Шофер протянул ей бутылку. Она отвернула алюминиевый колпачок, стряхнула немного молока себе на ладонь и затем осторожно вложила в ротик ребенка резиновую соску. Плач мгновенно оборвался. Малютка принялся яростно сосать.

Миссис Хамфри как завороженная смотрела на него.

Элтон К. Хамфри произнес почти весело:

– Генри, обратно на остров.

Старик повернулся в постели, и его обнаженные руки протянулись к падавшему откуда-то свету. То ли это был не такой свет, то ли он падал не оттуда? Или еще не рассвело?

Затем, услышав шум прибоя, старик вспомнил, где находится, и закрыл глаза. Это была приятная комната со старинной сборной мебелью; здесь царил соленый запах, ржавые креветки покачивались на обоях цвета морских водорослей. Бледно-голубые волнистые линии текли по стенам, мешая старику сосредоточиться.

Еще держалась ночная прохлада, но солнечные лучи, отражавшиеся от поверхности моря, уже ударяли в стены, словно волны. Через два часа здесь будет нечем дышать.

Ричард Квин открыл глаза и несколько мгновений разглядывал свои руки. «Как у трупа», – подумал он. Изношенные веревки мышц и кости в сморщенной оболочке вместо кожи. Но в них еще была жизнь, они все еще могли постоять за себя, все еще могли быть ему полезны. Он приблизил к глазам пальцы, разглядывая набрякшие суставы, морщинистую кожу, поры, похожие на пятнышки грязи, поросль седых волосков; потом снова закрыл глаза.

Было еще рано, почти так же рано, как в те дни, когда он вставал, чтобы идти на работу. Будильник начинал звонить, когда он уже был на ковре, проделывая свои ежедневные пятьдесят жимов на руках, зимой и летом, при зеленом весеннем свете или при сером рассвете осени. Бритье, горячий компресс и холодный душ при плотно закрытой двери в ванную, чтобы не разбудить сына. Завтрак, разогретый на плите. Телефонный звонок помощника, докладывающего о всех происшествиях за ночь. Машина у подъезда с сержантом-шофером. По дороге он слушал полицейское радио – так, на всякий случай. Может быть, прозвучит и непосредственное обращение к нему из радиофона с верхнего этажа большого, увенчанного золотым куполом здания на центральной улице. Вот и его кабинет... «Какие новости? » Распоряжения. Корреспонденция. Бумаги. Ежедневная сводка по телетайпу. Построение в десять часов. Доклады... Это было его жизнью.

«Трудно изменить привычкам, обретенным в течение всей жизни, – подумал он. – Просто невозможно. О чем думают старые клячи, пережевывающие солому своей отставки? О скачках, которые они выиграли! О скачках, которые они все еще могут выиграть, дай им только возможность принять в них участие?..

Молодёжь занимает их места... Так всегда, всегда. А многие ли из них могут пятьдесят раз подряд отжаться на руках? Даже из тех, кто вдвое моложе его? Но они там, ожидают похвал и благодарностей в случае удачи – и похорон за счет департамента, если получат пулю в сердце или удар ножом.

Да, они там, а я здесь... »

Бекки осторожно двигалась в соседней комнате. Ричард Квин знал, что это Бекки, а не Эйб, потому что Эйб был неуклюж, как теленок, чтобы бесшумно передвигаться в заставленной мебелью комнате. Старый Квин гостил в домике на взморье достаточно долго и хорошо изучил жизнь четы Перлов.

Да, это Бекки крадется по лестнице, чтобы не разбудить ни мужа, ни гостя. Вскоре запах кофе начнет просачиваться из кухни. Бекки Перл была маленькой доброй женщиной с пышной грудью и золотыми руками, всегда занятыми каким-нибудь делом.

На взморье из-за чего-то громко бранились чайки.

Инспектор Квин пытался вспомнить свою жену. Но она умерла больше тридцати лет назад. Это было все равно что пытаться восстановить в памяти лицо незнакомца, на мгновение мелькнувшего перед тобой в другом конце темного коридора.

Вот и аромат кофе... Так что он будет делать сегодня?

В нескольких милях от домика, где ворочался в постели Ричард Квин, находился остров, соединенный с материком бетонной дамбой. Въезд на остров преграждали ворота. Рядом стояла каменная сторожка, увитая плющом, возле которой была разбита окаймленная ракушками клумба. Объявление на шлагбауме гласило: «Остров Нэр. Частная собственность. Вход посторонним воспрещен».

Два сторожа, облаченные в полуморскую форму, дежурили посменно, по двенадцать часов каждый.

