Текст книги "Дверь в мансарду"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Пятьдесят четыре килограмма, – ответила Эва и игриво добавила: – Без одежды.

– Ну-ну. И вы много двигаетесь? Занимаетесь каким-нибудь спортом?

– Больше меня скачут только лошади.

– У вас бывает головокружение по утрам? Или боли в суставах?

– Слава богу, нет.

– Замечаете какие-нибудь провалы в памяти? Невозможность сосредоточиться?

– Ни в коей мере, – застенчиво призналась Эва и тут же вновь рассердилась на себя. Надо же, так оробеть! Да что это на нее нашло? Она сжала губы.

– Так, очевидно, никаких осложнений с обменом веществ у вас нет. Вы хорошо спите?

Эва негромко взвизгнула, вытащив ноги из водоема. Золотая рыбка вцепилась в ее изогнутый палец, вполне естественно приняв его за крючок. Девушка немного отдышалась, но потом опять опустила ноги в воду.

– Сплю как убитая, – уверенно сообщила она.

– А сны часто видите? – задал новый вопрос доктор Скотт, сделав вид, что он ничего не заметил.

– Да, довольно часто, – призналась Эва. – Только не спрашивайте, что мне снится, я вам все равно не скажу.

– Вы уже сказали, – сухо прокомментировал доктор Скотт. – Что же, посмотрим и проанализируем собственный диагноз пациента. Он часто помогает при лечении нервных срывов. Никаких физических заболеваний у вас в настоящее время нет. А как вы считаете, что с вами происходит?

Эва с решительным видом приподняла ноги, потом, сделав шаг, выбралась из водоема и неприязненно посмотрела на молодого человека:

– Прошу вас, не надо ничего усложнять. Вы меня неправильно поняли. Я репетировала роль… в пьесе. На будущей неделе мне предстоит выступить в благотворительном спектакле для детей.

– «Как бы я хотела умереть», – неторопливо, оценивая каждое слово, повторил доктор Скотт. – Не мрачновато ли для ребятишек?

Их взгляды встретились, и Эва отвернулась к водоему. Ее залихорадило, и плавающие мелкие рыбешки замелькали у нее перед глазами.

– И еще эта болтовня о спящих золотых рыбках, – врастяжку произнес высокий молодой человек. – Не надо меня обманывать. У вас есть какие-нибудь приятельницы, с которыми можно поговорить?

– Целая сотня, – жестко отрезала Эва.

– Ну например? Наверное, я знаком кое с кем из них.

– Что же, например, Карен, – отозвалась Эва, в отчаянии пытаясь припомнить кого-нибудь другого.

– Ерунда. Это не женщина. Это облако. И к тому же она вроде вдвое старше вас.

– А я вообще последнее время недолюбливаю женщин.

– А как насчет мужчин?

– Я ненавижу мужчин!

Доктор Скотт присвистнул, словно на него упал мощный луч света. Он разлегся на траве у края водоема.

– Нервничаете? – поинтересовался он, поглядев на усеянное звездами небо.

– Иногда.

– И у вас зудят ноги, как будто вы хотите кого-нибудь пнуть?

– Но почему?..

– И детишки из пансиона действуют вам на нервы?

– Я не говорила…

– Вам снятся сны, которых вы потом стыдитесь? Да, так оно и есть. Я это знаю.

– Я не говорила…

– Мечтаете о кинозвездах? О Говарде, Кларке Гейбле?

– Доктор Скотт!

– И конечно, – добавил доктор Скотт, кивнув на луну, – с недавних пор вы стали чаще смотреться в зеркало.

Эву до того поразили его слова, что она не удержалась и вскрикнула:

– Да как вы!.. – но вовремя осеклась, прикусила губу, и ей вдруг стало ужасно стыдно, точно ее раздели донага. Как может какая-нибудь женщина выйти замуж за врача, с болью и досадой задала она себе вопрос. Наверное, это ужасно – жить с живым стетоскопом, видящим тебя насквозь. А ведь он сказал правду. Чистейшую правду. Именно из-за этой полной правды Эва так смутилась и возненавидела его. Она никогда не предполагала, что способна кого-то столь сильно возненавидеть. Само собой, мало удовольствия, когда тебя осматривает старый врач и вытягивает из тебя сокровенные тайны, но уж если молодой… Она слышала, что ему лишь немногим за тридцать. Любопытно, может он хоть кого-то уважать?

