Текст книги "Игрок на другой стороне"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Не знаю, сын… Если Перс стоит за всем этим, то ему можно смело вступать в профсоюз актеров. Потому что каждый раз, когда Уолт приближался к нему, он разыгрывал целый спектакль, изображая смертельный испуг, хотя отлично знал, что ему ничего не грозит.
Но Эллери покачал головой:
– Чем больше рассматриваешь эту возможность, тем вероятнее она кажется. Ты не можешь игнорировать тот факт, что смерти Роберта, Эмили и Майры делают Персивала Йорка обладателем всех одиннадцати миллионов. Больше от этих убийств вообще никто не выигрывает. Персивал, безусловно, хорошо знал характер и привычки своих трех кузенов. Он имел возможность наблюдать за Уолтом и оценить его способности. Он мог снять номер в отеле, печатать на машинке и посылать эти письма.
– Все это звучит так, – заметил инспектор, – как будто Персивал внезапно вызвал твое неудовольствие.
– Нет, но… Думаю, меня возмущала концепция Уолта, как игрока на другой стороне. Я испытал истинное облегчение, узнав, что он не может им быть. Он же просто воробей!
– Еще бы! – ехидно промолвил инспектор. – Моему знаменитому сыну требуется, как минимум, орел.
– Перестань, папа! Как бы то ни было, это дело не орлиного типа. Тем более, если тот, за кем мы охотимся, Перс Йорк. В качестве преступника, если бы мы имели дело с детективным романом, он подходил бы так же, как дворецкий.
– Знаю по опыту, – вздохнул старик, – что преступников в своих книгах ты берешь из реальных дел.
– Вот именно! Поэтому не приставай ко мне со своим орлом. – Взяв со стола трубку, Эллери начал обнюхивать и продувать ее ствол. Инспектор уставился на него, так как он очень давно не курил трубку. – Подумай о Персе в качестве мистера Игрека, папа. Разве он не достаточно хитер и бессовестен?
– Здесь ты попал в точку, – отреагировал инспектор и закрыл глаза.
– Обрати внимание: на карточках были буквы «JHW» – инициалы нашего простака Уолта. Подписанное преступление. Это всегда указывает на психа, которому нравится натягивать струны, находясь вне поля зрения, и воображать себя всемогущим. Но что толку в его уме и могуществе, если он лично не может получить за них дань восхищения? Отсюда подпись. Иногда это закорючка, нарисованная губной помадой, или зигзаг, вроде знака Зорро, а иногда, если такой тип мыслит глобально, то он все вокруг разрисовывает свастиками. Наш парень обходится инициалами.
– Мой сын, как всегда, психолог, – пробормотал старик, не открывая глаз.
– Я считаю, – продолжил Эллери, – что, печатая на карточках инициалы Уолта и все время возмущаясь, что вся слава достается не тому, кто ее заслужил, наш тайный противник не мог противостоять искушению добавить собственное клеймо на убийства, которые он заставил Уолта совершить для него.
Инспектор тотчас же открыл глаза.
– Собственное клеймо?
– Вот именно. Причем очень хитрое, так как оно может иметь два значения… Недавно я высказывал огорчение, что автор писем не подписывался буквой «X». Я забыл, что «Y» – тоже символ неизвестной величины, и это должно дать нам понять, что мы не знаем, кто этот человек. Но в этом деле фигурирует Игрек, являющийся известной величиной, и, подписывая письма этой буквой, он дает понять, что знаком нам.
– Йорк! – воскликнул инспектор и выпрямился. – Первая буква фамилии York – Y!
– А также Q, Е и D,[56]56
Начальные буквы слов латинской фразы «Quod erat demonstrandum* («что и требовалось доказать»).
[Закрыть] – добавил Эллери, но произнес это мрачно, как будто не был удовлетворен.
– Будь я проклят! – Инспектор внезапно нахмурился. – Подожди, Эллери, ты кое-что не учел. На первых трех карточках стояли буквы «J», «H» и «W». Но на четвертой карточке, посланной Персу, снова буква «H». Что это означает?
– Здесь ты прижал меня к стене, – признал Эллери. – Из-за этого второго «H» меня не отпускает головная боль с тех пор, как Персивал получил свою карточку. «JHW» – и затем еще одно «H». – Он покачал головой. – Но скажи, как тебе мой аргумент в пользу того, что Персивал Йорк – это мистер Игрек?
