Текст книги "Последний удар"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Что он несет, инспектор? – осведомился сержант.

– Спросите что-нибудь полегче, – отозвался инспектор Квин. – Хотя, сынок, если я что-то понял из этого словесного поноса, тебя все-таки ожидает сюрприз.

– Какой? – спросил Эллери.

– Проучим немного нашего гения, а, Вели? Только сначала подготовь его.

– Да, сэр. – Сержант Вели чмокнул губами, которые подошли бы киту. – Понимаете, маэстро, когда я узнал, что второй младенец родился той же ночью, я спросил себя: что с ним произошло? Логичный вопрос, не так ли?

– Безусловно, – усмехнулся Эллери, – и на него есть логичный ответ. Поскольку о рождении второго сына ничего не сообщалось и Джон Себастьян-старший, очевидно, никогда не признавал его существования, то упомянутого второго сына, должно быть, растили посторонние, вероятно, под чужой фамилией и, скорее всего, не зная о его происхождении, по крайней мере, в течение многих лет. Очень многое об этом втором сыне мы, по-видимому, никогда не узнаем, особенно причину, по которой отец отказался его признать, но вы подтвердили мои выводы, и это все, что меня заботит в данный момент. У Джона есть однояйцевый брат-близнец, который просуществовал уже двадцать пять лет без пяти дней.

– Это все, мистер Квин? – осведомился его отец.

– Конечно. Что же еще?

– Небольшая деталь, – пробормотал инспектор. – Расскажи ему, Вели.

Сержант ухмыльнулся:

– Близнец умер 20 января 1905 года в возрасте четырнадцати дней.

– Нет! – воскликнул Эллери.

– Да, – кивнул сержант Вели.

– Это невозможно!

– Маэстро, я могу вам это доказать.

– Вы ошиблись!

– Как вам это нравится? – возмутился сержант. – За такое зубы вбивают в глотку! Если я говорю, что близнец умер в возрасте двух недель, значит, так оно и есть. Понятно?

– Вы не можете быть в этом уверены! – яростно произнес Эллери. – Это опрокинуло бы всю вселенную! Предъявите ваше так называемое доказательство, Вели, и я обещаю проделать в нем сорок две дырки!

– Вот как? К сожалению, лет девять тому назад мэрия Маунт-Кидрона сгорела дотла со всеми архивами, поэтому я не мог найти официальных документов о рождении близнеца, но...

– Ага! – прервал Эллери. – И ого!

– Но, – невозмутимо продолжал сержант Вели, – я нашел живых свидетелей. Мои информаторы говорят, что после того, как первого ребенка – вашего Джона – увезли в Рай, второго близнеца оставили у себя доктор Холл и его жена. Правда, заботиться о нем им довелось всего две недели. Он заболел пневмонией и умер. Холл вызывал другого врача из Маунт-Кидрона – некоего доктора Хэролда Дж. Мартина, который до сих пор там практикует. Доктор Мартин помнит, как выписывал свидетельство о смерти. У меня есть его письменные показания. Мартин также помнит, что Холл рассказал ему обо всем, когда близнец умер. Что второй ребенок родился сразу после первого в этом доме две недели назад и что мистер Джон Себастьян из Рая отдал его ему, так как его жена умерла и он винил в этом второго сына, не желая принимать в нем никакого участия. Очевидно, бедняга чокнулся, повредив башку во время аварии.

– Даже это имеет свое объяснение, – вставил инспектор Квин.

– Это доказательство номер один, – с довольным видом продолжал сержант. – А теперь номер два. Я отыскал владельца похоронного бюро, которому Холлы поручили хоронить младенца. Доктор Холл рассказал ему ту же историю. Доказательство номер три. Священник, читавший заупокойную службу над гробом, все еще живет в Маунт-Кидроне, хотя ушел на покой. Он повел меня в церковь и разыскал архивы, где написано черным по белому: «Второй сын Себастьяна умер в возрасте двух недель 20 января 1905 года». Зная вас, я сделал фотокопию. Хотите взглянуть?

– Ничего не понимаю, – слабым голосом промолвил Эллери.

