Текст книги "Будь со мной"

Автор книги: Элизабет Хейнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Она смеется, и ты понимаешь, что, наверное, выглядишь чудовищно, грязный и мокрый.

– Ну ладно, если ты уверен. Я приготовлю суп. Заходи на огонек, когда будешь готов, хорошо?

Ты, кивнув, открываешь дверь коттеджа, входишь и захлопываешь ее за спиной. Шум ветра почти полностью стихает, ты стоишь в прихожей с онемевшим лицом и капаешь водой на ковер. Стягиваешь с себя все сразу на том же месте, достаешь все из карманов и складываешь на кухонном столе. Кожа приобрела смешанный оттенок белого с ярко-розовым, а отдельные участки отливают синим. Оставляешь одежду валяться там, где разделся, – штаны свисают из сапог Джима – и сразу направляешься в ванную.

Из душа льется кипяток, от которого иголки по коже, но проблема таким образом решается, и ты чувствуешь, как в тело приливает жизнь. Прогревшись и смыв всю грязь с рук и лица, надеваешь чистые джинсы. Вернувшись в гостиную, начинаешь подумывать о том, чтобы зажечь камин, но тут раздается стук в дверь.

На пороге все еще лежит куча мокрой одежды и грязные сапоги. Ты приносишь корзину для белья и бросаешь в нее все, кроме сапог.

– Подожди, – кричишь ты. – Секундочку.

Конечно, это Сара. Кто же еще? Ты открываешь дверь, и она утыкается лицом прямо в твою голую грудь, ты еще джинсы не успел застегнуть, так что реакция возникает невольно.

– Прости меня, пожалуйста, – говорит она.

– Заходи, – произносишь ты, поскольку ветер с улицы прорывается в коттедж и кожу на груди опять покрывают мурашки. – Я почти закончил.

– Я начала волноваться; думала, может, у тебя случился приступ или что-нибудь еще. – Она смотрит куда угодно, только не на тебя.

– Нет, просто нужно было время согреться. Присаживайся. Подожди минутку.

Ты идешь в спальню, достаешь чистую футболку и свитер, с ухмылкой застегивая джинсы. К тому времени как выходишь, она успевает сложить мокрые вещи в машинку и включить режим стирки.

– Прости меня, – повторяет, сопровождая слова коротким неуверенным смешком. – Думаю, я слишком долго была мамой. Не могу пройти мимо кучи грязной одежды.

– Все в порядке. Спасибо.

– Нет, это тебе спасибо за помощь. Не предполагала, что все закончится столь драматично. Я приготовила куриный суп.

– Быстро справилась.

– Нет-нет, на самом деле он остался со вчерашнего дня. Думаю, после такого испытания на прочность он тебе не помешает. Хочешь зайти в гости?

Волосы у нее все еще влажные, значит, тоже принимала душ; собрала их сзади заколкой. Выглядит бледной.

– Конечно, – наконец произносишь ты.

Когда вы вместе выходите из коттеджа, во двор въезжает фургон Королевской Почты и делает аккуратный круг, разворачиваясь передом, чтобы потом удобнее было выехать. Выходит почтальон, вручает Саре пачку конвертов и уезжает раньше, чем вы успеваете дойти до двери. Дождь опять прекратился, но ветер продолжает с воем носиться между домов, и ты спешишь на кухню, где от печи веет теплом, вкусно пахнет супом и время от времени доносится резкий запах мокрой собачьей шерсти. Сара кладет стопку писем на кухонный стол, и вы садитесь. Бэйзил крутится вокруг тебя, со всех сторон обтирая твои ноги. Ты гладишь его по голове, и он испускает довольный вздох. Сара деловито разливает суп в две миски и большими ломтями нарезает бесформенную буханку цельнозернового хлеба.

– Ну, если не считать спасения соседей, произошло ли что-нибудь с нашей последней встречи?

– Я встречалась с Софией сегодня утром, – говорит она. – Вот, пожалуй, и все.

Она садится напротив тебя, берет стопку писем, механически открывая одно за другим и откладывая в сторону, едва на них падает взгляд. Что-то в том, как она сидит, некая напряженность в осанке заставляет тебя насторожиться. Что-то причиняет ей неудобство. В ее движениях скользит деланная непринужденность, и ты моментально бросаешь взгляд на письма, которые она только что отбросила, лишив тебя возможности дотянуться до них. Что там за тайна, что она пытается от тебя скрыть?

