Текст книги "Под необъятными небесами"
Автор книги: Элизабетта Ердег
Соавторы: Карло Аурьемма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Начинается дождь, и всё вокруг погружается во мглу.
Вернулись прежние, похожие на ласточек, птицы, которые, однако, кажутся более крупными, чем обычно. Либо они выросли по дороге, либо это другие.
Полуденное определение не получается, солнца совсем не видно.
Неохотно работаем над окончанием статьи о Галапагоссах. В каюте душно, затхло и липко. Лиззи вдруг подскакивает и вылетает в кокпит, мыться под дождём. Мне потребовалось сделать немалое усилие над собой, чтобы последовать её примеру, но после живящей воды, мир изменился в лучшую сторону.
«Веккиетто» танцует самбу на беспорядочных волнах. Идём медленно, 4 узла, примерно на юго запад.
Привязав ведро к гику, мы за пять минут набрали семь литров воды.
Могло быть и больше, если бы удалось зафиксировать ведро так, чтобы из него не выплёскивалась почти половина при качке. Но в целом, это игра, так как недостатка в воде у нас нет.
На ужин, дорадо в фольге и горошек на сливочном масле. Так как приготовить рыбу в фольге в печке невозможно, мы придумали альтернативный метод – в скороварке. Куски рыбы, или филе, если рыба большая, с добавлением масла, перца, соли и чеснока, упаковываются в два слоя алюминиевой фольги. На дно скороварки наливается на палец воды (сгодится и морская), и кладётся чтонибудь, что будет поддерживать упаковки из фольги над уровнем воды, в нашем случае используются три перекрещенных гаечных ключа. Всё закрывается и готовится под давлением в течении двадцати минут. Когда скороварка начинает свистеть, температура внутри неё достигает 150 °C, рыба, изолированная от воды и запечатанная в фольгу, думает, что находится в печи и очень охотно готовится. Результат превосходит все ожидания.
27 апреля 1989
Четырнадцатый день. В полночь перевели часы назад ещё на один час: минус восемь часов с Гринвичем и минус десять с Италией.
Снова ставим паруса на бабочку. Для ветрового рулевого это тяжёлый курс. Периодически, когда волна ударяет в борт, корректировка подоспевает с опозданием и один из парусов забирает ветер с другой стороны. Приходится выбегать наружу, отсоединять рулевого и возвращать лодку на курс. Если это генуя, все довольно просто, если грот, то приходится отдавать завал тали, травить шкот, перебрасывать грот на другой галс и уже набрав скорость, снова делать поворот через фордевинд.
Сегодня утром воздух кажется свежим и чистым, как в горах.
В то время, как мы выбиваем в кокпите подушки, одна из них, воспользовавшись моментом, соскальзывает в море. Мы в нерешительности смотрим на неё. С генуей на гике и грота гиком, закрепленным завал талями, даже думать не приходится о том, чтобы попытаться её спасти. Буквально несколько секунд, и она пропадает среди волн. Нам это служит предупреждением. Если один из нас окажется за бортом, у другого, в одиночку будет не много возможностей его спасти.
Поймали небольшую дорадо как раз перед полуднем. Она сразу же превращается в филе с лимоном.
14:00. Ветер усилился. Море ярко синее с редкими белыми крапинами. Грот снова забирает ветер с другой стороны. Переходим на бакштаг левого галса и берём один ряд рифов. Скорость шесть узлов.
Вторую половину дня проводим за чтением учебников по астронавигации. Если погода не ухудшится, сегодня ночью попробуем определиться по звёздам. Море полно летучих рыб. Их миллионы. В любое время дня, достаточно посмотреть вперёд, чтобы увидеть, как они, быстро трепеща крыльями, выпрыгивают из под лодки, пролетают несколько десятков метров и, врезавшись в гребень волны, падают в воду.
Они убегают от чёрного днища «Веккиетто», видимо принимая его за большую хищную рыбу.
Летучие рыбы, дельфины и мы двое. Никаких других существ не видно в этой водной пустыне.
