Текст книги "Трагедия Икс"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Сцена 5
«ГАМЛЕТ»

Четверг, 10 сентября, 12.30

Если бы инспектор Тамм и окружной прокурор Бруно присутствовали в «Гамлете» в четверг в половине первого, они бы не поверили своим глазам.

Они бы увидели Друри Лейна, чьи глаза и речь оставались нормальными, но чья одежда абсолютно не походила на обычную, а лицо под ловкими руками старого Куоси подвергалось удивительной трансформации.

Актер сидел на жестком стуле с прямой спинкой перед трельяжем, отражавшим его лицо полностью в профиль, в три четверти, а также виды сзади под различными углами. Яркая голубовато-белая электрическая лампа светила ему прямо в лицо. Два окна были полностью закрыты черными жалюзи, чтобы ни один лучик дневного света не проникал в эту комнату чудес. Горбун стоял, опустившись коленями на скамейку, лицом к хозяину; его кожаный фартук был испачкан румянами и усыпан пудрой. На столе справа от Куоси находились баночки и горшочки с пигментами, порошками и румянами, тонкие, почти невидимые кисточки, пучки человеческих волос различного цвета, а также фотография мужской головы.

Они походили на актеров со средневековой картины, а комната могла бы служить лабораторией Парацельса.[25]25
  Парацельс (Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм) (1493–1541) – швейцарский врач и алхимик.


[Закрыть] Просторное помещение было захламлено мусором; стенные шкафы с полками, заполненными причудливыми предметами, были открыты настежь; пол был усыпан прядями волос и покрыт следами порошков и мазей. В углу стоял аппарат, выглядевший пародией на электрическую швейную машинку. Вдоль одной из стен тянулась проволока, с которой свисало не менее пятидесяти париков различного размера, формы и цвета. В нише другой стены виднелись дюжины гипсовых человеческих голов в натуральную величину, негроидной, монголоидной и европеоидной рас, с волосами и лысых. Некоторые лица были спокойны, а некоторые выражали страх, радость, удивление, печаль, боль, насмешку, гнев, решимость, покорность, любовь, ненависть…

За исключением огромной лампы над головой Друри Лейна, в лаборатории не было света. В комнате находилось множество настольных ламп, но ни одна из них не горела. Фигура Лейна была неподвижна, его огромная тень на стене не шевелилась. Зато маленькая скрюченная фигурка Куоси прыгала, как блоха, и его тень то сливалась с тенью Лейна, то отделялась от нее.

Все выглядело странным, зловещим и в высшей степени театральным. Открытый чан в углу казался нереальным – поднимающийся над ним густой пар мог бы исходить из котлов трех ведьм в «Макбете». Неподвижная тень могла принадлежать человеку в трансе, а подпрыгивающая – горбатому Свенгали,[26]26
  Свенгали – гипнотизер из романа английского писателя Джорджа дю Морье (1834–1896) «Трильби».


[Закрыть] Месмеру-Карлику[27]27
  Месмер, Франц (или Фридрих Антон) (1733–1815) – австрийский врач, создатель теории «животного магнетизма».


[Закрыть] или Мерлину[28]28
  Мерлин – волшебник в цикле легенд о рыцарях Круглого стола.


[Закрыть] без звездной мантии.

В действительности маленький старый Куоси просто приступил к выполнению своих обычных обязанностей – осуществлял метаморфозу своего хозяина с помощью грима, пудры и ловкости рук.

Лейн смотрел на свое отражение в трельяже – на нем была неброская поношенная уличная одежда.

Куоси шагнул назад, вытер руки о фартук и окинул свою работу критическим взглядом.

– Брови слишком густые, – сказал наконец Лейн, приглаживая их длинными пальцами.

Куоси сморщил коричневую физиономию гнома, склонил голову набок и закрыл один глаз на манер портретиста, оценивающего пропорции модели.

– Может быть, – проскрипел он. – И левая бровь получилась приспущенной.

Он схватил маленькие ножницы, висящие у него на поясе, и начал осторожно подрезать одну из искусственных бровей Лейна.

– Вот. Теперь лучше.

Лейн кивнул. Куоси захлопотал с горстью телесного цвета мастики, накладывая ее на подбородок хозяина.

