Текст книги "Чудо десяти дней"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Эллери повесил трубку. Он подождал несколько секунд, а потом набрал номер аэропорта Ла-Гуардиа.

2

Эллери вышел из самолета в райтсвиллском аэропорте ранним августовским полднем и торопливо проследовал мимо здания администрации к стоянке такси.

Воротник его пальто был приподнят, и он плотнее надвинул на лоб широкополую шляпу. Эллери сел в такси.

– В библиотеку. На Стейт-стрит.

Лучше объехать стороной редакцию «Райтсвиллский архив».

Город дремал под августовским солнцем. По Стейт-стрит в тени вязов медленно двигались немногочисленные пешеходы. На ступенях здания суда округа двое полицейских вытирали потные шеи. Одним из них был Джип.

Эллери поежился.

– Вот библиотека, мистер, – проговорил водитель такси.

– Подождите меня.

Эллери взбежал по ступенькам библиотеки, но в вестибюле сразу замедлил шаги. Он снял шляпу и, миновав чучело орла и открытую дверь, оказался во владениях мисс Эйкин. Эллери старался выглядеть как горожанин, уныло мечтающий в жару о тихом, прохладном уголке. И надеялся, что не застанет мисс Эйкин на месте. Но ошибся – вот она, все та же старая Горгона, с острыми чертами лица. Мисс Эйкин штрафовала испуганную девочку лет одиннадцати на шесть центов за книгу, просроченную на три дня. И с подозрением глядела, как та открывает кошелек. Мужчина в пальто протер лицо носовым платком и продолжал вытирать его, пока не прошел мимо стола мисс Эйкин, очутившись в поперечном коридоре.

Эллери сунул в карман носовой платок и взялся за ручку двери с надписью «Кабинет периодики».

Стол дежурного в кабинете периодики пустовал. И в нем находилась лишь одна читательница, молодая дама, которая весело похрапывала над подшивкой старых номеров «Сатурдей ивнинг пост».

Эллери на цыпочках приблизился к папке с подшивкой «Райтсвиллский архив». Он с чрезвычайной осторожностью протащил тяжелый том, озаглавленный «1917», мимо спящей красавицы к пюпитру и потихоньку раскрыл его.

Сильный летний ливень с громом и молниями.

Тем не менее он начал с апрельских статей, решив ознакомиться и с весенними событиями.

Описание трагической гибели местного врача по дороге в город после принятых родов наверняка должно было попасть на первую полосу райтсвиллской газеты в 1917 году. Эллери просмотрел все страницы. К счастью, в те дни «Архив» выходил лишь на четырех полосах.

Он также en passant[23]23
  Мимоходом (фр.).


[Закрыть] пробежал глазами колонки с некрологами в каждом номере.

Дойдя до середины декабря, Эллери прекратил чтение и положил подшивку на полку. Оставив молодую даму похрапывать над журналами, выскользнул из райтсвиллской библиотеки через черный ход с суровой надписью «Выхода нет».

Он почувствовал, как утомила его эта проверка.

Эллери направился в сторону Аппер-Уистлинг, и его руки в карманах заметно подрагивали.

У входа в здание телефонной станции Северного квартала он попытался собраться с духом, затратив на это несколько секунд. А затем вошел и спросил, нельзя ли ему переговорить с менеджером.

Какую историю он ему рассказал, Эллери и сам не мог вскоре вспомнить, и, хотя в ней не было пи грана правды, цель оказалась достигнута. Он получил телефонные справочники Райтсвилла за 1916-й и 1917 годы.

Ему понадобилось ровно двадцать пять секунд, чтобы удостовериться: в телефонном справочнике за 1916 год не значился ни один абонент по фамилии Сауфбридж.

У него ушло еще двадцать секунд, чтобы обнаружить: в телефонном справочнике за 1917 год не значился ни один абонент по фамилии Сауфбридж.

В его глазах зажглись азартные, охотничьи огоньки, и он попросил справочники за 1914, 1915, 1918, 1919 и 1920 годы.

Никакой Сауфбридж, ни врач, ни кто-либо еще, не значился и в них.

Когда он надел шляпу, ему стало не по себе.