Дельфины приплывают каждый день. Они разных видов: от маленьких, чуть крупнее тунца, до гринд, длинной в половину лодки, которые сопровождают нас подолгу, держась в нескольких сантиметрах от бортов. Ночью мы слышим из каюты их голоса: высокие ноты, щелчки, стуки, иногда очень громкие. Они продолжаются часами, иногда совсем рядом, иногда приглушённые расстоянием. Их тела заставляют светиться планктон в воде, светящиеся трубы в воде изгибаются, пересекаются проходя под килем. Если один из них чуть не рассчитает, то может легко повредить пластиковый корпус, но, почему то не страшно. Каждый раз, когда слышишь этот таинственный концерт странных звуков, особенно изнутри лодки, испытываешь чувство изумления. Ведь это язык, на котором эти животные общаются между собой.
18.30. Запасаемся энтузиазмом для определения по звёздам. Замеры нужно делать вскоре после заката, когда звёзды уже видны хорошо но прежде чем дневной свет совсем исчезнет, так как вместе с ним исчезнет и линия горизонта. Это гораздо сложнее, чем с солнцем, потому что не просто поймать звезду в окуляр и так же не просто совместить её с горизонтом.
Выбираем Канопус, в созвездии Карина, Acrux, самую яркую звезду Южного Креста, и Сириус в созвездии псов. Расчёты разочаровывают. Только Acrux даёт линию положения близкую к реальной. Мы ошиблись звёздами или ошибка в расчётах?
Тем не менее, мы должны это освоить. Когда будем плавать в лабиринтах Туамоту, нам понадобятся очень точные определения и получить их можно только с помощью звёзд. Завтра снова попробуем.
28 апреля 1989
Пятнадцатый день. Я ещё раз пересчитал определение по звёздам и нашёл ошибку по Канопусу. Но и так, точка пересечения линий определённых с помощью Канопуса и Acrux, находится в доброй сотне миль от реального положения.
12.13. Сегодня опять солнце и голубое море. За 24 часа пройдено 123 мили.
Рыба, видимо очень большая, уносит с собой крючок, грузило, катушку и пятьдесят метров толстой лески. Мы сразу подготавливаем новую, на этот раз привязав её к лесенке кусочком тонкой лески.
Если рыба слишком большая, тонкая леса порвётся и с катушки начнёт разматываться верёвка. У нас будет время принять меры. Не проходит и часа, как крышка гремит, леска рвётся, верёвка начинает разматываться. Рекордно большая дорадо, почти полтора метра. То что не съедим, закроем в стеклянных банках с винтовой крышкой, сваренное и простерилизованное в скороварке. Для нас это будут сувениры, когда вернёмся в серость повседневной цивилизованной жизни.
18.30. Снова пробуем определиться по звёздам. Сириус, Канопус и Arcux, в южном полушарии и Капелла в северном. Чудеса! Все четыре линии проходят через одну точку. Отмечаем успех банкой томатного сока.
30 апреля 1989
Семнадцатый день. На рассвете видно солнце. Треть неба затянута грозовыми тучами, остальное чистое. Отдельные волны изредка разбиваются на корме и палубе, но, словно в шутку, играючи. Этой ночью я проснулся от сильного металлического стука. В тревоге, мы выскочили наружу, осмотрели всю палубу с фонариками, но так и не поняли, что это было. Собрали с два десятка летучих рыб, достаточно чтобы пожарить.
12.30. Полуденное определение. 7°8’ южной широты. За 24 часа пройдено 159 миль. Рекорд.
Киль «Веккиетто», особенно в кормовой части, покрылся паразитами, точно такими же, как в Атлантике. Видимо, им для жизни необходим постоянный проток воды. Когда доберёмся до Маркиз, вместо того, чтобы мучатся, отскребая их от днища, попробуем не трогать их. Если им действительно нужна скорость для того чтобы питаться, возможно они отпадут сами. Пока не похоже, чтобы они очень нас тормозили, но, скорее всего, это скажется дальше, в зоне слабого ветра, вокруг Маркизских островов.
Проводим вторую половину дня за ремонтом лёгкой генуи, у которой расходится шов на нижней шкаторине и на одном из усилений углов. Сидим в кокпите, заваленные парусиной с километрами ниток в руках.
Ночь наступает неожиданно, тёмная и полная звёзд. Во время крена на волне, радиоприёмник, закреплённый у штурманского стола, вдруг отцепляется, летит и ударяется о дверцу шкафчика на камбузе.