– Неплохо, – ответил инспектор. – Я даже отправился бы с этой ничего не доказывающей чушью к окружному прокурору, если бы получил одно маленькое подтверждение.
Было бы подлинно театральным эффектом, если бы в этот момент зазвонил телефон, и инспектор Квин, взяв трубку, получил бы нужное ему подтверждение.
Однако не произошло ничего подобного. Подтверждение было получено позже, причем оно никоим образом не касалось таинственных символов и инициалов.
На следующее утро инспектору пришла записка с пометкой «срочно», где содержался телефонный номер. Позвонив, инспектор побеседовал с некой блондинкой, которая заявила, что готова дать показания, уличающие Персивала Йорка в убийствах в Йорк-Сквере. Старик отправился повидаться с ней и вскоре примчался в Йорк-Сквер, где по всем правилам арестовал Персивала, который возился с марками Роберта – теперь его собственными – вместе с Арчером и Энн Дру.
Когда инспектор произнес традиционную формулу, Персивал быстро заморгал, потом обернулся к Тому и Энн.
– Я говорил мистеру Квину, что во мне есть что-то от Садима, – промолвил он со слезами на глазах, погладил на прощание щенка и покорно последовал за инспектором.
Глава 29ОТКРЫТЫЙ ШАХ
Когда Эллери двумя днями позже заглянул в дом Роберта Йорка, он застал Тома Арчера мрачным, Энн Дру обеспокоенной и обоих возмущенными.
– Если Перс действительно сделал то, что о нем говорят, – горячо доказывал Арчер, – значит, он использовал нас. Хитро и хладнокровно, как Уолта. Дело не только в том, что нас дурачил алчный мегаломан. Он играл на мягкосердечии Энн и на моем дружелюбии, на наших сочувствии и незлопамятности. Черт возьми, Эллери, это хуже, чем разбой на большой дороге!
– Если вас беспокоит открытие, что человек, которому вы симпатизируете, может оказаться дрянью, то вы должны негодовать на саму жизнь, а не на Перси в частности, Том, – сухо заметил Эллери.
Тревога и возмущение Энн имели под собой иную основу.
– Эллери, – спросила она, – что заставило вашего отца арестовать Перса?
– Об этом достаточно подробно сообщали газеты.
– Нет, не достаточно! – сердито заявила Энн. – Уолт был пойман, когда стрелял в то, что считал Персивалом Йорком. Он сумасшедший и признался во всех своих преступлениях. Перс, в свою очередь, арестован, так как подстрекал Уолта к совершению убийства. Всем этим полны газеты, но больше в них ничего нет. Почему же они о стольком умалчивают?
– Расследуя преступление, – ответил Эллери, хотя его сердце протестовало против этого, – мы ищем мотив и удобные возможности. Для убийств у Уолта были возможности, а его мотивом был просто полученный приказ, кто бы его ни отдал. Мотив Персивала так же стар, как частная собственность, и у него была возможность делать все то, что должен был делать автор писем. Что вам нужно еще?
– Многое, – сказала Энн. – Во-первых, Персивал не признался.
– Закон не требует признания для предъявления обвинения, – уклончиво пояснил Эллери. – Улики против него…
– Если улики достаточно веские, – прервала его девушка, – то не имеет значения, насколько хороший человек обвиняемый?
– В том-то и дело, – проворчал Том Арчер, – насколько он хорош.
– Замолчи! – Энн Дру топнула ногой.
– Энн, – объяснил Эллери, – на этой стадии дела лицо, обвиненное в убийстве, находится под действием презумпции невиновности. Персу будет предоставлено право защищаться в суде.
– Великая милость! – Энн тряхнула головой. Эллери с тоской и восхищением наблюдал за игрой света в ее волосах. – Меня беспокоит то, – продолжала она, – что Перс как раз стал намного лучше…
– Для чьей пользы? – фыркнул Том. – И за чей счет? Ты можешь упражнять свою женскую интуицию, дорогая, решая, кто виновен, а кто нет, но, пока аналогичные вопросы решает суд, я буду предпочитать юридическую процедуру.
– Ну разумеется, – проговорила Энн, как будто внезапно обнаружила в его характере серьезный недостаток, в ответ на что Том издал протестующий возглас. – Эллери, когда Персу предъявят обвинение?
– Большое жюри получит дело послезавтра. До тех пор он в безопасности.
