Текст книги "Будь со мной"
Автор книги: Элизабет Хейнс
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Ты подошел к ней и представился, как договаривались. По ее дружелюбной улыбке и тому, как она отклонилась на стуле и потянулась, ты правильно понял, что она устала и ей надоело читать. Спросил, над чем она работает, она попыталась описать суть эссе, которое должна была закончить, – по истории искусства, – и не прошло и пяти минут, как ты пригласил ее сходить на концерт с тобой и другом на следующий день. Она согласилась, спросила, может ли прихватить соседку Хелен. Ты ответил «да». Записал ее телефон, предложил встретиться в пабе на углу.
А потом оставил ее в покое. Ушел с горящими щеками, пытаясь вернуть лицу нейтральное выражение, прежде чем Джим смекнет, что с тобой произошло.
– И что?
– Она придет на концерт. Мы договорились встретиться завтра в пабе в полвосьмого. Приведет свою подругу Хелен. Я взял у нее телефон.
– Шикарно!
Хелен оказалась девчонкой-зажигалкой с длинными, выкрашенными в черный волосами и пирсингами. С ней можно было посмеяться, то же самое относилось и к Саре, и, хотя ты изо всех сил пытался смотреть на последнюю как на любовный интерес Джима, как на что-то недосягаемое, сама она не считала себя «чьей-то девчонкой».
Она долго сопротивлялась попыткам Джима завязать отношения. Естественно, много работала, была серьезной, а внимание Джима к ней явно оставалось неизменным, независимо от того, хотела ли она развлечений или настаивала на том, чтобы побыть дома и поработать.
Конечно, она права: в то время к отношениям ты был не готов. И, поди знай, готов ли теперь? Ты даже не уверен, что понимаешь, как ко всему этому подступиться. Моногамия всегда казалась тебе прерогативой других людей, тех, что придерживались привычной рутины с единственной целью потешить собственную высокоморальность.
Ты испытываешь некое подобие облегчения, когда она не выказывает особой печали в связи с прошлым. Замечаешь, что она больше не спрашивает тебя о работе. Наверное, махнула на это рукой.
Сара вздрагивает, вздыхает и переворачивается в кровати к тебе спиной. Ты, воспользовавшись моментом, убираешь руку из-под ее шеи. Несколько секунд лежишь и не двигаешься, думая о Саре, Хелен и Джиме. Размышляешь о том, где сейчас Хелен и продолжает ли Сара общаться с ней.
Хелен.
Была и другая Хелен много лет спустя. Та, что рассказала тебе все о собственной жизни, одну сплошную ложь. Она занимала административную должность; работала старшим учителем. Одинокой не осталась; вышла замуж. Эта Хелен была даже не из Брайтона, а из Камберуэлла, хотя какая разница. Все это обычно оказывается ерундой; одни пустые разговоры, бессмысленная трата времени. Важны другие вещи, например, чувствительная точка на внутренней поверхности ее бедра, поглаживая которую ты каждый раз заставлял ее ахать – такие моменты, по крайней мере, остаются реальными. Но Хелен была непростой штучкой, верно? Оргазмы без проникновения приводили ее в замешательство, так она говорила. Настаивала на том, что ей было нужно одно – секс, и ты долго пытался отнекиваться.
Следовало и дальше прислушиваться к своим инстинктам, но ты в конце концов сдался.
А через неделю она рассказала тебе правду, все как на духу, вперила в тебя сияющий взгляд и через пару секунд сообщила, что бросает мужа ради тебя, уже обо всем ему рассказала и на улице стоит ее машина с чемоданами.
Прошло пять дней, и она умерла от передозировки в ванной своего полуфургона на три кровати, а ее муж пытался тебя найти, грозя оторвать голову и прочие конечности, поэтому ты вынужден был ехать на север, в Йоркшир, в самопровозглашенную ссылку.