– Откуда мне все это известно? – как будто в полусне переспросил доктор Скотт, не вставая с травы. Она ощутила, как его взгляд обжег ее голые плечи, во всяком случае, под лопаткой у нее, кажется, что-то со звоном хрустнуло. – Что ж. Это обычная биология. От которой и рождаются дети.

– Вы… просто… чудовище! – воскликнула Эва.

– Я дитя природы, как и вы. И мы оба ее достойные экземпляры. Весна, двадцать лет, она ненавидит мужчин и заявляет… Ну а прочие сказки рассказывайте вашей тетушке!

Эва украдкой посмотрела на свое отражение в воде. С нею творилось что-то неладное. Ее грудь начала быстро вздыматься, точно где-то между ребер загорелся огонь.

– Разумеется, вы еще ни разу не влюблялись, – пробормотал доктор Скотт.

Эва вскочила, оставшись босиком.

– Хватит, я ухожу!

– Ага, я попал в самую точку. Садитесь.

Она села. Какое оно странное, ни на что не похожее, это жжение в груди. Эва знала, что у нее сейчас жалкий вид, а доктор Скотт, естественно, не намерен ее щадить. Однако жар охватил уже всю грудь, ей стало трудно дышать.

– Знаете, что вам нужно? То, чего вы больше всего хотите. Вот вам рецепт доктора Скотта для молоденьких девушек. Любовь – или как вы, женщины, это называете? – вам пойдет на пользу…

– Прощайте, – чуть ли не расплакалась Эва. Но никуда не ушла.

– Ваше несчастье в том, что вас едва не придушило ближайшее окружение, – заявил доктор Скотт, и она догадалась, что он поглядел ей в затылок. – Рядом с вами живут блестящие умы, просто гении, они прославлены, и вас это принизило. Накупите себе нарядов тысчонки на две, выходите поскорее замуж, и вы забудете о всех болезнях.

Нависло гнетущее молчание. Отнюдь не то молчание, которое возникает в кабинете врача после осмотра пациента. Но ведь врачи редко принимают молоденьких пациенток лунной ночью в японском саду, у водоема.

Но еще более странным было внезапное ощущение Эвы, что больше она никакая не пациентка. Она как будто обрела уверенность в себе, в нее с каждой секундой вливались новые силы, а вот доктора Скотта его сеанс терапии изрядно опустошил. И все случилось с быстротой молнии. Перестали стрекотать японские цикады, а в следующее мгновение мир перевернулся вверх дном. Скопившаяся за месяцы горечь исчезла, словно по мановению волшебной палочки, но горящее пятно теперь жгло ее тело с головы до пят.

Непонятным было и то, что молодой человек молчал, а ей очень хотелось вновь услышать его голос. Однако одновременно Эва сознавала магическую силу его слов.

Никогда прежде Эва не испытывала столь опасного чувства. Инстинктивно она понимала, что настал решающий момент и эта опасность доставит ей огромное удовольствие.

До нее донеслось его дыхание – тяжелое, прерывистое и вроде бы никак не свойственное врачу. Эва обрадовалась и сразу почувствовала себя счастливой, поняв, что отныне у нее есть власть – власть женщины над мужчиной, которой она еще никогда и ни над кем не обладала.

Эва почувствовала, что доктор Скотт у нее в руках. Она знала это, пусть он все еще лежал на траве, а она стояла, распрямив спину, и он не мог до нее дотронуться. Просто знала, что стоит ей только повернуться, и тут же случится нечто прекрасное и невозможное.

Но теперь, когда этот момент настал, она ощутила непреодолимое желание оттянуть время и подержать его на крючке. Эва начала, нарочито медленно и по-прежнему стоя к нему спиной, надевать чулки. Он не сдвинулся с места. Затем столь же неторопливо обулась. Вокруг летали светлячки, ярко вспыхивая на фоне ночного неба. Голоса гостей раздавались как будто на иной планете. Плеск рыбок в воде подчеркивал все – молчание, напряженность, захватывающее предвкушение любовной борьбы.

Доктор!

Эва лениво приподнялась и лишь тогда обернулась, посмотрела на него, сознавая, как привлекательно она выглядит.

Хрупкая фигура девушки изогнулась в талии, и ее очертания рельефнее выступили под тонкой тканью. Она подошла и встала над ним, распростершимся на траве. Он увидел ее – высокую, стройную, прохладную, чуть насмешливую и трепещущую. А Эва почувствовала себя женщиной-рыцарем, победившей дракона, и с трудом удержалась от хохота, стремления поставить ногу на его грудь.

