Текст книги "Две возможности"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Понедельник, 1 мая

– Это был страх, – сказал Эллери.

– Страх перед чем? – спросил Кеннет Уиншип.

– Перед смертью.

Эллери, Кен и Рима сидели в гостиной Додда, ожидая Отиса Холдерфилда. До сих пор они избегали говорить о прошедших четырех днях – полиции, рапорте о вскрытии, дознании, похоронах, жалобах миссис Фаулер, истерике Эсси, сухих и бестактных философствованиях Гарри Тойфела, телефонных звонках, визитах любопытных, вопросах журналистов «Архива»… После смерти Себастьяна Додда его присутствие в доме ощущалось сильнее, чем в то время, когда он бродил по коридорам. Но в воскресенье после похорон адвокат Холдерфилд сообщил, что завтра явится с завещанием покойного, которое тот составил всего за несколько дней до несчастного случая, и это сразу же подняло новую волну интереса. Прокурор Шалански заявил, что будет присутствовать; шеф Дейкин также сказал, что, наверное, придет. А Мальвина Прентис мрачно пообещала, что пресса не уклонится от обязанности освещать происходящие события. Номер газеты за понедельник, валяющийся на полу гостиной, куда его швырнул Кен, сообщал о возможности, что после чтения завещания доктора Додда обнаружится «мотив его убийства». В пятницу «Архив» только ставил вопрос об убийстве – в понедельник оно стало уже установленным фактом. Это приводило в ярость шефа Дейкина и прокурора Шалански, так как за прошедшее время не обнаружилось никаких улик, указывающих на убийство. Уэсли Хардин – пятидесятичетырехлетний овощевод, чья ферма находилась на 478-м шоссе приблизительно на полдороги между Райтсвиллом и Слоукемом, – заявил, что звонил доктору Додду в четверг в начале пятого утра, прося его приехать к девятилетнему Кевину, так как мальчик бредил и Хардин опасался, не дифтерия ли у него. Поскольку доктор Додд не приехал, мистер Хардин позвонил в больницу, они прислали машину, и Кевина поместили в изолятор с диагнозом «дифтерия». В итоге присяжные быстро вынесли вердикт «смерть в результате несчастного случая», на который «Архив», однако, не обратил внимания.

– Страх перед смертью, – повторил Эллери, когда они сидели в ожидании Холдерфилда, Дейкина, Шалански и представителя «Архива». – Это превратилось в фобию. Неужели вы не знаете, Кен, что у доктора Додда развилась навязчивая идея в отношении смерти?

– Не может быть! Врач сталкивается с ней постоянно…

– Додд так боялся смерти, что предпринимал меры с целью отогнать ее.

– Какие меры? – ошеломленно спросила Рима.

– Ну, практика гадания в основном связана с предсказыванием будущего, а если гадальщик стремится узнать свое будущее, то с безумной надеждой каким-то образом его предотвратить.

– Гадание?!

– Только гадание, – кивнул Эллери, – объясняет набор предметов, которые Додд хранил в той запертой комнате и которые я показал вам сегодня утром. Кучка камешков, книги, кольца, утюг и плитка, соль, фишки, игральные карты и так далее. Гадание практикуется во множестве форм, каждая из которых имеет свои традиции, вплоть до научного наименования вроде «пессоманции» – гадания на камешках. Книги, кольца, раскаленный утюг, соль, кости и, конечно, игральные карты – все эти предметы используются в различных видах гадания со своими особыми ритуалами, и каждый из них представлен в запертой комнате Додда. Я давно не видел ничего подобного.

– Неужели доктор Додд… – начала Рима.