Он решил держаться подальше от Площади. Изменив маршрут, Эллери спустился по Аппер-Уистлинг, миновал Джезрил-Лейн, Лоуэр-Мейн и свернул к Слоукем. А там пробежал целый квартал до Вашингтон-стрит.

Супермаркет Логана оживляло лишь жужжание насекомых. Отрезок пути между Слоукем и Вашингтон-стрит был пуст. Он с облегчением вздохнул и двинулся по Вашингтон-стрит, устремившись к специализированной клинике. Мельком заметил руку и красивое армянское лицо Энди Биробатьяна в райтсвиллском цветочном магазине за соседней дверью, и у него тут же отпало желание покупать цветы и думать об Армении.

Он поднялся по широкой деревянной лестнице специализированной клиники, негодуя на шум собственных шагов по старым ступеням.

На верхней площадке лестницы Эллери повернул направо, увидев знакомую вывеску «Майлоу Уиллоби. Доктор медицины».

Эллери постарайся улыбнуться, отдышался и вошел в приемную.

Дверь в кабинет доктора Уиллоби была закрыта. В приемной своей очереди ждали два посетителя – фермер с желтым лицом и полными боли глазами и беременная молодая женщина, у которой глаза были отнюдь не печальными, а скорее сонными.

Эллери сел и тоже принялся ждать. Прежняя зеленая громоздкая мебель, выцветшие рекламные плакаты фирмы «Карриер и Айвз» на стенах и прежнее потрескивание вентилятора над головой.

Дверь кабинета распахнулась, и оттуда с сияющей улыбкой вышла еще одна беременная женщина, постарше той, что сидела в приемной. Эллери увидел в кабинете старого доктора Уиллоби. Действительно старого, высохшего, сморщенного. Его проницательные глаза потускнели и сделались больше и водянистее. Он бросил взгляд на Эллери, предупредив: – Я освобожусь через несколько минут, сэр. А потом кивнул молодой беременной женщине. Она поднялась, сжимая в руке коричневый сверток, и направилась в кабинет. Доктор Уиллоби снова закрыл дверь. Когда она появилась в приемной, уже без пакета, доктор Уиллоби пригласил фермера.

После того как фермер покинул кабинет, его порог переступил Эллери.

– Вы меня не помните, доктор Уиллоби.

Старый врач передвинул сползшие на нос очки и всмотрелся:

– Да это же мистер Квин. – Он подал Эллери мягкую, и влажную и дрожащую руку. – Я слыхал, что вы приезжали к нам в прошлом году, – проговорил доктор Уиллоби, взволнованно отодвинув стул. – Еще до того, как в газетах написали об этой кошмарной истории. Почему вы нас не навестили? Герми Райт на вас ужасно разозлилась. Да и я тоже обиделся!

– Я провел в городе лишь девять дней, и дел у меня было невпроворот, – со слабой улыбкой пояснил Эллери. – А как поживает судья Илай? И Клэрис?

– Постарели. Да и все мы постарели. Но что вы здесь сейчас делаете? Ну, это не имеет значения. Позвольте мне позвонить Гермионе и сообщить…

– Не надо, прошу нас, – остановил его Эллери. – Спасибо, доктор, но я в городе всего на день.

– По какому-то уголовному делу? – покосился на него старик.

– В общем, да. Мне надо кое-что уточнить, – улыбнулся Эллери. – Возможно, я и сегодня повел бы себя не слишком вежливо и не появился бы у вас, доктор, если бы не потребность в одной срочной информации.

– И наверное, лишились бы последнего шанса застать меня в живых, – ухмыльнулся врач.

– Почему, что вы имеете в виду?

– Ничего. Это просто моя старая шутка.

– Вы больны?

– Каждый раз, когда мне задают подобный вопрос, я вспоминаю афоризм Гиппократа, – отозвался доктор Уиллоби. – «У стариков меньше болезней, чем у молодых, но их болезни навсегда остаются с ними». Нет, ничего существенного. Работы поубавилось, вот и все! Я теперь не оперирую…

Желтая кожа, растянутая, обвисшая и словно протравленная кислотой, в мелких складках и морщинах, – неужели у него рак?