Ее щеки покрывает румянец, и теперь Сара выглядит совершенно несчастной, хотя автоматически продолжает жевать кусок хлеба, который то и дело макает в миску с супом. Какое-то время, пока она погружается в свои мысли, ты продолжаешь наблюдать за ней и одновременно ешь свой суп, такой же невероятно вкусный, как ты и предполагал. Чувствуешь, что тело оттаивает.

– Как там Софи?

– С ней все в порядке, – говорит она.

Ее слегка согнутая ладонь лежит на столе перед тобой. Ты замечаешь, что она не носит обручальное кольцо. Накрываешь ее руку своей, удивляясь тому, какой холодной оказывается кожа. Сжимаешь ее ладонь, и она поднимает на тебя удивленный взгляд.

– Расскажи, о чем ты задумалась, – говоришь ты.

Она вздрагивает и бросает едва уловимый взгляд в сторону стопки с письмами.

– Ни о чем серьезном. Думаю о стирке, – произносит довольно резким тоном, но ладонь не отнимает.

Лжет. Ты отпускаешь ее руку, поднимаешь письма, и она не останавливает тебя, хотя, кажется, ты самым наглым образом вторгаешься в чужую жизнь. Ты просматриваешь письма. Они выглядят совершенно обычно, официальные бумажки, которые мы все каждый день получаем – счета, выписки, контакты агентов по недвижимости. Она перегибается через стол, забирает их и складывает обратной стороной раньше, чем ты успеваешь по-настоящему рассмотреть их.

– Почему так?

– Ничего, серьезно. Я хочу сказать, что сама могу постоять за себя, спасибо. Действительно могу.

Ты отпускаешь ее руку.

– Я и не пытался убедить тебя в обратном. Но мы же друзья, Сара. Ты можешь поговорить со мной, если от этого станет легче. О чем угодно.

– Я же сказала, ничего серьезного.

Теперь в ее взгляде сквозит вызов. Ее голубые глаза встречаются с твоими. Ты понимаешь, что хочешь снова взять ее за руку, спросить, когда и при каких обстоятельствах она возвела вокруг себя стены такой высоты, что никому не позволено проявить к ней каплю сочувствия.

– В любом случае, – говорит она, поднимаясь так резко, что стул начинает качаться на неровном плиточном полу, – мне пора заняться делами. Однако я рада, что с тобой все в порядке.

Она забирает обе пустые миски из-под супа и, повернувшись к тебе спиной, ставит их в раковину. Ты еще с минуту продолжаешь наблюдать за Сарой, давая ей больше личного пространства. Потом поднимаешься и подходишь к ней, становишься за ее спиной, не касаясь, но думая о прикосновении. Закрываешь глаза, представляя, как рука скользит по ее голой шее, плечу, потом обхватывает талию и ты прижимаешь ее к себе. Представляешь, как целуешь ее сзади в шею. На мгновение теряешься в неуловимом запахе, исходящем от нее, тонком, свежем, – может, это шампунь или даже, кто знает, средство для мытья посуды.

Когда ты опять открываешь глаза, то видишь, что ее лицо отражается в кухонном окне. Она смотрит на тебя.

Сейчас не время. Ты делаешь шаг назад и говоришь:

– Спасибо за суп. Он был просто великолепным.

Следуешь за ней к двери. На улице продолжает выть ветер, но дождь не идет, по крайней мере в эту минуту.

– Тут часто такая погода? – спрашиваешь ты.

Она сильнее кутает грудь в теплый кардиган.

– Это еще ничего, – отвечает весело. – Подожди еще, вот температура упадет, увидишь, что будет тогда.

Сара

«Пусть не лезет куда не просят, – думает она. – Он не имел ни малейшего права возвращаться в мою жизнь и пускать тут корни, да еще пытаться совать нос в мои дела».

Она стоит, держась за раковину, и продолжает смотреть во двор, хотя Эйден уже давно зашел в коттедж и закрыл за собой дверь. Улыбка исчезает с ее лица. Она опускает глаза на собственные руки и видит, что костяшки на них стали белыми.

