Текст книги "Дверь в мансарду"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Часть пятая

Глава 22

– Вероятно, это преждевременно, – начал Эллери, – но, если ты так настаиваешь на незамедлительном раскрытии, я готов пойти тебе навстречу. Если рассуждать логически, у этого случая есть только одно верное решение. Но поскольку ты явно торопишься, я могу сократить рассказ о вещественных доказательствах и ограничиться доказательствами сугубо интеллектуального толка.

– Если вам известны правильный ответ и разгадка этой головоломки, – мрачно заявил Терри Ринг, – я откажусь от своей лицензии частного сыщика и снова стану играть в бейсбол. Эва, садитесь сюда, со мной рядом. Я от этой птички скоро рехнусь.

Инспектор посмотрел на сержанта Вели и подал ему знак. Потом тоже сел, а сержант Вели сделал шаг вперед, прислонился к дверному косяку и приготовился слушать.

– Не буду отрицать, – продолжил Эллери, закурив очередную сигарету, – что я исчерпал запах самых фантастических теорий. Но это чертовски любопытный случай. С множеством мелких, словно зернышки, фактиков – интересных, загадочных и на первый взгляд несовместимых друг с другом.

Все сидели затаив дыхание и слушали его.

– Итак, в комнате Карен Лейт есть два выхода – дверь наверх, в мансарду, и дверь в гостиную. Пролезть через зарешеченные окна невозможно, а никаких потайных дверей в этой спальне нет. Однако выяснилось, что после совершенного преступления дверь наверх, в мансарду, оказалась запертой на задвижку со стороны спальни и никто не смог бы выйти этим путем. А другая дверь ведет в гостиную, где во время убийства находилась мисс Макклур. Она упорно утверждает, что через гостиную мимо нее никто не проходил. Я бы сказал, что ситуация просто немыслимая. И тем не менее Карен Лейт была жива, когда мисс Макклур сидела в гостиной, и умерла, когда мисс Макклур вбежала в ее спальню. – Эллери скорчил гримасу. – Здесь можно было бы предложить на ваше усмотрение несколько смутных и противоречивых версий. Вот первая из них: дверь наверх, в мансарду, вовсе не была заперта, и Терри Ринг только делал вид, будто все обстояло именно так. Я рассердил его вчера этой версией. Но она и вправду бессмысленна. И, кроме того, Кинумэ дала показания, что деревянный паз искривился и задвижку заело. А вот вторая: несмотря на все ваши заверения, Эва, кто-то прошел через гостиную, когда вы там сидели.

– Но этого не может быть! – воскликнула Эва. – Я же говорила вам, что никто не проходил. И я знаю, что тогда не спала.

– Но допустим, – пробормотал Эллери, – что вас загипнотизировали? – Он сделал паузу, наслаждаясь всеобщим оцепенением. А потом рассмеялся и пояснил: – Не осуждайте меня за мысль о гипнозе. Ведь должно быть хоть какое-то разумное объяснение, Эва, если вы действительно невиновны. Гипноз помог бы разгадать эту загадку. Единственный недостаток подобной версии в том, что она слишком натянута, совершенно недоказуема и… увы, неверна.

Доктор Макклур откинулся в кресле и с облегчением вздохнул:

– Я рад, что ваше объяснение не таково.

Эллери покосился на кончик своей сигареты.

– Я продолжал считать, что Эва не убивала свою тетку, и внезапно у меня появилась вполне здравая, разумная, хотя и провокационная теория, способная все объяснить. И если согласиться с нею, не нужно будет больше фантазировать. Она настолько проста, что диву даешься, как это до нее никто не додумался.

Рассмотрим факты. Эва Макклур – единственный человек, который мог бы убить Карен Лейт, поскольку у нее имелась чисто физическая возможность. Да и факты, казалось бы, это подтверждают. Но предположим, только предположим, что Эва Макклур не убивала Карен Лейт. Да, верно, по-прежнему верно, что такая возможность у нее была. Но правильно ли утверждение, что если Эва невиновна, то и преступление не могло бы произойти? Нет, неправильно. Есть еще один человек, который вполне мог зарезать Карен Лейт.

Все поглядели на него. Потом Терри Ринг с нескрываемым разочарованием проворчал:

– Да вы совсем рехнулись.