Спустя пять минут он снова сделал шаг назад, отложил ножницы и опустил руки.

– На сей раз все в порядке – верно, мистер Друри?

Актер изучал себя в зеркале.

– Мы не должны впадать в ошибку чрезмерной искусственности, Калибан.[29]29
  Калибан – уродливый и злобный раб в пьесе У. Шекспира «Буря».


[Закрыть]

Куоси усмехнулся. Мистер Друри Лейн явно был им доволен – он называл Куоси Калибаном, только когда особенно ценил его работу.

– Ладно, сойдет. Теперь волосы.

Куоси отошел в противоположную сторону комнаты, зажег лампу и начал обозревать парики на проволоке. Лейн расслабился на своем стуле.

– Калибан, – пробормотал он задумчиво, – боюсь, мы никогда не придем к согласию в фундаментальном вопросе.

– Каком? – не оборачиваясь, осведомился Куоси.

– Истинной функции грима. Если ты ошибаешься, манипулируя своими орудиями, то только в направлении излишнего совершенства.

Куоси снял с проволоки лохматый седой парик, выключил лампу и вернулся к хозяину. Опустившись на скамейку перед Лейном, он достал странной формы гребень и начал работать над париком.

– Излишне совершенного грима не бывает, мистер Лейн, – сказал Куоси. – Мир полон никудышных гримеров.

– О, я не подвергаю сомнению твой гений, Куоси. – Лейн наблюдал за быстрыми движениями рук старика. – Но я повторяю: мелкие детали не столь важны. Они, выражаясь фигурально, бутафория. – Куоси фыркнул. – Ты не принимаешь во внимание панорамный инстинкт нормального человеческого глаза. Средний наблюдатель в большей степени воспринимает целое, чем частности.

– В том-то и дело! – горячо возразил Куоси. – Если одна из деталей неверна, страдает целое, и глаз ищет деталь, которая его портит. Поэтому я настаиваю на совершенстве деталей!

– Отлично, Куоси, – одобрил Лейн. – Твой аргумент вполне убедителен. Но ты не вполне меня понял. Я никогда не говорил, что детали грима могут быть настолько небрежны, чтобы привлекать к себе внимание. Напротив, они должны быть безупречны. Но не все детали необходимы! Чрезмерная правильность грима все равно что старательно изображенные художником каждая волна в море и каждый лист на дереве. Они, как и каждая морщинка на человеческом лице, признаки плохого искусства.

– Ну, может быть, – нехотя согласился Куоси. Поднеся парик к свету, он начал делать ритмичные движения рукой с гребнем.

– Ты ведь знаешь, – продолжал актер, – что одни элементы лица следует подчеркивать сильнее, чем другие. Если бы ты гримировал меня Авраамом Линкольном, то должен был бы подчеркнуть бороду и губы и ослабить другие элементы. Полную характерность создают движения и жесты. Например, восковой манекен, соответствующий оригиналу до последней детали, остается неживым предметом. Если бы он мог двигать руками, шевелить восковыми губами, вращать стеклянными глазами… Ты понимаешь, о чем я.

– Теперь все в порядке, – невозмутимо сказал Куоси, снова поднося парик к яркому свету.

Друри Лейн закрыл глаза.

– Вот что всегда притягивало меня в актерском искусстве – возможность добиваться сходства с реальностью движением, голосом, жестом… Беласко[30]30
  Беласко, Дэвид (1854–1931) – американский актер и драматург.


[Закрыть] обладал сверхъестественным даром воссоздавать жизнь даже на пустой сцене. В одной из пьес ему требовалось ощущение уюта, но было недостаточно мерцающего огня в камине и других усилий декоратора. Перед началом каждого спектакля Беласко связывал кошку, чтобы она не могла двигаться, а перед тем, как занавес поднимался, освобождал ее от пут. Кошка вставала, зевала, потягивалась перед камином, а публика, хотя на сцене еще не было произнесено ни единого слова, видела перед собой хорошо знакомую теплую и уютную комнату. Все искусство декоратора не могло создать такого впечатления.

– Занятный анекдот, мистер Друри. – Куоси осторожно приспособил парик на симметричный череп актера.