Но мгновенно ощутила, что он сочтет ее за сумасшедшую. Раньше в ней никогда не было подобного избытка сил и полной бесшабашности.

– Что же, значит, вы доктор, – проговорила она, снова бросив на него взгляд сверху вниз.

Он смотрел на нее широко открытыми глазами с любопытством и долей злобы. И вот он, долгожданный момент, – она предвкушала, как его руки крепко обхватят ее и сожмут в объятиях. Сад зазвенел от звуков, наполнился жизнью, и тьма окончательно рассеялась в ее душе, точно с нее упала тяжелая завеса. Эва могла даже просмаковать вкус его гнева и насладиться своей ловкой атакой на воздвигнутые им защитные барьеры. Она видела, как сжалось его крупное тело, готовое вскочить с травы.

– Эва! – донесся до нее громкий крик отца.

Она похолодела. Доктор Скотт вскочил и принялся решительными, небрежными жестами стряхивать с одежды травинки.

– А, вот ты где, – пробурчал доктор Макклур, шагнув к мостику. Но тут заметил молодого человека и остановился.

Эва оказалась между ними, растерянно сжимая носовой платок. Охвативший ее было холод исчез, и к ней вернулось счастье, жгущее грудь. Она могла бы засмеяться, стоя рядом с двоими мужчинами, глядевшими друг на друга, – старший придирчиво смотрел на младшего проницательными светло-голубыми глазами, а тот, в свою очередь, почти не скрывал досады.

– Это доктор Ричард Барр Скотт, папа, – представила Эва отцу своего нового знакомого.

– Ха, – хмыкнул доктор Макклур.

– Здравствуйте, – пробормотал доктор Скотт и сунул руки в карманы.

Эва поняла, что он страшно рассержен, и была этим довольна.

– Я о вас слышал, – проворчал доктор Макклур.

– Очень мило с вашей стороны, – нахмурился доктор Скотт.

Они изучали один другого, как потенциальные противники, и у Эвы от счастья чуть не закружилась голова.

Глава 3

Итак, жизнь началась для Карен Лейт в сорок лет, для доктора Макклура – в пятьдесят три, а для Эвы Макклур – в двадцать, в романтической обстановке японского сада Карен Лейт, майским вечером.

Эва росла, распускалась, как бутон, и за один этот вечер превратилась в уверенную в себе молодую женщину. Все ее проблемы отлетели прочь, словно пожухшие осенние листья.

Ею овладел охотничий азарт. Очертя голову она бросилась играть в извечную игру, словно заядлый профессионал. В этой игре охотница спокойно стояла, а добыча приближалась и беспомощно сдавалась ей, покоряясь судьбе. Доктор Макклур был не единственным врачом, которого смутило развитие событий. Доктор Скотт тоже заметно осунулся.

Их помолвка состоялась в июне.

– Папа, мне нужно выяснить у тебя одну вещь. Лишь одну, – обратилась Эва к доктору Макклуру вскоре после помолвки. Вечер был душный, и они сидели в шезлонгах в саду Карен. – Она касается меня и Ричарда.

– А в чем дело? – осведомился доктор Макклур. Эва посмотрела на свои руки.

– Я все думаю, надо ли мне ему говорить, ну, ты знаешь, что ты и я…

Доктор Макклур смерил ее тяжелым взглядом. За последние дни он устал сильнее обычного и ощутимо постарел. Потом откликнулся:

– Да, Эва?

Она взволнованно пояснила:

– Ну, что на самом деле ты не мой отец. Наверное, не стоит от него это скрывать? По…

Доктор Макклур ничего не ответил. Однако сидящая сзади Карен пробормотала:

– Не глупи, Эва. Какой от этого прок? – В цветастом платье и с гладко зачесанными волосами она выглядела старше, и ее совет прозвучал довольно веско.

– Я не знаю, Карен. Но мне кажется, не годится…

– Эва, – произнес доктор Макклур непривычным для него ласковым голосом. Так он разговаривал только с двумя этими женщинами. Он взял девушку за руки и прижал их к своей груди. – Ты же знаешь, дорогая, что я не мог бы любить тебя больше, будь я твоим родным отцом.

– О, папа. Я ведь имела в виду совсем другое…

– Забудь об этом, – резко заявила Карен. – И ничего ему не говори, Эва.