Энн внимательно посмотрела на него.
– Но вы, кажется, уверены в его виновности?
– В моей профессии и в этом мире, – ответил Эллери, – я вообще ни в чем не уверен.
Последовала неловкая пауза, во время которой все трое смотрели друг на друга. Затем Энн произнесла «Ну…», но больше не нашла слов. Том Арчер повернулся к книжным полкам Роберта Йорка, словно ожидая, что вдохновение явится к нему с корешка какого-нибудь тома. Эллери чувствовал молчаливое решение оставить тему Персивала Йорка и поговорить о чем-то другом. Беда заключалась в том – все трое поняли это одновременно, – что больше им не о чем говорить; они ничего не знали друг о друге, помимо недавних событий в Йорк-Сквере.
Спасла положение Гоб – молодая немецкая овчарка.
– Вуф! – произнесла она.
Эллери был готов поцеловать ее в морду.
– Ей надо что-то сделать с ушами, – заметил он, окидывая собаку критическим взглядом. Верхняя треть ее ушей была опущена.
– Я кормил ее специальной пищей, которая укрепляет уши, – откликнулся Арчер, с признательностью глядя на Эллери.
– Гоб, малышка! – воскликнула Энн, обнимая щенка за шею. – Они просто ничего не понимают! Ты само совершенство!
– Вовсе нет, – возразил Эллери. – Уши должны торчать вверх.
– Отправим Гоб в прачечную, – предложил Том. – Немного крахмала, и все будет в порядке.
– Чудовище! – возмутилась Энн. – Не думайте, что он на это не решится, Эллери. По его мнению, раз собаки не люди, с ними можно делать все, что угодно.
– Собаки гораздо лучше людей, – заявил Том. – Вы когда-нибудь видели, чтобы ребенок в возрасте Гоб делал кувырок назад? Или даже щенок? Один из моих талантов – умение добиваться невозможного. Хотите посмотреть?
– Человек, который приписывает себе достоинства щенка, сам… грязная собака!
– Тише, женщина! Итак, смотрите.
Арчер опустился на одно колено и протянул руки. Собака подбежала, виляя хвостом. Он приподнял ее за передние лапы, скомандовал «Хоп!» и подбросил в воздухе.
Кувырок назад получился неплохой, хотя Гоб, приземлившись, чуть не упала. Она быстро подбежала к Арчеру, прыгнула на него и лизнула в лицо.
– Очень хорошо, – одобрил Том. – Для щенка ее веса… Какого дьявола? – Арчер изумленно уставился на Эллери.
– В чем дело, Эллери? – воскликнула Энн Дру.
Эллери застыл как вкопанный, прищурив глаза. Когда девушка обратилась к нему, он заставил ее умолкнуть резким жестом. Том и Энн обменялись встревоженными взглядами. Казалось, радость и гордость инспектора Квина получила удар или услышала голос с небес, а поскольку она удержалась на ногах, то следовало предположить второе.
Внезапно глаза Эллери широко открылись, а изо рта вырвался странный возглас – крик человека, который, глубоко порезавшись, увидел блеск собственной кости.
После этого он бросился бежать.
Арчер и Энн наблюдали за ним из окна. Великий человек, забыв надеть шляпу, огляделся по сторонам, бешено замахал полицейскому автомобилю, что-то приказал водителю, затем открыл дверцу и опустился на заднее сиденье.
Автомобиль с урчанием двинулся вперед.
Глава 30ВКЛИНИВАНИЕ
Инспектору Квину передали, что его сын скандалит около тюрьмы и требует, чтобы отец приехал туда немедленно. У инспектора было полно дел, поэтому он сказал «нет» и положил трубку. Однако телефон зазвонил снова, и инспектору сообщили, что его сын просил передать дословно его просьбу: «Ты нужен мне». Старик, ворча, вышел из офиса.
– Я должен сейчас же видеть Йорка, – заявил ему Эллери. Он ждал на тротуаре и, когда подъехал автомобиль инспектора, открыл дверцу, прокричал отцу эти слова, схватил его за руку и потащил наружу.
Что бы ни кипело внутри старика, он сдержал свои чувства при виде посеревшего лица сына.
Потащив отца через тротуар и вверх по ступенькам, Эллери свободной рукой, сжатой в кулак, постучал себя по лбу и пробормотал:
– Почему я ничего не видел, когда смотрел на это?
