Текст книги "Две возможности"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Воскресенье, 23 апреля

– Что? – переспросил Эллери. Он все еще слышал звон колоколов первой методистской церкви,[56]56
  Методизм – отделившееся в XVIII в. от Англиканской церкви течение, требующего методичного соблюдения религиозных предписаний.


[Закрыть] и лицо Дейкина плавало перед ним в тумане. Эллери протер глаза. Рима сидела на краю кровати администратора Брукса. Кен Уиншип отсутствовал. – Я думал, Жакар мертв. Или мне это приснилось, Дейкин?

– Я сказал не «Жакар», а «дом Жакара», – отозвался шеф полиции. – Знаете, мистер Квин, он жил в доме, больше похожем на курятник, со всей этой малышней, путающейся под ногами, но все-таки это дом, хотя он и стоит на Полли-стрит и крысы там едят у вас из рук.

– Или ваши руки, – добавила Рима.

– Все дело в том, что сегодня утром я обнаружил там пять тысяч долларов отца Римы.

Колокола наконец смолкли, лицо Дейкина приобрело обычные очертания, и Эллери, ежась от холода, точно маленький Эркюль Пуаро,[57]57
  Эркюль Пуаро – бельгийский детектив, герой произведений Агаты Кристи.


[Закрыть] встал и закрыл окно. Холодное апрельское воскресенье…

– Ну и что, Дейкин?

– Я думал, вы удивитесь, – сказал шеф.

– И я тоже, – присоединилась Рима.

– Вам следовало захватить с собой кофе, – промолвил Эллери. – Где же, по-вашему, Жакар мог прятать деньги, которые ему не принадлежали?

– Тогда почему вы их там не искали? – Дейкин явно был недоволен необходимостью заниматься делами так рано, да еще в воскресенье. – А теперь задайте тот же вопрос мне. Ну, сэр, я не искал там деньги, так как никто не удосужился сообщить мне, что Эндерсон снова приходил к Холдерфилду и оставил у него пять тысяч с указаниями передать их Нику Жакару, если с ним что-нибудь случится, что Холдерфилд и сделал. Вот почему я не искал деньги в доме Жакара, мистер Квин. Утром я также имел короткий разговор с мистером Холдерфилдом, который, думаю, он надолго запомнит.

– Вы правы, Дейкин, – простонал Эллери. – Это все проклятая привычка держать рот на замке… Кстати, кто рассказал вам об этом?

– Я, – ответила Рима. – Я плохо спала, рано проснулась и пошла прямо к шефу Дейкину, никому ничего не сказав. Кен ушел в больницу, а доктор Додд еще спал.

– Рима подняла меня с постели, – снова заговорил Дейкин. – Не бросайте на нее грозные взгляды, мистер Квин, так как она оказалась куда большим моим другом, чем вы. Или вы дожидались похорон Жакара, чтобы потом самому потихоньку найти пять тысяч?

– Это недостойно нашей долгой дружбы, – парировал Эллери. – Я действительно должен выпить кофе… Ну, как бы то ни было, вы нашли деньги, и это главное. Что же вы собираетесь с ними делать? Кстати, вы нашли конверт и письмо Тома Эндерсона, которое он в него вложил, как сказал Холдерфилд?

– На второй вопрос отвечаю «нет». Должно быть, Жакар их уничтожил. Что касается первого, то доктор Додд дал эти деньги Тому Эндерсону, а Тома больше с нами нет…

– Потому я и пришла сюда, – сказала Рима, глядя Эллери в глаза. – Я не хочу этих денег. Доктор Додд дал их папе с определенной целью, но папа не дожил до ее осуществления, поэтому деньги должны вернуться туда, откуда пришли.

Дейкин с надеждой посмотрел на Эллери. Затем он двинулся к двери, и Рима последовала за ним.

– Подождите, – сказал Эллери, и они остановились. – Рима, минут через десять я присоединюсь к вам в вестибюле. Мне нужно только одеться.

Дейкин, выходя, бросил на него укоризненный взгляд.

* * *

Эллери повел Риму в кафе, где они сели на расстоянии пяти столиков от ближайшего посетителя. Рима сказала, что будет только кофе. Эллери сделал заказ и спросил:

– Что еще вы рассказали Дейкину?

– Больше ничего.

– Зачем вам вообще понадобилось что-то ему рассказывать?

