Текст книги "Будь со мной"

Автор книги: Элизабет Хейнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– На следующем перекрестке поверни направо – вон там, смотри.

– А что там?

На единственном повороте вправо стоят железные ворота из пяти прутьев, ведущие к полю.

– Вот, да, правильно. Поверни сюда.

«Ленд-ровер» подскакивает на кочках и ямах, нащупывая заросшую травой грунтовку на обочине вспаханного поля. Они едут вдоль кустов до конца, пока не показываются еще одни открытые ворота, за которыми расположен неухоженный, частично заасфальтированный двор.

– Я подожду в машине, а ты сама разберешься.

– С чем? С чем я должна разбираться?

Затем она осматривается получше. Замечает ряд из пяти туннельных теплиц, вагончик, старый деревянный сарай и сарай поновее из шлакоблоков и рифленого железа. За сараем притаился бетонный дворик, на котором стоит припаркованный джип темно-зеленого цвета.

Теперь Саре больше не нужно спрашивать, где они и что здесь делают. Уилл снова широко улыбается, а когда она выключает двигатель и смотрит на него, у нее возникает единственный вопрос: «Знает ли он, что я приеду?»

Она находит Луиса в одной из теплиц. Он одет в черную телогрейку поверх серой толстовки, рукава которой закатаны до локтей. «Он выглядит похудевшим», – это первая тяжелая мысль, которая приходит в голову Саре.

– А, это ты, – говорит он вместо приветствия. Улыбки на его лице не появляется.

– Здравствуй, Луис. Как поживаешь?

– Неплохо. А как ты сюда попала?

– Уилл показал мне дорогу, – говорит она, словно оправдываясь. – Для меня самой это стало неожиданностью.

– Ну да. И где он?

– Решил подождать в машине.

– Ну, еще бы.

– Значит, все это твое? – спрашивает Сара, осматриваясь вокруг. В конце теплицы стоят столы на козлах и длинные ряды горшков с саженцами, уже пустившими ярко-зеленые побеги. – А что это?

– Это все салат, – говорит он, глядя на нее так, будто она задала самый дурацкий на свете вопрос.

И, само собой разумеется, так оно и есть. У нее ведь тоже в саду растет латук. Должна знать, как выглядит салат, в конце-то концов. И почему так трудно говорить с собственным сыном?

– Ты разговаривал с Китти? – спрашивает Сара. – Она приезжает домой в пятницу.

– Да, я знаю. – Он не двигается ни на шаг, но поднимает большой пластиковый поднос у двери. На подносе полно блестящих от капель головок латука. – Если хочешь помочь, можешь вынести вон тот.

Она поднимает второй поднос и выходит за Луисом в дверь. Сын проходит к сараю, по-прежнему храня молчание и давая ей время подумать о том, что бы такого спросить и о чем поговорить. В сарае на бетонном полу стоит тележка с колесиками, напоминающая те, что используют в супермаркетах. Он ставит в тележку свой поднос, потом забирает поднос у Сары и ставит рядом.

– Я по тебе соскучилась, – говорит она. И даже для нее слова звучат отчаянно и глупо.

Он на секунду замирает и молчит. Вместо того чтобы сказать что-то, толкает тележку к открытой двери сарая. Колесики производят чудовищный грохот, исключающий возможность дальнейшего разговора, по крайней мере до тех пор, пока Луис не останавливается.

– Ты бы хоть иногда отвечал на звонки, – начинает Сара, – или время от времени посылал бы сообщение. Просто, чтобы я знала, что с тобой все в порядке.

Луис не оглядывается, лишь хлопает металлической крышкой телеги с такой силой, что грохот эхом отражается от стен.

– Как видишь, я в полном порядке, – говорит он.

Сара выходит из сарая вслед за ним. Он направляется в сторону фургона, где, как она полагает, должен находиться офис.

– Когда Китти уехала, мне пришлось совсем нелегко, – говорит она.

Луис поднимает глаза и наконец встречается с ней взглядом. Внешне он сохраняет спокойствие, не то чтобы враждебное, но близкое к тому.

– Оглядываться назад – это здорово, верно? – говорит он. – Вот был бы жив папа. Тогда тебе было бы с кем поговорить и ты наконец оставила бы меня в покое.