– О чем ты? – пыхтя, осведомился инспектор, но они уже вошли внутрь, и ему пришлось отказаться от вопросов ради выполнения необходимых формальностей.
Они поспешили по отзывающимся эхом камням холодного коридора к высоким воротам, которые охранник с лязганьем отпер и снова запер за ними.
Эллери пустился бежать, старик с трудом поспевал за ним.
– Какого дьявола вся эта спешка? Неужели нельзя было отложить визит до завтра или хотя бы до вечера?
– Нет, папа.
– Если ты окажешься прав, то тем лучше для тебя, – мрачно произнес инспектор.
Эллери оказался прав, но было слишком поздно. Еще одни ворота, еще один охранник, на сей раз сопровождавший их… Ряд камер… Камера Персивала… И сам Персивал, висящий на оконной решетке…
Глава 31ИЗОЛИРОВАННАЯ ПЕШКА
Мистер Эллери Квин, великий человек, стоял в стороне, пока его отец и охранник снимали с решетки Персивала. Он стоял так, потому что перестал быть великим, будучи не в состоянии не только помочь, но даже думать, а через несколько минут и оставаться здесь.
Эллери подошел к охраннику в коридоре.
– Где находится камера Уолта?
– Какого Уолта? – спросил охранник.
– Никакого. – «Звучит неплохо, – подумал Эллери. – Уолт Никакой!» – Джона Хенри Уолта.
– А, этого психа!
Охранник объяснил, как найти камеру. Эллери поблагодарил и двинулся в указанном направлении.
Пройдя мимо камеры, в которой кто-то храпел, мимо камеры, где заключенный бродил из угла в угол, и мимо пустой камеры, он свернул в коридор, где первую камеру с правой стороны занимал Дж. Х. Уолт – орудие убийства в человеческом облике.
С трудом держась на ногах и стиснув зубы, Эллери подошел ближе, прижался к решетке и посмотрел на Дж. Х. Уолта.
Дж. Х. Уолт сидел в позе добропорядочного гражданина и читал Библию. В уголках его рта застыла тень безмятежной улыбки. Поглощенный чтением, он не поднял глаз.
Руки Эллери скользнули по решетке. Он стиснул ее, и две слезинки потекли по его щекам. Эллери испытывал детскую мазохистскую радость, ощущая жжение, наблюдая, как человек, читающий Библию, расплывается в смутное пятно. Он знал, что даже самая страшная боль в этот момент не была бы для него достаточно справедливым наказанием. Ему хотелось найти человека с кошкой-девятихвосткой[57]57
Кошка-девятихвостка – хлыст с девятью плетями.
[Закрыть] в руке, признаться в своей преступной глупости и быть безжалостно высеченным. Все это, конечно, было чистой воды фантазией. Никакая суровая кара не могла избавить Эллери Квина от безграничного презрения к самому себе.
Чья-то рука стиснула его плечо, и голос инспектора произнес:
– Не волнуйся, сынок. Мы все-таки поспели вовремя. Этот парень даже повеситься толком не сумел. С ним будет все в порядке.
Руки Эллери соскользнули с решетки, а тело повернулось к источнику голоса. Он не чувствовал смущения и даже не вытер слезы, зная, что отец все поймет.
Эллери вместе с инспектором зашагал по коридору. Теперь он снова стал шести футов роста, вспомнил о носовом платке, высморкался и попытался улыбнуться.
– Хочешь рассказать мне, что с тобой произошло, сынок? – мягко спросил инспектор.
– Еще бы! – ответил Эллери. – Я разгадал это.
– Что?
– Тайну Игрека.
– Что ты имеешь в виду, Эллери? – воскликнул старик.
– Я знаю, кто он.
Глава 32КОМБИНАЦИЯ
Когда они сели в машину, инспектор Квин проинструктировал водителя:
– Отвезите нас домой и скажите в управлении, что меня они могут застать на квартире. Только пусть не беспокоят меня по пустякам.
Вскоре они уже мчались по городу, и Эллери открыл глаза.
– Папа, тебе незачем устраивать из этого спектакль. Ты занят…
– Ты ведь наскреб кое-что со дна этой истории, не так ли? – прервал его старик. Эллери кивнул. – Тогда чем скорее ты начнешь рассказывать, тем быстрее я буду знать, что мне делать.
– С такими рассуждениями тебе следовало бы заняться частной практикой, – усмехнулся Эллери.