– Вы сомневаетесь? Ну, возьмем, к примеру, семь стрел. Наш христианский мир не обладает монополией на гадание – мусульмане занимаются им издавна, и одна из излюбленных ими разновидностей предполагает использование «семи божественных стрел» в великой мечети в Мекке. Некоторые авторитеты утверждают, что в действительности арабы применяли только три стрелы, но это не имеет значения. Важно, что колчан с семью стрелами в комнате наверху вместе с остальными предметами, каждый из которых используется в определенной форме гадания, безошибочно указывает на то, что доктор Додд уже долгое время пытался узнать свое будущее, применяя различные методы, в том числе мусульманские. А так как самый важный вопрос, который задает любой человек о своем будущем, – это когда и как он должен умереть, то очевидно, что в основе фобии доктора был страх перед смертью. Я сам видел, как его напугали два туза пик. Из-за собачьего воя он не спал всю ночь. Птичка, влетевшая к нему в кабинет, довела его до истерики. Все это – приметы, предвещающие смерть… если, конечно, вы верите в подобное. Доктор, во всяком случае, верил. И, убедившись, что смерть близка, перестал сопротивляться. Вы же видели, как он вел себя последние два дня.

Воцарилось молчание, длившееся до тех пор, покуда Эсси Пингарн не пропищала в дверях:

– Они здесь!

Вошел Отис Холдерфилд в сопровождении Дейкина, Шалански, О'Бэннона из «Архива» и человека, похожего на постаревшего и преуспевающего Шерлока Холмса, который был представлен как доктор Фарнем Фарнем, терапевт и член совета директоров райтсвиллской больницы. Чуть позже появились миссис Фаулер и Тойфел, оставшиеся в дверях рядом с Эсси.

Адвокат Холдерфилд не пытался скрыть свои чувства. Он швырнул на каминную полку коричневую шляпу и перчатки из антилопы, после чего открыл портфель из крокодиловой кожи, всем своим видом выражая неодобрение покойному клиенту и его земным связям.

– Как вы понимаете, для меня лично это ничего не значит, – начал Холдерфилд, очевидно возобновляя беседу, которую вел сам с собой. – Менее чем ничего. Я всего лишь орудие воли моего клиента, ха-ха! Человек имеет право распорядиться своими земными делами так, как считает нужным, верно? Мы не должны интересоваться причинами, разве только кто-нибудь захочет поставить вопрос о non compos mentis,[65]65
  Невменяемость (лат.).


[Закрыть] в чем я сомневаюсь, учитывая, что мой клиент умер неженатым и не оставил потомства и кровных родственников, о которых ему было известно. Не то чтобы это внесло какую-либо разницу. Мой покойный клиент, безусловно, знал, что хочет сделать со своим состоянием. До прошлой недели он никогда не составлял завещания – все время откладывал этот момент.

– Обычно так поступают люди, боящиеся умереть, – заметил Эллери.

– Читайте, Холдерфилд, – сказал прокурор. – Завещания, как правило, говорят сами за себя.

– Да, – вставил О'Бэннон. – «Архив» очень интересуется этим завещанием. – Он удивленно взглянул на Эллери. – Вы сказали, Додд боялся умереть?

– А кто не боится? – промолвил шеф Дейкин. – Приступайте, Холдерфилд.

Отис Холдерфилд вынул из портфеля завещание в элегантной голубой папке, открыл первую страницу, сердито посмотрел на нее и начал читать:

«Я, Себастьян Додд, проживающий ныне в Райтсвилле, объявляю свою последнюю волю…»

Маленький адвокат атаковал завещание Додда, словно врага, стараясь разделаться с ним как можно быстрее. Завещатель указывал, что составляющее основу его состояния следует продать. Из общей суммы должны быть оплачены все долги, налоги и пошлины, а также закладная на дом на углу Алгонкин-авеню и Райт-стрит. Сам дом вместе с мебелью, медицинским оборудованием и всем прочим переходит в распоряжение «моего коллеги, доктора Кеннета Уиншипа, для жилья или любых нужных ему целей, свободный от оплаты, на период в пять лет со дня моей смерти, с тем чтобы упомянутый доктор Уиншип во время своего проживания содержал все имущество в достойном виде, платил налоги и так далее. Впоследствии или в течение этих пяти лет, если доктор Уиншип решит выехать из дома, то здание и все, находящееся в нем, должно быть продано, а деньги присовокуплены к общей сумме моего состояния».