Письма продолжают лежать на кухонном столе нетронутые. Что бы там ни было написано, оно может подождать до чая, когда уже ничего нельзя будет поделать, и она возьмет ночь на обдумывание, а там уже утро вечера мудренее.

Раньше она бы не выдержала и тут же принялась бы решать финансовые вопросы. Она терпеть не может долги, просто ненавидит их. Но большинство денежных обязательств напоминает наводнение, верно? Будто ты стоишь на крыльце черного входа и смотришь, как поднимается вода, и ждешь, когда она затопит твою прекрасную зеленую лужайку. А когда лужайка, наконец, затоплена, ты идешь, приносишь мешки с песком и затаскиваешь все вещи на второй этаж; делаешь то же, что Гарри Баттон; пытаешься как-то сама себе помочь.

Но теперь это уже не наводнение; это настоящее цунами. Пока Джим лежал в больнице без сознания, беспомощный, Сара стала открывать его письма, другого выбора не было, именно из них она узнала, что он говорил ей не все. Неудачные инвестиции, деловые займы, все деньги от продажи его интернет-стартапа, которые, как она полагала, он надежно инвестировал в совместное будущее, – все это исчезло в неизвестном направлении.

К счастью, в то время у нее оставались неплохие заработки от первых книг. Это немного спасло ситуацию: ведро, которое на время выручило. Но сейчас, когда, похоже, больше никому не нравится ее работа, доходы Сары почти иссякли, а та мелочь, что продолжает поступать, все равно что бумажная салфетка, которой пытаются накрыть волну, выбивающую дверь.

Ей бы следовало продать дом сразу, как только стали понятны масштабы бедствия, переступить через себя – по крайней мере, тогда он не был заложен. Но в то время недвижимость продавалась плохо, особенно одиноко стоящие фермерские дома с неважным интернет-покрытием; и даже если не это, ей нужно было заботиться о Китти и Луисе и пытаться самой не сойти с ума. Она думала, а вдруг удастся взять залог под дом, залог покроет долги, но ни один банк не захотел иметь дело с фрилансером без стабильного дохода, да еще за сорок и с Джимом в больнице. И даже вооружившись здоровой долей прагматизма – и наивности, – она полагала, что произойдет одно из двух: либо Джим все-таки выживет, и в таком случае они смогут все обсудить, справиться с трудностями вместе; либо он умрет, и тогда она получит страховку. Возможно, этого и не хватит, чтобы покрыть все затраты, думала она, однако по крайней мере это хотя бы что-то.

В результате – цунами долгов. Никакой страховки.

И в своем горе Сара слишком долго отказывалась обращать внимание на данную ситуацию. Теперь отрицание входит в уродливую привычку, о которой она не может даже говорить. Точно не с Софи. И определенно не с Эйденом.

Накануне Рождества она попросила пару агентов по недвижимости составить рыночную оценку дома. Присланные ими письма лежат в игнорируемой почтовой стопке. По оценкам агентов, денег от продажи дома должно с натяжкой хватить на покрытие долга и останется еще чуть-чуть; вероятно, если ей повезет, она сможет купить одну из тех современных квартир на две кровати, какие сейчас продаются в Тирске. Но только если дом удастся продать. Пока что она оставила продажу как запасной вариант.

Единственная надежда Сары – написать что-то гениальное, что-нибудь продаваемое по всему миру, да еще заключить сделки, которые позволят ей расплатиться с долгами и обеспечат средствами к существованию до тех пор, пока она не разберется с собственной жизнью. Эта надежда с каждым днем становится все призрачнее, но по-прежнему влечет ее в мастерскую и заставляет браться за перо. Ей нужно не прекращать борьбу. Другого выхода нет.

На следующее утро, во вторник, Сара встречается в банке с консультантом по делам клиентов. Они уже несколько недель приглашают ее на встречу, а она все откладывает, держит их на расстоянии, выплачивая небольшие суммы, когда предоставляется возможность, – деньги, которые она получает от Софи за то, что печет вместо нее торты и помалкивает об этом; авторские отчисления.