– И номер четыре, – сказал его отец. – Вели нашел могилу ребенка на кладбище Маунт-Кидрона. Там дешевое надгробие с надписью: «Себастьян-Холл. Родился 6 января 1905 – умер 20 января 1905. Покойся в мире». Вероятно, мы могли бы получить ордер на эксгумацию, но едва ли это поможет установить что-либо, кроме того, что кости принадлежат младенцу двухнедельного возраста. У нас полно свидетельств, что родился второй ребенок и что он умер спустя две недели. Ты скверно выглядишь, сынок. Это плохая новость?

– Хуже некуда, – простонал Эллери. – Это абсурд. Этого не может быть. Сержант, что стало с Холлами?

– Они покинули Маунт-Кидрон в середине 1906 года, и после этого там их не видели и ничего о них не слышали. Я не смог найти никого, кто бы знал, куда они перебрались. В местных транспортных компаниях на этот счет нет никаких документов, так что они, вероятно, воспользовались фургоном из другого города.

Воцарилось молчание.

– Спасибо, Вели, – сказал наконец Эллери.

– Хочешь об этом поговорить? – мягко спросил его отец.

– Не знаю, что сказать. Я был уверен, что нашел ответ хоть на одну из загадок этого безумного дела. Но теперь... – Эллери снова помолчал. – Ну, это моя головная боль. Спасибо, папа. Езжайте поосторожнее, Вели. Доброй ночи.

Он вылез из полицейской машины и ощупью, как старик, двинулся к крыльцу.

Глава 11
Девятый вечер: четверг, 2 января 1930 года
В которой тайна Джона Себастьяна становится еще более таинственной, мистер Квин приходит в отчаяние, а в зверинце появляется еще один обитатель

В жизни молодых людей существуют приливы и отливы, причем последние нередко приводят к отупению. Не будет преувеличением сказать, что, когда Эллери метался в кровати всю нескончаемую ночь и окрашенные в пасмурные, дождливые тона первые часы утра, его мысли не изобиловали мудростью. В ходе его дальнейшей карьеры ему предстояло сталкиваться со многими трудностями и преодолевать их, но тогда он был очень молод, Дело о Странных Рождественских Подарках было только вторым его расследованием – точнее, первым самостоятельным, – и ему казалось, что грядет конец света. Все факты указывали на существование двух Джонов Себастьянов, а теперь оказалось, что в наличии имеется только один. Если Джон Второй и существовал, то лишь в виде ангела в небесах и скелета ребенка двухнедельного возраста в земле, похороненного почти двадцать пять лет назад. Это также были факты. А что происходит, когда факты противоречат фактам? Хаос.

Это приводило молодого мистера Квина в отчаяние. В голову ему лезли глупые мысли, о которых он спустя двадцать семь лет вспоминал со стыдом.

Эллери встал с кровати в полдень, искренне желая, чтобы он никогда не слышал о преступлении, Джоне Себастьяне и, коли на то пошло, о Рождестве.

Спустившись, он застал лейтенанта Луриа, подавляющего мятеж на палубе. Было 2 января, и мистер Пейн, адвокат, твердил своим медоточивым голосом, что его ожидает множество дел и ему нужно как можно скорее вернуться в Нью-Йорк. Лейтенант Луриа ответил, что он очень сожалеет, но это невозможно. Доктор Сэм Дарк настаивал, что должен вернуться к медицинской практике, поскольку он обещал сменить своего коллегу 2 января, а этот день уже наступил. На это лейтенант Луриа заявил, что выполняет свою работу, и попросил не осложнять положение ни ему, ни себе. Мистер Фримен, издатель, Мариус Карло, беженец из оркестра профессора Дамроша, мисс Валентина Уоррен, актриса, мисс Эллен Крейг из колледжа Уэлсли – все сообщали о неотложных делах с различной степенью жара и эмоций, и все получали категорический отказ лейтенанта Луриа. По его словам, труп все еще не опознали, область расследования распространилась на все континентальные Соединенные Штаты, и хотя ему очень не хочется требовать ордер на задержание всех, как важных свидетелей по делу об убийстве, он пойдет на это, если леди и джентльмены его вынудят. Это исторгло у мистера Пейна тираду юридических терминов, которая вывела лейтенанта из себя. В итоге конференция распалась на фрагментарные возбужденные реплики, а когда порядок восстановился, лейтенант Луриа успел уйти.

