Текст книги "Чудо десяти дней"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Дешево.

– Дешево! – Говард с изумлением уставился на него.

– Я полагаю, что твой отец, Говард, заплатил бы гораздо дороже, лишь бы уберечь эти письма от посторонних глаз. А что бы сделал ты на его месте?

Говард промолчал.

– И затем он, или она, сказал вот что, – испуганно продолжила Салли. – За два дня или чуть больше я должна где-то достать эти деньги. Тогда он позвонит снова и укажет – как их ему передать. Ну а если я откажусь или попытаюсь его обмануть, он продаст письма Дидриху. И куда дороже.

– И что вы на это ответили, Салли?

– Я с трудом могла говорить. Подумала, что вот-вот потеряю сознание или отупею от страха. Но все же собралась с силами и сказала, что соберу деньги. А потом он повесил трубку. Или она.

– Звонил ли этот шантажист еще раз?

– Да, сегодня утром.

– О, – откликнулся Эллери и поинтересовался: – И кто теперь подошел к телефону?

– Я. В доме больше никого не было.

Дождь больше не накрапывал, а полил в полную силу, его струи громко барабанили по глади озера.

– Ты бы лучше надела плащ, Салли, – недовольно произнес Говард.

– Нет, с деревьев почти ничего не капает, – возразила она. – Так, обычный прохладный душ. – Затем Салли пояснила: – Говард с утра уехал в город за копией архитектурных планов музея. Он покинул дом сразу вслед за Дидсом и Уолфертом. А я… решила подождать его возвращения, потом мы… поговорили, а чуть позже я принесла вам завтрак.

– Ну и какие же указания вы получили сегодня утром, Салли?

– Мне нельзя приносить деньги самой. Я могу послать своего представителя. Но пойти должен лишь один человек. Если я сообщу в полицию или попытаюсь уговорить кого-нибудь пронаблюдать за встречей, он об этом узнает и примет меры. Сделка не состоится, а он позвонит Дидсу в офис и обо всем ему расскажет.

– Где он назначил встречу и когда?

– В номере 1010 отеля «Холлис»…

– О да, – прервал ее Эллери. – Это на верхнем этаже.

– Завтра, в субботу, в два часа дня. Человек, пришедший с деньгами, увидит, что дверь в номер 1010 не заперта. Он сказал, что нужно будет войти в комнату и дождаться его звонка с дальнейшими инструкциями.

Говард и Салли посмотрели на Эллери с такой тревогой, что он отвернулся, встал и направился к озеру, пройдя несколько шагов по его берегу. Дождь прекратился, облака чудесным образом рассеялись, а птицы вернулись на прежнее место. После дождя воздух стал свежее, но все вокруг было пропитано влагой.

Эллери снова подошел к ним:

– По-моему, вы намерены ему заплатить.

Салли растерянно поглядела на него.

– Намерены заплатить? – огрызнулся Говард. – Но ты же в этом никогда не участвовал, Эллери.

– Участвовал. Я хорошо знаком с шантажом и шантажистами.

– А что еще мы можем сделать? – воскликнула Салли. – Если мы не заплатим, он отдаст письма Дидриху!

– Вы твердо уверены в том, что сохранили все в тайне от Дидриха? И он ни о чем не подозревает?

Они не ответили. Эллери вздохнул:

– Вот в чем чертовщина, когда ты имеешь дело с шантажом. Салли, вы собрали двадцать пять тысяч долларов?

– Они у меня. – Говард порылся в нагрудном кармане своего твидового пиджака и достал простой, продолговатый, весьма объемистый конверт. Он передал его Эллери.

– Это мне? – безучастным тоном осведомился мистер Квин.

– Говард не позволит мне пойти и, я думаю, сам не отправится в отель, – прошептала Салли. – Слишком опасно, и у него от нервного напряжения может начаться очередной приступ амнезии. И тогда нам обоим крышка. К тому же нас знают в городе, Эллери. А если нас заметят…

– Вы хотите, чтобы я завтра сыграл роль вашего посредника?

– Вы согласны?