– А что за информация вам понадобилась, мистер Квин?

– Сведения о человеке, погибшем в результате несчастного случая летом 1917 года. По фамилии Сауфбридж. Вы его помните?

– Сауфбридж, – нахмурился доктор.

– Вероятно, вы знаете больше райтсвиллцев, живых и мертвых, чем кто-либо в городе, доктор. Сауфбридж.

– В Слоукеме когда-то жила семья Соубридж. Они держали платную конюшню году этак в 1906-м…

– Нет, я говорю о человеке по фамилии Сауфбридж, и он был врачом.

– Медиком? – с удивлением поглядел на него доктор Уиллоби.

– Да.

– Практикующим врачом?

– Я так полагаю…

– Доктор Сауфбридж… Нет, он не мог практиковать в Райтсвилле, мистер Квин. Да и где-либо в округе, а не то я бы о нем слышал.

– По моей информации, он практиковал в Райтсвилле. Принимал роды, ну и все такое.

– Кто-то, по-видимому, ошибся. – Старик покачал головой.

– Да, кто-то, по-видимому, ошибся, доктор Уиллоби, – неторопливо произнес Эллери. – Можно мне позвонить по вашему телефону?

– Разумеется.

Эллери набрал номер полицейского управления.

– Шеф Дейкин… Дейкин? Это Эллери Квин… Да, верно, я снова здесь. Нет, лишь на день. Как вы поживаете?

– Все тот же денди и баловень судьбы, – с восхищением откликнулся Дейкин. – Приезжайте ко мне, я вас жду.

– Не могу, Дейкин. Просто нет ни минуты времени. Скажите, что вам известно о некоем Бермере из Конхейвена?

– О Бермере? Владельце детективного агентства?

– Да. Какая у него репутация, Дейкин? Он заслуживает доверия? Он надежен?

– Что же… Я вам прямо отвечу…

– Да?

– Бермер – единственный частный детектив штата, которому я доверяю без малейших сомнений. Я знаком с ним четырнадцать лет, мистер Квин. Если вы собираетесь с ним работать или иметь еще какие-то дела, то лучше его никого не найдете. Его слово – закон.

– Спасибо.

Эллери повесил трубку.

– Джордж Бермер – мой пациент, – заявил доктор Уиллоби. – Он всегда приезжает ко мне лечиться из Конхейвена. У него геморрой.

– И вы ему доверяете?

– Да, я Джорджу полностью доверяю.

– По-моему, – проговорил Эллери, поднявшись со стула, – мне пора бежать, доктор.

– Я вам никогда не прощу столь короткого визита.

– Я и сам себе его не прощу. Берегите себя, доктор.

– Я лечусь у величайшего целителя в мире, – улыбнулся доктор Уиллоби, и они пожали друг другу руки.

Эллери очень медленно побрел по Вашингтон-стрит к площади.

Дидрих Ван Хорн солгал.

В прошлом сентябре Дидрих Ван Хорн сочинил длинную и запутанную историю, и она от начала до конца оказалась ложью.

Невероятно. Но так все и случилось.

Почему? Зачем нужно было изобретать несуществующих родителей для приемного сына, которого он любовно воспитывал с младенческих лет?

«Погоди.

Возможно, Мэтти и Аарон Уайи были… Возможно, тут имелось другое объяснение».

Эллери быстро забрался в такси, припаркованное перед «Холлисом», и крикнул:

– На кладбище Фиделити.

3

Он попросил таксиста подождать.

Перелез через каменную ограду и, прибавив шаг, направился по дорожке, мимо заросших сорняками могильных плит. Солнце уже клонилось к закату.

Немного побродив среди памятников, Эллери отыскал две расположенные рядом могилы – низкое двойное надгробие почти полностью скрылось за буйно разросшимися сорняками.

Он опустился на колени, раздвинув сорняки. «Аарон и Мэтти Уайи».

Вот они, имена, высеченные на мягком, крошащемся камне.

Эллери начал их изучать.