Ленч проходил в ледяной атмосфере, без всякой претензии на общительность. Расти и Джон, очевидно, снова поссорились, и по свирепым взглядам, которые Расти бросала на Валентину, а Джон – на Мариуса, Эллери понял, что деликатная проблема четырехугольника никуда не делась. После ленча Дэн З. Фримен удалился в угол, как белка с орехом, и стал читать рукопись, присланную ему из города с курьером. Оливетт Браун корпела над астрологической картой, бормоча себе под нос, как ведьма. Роланд Пейн бродил по комнате, как тигр в клетке. Доктор Дарк и Артур Крейг играли в пинокль, громко хлопая картами по столу. Преподобный мистер Гардинер, обойдя комнату с обеспокоенным выражением лица, пробормотал что-то о головной боли и поднялся к себе в комнату. Эллен предложила Эллери прогуляться под дождем, получила в ответ рассеянный взгляд и с сердитым видом отошла.

В конце концов Эллери последовал примеру священника – поднялся в свою комнату, запер дверь и сел в кресло, но не для того, чтобы дремать. Вместо этого он стиснул ладонями виски и начал напряженно думать.

* * *

Вздрогнув, Эллери пришел в себя. В комнате было почти темно. Он чувствовал холод и онемение во всем теле – мыслительный процесс погрузил его в состояние близкое к коме – и с благодарностью подумал о голосах...

Голоса! Эллери сразу насторожился. Именно голоса вернули его в жуткую реальность. Очевидно, они доносились из соседней комнаты.

Это беда всех старых домов с их покоробленными от времени стенами, подумал Эллери. Достаточно чихнуть – не говоря уже о худшем, – и все об этом знают.

Мужские голоса... Кто занимает соседнюю спальню?..

Пейн!

Поднявшись, Эллери бесшумно перенес стул и поставил его у двери в смежную комнату, влез на него и, молясь, чтобы петли не заскрипели, быстро опустил фрамугу. Скрип был ужасающим. Но обладатели голосов, вероятно, были слишком поглощены разговором, чтобы обращать на это внимание.

Голос Пейна.

И Джона Себастьяна.

Эллери подслушивал не краснея.

– Паршивый щенок! – кричал Роланд Пейн. – У тебя меньше совести, чем у подручного партийного босса! Пытаться меня шантажировать!

– Ругань по моему адресу вам не поможет, Пейн, – послышался голос Джона. – Факт в том, что я, простите за выражение, застал вас со спущенными штанами. Я знаю адрес и знаю имя девицы. Она всего лишь проститутка, а вы один из ее привилегированных клиентов.

– Докажи это!

– Вот это мне нравится. Сразу виден юридический ум. Берете быка за рога. Хотите доказательства? Вот они.

– Что это? – Голос адвоката был сдавленным.

– Фотокопия красной книжечки. Сливки клиентуры Долли. Даты, адреса, гонорары за каждый сеанс, даже забавные комментарии. Например: «Этот Ролли Пейн – настоящий атлет. Что я ему – целый гарем?»

– Достаточно, – хрипло произнес Пейн. – Где ты это взял?

– Оригинал купил у Долли. Не волнуйтесь, Ролли, он заперт в надежном месте. Я не хочу, чтобы подобные фотографии фрагментов из этой книжечки попали во все нью-йоркские газеты. Вообразите, что из этого сделала бы «График»! По всей вероятности, изготовила бы один из их знаменитых коллажей с изображением вас и Долли в интимный момент. Боюсь, это свело бы на нет вашу респектабельную практику.

Последовала пауза.

– Хорошо, – заговорил Пейн. – Сколько?

– Денег? Ни цента.

– Не понимаю.

Джон засмеялся.

– Не хлебом единым жив человек[77]77
  Евангелие от Матфея, 4: 4.


[Закрыть]. Как бы то ни было, у меня целая булочная. – Его тон стал резким. – У вас есть сын, его зовут Уэнделл Пейн, он один из светочей факультета английского языка и литературы в Принстоне и считается многообещающим поэтическим критиком. Одно слово молодого профессора Пейна...

– Ты маньяк, – прервал его Роланд Пейн. – Теперь я в этом уверен. Ты всерьез предлагаешь, чтобы я убедил сына написать благоприятную рецензию на сборничек твоих дрянных стишков?

– Не просто благоприятную, мистер Пейн. Восторженную.