Тысяча долларов наличными была завещана «моей экономке, миссис Реджине Фаулер». (Миссис Реджина Фаулер вздрогнула и вытерла глаза фартуком.)

Пятьсот долларов наличными завещались «горничной, Эсси Пингарн». (На лице Эсси отразились сначала недоверие, затем радость, и в итоге она разразилась слезами.)

Основная же часть состояния должна была образовать фонд под названием «Фонд Райтсвиллского муниципального центра здоровья Мак-Кэби-Додда» и управляться советом директоров райтсвиллской больницы в качестве опекунов, выполняющих также обязанности душеприказчиков. Им предстояло перестроить больницу «сверху донизу, если возникнет надобность, дабы обеспечить жителей Райтсвилла всеми современными условиями стационарного лечения. Перестроенная больница будет включать детский корпус, согласно моему письму совету от 19 февраля сего года». (Доктор Фарнем позволил себе признательную улыбку.)

Прочитав еще несколько фраз, состоящих в основном из юридических терминов, Холдерфилд захлопнул папку и злобно произнес:

– Это все.

– Есть комментарии, Дейкин? – осведомился после паузы прокурор Шалански.

– Нет. – Шеф Дейкин поднялся. Было невозможно определить, испытывает он разочарование или облегчение. Эллери, наблюдавший за ним вблизи, решил, что все-таки облегчение.

– А у вас, мистер О'Бэннон? – спросил прокурор, устремляя насмешливый взгляд на тень Мальвины Прентис.

– То, что думаю я лично, едва ли имеет значение, мистер Шалански, – ответил Фрэнсис. – А то, что думает «Архив», несомненно, будет напечатано. – Он сунул блокнот в карман и удалился с кислой гарвардской улыбочкой.

– Я улажу все дела с вашим советом, доктор Фарнем, – холодно произнес Отис Холдерфилд, – когда вам угодно. Остаток дня я буду у себя в офисе, если понадоблюсь вашим адвокатам. Думаю, джентльмены, это все…

– Кроме его счета за услуги, – сухо заметил Шалански, когда Холдерфилд вышел, – который я обследую под микроскопом, доктор Фарнем. Можно сказать, что власти округа удовлетворены. Рад, что все так получилось. Как по-вашему, мистер Квин? Отличное завещание, верно? Ну, нам пора. Вы идете, Дейкин? Доктор Фарнем?

– Знаете, Уиншип, – заговорил доктор Фарнем впервые после обмена рукопожатиями, – со смертью доктора Додда в совете открылась вакансия. Учитывая щедрый дар доктора, думаю, что вы более чем кто-либо другой имеете право занять его место в совете, и я буду настоятельно рекомендовать…

Но Кен, улыбаясь, покачал головой:

– Спасибо, доктор, но боюсь, мне придется отказаться. Я буду очень занят, зарабатывая себе на жизнь. Так что увидимся лет через пять.

Все засмеялись, но после ухода посетителей воцарилось тяжелое молчание. Его нарушил Эллери:

– Можно понять недовольство Холдерфилда. Ведь из его голодных маленьких пальцев в последний момент вырвали пудинг. Все, что он надеялся получить в качестве гонорара за продажу предприятия и за выполнение обязанностей опекуна и душеприказчика, уплыло из рук. Бедный старина Отис! Интересно, когда братья Уолдо начнут требовать с него плату по счетам за заказанную одежду?

– А О'Бэннон? – усмехнулся Кен. – Видели его физиономию? «Архив» едва ли сможет обвинить райтсвиллскую больницу в убийстве дока. Или миссис Фаулер из-за оставленной ей тысячи долларов или Эсси из-за ее пятисот.

– Или Гарри Тойфела, – пробормотал Эллери, – которому ничего не достаюсь.

– Как и мне! Ну, малышка, что мы будем делать с нашим замечательным наследством? Примем предложение дока?

– Тебе решать, дорогой, – серьезно ответила Рима. – После смерти доктора Додда многие его пациенты, очевидно, уйдут, так что бесплатное жилье не помешает. Кен…

– Да?