Она устало вздохнула, словно из надутого шара вышли последние капли воздуха. Все ее эмоции уже были на пределе – и гнев, и стыд, и чувство вины, и даже отчаяние.

«Они оба совершенно не представляют себе, чем завершится встреча. Но потрясение не пройдет для нее даром. Она не вернется к прежнему, это выше ее сил. Теперь все, от начала до конца, зависит от Дидриха. А он никогда не узнает, и в будущем она, возможно, станет с ним счастлива. А вот ты, Говард, проиграл. Ты проиграл, сам того не понимая, когда пытался выиграть».

– Ну, что я тебе говорил? – воскликнул Говард. – Это ни к чему не приведет, Салли. Ты зря рассчитывала на Эллери. Он ничего не сделает. Уж особенно Эллери. Лучше я просто пойду туда сам и отдам деньги.

Эллери взял у него конверт – незапечатанный, перевязанный ленточкой с бантом. Он просунул руку и заглянул внутрь. Конверт был набит новенькими, твердыми пятисотдолларовыми купюрами. Эллери испытующе посмотрел на Говарда.

– Это точная сумма. Пятьдесят пятисотдолларовых купюр.

– Салли, он говорил хоть что-нибудь о мелких банкнотах?

– Нет, не говорил.

– А какая разница? – буркнул Говард. – Ему известно, что мы не станем следить за банкнотами. Или ловить его с поличным. Ему нужно было только договориться о встрече.

– Дидс ему бы ни за что не поверил! – Она гневно бросила эти слова в лицо Говарду. И снова смолкла.

Эллери опять перетянул конверт резиновой лентой.

– Дай его мне, – попросил Говард.

Однако Эллери отложил конверт в сторону.

– Он мне завтра понадобится, не так ли?

Губы Салли разжались.

– Значит, вы это сделаете?

– При одном условии.

– О! – Она сразу оживилась. – При каком?

– Что вы распакуете корзину, прежде чем я умру от голода.

* * *

Эллери нужно было сыграть свою роль как можно более убедительно, и он предупредил, что не появится за обеденным столом. Ему необходимо наверстать время и поработать над романом до поздней ночи, с мольбой в голосе пояснил он. Лучшая часть дня уже пропала, а издатели оказали ему особую честь, как известному автору, и он должен оправдать их доверие, сдав рукопись в срок. Он не стал произносить пространный монолог и, лишь немного изменив интонацию, дал понять, что завтра ему тоже придется отлучиться на час-другой из-за срочного и совсем не литературного дела.

Все было заранее обдумано, и Эллери ощутил, что просто обязан уединиться. Если Салли и догадалась о его планах, то ничем себя не выдала, а Говард на обратном пути в Норд-Хилл-Драйв крепко спал, развалившись на сиденье. Эллери вспомнилось, что сон – это иная форма смерти.

Вернувшись в коттедж и закрыв дверь, Эллери растянулся на оттоманке перед окном и принялся размышлять о Райтсвилле и нравах его жителей. Если бы Говард набрался храбрости и признался отцу. Если бы Салли набралась храбрости и призналась мужу. Но потом он решил, что не вправе давать им советы. Как-никак, они оба достаточно опытны и сумеют своего добиться.

Роль Салли в этой некрасивой истории показалась Эллери особенно неприглядной, и он задумался, какие чувства она у него вызвала. В основном разочарование, заключил он. Ведь он так высоко оценил ее, а его ожидания не подтвердились. Эллери догадался, что в его разочаровании есть доля уязвленного самолюбия: он относился к Салли как к необыкновенной женщине и ошибался. Выяснилось, что она была просто женщиной. Салли, которую он себе мысленно представлял, могла капитулировать, обнаружив, что она любит не мужа, а другого человека. Однако этот другой человек не мог быть Говардом. (Ему пришло в голову, что другим человеком был способен стать он сам, но он тут же отверг подобную идею из-за ее нелогичности, ненаучности и недостоверности.)