– Твое исследование моей личной жизни явно не охватывало характер моего сына. Уэнделл способен на сочинение лживой рецензии не более чем на взлом сейфа принстонского казначея. Он просто не станет этого делать.

– Даже чтобы спасти своего почтенного отца от позора? Опубликование этой красной книжечки, мистер Пейн, может повлечь за собой вашу дисквалификацию.

– Это отпадает! Я не буду его просить!

– Ну, это ваша проблема, не так ли? – Эллери услышал повизгивание дверной ручки. – Времени достаточно. По моей просьбе Дэн Фримен отправил экземпляр моего сборника вашему сыну для рецензии, сопроводив его личной запиской. У вас есть время до следующего выпуска «Сэтерди ревью», посвященного поэзии. Буду ждать с нетерпением. Да, мистер Пейн? Вы хотите что-то сказать?

– Нет, – донесся сквозь фрамугу тихий ответ адвоката.

Эллери услышал, как дверь комнаты Пейна открылась и закрылась, а потом неторопливые шаги Джона Себастьяна по коридору.

Он также услышал металлический лязг, как если бы кто-то свалился на кровать.

Эллери почувствовал, что дрожит всем телом.

Это был не Джон. Это не мог быть Джон даже в самые худшие его моменты. Джон, которого знал Эллери, и в которого влюбилась Расти Браун, был совсем другим человеком.

И тем не менее этот человек не мог быть никем другим.

Вынести такое было невозможно.

* * *

Девятую рождественскую посылку обнаружил вечером Роланд Пейн. Он поднялся к себе сразу после обеда, сказав, что должен написать несколько писем, но спустился через две минуты. Его красивое лицо подергивалось, седые волосы растрепались, а маленький яркий пакет он нес так, словно подобрал его на китайском рисовом поле. Бросив его на стол, Пейн достал платок, вытер руки и, не сказав ни слова, вновь поднялся по лестнице. Эллери подобрал пакет.

На открытке с Санта-Клаусом тем же машинописным шрифтом были напечатаны два слова: «Джону Себастьяну».

Белая карточка в коробке содержала четыре машинописных строки:

А в девятый вечер Святок

Шлет любовь твоя в подарок

Для зверинца о б е з ь я н у —

Ключ без всякого изъяна.

Предмет в красной папиросной бумаге был обезьянкой, грубо изготовленной из ткани типа фетра. Выглядела она симпатично и при других обстоятельствах могла вызвать радостный визг женщин и усмешки мужчин. Но сейчас все уставились на обезьянку, как будто ожидая, что у нее вырастут рога и она начнет читать молитву задом наперед.

Эллери перевернул карточку. На обороте ничего не было.

– Есть предложения?

– Да! – рявкнул Джон. – Сжечь все это барахло!

Дэн Фримен усмехнулся в своем углу.

– Есть старая поговорка на идише, которую я рекомендую тебе, Джон. В буквальном переводе она звучит так: «Приятно шлепать чужую задницу». – Он поднялся с улыбкой. – Кажется, я начинаю этим наслаждаться.

Эллери поднимался к себе в комнату с отчаянием Эдмона Дантеса[78]78
  Эдмон Дантес – герой романа Александра Дюма-отца (1802–1870) «Граф Монте-Кристо».


[Закрыть] в темнице замка Иф.

Снова зоологическая тематика. Вол, верблюд, рыба, а теперь обезьяна. В послании первый раз упомянут зверинец, словно с целью привлечь внимание к животным, оказавшимся среди подарков.

Эллери сосредоточился на упомянутых животных.

Вол. Верблюд. Рыба. Обезьяна.

Коровье. Жвачное. Водное. Примат.

Рога. Горбы. Плавники. Руки.

Он раздраженно покачал головой.

Быть может, материал, из которого они сделаны?

Вол – дерево. Верблюд – металл и эмаль. Рыба – живая ткань. Обезьяна – ткань. «Квин – каменная башка», – добавил Эллери, после чего взял дневник и попытался внести очередную запись.

Но слово «ключ» в сегодняшнем послании стучало у него в голове. Оно было использовано впервые. Как будто автор, раздосадованный его тупостью, решил дать намек попрозрачнее... «Моей тупостью? – подумал Эллери. – Но почему? Ведь подарки адресованы Джону».