– Беласко был великим человеком, Куоси, – продолжал Лейн. – Он умел вдохнуть жизнь в постановку. В конце концов, елизаветинская драма для создания иллюзии жизни десятилетиями основывалась на тексте и актерской пантомиме. Все спектакли игрались на пустой сцене – одного шевеления досок, поддерживающих куст, было достаточно для передачи идеи, что Бирнамский лес пошел на Дунсинан.[31]31
  В пьесе У. Шекспира «Макбет» призрак предсказывает Макбету, что он будет побежден, только «когда Бирнамский лес пойдет на Дунсинан». Восставшие против тирана срубили ветки деревьев Бирнамского леса и несли их перед собой, чтобы обмануть врага.


[Закрыть] И десятилетиями партер и ложи это понимали. Иногда мне кажется, что современное сценическое искусство перехитрило самого себя, что драма страдает…

– Готово, мистер Друри.

Лейн открыл глаза.

– Отлично. Отойди от зеркала, бесенок.

Когда спустя пять минут мистер Друри Лейн поднялся, он не походил на мистера Друри Лейна ни одеждой, ни обликом, ни осанкой. Это был другой человек. Пройдя через комнату, актер включил свет. На нем был легкий плащ, а седые волосы прикрывала серая фетровая шляпа. Нижняя губа была слегка выпячена.

Куоси радостно заскулил.

– Скажи Дромио,[32]32
  Дромио – персонаж пьесы У. Шекспира «Комедия ошибок».


[Закрыть] что я готов. И приготовься сам.

Даже голос актера изменился.

Сцена 6
УИХОКЕН

Четверг, 10 сентября, 14.00

Шагнув на причал с парома в Уихокене, инспектор Тамм огляделся вокруг, коротко кивнул полицейскому, который, стоя на страже у входа на покинутый «Мохок», отсалютовал в ответ, и вышел на мощеную улицу через зал ожидания.

Перейдя дорогу, инспектор начал подниматься на крутой холм, мимо медленно ползущих ему навстречу автомобилей. Обернувшись, он окинул взглядом панораму реки с причалами и верфями и город с небоскребами на другом берегу, потом возобновил подъем.

На вершине Тамм спросил у регулировщика дорогу к бульвару и двинулся дальше через тихие, усаженные тенистыми деревьями улочки, а оказавшись на оживленном перекрестке, повернул на север.

Наконец инспектор добрался до места назначения – дома номер 2075. Это было деревянное каркасное сооружение, втиснутое между сыроварней и магазином автомобильных принадлежностей, медленно, но неумолимо разрушаемое временем. На осевшем крыльце стояли два древних кресла-качалки и покосившаяся скамья; пожелтевшая вывеска на одном из столбиков крыльца извещала, что здесь сдаются «комнаты для джентльменов».

Снова оглядевшись, инспектор Тамм пригладил пиджак, крепче надвинул шляпу на голову, поднялся по скрипучим ступенькам и нажал кнопку с надписью: «Хозяйка». Из недр дома донеслись слабый звонок и шарканье матерчатых шлепанцев. Дверь приоткрылась внутрь, и в щель просунулся прыщавый нос.

– Что вам нужно? – осведомился сварливый женский голос.

Затем дверь распахнулась, и инспектор увидел полную пожилую леди в мятом домашнем платье и выглядевшую так же убого, как опекаемое ею жилище.

– А, джентльмен из полиции! Входите, инспектор Тамм. Простите, я не знала… – Изобразив улыбку, похожую на оскал, она отошла в сторону, пропуская посетителя. – Какое ужасное время! – продолжала болтать женщина. – Все утро по дому сновали репортеры и фотографы! Мы…

– Кто-нибудь есть наверху, мадам? – прервал Тамм.

– Конечно, инспектор! Он все еще торчит там и посыпает мои ковры сигаретным пеплом, – пожаловалась женщина. – Утром меня четыре раза фотографировали… Вы опять хотите взглянуть на комнату этого бедняги, сэр?

– Проводите меня наверх, – проворчал Тамм.

– Да, сэр! – Старуха двумя пальцами приподняла юбку и стала подниматься по прикрытой тонким ковриком лестнице. Тамм последовал за ней. На верхней ступеньке им преградил дорогу мужчина с бульдожьей физиономией.