Ты садишься, отыскиваешь свои вещи и одеваешься. В кухне делаешь чай, а через несколько минут Сара появляется из спальни с копной растрепанных золотых волос.
Она с улыбкой произносит:
– Извини, я заснула. Так неприлично с моей стороны.
– Не может быть, – говоришь ты. – Прошло-то всего ничего. Будешь чай?
– Нет, – отвечает она, – мне нужно возвращаться. Собакам пора на свежий воздух. Но все равно спасибо.
– Выпей хотя бы чашечку, – говоришь ты. – Не убегай.
Для разнообразия за окном светит солнце, рассеиваясь по долине и затапливая комнату золотистым предзакатным сиянием. При этом на улице все равно продолжает бушевать ветер.
– Китти приедет домой на выходные, – говорит она.
– Замечательная новость. Ты, наверное, скучаешь по ней.
– Да, скучаю.
– Постараюсь не путаться под ногами, – говоришь ты.
– Ну что ты. Мне бы очень хотелось, чтобы вы с ней познакомились. К тому же она привезет своего нового парня. Не хочу все выходные ставить им палки в колеса.
– А, ну тогда другое дело. Значит, опять меня используешь. Сначала ради секса, теперь в качестве отмазки.
Она улыбается, но на ее щеках вспыхивает румянец.
– Это было некстати, – говоришь ты. – Прости.
– Это плохо?
Ты знаешь, что она имеет в виду; ей даже не надо ничего добавлять.
– Конечно нет. Если тебя это не огорчает.
– Казалось бы, должно, но на самом деле на меня сейчас столько всего навалилось, что это – сущая мелочь.
В заднем кармане начинает вибрировать телефон. Следовало отключить звук, как обычно, когда ты не один, но Сара застала тебя врасплох.
– Извини, – произносишь ты.
– Не волнуйся, – отвечает она, поднимаясь. – Мне надо возвращаться. Она закрывает за собой дверь в тот самый момент, когда ты проводишь по экрану, чтобы принять вызов.
– Привет, красотка, – говоришь ты. – Давненько мы не общались.
Сара
Когда Сара возвращается, чтобы погулять с собаками, за окном начинает темнеть. Она думает о банке, о предложенной возможности консолидировать долг[7]7
Здесь: сделать долговое обязательство из краткосрочного долгосрочным.
[Закрыть] и принимает решение согласиться на этот вариант.
Ситуация с Эйденом тоже складывается странным образом, но Сара решает довериться ему. Кое-что поменялось в динамике их отношений; то, что она начала к нему чувствовать теперь, не имеет ничего общего с девчоночьей влюбленностью, которая столько лет подпитывала ее фантазии. Между ними существует взаимное сексуальное влечение, возможно, то же, что было всегда, только теперь оно основывается на фундаменте из взаимного уважения и дружбы. Когда-то давно она бы назвала его «другом с привилегиями», хотя в те годы такой фразы и не существовало, в чем Сара вполне уверена; как это не назови, механизм работал.
Но тогда почему она так огорчилась из-за того, что он не позвонил ей в прошлый раз? Может, все дело в Джиме, убеждавшем ее – она заслуживает лучшего?
Сара стоит у дальнего края поля и смотрит вниз на ферму, дом и открывающуюся за ним долину. С заходом солнца температура начала ползти вниз, поэтому зябкость от холодной влажной земли расходится по всему телу.
Такое чувство, что, когда речь заходит о Джиме, все доводы постоянно смещаются без ее ведома. Взять, например, деньги; как он обошелся с Эйденом, собственным лучшим другом.
Складывается ощущение, будто она провела всю свою жизнь в открытом море и только недавно с возвращением Эйдена почувствовала твердую почву под ногами.
Она делает себе на ужин бутерброд, пока собаки шумно поедают свой корм в углу. Только усаживается за еду, раздается стук, а потом дверь открывается и заходит Софи.