Тем не менее он ощущал непонятную уверенность, что объектом насмешек отправителя был Квин, а не Себастьян.

Пятнадцать отдельных подарков за девять вечеров.

Ключ...

Ключ к чему?

Глава 12
Десятый вечер: пятница, 3 января 1930 года
В которой бледный всадник падает головой вниз, у одноглазой куклы вырастает новый зуб, а озадаченный сыщик пьет горькую чашу до дна

В пятницу утром в доме витал дух враждебности. О правилах вежливости было забыто напрочь. Озадаченность и апатия подверглись химическим изменениям. Теперь все были обуреваемы гневом, пренебрегали пищей миссис Дженсен, бродили по территории по одному или угрюмыми парами, явно давая понять, что ничего не желают сильнее, чем выбраться отсюда. Сержанту Дивоу приходилось смотреть в оба.

Холодность между Джоном и Расти стала еще очевиднее. Ее усугубляло поведение Валентины и Мариуса. Они извергали потоки язвительных замечаний, якобы обращаясь друг к другу, но каждый раз попадая в истинную цель. В итоге стрельба по мишеням выгнала Джона из дома.

Расти последовала за ним.

– Неужели ты не понимаешь, чего добиваются эти двое? Что с нами случилось, дорогой? Мы не можем позволить им все испортить. Джон, что с тобой происходит?

Но Джон молча седлал пегую кобылу.

– Не езди сегодня верхом. В такую слякоть тропинка может быть опасной.

– Со мной все в порядке. Я просто хочу убраться подальше.

– От меня?

– Не от тебя, Расти. Просто мне хочется побыть одному. Что не так с этой чертовой подпругой?

– Я думала, люди собираются пожениться, чтобы не быть в одиночестве. – Расти понимала, что это безумие, но уже не могла остановиться. – Или ты пытаешься внушить мне, что это не так?

– О, ради бога! – Джон вскочил в седло, повернул голову лошади, наклонился и пришпорил ее. Кобыла вылетела из конюшни, как ракета.

Прижав ладонь ко рту и сдерживая слезы, Расти наблюдала, как Джон скачет галопом по талому снегу и исчезает в лесу.

Ее охватила паника.

Она оседлала мерина и поехала следом за Джоном.

Лесная дорога оказалась в еще худшем состоянии, чем предполагала Расти. Полосы снега и грязи чередовались с участками льда там, куда не проникало солнце. Мерин двигался вперед с недовольным фырканьем. Сердце Расти бешено колотилось. Если Джон попытался погнать кобылу галопом по такой тропинке... Она пустила мерина рысью, напрягая зрение. Один раз он поскользнулся, едва не сбросив ее. Но Расти упрямо ехала дальше, убеждая себя, что кобыла надежнее мерина и что Джон опытный наездник...

Она нашла Джона за поворотом тропинки. Он лежал в снегу под елью лицом вниз. Кобыла все-таки поскользнулась и упала – Расти увидела красноречивую вмятину в снегу, – но с ней, вероятно, все было в порядке, так как ее нигде не было видно.

– Джон!

Он лежал неподвижно, лицо его было бледным. Расти слезла с лошади и подбежала к нему. Он не может, не должен умереть, твердила она себе.

– Джон! – Расти встряхнула его. – О, слава богу!..

Он был жив, но без сознания.

– Очнись, дорогой! – Она целовала его, хлопала по щеке.

Но глаза Джона оставались закрытыми.

Расти снова охватил страх. Значит, он серьезно пострадал. Его нельзя двигать с места. Нужно привести доктора Дарка.

Пробормотав молитву, Расти вскочила в седло, не помня себя, преодолела узкую тропинку и вбежала в дом.

* * *

Несчастный случай с Джоном прояснил атмосферу. Эллери, вернувшись из конюшни, застал его дающим аудиенцию на диване. Все весело болтали. Расти гладила Джона по голове и улыбалась, а доктор Дарк закрывал свой медицинский саквояж. Единственным признаком травмы была повязка на правом запястье Джона.

– Вижу, пациент будет жить, – заметил Эллери.

– Ты хотел сказать «проклятый дурень», – проворчал Джон. – Я сам виноват. Не понимаю, из-за чего такая суматоха.

– Ты, безусловно, виноват, – сказал доктор Дарк. – Тебе повезло, что ты отделался растяжением запястья.