– Кто это с вами, миссис Мерфи? – спросил он, вглядываясь в полумрак.

– Все в порядке, это я, – отозвался Тамм. Мужчина усмехнулся:

– Не сразу вас разглядел. Хорошо, что вы пришли, инспектор. Тоскливая работенка.

– Что-нибудь произошло с прошлой ночи?

– Абсолютно ничего.

Инспектор направился по коридору к задней комнате. Миссис Мерфи шаркала следом. Тамм остановился у открытой двери.

Комната выглядела маленькой и пустой. В потолке виднелись трещины, пол прикрывал потертый ковер, мебель была ветхой, умывальник – древним, ситцевая занавеска на единственном окне видела лучшие дни, но помещение казалось чистым и ухоженным. Старомодная железная кровать, покосившийся комод, столик с мраморной крышкой, плетеный стул и платяной шкаф дополняли обстановку.

Инспектор шагнул внутрь, без колебаний направился к шкафу и открыл двойные дверцы. В шкафу аккуратно висели три поношенных мужских костюма, на полу стояли две пары ботинок – новая и стоптанная, а на верхней полке лежали соломенная шляпа в бумажной сумке и фетровая шляпа с покрытой пятнами пота шелковой лентой. Тамм быстро обыскал карманы костюмов, пошарил в ботинках и шляпах, но не обнаружил ничего интересного. Разочарованно сдвинув брови, он закрыл дверцы.

– Вы уверены, – спросил он у детектива, стоящего в дверях рядом с миссис Мерфи, – что с прошлой ночи здесь никто ничего не трогал?

Детектив покачал головой.

– Только не во время моего дежурства, инспектор. Здесь все так же, как было прежде.

На ковре у шкафа лежал дешевый саквояж со сломанной ручкой. Инспектор открыл его – он был пуст.

Тамм подошел к комоду и начал выдвигать ящики. Внутри находились несколько комплектов старого, но чистого нижнего белья, пачка стираных носовых платков, полдюжины полосатых рубашек, несколько мятых галстуков и чистые носки, скатанные в шары.

Несмотря на холод снаружи, в комнате было душно, и Тамм вытер красное лицо шелковым платком. Затем он подошел к столику с мраморной крышкой. Не обратив внимания на бутылку молока, ручку и дешевую писчую бумагу, инспектор подобрал картонную коробку из-под сигар «Ройал Бенгал» и заглянул внутрь. В коробке лежала только одна сигара, которая начала крошиться в его пальцах. Положив коробку, Тамм нахмурился еще сильнее и снова окинул взглядом комнату.

В углу над умывальником висела полка с несколькими предметами. Инспектор подошел к ней. На полке находились старый будильник с истощившимся заводом, полная на четверть фляга с ржаным виски – Тамм отвинтил крышку и понюхал содержимое, – стакан, зубная щетка, потускневший металлический футляр с бритвенным прибором и еще несколько туалетных принадлежностей, пузырек аспирина и старая медная пепельница. Подняв с пепельницы окурок сигары, инспектор обследовал оторвавшийся и лежащий среди пепла ярлычок. Он был от сигары «Кремо». Тамм задумчиво повернулся.

Маленькие злые глазки миссис Мерфи следили за каждым движением инспектора.

– Прошу прощения за состояние комнаты, – заговорила женщина гнусавым голосом. – Жилец не позволял мне убирать ее.

Тамм с интересом посмотрел на нее:

– Кстати, миссис Мерфи, Вуд когда-нибудь приводил сюда женщин?

Миссис Мерфи фыркнула, чопорно выпятив подбородок:

– Если бы вы не были полицейским, инспектор, я бы вздула вас как следует за такие слова! Конечно нет! Все знают, что это респектабельный дом. Я всегда предупреждаю жильцов вежливо, но твердо: «Никаких подружек!»

– Хм! – Тамм опустился на единственный стул. – Значит, женщины сюда не приходили… Ну а как насчет родственниц? Сестры могут здесь бывать?