Девушка вздохнула. Упомянутые события случились в ее раннем детстве, в незапамятные, «доисторические» для нее времена. Спустя годы доктор Макклур счел нужным рассказать, что удочерил ее, и смутная тоска, родившаяся в душе Эвы при этом известии, не прошла до сих пор.

– Если вы не желаете, то я ничего не скажу, – с сомнением в голосе отозвалась она. Ей по-прежнему казалось, что замалчивать тайну неверно, однако Эва обрадовалась совету держать язык за зубами. Она боялась любой мелочи, любых невзначай брошенных слов, способных стать угрозой ее новому счастью.

Доктор Макклур разлегся в шезлонге, закрыл глаза.

– Да, пожалуй, лучше не говорить, – согласился он.

– Вы уже назначили день свадьбы? – торопливо поинтересовалась Карен, посмотрев на доктора.

– Мы еще точно не решили, – ответила Эва, отогнав мрачные мысли. – Наверное, вы считаете меня страшной идиоткой, но мне хотелось бы, чтобы поскорее поженились вы. Иногда у меня возникают непонятные предчувствия, будто…

– Ты странная девочка, – пробормотала Карен. – Тебе кажется, будто этого никогда не произойдет?

– Ну да, – призналась Эва и слегка вздрогнула. – Вряд ли я смогу выдержать это после… Я же больше всего на свете мечтаю выйти замуж за Дика.

– А кстати, где он? – суховато спросил доктор Макклур.

– О, где-то в больнице. Там у него тяжелый случай.

– Удаляет гланды? – усмехнулся доктор.

– Ну зачем ты так, папа? – возмутилась Эва.

– Ладно, милая, – внезапно проговорил он и открыл глаза. – Это я так, не обращай внимания. Но я хочу подготовить тебя к жизни жены доктора. Я хочу…

– А мне это безразлично, – с вызовом перебила его Эва. – Меня интересует сам Дик, а не его работа. Я привыкну к ней, когда начну жить вместе с ним.

– Ну конечно, привыкнешь, – улыбнулся доктор Макклур, но его улыбка быстро поблекла, и он снова закрыл глаза.

– Порой я думаю, – с отчаянием произнесла Эва, – что мы никогда не поженимся. Вот что я имела в виду, сказав о предчувствии. И это меня пугает.

– Ради бога, Эва, перестань! – воскликнула Карен. – Ты ведешь себя как глупая девочка! И если ты стремишься выйти за него замуж, то выходи поскорее и кончай эти разговоры!

Эва промолчала, но потом заметила:

– Извини, Карен, если мои мысли кажутся тебе глупыми, – и встала.

– Садись, дорогая, – попытался успокоить ее доктор Макклур. – Карен вовсе не собиралась тебя обижать.

– Да, прости меня, – прошептала Карен. – Это все нервы, Эва.

Девушка села.

– Очевидно, в последние дни я сама не своя. Ричард отчего-то полагает, что нам следует немного подождать. И он прав! К чему торопить события? Ведь человек не может изменить свою жизнь за один вечер!

– Да, Эва, – поддержал ее доктор Макклур. – Ты умная девочка, если сумела так рано это понять.

– Дик очень… ну, не знаю, как бы это лучше сказать… уютный. И мне с ним хорошо. – Эва радостно засмеялась. – В Париже мы посетим все забавные местечки, вволю повеселимся и будем дурачиться, как любые молодожены в медовый месяц.

– Ты уверена в себе, не правда ли, Эва? – спросила ее Карен, положив темноволосую голову на плечо доктора Макклура.

Эва томно изогнулась.

– Уверена? Да, конечно, почему бы мне не быть уверенной?.. Это же настоящее блаженство! Я целыми днями мечтаю о нем. Он такой большой и сильный. И в то же время такой ребенок…

Карен улыбнулась в темноте и повернула голову, чтобы поглядеть на доктора Макклура. А он выпрямился, вздохнул и закрыл лицо руками. Карен больше не улыбнулась, ее глаза затуманились, и в них можно было уловить тревогу и какое-то иное чувство, омрачавшее в последние дни ее миловидное, безвозрастное лицо.

– Но я тоже хороша, – спохватилась Эва. – Все о себе да о себе, а вы тем временем… Знаете, вы оба просто ужасно выглядите. Ты себя хорошо чувствуешь, Карен?