– Привет, – говорит Сара, пока подруга сбрасывает зимнее пальто, разматывает толстый шарф и снимает шерстяную шапочку. Из-под шапки темной блестящей волной рассыпаются волосы.
– Ты не против, что я заглянула? Нужно было приехать пораньше, я и собиралась. Извини.
– Да нет, что ты. Рада тебя видеть. Хочешь бутерброд?
– Нет, спасибо, дорогуша. Я ужинаю позже. Просто хотела сказать, что мы заработали почти сорок фунтов на распродаже выпечки.
– Прекрасные новости!
Софи делает все, как обычно, почти по привычке: достает из шкафа два бокала, находит в ящике штопор и лезет в холодильник за бутылкой.
– Тебе нужно пополнить запасы, милочка, – замечает она, спиной захлопывая дверцу. – В следующий раз привезу новую партию, договорились?
– Это не обязательно, – говорит Сара.
– Если на то пошло, я и так сама все и выпиваю, – замечает Софи. – Поэтому вполне закономерно должна восполнить недостачу.
– Может, чаю?
Сара наполняет две чашки из заварника, залитого кипятком двадцать минут назад. Чай немного остыл, но пойдет и так.
– Как дела у Джорджа? – мягко начинает она.
Софи пьет, крепко обхватив чашку ладонями.
– Тебе правду сказать? Ну что ж, он дуется и ведет себя как неблагодарный, грубый и беспардонный ребенок. К тому же слишком много пьет. Как тебе такое начало?
Сара, доев последний бутерброд, отставляет тарелку.
– Разве он не всегда такой?
По крайней мере, заставила Софи улыбнуться.
– Теперь совсем испортился.
– Почему?
Софи морщится.
– Понятия не имею. И, если честно, меня от всего этого уже тошнит. Сегодня он уехал, а потом почти все выходные будет играть в гольф. Но меня все устраивает. Мне уже почти плевать, чем он занимается.
– Я сегодня видела Уилла, – говорит Сара, всматриваясь в лицо подруги. Она пытается скрыть эмоции за маской безразличия, но маска так и норовит соскользнуть.
– Правда?
– Это не мое дело, – замечает Сара. – Но он кажется… очень заинтересованным.
Софи шумно выдыхает.
– Вот именно. Ты права.
– Значит, ты с ним встречаешься?
– Я бы это так не назвала, – Софи, вздыхая, помешивает ложкой в чашке. На поверхность поднимается осадок, коричневые пленки выглядят, словно слои магмы, застывшие после извержения вулкана. Но она все равно пьет.
– Я ни в чем тебя не обвиняю. Бог судья, ты с Джорджем и так достаточно натерпелась. Но как тебе кажется, это серьезно?
Софи задумывается, подбирая слова. Через какое-то время она произносит:
– Не уверена. Все это… Он как глоток свежего воздуха, понимаешь? Он великолепный, голодный, полный жизни, энергии и жажды приключений. С ним я чувствую себя так, будто проснулась после долгого сна.
– Вот это да, – срывается с губ Сары.
Впервые за несколько минут Софи поднимает взгляд, встречаясь глазами с Сарой, и у той создается впечатление, будто в глазах подруги зажегся свет. На лице Софи играет улыбка, а заряд, который от нее исходит, обладает почти животным влечением.
– Сама знаю, ситуация практически комична, – говорит она, – но я впервые реально поняла, почему Джордж это делает.
– Собираешься ему рассказать?
Софи немного хмурится, как будто Сара ляпнула глупость, однако мысль медленно пускает ростки, и она начинает усматривать в ней некое логическое начало.
– Может, и скажу, – произносит она. – Не хочу огорчать бедного старого козла, но я по-настоящему сожалею, что он мне честно не говорил о своих интрижках, если уж никак не мог без них обойтись. Больно ведь как раз из-за подозрений и вранья, они хуже, чем сама измена. Он всегда притаскивается обратно домой, как какой-нибудь грязный старый дворовой кот. Но бросать меня не собирается. А я не собираюсь бросать его. Я бы поступила по-взрослому, если бы рассказала ему о том, что происходит.