Она приходит пораньше, будто таким образом можно улучшить ситуацию. Женщина, которая ее вызывает, вполне похожа на сверстницу Китти, а может, даже младше ее.

– Мы действительно хотим приложить все усилия для того, чтобы помочь вам, – говорит она. – Но ситуация усугубляется. Нам следует подобрать стратегию, посредством которой вы могли бы оплатить хотя бы часть долга, потому что в противном случае он будет продолжать расти.

К тому времени как Сара выходит из банка, от улыбки у нее болят щеки. Она возвращается с полной сумкой брошюр о возмещении долгов и номером телефона «Службы советов гражданам Тирска». Конечно, девушка хотела, чтобы она поставила подписи там и тут, но, кажется, их удалось немного обнадежить информацией о том, что теперь у Сары есть постоянный доход от жильца.

Она ненадолго застывает на тротуаре, наполняя легкие воздухом. Из-за гула машин до нее доносится музыка.

Уилл, стоя в дверях закрытого на Рождество магазина здорового питания, играет на гитаре. А еще он поет, правда, она не может разобрать, какую песню. У его ног лежит футляр из-под гитары, и, переходя дорогу в том направлении, Сара замечает в футляре монеты. Несколько серебристых, кое-какие медяки. Проходящий мимо мужчина слега задевает чехол носком, монетки подпрыгивают, и он отпускает комментарий на сей счет.

Уилл не обращает на него внимания.

Сара лезет рукой в карман, достает фунтовую монету, которую обычно использует, чтобы взять тележку в супермаркете, и кладет в футляр. Парень заканчивает петь, исполняет последний аккорд.

– Так и думала, что это ты, – говорит она. – Как дела?

Его кожа под бородой отдает бледностью, в глазах сквозит усталость, но даже сейчас он умудряется ей улыбаться. Сара спрашивает себя, где он мог спать.

– Неплохо, – произносит Уилл. – Извини, что ушел не попрощавшись. Получилось немного странно, типа того.

– Все в порядке. У тебя найдется время выпить чашечку чего-нибудь горячего? Я как раз собиралась.

Конечно, это неправда; она хотела сразу вернуться домой. Но мысль о том, что Уилл спал в каком-то жутком месте, не дает ей покоя.

– Было бы неплохо, спасибо.

Она ждет, пока он упакует гитару, и они идут в «Деллас», чайную, где бо`льшую часть года обслуживают туристов, а зимой рады любому клиенту. Крошечные столики плотно приставлены друг к другу, и сегодня здесь всего три посетителя, не считая их. Сара спрашивает, не хочет ли он позавтракать, он отвечает, что уже поел, однако по ее догадкам правдой это быть не может. Она подходит к прилавку и заказывает чайник чая на двоих и кексы к нему, а потом садится у окна напротив Уилла.

– Мне очень захотелось съесть кекс, – говорит она. – Попробуешь один на двоих, а? Я буду чувствовать себя виноватой, если съем все сама.

– Спасибо, да, конечно, – отвечает он. – Пока мы тут сидим, я и в самом деле проголодался от этих ароматов.

Он берет чашку двумя руками. Сара не уверена, но, кажется, его пальцы дрожат.

– Я говорил с Луисом, – произносит он ни с того ни с сего.

– Да?

– Да, позвонил ему, – добавляет Уилл.

– И как у него дела, нормально?

– Да-да, у него все в порядке. Кажется, Луис неплохо устроился. Рассказал мне, что получил новый контракт от какого-то большого отеля возле Пикеринга.

– Кто бы подумал, что листья салата могут оказаться столь прибыльным делом, а?

Уилл издает смешок, и его лицо начинает светиться.

– И не говори! По-моему, теперь он выращивает не только листья, а что-то еще.

Ее сын – специалист-садовод. Луис бросил университет в тот самый проклятый год, когда произошел несчастный случай с Джимом, все было разрушено теми шестью месяцами мучений в больнице, комой и последующей смертью. Луис сделался злым и язвительным, общался односложными фразами. А потом ему предложили присмотреть за клочком земли с уже засаженной пленочной теплицей, и от нечего делать он начал выращивать овощи.