Эллери поразило, что Говард Ван Хорн, с его неврозом или не неврозом, не занимал особого места в его рассуждениях. И, вспомнив о Говарде, он, естественно, направил ход своих раздумий по другому руслу, нащупав объемистый конверт в нагрудном кармане пиджака. Интересно, каков этот вор-шантажист, с которым ему предстоит завтра встретиться. Но в какую бы сторону ни устремлялись его мысли, они все равно наталкивались на вопрос без ответа.

* * *

Эллери проснулся, обнаружив, что ему удалось ненадолго уснуть. Небо над Райтсвиллом потемнело, а в нижней долине подпрыгивали огоньки, похожие на кукурузные хлопья. Когда он повернулся на оттоманке, то увидел свет в окнах центрального особняка.

Он себя неважно чувствовал. Там, в особняке, за столом собрались Ван Хорны с их тугим клубком страхов, противоречий и страстей, а здесь, в коттедже, лежал конверт с его тяжелым грузом. Нет, он себя неважно чувствовал.

Эллери поднялся с оттоманки и со вздохом включил настольную лампу. Огромная площадь стола внушила ему отвращение.

Но когда он приступил к работе, то есть снял крышку пишущей машинки, размял пальцы, почесал подбородок, подергал ухо и выполнил все остальные ритуальные жесты, предписанные его ремеслом, то обнаружил, что написание романа, с его mirabile dictu,[9]9
  Чудо рождения слов (лат.).


[Закрыть] доставит ему удовольствие.

Эллери понял, что им сейчас овладело редчайшее явление в жизни любого автора – писательское настроение. Его мозг как будто смазали маслом, а пальцы обрели легкость.

Машинка запрыгала, затрещала и понеслась.

В какой-то момент, когда он потерял счет времени, послышалось гулкое жужжание. Но он оставил его без внимания и лишь заметил, что вскоре оно прекратилось. Несомненно, что преданная Лаура неоднократно звонила ему из центрального особняка. Обед? Нет, нет, ему не до обеда.

И он продолжил работу.

– Мистер Квин.

Голос прозвучал настойчиво, и Эллери наконец сообразил, что кто-то уже раза два или три повторял его имя. Он огляделся по сторонам.

Дверь была распахнута, и на пороге стоял Дидрих Ван Хорн.

В сознании что-то вспыхнуло, осветив события минувшего дня: поездку на север, леса, озеро, рассказ о тайной связи и шантажисте, конверт в его кармане.

– Я могу войти?

«Неужели что-то случилось? И Дидрих узнал?» Эллери неловко поднялся с вращающегося кресла и улыбнулся хозяину дома:

– Прошу вас.

– Как вам спалось сегодня на новом месте?

– Я спал как убитый.

Отец Говарда с каким-то подчеркнутым жестом захлопнул дверь. Эллери заметил это и встревожился. Но Дидрих повернулся к нему и тоже улыбнулся:

– Я стучал вам две минуты и звал вас несколько раз, но вы меня не слышали.

– Извините меня. Садитесь, пожалуйста.

– Я оторвал вас от работы.

– За что я вам чрезвычайно благодарен, поверьте мне.

Дидрих засмеялся:

– Я часто удивляюсь, как это вам, писателям, удается целыми часами просиживать задницу в поисках нужных слов. Я бы не выдержал и рехнулся.

– А который теперь час, мистер Ван Хорн?

– Уже более одиннадцати вечера.

– Боже мой.

– А вы даже не пообедали. Лаура чуть не плакала. Она собиралась позвонить вам по внутреннему телефону и сообщить, что брала все ваши книги в городской библиотеке. Мы поймали ее, как раз когда она набирала ваш номер. Я и не знал, что Лаура на них помешана. В конце концов она решила вас не беспокоить.

Дидрих нервничал. Он нервничал и был расстроен. Эллери это не понравилось.

– Садитесь, садитесь, мистер Ван Хорн.

– Вы уверены, что я не…

– Я как раз хотел немного передохнуть.