Помялся угол корпуса, но он всё ещё работает.
02 мая 1989 Девятнадцатый день. Вернее ещё ночь. Резко разгоняемся до восьми узлов, льёт ливень. Берём второй ряд рифов и возвращаемся в постель. Каждые пятнадцать минут встаем проверить, всё ли в порядке.
На рассвете я засыпаю глубоко и просыпаюсь, когда солнце уже стоит высоко. Кажется, что качка уменьшилась. Действительно, мы стоим посреди почти ровного моря.
– Поднять все паруса!
Мы снова ставим паруса на бабочку, взяв курс точно к месту назначения, которое, каждый раз, когда ветер ослабевает, вдруг кажется сразу удаляется.
14.00. Солнце и жара. Волны увеличились и брызгаются, мы бежим со скоростью шесть узлов, точно на восток.
Мы уже вошли в последний квадрат на карте. В полдень, до Хива Оа оставалось всего 489 миль. Сегодняшний переход, 138 миль.
14.20. Поставили паруса бабочкой. Сильный ветер, бурное море, голубое небо, синие волны. «Веккиетто» идёт быстро, Джованни рулит замечательно.
18.30. Великолепный закат. Вместо Сириуса, который стоит очень высоко, и его трудно поймать в окуляр, использую Rigil Kent, яркую звезду возле Южного Креста. Потом я узнал, что она является альфой Центавра, это самая близкая к солнцу звезда. На севере используем Арктур и Юпитер. Линии пересекаются, образовав треугольник со стороной в несколько миль, что на такой волне можно считать удовлетворительным. Сегодня мы впервые видели магеллановы облака. На юге, чуть ниже Млечного пути, возле Канопуса, два звёздных сгустка.
В полночь ветер ещё усилился. Брать третьи рифы..? Игнорируем и заваливаемся на койки. Корпус вибрирует от удовольствия скорости, лаг временами показывает восемь узлов. Лёжа в темноте, слушаю шорох воды обтекающей корпус и концерт шумов на палубе: поскрипывание блоков, постанывание погружённого в воду пера ветрорулевого, его же глухие стуки, когда отклоняется до упоров.
Нужно бы всё-таки уменьшить парусность.
00.45. Лодка кренится на бок и я почти падаю с койки. Волны бьют в борт, лодка, кажется, мгновенно остановилась. Это грот забрал ветер с другой стороны и выгнул пузо в противоположном направлении, удерживаемый завал талями. Ветер ещё усилился и свистит в вантах. Больше откладывать нельзя. Берём третьи рифы на гроте и рифы на генуе – страшновато! Теперь мы уже не делаем восемь узлов на порывах.
05 мая 1989
Двадцать второй день. Утреннее определение по звёздам показывает, что мы в 125 милях от Хива Оа. Завтра будем там.
Ветер, словно по волшебству, утих, как только мы пересекли меридиан 135° и вошли в квадрат, где Пайлот Чартс предсказывают слабый ветер. Нам это даже на руку, всё равно нужно было замедлить ход, иначе есть риск подойти к берегу ночью.
Появляются первые признаки земли. Стая белых птиц с длинными хвостами некоторое время кружит вокруг нас, потом исчезает. В течении дня они ещё несколько раз возвращаются небольшими группами.
В честь Полинезии всё утро моем лодку и моемся сами, чтобы предстать в презентабельном виде.
15.30. Стая небольших тунцов уже несколько часов плывёт у нашего борта, периодически выпрыгивая из воды. Не знаю, являются ли тунцы признаком земли, но факт, что море стало более оживлённым. Но это правда, что скоро будет земля? Глядя на море и небо, мне кажется совершенно нереальным, что где-то там существует мир, кажется, что ещё много дней могло бы быть только море и небо. И мне не было бы жаль.
На ужин отварные картошка и лук, заправленные маслом и солью.
Как вкусно! В конце перехода все чувства упрощаются до самых основных? Возможно.
06 мая 1989 05.50.
Земля! Земля! Земля! Мы в Полинезии. С первыми лучами солнца появились два острова, Хива Оа и маленький островок Мотане. Расчёты оказались правильными. Ночное напряжение, от приближения к земле, проходит и уступает место усталости.