– Значит, с ним все хорошо? – «Спрашивал ли он обо мне?» – хочется задать ей вопрос, будто они говорят о ее бывшем или нечто в этом роде.

– Именно так. Кажется, он вообще не изменился. Может, потише стал. Говорил мало.

Сара делает глоток чая, стараясь собраться с мыслями.

– Я бы и рада с ним поговорить, – произносит она, – только, когда звоню, он не берет трубку. Несколько раз приезжала к нему на квартиру, но его вечно нет дома.

Уилл кладет руку ей на ладонь и мягко пожимает ее.

– Он вернется. Ему просто нужно немного времени.

– Но прошло уже несколько лет!

Приносят кексы, и у Сары появляется секунда, чтобы взять себя в руки.

– Ну, – говорит она, наблюдая за тем, как Уилл вгрызается в свой кекс. Он выглядит голодным и худым. – Где ты ночуешь?

– Нашел пансион с завтраком, – отвечает он. – Все хорошо. Это только на пару дней.

– Ты разговаривал с Софи?

На его губах мелькает странная полуулыбка.

– Вроде того, – произносит он, жуя кекс.

– Ты познакомился с ее мужем в пабе? Его зовут Джордж, – говорит Сара. И почему она это сказала? Получилось жестоко.

– Ага, только я с ним не разговаривал. Он же член парламента или что-то в этом роде? Какой он человек?

Саре хочется сказать, что он напыщенный урод, который не всегда относится к Софи должным образом, пренебрегает ею, изменяет ей, но говорит она совсем другое:

– Он ничего. Хорошо готовит.

Уилл смеется в ответ. Доедает кекс и вытирает рот салфеткой.

– Хочешь вторую порцию? Я сама не справлюсь, – заявляет Сара, подталкивая ему свою тарелку.

– Только если ты точно уверена, – говорит он, но уже забирает кекс. – Спасибо.

Она смотрит, как он ест, и думает о Луисе. Спрашивает себя, питается ли сын регулярно, тепло ли ему в квартире.

– Она мне по-настоящему симпатична, – заявляет Уилл, и Сара опять улавливает новый нюанс. Нечто неуловимое в его голосе. – Она…

Он запинается, и в ожидании ответа Сара спрашивает себя, что же он намерен сообщить. Но Уилл так и не договаривает.

– Она моя лучшая подруга, – решительно произносит Сара. В ее словах звучит предупреждение.

– Не волнуйся, – говорит он. – Она мне небезразлична. Ну и ты, конечно. – Он доедает второй кекс, и в чайнике заканчивается чай.

Эйден открывает дверь коттеджа.

– О, какой сюрприз! Проходи.

Зайдя, она начинает чувствовать себя глупо. Всю дорогу домой думала о банке, Уилле и Софи, грела себя мыслью о том, что сможет вернуться и увидеть Эйдена. Он ей нужен, наверное. Ей надо отвлечься.

Они стоят в прихожей, и Сара бросает взгляд на открытую дверь спальни в другом конце коридора.

– Мне нужно было увидеть тебя, – говорит она.

Эйден отвечает ей томной улыбкой.

Но информация до него доходит быстрее, чем до большинства мужчин. Вероятно, потому, что на него все время вешаются женщины. Ей не стоит проговаривать все вслух, и это уже приносит облегчение, в конце концов, что бы такого она сказала? «Ты мне нужен, чтобы отвлечься от проблем»?

Он решительно подходит к ней и нежно наступает на нее до тех пор, пока ее спина не упирается в стену. Он стоит вплотную, при этом продолжает смотреть прямо на нее, в самые глубины ее души. Кажется, будто он видит все; пронзает ее взглядом насквозь. Угадывает все, чего она стыдится, каждую ее ошибку. Каждую фантазию.

Она ждет, когда он ее поцелует, но он стоит не двигаясь. Все смотрит и смотрит.

Саре кажется, он хочет что-то сказать, может, попросить разрешения. Она пытается подобрать правильные слова, потому что он смотрит с напряжением, интересом, намерением понять. Отчаяние сжимает ее изнутри, а потом, за секунду до того как он целует ее, она понимает, в чем дело.

Он держит себя под контролем – перед тем как отпустить.