– Я рада, что он ничего тебе не оставил.

– Что-что? – Кен и Эллери обменялись взглядом. – Почему?

– Просто рада.

Кен засмеялся и обнял ее своими большими руками.

– Ты совсем как статья в «Архиве» – говоришь намеками. Дорогая, ты подцепила парня, у которого никогда не было и десяти центов. Все, что мне нужно от жизни, – это ты и немножко лишних денег, чтобы иногда покупать хорошие пластинки. Остальное – любовь и медицина – денег не требуют. Кстати, о любви, ты не возражаешь жить здесь?

– С тобой я согласна жить даже на дереве!

После интермедии с поцелуями Кен предложил:

– Тогда давай поженимся. Когда? Сейчас. Или завтра.

– Но, Кен…

– Продолжайте в том же духе, – вздохнул Эллери. – Я должен выйти в поисках озона.

– Нет, Эллери! – рассмеялась Рима. – Кен ведь давно сделал мне предложение – мы просто обсуждаем условия, и вы должны защищать мои интересы.

– Вы отлично можете сделать это сами. Я устал быть вашим дядюшкой Пэтси.

– Тогда просто слушайте. Кен, это так скоро…

– В противном случае тебе придется отсюда выехать, – проворчал жених. – Если ты этого не сделаешь, все начнут чесать языки, начиная с миссис Фаулер и Эсси. Не то чтобы меня это заботило, но Райтсвилл способен кому угодно отравить существование. Рима, док не оставил нам выбора – мы должны пожениться.

– Кен прав, – заявил Эллери. – После смерти Додда вы не можете жить здесь вдвоем, а перебираться в меблированные комнаты или хижину на болотах, которую я, между прочим, так и не видел, было бы нелепо. Если вы действительно решили выйти замуж за молодого доктора Киллера, Рима, то с таким же успехом можете сделать это сейчас.

В итоге было решено, что завтра они получат брачную лицензию у секретаря городской корпорации Кейафаса Траслоу в мэрии, а потом помчатся к мировому судье Берли Пендлтону на 16-м шоссе возле разъезда.

– Конечно, Кейафас тут же обо всем разболтает, – сказал Кен, – но мы поженимся, прежде чем он успеет особенно навредить, и сразу же позвоним в «Архив», чтобы всех успокоить. – Он нахмурился. – Хорошо бы уехать с тобой хоть на пару недель в качестве медового месяца…

– Дорогой, я вовсе не…

– Но ведь у меня на руках не только мои пациенты, но и Додда. А пока не закончится эпидемия дифтерии, я никому не смогу их передать.

– Кен, мне очень нравится видеть в тебе воплощенного Гиппократа.[66]66
  Гиппократ (ок. 460–ок. 370 до н. э.) – древнегреческий врач, которому приписывается текст этического кодекса врачей («клятва Гиппократа»), ставшего основой обязательств современных медиков.


[Закрыть] Честное слово!

– А может, тебе лучше плюнуть на все это? Док всегда говорил, что врачу не следует жениться. В конце концов, что я могу тебе предложить? Определенно не то, на что я надеялся.

– Дорогой, мне не нужен медовый месяц.

– Зато мне нужен! Мужчина, вступающий в брак, имеет на него право.

Это продолжалось еще несколько минут, в течение которых Эллери получил приглашение быть шафером Кена, а впоследствии гостем в доме Уиншипов.

– Вы спятили! – возмутился Эллери. – Жить с парой молодоженов! По-вашему, я железный, Уиншип? Я и так чуть инфаркт не заработал из-за этой девушки.

– Значит, вы отказываетесь? – спросила Рима, прежде чем Кен смог ответить.

– От чего?

– От того, что вас сюда привело. Я вас не упрекаю, но…

– Ничего подобного, – сердито сказал Эллери. – Просто…

– Тогда вы остаетесь в городе, – заявила Рима с несокрушимой логикой. – А раз вы остаетесь, то не можете перебираться в отель, иначе «Архив» напечатает о вас бог знает что.