– Я думала, он должен знать…

– Ах вот как? Вам известно, что на войне вас бы за это расстреляли?

– Я не знала, что мистер Дейкин – враг.

– Конечно, он не враг. – Эллери нахмурился. – Но ведь вы поклялись, что будете слушаться шефа, то есть меня.

– Эллери…

– Что?

– Я выхожу из игры.

Эллери кивнул, и некоторое время они молча пили кофе. Наконец Эллери закурил сигарету и изобразил с помощью дыма вопросительный знак.

– После того, что произошло прошлой ночью между Кеном и мной, я не могу продолжать, Эллери. Ведь ни вы, ни я не могли этого предвидеть, когда заключали нашу сделку. Вы же понимаете…

– Конечно, понимаю. – Но раньше это не приходило ему в голову. Вот что получается, когда думаешь о людях, как о шахматных фигурах! – Вы абсолютно правы, Рима. При ваших теперешних отношениях с Кеном это невозможно. Только… уважайте и мое положение, ладно?

– Вы имеете в виду, что я не должна ничего рассказывать Кену?

– Из-за его преданности Додду. Кен может выйти из себя и в гневе предупредить Додда. А это все испортит.

– Значит, вы намерены продолжать? – Рима была изумлена.

Эллери удивился в свою очередь:

– Разумеется. – Внезапно он добавил: – Знаете, Рима, Додд очень больной человек.

– Вы имеете в виду его нервозность?

– Его фобию.

– Фобию?

– Это не просто беспокойство, Рима. Это страх. И не обычный, а патологический, навязчивый. Полагаю, именно это и удерживает меня в Райтсвилле. Чего так страшно боится Додд? И каким образом это связано со смертью Мак-Кэби и Харта? Что произошло с вашим отцом? И с Жакаром?

– С Жакаром?

– Да.

– Но смерть Жакара… – Она не договорила.

– Вот именно. Сначала смерть Мак-Кэби, затем смерть Харта, потом, предположительно, смерть вашего отца, а теперь смерть Жакара. Связаны они между собой или нет? Помните, Рима, всегда существуют две возможности.

– Но… это же была его собственная вина!

– Господи, Рима, я не собираюсь обвинять вашего возлюбленного! Бедняга Кен в любом случае явился орудием судьбы. Я имею в виду – теоретически – две стороны монеты. Одна возможность: Жакар, мелкий воришка, залез в дом недавно разбогатевшего жителя Райтсвилла. Было уже после полуночи и почти совсем темно. Зачем он это сделал? Очевидно, с целью что-нибудь украсть. Что? Все, что попадется под руку. Место, время, обстоятельства, намеченная жертва, личность преступника – все соответствует простейшей интерпретации. Как, впрочем, и в предыдущих случаях.

Но есть и другая сторона монеты: Додд – злодей в тисках постоянного страха. Это может связывать его с Жакаром…

– Не понимаю…

– Предположим, Додд убил Мак-Кэби ради его состояния, довел Харта до самоубийства, чтобы приобрести единоличный контроль над предприятием по производству красителей, убил Тома Эндерсона, чтобы избежать платы шантажисту. Если это правда, то у вашего отца было какое-то доказательство, изобличающее Додда, – коробка с таблетками, которые Додд дал Мак-Кэби, или что-то еще. Не важно, что именно.

Том Эндерсон – умный человек. Он знает, что Додд убийца и что тот, кто убивал дважды, убьет и в третий раз. Шантажируя Додда, он предвидит грозящую ему опасность и поэтому прячет доказательство.

Эндерсон оставляет у Холдерфилда запечатанный конверт с указанием передать его Нику Жакару, если с ним что-нибудь случится. И в этот конверт он помещает не только пять тысяч долларов, полученные от Додда, но и письмо с инструкциями Жакару, где сообщает о вине Додда, о том, что собой представляет доказательство и где оно спрятано. Поэтому, если бы Додд задумал решить свои проблемы, убив Эндерсона, Жакар разочаровал бы его, продолжив шантаж. Он ведь дружил с вашим отцом, не так ли? А Том Эндерсон проделал долгий путь от своей поэзии и профессорской кафедры.