Возле фургона стоит столик из огнеупорной пластмассы с железными ножками и три складных стула для пикника. Судя по окуркам и мусорному ведру, полному пакетов от чипсов, именно здесь отдыхают рабочие – кто бы они ни были и где бы сейчас ни находились.

– На тебя работает много людей? – спрашивает Сара, пытаясь поддержать разговор.

После колючего комментария, отпущенного Луисом в сарае, ей хотелось сразу же вернуться в «ленд-ровер» и уехать домой, но тогда пришлось бы разбираться с Уиллом, и было бы черной неблагодарностью сразу уезжать после всех его усилий.

– Не много, – говорит Луис. На столе стоит чашка, наполовину наполненная чем-то, напоминающим кофе. Он выливает жидкость в траву, растущую под фургоном. – Здесь бывает много работы только в определенное время.

– И ты все продаешь на фермерских рынках?

– В отели, – говорит он, – по большей части.

– Правда? Замечательно. И как ты решил заняться этим?

Он не отвечает, и Сара не может его винить. Она слишком сильно старается.

– Ты не хотел бы приехать на обед? – спрашивает она. – Может, в воскресенье, перед отъездом Китти? Собаки точно будут рады тебя видеть.

– О господи, – говорит он, с грохотом опускает пустую кружку на стол и направляется назад к теплицам. – Сама найдешь обратную дорогу, – кричит он.

По щекам Сары бегут горячие слезы, и она вытирает их тыльной стороной ладони. Когда садится в машину, Уилл это замечает. Он говорит:

– Эй, ну что ты, – и кладет руку ей на плечо, собираясь заключить ее в свое фирменное объятие, но Сара вовремя поднимает руку, чтобы остановить его.

– Нет, у меня все в порядке, все хорошо, – говорит она.

– Ну, попробуй не волноваться, – увещевает ее Уилл. – Он еще вернется. По крайней мере, ты его увидела. Для начала неплохо.

– Правда? И как ты пришел к такому выводу?

– Ну, он же с тобой говорит, правильно? Уже лучше, чем раньше.

– Ну, раз ты так считаешь.

Через несколько минут, когда они возвращаются наверх, Уилл произносит:

– Я буду продолжать его обрабатывать, если хочешь. Он неплохой парень. Просто много чего пережил.

– Я знаю, – отвечает она.

Они выруливают на главную дорогу. Сара включает левый поворотник, несмотря на то что вокруг, наверное, миль на пять не встретишь ни машины.

– Он хорошо устроился, – говорит Уилл. – Неплохо зарабатывает на паре кустов салата.

Но Сара не слушает; она думает о своем маленьком мальчике, своем сыне, который улыбается, смеется и бежит к ней навстречу с поднятыми ручками, надеясь, что она подхватит его.

Эйден

Карин Хоффмайер лежит в зоне отдыха собственного отельного люкса. Ты оставил ее на время, чтобы подготовить спальню.

Вы знакомы с Карин уже лет семь, и ты радуешься новой встрече. Она живет в особняке на восемь комнат в центре Нью-Йорка с мужем и тремя собаками. Дети тоже есть – четверо – все растыканы в частные школы и университеты по всему миру. Ты никогда не встречал ни одного из них, хотя видел фотографии. Похожие один на другого, красивые золотоволосые дети разных возрастов. Тебе нравится Карин: она не устраивает проблем. Всегда точно знает, чего хочет от ваших встреч. Обычно ей нужен быстрый простой оргазм, за которым следует продолжительный массаж, а тот, как правило, заканчивается еще не менее чем одним экстазом. Ее муж о тебе знает, ему известно, что Карин иногда встречается с тобой, – но как он к этому относится, ты не имеешь понятия. Можно предположить, что Карин не потерпела бы его неодобрения.

Она опоздала на две минуты, объяснив это тем, что не могла найти отель, – ее тевтонское чувство пунктуальности определенно страдает от необходимости ехать в такую глухомань. Все ваши предыдущие встречи происходили в Лондоне. Тем не менее, когда ты говоришь ей, что переехал сюда, Карин точно сияет от радости.

– Я бы привезла тебе шампанского, милый, если бы знала, – мурлычет она, когда ты начинаешь ее раздевать.

