![](/files/books/160/oblozhka-knigi-chudo-desyati-dney-114771.jpg)
Текст книги "Чудо десяти дней"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
А в-третьих, Говард, – с легкой усмешкой продолжил Эллери, – я усвоил важный урок: никогда не спешить с выводами и не судить о человеке на основании нескольких недель знакомства в Париже. И уж тем более никогда, никогда не спешить с выводами и не судить о женщине на основании чего бы то ни было.
Он связался с оператором на телефонной станции.
– Ты уезжаешь?
– Сегодня вечером. Немедленно. Оператор…
– Подожди минутку. Ты хочешь заказать такси?
– Да, да, оператор, одну секунду. Да, Говард. А почему ты спросил?
– Сегодня вечером нет никаких поездов.
– Мне это безразлично. Оператор… – Эллери неторопливо повесил трубку. – Тогда я перееду на сутки в какой-нибудь отель.
– Но это глупо.
– И опасно? Ведь вскоре выяснится, что гость Говарда Ван Хорна провел свою последнюю ночь в Райтсвилле в номере «Холлиса»?
Говард покраснел. А Эллери засмеялся:
– Что же ты предлагаешь?
– Возьми мою машину. Если ты твердо намерен уехать сегодня вечером – уезжай. Можешь припарковать ее в городе, а я потом заберу, – ничего с ней не случится. В конце недели я все равно отправлюсь в Нью-Йорк. Нужно будет накупить всякой всячины для будущего музея. А отцу объясню, что ты внезапно решил вернуться к себе, – и это правда. И я одолжил тебе мою машину, что тоже правда.
– Но ты не учитываешь, что я сейчас многим рискую. И поездка будет не из легких, Говард.
– Рискуешь? Чем ты рискуешь?
– А вдруг у меня на хвосте окажется Дейкин и предъявит обвинение в угоне автомобиля.
– Ну и занятный же ты тип, – пробормотал Говард.
Эллери пожал плечами:
– Ладно, Говард. Я попробую.
* * *
Эллери уверенно вел машину. Было уже поздно, и движение на главном шоссе почти замерло. Родстер Говарда насвистывал мелодию побега, на небе загорелись звезды, в баке было полно бензина, и Эллери, наконец, ощутил долгожданный мир и покой.
В его пребывании у Ван Хорнов с самого начала что-то не заладилось. Никакими делами, связанными с амнезией Говарда, он не занимался. Но там обнаружилась тайна, а герои этой истории были ему симпатичны и вызывали любопытство. Однако позднее, когда он узнал о бурной эротической сцене у озера Фаризи, то, наверное, должен был бежать от них без оглядки. А уж если он остался, то ему следовало твердо, без малейших колебаний отказаться от участия в переговорах с шантажистом. Каждый шаг на этом пути мог бы спасти его от вероятного и отвратительного предательства Говарда, если бы он вел себя разумно. И, по правде признаться, ему некого было винить, кроме самого себя.
Но самобичевание отнюдь не раздражало Эллери – в нем было даже нечто утешительное. Мирное чувство подкреплял и его чемодан – преданный, лечащий от невзгод спутник.
Теперь он мог увидеть удалявшийся от него Райтсвилл со всеми его дорогами и перекрестками. Ноющая рана стремительно исчезала за горизонтом. Теперь он мог увидеть Дидриха Ван Хорна с его тяжелейшей и нерешенной проблемой, а Салли Ван Хорн – с ее клубком противоречий. Он даже смог без прикрас увидеть Говарда – смятенного и болезненного узника собственной злосчастной судьбы, – вызывающего скорее сострадание, чем гнев. Да и Уолферт был всего лишь противен, но вовсе не заслуживал ненависти. А что касается Христины Ван Хорн, то она была не призраком, а чем-то еще меньшим – древней тенью призрака, беззубо возвышавшейся в темноте своего склепа, с несколькими засушенными кусочками Библии.