Рима молчала, но ее презрение было очевидным. Тем не менее Эллери продолжал:

– Где же Том Эндерсон спрятал доказательство вины Додда? Что сделал прошлой ночью Жакар – «наследник» Эндерсона? Вломился в кабинет Додда. Тогда предположим, что в письме Эндерсона Жакару говорилось: «Я спрятал доказательство в последнем месте, где Додду придет в голову его искать, – в его собственном кабинете». По словам самого Додда, Эндерсон бывал у него дома по меньшей мере дважды. Допустим, их беседа о пяти тысячах долларов имела место не в приемной, как говорил Додд, а в его кабинете. И предположим, что Додд был вызван оттуда на несколько минут и оставил там Эндерсона одного. Видите, Рима, куда приводит нас вторая возможность? К Жакару, проникающему в кабинет Додда, чтобы добыть доказательство, с помощью которого Эндерсон шантажировал Додда и из-за которого Додд убил Эндерсона. Додд, Додд и еще раз Додд. Все замыкается на этом испуганном старике. Вот почему я так хочу пробраться в этот дом, Рима. Это всего лишь одна из двух возможностей, но находка доказательства, которое Жакар не обнаружил, заблокирует одну дорогу и приведет нас по другой к цели.

Рима улыбнулась:

– Простите, мистер Квин, но я этому не верю. Все это сплошные фантазии. Вам следовало бы жить во времена Колриджа.[58]58
  Колридж, Сэмюэл (1772–1834) – английский поэт.


[Закрыть] Или курить опиум с де Куинси.[59]59
  Куинси, Томас де (1785–1859) – английский писатель, автор «Исповеди англичанина, курильщика опиума».


[Закрыть] Я возвращаюсь к Кену и доктору Додду – доброму, славному человеку, возможно страдающему от усталости и нервного истощения, но никак не убийце богача, глупца, нищего и вора…

– Эллери, в чем дело?

Ибо Эллери застыл, наблюдая, как сигарета обжигает ему указательный палец, словно йог.

– Эллери! – Рима шлепнула его по руке, и окурок с шипением упал ему в чашку. – Что с вами?

Вздрогнув, Эллери вернулся к реальности и вскочил, едва не опрокинув стол.

– Эллери! Что происходит?

– Додд!.. Счет, пожалуйста. Проклятие, я не могу ждать сдачу!.. Вы сказали, Рима, он еще спит? Пошли скорее!

– О чем вы, Эллери?

Но он уже останавливал такси.

* * *

– Доктор Додд, – заговорил Эллери. – Я собираюсь рассказать вам сказку.

Они нашли Додда в его кабинете, в пижаме и потертом черном шелковом халате, за письменным столом, в котором прошлой ночью рылся Ник Жакар. Он потягивал кофе, сжимая чашку двумя руками и глядя в окно на свой сад, где Гарри Тойфел рыхлил землю вокруг ряда нарциссов. Кен докладывал доктору о пациенте, которого осматривал в больнице, но старик, казалось, не слушал его.

Этим утром Додд дрожал, словно от землетрясения, ощущаемого им одним.

Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась испуганной и жалкой. Его как будто завораживали движения Тойфела, взлеты и падения комьев земли.

Кен выглядел измученным. Рима ласково поглаживала его веки.

– Эллери, – начала она, – едва ли сейчас подходящее время…

«Самое подходящее», – подумал Эллери.

– Сказку, – повторил он. – Но такую, в которую придется поверить. И поэтому, доктор Додд, я прошу вас не упускать ни единого слова.

Ему удалось завоевать внимание Додда, но это была безрадостная победа, так как старик буквально разваливался на куски.

– Но я… – заговорил Кен.

– Слушай Эллери, дорогой, – сказала ему Рима.

– Начну с самого начала. Я приехал в Райтсвилл с версией, что смерть Тома Эндерсона была лишь звеном в цепи. Третьим звеном – двумя первыми были смерти Люка Мак-Кэби и Джона Харта. Прошлой ночью умер Ник Жакар. Согласно моей теории, его гибель – четвертое звено.

– Что за чушь вы болтаете, Эллери?

– Не мешай, Кен.

– Этим утром, доктор Додд, теория стала фактом. Смерти Мак-Кэби, Харта, Эндерсона и Жакара, безусловно, связаны друг с другом. Причем связаны именно в таком порядке! Если вы спросите, что их связывает…

– Что? – проскрипел доктор Додд.

– Я хочу, чтобы вы дошли до этого, как дошел я, доктор, – сказал Эллери. – Первым умер Мак-Кэби. Как бы вы его описали?

Додд вцепился в край стола.

– В каком смысле?

– Не физически. Как личность.

– Чудак.

