Текст книги "Игрок на другой стороне"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Часть третья
ЭНДШПИЛЬ

Глава 25
ВЫЖИДАТЕЛЬНЫЕ ХОДЫ

Мистер Дж. Х. Уолт вернулся в Йорк-Сквер, и пресса проигнорировала это чудо.

Арестовав Уолта за убийство Майры Йорк, инспектор Ричард Квин попросил репортеров помалкивать об этом, пообещав позднее предоставить им всю информацию. Поэтому три газеты вовсе не упомянули об аресте Уолта, три напечатали о нем на последних страницах, сообщив, что слуга «задержан для допроса». Седьмая газета, выполняя обещание, ничего не сообщила в колонке новостей, но, зато, увы, один из обозревателей на редакционной полосе разразился потоком следующих мыслей:

«Если кого-нибудь интересует работа мастера на все руки, то можем сообщить о появлении вакантного места в частном парке с четырьмя игрушечными замками по углам. Занимавший это место до сих пор, кажется, не в состоянии опровергнуть улики, связывающие его с последним случаем смертельной эпидемии, которая поражает миллионеров, обитающих в упомянутых замках. До сих пор счет был три-ноль не в пользу полиции, но теперь они, возможно, наверстают упущенное, и комиссар с гордостью сообщит о разоблачении убийцы.

Впрочем, судя по действиям нашей «либеральной» администрации, можно прийти к малопривлекательному выводу, что оставшееся безнаказанным убийство – более легкий и аккуратный способ отправки на тот свет, нежели разорение богачей с помощью чудовищных налогов».

Возможно, большинство репортеров пошли навстречу инспектору Квину, потому что испытывали к нему уважение и доверие. Некоторые из них, вероятно, имели наготове весьма ядовитые заметки, но спрятали их подальше, прочитав стряпню упомянутого обозревателя, отчасти из презрения к его политике, направленной исключительно на возбуждение ненависти в массах, отчасти из отвращения к его личности, которая выглядела и пахла как испорченные дрожжи, или же из зависти к его годовому доходу, который мог подсчитать только компьютер. Короче говоря, каковыми бы ни были их побуждения, все репортеры оставили безымянного обозревателя в одиночестве на не отмеченном на карте рифе, понявшего наконец, что сенсация только тогда является таковой, когда ее подтверждают коллеги. Утренние издания разнесли в щепки его сенсацию, как ураган – утлое суденышко.

Ибо все газеты, включая его собственную, сообщили, что Майра покончила с собой, поэтому Джон Хенри Уолт освобожден из заключения, Эмили погибла в результате несчастного случая, а в деле Роберта достигнут такой прогресс, что ареста можно ожидать с минуты на минуту.

Ни одна из этих новостей не поступила официально – с Сентр-стрит.

* * *

Так как никто не может длительное время пребывать в состоянии страха, гнева или растерянности, сохраняя при этом способность логически мыслить, Эллери позволил себе короткий момент беспечности. Возможно, виной тому было солнце в волосах Энн Дру, которая вместе с Томом Арчером прогуливала щенка по Йорк-Скверу. Позже Эллери говорил, что, если бы кто-нибудь из этих троих отсутствовал, он не сделал бы такой ужасной ошибки.

– Квин! – воскликнул Арчер. – Знаете, что она намерена делать?

– Доброе утро, – поздоровался Эллери с Энн Дру. – Доброе утро, Боб, – сказал он собаке, после чего обратился к Арчеру: – Сначала объясните, о ком из этих двух леди вы говорите.

– Ее зовут не Боб, а Гоб, – поправил Арчер. – Она собирается вместе со мной приводить в порядок коллекцию! Как вам это нравится?

– Гоб? А, облизывать марки!

– Да не Гоб, а Энн! Она согласилась остаться в Йорк-Сквере и работать со мной, а душеприказчики в банке назначили ей жалованье.

– Вы в самом деле жаждете заняться облизыванием марок? – спросил у девушки Эллери, мысленно говоря себе: «Господи, с каким удовольствием я превратился бы в светло-голубую шестипенсовую марку Гамбии выпуска 1869 года!»