– Я припас для нас бутылочку на потом, – сообщаешь ей ты.

Она все еще полураздета и сидит на туалетном столике, когда хватает тебя за запястье и заталкивает твою руку себе под юбку. Ты держишь ее крепко – ей нравится твердая рука; она не хочет, чтобы ею управляли, скорее, хочет чувствовать, что за дело отвечает кто-то еще. Она всю жизнь держит все под контролем: своего мужа, хозяйство, финансы, и только на эти несколько мгновений соглашается выпустить руль.

– Ты готова, – говоришь ты, мурлыча ей в ухо.

– Да, – отвечает она, заканчивая фразу стоном.

Ты в очередной раз поражаешься реальной безграничности женских оргазмов. Они кажутся тебе прекрасными, они служат источником удивления и преклонения. Каждая женщина кончает по-разному, и ты считаешь своей сильной стороной то, что не претендуешь на абсолютное знание, как довести любую женщину до этой стадии. Секрет заключается в разговорах, свободе выбора и отчасти в интуиции.

Карин уже, как обычно, к тебе готова. Ты думаешь об ожидании, о скрытой за ее готовностью фантазии. О том, что в нее нужно войти твердыми пальцами, пока вторая рука поддерживает ее выше талии.

Она хватается за край туалетного столика. Ты раздвигаешь ногой ее ноги и держишь их расставленными. Эту процедуру не стоит сопровождать разговорами. У нее вырывается приглушенный вскрик. Когда вы раньше встречались в лондонских отелях, она была шумной, даже кричала. Сегодня по какой-то причине она, видимо, хочет сдерживаться.

– Да, – говоришь ты, пытаясь поощрить ее, – давай. Покричи для меня, если хочешь.

Она ахает:

– Я не могу…

– Нет, – отвечаешь ты. – Ты можешь и будешь кричать. Я же говорю, тебе самое время кончить.

Это помогает. Ну что ж. Ты нашел новую фишку, можно добавить в репертуар для Карин. В обычной ситуации она предпочитает, чтобы ты вcе время молчал – достаточно твоей твердой уверенной руки, – но теперь понимаешь, что можно и потребовать от нее кончить. И это не просто эффективная, а исключительно эффективная техника. Пара секунд, и она кончает, на твою руку выливается влага, и у Карин подкашиваются колени. Ты ставишь ее на ноги. Она испускает длинный звучный стон, кончая со звуком, напоминающим всхлип.

– Ш-ш, – говоришь ты, поддерживая ее. Это не указание, а попытка подбодрить. – Ну вот и все. Именно то, что тебе нужно, правда?

– Да, правда.

Она вздрагивает. Ты стягиваешь с нее пиджак, расстегиваешь блузку. Она намерена тебе помочь, но ты убираешь ее руки. Они трясутся.

– У тебя все в порядке? – спрашиваешь просто для проверки связи.

Она тупо кивает. В конце концов сама расстегивает юбку и сбрасывает ее через ноги. Ты медленно снимаешь с нее каждый предмет одежды, складываешь и аккуратно кладешь на стул. Так у вас с Карин заведено. Ты так однажды поступил, и ей понравилось, поэтому теперь всегда раздеваешь ее. Раздевшись, она ложится на заранее расстеленные тобой полотенца на кровати. Ты проводишь по ней рукой от шеи до прекрасных ног. Тебе всегда нравились ее ступни, изящные с маленькими накрашенными ноготками.

– Теперь, – говоришь ты, – пора расслабиться. Верно?

– М-м. – Она отворачивает лицо.

– Не холодно?

– М-нет.

Ты наливаешь в ладонь масла и размазываешь по ее телу. На этом этапе можно легко потерять контроль, соскочить с ритма, не отрегулировать нажим и смену темпа. Чувствуешь, как исчезает напряжение из мускулов у нее под кожей, ослабевают узлы. Ощущаешь, как стресс покидает ее тело. Она тонет в полотенцах, на которых лежит. Особенная напряженность сосредоточена в плечах, что закономерно. Ты представляешь, как она тянет на этих плечах груз ответственности, и шаг за шагом забираешь этот груз. Мельчайшие частицы напряжения, сомнений, изнуряющий характер необходимости держать все под контролем – все это медленно тает. Гипнотическое прекрасное ощущение.