– Нет. В смысле социального положения. Что больше всего обсуждал Райтсвилл после его смерти? – Эллери сделал паузу. – Все думали, что он…

– Бедняк? – Додд прищурил глаза.

– Хотя в действительности он был…

– Богач.

– Теперь вторая смерть – Харт. Как бы вы его описали, доктор, в том же самом смысле?

– Он оказался растратчиком.

– Да, но как насчет того факта, который низвел Харта до уровня самого никчемного жителя Лоу-Виллидж?

– Все думали, что он миллионер, хотя на самом деле у него не осталось ни единого цента.

– Вот именно Имущий оказался неимущим. В нашем обществе, где накоплением состояния занято большинство людей, потеря его является одним из самых трагических оборотов событий. Итак, согласно шкале наших социальных ценностей, самым значительным в Люке Мак-Кэби было то, что он, считаясь бедняком, оказался богачом, а в Джоне Спенсере Харте – что он, считаясь богачом, оказался бедняком. А теперь, – продолжал Эллери, – опишите Тома Эндерсона.

– Можете не стесняться, доктор… – начала Рима.

– Дело не в пьянстве, – прервал Эллери. – Очевидно, речь идет о классификации по имущественному принципу, не так ли? Богатые и бедные… Кем был в этом смысле Том Эндерсон, доктор Додд?

– Бедняком.

– Более чем бедняком. Вернее, менее. Бедность – понятие относительное, вроде пустоты. Но экономическое положение Тома Эндерсона было – абсолютная бедность. В Нью-Йорке, Рима, вы говорили мне, как в Райтсвилле именовали вашего отца, когда его не называли городским пьяницей.

– Городской нищий.

– Совершенно верно, городской нищий. А Жакар, последовавший за городским нищим в этой таинственной цепочке смертей? Чем он был знаменит?

– Мелкими кражами. Его прозвали городским вором.

– Мак-Кэби – богач. Харт – бедняк. Эндерсон – нищий. Жакар – вор. Богач, бедняк, нищий, вор. – Эллери умолк, но все только недоуменно смотрели на него. Тогда он расстегнул пиджак, перебросил галстук через плечо и ткнул указательным пальцем в верхнюю пуговицу на рубашке. – Богач… – Он ткнул в пуговицу пониже. – Бедняк… – Потом в пуговицу под ней. – Нищий… – И наконец, в четвертую пуговицу. – Вор!

Вернув галстук на место, Эллери застегнул пиджак и улыбнулся.

– По-вашему, я сошел с ума. Четыре человека умерли при высшей степени «взрослых» обстоятельствах, а тут выходит парень и вспоминает детскую считалку о предсказании будущего! «Кем ты станешь, малыш, когда вырастешь? Посчитай по своим пуговкам». И малыш тычет пухлым пальчиком в блестящие пуговицы, попискивая: «Богачом, бедняком, нищим, вором…» Неужели вы не видите, доктор Додд, что это заклинание, каким бы безумным оно ни казалось, вызывает духи Мак-Кэби, Харта, Эндерсона и Жакара? Вы же верите в четырехлистный клевер! Почему же вы не в состоянии поверить, что четыре смерти могут следовать считалке?

По пятнистому черепу Додда катился пот.

– Не знаю, что и думать, – пробормотал он.

– Судите сами. Что еще это может означать? Четыре человека умирают в последовательности детской считалки! Невероятно, но факт!

– Совпадение! – сердито сказал Кен Уиншип.

– Один или два – возможно, три – куда ни шло, но четыре? Нет, Кен, это не совпадение, а план.

– Чей?

Рима побледнела, но хранила молчание. Доктор Додд вытер лысый череп.

– Ради бога, док! Послушайте, Эллери. – Теперь Кен говорил спокойно и рассудительно. – Конечно, это находка для вашей очередной книги, но отвлекитесь на минутку от романтической чепухи. У Мак-Кэби отказало сердце. Харт пустил себе пулю в голову. Эндерсон… мы даже не знаем точно, что он мертв. Жакар… И вы утверждаете, что за всем этим стоит какой-то изощренный ум?

– Тем не менее «богач, бедняк, нищий и вор» указывают на план, Кен. Я верю в это, должен верить. И более того. – Эллери прислонился к столу, уже не обращаясь к доктору Уиншипу. – Вы тоже должны, доктор Додд.

– Я? – Глаза Додда забегали. – Почему?