– Эти марки не нужно облизывать… – снисходительно начал Арчер.

Энн Дру улыбнулась, и ее улыбка была подобна рассвету, который, однако, тут же померк, так как она ласково прикоснулась к руке Тома Арчера.

Эллери вздохнул и обратился к собаке:

– Мы с тобой здесь лишние, Боб.

– Гоб, – снова поправил его Арчер. – Это сокращенное от имени Гоблин. Только не спрашивайте Энн, почему собаку так назвали. Это ее шокирует.

– Ах да! – вспомнил Эллери. – Мисс Дру говорила, что об этом она мне никогда не расскажет.

И затем, очевидно, потому, что волосы и улыбка девушки заставляли его голову идти кругом, он, вместо того чтобы спросить, почему собаку назвали Гоблин, осведомился:

– Что же могло шокировать такую леди, как вы?

В следующую секунду Эллери понял, что речь шла о каком-то ее детском проступке, и Энн больше всего на свете боится, как бы о нем не узнал Том Арчер. При виде ее испуганного и густо покрасневшего лица он едва не провалился сквозь землю от смущения.

– В этом нет ничего страшного, – успокаивающе произнес Арчер.

– Мне пора бежать – я опаздываю… – Эллери невнятно пробормотал, куда именно он опаздывает, и поспешно удалился.

Когда они стояли, глядя ему вслед, Энн, к радостному удивлению Арчера, попросила его:

– Обними меня крепче, Том…

В результате он забыл спросить, что все это значило.

* * *

Живые призраки заполнили Йорк-Сквер. Помимо многочисленных зевак, пеших и на колесах, репортеров, электриков, банковских клерков, почтальонов, посыльных из прачечной, значительный процент этих призраков составляли люди инспектора Квина и окружного прокурора. Среди них были видимые и невидимые. Целый кордон окружал Персивала Йорка; детективы и полицейские торчали в люках с подслушивающими устройствами, в соседних домах с биноклями и фотоаппаратами. Самого Персивала более-менее информировали о происходящем, но он был недоволен и воспринимал это весьма мрачно. Ему удавалось видеть лишь немногое – большая часть охранных мероприятий держалась от него в секрете, поэтому Персивал не чувствовал себя в полной безопасности.

Тем не менее на него нельзя было положиться. Не прошло и четырех часов после данного им Квинам обещания постоянно оставаться в их поле зрения или уведомлять охранника, если ему понадобится покинуть Йорк-Сквер, как Персивал ускользнул от наблюдавшего за ним детектива (и был быстро и незаметно для него выслежен снова благодаря дежурному с портативной радиостанцией на башне замка Эмили и еще одному дежурному с фонарем на соседней крыше) и отправился на такси в банк. Там он осведомился, заходят ли условия его проживания в Йорк-Сквере по завещанию старого Натаниэла настолько далеко, чтобы запретить ему отправиться в круиз на то время, пока ему грозит опасность. Банковский служащий, заявивший, что если он это сделает, то рискует лишиться всего состояния, откровенно лгал, ибо Эллери уже побывал в банке, предвидя визит Персивала. С тех пор как блистательному скряге Джеку Бенни[48]48
  Бенни, Джек (Бенджамин Кубельсьи) (1894–1974) – американский киноактер-комик. Воплощал на экране образы эгоистичных скряг, но в жизни был щедрым и скромным человеком.


[Закрыть] пришлось отвечать на вопрос грабителя: «Кошелек или жизнь?», ни один человек не пребывал в таком мучительном затруднении, как Персивал Йорк. Будучи живой приманкой, он вел себя так, словно в любую минуту ожидал самого худшего. Эллери как-то сказал отцу, что Персивал, должно быть, боится дюжины смертей, так как перед одной никто не в состоянии испытывать такой ужас. Перспектива в случае бегства потерять долгожданные миллионы казалась ему, судя по его поведению, не менее ужасной, чем возможность скорой гибели от руки убийцы.

Но больше всего на свете Персивал боялся Уолта.