Инспектор хранил понимающее молчание.
– Лучший способ вести расследование, – заговорил Эллери через некоторое время, – это проверять каждый положенный тобой кирпич. Когда же я наконец усвою этот урок?
Снова молчание.
– Думаю, – вздохнул Эллери, глядя вверх, – что я добрался до сути дела.
– А я думаю, – проворчал его отец, – что тебе пора начать говорить на нормальном английском языке. Не возражаешь, если я задам несколько вопросов?
– Валяй.
– Каким образом, во имя самого Гудини,[58]58
Гудини, Гарри (Эрих Вайс) (1874–1926) – американский фокусник.
[Закрыть] ты узнал, что Персивал Йорк намерен покончить самоубийством?
– Я этого не знал. Просто я представил себе такую возможность, когда понял, что он невиновен, что он не Игрек.
– Тьфу! – не выдержал инспектор. – Что ты несешь, Эллери? Как это – не Игрек? Никогда не видел, чтобы ты так быстро менял точку зрения.
– Теперь я уверен, – сказал Эллери, и по его тону старик понял, что наконец все фрагменты картинки-загадки сложились в единое целое.
– Если Игрек не Персивал, то кто же? – осведомился он.
– В свое время я подойду к этому.
– Ладно, потерплю. – Инспектор со вздохом откинулся на сиденье. – Тогда объясни, что заставило тебя бежать в тюрьму сломя голову?
– Я хотел сказать Персу Йорку, что уверен в его невиновности, чтобы он держался твердо и не делал глупостей. – Эллери рассеянно притронулся к собственной шее. – Папа, я видел, как этот парень начал выпрямляться, усердно работать, вести упорядоченную жизнь, но не сделал из этого должных выводов. Можешь считать, что у меня внутри забарахлил компьютер. Ведь Перс Йорк впервые в жизни посмотрел как следует сам на себя, подумал о своей жизни, а не о наследстве в одиннадцать миллионов! Сомневаюсь, что кто-нибудь любил Персивала с тех пор, как он произнес первое слово. Сам себе он нравился еще меньше, чем кому бы то ни было. До сих пор он жил, считая себя хуже всех остальных людей, и теперь ему захотелось больше всего на свете стать таким же, как другие. Единственным его хорошим и дельным поступком стала работа над коллекцией Роберта. Знаешь, папа, что сказал мне Перс? «Иногда мне кажется, что я в какой-то степени Садим – Мидас наоборот». Он имел в виду, что все хорошее после его прикосновения становится плохим. В другое время он мог бы сказать: «Я проклят!»
– Когда мы сняли его с решетки, – задумчиво проговорил инспектор, – а Персивал открыл глаза и понял, что он все еще на этом свете, то посмотрел на меня и проворчал: «Опять я все испортил – верно, инспектор?»
Эллери кивнул.
– В том-то и дело. Мне кажется, что Персивал всегда думал, что не доживет до получения денег, а если доживет, то не успеет ими воспользоваться. Арест, с одной стороны, означал для него конец света, а с другой – то, чего он давно ожидал. Когда у человека психика в таком состоянии, то он часто либо кончает с собой, либо сходит с ума. Единственное, что было нужно Персу Йорку во время такого кризиса, – это знать, что кто-то верит в него, не сомневается в его невиновности и беспокоится из-за происшедшего с ним…
– Например, Эллери Квин.
– Хотя бы. Теперь ты понимаешь, папа, почему я так спешил к нему. Я ведь единственный знал то, что могло ему помочь.
– Как насчет того, чтобы поделиться своими знаниями? – поторопил его старик. – По-моему, уже пришло время.
– Не подгоняй меня, – сердито буркнул Эллери. – Итак, мистер Игрек – не Персивал. Тогда кто же он?
– Арчер, – внезапно заявил инспектор. – Том Арчер. Он достаточно смышленый, чтобы использовать Уолта в качестве орудия. К тому же Арчер торчал в Йорк-Сквере уже бог знает сколько…
Эллери покачал головой:
– Это не Том Арчер.
– Не слишком ли долго ты водишь меня за нос? – саркастически осведомился инспектор. – Ладно! Давай переоденем малютку Энн в мужской костюм и попытаемся представить ее себе в роли мистера Уая из отеля «Элтитьюд».
Эллери улыбнулся:
– Лучше обойдемся без этого.
– А как насчет миссис Шривер? – продолжал допытываться инспектор. – Может, она тебе подойдет?