– Потому что это еще не кончено.

– Что не кончено? – раздраженно осведомился Кен.

Рима оставалась неподвижной.

– Погодите, Кеннет. – Додд внезапно перестал дрожать и медленно произнес: – «Богач, бедняк, нищий, вор, доктор…»

– Так вот оно что! – расхохотался Уиншип.

– Доктор, – кивнул Эллери. – Согласно считалке, следующий в списке – доктор Додд, Кен.

Додд снова затрясся. Смотреть на него было невыносимо.

– Пятый персонаж считалки – доктор, и это непременно должен быть доктор Себастьян Додд! Хотя в городе тринадцать докторов медицины, пять дантистов и не знаю сколько докторов других наук! Кто кого здесь дурачит, Квин? И почему? – В голосе Кена послышались угрожающие нотки.

– Я не порицаю вас, Кен, – беззлобно отозвался Эллери. – Внешне это выглядит полным бредом, если не хуже. Но подумайте как следует. Доктор Додд – единственный доктор в Райтсвилле, связанный со смертью Мак-Кэби, Харта, Эндерсона и Жакара – всех четверых. Додд лечил Мак-Кэби и унаследовал его состояние. Додд стал деловым партнером Харта, а после его самоубийства – единоличным владельцем предприятия Харта-Мак-Кэби. Додд дал Эндерсону пять тысяч долларов незадолго до его исчезновения. А Ник Жакар был убит в доме Додда и из его револьвера. Вот почему, Кен, «доктор» в считалке равнозначен для меня доктору Додду. Назовите это предчувствием, суеверием, паранойей, но я убежден, что в чьем-то списке жертв под номером пять значится доктор Додд. Вы все должны осознать это и принять меры предосторожности. Я готов помочь, если вы примете мою помощь…

– Кен!

При возгласе Римы доктор Уиншип быстро обернулся. Но Эллери уже отодвинул его в сторону.

Себастьян Додд стоял за своим столом. Рот его был открыт, в глазах застыл ужас.

Он начал падать вперед, когда Эллери подбежал к нему.

* * *

– Шок, – заявил Кен официальным тоном. Он и Эллери стояли у двери спальни Додда. Рима дежурила у его постели. – С сердцем все в порядке. Иначе, Квин, вы бы убили его.

– Он болен куда сильнее, чем я думал. Но у меня не было выбора. Доктор Додд на крючке, и я должен был его предупредить. Ему нужно остерегаться.

– Я буду наблюдать за ним. К утру с ним все будет в порядке.

– Позвольте вам помочь, Кен.

Уиншип не ответил.

– Нам незачем вести себя как два драчливых пса. У вас впереди долгая жизнь с Римой, а мне жить со своей совестью. Мы оба должны оберегать Додда и узнать, что за всем этим кроется. – Эллери спокойно добавил: – Во всяком случае, я намерен это сделать.

– Но я не верю в этот вздор! – огрызнулся Кен Уиншип.

– А Додд верит. Слышали, что он сказал, когда мы привели его в чувство? Ну, объединим усилия или будем действовать поодиночке?

Кен внезапно расслабился.

– Ладно, перебирайтесь из «Холлиса» в одну из этих комнат. Если вы окажетесь правы, я куплю вам целый набор детских считалок!

Понедельник, 24 апреля

Эллери подумал, что мог бы взять ключ из связки, пока Додд спал под действием успокоительного, но поблизости были Кен и Рима, теперь преданно стоящая на страже интересов противоположной стороны. Потом ему пришлось съездить в «Холлис» за чемоданом, а когда он вернулся в дом Додда, Кен – бдительный союзник – не оставлял его одного.

В воскресенье вечером, под предлогом «осмотра дома», Эллери повел молодого врача в мансарду, где они открывали двери и заглядывали в помещения, обставленные древней мебелью и разными безделушками прошлого столетия – в те времена это были комнаты прислуги, – пока наконец не добрались до узкой двери с современным замком, которая была заперта.

– Что там такое? – небрежно осведомился Эллери.

– Будь я проклят, если знаю. Возможно, фамильные драгоценности Доддов, – усмехнулся Кен. – Док никогда мне не рассказывал.

Позже, зайдя к доктору Додду, они обнаружили его сидящим в кровати, словно старая лягушка, пораженная какой-то неизлечимой болезнью, – темное пятно на лиловом фоне стеганого покрывала.