В спальне помогает ей раздеться, затем стягивает одежду с себя, пока она ждет его. В постели холодно, и ей нужно время, чтобы снова расслабиться. У него теплые руки, сейчас он просто держит Сару. Кладет пальцы ей на плечи, касается губами, запечатлев поцелуй на ее обнаженной коже.

Она чувствует твердость Эйдена у своего бедра. Крепко сжимает его, в ответ он ахает, прижавшись к ее рту. Начинает водить пальцами по бедру и вдоль живота, перед тем как скользнуть между ног. Он знает свое дело, думает она. В его движениях чувствуется определенная ловкость, профессионализм, уверенность. Ей не нужно сосредотачиваться или выстраивать фантазии, чтобы возбудиться. Он все выполняет за нее. И она подчиняется, отдается на его милость, пока он целует ее вновь и вновь. Она на секунду открывает глаза и пугается того, как Эйден сосредоточенно смотрит ей в лицо, изучает ее, проверяет реакцию на его действия. Она опять быстро закрывает глаза.

– Не думай ни о чем, – говорит он. – Просто расслабься. Предоставь все заботы мне.

– Ох…

Какое-то время спустя он говорит:

– Я хочу видеть, как ты кончишь.

А потом почти неожиданно она и в самом деле испытывает оргазм.

Здесь она чувствует себя на своем месте. В том смысле, что может себе позволить приходить сюда, к нему в дом, который был ее, а теперь принадлежит ему, может просто зайти и попросить обо всем, чего хочет. Он словно знакомый, но в то же время другой. Как и много лет назад, она испытывает к нему почти животное влечение. Оказаться с ним – все равно что пройти полный круг, вернуться домой.

– Эй, – мягко произносит он. – Куда ты улетела прямо сейчас?

Он перестал двигаться на ней и положил ладонь на ее лицо, поглаживая одним пальцем по щеке.

– Просто задумалась… о том, что было раньше. Ну, ты знаешь.

Его лицо отчего-то мрачнеет.

– Я все время размышляю об этом.

Он проводит пальцами вниз по ее щеке вдоль линии роста волос, потом дальше за ухо.

– Я наделал столько ошибок.

– Нет, – мягко говорит она. – Ничего подобного. Ты ни в чем не виноват, это моя вина. А потом ты просто исчез…

– Столько лет ненавидел себя за это. Мне следовало быть здесь. Если не с самого начала, то хотя бы после аварии. Я должен был… даже не представляю, каково тебе пришлось.

– По правде говоря, все те события до сих пор как в тумане, – произносит она.

– А что произошло? Можешь говорить об этом?

Сара задумывается: ей настолько часто задавали такой вопрос, что история превратилась в старую байку, и ей хочется хотя бы раз вспомнить, как все произошло на самом деле.

– Мы были на вечеринке, праздновали Новый год. Вести машину должна была я, но, когда пришло время садиться за руль, мне стало нехорошо – недолеченная простуда, – и он сказал, что выпил лишь пару бокалов, поэтому все будет в порядке. Проехать нужно было всего около двух миль. Он слишком сильно разогнался, а дорога была скользкая; машину повело, и она врезалась в стену у подножия холма. Джим ударился головой. Вот и все.

– А ты не пострадала?

– Отделалась синяками.

Эйден нежно гладит ее по лицу.

– Прости.

– Я думала, с ним все будет в порядке. Конечно, он получил травму головы, и я это видела, но, знаешь, когда нет сломанных костей, ты как будто не ждешь, что…

– Он так и не пришел в сознание?

– Нет. Семь месяцев борьбы – с переменными успехами, вверх и вниз, а потом началось воспаление легких.

– Как же ты справилась? С детьми?

– С Китти – прекрасно, учитывая, какой она еще была маленькой. Она держалась так смело и благоразумно. А Луис принял все слишком близко к сердцу. Мне всегда казалось, будто он винил меня за то, что я не села за руль. И он прав – я виновата. Не следовало позволять Джиму вести машину.

– Сара, это несчастный случай.

Она улыбается.

– Я знаю. У меня ушло много времени на то, чтобы перестать себя ненавидеть. Но насчет Луиса не уверена.

– Мне стоило вернуться. Джим… – он хочет что-то сказать, но сам себя обрывает.