– Ни в коей мере, – возразил Эллери. – Разве Карен Лейт не могла сама себя зарезать?

* * *

На Западной Восемьдесят седьмой улице нетерпеливо сигналил автомобильный клаксон. Однако в гостиной Квина время словно остановилось от полнейшего недоумения собравшихся. Наконец инспектор, с густо покрасневшим, возмущенным лицом, поднялся на ноги и запротестовал:

– Но тогда это не убийство, а самоубийство!

– Совершенно верно, – подтвердил Эллери.

– А оружие? – воскликнул старик. – Что случилось с этой пропавшей половинкой ножниц с отломанным кончиком? Если оружие исчезло из комнаты, то это уж никак не самоубийство!

– Почему мы всегда отрицаем истины, до которых не додумались сами? Ты говоришь, что из комнаты исчезло оружие, а значит, это было убийство, а не самоубийство. А я заявляю, что факты неоспоримо свидетельствуют о самоубийстве. И вы эти факты, к сожалению, проглядели. О пропавшем оружии мы еще успеем поговорить, и я предвкушаю, что вас взволнует мое разъяснение.

Инспектор вновь устроился в кресле и принялся дергать свои усы. Немного погодя он спокойно осведомился:

– Какие факты?

– Вот так-то лучше, – улыбнулся Эллери. – Какие факты?

Давайте разберемся. Какие факты подсказывают ответ о самоубийстве? Я бы назвал целых пять – три мелких и два крупных, а на эти, последние, в свою очередь, наслаиваются совсем мелкие, свисая с них, как плоды с дерева.

Терри Ринг, не отрывая глаз от Эвы, обнял ее за плечи и покачал головой, как будто не веря своим ушам. Доктор Макклур немного подался вперед и внимательно слушал.

– Мелкие факты сами по себе недостаточно красноречивы, но именно недостаточно. Они обретают силу благодаря крупным и более существенным обстоятельствам. Позвольте мне начать с этих слабых звеньев.

Первое. Каков был последний, известный нам поступок Карен Лейт, совершенный ею по собственной воле, перед смертью? Она принялась писать письмо Морелу. А кто такой Морел? Ее адвокат и литературный агент. Каково содержание ее письма? Она просит Морела получить ее гонорары от иностранных издательств. «Я хочу, чтобы Вы составили полный список всех причитающихся мне выплат и добились их незамедлительного получения». Это требование окончательного расчета. Она как будто говорит: «Морел, пришло время привести в порядок все мои дела». Ведь ни для кого не секрет, что деньги от зарубежных издательств поступают крайне неаккуратно, их переводят когда вздумается и ожидание порой затягивается на месяцы. Почему же она так настаивает на незамедлительных выплатах? – задал вопрос Эллери и тут же ответил: – Ясно, что она собиралась подвести окончательный итог тогда, в понедельник, в своей спальне, за несколько минут до смерти! Разве не так поступают многие самоубийцы перед тем, как расстаться с жизнью? И разве отсюда не следует простой и логичный вывод? Но это лишь мелкая подробность, и она, как я уже говорил, обретает силу в связи с другими фактами. – Он вздохнул. – Следующий параграф в ее письме Морелу остался незаконченным. И теперь, когда она мертва, мы не можем точно оценить, какой смысл она вкладывала в предложение, оборвавшееся на полуслове. Но очевидно, речь там должна была идти о ее сестре Эстер. Вероятно, она собиралась раскрыть тайну Эстер и рассказать о мансарде. Как вы помните, Карен умерла, полагая, что ее сестра жива. То есть она хотела, чтобы Морел позаботился об Эстер. Но затем Карен скомкала недописанное письмо. Похоже, она изменила мнение, как будто происходящее вдруг стало ей безразлично – и деньги, и судьба сестры, и ее тайна, да и вообще все на свете. И это вполне согласуется с версией о самоубийстве. – Он раскрошил в пепельнице сигарету. – Третий факт сам по себе тоже незначителен и тоже делается важен в соединении с основными фактами.

Эллери подошел к маленькой Кинумэ, забившейся в угол и смущенной этим разговором.

– Кинумэ, вы помните ножницы в форме птицы? Ну, предмет, которым режут? – Он мимически изобразил ножницы.

– Ои, мисси Эстер привезла их из Японии. И они всегда были сломаны. В коробке.

– И всегда хранились наверху, в мансарде, не так ли?