– Ты уверен, что нет переломов, Сэм? – с беспокойством спросил Крейг. – И сотрясения?

– Могу отправить его в больницу, если тебе от этого будет легче, Артур, но в этом нет необходимости.

– Конечно нет, – сказал Джон. – Не волнуйся, Артур. Где ты был, Эллери? Не то чтобы я заслуживал твоего сочувствия, но ты мог бы понаблюдать, не сломал ли я шею.

– У меня было сильное искушение самому сломать ее тебе. – Эллери стал набивать трубку. – Сержант Дивоу и я ходили искать кобылу.

– Она пострадала? – воскликнул Джон.

– Цела и невредима. Мы нашли ее в стойле поедающей сено. – Эллери задул спичку и бросил ее в пепельницу. – Скажи, Джон, как это произошло?

– Я погнал ее, она поскользнулась, и я свалился головой вниз. Это все, что я помню до того, как доктор Сэм привел меня в чувство.

– А на тропинке ничего не случилось, что могло бы напугать лошадь?

– Насколько помню, нет. – Джон выглядел озадаченным. – А что?

– Мистер Квин, вы ведь не предполагаете... – с тревогой начал опекун Джона.

– Я предполагаю, мистер Крейг, – сухо отозвался Эллери, – что сейчас не время с ходу принимать несчастный случай с Джоном за чистую монету. Вот почему Дивоу и я осмотрели кобылу. Ей могли ослабить подкову, но, к счастью, этого не произошло. И вообще, это было маловероятно, так как никто не мог знать, что Джон поедет верхом этим утром и возьмет кобылу, а не мерина, как делал обычно. Все же, учитывая происшедшее, я не исключаю ничего только потому, что это выглядит маловероятным.

Тени сгустились вновь.

По настоянию доктора Дарка Джон провел остаток дня лежа на спине. Поскольку он отказался ложиться в кровать, то занял диван в гостиной, оказавшись в центре не слишком активной деятельности окружающих.

Сегодня беспокоившая всех тема всплыла на поверхность. Они до бесконечности обсуждали смысл подарков. Эллери молча слушал, больше следя за тоном, чем за словами, но не замечал ничего значительного.

Весь день в голове у него вертелся вопрос: каким будет сегодняшний вечерний подарок?

Ответ на сопутствующий вопрос – кто его найдет? – Эллери считал предрешенным. Если события будут следовать прежней схеме – а она казалась постоянной, хотя и бессмысленной, – то подарок должна была обнаружить Расти. Тот, кто днем больше всех контактировал с Джоном, вечером находил подарок – по крайней мере, начиная с пятого, воскресного вечера. В тот день Джон застал врасплох Эллери в своей спальне, и вечером Эллери нашел подарок. В понедельник Джон шантажировал Дэна З. Фримена, который и обнаружил шестой подарок вечером. Во вторник Вэл Уоррен призналась на конюшне в своей страсти к Джону, а тем же вечером нашла восьмой подарок. Среда была исключением – седьмой подарок обнаружил в рояле Мариус, хотя в тот день между ним и Джоном не происходило ничего особенного. Но вчера, после литературного шантажа в спальне Роланда Пейна, последний нашел девятый подарок.

Эллери пожал плечами. Он не придавал слишком большого значения подобным фактам. Очевидно, они не были совпадениями, но, с другой стороны, даритель не мог предугадывать отдельные эпизоды каждого дня. Кто бы он ни был, он просто пользовался происходящими событиями.

С таким количеством людей, постоянно перемещающихся по этажам и комнатам, было несложно оставаться в курсе всего творящегося в доме. Эта сторона действий таинственного дарителя, вероятно, была второстепенной в той смертоносной игре, которую он вел. А в том, что он вел ее в большей степени с ним, чем с Джоном или кем-либо еще, Эллери убеждался все сильнее.

Куда более насущными казались ему другие вопросы. Кем был мертвец и как он соответствует остальным фрагментам картинки-загадки? Как объяснить тот ошарашивающий факт, что хотя, судя по всему, брат-близнец Джона должен был скрываться в доме, но, согласно информации сержанта Вели, был похоронен в возрасте двух недель? И наконец, что означают ежевечерние подарки?