Островом Нэр владели шесть человек, которые делили двести акров его площади примерно поровну. В Таугусе, городке на побережье, к которому по административному делению примыкал этот островок, летнее пристанище шестерых богачей с усмешкой называли «островом миллионеров».

Шестеро богачей не общались друг с другом. Каждое поместье было отделено от соседнего высокой каменной стеной, утыканной поверху острыми раковинами и железными шипами. У каждого владельца имелась собственная бухточка, пристань для яхт и огороженный пляж для купания. Каждый пользовался дорогой, обслуживающей все шесть поместий, так, словно она принадлежала ему одному. Ежегодные собрания для обсуждения небольших проблем, возникающих перед этой общиной, проходили во враждебной обстановке. Шестеро владельцев острова были объединены не на принципах христианского братства, а скорее являлись исключением из него.

Остров был их крепостью, а все они принадлежали к избранным. Один был могущественный сенатор Соединенных Штатов, в свое время занявшийся политикой и презревший развлечения высшего света ради борьбы за американский образ жизни. Вторая – восьмидесятилетняя вдова железнодорожного магната. Третий – международный банкир. Четвертый – стареющий филантроп, который любил простых людей в массе, но не выносил их поодиночке... Соседом его являлся адмирал в отставке, женатый на единственной дочери владельца целого торгового флота. Шестым был Элтон К. Хамфри.

Инспектор Квин спустился вниз. Он был выбрит и одет в бежевые брюки, нейлоновую спортивную рубашку и коричнево-белые туфли. Через руку у него висела куртка.

– Что это вы так рано поднялись, Ричард?

Бекки Перл в свежем домашнем платье наливала мужу кофе. Эйб уже был облачен в свою форму.

– Боже, какой нарядный! Или вы повстречались на взморье с какой-нибудь дамочкой?

– Кому интересно знакомиться со мной? – рассмеялся старик.

– Это вы бросьте! Эйб и то уже беспокоится, оставляя меня каждый день дома в обществе такого привлекательного мужчины.

– И не думай, что это не так, – буркнул Эйб. – Как ты спал сегодня, Дик?

– Хорошо. – Квин сел напротив своего друга и взял из рук Бекки протянутую чашку кофе. – Ты сам поднялся сегодня раньше обычного, Эйб...

– Начинаются летние заботы. Ночью произошла потасовка – какие-то молокососы перепились на пляже. Не хочешь ли съездить со мной, Дик? Просто так, от нечего делать...

Квин грустно покачал головой.

– Бросьте, Дик, – упрекнула его Бекки. – Просто вы скучаете. Во время отпуска это обычное состояние.

– Отпуска бывают у работающих людей. Не у таких выброшенных за ненадобностью на свалку, как я, – улыбнулся старик.

– Хорошенький разговор!.. Как вам приготовить сегодня яйца?

– Я выпью только кофе, Бекки, спасибо.

Супруги переглянулись.

– Что слышно от сына, Дик? – спросил Эйб. – Ты, кажется, получил вчера письмо из Рима?

– У Эллери все отлично. Собирается еще поездить по Европе.

– Почему вы не поехали с ним? – спросила миссис Перл. – Разве он не предлагал вам?

– Он звал меня с собой, но я отказался. Он разъезжает по разным странам в поисках материала для своих книг, и я был бы ему обузой.

– Надеюсь, его не окрутила та пустышка? – хмыкнула Бекки Перл.

– Он хотел было отказаться от поездки, – тихо произнес Ричард Квин. – И поехал только потому, что вы и Эйб были так любезны, что пригласили меня на лето к себе.

– Стоит ли говорить об этом?

– Может быть, ты все-таки поедешь со мной, Дик? – поднялся с места Эйб Перл.

– Нет, я хочу совершить сегодня небольшой поход. Можно взять твою лодку?

– Бери, ради бога. Что ты спрашиваешь! – С этими словами Эйб Перл расцеловал жену и, ступая так, что посуда в буфете зазвенела, вышел.

Квин видел в окно, как его друг, нахлобучив фуражку с золотым гербом, вывел из гаража черно-белый двухместный автомобиль с мигалкой на крыше и, махнув на прощание рукой, уехал.

«При его способности и популярности, – думал старый Квин, – он может на всю жизнь сохранить свою должность начальника полиции в Таугусе. У Эйба есть голова на плечах. Он сумел сделать себе карьеру. Не многим моложе меня, а посмотрите на него».

– Опять вы сокрушаетесь о своей жизни, Ричард? – с укоризной проговорила Бекки Перл.

Он обернулся, покраснев.