– Эллери, в доме полно комнат. Нам с Римой более чем достаточно места для уединения. Так что все решено. – Кен поднялся, ища свою трубку. – Только…

– Только что вы будете делать дальше? – договорила за него Рима.

– Со смертью Додда, – мрачно отозвался Эллери, – две группы возможностей, которыми мне приходилось жонглировать, Рима, свелись к одной. Это здорово упрощает дело. – Однако вид у него был далеко не радостный.

– Две группы возможностей? – переспросил Кен. – О чем вы?

– О, дорогой, все это так запутано… – Рима неуверенно взглянула на Эллери. Когда он кивнул, ее лицо прояснилось. – Эллери говорил, что на это дело нужно смотреть с двух точек зрения. Либо доктор Додд был таким, каким казался, либо… – Она умолкла при виде выражения лица своего возлюбленного.

– Либо что?

– Либо он был замешан в преступлении, – закончил Эллери.

– Вы подозревали дока в…

– В убийстве Мак-Кэби. В доведении Харта до самоубийства. В том, что его шантажировал Том Эндерсон и что доктор столкнул его со скалы Малютки Пруди, дабы избавиться от шантажа.

– Это же чудовищный вздор!

– Теперь – да. Но до смерти Додда – нет.

– Что могла изменить его смерть?

– Живой Додд мог быть убийцей. Мертвый, он становится невинной жертвой. Если он невиновен, то говорил правду. Значит, Люк Мак-Кэби в самом деле умер от коронарного тромбоза или как его там. Значит, Додд не доводил сознательно Джона Спенсера Харта до самоубийства и дал Эндерсону пять тысяч долларов, не подчиняясь шантажу, а просто по доброте душевной. Если Эндерсон не был шантажистом, то письмо в конверте с пятью тысячами долларов, которое он оставил у Холдерфилда, очевидно, содержало только указания Жакару хранить эти деньги для Римы. А когда Жакар, завладев деньгами, вломился сюда, то не в поисках доказательства против Додда, а всего лишь, чтобы ограбить дом. С невиновным Доддом мы оказываемся на прямой дороге без развилок и возвращаемся туда, откуда начали к серии смертей, точно следующих считалке. Богач – Мак-Кэби, бедняк – Харт, нищий – Эндерсон, вор – Жакар, доктор – Додд.

– Но почему?

– Это остается вопросом, – сказал Эллери.

Кен покачал головой, не вынимая трубку изо рта:

– Это не вопрос, Эллери. По-моему, вы ведете бой с тенью. Старик с хроническим сердечным заболеванием умирает от него; нищий, внезапно получивший пять тысяч долларов, убит при попытке ограбления человеком, не знавшим, что он отдал деньги на хранение адвокату; вор вламывается в дом и гибнет в потасовке, пытаясь завладеть оружием; нервный и переутомленный доктор, отправившийся ночью по вызову, врезается в стену. Каждый случай имеет естественное объяснение. Почему нужно связывать их друг с другом только из-за соответствия дурацкой считалке?

– Именно по этой причине, – отозвался Эллери. – Потому что они ей соответствуют. Да, это глупо, но как вы это объясните? – Не получив ответа, он продолжал: – Мой вырождающийся ум ест сам себя. Такие проблемы доводят меня до исступления – я не могу забыть о них, даже если бы хотел. Особенно когда еще не все кончено.

– Что не кончено?

– Смерти.

– О, ради бога!..

– Погоди, Кен, – остановила его Рима.

– Додд сбил меня с толку. Есть еще один человек, связанный с Мак-Кэби, Хартом, Эндерсоном и Жакаром. А также с самим Доддом.

– Кто же это? – осведомился Кен.

– Отис Холдерфилд. Это он составил для Мак-Кэби завещание. Это Холдерфилд, став поверенным Додда, предложил написать и составил письмо Харту за подписью Додда, которое явилось причиной самоубийства Харта. Это Холдерфилд по просьбе Эндерсона взял у него деньги на хранение. Это Холдерфилд передал запечатанный конверт Эндерсона Нику Жакару. И это Холдерфилд, будучи адвокатом Додда, составил для него завещание.