– И как бы, по-твоему, он отреагировал? – спрашивает Сара.
Софи хохочет.
– Да у него, наверное, крыша бы поехала. Начал бы бегать по кругу и долго кричать, потом, скорее всего, вылакал бы полбутылки односолодового виски[8]8
Виски, произведенный одной винокурней с возможным купажем напитков разных лет выдержки.
[Закрыть] и потащил бы меня в постель, чтобы напомнить, как это на самом деле должно выглядеть.
Сара ставит чайник, чтобы заварить свежего чая.
– Расскажи, как поживают твои дети, – говорит Софи. – Что там у Китти и Оскара?
– У Китти, кажется, все в порядке, – отвечает Сара. – Какой-то парень с верхнего этажа купил барабанную установку. И в девочке, похоже, проснулся боевой дух; они собрались всем коллективом, пытаются его уговорить репетировать в строго отведенное время, если ему совсем уж неймется. Она приезжает домой на выходные; так что сможешь расспросить сама. Поужинаешь с нами?
– Обожаю, когда Китти в боевом настрое, – говорит Софи. – Она становится такой сильной.
Как только начинает кипеть чайник, раздается внезапный резкий стук, а потом дверь открывается. На пороге стоит Гарри Баттон.
– Все в порядке, Гарри? – спрашивает Сара.
Здесь люди постоянно заходят в дом без приглашения; иногда хозяин при этом может находится на заднем дворе или вообще быть где-то в другом месте. Прожив тут почти всю свою сознательную жизнь, Сара до сих пор не привыкла к тому, что люди просто заходят друг к другу в дома.
– Проходи, присаживайся.
– Привет, Гарри, – говорит Софи. – Все в порядке, дорогой?
– Как дела? – спрашивает Сара.
– Я ненадолго, – произносит он, медленно опускаясь на кухонный табурет. – Хотел сказать, что ручей вернулся в нормальное русло.
– О, – говорит Сара, – хорошие новости.
– В общем, мы хотим тебе и твоему другу, ну, спасибо сказать. Мойра шлет кучу благодарностей; она кое-что готовит. Говорит, завтра занесет.
– Это очень мило с вашей стороны, но не стоит беспокоиться, в самом деле.
Гарри какое-то время смотрит на нее.
– Ну, мы все равно вам очень благодарны.
– Дайте знать, если появится новый затор.
– Я что, пропустила что-то интересное? – спрашивает Софи.
– Вчера засорилась канава; все из-за дождей, – отвечает Сара. – Просто нужно было вытащить кучу травы и мусора, но вода залила великолепный сад Генри.
– Вот-вот, – говорит сосед. – Бардак был еще тот. Однако вы с ним справились, как я и сказал. Молодцы.
Софи смотрит на часы, взвизгивает и вскакивает на ноги.
– Мне пора лететь, – заявляет она.
Все трое направляются к прихожей. Гарри выходит первым.
– Передавай привет Мойре, – говорит Сара вслед старику, который уходит вниз по подъездной дорожке, стуча сапогами по брусчатке.
Ветер стих. Во дворе царят необычная тишина и покой. По небу плывут клочковатые облака, и ярко светит луна, освещая небрежно припаркованную синюю «ауди» Софи.
– Я тебя наберу, – говорит она. – Давай пообедаем как-нибудь, что думаешь?
– Было бы замечательно.
Сара, довольная тем, что по крайней мере сегодня ее подруга будет спускаться в долину трезвой словно стеклышко, наблюдает, как Софи усаживается в машину. Только когда дальний свет фар исчезает за углом, Сара понимает, что Софи не ответила на приглашение приехать повидаться с Китти. А Китти захочет встретиться с ней. Китти просто обожает Софи. Ну да не важно – они встретятся перед выходными, и Сара спросит еще раз. Вечер субботы идеально подойдет, думает она. Или, может, воскресенье: она бы приготовила жаркое.