Кинумэ кивнула:

– В последний раз я видела их, когда убирала мансарду.

– А, значит, ты ее все же убирала, – пробормотал инспектор.

– И когда это было?

– В воскресенье.

– За день до смерти Карен, – с удовольствием произнес Эллери. – И это тоже подходит! Японские ножницы принадлежали Эстер и всегда находились в мансарде, а не в спальне Карен, этажом ниже. Однако после преступления мы нашли их именно в спальне. Кто мог принести их из мансарды? Не Эстер, ведь Кинумэ видела их в воскресенье, а Эстер умерла в Филадельфии в субботу вечером. По всей вероятности, сама Карен поднялась наверх за этими ножницами. Но даже если их взяла не она, а Кинумэ, по просьбе своей хозяйки, – разница тут невелика, – то зачем? Разумеется, не для того, чтобы снабдить убийцу удобным оружием. И разумеется, не как ножницы, – они давно были сломаны и не использовались по прямому назначению. Я считаю, что Карен понадобился столь необычный предмет для сведения счетов с жизнью. Она вспомнила о половинке ножниц незадолго до гибели, и это доказывает, что ее решение покончить с собой окончательно созрело.

– Но почему она выбрала такое странное орудие? – осведомился инспектор.

– У нее были особые основания, – откликнулся Эллери. – И о них я еще скажу.

Однако позвольте мне сначала рассмотреть четвертый факт. Или первое существенное доказательство самоубийства. Кинумэ несколько минут назад сообщила мне по телефону, что, когда она вышла из спальни, за считанные минуты до смерти Карен, лу-чуанская сойка – птица, люто возненавидевшая меня, – висела на жердочке в клетке, около кровати хозяйки.

– Это правда? – неторопливо задал вопрос старик.

– Правда. Прежде нам как-то не приходило в голову спросить Кинумэ о столь специфической подробности, а она не привыкла добровольно разглашать какие либо сведения. Кинумэ давно приучилась держать язык за зубами. Но подробность слишком характерна: накануне преступления птица была в клетке, а когда Эва через полчаса вошла в спальню, клетка оказалась пуста. И Терри это подтвердил. Разрешите задать вам новый вопрос: кто мог выпустить птицу за прошедшие полчаса?

– Только Карен. Она одна, – пробормотал доктор.

– Совершенно верно. Только Карен могла освободить из неволи свою любимицу.

– Но как же птица вылетела из комнаты? – поинтересовался Терри.

– Да очень просто. Клетка никак не открылась бы сама, а значит, Карен должна была ее отпереть. По-видимому, она взяла птицу в руки, поднесла ее к окну и просунула через два железных прута. Никакой человек не сумел бы протиснуться через эти прутья, – заметил Эллери, – а вот птица сумела. – Он нахмурился. – Карен любила свою проклятую сойку – и тому найдется целая масса свидетельств. Птицу никогда не выпускали из клетки. Можно вспомнить лишь один случай, когда мисс О'Мара, – молоденькая ирландка сделалась еще мрачнее, – во время болезни Кинумэ накормила сойку, но не уследила за ней и та улетела, скрывшись в саду. He расскажете ли вы нам снова, мисс О'Мара, что тогда произошло? Только поподробнее, чем в среду, прошу вас.

– Не знаю, зачем вам это надо, – буркнула девушка. – Она мне тогда чуть голову не оторвала. Я имею в виду мисс Лейт. Хотела даже уволить. Ну когда вы меня отпустите? Что мне тут с вами делать?

Но Эллери не ответил ей.

– Вот видите, – продолжал он. – Теперь у нас есть все основания полагать, что за несколько минут до смерти Карен Лейт, годами ревниво державшая птицу взаперти, сама отпустила ее на волю и просунула через зарешеченное окно. Она ее освободила. Почему? Почему люди вообще освобождают своих любимцев? Да потому, что рабству настал конец. А рабству обычно приходит конец со смертью хозяина. То есть Карен Лейт твердо решила покончить жизнь самоубийством.

Инспектор нервно грыз ногти.