– Вы имеете в виду, что этот маленький лоснящийся субъект стоит за всеми событиями?

– Нет, потому что – только не бейте меня, Кен! – есть причина считать, что Холдерфилд должен стать следующей жертвой.

– Опять!

Эллери негромко продекламировал:

– «Богач, бедняк, нищий, вор, доктор, адвокат…» – Он развел руками. – Адвокат – следующий в считалке, а Холдерфилд – единственный адвокат, связанный со всем, что произошло до сих пор.

Они молчали, пока в дверях не послышался голос:

– Извините.

Это был Гарри Тойфел.

– Я бы хотел поговорить с вами, доктор Уиншип.

– О чем, Гарри?

– Эту работу дал мне доктор Додд. Может быть, сейчас не время, но мне бы хотелось знать свое положение.

– О! – Кен выглядел смущенным. – Фактически, я тоже хотел с вами поговорить. Мне придется взять на себя расходы по содержанию дома, а на это уйдет немало… Возможно, Гарри, вам бы лучше сразу начать подыскивать себе другую работу.

Гарри Тойфел не казался удивленным. Словно рассчитывая на худшее, он молча повернулся и зашагал по коридору.

– Подождите, мистер Тойфел! – крикнула ему вслед Рима и негромко заговорила с Кеном: – Дорогой, я знаю, что нужно ограничить расходы, к тому же я сама никогда не любила этого человека… но не могли бы мы оставить его на некоторое время? Ведь ему сейчас нелегко.

– Дело не в расходах, – покраснев, ответил Кен. – Этот тип – настоящий Иона![67]67
  Иона – библейский пророк, ослушавшийся Бога. Корабль, на котором он плыл, попал в бурю. Иона сознался в грехе и велел морякам бросить его в море, после чего буря сразу прекратилась (Книга пророка Ионы). В переносном смысле – человек, приносящий беду.


[Закрыть]

– Значит, вы тоже это заметили, – пробормотал Эллери.

– Я же не слепой! Тойфел работал у Мак-Кэби, и Мак-Кэби умер. Он перешел к Харту, и Харт покончил с собой. У него было двое друзей, Том Эндерсон и Ник Жакар – где они теперь? А как только он стал работать у доктора Додда, док погиб. Черт возьми, малышка, мы ведь начинаем новую жизнь! Можешь считать меня суеверным…

– Нет-нет, дорогой, я так не думаю… Но, Кен, ты не возражаешь, если я что-нибудь для него сделаю?

– Да я сам этим займусь! Просто не хочу, чтобы он торчал поблизости… Тойфел!

Садовник появился вновь.

– Гарри, я понимаю, что все это неожиданно. Я готов платить вам жалованье, пока вы не найдете новую работу.

– А до тех пор вы можете жить в моей хижине на болотах, мистер Тойфел, – добавила Рима. – Там остались консервы, и я посадила овощи…

Но Тойфел покачал головой и изобразил улыбку, раздвинув крокодильи челюсти.

– Том хорошо воспитал тебя, Рима. По-христиански. Но всегда лучше давать, чем брать. Дающий обретает, а берущий теряет. Эту премудрость вы не найдете в медицинских книгах. Я уйду отсюда до ночи.

Он вышел, даже не взглянув на Кена, – это был единственный признак того, что его философская кожа слегка оцарапана.

* * *

После полудня Эллери принял в своем офисе совсем другой Отис Холдерфилд. Адвокат пребывал в отличном расположении духа. Один из братьев Уолдо – Эллери не мог определить, который именно, – выбежал с ворохом образцов тканей; секретарша по-прежнему бросалась в глаза; ноги маленького юриста в новых модных туфлях были задраны выше головы в позе набоба, наслаждающегося комфортом.