– Я чувствую себя как обычно. Но вот Джону необходимо основательно отдохнуть. Может быть, тебе удастся его уговорить…

– Папа, ты заработался, у тебя тяжелое переутомление, – нахмурилась Эва. – Почему бы тебе сейчас не закрыть свою темницу и не попутешествовать? Видит бог, я не врач, но океанский круиз был бы тебе очень и очень полезен.

– Да, скорее всего, – неожиданно согласился доктор. Он встал и принялся расхаживать по траве.

– И ты должна поехать вместе с ним, Карен, – решительно заявила Эва.

Но Карен покачала головой и чуть заметно улыбнулась:

– Я никогда не смогу покинуть этот дом, дорогая. Я пустила в нем слишком глубокие корни. А вот Джон непременно поедет.

– Ну как ты, папа?

Доктор Макклур остановился.

– Понимаешь, дорогая, уж лучше ты поезжай со своим молодым человеком и не беспокойся обо мне. Ты же счастлива, не так ли?

– Да, – подтвердила Эва.

Доктор Макклур поцеловал ее, а Карен посмотрела на них, продолжая рассеянно улыбаться, как будто все время думала о чем-то своем.

В конце июня доктор Макклур наконец уступил давлению женщин и Ричарда – прервал работу ради поездки на отдых в Европу. Он сильно похудел, костюм висел на нем как на вешалке.

– Будьте благоразумны, доктор, – довольно жестко начал убеждать его жених Эвы. – Так больше продолжаться не может. Скоро вы просто-напросто свалитесь с ног. А вы, знаете ли, не железный.

– Да, я это уже обнаружил, – откликнулся доктор Макклур и суховато усмехнулся. – Ладно, Дик. Ваша правда. Я поеду.

Ричард и Эва проводили его. Карен, прикованная к дому незримыми цепями, не поехала с ними, и доктор Макклур простился с нею в японском саду на Вашингтон-сквер.

– Позаботьтесь о Эве, – обратился он к Ричарду, когда на корабле прозвонил гонг.

– Не беспокойтесь о нас. Лучше займитесь своим здоровьем и хорошенько отдохните, сэр.

– Папа! Ты нам обещаешь?

– Хорошо, хорошо, – проворчал доктор Макклур. – Господи, вы так говорите, словно мне уже стукнуло восемьдесят. До свидания, Эва.

Эва крепко обняла его, и он стиснул ее в объятиях почти с прежней силой. Затем пожал руку Ричарду и поспешил на борт.

Он стоял у перил и махал им, пока корабль, разворачиваясь, отплывал по реке. Эва внезапно почувствовала странную пустоту. Она впервые в жизни надолго рассталась с доктором Макклуром: раньше он уезжал от нее лишь на несколько дней и на несколько миль. Его отъезд в Европу почему-то насторожил девушку. В такси она даже немного поплакала у Ричарда на плече.

* * *

Июль и август пролетели быстро. Новости о докторе Макклуре доходили до Эвы от случая к случаю, хотя она писала ему каждый день. Но доктор не любил писать письма, и те немногие, что она получила, были похожи на него самого – короткие, с точными подробностями и совершенно безличностные. Он писал ей из Рима, Вены, Берлина, Парижа.

– Знаешь, он посетил всех ведущих мировых онкологов, – с возмущением поведала Эва Ричарду. – Ничего себе отдых! Кто-то из нас должен был его сопровождать!

– Возможно, ему нравится так проводить время, – усмехнулся доктор Скотт. – Главное, что он переменил обстановку. А его здоровью ничего не угрожает. Я осмотрел его перед отъездом. Так что оставь его в покое.

Все эти дни были заполнены для Эвы бесконечными, но приятными хлопотами. Удушливая жара не уменьшила ее энергии. Словно юная богиня, девушка бегала по магазинам, приобретала приданое, навещала приглашавших ее на чай знакомых и ездила с Ричардом на уик-энды на побережье. Она непринужденно царила среди приятельниц, немного ошарашенных внезапностью и окончательностью ее победы. Но на Вашингтон-сквер у Карен Эва почти не появлялась и порой стыдилась своего невнимания к ней.

А вот доктора Скотта не покидали сомнения, и он нередко бывал довольно мрачен.

– В этом месяце у меня сократилась практика. И я догадываюсь отчего.

– Но ведь сейчас лето. Разве так не всегда случалось в эти месяцы?

– Да, да, но…

У Эвы зародилось страшное подозрение.