Слуга вернулся к обычной работе без каких-либо признаков душевной травмы. Он не обращал внимания на окружающее, будучи занятым своими мыслями. Вместе со свободой к нему вернулся и дар речи, но он никогда не пользовался им щедро, а теперь в точности повиновался приказу инспектора Квина не отвечать ни на какие вопросы, касающиеся его ареста, и отсылать особенно любопытных к инспектору.

– Можно не опасаться, что он что-нибудь разболтает, – проворчал старик. – Даже если заставить Уолта отвечать, все равно из него невозможно вытянуть ничего определенного.

Эллери кивнул, также погруженный в свои мысли.

Уолт делал то, что ему велели. Поручений ему давали немного, ибо он обладал глазами снайпера в том, что касалось пятна на штукатурке, проплешины на газоне или протекающего крана. Большую часть времени Уолт проводил в своей комнате, так как после кончины троих Йорков у него остались, главным образом, обязанности по ремонту.

Игрушечный печатный набор, на котором были обнаружены отпечатки пальцев только Уолта, вернули в тайник, так же как и письма от Игрека, после того как их тщательно сфотографировали в лаборатории. На письмах тоже оказались отпечатки только Уолта, а если бы на микропленках проявились признаки скрытых отпечатков, то оригиналы всегда можно было бы снова изъять для дальнейшего обследования.

– Но в этом расследовании нам едва ли подвернутся такие простые ключи к разгадке, – мрачно заявил инспектор. – По-моему, такие дела как раз в твоем вкусе.

– Это дело кого угодно свалит с ног, – ответил ему сын.

Оба Квина считали очень маловероятным, что Уолт может уничтожить письма. Эти свидетельства его значительности представляли для него такую ценность, что, сохранив их, он рискнул вызвать недовольство своего стерегущего ангела, единственный раз не подчинившись распоряжениям Игрека.

Уолт и Персивал редко встречались, но, когда это происходило, зрелище получалось весьма забавное. Низенький коренастый Уолт, с его странной скользящей походкой и тусклым невыразительным взглядом, шел по своим делам, как явление природы вроде птичьего перелета или наступления зимы, которое ничто на свете не в силах остановить. Небрежно шаркающий ногами Персивал при виде Уолта съеживался, как проткнутый воздушный шар, не столько от страха, сколько потому, что не знал, куда ему дальше идти.

В то же время Персивал не стремился убежать – казалось, он упорно желает встретить затруднения, как подобает мужчине. Если курс Уолта пролегал на безопасном от него расстоянии, Персивал хоть и дрожал от страха, но оставался на месте, а если сзади были стена или дерево, то медленно пятился к ним задом, не сводя маленьких глаз со своего врага и шумно дыша, пока не чувствовал сутулой спиной твердую опору. Когда Уолт проходил, Персивал вздыхал с облегчением и вновь шел в нужном ему направлении. Однако, если столкновение было лицом к лицу, то он без колебаний обращался в бегство, словно не сомневаясь, что у Уолта при себе осколочная бомба.

Что же касается Уолта, то тот, независимо от близости встречи, шел в прежнем направлении, не меняя походки.

Так продолжалось около недели, пока Квины, pater[49]49
  Отец (лат.).


[Закрыть] и filius,[50]50
  Сын (лат.).


[Закрыть] ожидали следующего хода.

* * *

Он не испытывал недовольства.

Правда, были некоторые препятствия. Но в конце концов, мир был сотворен благодаря столкновению сил, одна из которых преобразовывала другую. Рука Божья встречала сопротивление глины, которая иначе не могла бы служить строительным материалом.

Он смотрел на ночной город через грязное окно комнаты в отеле. Огоньки нервно плясали внизу.

Улыбнувшись, он повернулся, пересек мрачную комнатушку, погладил терпеливо ожидавшую пишущую машинку и направился к двери.

Выключив свет, он вышел и запер дверь за собой.