– Садитесь, мистер Квин! Рад вас видеть. Надеюсь, вы на меня не в претензии, что я свалял такого дурака сегодня утром. Адвокат не должен давать волю эмоциям – для него это верная гибель, ха-ха! Когда я вернулся сюда и все обдумал, то все показалось не таким уж скверным. Да, сэр. Конечно, потерять такого состоятельного клиента, как доктор Додд, тяжелый удар, но мы как-нибудь справимся. Ну, что у вас на уме?

– Вы.

– Я? – Холдерфилд казался удивленным. – Что вы имеете в виду?

– Холдерфилд, вы застраховали вашу жизнь?

Адвокат вынул сигару изо рта:

– Что за шутки?

– Предположим, у меня есть основания считать, что вы должны умереть.

Холдерфилд уставился на него, затем уселся на вращающийся стул, заскрипевший под ним.

– Как и вы.

– Да, но я надеюсь умереть в положенный срок.

– Вы хотите сказать, что я умру раньше положенного срока? – улыбнулся маленький человечек.

– Это может произойти со дня на день.

– Что это – прелюдия к вымогательству? – осведомился Холдерфилд. – Кто… я хотел сказать, кому я должен заплатить и за что?

– Я не обижаюсь на это предположение, – мрачно произнес Эллери. – Но я не мог бы спать спокойно, если бы не предупредил вас. В жизни бывают такие критические моменты, – продолжал он, глядя в окно на Вашингтон-стрит, – когда все идет вкривь и вкось и ничто не имеет смысла, кроме самых простых слов. Впрочем, полагаю, что вы ничего не понимаете в моей болтовне.

– Безусловно, – усмехнулся адвокат. Но взгляд его был настороженным.

– Поэтому я расскажу вам мою любимую сказку. Жил да был скупой старик по имени Мак-Кэби. – И Эллери поведал историю пяти человек, чьи смерти следовали друг за другом в соответствии со считалкой. – «Доктор, адвокат…»

Эллери отвернулся от окна. Отис Холдерфилд хохотал, запрокинув голову и хлопая руками по бедрам.

– Вы находите это забавным, Холдерфилд?

– Да я в жизни не слышал ничего более забавного!

Внезапно Эллери пришло в голову, что адвокат что-то знает, и именно это заставляет его смеяться. «Он прикрывается, потому что я куда-то его ударил, – подумал Эллери. – Если бы я только знал куда!»

– Конечно, вы меня дурачите, – сказал Холдерфилд, вытирая глаза.

– Вовсе нет.

– Вы говорите серьезно?

– Да.

– Послушайте, мистер Квин. Я – человек, абсолютно лишенный воображения. – Холдерфилд взмахнул сигарой. – Не поймите меня превратно. Я благодарен вам за предупреждение. Но когда я представляю себя просящим защиты у шефа Дейкина только потому, что… ха-ха!

– Сомневаюсь, что он смог бы предоставить вам эту защиту. – Эллери взял шляпу.

– Подождите минутку, мистер Квин… – Зазвонил телефон. – Кто это, Флосс?.. Что? Ладно, соединяйте… Алло… Да… О!.. Ну, вероятно, я смог бы… Нет-нет, с моей стороны это чистый эгоизм. Погодите, пока не узнаете условия, ха-ха! Что?.. Но я же не один из ваших райтсвиллских миллионеров! Скажем, восемьдесят пять в месяц плюс содержание. Это самое большее, что я могу… Вы знаете, где это?.. О'кей, увидимся вечером. – Холдерфилд положил трубку. – Вижу, вы носите траурную повязку, мистер Квин. А у меня как раз удачный день. Постойте, я вас провожу…

– Удачный день? – переспросил Эллери.

– Я приобрел домик с участком на Аппер-Керлинг, поэтому подумывал о садовнике, и только что нанял самого лучшего в округе. Премного вам обязан, мистер Квин. Непременно упомяну вас в моем завещании, ха-ха!

Итак, Гарри Тойфел нашел нового хозяина.

Ожидая Базза Конгресса и лифт, Эллери чувствовал, как у него по спине бегает ледяная мышка. Это было нелепо, но он ничего не мог с собой поделать.