– Ричард Скотт, только не говори, будто это из-за нас с тобой!

– Честно признаться, по-моему, так оно и есть.

– Ты… ты настоящий жиголо! Дамский угодник! – воскликнула Эва. – Все эти особы были от тебя без ума! И как только состоялась наша помолвка, они перестали к тебе приходить. У, я-то этих кошек знаю! И ты сам такой же. Мне жаль, что…

Она расплакалась. Это была их первая ссора, и Эва восприняла ее очень тяжело. А доктор Скотт выглядел так, словно увяз в какой-то липкой грязи.

– Дорогая, прости меня. Я вовсе не имел в виду… Да я от тебя с ума схожу. Ты меня сокрушила. Но я все равно тебя люблю, и если эти истерички больше ко мне не явятся, то черт с ними!

– О, Дик! – продолжала она всхлипывать в его объятиях. – Я твоя раба! Я сделаю для тебя все на свете!

После этого Эва вновь почувствовала себя очень счастливой. Он нежно поцеловал ее, а потом повел в ближайшую аптеку и угостил шоколадным мороженым с содовой водой, которые она любила.

* * *

В начале сентября доктор Макклур написал из Стокгольма, что возвращается домой. Эва побежала с этим письмом в приемную своего жениха.

– Хмм… – критически хмыкнул Ричард, поглядев на несколько аккуратно написанных строк. – А он не слишком красноречив. О себе информации не больше, чем от египетской мумии.

– Как по-твоему, путешествие пошло ему на пользу? – с тревогой поинтересовалась Эва, будто доктор Скотт мог видеть за четыре тысячи миль.

– Должно пойти, дорогая. Только не волнуйся. Если он нездоров, мы его подлечим сразу по приезде. Сейчас он, наверное, уже плывет где-нибудь в Атлантике.

– Любопытно, знает ли об этом Карен? – возбужденно проговорила Эва. – По-моему, знает. Очевидно, папа ей написал.

– Я тоже так думаю. В конце концов, она его будущая жена.

– Хорошо, что ты мне напомнил, Ричард Скотт. – Эва выхватила цветок из букета на его столе. – Уж если речь зашла о будущих женах.

– Да? – рассеянно отозвался он.

– Дик, не валяй дурака! – покраснела Эва. – Неужели ты не понимаешь… Я хочу…

– О, – только и произнес он.

Эва посмотрела ему в лицо:

– Дик, ну когда мы поженимся?

– Послушай, ангел мой, – начал он, потом рассмеялся и привлек ее к себе, пытаясь обнять.

– Нет, Дик, – негромко возразила Эва. – Я серьезно.

Они долго смотрели друг на друга. Наконец доктор Скотт вздохнул и слегка откинулся на спинку своего вращающегося стула.

– Ладно, – раздраженно произнес он. – Похоже, от меня остались лишь рожки да ножки. Я уже дошел до точки, и ты мне повсюду мерещишься. Я готов съесть тебя за завтраком, а стоит мне приложить стетоскоп к чьей-то груди, и я сразу вижу тебя.

– Дик!

– Я никогда не думал, что скажу какой-нибудь женщине: «Я не могу без тебя жить», но так случилось. И я говорю это тебе, Эва. Черт бы тебя побрал! Я женюсь на тебе в ту же минуту, когда старый Джон вернется домой!

– О, Дик! – прошептала Эва, и у нее перехватило дыхание. Она обошла стол и без сил села ему на колени, словно после тяжелой борьбы. Потом поцеловала кончик его точеного носа, похлопала Ричарда по руке и соскользнула с колен. – Решено! И хватит об этом! А сейчас я поеду на Вашингтон-сквер и навещу Карен.

– Отдохни еще немного и побудь со мной, – пробурчал он. – Ты можешь повидаться с Карен и завтра, и послезавтра…

– Нет. Я о ней совсем забыла, и, кроме того…

– Обо мне ты тоже совсем забыла, – продолжал ворчать Ричард. Он нажал кнопку звонка, и в приемной появилась медсестра. – На сегодня прием окончен, мисс Харриган.

– Нет!

– Ты хочешь, чтобы я, как последний дурак, гонялся за тобой по всему кабинету?

– О, Дики, дорогой, прошу тебя, не надо. – Эва с озабоченным видом попудрила нос. – Я должна побывать у Карен.

– С чего бы это такая любовь к Карен?