– А я чувствую себя как последний дурак, – признался великан, опустившись в большое кресло. – Сам запретил всем являться к вам без особого повода – и вдруг… – Он прервал себя, а потом отрывисто произнес: – Видите ли, мистер Квин, я должен с вами кое о чем поговорить.

«Ну, вот оно».

– Сегодня утром я уехал в офис, когда вы еще спали. Мне бы следовало сказать вам об этом перед уходом, если бы… А после я позвонил, но Эйлин передала мне, что вы, Салли и Говард отправились на пикник. И вечером я тоже боялся вам помешать. – Он достал носовой платок и протер лицо. – Но я не смогу лечь спать, не побеседовав с вами.

– А что стряслось, мистер Ван Хорн? В чем дело?

– Три месяца назад нас ограбили.

Эллери всеми силами души мечтал очутиться в своей квартире на Восемьдесят седьмой улице, где слово «адюльтер» было лишь понятием в словаре, а милые люди с их тайнами и запутанными взаимоотношениями превращались в персонажей рукописей и не покидали его кабинет.

– Ограбили? – удивленно переспросил Эллери. Во всяком случае, он надеялся, что его вопрос прозвучал с должным изумлением.

– Да. Какой-то мелкий воришка проник в спальню моей жены и похитил ее шкатулку с драгоценностями.

Лицо Дидриха покрылось каплями пота. «Вот роскошь, которую он смог себе позволить, – решил Эллери. – Он считает, что я ни о чем не знаю, и ему трудно об этом говорить».

– Невероятно. И вам вернули шкатулку?

«Чисто сработано, мистер Квин. И если я сумею проконтролировать свое выражение лица – растерянность, несколько капелек пота на лбу и щеках…»

– Шкатулку? А, вы о драгоценностях. Да, драгоценности Салли смогли отыскать – по одной-другой вещице в разных ломбардах на востоке страны, ну а шкатулка, конечно, пропала. Наверное, ее выбросили. Сама по себе она ценности не представляла. Салли купила ее где-то еще в школьные годы. Не в этом дело, мистер Квин.

Дидрих снова вытер лицо.

– Что же! – Эллери закурил сигарету и выбросил погасшую спичку в камин. – Я всегда с наслаждением слушаю подобные истории о кражах, мистер Ван Хорн. Никакого вреда они вам не причинили и…

– Но вора так и не нашли, мистер Квин.

– Неужели?

– Нет. – Дидрих стиснул огромные руки. – Полицейским не удалось поймать этого малого. Они даже не выяснили, как он выглядел.

«Не важно, что он мне дальше скажет», – весело подумал Эллери. И уселся во вращающееся кресло, ощутив, как улучшилось его настроение.

– Иногда бывает и так. Вы говорите, что вас ограбили три месяца назад, мистер Ван Хорн? Мне известны случаи, когда воров ловили десять лет спустя.

– Есть и еще кое-что. – Великан разжал руки и опять сжал их. – Прошлой ночью…

«Прошлой ночью?»

У Эллери пробежали мурашки по спине.

– Прошлой ночью нас снова обокрали.

– В самом деле? Но утром я не слышал об этом ни слова.

– А я никому не говорил, мистер Квин. «Рассредоточься. Но только не торопись».

– Мне жаль, что вы не сообщили мне сегодня утром, мистер Ван Хорн. Вы могли бы меня разбудить.

– Утром я не был уверен, что мне захочется делиться с вами этой новостью. – Кожа Дидриха была серой под бронзовым загаром. Он продолжал сжимать и разжимать свои ручищи. И, внезапно подпрыгнув, поднялся с кресла. – Я разволновался из-за кражи совсем по-женски! Мне и раньше приходилось сталкиваться с неприятными фактами.

«С неприятными фактами».

– Сегодня утром я проснулся первым. Немного раньше обычного. И решил, что не стану беспокоить Лауру по поводу завтрака. Перекушу потом, в городе. Зашел к себе в кабинет забрать со стола несколько контрактов и… там-то все и обнаружилось.

– Что там обнаружилось?

– Одна из французских дверей, ведущих на южную террасу, была разбита. Вор выбил стекло рядом с дверной ручкой, просунул руку в дыру и повернул ключ.