– Итак, мы подходим к пятому и наиболее убедительному факту. Это весьма сложный пункт, включающий в себя несколько особенностей или признаков: западное мышление, постепенно превратившееся в восточное, кимоно, ступеньку эркера, кинжал, украшенный драгоценными камнями, и перерезанное горло. Он связан со всем, к чему стремилась извращенная душа Карен Лейт. А ее хрупкое тело покорно следовало за этими символами и сигналами. Даже если рассматривать данный пункт отдельно от других, он все равно мог бы мне подсказать, что Карен Лейт покончила с собой.

– Быть может, ты нам это объяснишь? – раздраженно обратился к сыну инспектор.

– Да, пункт действительно любопытный – бесспорно красивый и с абсолютной симметрией. Кем по сути была Карен Лейт? Эта белая женщина обладала классической азиатской психологией. Она так долго жила в Японии, так глубокого понимала и любила все японское, что и сама больше чем наполовину стала японкой. Вспомните, как она жила на Вашингтон-сквер, не скрывая своей ностальгии по Японии, окруженная японской мебелью, японскими картинами и безделушками. И даже сад у нее был японский. При первой возможности она надевала кимоно. Ей нравились японские обычаи, – наверное, вы помните церемонию чаепития на ее приеме? Неудивительно, ведь она воспитывалась в полуяпонском доме, общалась с японскими друзьями, у нее были японские слуги, а после смерти отца она обучала японских студентов в Токийском университете. Иными словами, она прониклась японским духом, а ее психология сделалась в значительной степени японской, утратив западные черты. Должен заметить, что она – отнюдь не исключение, бывали и другие случаи обращения европейцев к Востоку. Взять хотя бы Лафкадио Херна.

И если мы поглядим на Карен Лейт в этом свете, то поймем, на что способны намекнуть особые обстоятельства ее смерти. Вы еще не догадались? Переодевание в японское кимоно, перерезанное горло, оружие со стальным лезвием и драгоценными камнями. Что все это значит? Почему за полчаса до смерти она сняла свое обычное, европейское платье, – как мне сказала Кинумэ, – и облачилась в кимоно? И чем объяснить столь мрачный способ самоубийства – перерезанное горло? Отчего она остановила на нем свой выбор, зачем ей потребовалась половинка инкрустированных японских ножниц, неплохо заменившая кинжал? Я отвечу вам почему. Эти три элемента – кинжал с драгоценными камнями, перерезанное горло и кимоно – необходимые атрибуты старинного японского ритуала – харакири. То есть самоубийства по-японски.

– Нет, – упрямо возразил ему инспектор после короткой паузы. – Нет, ты не прав. Я, конечно, в этом не слишком-то разбираюсь, но хорошо знаю, что при харакири режут не горло. Несколько лет назад был случай с одним япошкой. И как я слышал, он распорол себе брюхо и выпустил кишки. Я тогда поинтересовался. Они всегда вспарывают себе брюхо.

– Это был мужчина? – уточнил Эллери.

– Да.

– Значит, ты неглубоко вник в характер обряда. А вот я его основательно изучил. Мужчины-японцы кончают жизнь самоубийством, разрезая себе брюшную полость. Однако женщины перерезают себе горло.

– Ох, – вздохнул инспектор.

– Но это не все. Харакири не делают просто так. Для него должны быть определенные мотивировки. Они тесно связаны с вопросом чести. В Японии совсем нелегко расстаться с жизнью с помощью харакири. Только если ты совершил бесчестный поступок и обязан его искупить. Эта ритуальная форма самоубийства смывает бесчестье, по крайней мере сугубо эстетически. А как насчет Карен Лейт? Разве она не запятнала себя бесчестьем, присвоив произведения своей сестры? И разве она не умерла на ступеньке эркера, перед окнами, чтобы ее без труда можно было представить себе коленопреклоненной? Таково другое необходимое требование ритуала харакири.

Нет, нет, я понимаю, что один или даже два из этих пяти признаков, не считая последнего, мало значат сами по себе. Однако вместе с ним возрастает роль и других четырех. Версия самоубийства становится до наглядности убедительной, и ее просто невозможно опровергнуть.

Все молчали.

Наконец инспектор воскликнул:

– Но у тебя нет никаких доказательств! Ни свидетельств, ни вещественных доказательств. Это только теория. Я не могу отпустить мисс Макклур на основании ничем не подкрепленной теории. Будь же благоразумен!

– Я воплощенное благоразумие, – вздохнул Эллери.