08.00. Входим в канал между двумя островами. Хива Оа высокий и скалистый. Величественные горы, отвесные утёсы. Даже с большого расстояния виден прибой, разбивающийся о скалы.
Яркое солнце и ветер в корму. Теперь, когда мы хотели бы идти быстрее, едва делаем три узла под полными парусами поставленными бабочкой. В 10.00 рвётся лёгкая генуя. Убираем её в сторону, починим потом, в тени пальм.
Скалистый берег становится всё более зелёным. Тёмная, насыщенная зелень тропических островов. Нужно найти посёлок, лежащий где-то за мысом. Постепенно, постепенно, по мере того как входим в бухту, всё проясняется: мыс, посёлок и узкая защищённая гавань, в которой стоит с десяток яхт. Ну и толпа! Хотя, всё логично.
Это единственная защищённая стоянка и один из таможенных портов. Все приходящие в Тихий океан проходят через него. Потом они разбредутся по тысячам островов. По крайней мере я надеюсь. В гавани, узком заливе, зажатом между двух скалистых стенок, очень мало места. Становимся на два якоря. Кто-то кричит приветствия, кто-то подходит к борту и оставляет на палубе буханку хлеба и большой фрукт, похожий на грейпфрут, со свежим вкусом, напоминающим землянику. Очень вкусно. Нас приветствует Ёши, югослав, с которым познакомились на Галапагоссах. Он вышел раньше нас и пришёл только вчера, проведя в море 28 дней. Ему пришлось спуститься на юг, в поисках ветра. Мы потратили на переход 22 дня и несколько часов.
6. Легенда
Тапа и Тату
Фату Хива, один из внешних островов Маркизского архипелага. Его высокие горы в форме гребней, создают эффект стены, защищающей от ветра. В трёх милях от берега ветер, вдруг сразу, пропадает. Нет больше ни ветра ни волн, мы неожиданно оказываемся в абсолютной тишине. Бесшумная вода, бесшумный воздух, птицы бесшумно летают над горами и с острова не исходит никаких звуков. Пейзаж, словно из скандинавских сказок.
Последние несколько миль по неподвижной воде проходим под мотором. Бухта Вирджинс, это каньон, продолжение расщелины в горах. Окружающие скалы поднимаются вертикально вверх, теряясь в облаках. На фоне гор и леса в долине выделяются каменные шпили, высотой 300–400 метров. В нишах, где есть почва, цепляясь за вертикальные скалы, растут пальмы. В этом суровом пейзаже, только они и напоминают, что мы находимся в тропиках. Бухта своим названием обязана этим огромным базальтовым колоннам.
Полинезийцы называли её – бухта Вержд, переводя с маркизского её название, которое подчёркивало сходство каменных колонн с фаллосами. Но потом прибыли миссионеры. Им это не понравилось и слово vergesмутировало в virgins, так более целомудренно и больше соответствует традициям христианства.
С тех пор островитяне поменяли название своей бухты, и не только.
Их верования заменило христианство, Мадонна, Христос, месса по воскресеньям, моногамия и так далее.
С моря бухту можно заметить по облаку, которое всегда стоит над вершиной горы замыкающей долину. Бухта открыта с запада.
Каменно-галечное дно быстро уходит на большую глубину. Очень средненькая якорная стоянка, из тех, когда сойдя на берег, постоянно смотришь на небо и мучаешься сомнениями, держит ли ещё якорь.
Чтобы сойти на берег, нужно обойти небольшой мыс, скрывающий из вида посёлок, и преодолеть прибой, разбивающийся на чёрном галечном пляже.
– Выждем удобный момент и идём на полном газу. У самого берега я подниму мотор, а ты спрыгивай и держи тендер за нос.
Компания детишек на берегу на дамбе, смотрят на нас и смеются.
– Эй, эй! Идите сюда! Помогайте!
Они поняли, все полезли в воду. Теперь всё просто. Мы подходим, подгоняемые волнами и десятки детских пухлых ручек подхватывают борта. Тендер укладывается на пляже в линию с чёрными, деревянными пирогами.