Сегодня на «Ферме четырех ветров» толкучка.
Куча людей снует туда-сюда.
Софи с Сарой сплетничают за чаем на кухне, хотя, могу поспорить, Софи предпочла бы вино. Вероятно, она уже все выпила и так. Опустошила винный погреб Сары, и теперь у той не осталось денег на пополнение запасов. Софи она, конечно, в этом не признается. Стыдится показывать, что по уши в долгах, а то бы давно попросила о помощи, и, вероятнее всего, получила бы ее.
Она не любит занимать деньги у друзей – жаль, что приходится вместо этого брать взаймы у банка, верно? Все те письма, сложенные в стопку на столе, игнорируются. Испорченная девчонка Сара.
И как ее, должно быть, тревожит вид богатства Софи. Наверное, это ущемляет ее всякий раз, когда они встречаются, постоянно, когда она видит Софи разодетую в новейшие дизайнерские шмотки, меняющую машины каждые полгода, разъезжающую по курортам.
Она думает, Софи ничего не понимает, вот в чем вся шутка. Но Софи не дурочка; она считает, что оказывает помощь, когда просит Сару испечь торт, при этом не приглашая подругу в Женский институт. Платит ей наличкой, как за какую-нибудь реальную деловую сделку.
Они порхают вокруг друг друга, каждая со своими секретами, притворствами, играми.
А после Софи на огонек приходит старик из дома на склоне.
Этот долго не задерживается.
Но ничего; они все поднимаются и выходят. Сара машет Софи, когда та садится в машину.
Давай, Софи, быстрее.
Ты опаздываешь.
Сара
Когда уезжает Софи, Сара берет собак на прогулку по верхнему полю, но тут же сожалеет о собственном решении; начинает накрапывать мелкий дождь, а через несколько минут капли уже бьют по щекам, подбиваемые ледяным ветром.
На полпути к вершине холма ветер становится таким сильным, что она то и дело теряет равновесие на скользкой траве. Собаки бродят по краю поля, спасаясь в укрытии стены; обе живо справляют свою нужду, и Бэйзил убегает вниз к дому. Проливной дождь, смешиваясь со снежинками, быстро переходит в снегопад; ветер срывает капюшон ее дождевика и треплет подол куртки. Полы непромокаемых штанов шлепают по ногам.
Когда Сара зовет Тесс, звук уносится, исчезает так быстро, будто она и рта не раскрывала.
– Тесс, – вновь пытается крикнуть Сара, на этот раз громче, и прикрывает глаза рукой, чтобы обезопасить себя от острых как иглы снежинок.
Собаки нет и следа.
– Тесс! Куда ты исчезла?
Сара опускает взгляд к подножию холма, где Бэйзил жмется к крыльцу черного хода, поджидая ее. Решив, что Тесс тоже может оказаться рядом с ним, Сара спускается с вершины. Становится скользко; снег начинает валить стеной, засыпая пучки травы белым, затрудняет, делает опасным каждый шаг.
Возле дома не обнаруживается никаких следов собаки. Сара впускает Бэйзила в подсобку, быстро обтирает полотенцем и закрывает в доме. На улице ветер почти сбивает ее с ног, достаточно на шаг отступить от стены. Она поднимается к саду, пытаясь держаться этой низкой ограды.
– Тесс!
Воет ветер. Она прислушивается, думая, что слышит что-то на фоне шума ветра: может, вой?
Сара продолжает подниматься на холм, опуская голову от ветра и ничего не видя, кроме собственных ног в резиновых сапогах, ступающих по мокрому белому снегу. Сделав еще двадцать шагов, останавливается и снова зовет. На этот раз что-то доносится в ответ – лай за спиной на вершине холма.
– Тесс! Где ты, чертова собака?