Библии.
Библии!
* * *
Лишь некоторое время спустя Эллери обнаружил, что припарковал машину у обочины дороги и сидит вцепившись в руль, пока его сердце пытается успокоиться, а в голове теснятся немыслимые картины.
Ему понадобилось время, чтобы расставить все по местам. И казалось совершенным чудом, что он смог побороть наваждение и разъяснить загадочные эпизоды, отбросив все второстепенное, как попавшийся на пути сухостой. Процесс приведения в порядок разрозненных домыслов следовало осуществить так, чтобы само явление стало видно в своем невообразимом обличье. Нужно было очутиться в отдалении от эпицентра событий, чтобы охватить взглядом их масштаб и великолепие.
Но было ли это возможно? По-настоящему возможно?
Да. Он не мог ошибиться. Никак не мог.
Каждая часть была окрашена пугающим цветом целого, и, собранные вместе, они открывали суть грандиозного, поистине грандиозного, и простого в своей грандиозности образца.
Образца… Эллери вспомнились его смутные размышления по поводу этого образца. Вспомнилось, как он старался расшифровать его иероглифы. Но тогда было совсем другое дело. И возможность любой ошибки исключалась.
Однако одного фрагмента все же недоставало. Какого же?
«Сосчитай помедленнее, один… четыре… семь».
Конь бледный, и на нем всадник, имя которому Смерть.
Он с яростной энергией нажал на стартер автомобиля, и тот развернулся.
Его нога прижимала акселератор к полу, изо всех сил стараясь его там удержать.
А рядом, в нескольких милях, есть закусочная, работающая до поздней ночи.
Ночной дежурный закусочной уставился на него пустыми глазами.
Рука Эллери дрожала, когда он опускал монеты в прорезь телефона-автомата.
– Алло? «Быстро».
– Алло? Это мистер Ван Хорн?
– Да?
«Безопасно».
– Дидрих Ван Хорн?
– Да! Алло? Кто это?
– Эллери Квин.
– Квин?
– Да. Мистер Ван Хорн.
– Говард сказал мне перед тем, как лечь в постель, что вы…
– Не имеет значения! Вы в безопасности, и это самое главное.
– В безопасности? Ну конечно, я в безопасности. Но в безопасности от чего? О чем вы говорите?
– А вы где?
– Где я? Квин, в чем дело?
– Ответьте мне! В какой вы комнате?
– Я у себя в кабинете. Мне не спалось, я решил спуститься и поработать с документами, которые я отложил…
– А кто сейчас в доме?
– Все, кроме Уолферта. Он поехал в город, вслед за Дейкином и Симпсоном, и оставил мне записку, предупредив, что забыл несколько контрактов по делу, которое мы ведем, и, возможно, поработает над ними ночью. И…
– Мистер Ван Хорн, послушайте меня.
– Квин, на сегодня с меня хватило переживаний, и у меня больше нет сил. – Судя по голосу, Дидрих и правда устал. – Это может подождать? Я не понимаю, – с горечью произнес он. – Вы собрали вещи и уехали…
– Слушайте меня внимательно, – торопливо проговорил Эллери. – Вы меня слышите?
– Да!
– Строго следуйте всем моим указаниям.
– Каким указаниям?
– Запритесь в кабинете.
– Что?
– Запритесь. И не только дверь. Наглухо закройте окна. И французскую дверь тоже. Никому не открывайте. Мистер Ван Хорн, вы меня поняли? Никому, кроме меня. Вам понятно?
Дидрих молчал.
– Мистер Ван Хорн? Вы у телефона?
– Да, я у телефона, – очень медленно отозвался Дидрих. – Я здесь, мистер Квин. И сделал все, как вы сказали. А где вы находитесь?
– Подождите минуту. Эй, вы, там!
– У кого-то неприятности, дружище? – обратился к нему бармен.
– Далеко ли отсюда до Райтсвилла?