Ты говоришь ей об этом. Разговоры во многом определяют эффективность всей процедуры для Карин, по крайней мере на данном этапе.

– При каждой нашей встрече я все больше узнаю о твоем теле, – произносишь ты. – Обожаю чувствовать твою кожу под руками.

Она никак не реагирует.

– И как, приятно, – спрашиваешь ты, – отпускать себя? Тебе стало лучше?

Она, соглашаясь, мурлычет.

– Когда вернешься домой, будешь чувствовать себя как новенькая. Приезжай ко мне, и я тебя подлатаю.

Она вся высвободилась, стала словно вода, тело превратилось в одну длинную паузу. Ты проводишь рукой по внутренней поверхности ее бедра, опускаешься в щелку между ее ногами. Губы Карин остаются распухшими от удовольствия недавнего оргазма, и обострившаяся чувствительность заставляет ее немного подпрыгнуть.

– Расслабься, Карин, – говоришь ты.

Она подтягивает бедра к тебе.

– Еще рано, – говоришь ты. – На этот раз тебе придется подождать. Будем играть по моим правилам.

Она дрожит, но не от холода: ее кожа горит, живая, возбужденная под твоими пропитанными маслом руками. Ты снова проскальзываешь вниз, теперь более решительно.

Она слегка выгибается назад, подтягиваясь к тебе. В качестве наказания ты убираешь руку снизу – каким бы твердым и манящим он ни был – к ее плечам, расслабляя напряжение, которое вновь появилось.

– А ты любишь подразнить, – говорит она.

– Да, – говоришь ты, – люблю. Но ты кончишь только тогда, когда я тебе позволю, Карин, таковы правила.

Половина успеха заключается в верном расчете времени. Ты хочешь заставить ее ждать до самого подходящего момента, до точки, в которой оргазм будет по-настоящему потрясающим. Если не рассчитаешь время, зайдешь слишком далеко, она останется разочарована, и тогда удовольствие будет больше напоминать освобождение, что само по себе не впечатляет. Но ты знаешь Карин, знаешь ее тело и то, сколько оно может выдержать. Ее пальцы от расслабленности снова переходят в напряжение, сжимаются и отпускают. Ты возвращаешься к ногам, наливаешь больше масла, чтобы пальцы скользили. Она достаточно влажная между ног. Ты скользишь пальцами между бедер и внутрь, растягивая ее. На этот раз нежно, успокаивающе.

– Да, – говорит она. – Да.

– Не торопись, – отвечаешь ты. Теперь ты массажируешь ее целенаправленно, всего минуту. Чувствуешь, как она сжимается вокруг тебя. – Перевернись.

Она подчиняется, неловко поворачиваясь. Ее грудь раскраснелась. Карин улыбается тебе с закрытыми глазами и произносит:

– А ты натренировался. С каждой нашей встречей становишься лучше.

– Никаких разговоров, – говоришь ты.

– М-м.

– И я думаю, тебе уже почти пора опять кончить. Но не совсем.

Так проще; ты видишь ее лицо, концентрацию, даже несмотря на плотно закрытые глаза. Ты двигаешься с четким ритмом, делая паузы, замедляясь. Выстраиваешь напряжение до точки, когда думаешь, что она достигла пика, и уводишь ее обратно. Здесь есть граница. И тебе нужно найти ее.

Ты видишь, как она сжимает руками край массажного стола, колени ползут вверх, нижняя часть тела поднимается с кровати и она толкает себя на твою руку.

– Э нет, – говоришь ты. – Время еще не пришло. Не совсем.

– Эйден! – ахает она. – Пожалуйста…

Специально для нее ты ускоряешься. Ее тело сжимается вокруг твоей руки.

– Теперь, – говоришь ты. – Теперь можешь кончать…

И через секунду Карин испытывает оргазм. Ее торс поднимается над кроватью, пальцы ног вытянуты стрелой, голова запрокинута назад. Она хватается за полотенце. Проходят секунды. Ты поддерживаешь давление в одном месте.

И наконец она расслабляется и падает обратно. При этом Карин смеется, убирает волосы с глаз рукой.

– Эйден, ты меня убиваешь. Реально убиваешь.