– Я не могу порицать человека за то, что у него есть сестра, – ответила миссис Мерфи. – Некоторых жильцов навещают сестры, тети и кузины, но не думаю, чтобы кто-нибудь приходил к мистеру Вуду. Он прожил у меня пять лет и никогда не создавал никаких неприятностей. Спокойный, вежливый – настоящий джентльмен! Я не видела, чтобы у него бывали посетители. Впрочем, мы вообще редко его видели – он с полудня до ночи работал в нью-йоркском трамвае. Конечно, я не содержу пансион со столом – мои постояльцы питаются не здесь. Но мистер Вуд платил мне регулярно и никогда не приходил пьяным. Я…

Инспектор Тамм поднялся со стула и повернулся к ней широкой спиной. Миссис Мерфи оборвала фразу, несколько раз моргнула лягушачьими веками, сердито фыркнула и вышла из комнаты.

– Старая ведьма! – заметил прислонившийся к дверному косяку детектив. – Знаю я эти меблированные комнаты, куда пускают сестер, тетушек и кузин… – Он хитро усмехнулся.

Но Тамм не обращал на него внимания. Он медленно бродил по комнате, трогая ногой вытертый ковер. Маленькая выпуклость у края заинтересовала его – Тамм откинул ковер, но обнаружил под ним всего лишь покоробленную половицу. Подойдя к кровати, он опустился на колени и стал шарить под ней ощупью, как слепой.

– Позвольте помочь вам, шеф, – предложил детектив.

Тамм не ответил – он пытался оттянуть ковер. Детектив лег на живот и направил под кровать луч карманного фонарика.

– Здесь! – пробормотал Тамм.

Детектив откинул уголок ковра, и Тамм увидел маленькую книжку в тонкой желтой обложке. Двое мужчин вылезли из-под кровати, запыхавшись и стряхивая пыль с одежды.

– Банковская книжка, шеф?

Инспектор промолчал, быстро листая страницы. Книжка фиксировала многочисленные небольшие вклады за несколько лет и ни одного снятия со счета. Вклады не превышали десяти долларов, а большинство равнялось пяти; последний баланс составлял девятьсот сорок пять долларов и шестьдесят три цента. В центральный разворот книжки была вложена пятидолларовая купюра – очевидно, последний вклад, который смерть помешала внести Чарлзу Вуду.

Тамм спрятал банковскую книжку в карман и повернулся к детективу:

– Когда вы уходите с дежурства?

– В восемь склянок. Смена приходит в это время.

– Вот что. – Тамм задумался. – Завтра около половины третьего позвоните мне в управление и напомните, что у меня есть для вас особое поручение. Поняли?

– Да, шеф. Позвоню ровно в половине третьего.

Инспектор Тамм спустился по ступенькам, визжавшим, как свиньи, при каждом шаге, и вышел из дома. Миссис Мерфи энергично подметала крыльцо. При виде инспектора она шагнула в сторону, возмущенно сопя прыщавым носом в облаке пыли.

На тротуаре Тамм посмотрел на обложку банковской книжки, огляделся вокруг, потом пересек бульвар и зашагал на юг. Пройдя три квартала, он нашел здание, которое искал, – маленький банк, претенциозно отделанный мрамором. Войдя внутрь, инспектор направился к окошку, отмеченному буквами S – W, за которым сидел пожилой кассир.

– Вы постоянно работаете у этого окошка? – осведомился Тамм.

– Да, сэр. Чем могу служить?

– Вероятно, вы читали об убийстве человека по имени Чарлз Вуд – кондуктора трамвая, который жил поблизости?

Кассир кивнул.

– Я инспектор Тамм из Главного полицейского управления Нью-Йорка – расследую это дело.

– О! – Кассир казался впечатленным. – Вуд был нашим вкладчиком, инспектор, если вас это интересует. Сегодня утром я видел его фотографию в газете.

Тамм достал из кармана банковскую книжку Вуда.

– Сколько времени, мистер… – он посмотрел на фамилию на табличке, – мистер Эшли, вы работаете за этим окошком?

– Восемь лет.

– И регулярно обслуживали Вуда?

– Да, сэр.

– Как я понял по этой книжке, он делал вклад раз в неделю – в различные дни. Не могли бы вы рассказать мне о его визитах?

– Рассказывать особенно нечего, инспектор. Мистер Вуд приходил, как вы сказали, раз в неделю, насколько я помню, не пропуская ни одной. Всегда появлялся в одно и то же время – в половине второго или в два – полагаю, перед поездкой в Нью-Йорк на работу, судя по газетной статье.