– Это не миссис Шривер, – снова улыбнулся Эллери.
– Еще бы! Это было бы столь же смехотворно, как предложить на эту роль мисс Салливан… Что ты скажешь о Мэллори? Правда, он в Бостоне, а это далековато…
– Недостаточно далеко, папа.
– Слушай, сынок, давай прекратим эту игру! Больше ведь никого не осталось!
– Ошибаешься, – ответил Эллери, причем таким странным тоном, что у старика зачесалось в носу. Он энергично потер его ладонью, когда Эллери промолвил: – Вот мы и приехали.
Инспектор прекратил чесаться и увидел знакомый коричневый фасад их дома на Западной Восемьдесят седьмой улице. Он отпустил водителя, Эллери достал ключ, и они поднялись по лестнице, как два очень усталых человека, сгибающихся под ношей невысказанных мыслей. Когда они очутились в квартире, Эллери подошел к бару в гостиной и снова заговорил, в то время как его руки абсолютно автоматически готовили выпивку:
– Больше всего меня мучает сознание, что все это практически с самого начала было у меня под носом. Не то чтобы я этого не замечал, но, как я уже говорил, забарахлил компьютер.
Инспектор уже давно привык к этим урокам сверхчеловеческого терпения. Он знал, что в кульминационные моменты торопить Эллери бесполезно – ему нужно дать волю, и он сам таинственным образом выберется из лабиринта.
– Не будь чересчур суровым к себе, сын.
– Чересчур суровым не могу быть при всем желании, – с глубоким отвращением откликнулся Эллери. Его взгляд постепенно сосредоточился на двух стаканах с коктейлями. Он передал один отцу, а с другим опустился на кушетку. Затем продолжил: – Уже после убийства Роберта должно было стать очевидным, что это дело рук безумца особого рода – с весьма систематизированным безумием.
– Но мы же не знали, что он намерен продолжать свою работу по всему Йорк-Скверу! – запротестовал инспектор.
– Однако нам было известно, что он предупредил Роберта этой дурацкой карточкой с буквой «J». Разве нормальные убийцы предупреждают жертвы о своих намерениях?
Инспектор махнул рукой, из последних сил пытаясь сохранить добродушие.
– Ладно, это дало нам… тебе понять, что он безумен.
– Не хвали меня преждевременно, папа, я не могу этого вынести! – Эллери глотнул из стакана. – Мы… я должен был сразу сосредоточить на этом внимание. Но я занялся поисками обычных мотивов, вместо того чтобы помнить, что в планах этого человека может фигурировать все, что угодно… Ну, теперь уже поздно копаться во всем этом.
Он опустошил свой стакан и поставил его на кофейный столик.
– Я бы мог разгадать загадку после того, как мы увидели вторую карточку. Потому что у нас были уже две буквы – «J» и «H». Но снова… Очевидно, дело в том, что я не в состоянии приспособиться к логике безумца, так как, надеюсь, пребываю в здравом уме, хотя знаю, что ты иногда в этом сомневаешься.
– Вовсе нет! – заверил его инспектор и поднял стакан. – Твое здоровье!
– Твое здоровье! – рассеянно откликнулся Эллери. – Но когда я в самом деле должен был во всем разобраться, так это после убийства Майры, даже перед ее убийством. Помнишь, я разговаривал с Уолтом менее чем через десять минут после того, как он бросил крысиный яд в графин Майры? Он только что вышел из ее дома, а я остановил его и задал ему вопросы.
– Ну?
– Я вернусь к этому позже. – При этом старик едва не завопил. – Как бы то ни было, в тот же день я решил лететь в Бостон и найти Мэллори.
– Ты и впрямь улетел. Нам понадобилось немало времени, чтобы тебя разыскать.
– Я не знал, что это так затянется. К тому же моя идея относительно Мэллори казалась настолько притянутой за уши, что, услышав о ней, ты бы рассмеялся мне в лицо. Но то ли еще будет, когда ты узнаешь, насколько она в действительности притянута за уши!
– Знаешь, сынок, – вздохнул инспектор, – я сам поражаюсь собственному терпению.
Эллери не обратил на эти слова внимания.