– И потом, где эта пропавшая половинка ножниц, которой она, по твоим словам, зарезалась? – Старик встал и покачал головой. – Нет, Эллери, так дело не пойдет. Ты придумал отличную теорию, но с зияющим пробелом. А в моей версии все доказательства налицо.

– Знаешь, – обратился к нему Эллери, – если найдется вторая половинка ножниц, с отломанным кончиком, а все прочие условия останутся прежними, ты согласишься с моей теорией самоубийства? Вообрази себе, что эта половинка где-то рядом с телом Карен, но вы ее проглядели. Или одно присутствие Эвы Макклур в соседней комнате убедило тебя в том, что мы имели дело с убийством?

– Но мы же не нашли оружия рядом с телом. Я имею в виду настоящее оружие, а не ту половинку ножниц, на которой остались отпечатки пальцев мисс Макклур.

– Значит, тебе нужны вещественные доказательства?

– Их потребуют присяжные, – виновато проговорил инспектор. – А еще раньше они понадобятся окружному прокурору. Тебе придется убеждать Генри Сэмпсона, а не меня. – Его слова прозвучали как окончательный приговор.

Эва беспомощно прижалась к Терри.

– Короче, – полушепотом продолжил Эллери. – Я должен сделать две вещи: объяснить, почему оружие так и не нашли на месте преступления, а затем отыскать его. Если мне удастся совершить и то и другое, это тебя удовлетворит?

– А ты сначала сделай.

– Где вы искали? Перескажи мне поподробнее.

– Мы перерыли весь дом.

– Нет, нет, перечисли мне по порядку.

– Мы обошли весь особняк, не пропустили ни одного уголка. Обследовали даже подвал. И конечно, поднялись наверх, в мансарду. Прочесали сад, решив, что оружие, быть может, выбросили из окна. Копались в земле, раздвигали кустарники и травы. Но его там не оказалось. – Он остановил на Эве свой проницательный взгляд. – И, несмотря на все твои заверения, у мисс Макклур и этого негодяя Терри был шанс прихватить ножницы в понедельник, когда я их отпустил и не стал обыскивать.

– И они могли передать их своим сообщникам где-нибудь далеко от дома?

– Да!

Эллери внезапно хихикнул.

– А ты хоть раз подумал о камне? – спросил он.

– О камне? – медленно повторил инспектор Квин.

– Да, да, о самом обычном камешке из сада с края дорожки. О том камне, который в понедельник бросили в окно спальни Карен Лейт, разбив им стекло? А ведь это было вскоре после преступления.

– Да его, наверное, какой-то мальчишка бросил.

– Я это уже давно говорил, – подтвердил Терри. И они оба поглядели на Эллери.

– Ну и как, папа, ты отыскал след этого мальчишки?

– Нет. А какая разница? – проворчал инспектор. – Но уж если ты что-то приготовил, – язвительно добавил он, – то давай выкладывай!

– На следующий день, – начал Эллери, – мы с Терри провели один эксперимент. Спроси Риттера. Он нас заметил и, вероятно, решил, что мы совсем спятили. Мы стояли в саду и бросали камни приблизительно того же размера, как тот, разбивший стекло. И швыряли их в окно у эркера.

– Зачем?

– Ну, ты знаешь, Терри – бывший игрок в бейсбол. Профессиональный нападающий. Он умеет бросать. Я сам это видел. У него отличный глазомер и потрясающая меткость.

– Прекратите, – оборвал его Терри. – Вы тут целый спич произнесли в мою честь… Лучше не отвлекайтесь!

– И Терри, – как ни в чем не бывало продолжил Эллери, – по моей просьбе полдюжины раз пытался забросить камни через железную решетку в спальню Карен. Так вот, ему это не удалось. Камни при каждом броске отскакивали от прутьев и рикошетом отлетали в сад. По правде признаться, ему даже не хотелось пробовать. Он сказал мне, что любому нормальному человеку известно: нельзя швырнуть камень, когда промежуток между прутьями чуть больше этого камня. Да к тому же бросить его вверх, стоя в неудобной позе.

– Однако это было сделано, не так ли? – оспорил его инспектор. – Камень влетел в спальню. Значит, кому-то удалось попасть в окно. А способности Терри тут ни при чем.