Тамм нахмурился:

– Меня особо интересует, как он держался. Он всегда приходил один?

– Не припоминаю, чтобы видел его с кем-то.

– Благодарю вас.

Инспектор вышел из банка и зашагал назад по бульвару в сторону меблированных комнат миссис Мерфи. За три дома от сыроварни находилась мелочная лавка. Тамм вошел внутрь.

Хозяин, сонный старик, зашаркал ему навстречу.

– Вы знали Чарлза Вуда, проживавшего у миссис Мерфи, которого убили прошлой ночью на пароме?

Старик возбужденно захлопал глазами:

– Конечно, знал! Он был моим клиентом – покупал здесь сигары и бумагу.

– Какого сорта сигары он покупал?

– В основном «Кремо» и «Ройал Бенгал».

– Как часто он сюда приходил?

– Почти каждый день после полудня, прежде чем отправляться на работу.

– Вы когда-нибудь видели его с кем-то еще?

– Нет. Он всегда приходил один.

– И канцелярские принадлежности он тоже покупал здесь?

– Да. Бумагу и чернила.

– Как долго он был вашим клиентом?

Лавочник почесал грязную лысину:

– Четыре-пять лет. А вы, часом, не репортер?

Но Тамм молча вышел. Заметив неподалеку галантерейный магазин, он направился туда, но выяснил лишь то, что Вуд в течение длительного периода покупал здесь предметы мужской одежды и приходил только один.

Выйдя на тротуар, инспектор нахмурился еще сильнее и посетил ателье химчистки и крашения, обувную мастерскую, обувной магазин, ресторан и аптеку. Все продавцы помнили Вуда как постоянного клиента, в течение нескольких лет делавшего регулярные небольшие покупки. Но его никто никогда не сопровождал, даже в ресторане.

В аптеке Тамм задал дополнительные вопросы – фармацевт не помнил, чтобы когда-нибудь готовил лекарство по рецепту Вуда, заметив, что, если Вуд болел и получал рецепт от врача, он мог воспользоваться им в Нью-Йорке. По просьбе Тамма фармацевт составил список одиннадцати врачей и трех дантистов в радиусе пяти кварталов.

Инспектор посетил всех по очереди. В каждой приемной он говорил одно и то же и задавал одинаковые вопросы:

– Вероятно, вы читали, что Чарлз Вуд, кондуктор нью-йоркского трамвая, был прошлой ночью убит на уихокенском пароме. Он жил по соседству. Я инспектор Тамм – я расследую это дело и пытаюсь найти кого-нибудь, кто что-то знает о его личной жизни, друзьях, посетителях. Вуд когда-нибудь обращался к вам за медицинскими услугами или вызывал вас в меблированные комнаты, когда болел?

Четыре врача не читали об убийстве и не знали Вуда даже понаслышке. Семеро читали в газете об убийстве, но никогда не лечили Вуда и ничего о нем не знали.

Стиснув зубы, инспектор начал обход дантистов. В приемной первого ему пришлось ждать тридцать пять минут, а когда он наконец попал в лабораторию, дантист отказался отвечать на вопросы, пока посетитель не предъявит удостоверение. В глазах Тамма зажегся луч надежды, но сразу погас, когда дантист, взглянув на удостоверение, заявил, что ничего не знает о Чарлзе Вуде.

Двое других тоже никогда не слышали об убитом кондукторе.

Вздохнув, инспектор Тамм спустился с холма по извилистой дороге к парому и отплыл назад в Нью-Йорк.

В городе инспектор сразу же поехал в офис «Трамвайных линий Третьей авеню», пробираясь сквозь транспортные пробки с мрачным выражением на некрасивой физиономии.

Он сразу же спросил менеджера по кадрам и был препровожден в просторный кабинет, где его принял суровый мужчина с морщинистым беспокойным лицом.

– Инспектор Тамм? – спросил он.

Тамм кивнул.

– Садитесь, инспектор. – Менеджер придвинул пыльный стул и почти силой усадил на него Тамма. – Полагаю, это насчет Чарли Вуда? Скверная история. – Он сел за стол и откусил кончик сигары. – Не могу этого понять. Чарли Вуд был одним из лучших наших людей. Спокойный, надежный, безукоризненный работник.