– Обычная техника, – кивнул Эллери – И что он украл?

– Мой стенной сейф оказался открыт.

– Мне нужно на него посмотреть.

– Вы не найдете никаких следов взлома, – очень спокойно отозвался Дидрих.

– Что вы имеете в виду?

– Сейф открыл кто-то, знающий комбинацию цифр. Я бы ни за что не заглянул внутрь, если бы не разбитое стекло на террасе и прочие свидетельства ночного появления незваного гостя в моем кабинете.

– Комбинацию цифр можно подобрать, мистер Ван Хорн.

– Этот сейф практически невозможно открыть, – мрачно пояснил Ван Хорн. – После июньского ограбления мне пришлось заказать новый сейф. Маловероятно, что меня обокрал Джимми Валентайн, мистер Квин. Говорю вам, вор, вломившийся прошлой ночью, знал эту комбинацию.

– И что он украл? – повторил свой вопрос Эллери.

– Я привык держать в сейфе большую сумму наличности. Так мне удобно по деловым соображениям. И деньги исчезли.

«Деньги».

– А больше ничего?

– Больше ничего.

– Известно ли посторонним, что вы храните много денег в сейфе вашего кабинета, мистер Ван Хорн?

– Нет, совершенно неизвестно. – Губы Дидриха искривились. – Даже прислуга ничего не знает. Только члены моей семьи.

– Понимаю… И сколько денег было взято?

– Двадцать пять тысяч долларов.

Эллери встал и прошел мимо стола, всматриваясь во тьму, окутавшую Райтсвилл.

– А кому известна комбинация цифр?

– Кроме меня? Моему брату, Говарду, Салли.

– Ну что же. – Эллери повернулся. – Вы ведь рано научились не спешить с выводами в ваших прискорбных делах, мистер Ван Хорн. А что случилось с разбитым стеклом?

– Я собрал осколки и выбросил их, пока никто не спустился вниз. Пол террасы был ими усеян.

«Пол террасы».

– Пол террасы?

– Да, пол террасы.

Что-то в интонации Дидриха, повторившего эту фразу, пробудило у Эллери сильную жалость к хозяину дома.

– За французской дверью, мистер Квин. И не смотрите на меня с таким изумлением. Сегодня утром я понял, что это значит. – Великан повысил голос: – Я не дурак. Вот почему я выбросил осколки, вот почему отказался звонить в полицию. Лежавшие за дверью куски стекла были разбиты изнутри. То есть в кабинете. В моем доме, мистер Квин. Это работа кого-то из близких, любительски замаскированная под приход ночного вора. И утром я об этом догадался.

Эллери опять обошел стол, вернулся на место, сел во вращающееся кресло и покачался в нем, негромко просвистев мелодию, которую вряд ли услышал его гость. Ну а если бы услышал, то уж точно не развеселился бы. Но Дидрих энергично расхаживал взад-вперед по комнате. Похоже, этот сильный человек не знал, куда приложить свою силу.

– Если кому-то из моей семьи вдруг срочно понадобились двадцать пять тысяч долларов, – воскликнул Дидрих Ван Хорн, – то почему же, бог ты мой, он или она не обратились ко мне? Все они знают и должны знать, что я никогда им ни в чем не отказывал. А в деньгах и подавно. И мне безразлично, что они сделали и какие у них возникли проблемы!

Эллери забарабанил по столу в такт своему свисту и поглядел в окно.

– Нет, боюсь, что вам это небезразлично.

– Я не могу понять. И ждал сегодня вечером, за обеденным столом, да и после, что кто-нибудь из них подаст мне знак. Любой. Намекнет словом или взглядом.

– Значит, вы не думаете, что деньги украл ваш брат. Уолферт весь день работал с вами рядом. Вы видели его в вашем офисе. Должны были видеть. И вы не думаете об Уолферте.

– Но мне никто не намекнул. Да, за столом все были напряжены, и я это чувствовал, но и они, кажется, тоже ощущали неловкость. – Дидрих остановился. – Мистер Квин, – произнес он низким, рокочущим голосом.