– Отпусти меня! Мне нужно рассказать ей, дурачок. Я должна хоть с кем-то поделиться своей радостью.

– Ну ладно, тогда я, наверное, вздремну, – недовольно проговорил он. – Я же тебя знаю. Когда ты так вздергиваешь подбородок, тебя никто не переспорит! А я всю ночь не спал, держал за руку мисс Мартин и убеждал ее, что рожать ничуть не больно. Все равно как удалить зуб.

– Ах ты бедняжка! – Эва снова поцеловала его и на всякий случай поинтересовалась: – А она хорошенькая? Ну ладно, желаю тебе как следует отоспаться.

– А мы увидимся вечером? Как-никак нам нужно отпраздновать.

– Дик! Не надо! Дик… Да, мы отпразднуем, – наконец согласилась Эва и поспешно удалилась.

* * *

Она шла по освещенной солнцем Парк-авеню и сама как будто светилась от счастья. Увидев сияющую девушку, швейцар улыбнулся ей, а шофер такси бросил зубочистку и, не мешкая, открыл ей дверцу.

Эва назвала адрес Карен и устроилась на сиденье, закрыв глаза. Итак, наконец-то это случилось. Теперь до свадьбы рукой подать. И не до какой-нибудь обычной свадьбы, а с Ричардом. Конечно, сплетен, целой массы сплетен никак не миновать – о том, как она на него бросилась и попросту окрутила его. Ну и пусть говорят. Все это от зависти. И чем больше ей будут завидовать, с удовольствием заключила Эва, тем счастливее она станет. Разумеется, подобная мысль не делала ей чести, но Эве хотелось, чтобы все женщины мира ей завидовали. Она даже оцепенела на какое-то мгновение. Миссис Ричард Барр Скотт. Звучит отлично.

Такси остановилось перед домом Карен. Эва вышла, расплатилась с шофером и помедлила, с удовольствием оглядев Вашингтон-сквер. В четыре часа дня все вокруг блестело, купаясь в солнечных лучах, – геометрические лужайки с постриженной травой, брызги фонтана, няни с колясками. Наблюдая за этими колясками, Эва невольно покраснела. С недавних пор она думала о детях чаще, чем требовали приличия. Затем ей пришло в голову, что если после свадьбы они с Ричардом не смогут жить в Вестчестере или на Лонг-Айленд, то лучше всего им будет поселиться в доме вроде особняка Карен. Это был самый изящный дом в Нью-Йорке. С несколькими спальнями, а его занавеси…

Она позвонила.

Они с доктором Макклуром жили в обыкновенной, весьма заурядной квартире на Шестидесятой улице. Эва, конечно, ворчала, но тщательно ухаживала за нею, обустраивала, стараясь сделать как можно более уютной, однако квартира по-прежнему оставалась весьма заурядной. Доктор Макклур наотрез отказался переезжать куда-нибудь подальше от своего Онкологического института, да и особняк стал бы для них ненужной роскошью, поскольку Эва никогда не бывала дома, а доктор, разумеется, проводил дни и ночи в своей лаборатории. В глубине души Эва очень радовалась, что Карен и доктор Макклур вскоре поженятся. Она чувствовала себя немного виноватой, размышляя о предстоящем отъезде. Ведь тогда он остается один в этой ужасной квартире. Но наверное, они смогут…

Ей открыла дверь незнакомая служанка.

Эва удивилась. Но вошла в вестибюль и спросила:

– А мисс Лейт дома? – Глупый вопрос, но обычно гости его и задают.

– Да, мисс. А кто ее спрашивает? – Служанка была угрюмой молодой девушкой и, судя по всему, совсем неопытной.

– Эва Макклур. О, пожалуйста, не докладывайте обо мне. Я здесь своя, – пояснила Эва. – А что случилось с Элси?

– Ее, должно быть, уволили, – сразу оживившись, ответила служанка.

– Значит, вы тут новенькая?

– Да, мэм. – У нее были пустые, глупые глаза. – Я здесь три недели.

– Боже мой! – смущенно воскликнула Эва. – Неужели я так давно к ней не заходила? А где сейчас мисс Лейт? В саду?

– Нет, мэм. Наверху.

– Тогда я пойду к ней. – Эва быстро поднялась по широкой лестнице, оставив удивленную служанку в вестибюле.

Нижний этаж дома и комнаты для прислуги были обставлены в современном, западном стиле, и об этом в свое время позаботился декоратор, однако наверху безраздельно господствовали Карен и восточное убранство.