Тамм холодно разглядывал менеджера.

– И он никогда не причинял никаких неприятностей, мистер Клопф?

Менеджер склонился вперед:

– Этот человек был подлинным сокровищем. Никогда не пил на работе, аккуратно предоставлял отчеты – фактически, после пяти лет службы мог начать работать инспектором.

– Прямо маленький лорд Фаунтлерой, а, мистер Клопф?

– Я бы так не сказал, инспектор Тамм. Но на него можно было положиться. Вы ведь хотите разобраться в его характере, не так ли? Бедняга честно трудился каждый рабочий день. Мы тоже о нем не забывали. Это девиз нашей компании, инспектор. Когда человек показывает, что хочет делать карьеру, мы ему помогаем.

Тамм что-то буркнул.

– Вуд никогда не брал ни отгулов, ни отпуска – предпочитал работать и получать двойное жалованье. Вагоновожатые и кондукторы часто обращаются с просьбой об авансе, но только не Чарли Вуд. Он экономил деньги – как-то показал мне свою банковскую книжку.

– Сколько времени он работал в этой компании?

– Пять лет. Сейчас проверю. – Клопф подбежал к двери, высунул голову и крикнул: – Эй, Джон! Принеси мне досье Чарли Вуда!

Вскоре он вернулся с длинным листом бумаги в руке. Тамм склонился над столом, опершись на локоть.

– Вот видите, – указал Клопф. – Чарли поступил к нам чуть более пяти лет тому назад, начал работать на маршруте по Третьей авеню в Истсайде, а три с половиной года назад перевелся вместе с Пэтом Гиннесом, его вагоновожатым, на эту линию, так как жил в Уихокене и этот маршрут был ему удобнее. Видите? Ни единого замечания!

Тамм выглядел задумчивым.

– А как насчет его личной жизни, Клопф? Знаете что-нибудь о его друзьях и родственниках?

Клопф покачал головой.

– Не знаю, но не думаю, чтобы они у него были. Чарли отлично ладил с сослуживцами, но, по-моему, общался с ними только на работе. Особенно он дружил с Пэтом Гиннесом… Погодите! – Менеджер перевернул лист. – Видите анкетные данные? Ближайший родственник – прочерк. Полагаю, это отвечает на ваш вопрос, инспектор.

– Я бы хотел быть в этом уверенным, – пробормотал Тамм.

– Может быть, Гиннес…

– Не важно. Я сам повидаю Гиннеса в случае надобности. – Тамм подобрал шляпу. – Ну, пожалуй, это все. Спасибо, старина.

Менеджер пожал инспектору руку и проводил его к выходу, уверяя в готовности сотрудничать. Тамм кивнул на прощание и свернул за угол.

Он стоял там, словно ожидая кого-то, и часто посматривал на часы. Прошло десять минут, прежде чем длинный черный лимузин «линкольн» с занавешенными окошками остановился перед ним у тротуара. За рулем сидел худощавый молодой человек в ливрее, который выскочил из машины, распахнул заднюю дверцу и шагнул в сторону, не переставая усмехаться. Инспектор Тамм быстро окинул взглядом улицу и сел в автомобиль. В углу мирно дремал Куоси, более чем когда-либо похожий на гнома.

Шофер закрыл дверцу, прыгнул на свое сиденье, и машина тронулась с места. Куоси открыл глаза и увидел инспектора, задумчиво сидящего рядом с ним, и его лицо расплылось в улыбке. Наклонившись, он открыл потайное отделение в полу автомобиля и выпрямился, держа большую металлическую коробку, внутреннюю сторону крышки которой занимало зеркало.

Инспектор Тамм расправил широкие плечи.

– Неплохая работа, Куоси, – заметил он.

Сняв шляпу, инспектор порылся в коробке, достал пузырек с какой-то жидкостью и начал энергично обрабатывать ей лицо. Куоси держал перед ним зеркало. Тамм вытер лицо куском ткани, а когда убрал его, инспектор исчез – возможно, не полностью, ибо остатки грима прилипли к худощавому улыбающемуся лицу мистера Друри Лейна.