Эллери обернулся к нему.

– Кто-то из них мне не доверяет. Не знаю, способны ли вы понять, как больно меня это задело. Будь тут что-то иное, а не… я даже не в силах подобрать нужные слова… я бы смог с ними поговорить. Я смог бы спросить. Я бы принялся умолять. Четыре раза вечером я пытался завести разговор. Но понял, что не сумею. Что-то меня все время останавливало, связывало мне язык. И еще одно обстоятельство.

Эллери подождал.

– Чувство, что этот человек, кто бы он ни был, не желает признаваться. Должно быть, дело и впрямь серьезное и он боится. Посмотрите. – Его уродливое лицо окаменело, точно скала. – Я должен выяснить, кто из них взял эти деньги. Не ради самих денег, – я бы с удовольствием навсегда позабыл о сумме в пять раз больше. Но мне нужно знать, у кого из членов моей семьи сейчас трудное положение. И если я выясню, то пойму, в чем суть проблемы. И тогда сам займусь ею. Я не желаю задавать им вопросы. Не желаю… – Он замялся, а потом уверенно продолжил: – Я не хочу лжи. Когда я узнаю правду, то уж как-нибудь с этим справлюсь. Что бы там ни было. Мистер Квин, вы можете мне помочь, но тайком от всех них?

Эллери не стал медлить с ответом.

– Я постараюсь, мистер Ван Хорн. Конечно, я постараюсь.

Игра не пришлась ему по душе. Но от Дидриха это нужно было скрыть, просто нужно было скрыть. Минутное колебание, и он что-нибудь заподозрит.

Он понял, что у хозяина дома отлегло от сердца. Дидрих вытер щеки, лоб и подбородок влажным платком. Он даже чуть заметно улыбнулся.

– Вы не представляете себе, как я был напуган.

– Естественно. Скажите мне, мистер Ван Хорн, как выглядели эти двадцать пять тысяч долларов? В каких купюрах была вся сумма?

– Там были только банкноты по пятьсот долларов.

– По пятьсот долларов, – неторопливо повторил Эллери. – Пятьдесят купюр. А у вас не сохранилась запись их номеров?

– Список лежит в ящике стола, в моем кабинете.

– Мне стоит с ним свериться.

Пока Дидрих Ван Хорн открывал верхний ящик стола, мистер Квин всеми силами пытался утаить свою страсть сыщика-любителя к разгадкам. Он осмотрел французскую дверь, тщательно обследовал стенной сейф, прощупал каждый дюйм ковра, расстеленного между дверью и сейфом, и даже вышел на южную террасу. Когда он вернулся, Дидрих отдал ему лист бумаги с печатью Райтсвиллского национального банка. Эллери положил его себе в карман, рядом с конвертом, где хранились двадцать пять тысяч долларов и который Говард вручил ему днем.

– Вам больше ничего не надо? – с тревогой осведомился Дидрих.

Эллери покачал головой:

– Боюсь, что обычные процедуры нам здесь не помогут, мистер Ван Хорн. Я мог бы отправить в Нью-Йорк снимки с отпечатками пальцев – в лабораторию к отцу или воспользоваться услугами шефа Дейкина, но вряд ли это будет благоразумно, как по-вашему? И, честно признаться, даже если ваши отпечатки не смешались с отпечатками… Я имею в виду, что сами по себе отпечатки пальцев иногда ничего не значат… А когда речь идет о каком-то внутреннем, семейном конфликте… А что это?

– О чем вы, мистер Квин?

Дидрих не успел закрыть верхний ящик. Свет лампы упал на какой-то блестящий предмет на дне ящика.

– А, это мой. Я купил его сразу после того июньского ограбления.

Эллери взял в руки револьвер. Это был «смит-и-вессон» 38-го калибра, без предохранителя. «Курносый» револьвер в никелированном футляре, с пятью заряженными патронниками. Он снова положил его в ящик.

– Хорошая штука.