* * *

Как и предвидел Эллери, десятый подарок обнаружила Расти. После обеда она поднялась к себе за простыней для Джона, остававшегося на диване, и прибежала бледная как полотно, сжимая в руке очередную зловещую посылку.

– На моей кровати... Кто-нибудь п-пусть заберет ее...

По форме коробка отличалась от предшественниц – она была плоской, напоминая те, куда в галантерейных магазинах упаковывают носовые платки.

Но коробка оказалась уникальной и в другом смысле. Когда Эллери снял крышку, то не нашел внутри ничего, кроме белой карточки.

– Подарка нет! – воскликнула Эллен.

– Приятная перемена. – Джон явно испытывал облегчение. – Может, тот недоумок, который скрывается за этой чепухой, начал понимать, что его шуточка всем надоела.

– Я в этом не так уверен, Джон. – Эллери прочитал вслух отпечатанное на машинке сообщение:

А в десятый вечер Святок

Шлет любовь твоя в подарок

Г о л о в у в знак смерти скорой,

Нет спасенья от которой.

З у б один торчит, как штык,

Чтобы сыщик стал в тупик.

Джон изобразил усмешку.

– Милые чувства. Не смотри так трагично, Расти. На меня это уже перестало действовать. К тому же я не выношу скверных стихов.

Но это никого не одурачило.

– Нет подарка! – взвизгнула Оливетт Браун. – Выглядит зловеще. Что это может означать?

– Возможно, у него иссякли идеи, – предположил доктор Дарк.

– Или он не смог раздобыть голову, – сказал Мариус.

– Это замечание мне не кажется забавным, Карло, – холодно произнес Пейн. – Фактически, в вас меня все не слишком забавляет.

– Прекратите, вы, оба, – вмешалась Валентина. – Что вы думаете об этом, Эллери? Почему этим вечером нет подарка?

– Подарок есть. – Эллери постучал по карточке. – «Голову в знак смерти скорой». Такая голова уже была, помните? «Голова, где глаз один. Значит, скорой смерти жди». Голова, где «глаз закрыт, закрыт и рот».

– Тряпичная кукла в новогоднюю ночь! – воскликнула Эллен.

Эллери кивнул. Подойдя к шкафу, где хранились подарки, он обследовал замок, снова кивнул, затем, не пытаясь воспользоваться ключом, повернул ручку. Дверца шкафа открылась.

– Замок взломали, вероятно, прошлой ночью. Наш друг неистощим на сюрпризы, не так ли?.. Да, она здесь, – мрачно промолвил Эллери, – хотя и в исправленном состоянии.

К закрытому глазу и полоске рта на белой краске, покрывающей лицо куклы, добавилась третья черта – короткая вертикальная линия, тянущаяся вверх от правой стороны «рта». Несмотря на примитивный рисунок, смысл ее был ясен – она означала зуб, торчащий вверх в зловещей ухмылке под насмешливо прищуренным глазом.

Им пришлось помочь Джону лечь в постель.

* * *

Той ночью молодой мистер Квин испил в своей спальне горькую чашу до дна. Дело уже было не в нагромождении одной тайны на другую и не в том, что теперешние семнадцать предметов за десять вечеров составляли очередную бессмысленную сумму, а в ощущении издевки. Причем больше не могло быть сомнений в том, кто является ее объектом. Джон Себастьян, возможно, служил мишенью для угроз, но «сыщик» был мишенью для насмешек.

«Он водит меня за нос, – мрачно думал Эллери, – и каждый вечер щелкает по нему. А я могу только подчиняться. Он знает меня, черт бы его побрал! Знает, что я не люблю сдаваться и буду держаться до самого конца. И его ничуть не заботит, с чем я могу в конце столкнуться. Он подталкивает меня к выводу...»

В этот момент в голове Эллери мелькнула странная мысль: «К выводу, к которому хочет, чтобы я пришел».

Но эта мысль утонула в другом вопросе: «А что случится, когда я приду к нему?»

Среди неудач сегодняшнего вечера Эллери видел один плюс. Взломать замок шкафчика мог только кто-то из находящихся в доме. Поскольку сержант Дивоу дежурил весь день, а его сменщик – всю ночь, никто посторонний не мог этого сделать.

Но утешение было маленьким. Эллери и так это знал.

Он смотрел в черноту спальни, пока она не начала сереть, а потом, окончательно изможденный, свалился на кровать и заснул.