– Ведь вы вовсе непохожи на таких людей, как, например, Джо Перл, – ласково продолжала она. – Брат Эйба не имеет никакого образования, и он закоренелый холостяк к тому же... Джо только и знал, что свою работу. Всю жизнь простоял за станком, а когда стал слишком стар и болен, чтобы продолжать работать, у него не оказалось ровным счетом ничего – ни семьи, ни сбережений, кроме нескольких долларов пенсии и чека, который ему ежемесячно посылает Эйб. Таких, как Джо, миллионы, Ричард. У вас – иное дело, вы здоровы, у вас преуспевающий сын, вы прожили интересную жизнь, у вас хорошая пенсия и никаких забот о завтрашнем дне. Кому же лучше: вам или Джо Перлу?

Квин усмехнулся. «Дадим-ка Эйбу повод к ревности! » Он поднялся с места и нежно поцеловал жену своего друга.

– Ричард! Вы – дьявол! – зарделась Бекки.

– Стар, да? А ну дайте-ка сюда яйца, да не пережарьте бекон!..

Однако, когда он покинул дом и направился к подержанному катеру, купленному Эйбом из вторых рук, его сердце наполняла горечь. Люди по-разному переносят свои невзгоды. Человеку мало хорошо прожитого прошлого и обеспеченного будущего. Бекки упустила из виду самое главное. Человек нуждается в настоящем. Ему необходима деятельность.

Мотор профукал до самой бухты и заглох как раз, когда катер подходил к пристани. Ричард Квин причалил, закрепил трос на кнехте и хмуро огляделся вокруг. Пристань была пуста, и на пляже не было никого, кроме миловидной полнеющей женщины в нейлоновом халатике медицинской сестры, которая читала журнал, сидя на песке рядом с покрытой кисеей детской коляской.

Старик помахал рукой, чтобы привлечь ее внимание. Женщина растерянно взглянула в его сторону.

– Нельзя ли купить здесь немного бензина? – крикнул он.

Женщина энергично затрясла головой, предостерегающе показывая в сторону коляски. Квин выбрался на пристань и направился к ней, шагая по песку. Песок был отличный, чистый, словно свежевыстиранная скатерть, и у старика возникло чувство неловкости, что он портит его, оставляя на нем свои следы.

– Извините, – сказал он, снимая шляпу. – Я разбудил ребенка?

Нянька осторожно склонилась над коляской и тут же выпрямилась с улыбкой.

– Нет, нет. Он спит как сурок.

Ричард Квин подумал, что никогда прежде не видел более приятной улыбки. Женщина была довольно крупная, пышущая здоровьем: красивый носик шелушился от загара. «Ей около пятидесяти», – решил он. У него был богатый опыт в определении возраста; на вид же ей нельзя было дать больше сорока.

Она отошла с ним в сторону от коляски.

– Не хватило горючего?

– Да, забыл проверить бак. Это не мой катер, – извиняющимся тоном произнес он, – да и сам я не ахти какой мореплаватель. Едва добрался до вашей пристани – и тут увидел вас...

– Вы – нарушитель границы, – сказала она с усмешкой. – Это частное владение.

– Знаю, остров Нэр, – кивнул он. – Но я в отчаянии. Вы не разрешите мне купить немного соку для этой адской машины?

– Вам следует спросить об этом хозяина, мистера Хамфри, но уверена, что это ни к чему не приведет. Он даже может вызвать полицию из Таугуса.

– А он дома?

Старик усмехнулся при мысли о том, как будет мчаться сюда Эйб Перл для того, чтобы взять его под стражу.

– Нет. – Она рассмеялась, словно разгадав его мысли. – Они отправились катером в Ларчмонт – посмотреть на гонки яхт.

– Значит, если я сам помогу себе, никто не узнает?

– Кроме меня.

– Позвольте мне взять несколько галлонов. Я пришлю мистеру Хамфри чек.

– Вы поставите меня в неловкое положение.

– Я даже не упомяну вашего имени, – торжественно произнес он. – Кстати, как вас зовут?

– Шервуд. Джесси Шервуд.

– А меня – Ричард Квин, миссис Шервуд.

– Мисс Шервуд, – поправила она.

– О, – протянул он. – Рад познакомиться с вами.

– Я – тоже, – отвечала она.

Они улыбнулись друг другу. Ласково грело солнце. Голубое небо, солнечные блики на воде, ветерок, пахнущий солью.

– У меня нет никаких дел, мисс Шервуд, – сказал он. – Почему бы нам не посидеть и не поболтать вдвоем?

Улыбка исчезла с ее лица.

– Если мистеру и миссис Хамфри станет известно, что я встречаюсь с посторонними людьми в то время, как нянчу ребенка, меня мигом уволят и будут совершенно правы. А я очень привязана к маленькому Майклу. Боюсь, что не смогу принять ваше предложение, мистер Квин.