– Что Джим?

– Он бы приказал мне держаться подальше. Но когда его не стало, я должен был приехать.

Сара смотрит на него, и ее сердце гулко стучит в груди. Она уже знает. На самом деле, ей известна вся эта история, она нашла кое-какие улики в бумагах Джима, когда разбирала его письменный стол. Но ей хочется услышать правду от Эйдена. Она желает знать его вариант.

– Знаю, – говорит Сара.

– Джим тебе рассказал?

Джим, конечно, рассказывал ей совсем другую историю. «Он сбежал, – сказал Джим. – Слился, трусливый ублюдок. Не мог смириться с мыслью, что бросил тебя… и должен был лучше с тобой обращаться, так что просто слинял и оставил нас двоих за бортом».

И дальше по списку. Длинный перечень ошибок Эйдена. «Ублюдок бросил нас обоих. Вот тебе и лучший друг! Я был о нем лучшего мнения».

Все, безусловно, вранье. Эйден никуда ни от чего не убегал, не так ли? Они никогда не были парой. И он ничего не обещал ей. И какое она имела право рассчитывать на то, что он останется, только потому, что ее чувства оказались намного глубже?

Эйден смотрит на нее, и Сара не хочет, чтобы мгновение кончалось, не желает испортить интимность момента, эту связь. Она так долго ждала, мечтала об этом, и откровенные разговоры сейчас ни к чему не приведут. Но все-таки – неужели тайна будет вечно витать в воздухе между ними?

– Он тебе заплатил, – говорит она. – Правильно?

И по его взгляду сразу понимает, что права.

– Да, – отвечает он.

Эйден не просит прощения, и ей оно ни к чему. Теперь все не важно, не так ли? В свое время, когда, убирая, она нашла расписку в вещах Джима, даже злиться не могла. Джим лежал в больнице без сознания; всего лишь пример обиды и предательства, добавленный к куче уже имеющихся. Она раскрывала слои обмана один за другим.

– Как ты узнала? – спрашивает он.

– Я нашла контракт, – говорит она. – Или как это у вас называется. Почти уверена, что он не имел бы действительной юридической силы, если бы ты решил оспорить его в суде.

Она думает, что он рассмеется, но нет, Эйден не делает этого.

– Не могу поверить, что он его хранил, – все, что он может сказать.

Значит, дружба, которая все университетские годы казалась такой крепкой, в конце дала трещину; нередкий случай. Эйден уехал за границу, Джим нашел работу, Сара тоже нашла; жизнь начала устраиваться. Сара не видела ничего личного в том, что Эйден не вернулся. Не усматривала этого еще много лет. Пока не обнаружила дурацкую расписку.

Даже почерк был неразборчивым, хотя, если не считать корявой подписи Эйдена, во всем остальном безошибочно угадывалась рука Джима. Бумажка – обратная сторона флайера с рекламой концерта какой-то группы в баре «Юнион» в июне 1990-го – мятая и с коричневыми кругами от пивных бокалов.

Я, Эйден Джозеф Бек, торжественно клянусь отвалить куда-нибудь, никогда не возвращаться назад и оставить Сару с Джимом в покое.

Подпись: Э. Д. Бек

Я, Джеймс Карпентер, настоящим обещаю дать Эйдену Беку сумму в две тысячи фунтов, с тем чтобы он отвалил и не возвращался назад.

Подпись: Джим Карпентер

– Знаешь, если бы я хоть на минуту подумал, что смог бы обеспечить тебе приличную жизнь, я бы сказал ему, куда он может засунуть свои деньги.

Сара смеется.

– Нет, не сказал бы. Ты отчаянно мечтал уехать и посмотреть мир. Отношения со мной тебя совершенно не интересовали, Эйден, и не нужно сейчас притворяться, что это неправда.

– Ты серьезно так думала?

– Конечно. Ты был законченным гедонистом[6]6
  Человеком, живущим и делающим все исключительно для наслаждения.


[Закрыть]. Не хотел никаких обязательств. Я не говорю, что это плохо; раньше я и сама тебе завидовала. Твоей свободе.

Он хмурится, и ее охватывает секундное сомнение – неужели она все-таки ошибалась?