Почему-то теперь они выглядели по-другому. Но и все кладбище выглядело по-другому. Год назад он был здесь ночью, во время сильного ливня. И осматривал каменное надгробие при мерцающем свете зажигалки. Тогда выгравированная надпись вздымалась волнами и как будто плясала.

Он наклонился к надгробию. Что-то было не в порядке с одной из букв. В этом и заключалась разница. А вовсе не в иллюзии плохого освещения и не в провалах памяти.

Последняя буква.

Букву «и» в фамилии Уайи вырезали по-иному, чем остальные буквы.

Ее высекли не столь глубоко. Она явно была выбита непрофессионалом. И стоило Эллери приглядеться попристальнее, как он обнаружил в ней неровность и неуклюжесть, нехарактерные для прочих букв. Чем больше он изучал последнее «и», тем яснее становились отличия. Даже очертания буквы были резче других. В сущности, они были гораздо резче.

Эллери всегда стремился к совершенству и потому, не удовлетворившись наблюдением, вырвал с корнем длинный сорняк, росший на могиле, и, очистив его от листьев, использовал как линейку. Он отсчитал им расстояние от левого края могильного камня до буквы «А» в слове «Аарон». Затем, отмерив большим пальцем точную длину сорняка, приложил свою «зеленую линейку» к правой стороне камня.

Расстояние от буквы «и» в слове «Уайи» на правом конце было короче расстояния на левом конце от буквы «А» в слове «Аарон».

По-прежнему не чувствуя уверенности, он приложил большой палец к правому краю могильного камня, чтобы определить, где остановится кончик сорняка.

Он остановился точно на букве «й» в слове «Уайи».

Эллери всеми силами пытался избежать вывода. Однако вывод неизбежно напрашивался.

Изначально резчик по камню выбил на надгробии:

«Аарон и Мэтти Уай».

А чья-то другая рука, много позже, добавила букву «и». Таков был факт.

Эллери выбросил сорняк и осмотрелся по сторонам. Он увидел растрескавшуюся каменную скамью, сквозь которую проросли сорняки.

Подошел к ней, сел и принялся жевать эти сорняки.

– Эй, мистер.

Эллери внезапно очнулся. Кладбище куда-то исчезло, и он сидел окруженный тьмой. Перед ним в темноте маячил желтый, непонятный конус света.

Он поежился и сжался, плотнее укутавшись в пальто.

– Кто это? – спросил Эллери. – Я ничего не вижу.

– А я подумал, что вы обо мне совсем забыли, – раздался в темноте мужской голос. – Но вы тут что-то засиделись, а вам платить, мистер. Я не выключал счетчик. Вы же просили меня подождать.

Была уже ночь, а он по-прежнему находился на кладбище Фиделити, на растрескавшейся каменной скамье. И перед ним стоял шофер такси с зажженным фонарем.

– А, да, – откликнулся Эллери. Он поднялся и выпрямился. У него затекли ноги и ныли суставы, но что-то в его душе ныло куда сильнее, и от этой боли не существовало лекарств. – Да, конечно. Я оплачу все по счетчику.

– А я подумал, что вы обо мне забыли, мистер, – повторил таксист, но другим, смягчившимся тоном. – Осторожнее, вот сюда. Позвольте мне посветить моим фонарем. Я пойду за вами.

Эллери двинулся мимо обветшавших могил к каменной ограде. Когда он перелезал через нее, то внезапно осознал, что ни разу не искал вход на кладбище, и усмехнулся:

– А вот эта дорога ведет к…

– Куда теперь ехать, мистер? – спросил шофер такси.

– Что?

– Я сказал, куда нам ехать.

– О! – Эллери устроился на заднем сиденье. – В Хилл-Драйв.

* * *

Для того чтобы добраться от Фиделити до Хилл-Драйв, нужно было миновать Норд-Хилл-Драйв.

Когда знаменитые мраморные колонны-монолиты остались позади, он наклонился к таксисту:

– Чью это усадьбу мы сейчас проехали?

– Э… угу. Тут живут Ван Хорны.

– Ван Хорны. Да, я вспомнил. А их дом открыт? В нем кто-нибудь есть?

– Уж это точно.

– Значит, братья Ван Хорны по-прежнему здесь?