– До Райтсвилла? Примерно сорок четыре мили.
– Мистер Ван Хорн!
– Да, мистер Квин.
– Я в сорока четырех милях от Райтсвилла. И постараюсь подъехать к вам как можно скорее. По моим расчетам, минут через сорок—сорок пять. Я подойду к французской двери на южной террасе. Когда постучу, вы спросите, кто это. Я вам отвечу. Тогда, и только тогда открывайте, но сначала полностью убедитесь, что это и правда я. Вам все ясно? Никаких исключений здесь быть не должно. Вам нужно будет провести меня в кабинет с центрального или с черного хода. Это вам тоже ясно?
– Я вас слушаю.
– Даже если нам и не понадобится… Скажите мне, «смит-и-вессон» 38-го калибра все еще в ящике вашего стола? А если нет, то не выходите из кабинета, чтобы найти его!
– Он лежит на прежнем месте.
– Достаньте его. Сейчас же. И держите при себе. Ладно, я вешаю трубку и еду к вам. Прежде чем я доберусь до особняка, проверьте запоры и отойдите подальше от окон. Я увижу вас в…
– Мистер Квин.
– Да? Что?
– А какой во всем этом смысл? Вы что, хотите сказать, что моя жизнь в опасности?
– Так оно и есть.
День восьмойСорок три минуты спустя Эллери постучал в французскую дверь.
В кабинете было темно.
– Кто там?
Трудно сказать, находился ли Дидрих неподалеку от окон.
– Квин.
– Кто? Повторите.
– Квин. Эллери Квин.
Ключ повернулся в замочной скважине. Дидрих отпер французскую дверь, отступил в сторону, дав ему пройти, быстро закрыл ее и повернул ключ.
Тьма окружила Эллери со всех сторон, и он не без труда нащупал дверную ручку.
И лишь тогда решился сказать:
– Теперь можете включить свет, мистер Ван Хорн. Настольная лампа.
Дидрих стоял по другую сторону стола, рядом с ним поблескивал револьвер 38-го калибра. На столе валялась груда бумаг и гроссбухов. Дидрих был в пижаме и кожаных тапочках на босу ногу. Его лицо заострилось и стало совсем бледным.
– Хорошо, что вы догадались выключить свет, – похвалил его Эллери. – Я забыл вам об этом сказать. А оружие вам теперь не понадобится.
Дидрих убрал револьвер в ящик стола.
– Другого оружия у вас нет? – поинтересовался Эллери.
– Нет.
Эллери усмехнулся:
– Ну и поездочка. Я мчался словно во сне. Вы не возражаете, если я сяду и вытяну ноги, а то они сильно затекли.
Он опустился в вертящееся кресло Дидриха. Уголки рта великана дрогнули.
– У меня скоро лопнет терпение, мистер Квин. Я хочу услышать всю историю. И немедленно.
– Да, – отозвался Эллери.
– Почему моя жизнь в опасности? Кто мне угрожает? У меня нет ни одного врага во всем мире. По крайней мере, смертельного врага.
– Он у вас есть, мистер Ван Хорн.
– Кто же это? – Дидрих сжал свои мощные кулаки и наклонился над столом.
А Эллери расслабился и постепенно передвинулся к спинке кресла, пока его шея и затылок не прислонились к ней вплотную.
– Кто?
– Мистер Ван Хорн… – Эллери тряхнул головой. – Я только что сделал открытие. Ошеломляющее, просто планетарное. И оно заставило меня вернуться к вам, хотя всего полтора часа назад я говорил, что не подчинюсь даже постановлению конгресса и вы меня здесь больше не увидите.