– Я хотел предложить тебе поехать со мной, но ты уже приняла решение. Я это видел. Дело было не в деньгах, а в том, что я не желал причинять тебе еще более сильные страдания.

– Если деньги ни при чем, зачем ты их взял?

– Частично я потратил их, купив билет на самолет до Тайланда, – говорит он. – А потом отдал бо`льшую половину детскому приюту в Пхангнга.

Она почти отказывается ему верить, но это, в общем-то, неважно. Такой поступок вполне соответствует характеру Эйдена. И ей отчасти даже нравится тот факт, что он все это время держался от нее подальше, она прожила хорошую жизнь, можно сказать, горя не знала, за исключением последних трех с половиной лет. Но даже если бы он приехал сразу после смерти Джима, разве была бы она тогда готова к этому? Наверное, нет.

Но, может, Сара готова сейчас. Китти и Луису она больше не нужна. Она не нужна никому. Она может делать со своей жизнью все, что пожелает, и в эту минуту, в ту самую, когда приготовилась начать все с начала, появляется Эйден.

Он снова целует ее, и смелая взрослая Сара хочет его со всей страстью – не только его пальцы и губы, какими бы умелыми они ни были, но и его твердое тело и его потрясающе сложный ум; все, что у него есть, и все, что он из себя представляет. Довольная собственной смелостью, она тянется к одному из презервативов, которые он предупредительно оставил на прикроватном столике. Покончив с этим, садится на него, и он улыбается, наблюдая, как Сара медленно насаживает себя на него. Ей нравится, как он смотрит на нее.

Она осознает, что ей приятно, когда на нее смотрят.

Я могу сказать: ей нравится, когда за ней наблюдают.

Ей нужны зрители. Теперь, когда она расслабилась, когда наконец-то перестала переживать о несовершенствах своего тела и чего там еще, – все осталось в прошлом, все, что было с другими людьми. Она устраивает мне шоу, которого достаточно, чтобы я возбудился и кончил. Большое спасибо тебе, Сара Карпентер, за это.

Одна из многих, за которыми я наблюдал.

Одна из многих, с кем я играю.

Эйден

В какой-то момент Сара засыпает у тебя в руках. Ты смотришь, как она уплывает в мир грез.

Ты впервые увидел Сару Льюис, когда Джим Карпентер, живший в соседней комнате общежития и с первого дня по сути считавшийся твоим лучшим другом, потребовал, чтобы ты отправился на второй этаж главной библиотеки и заценил ее.

Джим был не из тех, с кем ты привык общаться; можно сказать, хороший мальчик. Сам закончил местную гимназию, отец работал учителем истории, а мать занималась логистикой. Джим являлся старшим из четверых детей и был значительно старше их. Он всю жизнь привык к ответственности, это сделало его самостоятельным, но к тому же сформировало в нем иллюзию того, что он постоянно и во всем прав.

Ты, наоборот, всегда становился душой компании. Джим говорил, что у тебя талант создавать непринужденную атмосферу со всеми – особенно с девушками.

На самом деле, вспоминая прошлое, ты понимаешь, что общение с Джимом пошло тебе на пользу. Вы оба хорошо влияли друг на друга. Он уравновешивал твои перекосы в стремлении к чрезмерности; ты вытаскивал его из библиотеки. Он врывался с тобой на вечеринки по выходным, ходил на концерты, в кино. Часто платил за тебя и притворялся, что заберет долг как-нибудь потом.

И что он с этого поимел? Ну да, Сару. Вот что ему вернулось. Девочки велись на тебя, а не на него. При тебе была выигрышная внешность, блеск в глазах, уверенность и обаяние, подвешенный язык. А Джим плелся в хвосте, с удовольствием подхватывая отработанный материал. Всего после пары недель у вас появился своего рода партнерский договор.

Именно тогда он и увидел Сару.

Он отправил тебя на второй этаж библиотеки. Рассказал, где она сидит и делает заметки по целой куче книг. У нее светлые волосы, сказал он. Изящная.

Само собой, одного взгляда хватило, чтобы узнать ее. Свет от настольной лампы создавал нимб вокруг ее волос, и кожа словно светилась. Она была самой красивой женщиной, какую ты когда-либо видел.