Говорят все одновременно: – Tapa? Pompelmus? Venez! Venez!Вдоль берега идёт извилистая тропинка, петляющая между домами, построенными из больших досок и крышей из гофрированного железа. Вот что осталось от старой Полинезии. Автомобили сюда ещё не добрались и, как кажется, электричество тоже. В долине часто идут дожди, из за горы, которая конденсирует влагу пассата, и фрукты растут очень пышно, почти сами по себе.
Улыбающиеся женщины с гладкой кожей и угольно чёрными волосами, останавливают нас у каждого порога: – Bienvenus, bienvenus asseies vous.Приходится соблюдать осторожность, чтобы случайно не обидеть кого невниманием. Мы болтаем, нам предлагают свежую воду и фрукты и спрашивают, нет ли у нас чего-нибудь на обмен.
– А что вы хотите обменять? Что вам нужно?
– Да что угодно. Здесь ничего нет. «Арануи» [5]5
«Арануи», это снабженческое судно. Выходит каждые два месяца из Папеэте и идёт маршрутом через Туамоту и Маркизы. Везёт пассажиров, продукты, одежду. На островах берёт копру и изделия местных промыслов.
[Закрыть]не было уже два месяца.
По всей деревне раздаются глухие, ритмичные звуки, напоминающие там-там. Это женщины отбивают кору дерева. Они делают тапа, ещё несколько десятилетий назад, это была единственная ткань, известная в южном Тихом океане.
Несмотря на то, что «Арануи» заходит сюда каждые два месяца, привозит самые разнообразные товары и тканые материалы широко распространены, здесь, на Фату Хива, до сих пор отбивают тапа.
– Изготовление тапа, это чисто женскаяя работа, от сбора брёвен, до рисунка – рассказывает Жаклин. Она тонкая и гибкая, в отличии от большинства маркизских женщин.
– Мужчины же, заготавливают копру, ловят рыбу и охотятся.
– Выбираются гладкие ветки и стволы, снимется кора и отбивается палкой на доске. – она показывает на женщин, сидящих у старых, источенных брёвен, энергично отбивающих полосы коры, шириной около десяти сантиметров.
– Вон моя мама. Она отбивает этот кусок уже два дня.
Кусок имеет ширину почти метр и на просвет видны составляющие его волокна, переплетённые между собой и сплющенные до толщины в один миллиметр. Похоже на пергамент.
– Если оставить их на несколько дней на солнце, они станут белыми, если замочить в соке диких апельсинов – бежевыми. – продолжает Жаклин, погружая куски ткани в ведро с жидкостью, энергично полоская и отжимая, словно тряпки. Потом она расстилает их сушиться на металлическом листе.
Под навесом, защищающим от солнца и дождя, старшая сестра Жаклин расписывает квадратный лоскут, размерами примерно 30 на 30 сантиметров. Мотивы росписи передаются от матери к дочери, древние идеограммы, которые раньше татуировали на коже и в которых отражена история рода.
– Вот этой материи больше ста лет. – говорит Жаклин, открыв сундук и достав из него отрез длинной около двух метров. – Она принадлежала бабушке моей мамы и, возможно ещё её прабабушке.
Мы используем её как образцы рисунков.
В Папеэте ей не было бы цены и Жаклин это знает. Но никому не приходит даже мысль продать реликвию.
Сестра Жаклин лежит на полу на животе и заканчивает раскрашивать чёрным части рисунка на тапакрохотной кисточкой.
– Это прядь волос, привязанная к палочке.
– А краска?
– Это личинки, размолотые и разведённые соком тангироо. Не выцветает на солнце, не смывается водой и даже мылом.
Конечный продукт выглядит очень эффектно и мне очень нравится.
– Сколько стоит? – не удерживается от вопроса сидящий во мне турист.
– В Папеэте, не знаю. Здесь мы меняем их на проходящем судне на мыло, ткани и продукты.
– И что бы ты хотела в обмен?
– У тебя есть лак для ногтей или помада?
– Честно говоря, помадой я никогда не пользовалась, но красный лак и тени, есть?
– Прекрасно! А духи?
– Давай так. Мы на лодке посмотрим, что у нас есть, что можно обменять и завтра принесём.
– И хозяйственное мыло, если есть! – кричит её мама.
– И детскую одежду. – добавляет другая женщина.