Ты крепко, подбадривая ее, держишь руку у нее на животе. Ощущаешь, насколько мышцы пресса натянуты под кожей.

– А ты была в спортзале, – мурлычешь ты.

Она всегда держит себя в форме. Интересно, чувствует ли подбирающийся натиск возраста – сколько ей должно быть? Пятьдесят? Больше? Тебе трудно сказать, и тебя это никогда особо не заботило. Одна женщина из Сиднея гордо сообщила тебе, что ей семьдесят три. Ты бы никогда не догадался.

Свободной рукой ты гладишь ее по щеке, успокаивая. Убираешь с глаз выбившиеся волоски, ожидая, когда она вернется в реальность. Через секунду Карин открывает глаза и говорит:

– Это было так хорошо.

– Сам знаю. Хочешь еще? – спрашиваешь ты.

– Наверное, на сегодня я все. Не думаю, что даже ты сможешь превзойти то, что уже сделал.

– В таком случае, – говоришь ты, – не желаешь ли массаж спины?

– О да.

Она снова переворачивается, и ты доливаешь масла на руки. На сей раз будет по-другому, это терапевтический массаж, давление легкое. Ты чувствуешь, как она снова расслабляется. Неплохая точка, чтобы закруглить все. Ты продолжаешь до тех пор, пока она уже едва не засыпает по-настоящему. Укрываешь ее свежим полотенцем и тяжелым покрывалом до плеч. Кладешь руку на поясницу.

– Расслабься немного, – шепчешь ты. – Пойдем выпьем, когда будешь готова.

Если вы в отеле и клиентка может это себе позволить, ты всегда выбираешь люкс. Он предоставляет возможность оставить клиентку расслабляться; а коль кто-то будет шуметь за одной стеной, то всегда есть целая комната между вами и соседями. Ты также выяснил, что работники отелей гораздо меньше склонны задавать вопросы, когда им платят по полной.

Тебя поймали всего лишь раз, и это было в Лондоне. Тебя остановил ночной менеджер в тот момент, как ты уходил рано утром, он заметил, что отель не является местом проведения «ночных деловых встреч». Ты подумал, что он мог тебя узнать; вы уже несколько раз были в этом отеле. Ты спросил, не хочет ли он, чтобы ты порекомендовал своим клиентам другое место. После этого он сдался со словами, что твои клиенты – всегда желанные гости; он надеялся на то, что ты сохранишь данный инцидент в тайне. Ты его убедил в этом, пожал ему руку и никогда больше не возвращался в ту гостиницу.

Ты тихо закрываешь за собой дверь, оставляя Карин лежать на кровати. И только теперь смотришь на часы. Начиная с ее приезда и до сего момента сессия длилась час и три четверти. На самом деле, все по графику. Ты рассчитываешь, что она будет расслабляться еще с полчаса, потом оденется, и вы что-нибудь выпьете в зоне отдыха. Как только это закончится и она выйдет за дверь, можно будет позвонить Саре. Учитывая, что ты не мог позволить себе мыслей о ней, пока был с кем-то еще (такое поведение почему-то кажется тебе непрофессиональным), теперь, закрыв дверь за Карин, не можешь думать ни о чем другом.

В работе, которую ты выбрал, заложен элемент сексуальной фрустрации[9]9
  Фрустрация – негативное психическое состояние, возникающее в ситуации несоответствия желаний имеющимся возможностям.


[Закрыть], и эта фрустрация порождается установленными тобой же границами. Конечно, ты мог бы трахать этих женщин, если бы захотел и если бы чувствовал себя комфортно. Многие согласились бы. Но с большинством из них ты не пересекаешь черту. В результате, часто проводя долгие часы за поглаживанием нежной обнаженной кожи, когда твои руки водят по изгибам тела и когда у тебя на глазах женщины остаются наедине с собственным сексуальным удовлетворением, ты возбуждаешься до такой степени, что не можешь думать ни о чем другом. Раньше ты возвращался домой и мастурбировал, иногда по нескольку раз, просто чтобы ослабить напряжение. Порой проделываешь это перед тем, как встретиться с женщиной, просто чтобы вас ничего не отвлекало, но тебе стало понятно и то, что возбуждение помогает. Ты сосредотачиваешься, концентрируешь внимание, и твоя интуиция обостряется, когда ты сам напряжен. А когда только что кончил, становишься вялым и отвлеченным.