– Меня все еще терзает мысль, что если бы я тогда собрал воедино все имеющиеся факты и не полетел в Бостон, то, может быть, Майра… Ладно, довольно искать прошлогодний снег. Майре прислали карточку с буквой «W». Все три буквы подряд – «J», «H» и «W» – со всей очевидностью представляли собой инициалы Джона Хенри Уолта. В итоге мой так называемый ум отказался рассматривать иные возможности! – Эллери покосился на пустой стакан. – Чарлз Форт,[59]59
Форт, Чарлз (1874–1932) – американский писатель.
[Закрыть] сделавший карьеру благодаря насмешкам над традиционным научным мышлением, писал где-то, что существует особая категория идиотов, которые убеждены, что на каждый вопрос есть только один ответ. Все, что я смог увидеть, – это то, что буквы «JHW» были инициалами, которые соответствуют полному имени Уолта. Если бы я помнил принцип Форта, то мог бы сложить воедино безумие убийцы и написанные на карточках буквы… Такую же простую арифметику я мог применить снова, когда мы нашли напечатанные на машинке письма, подписанные буквой «Y», с фразами вроде «исполняй мои приказания», «мне подвластна вся вселенная» и так далее. Я мог снова применить изречение Форта и тогда бы все понял. Мне удалось бы даже предсказать, что на следующей карточке снова будет буква «H»!
– Каким же образом? – осведомился инспектор, чувствуя, что его пульс наконец начинает ускоряться.
Эллери посмотрел на отца.
– Буквы «JHWH» не имеют для тебя никакого смысла?
– Ни малейшего.
– Даже вкупе с незнакомцем, именующим себя Y?
– В качестве Y меня вполне удовлетворяет Йорк. Вернее, удовлетворял, – добавил инспектор.
– Ты жаждешь присоединиться ко мне в клубе особой категории идиотов, о которых говорил Форт? Нет, это не Йорк.
– Хорошо, – вздохнул старик. – Пускай это будет Йойкс, Йегуди или Йук-Иук. Может быть, ты перестанешь зря тратить время и объяснишь, что ты имеешь в виду?
– JHWH, – сказал Эллери, – представляет собой тетраграмматон.
– Отлично, – усмехнулся инспектор Квин. – А что, во имя Божье, это может означать?
К испугу отца, Эллери разразился хохотом.
– Ты сам ответил на свой вопрос!
– Что я ответил?!
– Имя Божье – вот что означают буквы «Йод-Хе-Вав-Хе» – JHWH. В ветхозаветные времена было запрещено произносить подлинное имя Господа. Буквы JHWH – в их древнееврейских, греческих и других эквивалентах – представляют собой древнееврейский способ написания того, что нельзя произнести. Они использовали эти согласные и подставляли к ним гласные из слов «Адонаи» и «Елохим» – древнееврейские слова, означающие «Господь» и «Бог». Таким образом из JHWH получился Jehowah – Иегова или в другой версии Yahweh – Яхве – с буквой «Y» в начале.
– JHWH – Иегова – на карточках, Y – Яхве – в письмах… – Инспектор с подозрением посмотрел на сына. – Что ты пытаешься мне доказать? Что Уолт в самом деле думал, будто получает письма от Бога?
– Прежде чем тебя разберет смех, – сказал Эллери, – советую тебе перечитать письма Игрека с этой точки зрения. «Ты знаешь, кто я». «Верь в меня, и я буду охранять тебя». «Нет цели, которой я не мог бы достичь». «Я с тобой, где бы ты ни был». «Ибо я всемогущ и вездесущ». Этот постоянный успокаивающий и внушающий доверие рефрен, который касается всемогущества автора писем.
Лицо старика приняло выражение, весьма напоминающее ужас. Он задрожал с головы до ног.
– Подумай о бедном, жалком, позабывшем свое прошлое Уолте, – продолжал Эллери. – Никто его не замечает. Никто о нем не заботится, он всем безразличен – никто его не любит и не ненавидит. Но в этом обезличенном существе еще тлеют человеческие чувства. И вот внезапно его замечают, им восхищаются, его даже просят о помощи, причем все это делает не кто иной, как сам Господь Бог! Тебя удивляло, что Уолт беспрекословно выполнял распоряжения, данные ему в письмах? Что он никогда не боялся и не тревожился о том, что может случиться с ним? Что из него ни угрозами, ни обманом нельзя было вытянуть имя автора писем? Он не сомневался, что никто из смертных не сможет причинить ему вред.
– В его комнате было четыре Библии! – пробормотал инспектор.