Трагическая соната их беседы, в которую оживленные вариации Уиншипа и Римы не смогли внести оптимистическую ноту, завершилась неожиданной кодой. Доктор поблагодарил Эллери за внимание и сказал, что он желанный гость в доме, но у него было время все обдумать, и теперь ему ясно, что обычные меры предосторожности вряд ли помогут.

– В присмотре я не нуждаюсь, мистер Квин. Я должен умереть, и не от руки человека. Некоторые вещи нельзя определить с помощью биопсии. При всех наших атомных бомбах, электронных микроскопах и телескопах с двухсотдюймовыми линзами мы ничего не знаем о силах, наполняющих мироздание. Даже амебе в стакане воды известно, что происходит в этой комнате. Все, что мы можем сделать, – это ждать и бояться не слишком сильно. – Додд даже попытался улыбнуться, но его улыбка выглядела еще более жалко, чем движущиеся челюсти.

Когда в два часа ночи Эллери, неслышно ступая босыми ногами, прокрался в коридор, он обнаружил дверь спальни доктора Додда запертой. Эллери сердито подумал, что эта мера едва ли защитит от злых сил мироздания, хотя может оказаться достаточно эффективной в защите от менее грозного противника. Бормоча проклятия, он вернулся к себе.

Рассвет застал его, босого, одетого в пижаму и дрожащего от холода, распластавшимся на опасном скате задней стороны крыши дома и медленно подползающим к окну пресловутой комнаты, которое тоже оказалось запертым. Эллери решился на это после предрассветного наблюдения за таинственным окном из сада позади дома. Яркий луч фонаря, постоянно занимающего отделение в его чемодане, помог заметить дыру в шторе, и слабая надежда на нее побудила Эллери подняться на верхний этаж, войти в комнатушку, соседнюю с запертой, открыть в ней окно и вылезти на крышу. К счастью, вдоль края карниза тянулась хоть и старая, но крепкая водосточная труба, цепляясь за которую он смог подобраться к соседнему окну. Оказавшись у цели, Эллери обнаружил, что единственная дыра в шторе сколько-нибудь обнадеживающего размера вынуждает его повиснуть над окном, поддерживая верхнюю часть тела исключительно плотным рассветным воздухом.

К тому времени стало уже достаточно светло, и Эллери смог разглядеть сквозь дыру большую часть комнаты. Если он ожидал увидеть там мертвые (или живые) тела, то его ожидало разочарование – на участке, находящемся в его поле зрения, никого не было. Комната была маленькой и скудно меблированной. На голом полу старинный «библиотечный» столик и угловое кресло; на полочке, вмонтированной в одну из сторон столика, несколько книг; на выдвинутой доске ниже крышки стола просматривались какие-то предметы, которых Эллери не мог разглядеть; на самой крышке лежали лицом вниз две колоды игральных карт. Кроме этого, он смог увидеть только пыль и паутину.

Эллери подтянулся кверху и сел, упираясь босыми пятками в водосточную трубу. Вытащив сигарету из пачки, предусмотрительно засунутой в карман пижамы, он закурил под наблюдением восходящего над Райтсвиллом солнца и возвышающихся на севере холмов. Эллери был грязен и задумчив. Пожилой провинциальный врач каждое утро запирался в потайной комнате в мансарде и… что? Раскладывал пасьянс? Читал книги? Молился?

* * *

Солнце поднялось всего на один палец, а ноги Эллери успели слегка онеметь. Доктор встает рано, а сегодня утром у него, возможно, есть причина подняться еще раньше обычного… Крыша стала тонкой от старости, и Эллери сквозь нее услышал, как открывается маленькая дверь.

Ему понадобилось время, чтобы снова добраться до дырки в шторе. Солнце светило ему в спину, и тень от тела Эллери лежала на шторе, с этим он ничего не мог поделать – все было в руках Божьих.

Но доктор Додд не обращал внимания на свет и тени. Он был одет в рабочий костюм из голубого сержа. Ключ висел на цепочке, касаясь бедра. Доктор стоял у стола, глядя вниз и, возможно, шевеля губами. Дверь позади него была закрыта.

Внезапно Додд сел, накрыв большой рукой одну из колод карт. Просидев так несколько секунд, он судорожным движением схватил половину колоды и после очередной паузы посмотрел на открытую карту.

Туз пик.