Еще пятьдесят шагов, и звук раздается вновь, лай, каждый отзвук которого уносится порывами ветра. В темноте впереди появляются очертания чего-то белого. Небольшой хижины, полузаброшенного пастушьего сарая. Дверь, которая обычно болтается на петлях, сейчас плотно закрыта, и снег заносит ее сугробом.
– Тесс?
Опять лай, на этот раз громче.
Сара добирается до сарая и толкает дверь. Разбухшая от многолетних дождей, дверь деформировалась и по какой-то причине наглухо заперта. Сара толкает сильнее, чувствует, как дверь немного поддается. Дерево скрипит под рукой в перчатке. Изнутри доносится отчаянный лай. Теперь Сара пробует толкнуть плечом, делает один сильный толчок, дверь резко распахивается и отскакивает от стены.
Сара падает в темноту, растягивается на полу. Плечо врезается во что-то твердое, и она чувствует острую вспышку боли.
Тесс с лаем скачет вокруг, подбегает лизнуть Саре лицо и снова начинает лаять.
– Господи, Тесс! Как ты умудрилась сюда забраться?
Дверь бьет Сару по ногам, готовая тут же снова захлопнуться. Сарай небольшой, две крохотные комнатки, потолок кое-где просел. Когда Сара и Джим только въехали в «Ферму четырех ветров», они думали, что можно его отремонтировать, превратить в летний домик или хранить здесь дрова, но, по правде говоря, место находится слишком высоко, чтобы подыскать для него определенное рациональное применение. В конце концов сюда перенесли кое-какую мебель, старый кухонный стол, комод – на который и упала Сара, – но, когда она привыкает к темноте, взгляд выхватывает и другие вещи. В камине остался пепел, словно кто-то разжигал огонь. К маленькому окну с разбитым стеклом каким-то образом прибит кусок фанеры. В углу под столом лежит старый грязный матрас со спальным мешком. А рядом – синяя пластиковая тарелка и фляга. Из-под матраса выглядывает газета и журнал. Сара тянется к ним и берет их в руки. Слишком темно, чтобы разобрать что-то.
Тесс сидит в дверях, переводя нервный взгляд от Сары к холму за порогом и обратно. Как только Сара поднимается, собака снова начинает лаять. Она всматривается в темноту хижины, обнажает клыки и рычит.
Сару охватывает внезапный страх при мысли, что она может быть здесь не одна. Она обводит взглядом пространство, останавливаясь на закрытой двери, ведущей в другую комнату.
– Тесс? Что там такое, девочка?
Тесс подпрыгивает, становясь передними лапами на каменные плиты. В комнате ничего нет, если не считать слабого неприятного запаха – гниющей еды, сырой одежды, – но, конечно, никого здесь быть не может, верно? В такой мороз, в такой невероятный холод. С другой стороны, есть еще вторая дверь. И она закрыта.
Сара решает, что с Тесс она может не бояться, поэтому делает несколько шагов к двери. Тесс идет за ней, но как бешеная лает и скачет кругами, и, когда Сара подходит ближе, собака прыгает на дверь.
– Ну, успокойся, девочка. Все в порядке! Тесс, сидеть!
Берясь за ручку двери, Сара чувствует, что мужество покидает ее.
– Здесь кто-нибудь есть? – кричит она. – Я с собакой.
Она толчком открывает дверь.
Даже в темноте можно понять, что в комнате никого нет. Тесс врывается следом, пробегает круг, воет и начинает скрести пол за дверью. Наверное, крыса, кролик или что-нибудь в таком роде. Немного подумав, Сара приходит к выводу, что, скорее всего, и запах отсюда же – моча лисы или кролика.
Теперь, когда она больше не держит входную дверь сарая, та снова захлопывается за спиной, и Сара погружается в кромешную ледяную тьму.