– Да. Его продали мне как идеальное оружие для защиты дома, – неохотно пояснил Дидрих, и Эллери пожалел о своем замечании. – И уж если речь зашла об июньской краже…

– Вы тоже заподозрили кого-то из близких, а не вора «со стороны»?

– А вы как думаете, мистер Квин?

Обмануть этого человека было нелегко.

– У вас есть основания так считать? Или какие-то свидетельства, вроде стекла, разбитого не с той стороны прошлой ночью?

– Нет. Конечно, в то время мне даже не пришло в голову… А шеф Дейкин сказал мне, что никаких зацепок у них нет. Будь у него причины подозревать кого-нибудь в моем доме, он не стал бы от меня скрывать, я в этом не сомневаюсь.

– Да, – отозвался Эллери. – Дейкин – приверженец великого бога Факта.

– Но теперь я убежден, что два этих события связаны между собой. Украшения – драгоценные. Их заложили в ломбарды. Опять-таки деньги. – Дидрих улыбнулся. – Мне всегда казалось, что я достаточно щедр. Видите, как легко можно себя одурачить, мистер Квин. Что же, мне пора в постель. Завтра у меня насыщенный день.

«И у меня тоже, – подумал Эллери, – и у меня тоже».

– Спокойной ночи, мистер Квин.

– Спокойной ночи, сэр.

– Если вы что-нибудь обнаружите…

– Ну, разумеется.

– Не говорите… тому, кто причастен к делу. Идите прямо ко мне.

– Я понял. Знаете, мистер Ван Хорн…

– Да, мистер Квин.

– Если вы услышите шаги здесь на нижнем этаже, то не волнуйтесь. Это всего лишь ваш ночной гость, и он обшаривает холодильник.

Дидрих усмехнулся и вышел, помахав на прощание рукой.

Эллери стало его очень жаль.

И себя тоже.

* * *

Лаура оставила ему ужин. При других обстоятельствах и учитывая тот факт, что с полудня он ничего не ел, Эллери благословил бы ее за каждый кусок. Но сейчас у него пропал аппетит. Он расправился с ростбифом, заев его салатом, и решил, что за время его ночной трапезы Ван Хорн должен был уснуть. А затем, держа в руках чашку кофе и осторожно ступая, вернулся в кабинет хозяина дома.

Он сел на стул у стола Дидриха, повернувшись спиной к двери. А после достал объемистый конверт, приоткрыл его и поспешно проверил содержимое. Эллери сразу отметил, что банкноты пронумерованы и разложены по порядку. Они поступили прямо из Монетного двора Соединенных Штатов. Он опять положил их в конверт, а конверт в свой карман. И достал из него лист бумаги, который ему дал Дидрих.

Банкноты в его кармане были банкнотами, украденными из сейфа Ван Хорна прошлой ночью.

Эллери не сомневался в этом с той минуты, когда хозяин дома сообщил об ограблении. Факт просто-напросто нуждался в подтверждении.

Но теперь ему нужно было уделить внимание другому делу.

– Ты можешь войти, Говард, – проговорил Эллери.

Говард, щурясь и моргая, переступил порог.

– Прошу тебя, закрой дверь.

Тот молча выполнил указание.

Говард был в пижаме и шлепанцах, надетых на босые ноги.

– Знаешь, ты совсем не мастер подслушивать чужие разговоры. Много ли тебе удалось услышать?

– Все, от начала и до конца.

– И ты ждал, когда я вернусь в кабинет. Хотел увидеть, что я стану делать.

Говард присел на краешек отцовского кожаного кресла, скрестив на коленях крупные руки.

– Эллери…

– Избавь меня от объяснений, Говард. Ты украл эти деньги из сейфа твоего отца прошлой ночью, и они лежат у меня в кармане. Говард, – произнес Эллери и немного наклонился. – Интересно, понимаешь ли ты, в какое положение ты меня поставил.

– Эллери, я был вне себя от отчаяния, – прошептал Говард, и Эллери с трудом смог его расслышать. – У меня нет таких денег. А я должен был где-нибудь их раздобыть.