– Ага. Вместе со своей старушкой. – Шофер изогнулся и заерзал на сиденье. – На их парк теперь и смотреть-то страшно, – мороз по коже. Все запущено, словно ураган прошел. Выбито подчистую. С тех пор, как пришили жену Дидриха Ван Хорна. А было это в прошлом году.

– Неужели?

– Точно вам говорю. Старому Дидриху крепко досталось, и он совсем сдал. Я слыхал, он выглядит старше своей мамаши, а его мамаша старше самого Господа Бога. Да и потеря сына ему никак не помогла. Его звали Говард, и он был скульптором. – Шофер снова изогнулся, заерзал и понизил голос. – Знаете, Говард ее и пришил.

– Да, я читал в газетах.

Таксист опять взялся за руль.

– И весь год Дидриха Ван Хорна в городе ни одна душа не видела. Хуже того, больше он ничем не управляет. Передал все дела брату, Уолферту. А Дидрих просто сидит дома.

– Понимаю.

– Ох и гнусная история, черт бы их побрал. Что же, вот здесь Норд-Хилл-Драйв переходит в Хилл-Драйв. Какой дом вам нужен в Хилл-Драйв, мистер?

– По-моему, вот этот, справа.

– А, вы к Уилерам? Хорошо, сэр, я вас подвезу.

– Не беспокойтесь, не стоит подъезжать к воротам. Я выйду у поворота и доберусь пешком.

– Хорошо, сэр. – Таксист притормозил, и Эллери достал бумажник. – Знаете, число на моем счетчике похоже на китайский военный долг, – заметил шофер.

– Я сам виноват. Ну вот, мы и в расчете.

– Как скажете. Спасибо.

– Это вам спасибо. За ожидание.

Таксист переключил скорость.

– Все в порядке, мистер. Когда люди приходят на кладбище, то забывают о времени. Да это и неплохо, не так ли?

Он засмеялся, и такси спустилось с холма.

Эллери подождал до тех пор, пока свет задних фар не скрылся за поворотом. А затем начал подниматься на холм, возвращаясь на Норд-Хилл-Драйв.

4

Когда Эллери прошел между двумя колоннами и направился по частной подъездной дороге, на небе появилась луна.

Раньше здесь горели фонари, подумал он.

Но никаких фонарей на дороге теперь не было.

Однако луна светила ярко, и это ему помогло, потому что идти оказалось небезопасно. О запомнившейся Эллери приятной гладкости асфальта можно было только мечтать, и он то и дело натыкался на разбросанные булыжники или оступался о выбоины. Миновав кипарисы и тисы и взобравшись, как по спирали, в гору, он заметил, что редкие кустарники, высаженные по обеим сторонам дороги, рядом с деревьями, полностью исчезли в безумном клубке беспорядочной растительности.

Да, таксист прав, тут все запущено, Настоящий упадок, решил он.

Развалины. Усадьба Ван Хорнов превратилась в развалины.

Фасад центрального особняка покрывала тьма. Темно было и в северном крыле – на террасе, в саду и в доме для гостей. Эллери обогнул террасу, сад и бассейн. И убедился, что бассейн высох и наполовину заполнен сгнившей листвой.

Потом он посмотрел на дом для гостей.

Ставни на его окнах были опущены, а дверь заперта на замок. Сад изменился до неузнаваемости – заросший сорняками, нестриженый, лишившийся стиля.

Он постоял там какое-то время, отдышался и осторожно двинулся к черному ходу. Его внимание привлекли клинья света на земле. Эллери приподнялся на цыпочки и заглянул в окно кухни.

Христина Ван Хорн склонилась над раковиной и мыла посуду. Казалось, ее старую, согнутую спину можно было безошибочно узнать. Но когда она на мгновение повернулась с мокрыми руками, он понял, что это вовсе не Христина, а Лаура.

Ночь выдалась душная, однако Эллери сунул руки в карманы и нащупал там свои кожаные перчатки. Достал их и неторопливо натянул.

Он обошел стену под окнами кухни, стараясь держаться к ней поближе, свернул за дальний угол и остановился. Яркие лучи света, падавшие на эту темную сторону, доходили до железных перил на южной террасе.