Все спальни заполняли японская мебель и безделушки, перевезенные Карен из отцовского дома в Токио. Жаль, что так мало людей видело эти спальни Карен, размышляла Эва, оказавшись на втором этаже, ведь они такие своеобразные и в них входишь как в музей.

Ей почудилось, что у двери в гостиную Карен мелькнула фигура в кимоно, и она поспешила вслед за ней.

Да, Эва не обозналась, это была Кинумэ, верная старая служанка Карен. Теперь она ясно видела крохотную фигурку чужестранки, которая только что прошла через гостиную и закрыла за собой дверь в спальню хозяйки. Эва также успела заметить, что Кинумэ держала в руке лист японской писчей бумаги и конверт с изысканным рисунком розовато-кремовых хризантем.

Девушка собиралась постучать в дверь Карен, но в эту секунду на пороге появилась Кинумэ, уже без бумаги и конверта, и бормотала что-то на своем свистящем языке.

Затем Эва услышала голос Карен, окликнувшей свою служанку:

– Ои! Дамаре! – Похоже, она была недовольна.

– Люди уходят, насаи окаасан, – торопливо просвистела в ответ Кинумэ, захлопнула дверь спальни и повернулась. При виде Эвы старая японка выразила изумление единственным знакомым девушке способом – слегка расширив глаза. – Ло, Эва. Ты давно не приходить видеть мисси.

– Хэлло, Кинумэ, – поздоровалась Эва. – Да, меня долго не было, и мне ужасно стыдно. Как ты поживаешь, Кинумэ, и как дела у Карен?

– Я хоросо, – отозвалась Кинумэ, не отходя ни на шаг от двери. – Мисси нехоросо.

– Неужели Карен?.. – испугалась Эва.

Но Кинумэ плотно сжала сморщенные губы.

– Нельзя сейчас видеть мисси, – заявила она любезным, свистящим голосом. – Мисси писит. Она скоро консит.

Эва засмеялась:

– Да что ты! Я вовсе не собираюсь ей мешать и отрывать от работы. Такую знаменитую писательницу! Я подожду.

– Я пойду скасу мисси, сто ты здесь. – Кинумэ вновь повернулась к двери.

– Не беспокойся. Я никуда не спешу. Посижу пока здесь и почитаю книжку или займусь чем-нибудь еще.

Кинумэ поклонилась, спрятала крохотные руки в рукава кимоно и удалилась, закрыв за собой дверь в гостиную.

Эва осталась одна. Она сняла шляпу, жакет и приблизилась к старому зеркалу, чтобы привести себя в порядок. Поправила прическу и принялась размышлять, найдется ли у нее завтра время сделать перманент. К тому же ее волосы следовало хорошенько помыть. Девушка открыла сумочку, достала губную помаду и начала гадать, привезет ли ей доктор Макклур такую же помаду, как у Сюзи Хотчкисс. Мистер Хотчкисс привез дочери из Парижа замечательный набор косметики. Эва три раза провела мизинцем по губам, выровняв слой помады, а затем наложила поверх него новый, более яркий. При поцелуе Дик немного стер линию губ и не дал ей возможности подкрасить их перед уходом из его приемной. В рекламном тексте говорилось, что эта помада не размазывается, но стоит ли верить рекламе? Эва мысленно пометила, что дома ей нужно будет взять другую помаду – персиково-кораллового оттенка.

Потом она подошла к окну и выглянула в сад, освещенный пятнами послеполуденного солнца.

Окна были забраны железными решетками.

Бедная Карен! Она загородила этими железными прутьями все окна особняка на Вашингтон-сквер сразу после его покупки! Нелепый поступок для взрослой женщины. Но Нью-Йорк всегда казался ей страшным городом. Зачем же тогда она уехала из Японии?

Эва села на одну из причудливых маленьких кушеток Карен. Комната была очень тихой, располагавшей к размышлениям и мечтам. В саду щебетали птицы. Гостиная и спальня Карен находились в задней части дома, окнами в сад, и детские крики в парке доносились откуда-то издалека. Как хорошо здесь думалось о Ричарде, об их предстоящей свадьбе… На мгновение Эве захотелось, чтобы Ричард – дорогой Дик – очутился рядом с нею, в ее объятиях. Бедняжка Дик, он так расстроился, когда она убежала, точно ребенок, у которого отняли конфетку…