С тех пор как я сошел с поезда в Райтсвилле в прошлый четверг, в вашем доме произошло множество разных событий – больших и малых, серьезных и незначительных. На первых порах они казались разрозненными, лишенными единого стержня. Затем наметились некоторые линии связи, но только самые обычные и очевидные. Однако меня все время не покидало чувство, что здесь есть совсем другая, глубинная связь, охватывающая эти события. Или, вернее, модель, о которой я не имел никакого представления. Некое смутное ощущение, назовем его интуицией. И вы помогли развиться этому особому чувству, когда мы вместе невольно наткнулись на темные дыры, смехотворно именуемые человеческими душами.
Глаза Дидриха оставались холодными как лед.
– Я приписывал все игре своего воображения и не собирался идти у него на поводу. Лишь сейчас, на обратном пути в Райтсвилл, над моей головой вспыхнул яркий свет.
Конечно, «вспыхнувший свет» – не более чем клише, – пробормотал Эллери. – Но я не в силах подобрать иное выражение, способное передать смысл случившегося со мной. На меня снизошло откровение. «Как гром с ясного неба». И в его свете я распознал модель, – медленно произнес Эллери. – Цельную, чудовищную и величественную модель. Я говорю «величественную», потому что в ней есть размах, мистер Ван Хорн. Размах, ну, допустим, сатанинской мощи, а сатана, как-никак, был падшим ангелом – Люцифером. Да, в нем есть своеобразная красота Темного Ангела. Ведь и дьявол мог бы процитировать Священное Писание, использовав его в собственных интересах. Знаю, что для вас мои слова – полнейшая чушь. Но я до сих пор нахожусь под впечатлением… – Эллери сделал паузу, подыскав нужный оборот, – и не преодолел апокалиптический ужас.
– О ком вы? Что вы обнаружили или разгадали? – рявкнул на него Дидрих. – И какие события имели в виду?
Но Эллери не ответил ему и продолжил:
– Неизбежность – вот дьявольская черта этой модели. И если, фигурально выражаясь, ее «выкройка» приложена к ткани, а в руках у вас ножницы, то ткань будет вырезана до самой кромки. Модель превосходна – она должна быть либо превосходной, либо никакой. Потому я и понял. Потому я вам и позвонил. Потому я чуть не сломал себе шею, возвращаясь к вам. Он действует безостановочно. Он самореализуется. Такова его цель.
– Самореализуется?
– Да, и до конца.
– До какого конца?
– Я скажу вам, мистер Ван Хорн. До убийства.
Дидрих задержал на нем свой взгляд. А затем отпрянул от стола и развалился в кресле. Он сидел откинув голову. Этот человек привык к откровенности. Любые сомнения и неопределенность равнозначны для него поражению. Он может выдержать все, что угодно, если твердо знает. Но он должен знать.
– Ладно, – недовольно пробурчал Дидрих. – Здесь готовится убийство. И, как я понял, меня намерены убить. Не так ли, мистер Квин?
– Я говорю с абсолютной уверенностью, как о земном притяжении. Без последнего фрагмента модель несовершенна. И завершить его способно лишь преступное убийство. Когда я распознал образец и его создателя, то до меня дошло, что вы – единственная возможная жертва.
Дидрих кивнул.
– А теперь ответьте мне, мистер Квин. Кто же планирует меня убить?
Они обвели взглядом замкнутое пространство кабинета. И Эллери ответил:
– Говард.
* * *
Дидрих поднялся с кресла и вернулся к столу. Он открыл табакерку.
– Хотите сигару?
– Спасибо.
Он поднес зажигалку к сигаре Эллери. Вспыхнувший огонек горел ровно, не колеблясь.
– Знаете, – начал Дидрих, запыхтев после затяжки. – Кроме этого дела с убийством, меня уже ничего не удивляет. Я готов к любым поворотам событий. Но тут вы застали меня врасплох. Я и раньше не соглашался с некоторыми вашими выводами, мистер Квин. Поверьте мне, я с огромным уважением отношусь к вам как к писателю и, кажется, ясно дал это понять, когда вы впервые здесь появились. Но я был бы полным идиотом, если бы принял ваши слова всерьез.