А сам источник света был в кабинете.

Эллери пробрался вдоль стены и поднялся по ступенькам на террасу.

Он замедлил шаги поодаль от освещенного кабинета и внимательно оглядел его.

Портьеры были неплотно закрыты.

Он увидел с террасы продолговатый, узкий и невыразительный отсек кабинета. И в части этого отсека на уровне сидящего человека заметил чье-то лицо, а вернее, тоже его часть. Часть лица глубокого старика, с серой, обвисшей кожей. По этой части лица Эллери не узнал никого из живших в особняке.

Но затем лицо немного сдвинулось и Эллери стал виден один глаз, уставившийся в расщелину тьмы. И тогда Эллери догадался. Этот большой, глубоко посаженный, блестящий и очень красивый глаз, несомненно, принадлежит Дидриху Ван Хорну.

Эллери прижал костяшки пальцев в перчатках к ближайшему куску стекла французской двери и резко постучал. Лицо исчезло во мраке. И снова появилось, теперь на него смотрели оба глаза.

Эллери снова постучал и отступил на шаг назад, потому что из кабинета донесся скрипучий голос, похожий на скрежет застоявшихся колес:

– Кто там?

Голос был столь же странным, как и фрагмент лица. И эта странность носила сходный характер. Он принадлежал дряхлому старику.

Эллери приблизил губы к французской двери:

– Квин. Эллери Квин.

Он взялся за дверную ручку, повернул ее и легонько толкнул.

Дверь была заперта. Эллери начал ее трясти.

– Мистер Ван Хорн! Откройте дверь.

Он услышал, как ключ не без труда вставили в замочную скважину, и отпрянул назад. Дверь открылась.

Дидрих сидел в инвалидном кресле, с накинутым на плечи желтым пледом, а его руки вцепились в колеса. Он в упор уставился на Эллери, то прищуриваясь, то напрягая глаза, словно желая получше его разглядеть.

– Почему вы вернулись?

Да, таксист снова оказался прав – он очень старый, не моложе своей матери. И даже старше ее. Вся его сила исчезла без следа, а оболочка тоже растрескалась. Волосы поредели и стали грязно-белыми, их остатки висели безжизненными прядями.

– Потому что я должен был так поступить, – ответил Эллери.

А вот кабинет остался прежним. Стол, лампа, книги, кресло. Только сейчас комната как будто увеличилась. Но потому что уменьшился Дидрих.

Когда он совсем сморщится и умрет, подумал Эллери, продолжая осматриваться, кабинет до того вытянется и в длину и в ширину, что лопнет с треском, точно раздувшийся мыльный пузырь.

Он опять уловил поскрипывание и, повернувшись, увидел, что Дидрих отъехал в инвалидном кресле к центру комнаты, куда не падал свет настольной лампы. Теперь освещены были одни его ноги, а лицо и туловище скрылись в тени.

– Потому что вы должны были так поступить, – повторил Дидрих, явно озадаченный его словами.

Эллери уселся во вращающееся кресло, прижавшись к спинке. Его пальто упало на пол, но он не стал снимать шляпу и положил руки в перчатках на подлокотники кресла.

– Да, я должен был, мистер Ван Хорн, – сказал он. – Сегодня утром я нашел листок в кармане моего старого домашнего пиджака и впервые прочел все, что Говард написал на его обороте.

– Я не желаю вас видеть, ступайте отсюда, мистер Квин, – заявил призрак голосом Дидриха.

Однако Эллери как ни в чем не бывало продолжил:

– Я обнаружил, мистер Ван Хорн, что вы любитель анаграмм. До сих пор я ничего не знал ни о «Лиа Мэсон», ни о «Саломине». Просто не подозревал о вашей изобретательности и тяге к новым, необычным словам.

Инвалидное кресло больше не двигалось. Но голос Дидриха окреп, и в нем послышались теплые нотки.

– А я и забыл. Совсем забыл. Бедная Салли.

– Да.

– И это открытие заставило вас вернуться сюда, мистер Квин, чтобы увидеться со мной? Очень любезно с вашей стороны.