Какое-то мгновение кажется, будто она тонет. Саре приходится напоминать себе, что нужно дышать, она наощупь пробирается вдоль стен, задевает сервант и с хрустом пинает пластиковую тарелку. Слышится какой-то звук – кто-то дышит, принюхивается и трется об ее ногу. На секунду ее охватывает паника, но потом она слышит завывание собаки и вспоминает о Тесс. И тут же находит дверь. Она дергает ручку, однако дерево снова плотно врезалось в раму и дверь застряла. Сара дергает резче, плечо отзывается болью, но ужас придает ей сил, дверь наконец распахивается, и Сара снова выходит на свободу к завывающему ветру и снежным вихрям.
– Тесс! Ну же, иди!
Собака бросает последний лихорадочный взгляд в темноту и бежит вниз по холму. Сара отпускает дверь; вновь отброшенная ветром, она захлопывается.
Семеня, Сара скатывается по холму, при этом падает, как минимум, два раза. Снег повалил так, что она едва видит, куда идет. Добравшись наконец до заднего крыльца, с трудом открывает дверь, в которую бьются вихри снега, и пробирается внутрь. Следом вбегает Тесс, продолжая наматывать бешеные круги и лаять. Сара прикладывает усилия, чтобы закрыть за собой дверь, и ветер внезапно стихает.
– Тесс, господи боже мой, да замолчи ты наконец!
Бэйзил подвывает, припав к двери, ведущей в коридор. Сара хватает Тесс за ошейник и заворачивает в полотенце, пытаясь, насколько возможно, высушить ее. Сквозь густую шерсть чувствуется дрожь собаки. Сара открывает дверь, и Бэйзил влетает в прихожую, скорее всего, чтобы занять место у печи. Тесс не двигается. Она садится у входной двери и внимательно смотрит на нее, словно ожидая, что кто-то вот-вот войдет сюда. Тем временем Сара стягивает промокшее пальто и стаскивает с продрогших ног резиновые сапоги.
В эту ночь Сара спит урывками и снова просыпается перед рассветом. Она лежит в темноте, прислушиваясь к тишине дома, задаваясь вопросом, что ее могло разбудить. Не слышно ничего, ни единого звука; но теперь, проснувшись, ее мозг уже начал переживать о всех возможных стрессах предстоящего дня.
Нужно позвонить в банк. Нельзя больше откладывать это. Снег почти полностью сошел, если не считать нескольких горок на вершинах холмов; стоит прекрасный день, яркий, морозный, но многообещающий. До девяти она успевает погулять с собаками, приготовить себе тост с кофе и отправляется в студию, решая приняться за работу. Несмотря на обогреватель, в студии холодно. Когда-то давно здесь была мастерская Джима, тут он лепил из глины, что-то мастерил и складировал разнообразные станки. На стенах висели полки с крючками для инструментов, обведенных карандашом, чтобы в случае исчезновения он знал, что нужно искать; в красном ящике для инструментов хранились наборы гаечных ключей, пластмассовые коробки с лишними и нерабочими деталями – эдакое собрание накопленных за жизнь вещей, которые в один прекрасный день можно было бы починить или снова использовать. После его смерти Сара потратила целые выходные на то, чтобы все это вычистить, спрятать красный ящик в сарай с глаз долой, выложить фотографии станков в интернет и продать, не придавая особого значения тому, за сколько они были куплены. Теперь она сожалеет об этом. У него, должно быть, ушли тысячи, чтобы все собрать; когда стены опустели, ей едва удалось наскрести восемьсот фунтов.
Просто она хотела, чтобы все это исчезло. У нее было слишком много работы, и все вокруг напоминало о Джиме. Ей не хотелось забывать о нем, но, если приходится начинать с чистого листа, то лучше делать это сразу. К тому времени Сара все больше осознавала тяжесть финансовых трудностей, и хотя знала, что проблемы возникли из-за желания Джима сохранить бизнес – займы, взятые на основе других займов, контракты, выполняемые себе в убыток, лишь бы клиент остался доволен, – она злилась на все: на него, на саму мысль о том, что он тратил деньги, покупая инструменты, которые никогда не будет использовать. И, что хуже всего, на то, что он ни словом, ни жестом не предупредил ее о долговой воронке, в которую в конечном итоге втянул всю их семью.