* * *

Энн Дру и Том Арчер посмотрели пьесу в Гринвич-Виллидж, поехали домой на метро и вскоре после полуночи оказались в Йорк-Сквере. Быстро поцеловавшись у мемориальной доски с именем Натаниэла Йорка-младшего, где они однажды едва не поссорились, Энн и Том услышали отдаленный звук плача.

Они озадаченно глянули друг на друга в темноте, после чего поспешили в сторону непонятного звука.

Пройдя полдороги вокруг Йорк-Сквера, они очутились перед домом Персивала и обнаружили на его ступеньках источник звука, плачущий и раскачивающийся туда-сюда.

Энн побежала к лестнице, Том ринулся за ней, собираясь крикнуть какое-то предупреждение, но прежде чем девушка шагнула на ступеньку, а Арчер произнес хоть слово, нечто высокое и темное выступило из еще более глубокой темноты и резко произнесло:

– Стоять на месте! – после чего добавило более мягко: – А, мисс Дру, мистер Арчер! Добрый вечер.

– Господи! – воскликнула Энн. – Я вас даже не заметила!

– Инспектор Квин знает преимущества чернокожего детектива, дежурящего темной ночью, – любезно объяснил детектив Зилгитт.

Энн улыбнулась. Ее глаза привыкли к темноте, и теперь она увидела белозубую улыбку негра-детектива.

– Это… мистер Йорк? – спросила она.

– Он самый.

– Но он плачет!

– Он плачет уже почти час.

– А вы не можете что-нибудь для него сделать?

– Я всего лишь охранник, – сухо пояснил Зилли. – Держать его за руку – не мое дело.

Энн собралась с духом и присела рядом с плачущим Персивалом. Детектив взял у нее сумочку, и Арчер краем глаза увидел, как он ловко взвешивает ее в руках, проверяет на ощупь содержимое.

– Пусть ее подержит мистер Арчер, – вежливо предложил Зилгитт, передавая сумочку Тому.

– Прошу прощения, но это ваша обязанность, – заметил Арчер.

– Правильно, – согласился детектив, придвигаясь ближе к Энн и плачущему мужчине.

– Персивал! – Энн легонько встряхнула его за плечо. – Это я, Энн.

– Не хочу, чтобы вы видели меня в… таком состоянии, – захныкал Персивал.

– Послушай! – Подойдя сзади, Арчер поставил Энн на ноги. – Оставь его в покое. Ты что, никогда раньше не видела пьяную истерику?

Девушка опустила руки.

– Он не пьян, Том! Разве ты не понимаешь, что у него неприятности? – Она снова присела, а Арчер, чувствуя себя дураком, шагнул назад. – Персивал!

– Не хочу, чтобы вы видели меня в таком состоянии, – упрямо бубнил Персивал.

– В чем дело? Что не так?

Подняв носовой платок, который уронил Персивал, Энн протянула его ему, и он покорно вытер лицо.

– Энни… я имею в виду, мисс…

– Энн, – закончила за него девушка.

Том Арчер, отвернувшись, плюнул.

– Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.

– Мы можем что-нибудь для вас сделать?

– Ни вы, ни кто другой ничего не может. Я хотел бы никогда не слышать ни об этом месте, ни о деньгах.

– Вы не обязаны оставаться здесь.

– Конечно не обязан. Но по-вашему, у меня хватит духу сбежать от одиннадцати миллионов долларов? – Персивал сердито хлопнул носовым платком по лицу. – А торчать здесь мне уже не хватает сил. У меня нет никого и ничего!

– У вас будут одиннадцать миллионов, – заметил Том Арчер.

– А чего они стоят сами по себе? – Персивал шумно засопел. – Вот я смотрю на вас двоих. Что вы имеете? Друг друга, интересную работу и людей, которые вас любят. А вы знаете кого-нибудь, кто любил бы меня? Таких людей нет и не было, хотя я дожил до сорока шести лет!

– Они были бы, если бы вы этого захотели, – горячо заявила Энн.

Персивал покачал головой.