– Нет, это открытие, мистер Ван Хорн, заставило меня позвонить в детективное агентство Конхейвена.

Инвалидное кресло заскрипело. Но голос удивленно произнес:

– Неужели?

– И после телефонного разговора я прилетел в Райтсвилл, мистер Ван Хорн, – начал Эллери, глубже устроившись в вертящемся кресле. – Я побывал на кладбище Фиделити. И долго осматривал надгробный памятник Аарона и Мэтти Уай.

– А, это надгробие. Оно еще стоит? Мы умираем, а камни живут. Ведь это несправедливо, не так ли, мистер Квин?

– Мистер Ван Хорн, вы никогда не обращались в детективное агентство Конхейвена с просьбой отыскать родителей Говарда. Несомненно, вы пытались их найти в раннем детстве Говарда, с помощью этого Файфилда, о котором вы упоминали. Вам хотелось выйти на их след, но, когда он ничего не выяснил, всем поискам настал конец. А остальное вы придумали.

И вовсе не Бермер из Конхейвена нашел могилы Аарона и Мэтти Уай, а вы, мистер Ван Хорн. Не Бермер поведал вам историю рождения Говарда, а вы сами ее сочинили. Бог знает, кем были родители Говарда, но уж точно не супругами Уай. И никакого доктора Сауфбриджа в Райтсвилле никогда не существовало. Вы изобрели целую фантастическую повесть после того, как высекли резцом лишнюю букву «и» на могильном камне Уай, чтобы их фамилия отныне читалась как «У-а-й-и». Вы подарили Говарду фальшивых родителей, мистер Ван Хорн. Вы дали Говарду фальшивую фамилию.

Человек в инвалидном кресле молчал.

– А почему вы дали Говарду фальшивую фамилию, мистер Ван Хорн? Да потому, мистер Ван Хорн, – пояснил Эллери, – что фальшивая фамилия «УАЙИ» с никогда не существовавшим «и» на конце сочеталась с его инициалами «Г.Г.». Ведь Говард обычно подписывался «Говард Гендрик». Вот вы и придумали новую подпись – «Г.Г. Уайи» с буквой «и». А она – как я блистательно доказал в своем прославившемся теперь на весь мир прошлогоднем анализе, мистер Ван Хорн, – является анаграммой имени ЯХВЕ. И это свидетельствует, что Говард нарушил заповедь, гласящую: «Не произноси имени Бога твоего всуе».

– Я уже не тот, что раньше, мистер Квин, – отозвался Дидрих. – Вы тут нарассказали мне страшные и грустные истории, но они до того запутанные, что я в них не разобрался. О чем вы говорите?

– Если у вас ослабела память, мистер Ван Хорн, – заметил Эллери, – то я постараюсь снова воссоздать все события. Вам известно, что если вы дали Говарду новую фамилию, но не имя, то он должен был сохранить имя, полученное при крещении и выбранное вами, когда вы усыновили его, – Говард Гендрик. Вы также знаете, что он подписывал свои работы «Г.Г. Ван Хорн». И уж если он решил принять, ну, допустим, свою настоящую фамилию – Уайи, то ему, соответственно, надлежало подписываться «Г.Г. Уайи», с последней буквой «и», мистер Вам Хорн. А поскольку Говарду предстояло участвовать в масштабном скульптурном проекте, то, по всей вероятности, он бы подписал свои модели «новым» именем.

Но даже если бы Говард этого не сделал, то вы бы могли подписаться за него, мистер Ван Хорн. Ведь во время его приступов амнезии у вас появлялось огромное преимущество. Вы могли бы поставить подпись «Г.Г. Уайи» с буквой «и» на его моделях. Я допускаю, что в периоды его «провалов» Говард тоже мог бы так поступить. Да и кто, включая Говарда, стал бы это отрицать? В любом случае, мистер Ван Хорн, вы бы не проиграли. Оказалось, что Говард успел расписаться «Г.Г. Уайи» на одной из своих моделей и на нескольких черновых эскизах.