Сейчас ты возбужден. Может, потому что знаешь, что потом вернешься на «Ферму четырех ветров», увидишь там Сару и, возможно, даже трахнешь ее сегодня вечером. Ты начинаешь думать о ней и о том, как будешь снимать с нее одежду – все должно происходить медленно, но у тебя в голове, как, наверное, было бы и в реальной жизни, ты за пару секунд все срываешь с нее и отбрасываешь в сторону.

Открывается дверь в спальню, и на пороге ты видишь Карин, одетую в строгий деловой костюм и туфли с убийственно высокими каблуками.

– Эй, – говорит она, улыбаясь.

– Что будешь пить? – спрашиваешь ты. – Как насчет шампанского? Или кофе?

– О, однозначно шампанское, милый.

Ты откупориваешь бутылку, аккуратно наполняешь два бокала, которые заранее принес для этого. Карин сидит на диване и наблюдает.

– Твое здоровье, – говоришь ты, звонко чокнувшись с ней бокалом.

Ты придвинулся к ней достаточно близко для того, чтобы коснуться ее, коль она того захочет. Технически сеанс не закончится, пока она не уйдет. Ты придаешь большое значение тому, чтобы клиентки никогда не чувствовали, будто их подгоняют. Уделяешь им безраздельное внимание, потому что именно за это они тебе и платят. Массаж, оргазм, все уходит на второй план. Чего они по-настоящему хотят, каждая из них, – так это человека, который будет полностью сосредоточен только на них.

Сара

На обратном пути Сара подбрасывает Уилла до Тирска. Он говорит, что должен встретиться с другом. Она высаживает его на Рыночной площади и сворачивает в сторону «Саттон-банка», заезжает в «карман» на обочине и начинает реветь, ее тело сотрясают громкие судорожные всхлипы. Смотреть на нее здесь некому. Легковушки и грузовики с шумом проскакивают мимо. Конечно, она успела забыть, как все было ужасно с Луисом. Когда вы месяцами не общаетесь, становится несложно поверить в то, что он просто где-то работает и слишком занят, чтобы позвонить. Но когда ее тыкают носом в реальное положение дел, его холодность – чудовищная холодность, – открывает ей глаза на то, насколько сильно он до сих пор злится.

Сара начинает икать, и рыдания прекращаются, потому что теперь она злится на саму себя. Какая бессмыслица; слезами делу не поможешь.

Вернувшись домой, Сара выводит собак на прогулку и подумывает о том, чтобы поработать еще немного, но ее воротит от одной этой мысли. Она стоит и дрожит у двери черного хода, наблюдая за тем, как Тесс подозрительно обнюхивает пространство вокруг сарая. Что бы там ее вчера ни напугало, теперь оно исчезло; собака бросает последний полный отвращения взгляд на хижину и, виляя хвостом, сбегает вниз по холму. Уже облегчившийся Бэйзил ждет, когда его запустят внутрь.

В доме звонит телефон. Думая, что это может быть Китти, Сара сбрасывает сапоги и бежит в кухню – взять трубку.

– Я выбрал неудачное время? – спрашивает Эйден, посмеиваясь над ее задыхающимся голосом.

– Только что выгуляла собак и вернулась, – отвечает она.

– Я уже еду домой, – говорит он.

Она удивлена: с чего бы ему сообщать ей это? Предположительно, он уезжал куда-то по делам, занимался, чем он там занимается, в общем, устраивал франшизы.

– Хм, ну ладно. Где ты сейчас? В Йорке?

– В Харрогейте. Я думал о тебе сегодня.

– Неужели? – удивленно спрашивает она.

– Не мог остановиться.