Доктор Додд швырнул карты на стол, тяжело поднялся и двинулся к двери, ища на бедре ключ. Его массивная спина выглядела напряженной, словно он ожидал удара сзади. Чтобы вставить ключ в замочную скважину, ему пришлось придерживать правую руку левой.

Неожиданно доктор опустил руки и снова застыл. Эллери показалось, что он предлагает свою спину в качестве мишени, но это не было капитуляцией. Повернувшись, Додд вернулся к своему алтарю и повторил тот же обряд.

На сей раз он проделывал все очень медленно. Человек, дважды вопрошающий своего бога, знает, что третьего раза не будет.

Доктор Додд положил руку на вторую колоду карт, поднял часть колоды и, поколебавшись, посмотрел на открывшуюся карту.

Самым странным было то, что Додд уже не дрожал и не склонялся над столом, а просто стоял неподвижно, казавшись сильным и уверенным в себе.

Стоял, вновь глядя на туза пик…

После длительной паузы доктор Додд бросил карты на вторую колоду, направился к двери удивительно твердым шагом, отпер ее и вышел, оставив все практически нетронутым.

Спустя некоторое время Эллери опять сидел на крыше в позе озадаченного Будды и созерцал расстилавшийся внизу сад. Возле грядки с тюльпанами стоял прислоненный к стене и испачканный землей инструмент, похожий на пику, но куда менее острый, чем воспоминание о черных пиках на картах в руке доктора Додда. В позапрошлом веке девятка бубен, присланная с Каллоден-Мура, явилась известием о смертном проклятии, наложенном герцогом Камберлендским на шотландских якобитов.[60]60
  В 1746 г. армия шотландских якобитов – сторонников претендента на шотландский престол Якова Стюарта, возглавляемая его сыном, Чарльзом Эдуардом, – была разгромлена при Каллодене правительственными войсками под командованием герцога Камберлендского (1721–1765).


[Закрыть] Неужели доктор Додд прочел свой смертный приговор на двух тузах пик?

И кто был этот мясник – герцог Райтсвилла?

Вероятно, доктор Додд получил послание от вестника черных судеб, который предсказал смерть дважды, словно опасаясь, что его не поймут.

Озадаченный, Эллери пролез в окно и начал закрывать его, когда заметил лицо в окне над гаражом за садом.

Гарри Тойфел.

Штора сразу же опустилась.

Эллери вышел в коридор мансарды. В доме царила тишина – доктора Додда нигде не было видно. Дойдя до двери «храма» и вновь найдя ее запертой, Эллери в который раз проклял скрытность Додда.

Сколько времени садовник подсматривал из-за шторы своей комнаты над гаражом? Видел ли он его акробатические номера на крыше? Выскажет ли Тойфел свое философское суждение по этому поводу новому хозяину?

Вернувшись в спальню, Эллери быстро принял душ, выстирал грязную пижаму и оделся.

Выйдя в коридор, он огляделся вокруг. Двери комнат Римы и Кена Уиншипа были закрыты, а комнат Додда, миссис Фаулер и Эсси – открыты.

Эллери спустился на нижний этаж.

Доктора Додда не было ни в рабочем, ни в личном кабинете.

Эллери направился в кухню.

– Нет, я только выпью кофе, миссис Фаулер. Мне показалось, я слышал шаги доктора Додда. Он встал?

– Доктор всегда поднимается вместе с птицами, – весело отозвалась миссис Фаулер. – Никогда не видела, чтобы мужчины вставали так рано. Даром что ему велели оставаться в постели, да и выглядел он, как говорится, краше в гроб кладут. Завтракать не стал, взял шляпу и вышел. Все мужчины как дети, а доктора – худшие из них!

– Куда же он пошел, миссис Фаулер? В больницу?

– Доктор не сказал, но думаю, что туда. Он сказал, что встретится с вами, мисс Эндерсон и доктором Уиншипом на дознании по поводу этого ужасного Жакара.

Эллери поставил чашку на стол и вернулся в спальню, стараясь не шуметь, когда проходил мимо закрытых дверей. «Конечно, мне следовало бы спросить у Додда разрешения, – думал он. – Но человек, который закрывает дверь на ключ, обычно не отпирает ее по просьбе. Это его бы только насторожило».

Открыв свой чемодан с двойным дном, Эллери стыдливо извлек спрятанные там инструменты и поднялся в мансарду. Вскоре он уже сидел на краю стола шефа полиции.