Вечером мы перерываем «Веккиетто» сверху донизу и на следующий день сходим на берег с полным рюкзаком. Лосьон после бритья, которым раньше пользовался Карло, разделён на три маленьких флакона (три маленьких упаковки продаются лучше, чем одна большая и позволяют также торговаться с большим количеством людей.) и мы выгребли всё имеющееся в наличии хозяйственное мыло. Ещё у нас есть два флакона лака для ногтей, тушь для ресниц, тени, ожерелье из искусственного речного жемчуга, кое какие лекарства и блок сигарет.
Жаклин созывает подруг и начинается рынок. За косметику они готовы и мать родную продать. Самым большим спросом пользуется тушь для ресниц (что они собираются с ней делать, у них всех свои ресницы длинные и чёрные), за ожерелье тоже идёт борьба, хорошо идёт лосьон после бритья, мылом больше интересуются женщины в возрасте, некоторые берут сигареты для мужа или сына, лекарства игнорируются. Когда бизнес заканчивается, наступает время любезностей. Раздариваем всё, что у нас осталось и оказываемся заваленными горой фруктов. Апельсины, мандарины, папайя, бананы и местные грейпфруты. Они весят около килограмма каждый, кожура толстая, в сантиметр, очень сладкие и с привкусом клубники.
Танои, отец Жаклин. Он весит около ста килограмм и всё его тело покрыто татуировками. После обеда он собирается присоединиться к мужчинам, собирающим кокосовые орехи для копры недалеко от водопада в глубине долины.
– Пошли со мной! – уговаривает он – Это всего час ходьбы.
Мы в нерешительности. Путешествуя на лодке, мы очень редко ходим пешком. К тому же, очень жарко и мне никогда не нравилось идти в гору.
– Там нет подъёмов, только ровная дорога. – парирует Танои.
На мне из одежды лишь парео и майка, на ногах резиновые сандалии. С другой стороны, Танои совсем босиком. В конце концов мы отправляемся с ним.
Тропинка идёт вдоль ручья, текущего с верховьев долины. Не всегда вдоль того же берега, поэтому нам часто приходится переходить вброд водный поток с илистым дном, к которому наша обувь прилипает, словно на присосках. Вдоль тропы растут огромные хлебные деревья, под которыми лежит множество упавших больших плодов. От жары они раскисают, делая землю скользкой и привлекая тучи насекомых. И, словно всего этого мало, рои комаров бросаются на наши голые руки и ноги. Танои невозмутимо продолжает шагать по траве, которая местами доходит ему до пояса. Мы начинаем выбиваться из сил и, примерно через час, робко спрашиваем, когда же мы будем на месте.
– Осталось пол дороги.
– Пол дороги! Но разве туда не было всего час ходьбы?
– Да. Но с вашим темпом мы всего на пол пути.
Жара стоит невыносимая. Периодически ливень омывает нас с головы до ног, делая ещё более привлекательными для комаров, которые теперь прилипают к нам.
– Танои, но тебя комары не кусают?
– Конечно кусают. Смотри. – и он показывает свою татуированную руку, на которой видны десятки вздувшихся комариных укусов.
– Ну ка, покажи. – мы никогда не видели татуировку так близко. Всё тело покрыто множеством полос с повторяющимися рисунками.
Танои садится на упавший ствол дерева и дарит нам передышку, рассказывая историю своей кожи.
– Каждая полоса, это история одного из предков. Чем больше рисунков на теле мужчины, тем богаче история его семьи. Мне татуировки делал мой дедушка, не смотря на запреты миссионеров.
Первые тату начинают делать, когда юноше исполняется пятнадцать лет. Он уже обладает телосложением мужчины и его кожа уже не будет сильно растягиваться с возрастом. Сначала копируются самые старые рисунки с тела его отца, потом с тела самого старшего мужчины из семьи матери, и так из поколения в поколение. Был один старик, тело которого было полностью покрыто татуировками, включая лицо и ладони рук!
Он встаёт, смахнув с себя рукой облако насекомых, и собирается идти дальше. Но мы уже не можем. Оправдываясь тем, что нельзя оставлять лодку надолго без надзора, возвращаемся назад.