Сара не уверена, хорошо это или плохо, что он думал о ней. Через несколько минут, все еще размышляя, она заходит в кухню. Рассеянно готовит запеканку с мясом и картофелем для шести человек и оставляет остывать. На это занятие уходит час. В других обстоятельствах она бы разделила запеканку на порции и заморозила ее, но эта пойдет на пятничный обед. Со временем Сара поняла, что совершенно не способна готовить лишь для себя. Каждая новая попытка заканчивалась тем, что она делала слишком много; сейчас, через пять месяцев после отъезда Китти, Сара уже не пытается что-то изменить и вернулась к старым привычным порциям – семейный обед с остатками, которые замораживает в пластиковых контейнерах, купленных в магазине «Йоркширские предложения» в Тирске. Морозильник к этому моменту битком набит – супы, карри, жаркое, но она все равно ощущает потребность в готовке. Приготовление пищи отвлекает от пустоты дома, дает ей цель в жизни.書

Комната Китти по-прежнему почти в таком же состоянии, в каком дочь оставила ее, когда уехала в университет после рождественских каникул, на неделю раньше положенного; сослалась на то, что должна работать и сидеть в библиотеке. Убрана только грязная одежда и постельное белье, а также чашки и тарелки, обнаруженные Сарой под кроватью. Все остальное на месте; подготовлено к возвращению Китти.

Временами Сара сидит здесь, на кровати дочери, обводит взглядом комнату, плакаты и пробковую доску с фотографиями ее друзей, билетами на концерты и набросками. Но долго она не задерживается. Тут слишком тихо.

Комната Луиса стоит пустая; все, что осталось, – пара жирных пятен на обоях, где висели постеры. Полностью соответствует теперешней функции: быть свободным помещением. Он все забрал, когда уехал.

На улице темно, однако Сара замечает свет в коттедже; значит, Эйден дома. Она размышляла, зайдет ли он, но он не зашел. Должно быть, работа утомляет, что бы он там ни делал.

Прикончив полную тарелку запеканки, она моет посуду и оставляет для просушки на доске. Посудомоечная машина – еще одна проблема: всякий раз, когда у нее набирается достаточно посуды, чтобы хоть как-то ее заполнить, еда намертво прилипает к приборам и начинает попахивать. Сара пробовала тщательно полоскать каждый прибор перед тем, как помещать в машинку, но быстро поняла, что намного легче просто помыть посуду руками.

Именно такие неожиданные открытия поражают сильнее всего. С тишиной в доме и отсутствием собеседников – вещами, к которым она подготовилась заранее, можно было справиться, просто взяв себя в руки. Но остались постоянно повторяющиеся мелочи: стирка только своей одежды, мытье столовых приборов на одного человека. Тот факт, что вещи всегда лежат там, где она их оставила. И полное отсутствие цели! Никто не кричит протяжное «Ма-а-м?», когда у нее возникает потребность.

Она больше никому не нужна.

В девять часов Сара начинает подумывать о том, чтобы лечь спать, но снова звонит телефон.

– Китти!

– Привет, мам, – говорит дочь.

– Ты на улице?

На заднем плане Сара слышит шум бара – звон бокалов, металл, голоса, смех, – и мгновенно включается инстинктивная материнская тревога. Собственная реакция заставляет ее хмуриться. Китти может позаботиться о себе сама.

– Типа того. Хотела остаться дома, но Оскар договорился с другом, и я пошла с ними. Однако скоро пойду домой.

По голосу слышно, что Китти выпила один или даже не один бокал. А может, это просто больное воображение Сары.

– Как ты собираешься добираться домой?

– Не волнуйся, мама. Оскар меня проводит.

– Хорошо, – отвечает она, сразу же подумав «Неужели и правда хорошо?»

– В пятницу постараюсь успеть на поезд, отправляющийся в 16.56. Это же тот, который приходит в половину седьмого, да?

Разговор чрезвычайно короткий, и от него Саре становится лишь хуже. Чтобы не подпасть под влияние тоски, она отвлекает себя, в последний раз выпуская собак погулять во дворе.

Когда дверь снова захлопывается, в доме слышится шум; Тесс начинает лаять, к ней присоединяется Бэйзил, и Сара идет за собаками в кухню. Бэйзил царапает дверь, после чего она слышит стук.

На пороге стоит Эйден.

– Можешь и так заходить, – говорит Сара. – Я же предупреждала, дверь не заперта.

В том, как он на нее смотрит, есть что-то особенное. И у нее внутри раздается выстрел.

Эйден

Ты хочешь с ней поговорить.

Хочешь рассказать о Карин, о том, как твоя жизнь внезапно изменилась из-за Сары, но, стоит ей открыть дверь, слова испаряются.