– А я и не рассчитывал на то, что вы примете мои слова всерьез.
Дидрих посмотрел на Эллери сквозь синеватый дым и воскликнул:
– И вы можете это доказать?
– Повторяю вам, модель превосходна и сама по себе является доказательством.
Дидрих промолчал.
А затем решил высказаться.
– Вы обвиняете Говарда, а он – мой сын. И не важно, что я ему – не родной отец. Я прочел немало детективных романов и всегда смеялся над авторами, видя, как они стараются обойти кровное родство. Ну, если по ходу действия сын кого-нибудь из главных героев оказывается убийцей. Тогда они превращают его в приемного сына. Словно тут есть какая-то разница! Ведь эмоциональная близость между людьми возникает в результате долгой совместной жизни и почти ничего общего с генетикой у нее нет. А я вырастил Говарда. Я воспитывал его с младенчества и сделал его таким, каков он есть. Я – в его клетках. А он – в моих. Допускаю, что я не лучший воспитатель, хотя, видит бог, приложил все усилия. Но убийство? Говард – убийца, а я – выбранная им жертва? Это уж… слишком литературно, мистер Квин. Слишком неправдоподобно. Мы прожили бок о бок больше тридцати лет. Нет, я с вами совершенно не согласен.
– Я понимаю, как вы себя чувствуете, – раздраженно откликнулся Эллери. – И мне вас жаль. Но если вы считаете, что мой вывод неверен, мистер Ван Хорн, мне больше вам предложить ничего. Тогда я… тогда я вообще отказываюсь думать.
– Сильно сказано.
– Я ручаюсь за каждое свое слово.
Дидрих принялся расхаживать по кабинету. Сигара торчала у него изо рта под острым, протестующим углом.
– Но почему? – отрывисто спросил он. – Что за этим кроется? Обычные причины тут не подходят, да они просто немыслимы. Я дал Говарду все…
– Все, кроме одного. И, к сожалению, ему нужно именно это. Больше, чем что-либо на свете. Или он считает, будто ему этого хочется, в любом случае итог один и тот же. Вдобавок, – прошептал Эллери, – Говард любит вас. Он так самозабвенно любит вас, мистер Ван Хорн, что, учитывая приведенные доводы, ваше убийство становится абсолютно логичным.
– Не знаю, о чем вы там толкуете! – прикрикнул на него Дидрих. – Я обыкновенный человек и привык к обыкновенным разговорам. Почему эта модель, о которой вы упомянули, должна завершиться моим убийством? И отчего меня убьет Говард, самый близкий мне человек, а не кто-нибудь посторонний?
– Я бы объяснил вам, будь Говард здесь, в кабинете.
Дидрих направился к двери.
– Нет! – Эллери спрыгнул с места и преградил ему дорогу. – Я вас одного не пущу!
– Не валяйте дурака.
– Мистер Ван Хорн, я не знаю, как он намерен это сделать или когда. Но, насколько понимаю, убийство запланировано на эту ночь. Вот почему я… В чем дело?
– Запланировано сегодня на ночь. – Ван Хорн бросил торопливый взгляд на потолок, но тут же покачал головой.
– В чем дело? – повторил насторожившийся Эллери.
– Нет. Это уж слишком глупо. Вы сейчас на меня так прыгнули, будто… – Дидрих рассмеялся. – Я пойду к Говарду.
Эллери схватил его за руку прежде, чем он успел отпереть дверь.
Вскоре Дидрих робко поинтересовался:
– Вы и правда убеждены?
– Да.
– Ладно. Салли и я спим в отдельных комнатах. Но все это так чертовски притянуто!
– И в сотой мере не притянуто по сравнению с тем, что я хочу вам рассказать, мистер Ван Хорн. Простите, что перебил. Продолжайте.