– Но тогда камень бросили и разбили стекло по чистой случайности. Терри прав. Ни один нормальный человек не стал бы и пытаться, увидев все эти частые железные прутья. Ладно, допустим, что кто-то попробовал. Спрашивается, зачем? С какой стати нужно было швырять камень из сада в спальню? Чтобы отвлечь внимание? Однако в то время в комнате ничего не происходило. Камень ни в кого не попал и не попортил ни одного предмета. И предупреждением это тоже нельзя назвать, потому что больше никаких предупреждений не было. Ни записок, ни чего-либо иного.

Нет, папа. Здесь напрашивается совсем иной вывод. Камень, угодивший в окно спальни Карен Лейт, разбил его отнюдь не преднамеренно. И бросали его не в это окно.

Собравшиеся посмотрели на Эллери с таким недоумением, что он ободряюще улыбнулся.

– Но если камень бросали не в окно, то куда же и в кого его швыряли? Несомненно, куда-то рядом с окном, в нескольких сантиметрах от него. А что там могло быть? Как мы знаем, незадолго перед смертью Карен Лейт выпустила через окно на волю лу-чуанскую сойку. Птица вылетела оттуда, но не смогла сразу покинуть дом, где прожила долгие годы. Допустим, что сойка устроилась на фронтоне особняка, прямо над эркером. Ну, просто предположим. И в таком случае вполне возможно, что кто-то бросил из сада камень в птицу, но промахнулся и попал в окно.

– Но какое это имеет отношение… – изумленно начал доктор Макклур.

– Мы же только предполагаем, – капризно напомнил Эллери. – Нам известно, что несколько недель назад сойка вылетела из клетки из-за небрежности мисс О'Мара. И мисс Лейт страшно разозлилась из-за этого на свою служанку – она буквально рвала и метала. Давайте сделаем еще одно предположение: возможно, мисс О'Мара в понедельник днем была в саду и вдруг увидела птицу, усевшуюся на фронтоне или где-то около эркера. Разве не могла мисс О'Мара подумать, что хозяйка снова набросится на нее с бранью и уволит за недосмотр? Ход рассуждений девушки понятен и, я бы сказал, простителен. А значит, у нее должно было возникнуть естественное желание поскорее поймать птицу и вернуть ее в клетку, пока взбешенная мисс Лейт не хватится пропажи. Но несносная тварь слишком высоко взлетела, и мисс О'Мара никак не могла до нее добраться. Легко допустить, что девушка взяла камень из бордюра на дорожке и запустила в сойку. Она надеялась, что та испугается и слетит вниз.

Ирландка с таким испугом поглядела на Эллери, что всем стало ясно – он попал в точку. Она вызывающе вскинула голову:

– Да, верно. Ну и что? Я же ничего дурного не сделала. Что вы на меня так уставились?

– А потом, когда разбилось окно, вы перепугались и спрятались за углом? – осторожно осведомился Эллери.

– Д-да!

– Через некоторое время вам показалось, что опасность миновала. Вы вышли из-за угла, увидели, что птица мирно сидит в саду, поймали ее и заперли в клетку в нижней комнате.

– Ну да, – угрюмо подтвердила она.

– Вот видите, – вздохнул Эллери. – Это была простая реконструкция событий с учетом двух обстоятельств: исчезновения лу-чуанской сойки из клетки в спальне Карен накануне преступления и ее появления в клетке внизу уже после этого преступления. И мой рассказ с кристальной ясностью раскрывает суть истории с брошенным камнем.

Инспектор нахмурился:

– Но как это связано с пропажей половинки ножниц?

– Что же, – сухо отозвался Эллери, – сойка взлетела наверх, почти под крышу особняка. Не так ли?

– Я тебя не понимаю.

– Я имею в виду, что это была сойка. А все сойки – известные воровки. И, подобно другим птицам ее породы, эта лу-чуанская сойка не могла спокойно видеть яркие, блестящие предметы. Когда Карен выпустила ее из клетки, предоставив своей любимице нежданную-негаданную возможность свободно летать, не привыкшая к новому положению птица попыталась вернуться к хозяйке. Очевидно, она уселась на подоконник, опустила крылья, съежилась и протиснулась между двумя железными прутьями, – как вы помните, окна в спальне открываются снизу. Она слетела к эркеру, где в луже крови умирала Карен Лейт и рядом с нею лежала запачканная этой кровью половинка ножниц со сломанным кончиком. Очарованная сверканием камней, украшавших ножницы, сойка схватила оружие в клюв. Он у нее большой и сильный (а оружие совсем легкое), снова вспорхнула на подоконник, пробралась через прутья и вылетела в сад. И что же она тогда сделала? С присущим сорокам и сойкам умением прятать ворованные вещи принялась искать укромное место для своей добычи. Так куда она положила половинку ножниц? В последний раз птицу видели на фронтоне особняка или под его крышей. – Эллери усмехнулся. – Вы обыскали весь дом, сад и даже спустились в подвал, но ручаюсь, что крышу не осматривали. Здесь все взаимосвязано, и, если вы найдете исчезнувшую половинку ножниц на фронтоне или в водосточном желобе, значит, я прав, а ты, папа, ошибся.