– Можешь и так заходить. Дверь не заперта.

Но ты не слушаешь. Не хочешь лишних напоминаний по поводу того, что можешь запросто заходить в любой удобный момент. Эта мысль чересчур соблазнительна.

Ты постучал на сей раз и так же собираешься делать в дальнейшем, ведь каким-то шестым чувством ощущаешь, что она может оказаться там с этим мальцом, что они трахаются или нечто в таком духе и ты, вероятно, увидишь то, что никогда не сможешь стереть из памяти: как она обнимает другого мужчину. Увидеть ее счастливой с другим. Конечно, это ты уже видел, в тот момент, как она начала встречаться с Джимом, верно? Тебе пришлось бежать на другой конец света, чтобы пережить это зрелище.

Зайдя в кухню, стараешься сдерживаться, насколько возможно. Ты хочешь доказать самому себе, что способен устоять. Что контролируешь ситуацию.

Но желание поцеловать ее пересиливает. Ты ждешь, что она будет сопротивляться, отступит, однако ничего подобного. На самом деле, к вящему удивлению и облегчению, она отвечает на поцелуй, кладет руки тебе на спину, дергает свитер, проскальзывая под него, касаясь голой кожи.

Она издает звук, напоминающий стон, и ты опять отстраняешься, чтобы посмотреть ей в лицо, проверить, все ли в порядке.

Она улыбается тебе в ответ.

Ты толкаешь ее на кухонный стол, и ее пальцы начинают возиться с застежкой твоего ремня, сражаются с ней до тех пор, пока ты не приходишь на помощь. Она расстегивает собственные джинсы и без малейшего колебания стягивает их с ног, расставляя колени, чтобы ты мог продвинуться между ними, и через секунду или две ты уже толкаешься в нее. Она кладет руки тебе на спину, притягивая к себе.

«Да, да, да».

Ощущения непередаваемы. Ты пытаешься двигаться не слишком быстро, потому что тогда все скоро закончится; она тянет тебя, и ты не можешь удержаться, вталкиваясь в нее, потому что больше уже ни на что не способен. Слышишь ее учащенное дыхание у себя на шее и что-то еще, звук, полный боли или чего-то близкого к ней, тоненький писк.

Этого достаточно, чтобы ты остановился, притянул ее лицо к своему и посмотрел ей в глаза. И еще ты, к своему ужасу, понял, что впервые забыл о презервативе.

– Почему ты остановился? – выдыхает она. – Не останавливайся, Эйден, не надо…

И ты перестаешь думать и трахаешь ее жестко, быстро, теряя контроль, пока не чувствуешь, как в тебе нарастает оргазм и ты готов вылиться через край; на секунду сдерживаешься, затаив дыхание, потом высвобождаешься – по-другому никак, – кончаешь ей на бедра, и все.

Сара держит тебя, обнимая обеими руками.

Ты понимаешь, что она откинулась на кухонный стол в такой позе, которая просто не может быть удобной. Слышишь мягкое поскуливание и опускаешь глаза на Бэйзила, сидящего у твоих ног и взирающего на тебя в недоумении.

– О господи, – говоришь ты и смеешься. – Прости, Бэйзил.

Она тоже начинает смеяться. Она дышит с трудом.

– Думаю, я только что травмировал твоего пса.

– Хорошо, что он не может говорить, – замечает Сара.

Ты всматриваешься в ее раскрасневшееся лицо, блестящие глаза. И потом целуешь, на этот раз нежно, смакуя.

Отодвигаешься, и она натягивает джинсы, неловко переминаясь с ноги на ногу. Еще секунда, и вы вдвоем полностью одеты.

– Извини, – говоришь ты. – Это было…

– Выпьешь чего-нибудь?

– Конечно, – соглашаешься ты.

– Сможешь сам налить? Мне нужно… хм…

Она убегает на второй этаж. Ты злишься, потому что потерял контроль. Такого с тобой еще не случалось. Нельзя больше допускать это.

Находишь в холодильнике бутылку вина и два бокала, про себя замечая, что нужно будет пополнить запас. Вино, наверное, приготовлено к приезду гостей на выходные. Но придется пить его, к тому же тебе нужно расслабиться. Наливая, понимаешь, что у тебя трясутся руки.