– Я так и не научился заводить друзей. Знаете, Энн, – тихо продолжил он, – я в самом деле не хочу, чтобы вы смотрели на меня, когда я так выгляжу. Все эти события что-то со мной сделали. Вы не поверите, но я перестал пить, избавился от… – Персивал не договорил и усмехнулся. – С чего нужно начинать, если хочешь стать таким же человеком, как и все, и не знаешь как?

Присев на корточки рядом с Энн, Том Арчер посмотрел в лицо Персивалю.

– Вы говорите искренне?

– Конечно, Том! – воскликнула Энн. – Послушайте, Персивал… мистер Йорк! Я знаю по крайней мере трех людей, которые в состоянии вам помочь. Том, я…

– А кто третий? – В голосе Персивала недоверие смешивалось с робкой надеждой.

– Вы сами.

Арчер поднялся.

– Перс, приходите завтра к девяти утра в дом Роберта. Я уже очумел от этих марок, и мы с Энн завалены работой. Вы могли бы нам помочь. Придете?

Последний из Йорков с удивлением уставился на молодые лица собеседников.

– Конечно! – воскликнул он.

* * *

А самым трудным из всего, что предстояло сделать Эллери, было убедить отца прекратить слежку за Джоном Хенри Уолтом после освобождения его из тюрьмы. Самым трудным из всего, что предстояло инспектору, – убедить начальство согласиться с принимаемыми им мерами. Но словно по какому-то волшебству, оба в своих действиях преуспели.

– Они изучают мои рапорты, – ворчал инспектор, – хотя им следовало бы изучить мою голову. Я окончательно сбил их с толку, и они даже не сознают, что я позволяю бродить на свободе убийце, которого следовало отправить на скамью подсудимых.

– Все идет как надо, – настаивал Эллери. – Теперь, когда у нас есть неопровержимые доказательства, что Уолт – всего лишь орудие мистера Игрека – почему он не мог назвать себя Икс? – который подсказывает ему каждый ход, само собой разумеется, что Игрек непосредственно наблюдает за Уолтом. Узнав, что мы выпустили Уолта, Игрек в полном праве заподозрить ловушку – предположить, что мы следим за Уолтом круглые сутки. Мы не можем себе позволить спугнуть Игрека – напротив, нам следует подтолкнуть его к действиям. Поэтому никакой слежки за Уолтом, и, возможно, Игрек решит, что мы в самом деле отпустили Уолта, убедившись в его невиновности. В конце концов, Игрек не знает, что мы нашли его письма у Уолта. Кстати, скоросшиватель по-прежнему на месте?

– Вчера после полудня Джонсон все проверил, пока Уолт смешивал цемент, чтобы укрепить расшатавшуюся плиту за домом Эмили. Никаких изменений.

– Ты опасаешься, что Игрек разгадал нашу игру?

– Я же сказал – в тайнике ничего не изменилось.

– Тогда будем надеяться, что затея удастся. Как бы то ни было, мы должны воспользоваться этим шансом.

Инспектор налил себе кофе.

– Я знаю, что ты беспокоишься, – проговорил Эллери и продолжил, несмотря на протестующий возглас отца: – Но согласись, что во всей этой путанице было бы меньше смысла, если бы в качестве следующей жертвы не намечался Персивал. А так как мы держим Персивала под контролем, то волноваться особенно не о чем.

– Быть может, мы его держим под слишком сильным контролем? – Инспектор вынул изо рта тост с вареньем и посмотрел в потолок. – Господи, прости!

– Аминь! – закончил Эллери. – Дай-ка мне еще один тост.

– Возможно, поэтому Игрек и не наносит удара.

– Очевидно, до сих пор Персивал вел чересчур непредсказуемую жизнь – то он здесь, то там, то где-то пьянствует всю ночь. Игрек ведь изучает привычки жертвы и действует соответственно, а у Персивала не было постоянных привычек. Но теперь он внезапно изменился…

– Мои ребята никак к этому не приспособятся, – усмехнулся инспектор.

– Очевидно, в гнилой оболочке таился другой Персивал, ждавший случая проявить себя.

– Кто знает…

– И новый Персивал должен побудить Игрека сделать ход!