Когда добрались до деревни, выглядели мы, видимо, не очень, потому что во всех домах, где мы останавливались передохнуть, кроме воды и фруктов, все предлагали нам ещё и умыться.
Анаи, жена Танои, готовит пои-пои.Это типичное блюдо Маркизских островов, как для нас паста, рис для азиатов или кус-кус для арабов. Готовят его в субботу, чтобы съесть в воскресенье.
Основой пои-поиявляется майорé,легендарный плод хлебного дерева. Он похож на зеленоватую дыню с жёсткой, морщинистой кожурой, покрытой тонкими чешуйками, которые, когда фрукт спелый, выделяют крохотные капельки белого, густого млечного сока. Растёт на деревьях с большими блестящими листьями, напоминающими инжирные. Весит плод около трёх килограммов, и дерево, средних размеров, приносит их по одному каждый день в течении всего года. Внутри, желтоватая губчатая мякоть.
Индейцы островов Сан-Блас угощали нас им в супе, порезанным кусочками, словно картошка и поджаренным ломтиками на углях, как гарнир к рыбе, позже мы и сами научились готовить его, делать салат и десерт с молоком кокосового ореха. Но здесь, на Фату Хива, его приготовление, это старинный кулинарный ритуал.
Фрукты целиком поджаривают на огне. Примерно через час, когда кожура обуглилась, женщины вынимают их из огня и удаляют её с помощью палки.
– Помогай мне, если хочешь научиться. – предлагает Анае, выкатывая с решётки два обугленных бочонка.
– Вот так. – она наносит палкой два удара и чёрная скорлупа трескается, показывая дымящуюся жёлтую сердцевину. – Вот так. – и лёгким нажимом палки она выкатывает плод на деревянную дощечку, придержав обугленную кожуру неуловимым движением пальцев.
Я стукаю палкой по своему плоду в первый раз, и ничего не происходит. Потом второй, третий, более энергично. Кожура лопается и палка вязнет в жёлтой мякоти, пачкая её чёрным. Пытаюсь вытолкнуть сердцевину на дощечку, но плод теперь уже не круглый, и палка ещё больше его деформирует. Пробую придержать кожуру и обжигаю пальцы.
Дети смеются глядя на меня: – И откуда такая неумеха? Даже поипоиготовить не умеет.
– Таоа, помоги ей. – вступается Анае. Девочка лет десяти, берёт мою палку, ударяет пару раз и, смочив руку в ведре с водой, выкладывает майорé, очищенный от кожуры, на доску.
Анае разминает ещё горячую мякоть каменной толкушкой. Она бьёт её сверху, сбоку, потом с другого, переворачивает быстрым движением руки, смоченной в холодной воде и снова принимается мять сильными и частыми ударами. Если попадается посторонние включение или твёрдый комочек, удаляет его молниеносным движением кончиков пальцев.
Мой же плод весь испачкан чёрным и полон частичек кожуры.
Каждый раз, когда я пытаюсь взять один из них, обжигаю пальцы, о том, чтобы перевернуть тесто мокрой рукой, даже не может быть и речи. Все смеются и подшучивают надо мной.
− Смеётся тот, кто смеётся последним. В следующий раз я посмотрю, как вы будете есть спагетти вилкой!
Культурные различия. Процесс приготовления пои-поиизображается даже на традиционных тапаи передаётся из поколения в поколение. Я же, с моими посиневшими пальцами, предпочитаю оставить это дело Таоа.
Когда губчатая комковатая мякоть превращается в мягкое эластичное тесто, такое же как из муки, женщины добавляют в него кусочек такого же теста, сделанного неделю назад и уже подвергшегося ферментации. Видимо в качестве дрожжей. Тесто месят ещё несколько минут и оставляют на некоторое время.
− Оно будет стоять до завтра. Потом мы приготовим его с рыбой или овощами. Пои-пои,наше воскресное блюдо. Завтра попробуете.
На следующий день его подают на стол в огромном бачке, с жареной рыбой и овощами. Вид довольно аппетитный, вкус не очень.
Оно кислое, видимо из за традиционной закваски.
− Тебе нравится?
− Нет. Гораздо лучше было само тесто, прежде чем в него добавили старое. Так у него вкус очень странный.
− Может от того, что там моя обваренная кожа!