Дидрих нахмурился:
– После сегодняшней истории и вашего отъезда Салли ужасно разнервничалась. Я еще не видел ее столь взвинченной. Она сообщила мне наверху, что хочет со мной откровенно поговорить. И добавила, что это очень важно. Она долго скрывала от меня, но больше скрывать не может.
«Слишком поздно, Салли».
– Да?
Дидрих пристально посмотрел на него:
– Только не говорите, будто вам известно, о чем она собирается… Что бы это ни было!..
– Выходит, она вам так и не призналась?
– Боюсь, что я до сих пор расстроен из-за дурацкой истории с ожерельем. Поверьте, я не мог больше выдержать. И попросил ее подождать.
– Но причина вовсе не в этом, мистер Ван Хорн! Что вас сейчас встревожило? Сию минуту?
– О чем вы, Квин? Черт побери, о чем вы?
– Что вас так встревожило?
Дидрих с размаху швырнул окурок в камин.
– Она умоляла меня ее выслушать! – воскликнул он. – А я пояснил, что должен кончить работу за ночь и в любом случае она могла бы подождать. И Салли ответила: «Хорошо, тогда я подожду и расскажу тебе все ночью». Она предупредила, что останется в моей спальне. А если я заработаюсь допоздна, то увижу ее спящей в моей постели. Но я могу ее разбудить и…
– В вашей постели. В вашей постели?
* * *
Дверь в спальню Дидриха была распахнута.
Дидрих включил свет, и комната мгновенно предстала перед ними. Салли была частью этой комнаты и предстала перед ними куда отчетливее, чем кровать, на которой она лежала, и прочие окружавшие ее мертвые предметы.
Странное зрелище, потому что Салли тоже была мертва.
Она была уродливо мертва, искаженно мертва и выглядела совсем не похожей на себя. Единственным прежним признаком в судорожно искривленной, окровавленной маске-горгулье оставалась слабая улыбка, вызвавшая раздражение у Эллери при их первом знакомстве. Но теперь она даже утешала его, как последнее напоминание о Салли. Он прикоснулся к ее волосам и осторожно приподнял голову, откинув ее назад, чтобы получше разглядеть следы от пальцев Ван Хорна на шее Салли. Эллери знал, что непременно увидит их и страшное свидетельство окрасит картину ее гибели в зловеще яркие тона.
Она лежала изогнувшись и, судя по ее позе, сопротивлялась убийце, одеяло и простыни были скомканы и сброшены с кровати.
Кожа на разодранной шее была очень холодной.
Эллери отступил в сторону, невольно задев Дидриха. Тот потерял равновесие и неуклюже сел на кровать, прямо на ногу Салли. Он сидел, ничего не сознавая, с широко открытыми глазами.
Эллери достал из бюро Дидриха карманное зеркальце и вернулся к кровати, поставив его перед мертвой Салли. Он знал, что она мертва, но сделал это по привычке. Дышать было трудно из-за прихлынувшей к его горлу крови, но он стал нечувствителен к боли. Внутренний голос, прозвучавший непонятно откуда, обвинил его в ответственности за ужасное преступление, но и это на него не подействовало. Лишь потом, когда он положил зеркальце с отпечатками губной помады на верх бюро ее мужа, до него дошло, о чем неустанно твердил ему внутренний голос. И тогда он спешно покинул спальню Дидриха.
Говард лежал в своей кровати в спальне на верхнем этаже, примыкавшей к его студии.
Он был полностью одет и пребывал в том же бессмысленном трансе, в котором Эллери застал его после жуткой ночи на кладбище Фиделити.
«Ты сам был своим лучшим диагностом, Говард. Ты ощущал в себе доктора Хайда и предвидел это грязное убийство».
Что-то было зажато у него в руках.
Эллери поднял одну из них. Между двумя сильными скульпторскими пальцами оказались стиснуты четыре длинных мягких волоска, а под ногтями всех его пальцев, кроме больших, виднелись окровавленные кусочки кожи, содранные с шеи Салли.