Так вот о какой рискованной игре шла речь, с грустью подумал доктор Макклур. Сложная система доказательств Эллери держалась на одной ниточке – искусно сплетенной, но уж слишком тонкой. Казалось, что она и впрямь имеется, но так ли это? Ответ предстояло найти, поднявшись на крышу. Он сжал руку Эвы, и она ответила ему таким же судорожным пожатием. А если на крыше ничего не обнаружат? Никто не мог произнести ни слова, и все чувствовали, что на этой тоненькой нити сейчас повисла судьба Эвы. Инспектор снова насупился.

– Я согласен: все будет выглядеть иначе, если мы отыщем ножницы там, где ты сказал. Ладно, допустим, что мы их найдем. Но разве девушка не могла зарезать свою тетку, а потом выпустить птицу из клетки и помочь ей протиснуться через прутья с половинкой ножниц в клюве? Скажи мне, пожалуйста, разве так не могло быть?

Эта была чудовищная мысль. Услышав инспектора, Макклуры и Терри оцепенели и боялись даже шевельнуться.

Однако Эллери покачал головой:

– Ну и каким же мотивом руководствовалась Эва?

– Ей нужно было избавиться от оружия.

– О, но если она убила Карен Лейт, ей следовало бы создать иллюзию самоубийства! Ведь это наилучший выход. А чего она добилась бы, спрятав оружие? Да только того, что с ней потом произошло. Преступление начало походить на убийство, а она – на единственную возможную убийцу. Нет, папа, это никуда не годится.

Инспектор понял, что сын положил его на обе лопатки, и недовольно что-то пробурчал.

– Я надеюсь, – спокойно продолжил Эллери, – что нам повезет. Даже погода всю эту неделю на нашей стороне. После смерти Карен еще ни разу не было дождя. Если сойка спрятала половинку ножниц в безопасном месте – например, в водосточном желобе, – на ней должны сохраниться отпечатки пальцев. Ну, в худшем случае их могла смыть утренняя роса. Но если ножницы не заржавели, ты, папа, получишь неоспоримое вещественное доказательство невиновности мисс Макклур.

– И на ножницах будут отпечатки пальцев Карен Лейт! – воскликнул Терри.

– Да, и только ее одной. И если ты найдешь половинку ножниц, папа, даже тебе придется признать, что Карен Лейт покончила жизнь самоубийством. Все сомнения рассеются.

* * *

Помрачневший инспектор позвонил в Главное полицейское управление и приказал выслать две машины с нарядом полиции в дом на Вашингтон-сквер.

Специалисты по отпечаткам пальцев из того же управления уже поджидали их у входа.

Сержант Вели достал где-то по соседству огромную лестницу. Эллери взобрался по ней из сада на покатую крышу, и ему первым делом бросилась в глаза блестящая половинка ножниц со сломанным кончиком. Она лежала полуприкрытой в углублении водосточного желоба прямо над карнизом спальни Карен Лейт.

Когда Эллери выпрямился и взмахнул окровавленным оружием, Терри так оглушительно и радостно заорал из сада, что мистер Квин-младший чуть было не свалился с крыши. А из группы собравшихся в саду, немного поодаль от Терри, донесся другой – истерически-веселый крик Эвы. Девушка без сил упала на руки доктору Макклуру.

Специалисты по отпечаткам пальцев обнаружили ясные и безошибочные следы пальцев Карен Лейт на окровавленном лезвии. И больше никаких отпечатков там не было. Отломанный кончик, извлеченный из горла Карен Лейт, отлично подошел к этой половинке ножниц, что стало уже последним доказательством.