«Какая милая женщина», – подумал он.

– Виноват, – произнес Квин, – простите, но я подумал... Я – старинный приятель начальника таугусской полиции Перла. Я живу в их доме на взморье.

– Я, конечно, уверена, что мистер Хамфри не будет возражать, – сказала она. – Но он так беспокоится за ребенка!

– Это их первенец?

– Да.

– Что ж, тогда понятно. Родители никогда не могут быть излишне осторожны в отношении своих детей, особенно, если они богаты.

– Хамфри – мультимиллионеры.

– Начальник полиции говорил мне, что на острове Нэр живут богачи. Помню одно дело о похищении, которое расследовал несколько лет назад...

– Разве вы – полицейский офицер, мистер Квин?

– Был, – сказал он. – В Нью-Йорке. Но меня уволили в отставку.

– В отставку? Вас? В вашем возрасте?

– А сколько, вы думаете, мне лет? – воззрился он на нее.

– Лет пятьдесят пять?

– Ну, это вы говорите просто так.

– Я никогда ничего не говорю «просто так».

– Что ж, процитирую вам параграф 434-а тире 21, пункт «с» Административного кодекса города Нью-Йорка, – мрачно сказал он. – Там говорится буквально следующее: «Ни один из сотрудников полицейских сил, за исключением полицейских хирургов... » и так далее... «достигший возраста 63 лет, не может продолжать службу в полиции и должен быть уволен в отставку с зачислением на пенсию». – Он выложил все это одним духом и затем добавил: – Видите, я выучил это наизусть.

– Шестьдесят три... – Скептическое выражение появилось на ее лице.

– Исполнилось в последний день моего рождения.

– Никогда бы не поверила, – покачала она головой.

Послышался пронзительный плач.

Няня кинулась к коляске, и он последовал за ней. Он не мог не заметить, как округлы ее бедра, молоды плечи, красивы ноги.

Оказалось, что ребенок просто заплакал во сне.

– Скоро он проснется и будет просить есть, – нежно проговорила няня, поправляя полог. – Вы гостите здесь вместе с женой?

– Я – вдовец почти столько лет, сколько вам от роду, мисс Шервуд.

– Вы – душка! В январе мне исполнится пятьдесят. Вот уже двадцать пять лет, как я имею диплом медсестры.

– О, вы, должно быть, очень опытная медсестра! А разве ребенок болен?

– Боже мой, нет! Это здоровущий маленький поросенок!..

Именно таким он и был. У него были пухлые ручки и ножки, крепкая грудка и розовые щечки. Он спал, закрыв ручками голову, в смешной позе самозащиты и беспомощности; его шелковистые бровки были сдвинуты, словно он хмурился. Ричард Квин подумал: он выглядит, как... как... Но не смог найти нужного слова. Для выражения некоторых чувств не существует слов. Он был удивлен, что эти чувства все еще владеют им.

– Миссис Хамфри... Она так беспокоится за ребенка, что не хочет доверить его обыкновенной няне, – продолжала Джесси Шервуд. – А я почти все эти годы была педиатрической сестрой в родильном отделении. Обычно я не соглашаюсь на такую работу, как эта – совершенно здоровый ребенок! Я могла бы ухаживать за кем-нибудь, кто действительно нуждается в моей помощи. Но в последние годы я переутомилась и решила отдохнуть. А мистер Хамфри так щедр...

Она внезапно замолчала. Почему она говорит все это совершенно постороннему, незнакомому человеку?

– И вы никогда не были замужем? – как бы между прочим спросил Квин.

Выражение ее лица изменилось.

– Была помолвлена. Во время войны.

Глаза ее сузились, но на этот раз не от улыбки.

– Он был врач. Его убили в Нормандии.

Старик кивнул. Он стоял рядом с ней над коляской, глядя сквозь полог на спящего ребенка.

«О чем ты думаешь? – сказал он себе. – Энергичная, привлекательная женщина... А ты? Высушенный старый глупец».

Он принялся застегивать куртку.

– Не могу выразить, как мне было приятно собеседовать с вами, мисс Шервуд.

– Уже уходите?

– Да, мне пора, Бекки... – я хочу сказать: миссис Перл – будет нервничать, если я опоздаю к ленчу. Она пытается нарастить немного мяса на моих костях.

– Не понимаю, зачем? – удивилась Джесси Шервуд. – Мне кажется, вы прекрасно сложены...

– Для человека моего возраста? – Он улыбнулся. – Надеюсь, мы еще встретимся.