Они жевали и потягивали кофе, и каждый был поглощен своими мыслями. Эллери думал о девушке, которая была настолько хороша, что не нуждалась в спасении (только почему ее собаку назвали Гоблин?), и о дрянном человеке, собиравшемся вскоре стать богатым, как Крёз,[51]51
  Крёз (595–546 до н. э.) – царь Лидии с 560 г.; его имя стало символом богатства.


[Закрыть] внутри которого, оказывается, жил обыкновенный и вполне достойный парень, жаждущий появиться на свет. Старый джентльмен вспоминал озорные глаза мисс Салливан.

– Кто знает, – повторил инспектор. – Но мои сторожевые псы говорят…

– Знаю, – вздохнул Эллери. – Они говорят, что его надолго не хватит.

Инспектор пожал плечами.

– Трудно сказать, – промолвил Эллери. – Персивал принадлежит к людям, которые доходят до крайности и в плохом, и в хорошем.

– Согласно рапортам, он в течение этой недели трудился над коллекцией марок с такой аккуратностью, что покойный Роберт рядом с ним выглядел бы неряхой. Сейчас наш друг Перс точно докладывает о своих передвижениях. За исключением двух случаев.

– Каких это? – Эллери поставил чашку на стол.

– Дважды на этой неделе, – ответил инспектор с раздражением человека, взявшего на себя полную ответственность за промахи своих подчиненных, – Персивал ускользал без предупреждения.

– Что?!

– Один раз он попросил у Арчера разрешения отлучиться, чтобы сделать прививку против полиомиелита, – это, видишь ли, его гражданский долг! Арчер был занят и забыл предупредить дежурного, а тот «не рассчитывал», что Персивал куда-то смоется, и выбежал попить кофе! Ничего, теперь он может ни на что не рассчитывать в смысле продвижения по службе, – с мрачным удовлетворением констатировал инспектор. – А в другой раз наш песик вечером сорвался с поводка и вернулся в Йорк-Сквер, когда мы уже собирались поднять тревогу. Больше этого не случится! – процедил сквозь зубы старик.

– Надеюсь. – Эллери перевел дыхание и вытер салфеткой выступивший на лбу пот. Затем взял тост, посмотрел на него, снова положил на стол и начал задумчиво грызть большой палец.

– Ну… – начал инспектор, вставая и отодвигая стул.

– Папа, прежде чем ты уйдешь… – Эллери закрыл глаза и по-собачьи тряхнул головой. – Полагаю, в отношении писем нет ничего нового?

– Ты имеешь в виду, из лаборатории? Нет, хотя они увеличили микрослайды до размера двери сарая. Там только отпечатки Уолта. А ты ожидал, что Игрек окажется беспечным и оставит на письмах собственные отпечатки?

– Нет, но…

– Но что?

– Вчера я просматривал фотографии отпечатков… Кое-что меня заинтересовало.

Старик внимательно посмотрел на сына.

– Продолжай.

Эллери снова закрыл глаза.

– Я сидел здесь, разглядывал фотографии и пытался себе представить, как Уолт читает письма, пожирая их глазами. Судя по отпечаткам, он нередко брал письма в руки.

– Ну и что?

– Глядя, как распределены отпечатки, – Эллери внезапно открыл глаза, – видно, что Уолт держал письма за верхние уголки, как будто он часто подносил их к свету.

– Если ты подразумеваешь невидимые чернила, – сухо произнес инспектор, – то забудь об этом. Письма проверили и с этой точки зрения.

– Знаю. Но почему он держал каждую страницу за верхние уголки большими пальцами? В верхних углах отпечатки только больших пальцев. Почему, папа?

– Если бы я мог надеяться на ответ, – ответил старик тоном, в котором причудливо соединялись недоумение и раздражение, – то спросил бы Уолта.

Он поднялся из-за стола, так как зазвонил телефон.

– Нам нужно идти. Это звонили с почты.

– С почты?

– Они получили письмо, адресованное мистеру Персивалу Йорку.

Эллери резко повернулся на стуле.

– Письмо-карточку?

– Вот именно.