– Да, и теперь мы знаем, что это означает. Например, когда я столкнулся с Уолтом у дома Майры, я спросил его, что сказал Том Арчер, когда Уолт бесшумно приблизился к нему и Энн. Уолт просто ответил: «Он увидел меня и сказал «Боже!» Для Уолта это не было обычным восклицанием, а признанием факта. Бог для него вполне реален и осязаем – они с ним на короткой ноге… А его инициалы? Что это – простое совпадение или чудо? Чем бы это ни являлось в действительности, Уолт воспринимал это как еще одно явление автора писем… Сами по себе эти факты кажутся не имеющими смысла, но в общем контексте они раскрывают тайну. А я день за днем буквально варился в них, все подмечая, но не делая выводов…
– Боже! – воскликнул инспектор, и было невозможно понять, в каком значении он использовал это слово. – Что же убедило тебя окончательно?
– Собака Энн, Гоблин. Сокращенно Гоб.
– Собака Энн? – Старик задохнулся от изумления.
– Да. После ареста Перса, когда я пришел повидать Арчера. Мы играли с собакой, Арчер показал Энн и мне, как он учит ее делать кувырок.
– Постой-постой! – остановил его инспектор. – Несколько секунд назад мы говорили о Ветхом Завете.
– Совершенно верно. Неужели ты не понимаешь? Я наблюдал, как Арчер поднимает Гоб за передние лапы и подбрасывает ее, как будто она сама делает кувырок назад. Назад! В моей голове что-то щелкнуло и встало на свое место. Это было как указание свыше. Много дней назад я должен был все понять, но не понимал, пока Арчер не перекувыркнул Гоб назад!
– Пожалуйста, Эллери! – взмолился старик. – Успокойся и постарайся говорить осмысленно. При чем тут Гоб и кувырок назад?
– Гоб задом наперед, – подсказал Эллери.
– Гоб задом наперед… – повторил инспектор.
– Да, Бог, – кивнул Эллери, вставая и направляясь к бару с двумя пустыми стаканами. – Когда мне пришло это в голову, я подумал о Ветхом Завете, вспомнил Иегову и Яхве и сопоставил с JHWH и Y.
Инспектор молчал.
– Иегова, он же Яхве, – продолжал Эллери, возясь со льдом, – не был членом Троицы, Его не символизировал агнец, Его не любили маленькие дети. Он был всемогущим и мстительным божеством. И в Книге Бытия, и в Книге Исхода Иегова вмешивается в людские жизни, и при этом всегда прав. Вспомни Иова.[60]60
Иов – в Библии (Книга Иова) житель страны Уц, чье благочестие Бог испытывал, отнимая у него богатство, здоровье и детей.
[Закрыть] Подумай о том, что Он сделал с Онаном,[61]61
Онан – в Библии (Бытие, 38:9-10) сын Иуды; женившись на вдове своего брата и не желая, чтобы она забеременела, «изливал семя на землю» (отсюда онанизм), за что был умерщвлен Богом.
[Закрыть] с женой Лота,[62]62
Лот – в Библии сын Харрана, племянник Авраама, единственный из жителей Содома, кому Бог позволил покинуть вместе с семьей нечестивый город перед его разрушением. Жена Лота оглянулась назад, чтобы посмотреть на гибель Содома, вопреки воле Бога, за что была обращена в соляной столп (Бытие, 19).
[Закрыть] со всеми современниками Ноя.[63]63
Ной – единственный из людей, кому Бог позволил спастись вместе с семьей в ковчеге во время потопа (Бытие, 6–8).
[Закрыть] А теперь представь, что ты – Уолт. Разве не покажется тебе разумным, что Иегова избрал тебя в качестве своего орудия только потому, что ты нравишься Ему?
Эллери передал отцу свежую порцию выпивки, но старик покачал головой и поставил стакан на стол.
– Мне все еще непонятно, Эллери, неужели было необходимо притворяться Господом Богом только для того, чтобы заставить этого жалкого Уолта выполнять грязную работу?
– Ты в самом деле не понимаешь, папа. – Глаза Эллери ярко блеснули. – Никто не притворялся Богом. Автор писем и есть Яхве.
– Ну знаешь ли!.. – возмутился инспектор.
– Игрек искренне убежден, что он тот, кем себя называет. Уолт не обладает монополией на несокрушимую веру.
Старик затравленно огляделся.
– Это совершенно дикая теория…