– Почему же ты не сказал мне, что взял деньги из отцовского сейфа?

– Мне не хотелось, чтобы об этом узнала Салли.

– А, значит, Салли ничего не знает.

– Нет. И я не смог поговорить с тобой наедине там, на озере, или по дороге домой. Ведь она была с нами.

– Но ты бы мог признаться мне попозже днем или вечером, когда я остался один в коттедже.

– Я не желал отрывать тебя от работы. – Говард внезапно поднял голову и поглядел ему прямо в глаза. – Нет, причина не в этом. Я побоялся.

– Побоялся, что я откажусь от встречи с шантажистом завтра днем?

– Не только, тут есть и еще кое-что. Эллери, я украл впервые в жизни. И никогда не делал ничего подобного. Да к тому же у старика… – Говард неловко поднялся. – Но мы должны заплатить деньги. Вряд ли ты мне поверишь, но я и правда сделал это не ради себя. И даже не ради Салли… Я не такой лжец, как ты считаешь. И мог бы признаться отцу сегодня вечером, хоть сейчас. Поговорить с ним, как мужчина с мужчиной. Я бы сказал ему все, попросил бы его развестись с Салли, чтобы я смог на ней жениться. И если бы он меня ударил, я бы поднялся с пола и повторил свои слова.

«Да, ты бы смог, Говард, и я в это верю. Ты бы даже получил удовольствие от своего поступка».

– Но в защите нуждается отец, а не мы. Письма не должны попасть к нему в руки. Они его убьют. Он способен пережить потерю жалких двадцати пяти тысяч долларов – у него их миллионы, – но письма убьют его, Эллери. Если бы я сумел придумать причину, сочинил бы что-то правдоподобное о деньгах, которые мне вдруг срочно понадобились, то без всяких церемоний обратился бы к отцу. Но я знал: мне придется выложить все начистоту. Отца так просто не обманешь. А выложить все начистоту я не мог. И потому взял их из сейфа.

– Допустим, он догадается, что ты – вор?

– Конечно, если дело дойдет до этого, мне несдобровать. Но вряд ли он догадается. У него нет никаких оснований.

– Он знает, что деньги украли ты или Салли.

Говард окинул Эллери растерянным взглядом и сердито произнес:

– Да, это уж моя глупость. Я должен быть хоть что-нибудь сочинить.

«Бедный Говард».

– Эллери, я втянул тебя в гнусное дело, и мне чертовски жаль. Отдай мне деньги, и завтра я сам пойду в «Холлис». А ты оставайся здесь или уезжай – как сочтешь нужным. Клянусь, больше я не стану тебя ни во что втягивать.

Он приблизился к столу и протянул руку за конвертом. Но Эллери лишь спросил:

– И что же еще мне неизвестно, Говард?

– Ничего. Кроме того, ничего и не было.

– А как насчет кражи драгоценностей в июне, Говард?

– Я их не крал!

Эллери долго не отводил от него глаз. Говард тоже пристально смотрел на него.

– Кто же это сделал, Говард?

– Откуда мне знать? Наверное, какой-нибудь воришка, здесь отец ошибается, Эллери. Это был посторонний грабитель. Да и вышло-то все случайно. Вор схватил драгоценности и сразу понял, что шкатулка тоже чего-то стоит. Эллери, отдай мне проклятый конверт, и кончим с этим!

Эллери вздохнул:

– Ложись спать, Говард. А уж я тут как-нибудь справлюсь.

Эллери побрел к коттеджу, еле волоча ноги. Он устал, а конверт в его кармане, казалось, весил целую тонну.

Он миновал северную террасу и двинулся вдоль бассейна.

– Я даже не могу позволить себе упасть в воду и пойти ко дну. Когда меня вытащат, в кармане найдут эти деньги.

А потом он споткнулся о выступ каменной садовой скамьи. Его пронзила боль, но заныло не только разбитое колено. Каменная скамья!

Он видел прошлой ночью, как на ней сидела древняя старуха. И за день успел полностью забыть об этой древней старухе.