– Дейкин, я намерен попросить вас помочь мне совершить противозаконное деяние.

– С удовольствием, – поднявшись, ответил Дейкин. – Но нам придется поспешить, если мы хотим успеть на дознание. Какое преступление я должен совершить?

– Вы организуете технические детали. Есть в городе слесарь?

– Миллард Пиг. Содержит лавчонку на углу Кросстаун и Фоуминг-стрит.

– Он хороший специалист?

– В свое время выполнил пару работ для администрации округа. Иногда его вызывают даже в Конхейвен. А что вам от него надо?

– Мне нужен ключ с воскового отпечатка, который лежит у меня в кармане. – И Эллери положил аккуратный пакетик на стол шефа полиции.

Дейкин снова сел.

– Чей это ключ?

– Это несущественно и не относится к делу, – ответил Эллери.

– Я могу задержать вас, мистер Квин.

– А я могу отпустить вас ни с чем, – улыбнулся Эллери.

– Предположим, мы заключим сделку…

– На моих условиях, Дейкин. Вы выполните для меня эту маленькую работу без вопросов и огласки, а я скажу вам, к какой двери подходит этот ключ, когда сочту, что вам следует это знать.

– Вы собираетесь взять что-то оттуда? – осведомился шеф полиции.

– Нет.

– Значит, что-то туда положить?

– Холодно, Дейкин, холодно.

– Тогда почему вы хотите туда попасть?

– Если я скажу, что из-за убийства, для вас этого достаточно?

– Вы упрямый человек, – вздохнул Дейкин, вставая и надевая фуражку, – а я как воск в ваших руках. Если вы дадите мне восковой отпечаток, я посмотрю, что сможет сделать Миллард Пиг.

* * *

Дознание по поводу смерти Никола Жакара протекало как операция под скальпелем коронера Граппа, председательствующего в зале окружного суда, где некогда вел заседания судья Илай Мартин. Грапп ловко добирался до сути, искусно избавляясь от помех, вроде многословной вдовы Жакар и ее расстроенного духовника, отца Кретьена из Лоу-Виллидж, а с присяжными обращался почтительно, как со своими хозяевами, каковыми они, разумеется, не являлись. Все было кончено в поразительно короткий срок. Доктор Кеннет Уиншип, к его и Римы облегчению, был полностью оправдан, а вдова – хотя и в ее отсутствие – получила поздравления присяжных, ибо она не только избавилась от тяжкого бремени в лице своего угрюмого супруга, но, по слухам, могла рассчитывать на еженедельную выплату доктором Доддом куда более значительной суммы, чем те, которые приносил покойный даже в самые удачные дни своей воровской деятельности. Смысл вердикта жюри, хотя и выраженный в официальных терминах, сводился к тому, что «все, что ни делается, к лучшему», а атмосфера в зале суда в момент закрытия заседания была такова, что прокурор Шалански вслух заявил мистеру Квину, что охотно приблизил бы дату выборов в конгресс, будь это в его силах.

Интерес Эллери к происходящему был предельно ограничен. Он почти все время смотрел на Себастьяна Додда, который сидел в зале, казалось заключив перемирие с действительностью. Доктор ничего не сказал о том, где провел все утро, а после заседания отправился прямо домой и заперся в спальне. Он заявил, что очень рад благополучному исходу дознания, что остаток дня будет отдыхать, так как утром Рима отменила прием пациентов, а Кеннет взял на себя вечерние вызовы на дом, и попросил миссис Фаулер поставить поднос с едой у двери. Последнее явилось взяткой миссис Фаулер, которая считала лучшим лечением всех недугов большое количество горячей пищи. Эллери, проходя вечером мимо спальни Додда, обнаружил поднос с остывшим ужином и подавил искушение пнуть его ногой, с целью нарушить царящую в доме тишину.

Странное поведение доктора Додда неприятно подействовало на всех, даже на Эсси, которая перед обедом внезапно разразилась слезами и убежала в свою комнату, и на Гарри Тойфела, не произнесшего ни слова во время пребывания в кухне. Впрочем, трудно сказать, что было более тягостным – молчание за обеденным столом или красноречие прислуживающей миссис Фаулер. Кен рассеянно смотрел по сторонам, даже не притворяясь голодным. Рима беспомощно наблюдала за ним. Эллери поклевывал пищу, чувствуя на бедре холод ключа, который сунул ему в руку шеф Дейкин, когда они выходили из зала суда.