– Я просто не понимаю, о чем идет речь, – еле слышно повторил Дидрих. Его крупная рука с обвисшей кожей и веревками вен поднялась к глазам. – Почему, бог ты мой, я бы сделал нечто подобное?

– Вы вполне естественно обратились сейчас к Богу и Небесам, мистер Ван Хорн, – откликнулся Эллери. – Да, так вы и сделали. А вот почему? Да потому что хотели обманным путем навязать Говарду анаграмму Божьего имени.

Дидрих не ответил ему. Но потом проговорил:

– Мне трудно поверить, будто что-либо из сказанного вами происходило на самом деле. Неужели вы имели в виду, что я изобрел какой-то план, навязал Говарду анаграмму Божьего имени и сочинил историю о рождении Говарда? Ничего более фантастичного я еще не слышал.

– Да, звучит фантастично, – согласился Эллери. – Однако все это случилось год назад в реальной жизни. Таково единственное объяснение, и альтернатив у него нет. Вы солгали о родителях Говарда и высекли лишнюю букву «и» в фамилии на кладбище Фиделити, что помогло мне составить анаграмму Божьего имени, а она, в свою очередь, дала мне возможность обвинить Говарда в нарушении одной из десяти заповедей. Как вы выразились, фантастично. Невероятно натянуто. Однако, повторяю, это произошло, мистер Ван Хорн. И произошло потому, что вы человек необычайно проницательный, прекрасно разбираетесь в людях и у вас потрясающее воображение. А вы к тому же имели дело с детективом-любителем, падким на фантастические и натянутые гипотезы, мистер Ван Хорн. Вам ведь были известны мои склонности!

Эллери приподнялся, ощутив непривычное возбуждение, но тут же опустился в кресло. Усевшись поудобнее, он опять заговорил спокойно и рассудительно:

– Вы разработали план с фантастическими подробностями, мистер Ван Хорн, но преследовали вполне логичные, заурядные и практические цели. Вы решили навязать Говарду анаграмму Божьего имени. У вас имелся выбор, и вы начали отбирать. Вероятно, вы сузили этот выбор до двух имен – Иегова и Яхве. Но работа с именем Иегова – не из легких. «Иегова» минус две буквы «Г», сохранившиеся у Говарда, и что же остается? Буквы «И», «е», «о», «в», «а» – удручающая комбинация для анаграммы правдоподобной фамилии. Но вот «Яхве» минус две буквы «Г» дает в результате буквы «у», «а», «й», «и», а подобное созвучие можно трансформировать во вполне приемлемую фамилию Уайи. Понадобилось лишь одно – отыскать могилу семейной пары или одинокой женщины, если вы будете на этом настаивать, хотя муж и жена подходили гораздо лучше, в окрестностях Райтсвилла, или в Слоукеме, или в Конхейвене – короче, в пределах округа или даже штата – по фамилии Уайи, – умершей после рождения Говарда и не оставившей наследников.

Вы не нашли Уайи, но отыскали Уай. Происхождение фамилии англосаксонское, поскольку Новую Англию заселили в свое время в основном этнические англичане. Было бы странно, если бы вы не обнаружили несколько Уаев или Уайсов, из которых можно кого-нибудь выбрать. А что касается Аарона и Мэтти Уай, то их историю вы, наверное, тоже выдумали. Или они и впрямь были бедными фермерами, как вы говорили. Это не существенно. Вы могли подтасовать факты в угоду вашей цели или вашему пониманию данных фактов. У вас была полная свобода действий.

Боль в его животе улеглась, но он по-прежнему чувствовал холод. И не смотрел на Ван Хорна.

Старик в инвалидном кресле спросил:

– Что вы пытались этим доказать, мистер Квин?

– Что Говард не нарушал все десять заповедей, – ответил Эллери. – И беру на себя смелость утверждать: теперь я знаю, что по крайней мере одна из заповедей, посягательство на которую я приписывал Говарду, нарушена отнюдь не им. Это результат ваших действий, мистер Ван Хорн.

Сегодня, сидя в сумерках на кладбище Фиделити, я задал себе вопрос, мистер Ван Хорн: если Говард не нарушил одну заповедь, то, быть может, он не нарушал и остальные?