Луиса уборка привела в бешенство. Китти отнеслась к этому легче, временами плакала и просила не спешить. Сара часто возвращалась к мысли о том, что ей следовало честно рассказать им о долгах; но в то время она слишком сильно хотела сохранить в детях только хорошие воспоминания об отце. И казалось, Сара с осторожностью подходила к распродаже вещей из дома – ничего личного, ничего из предметов, с которыми были связаны особые воспоминания, по крайней мере, на первом этапе. Правда, оставшееся говорило больше о ней, чем о Джиме; его сущность, его одежда, все вещи, коих касалась его рука, были разобраны. Он был не из тех, кто оставляет записки, и чаще оказывался фотографом, а не тем, кто позирует. И, сама не осознавая этого до конца, она вытолкнула его.
Остались жалкие фрагменты, образ без цвета и формы – как студия, где сохранились стены и окна, но которую перекрасили, застелили ковром и где теперь стоит большой стол с книжным стеллажом из «Икеи», их старый раскладной диван с новыми подушками и пледом. Если она достаточно внимательно всмотрится в стены, то еще сможет вспомнить, как все было. Но ничего из тех вещей не сохранилось.
И здесь появились ее хорошие работы; Сара верит: когда это пространство перешло к ней, она создала тут одни из самых лучших своих иллюстраций. Вся беда в том, что так кажется ей одной.
В подобных условиях продолжать непросто. Неудивительно, что ей приходится туго.
Она пробует дозвониться до Китти с намерением узнать, на каком поезде та решила приехать в пятницу, но никто не отвечает. Тогда Сара отправляет сообщение, допивает кофе и прикрепляет к доске свежий лист для акварели. У нее появилась новая мысль: животные-супергерои. Эти животные не знают о своих сверхспособностях. Она начнет с голубя, обладающего феноменальной силой, но не имеющего о ней ни малейшего понятия; голубь проделывает ямы в дорожном покрытии, валит деревья. Сара набрасывает несколько сцен в блокноте. Вскоре к голубю присоединяется сверхзвуковой козел по кличке Мясорубка. Подходящего имени для голубя она еще не придумала; в голову приходит только «Боб».
За час работы набирается около двадцати легких карандашных эскизов. На каждом из них голубь по имени Боб выглядит потрясенным, а козел зловещим. Она опускает голову на руки и морщит лицо. Все кажется какой-то бессмыслицей.
На телефон приходит сообщение, и Сара хватается за него как за возможность отвлечься. Эсэмэска от Китти:
Извини, что пропустила звонок, мам. Перезвоню позже. хх
На сей раз Сара улавливает что-то одновременно с собаками; те в унисон поднимают морды с пола и поворачивают уши к двери мастерской. Бэйзил встает первым, лает и виляет хвостом. У Тесс уверенности, похоже, меньше.
Наверное, происшествие в сарае расшатало ей нервы, думает Сара. Несмотря на то, что день в самом разгаре и ярко светит солнце, у Сары встают дыбом волоски на руках.
Она открывает дверь, Бэйзил проскакивает в открывшийся зазор, летит к дому и начинает лаять на дверь. Тесс с опущенной головой и прижатыми назад ушами следует за ним. Эйден, скорее всего, не вернулся; его машины до сих пор нет на обычном месте.
Сара проходит через двор к дому и только кладет руку на ручку двери, как та открывается изнутри, заставляя ее подскочить на месте.
– Господи!
– А, ты тут! Я лишь хотел оставить тебе записку. – Уилл отходит в сторону, пропуская ее внутрь. На его лице сияет улыбка. – Я стучал, – говорит он. – Подумал, что ты пошла гулять с собаками.
– Я работала, – отвечает она и почти начинает извиняться, но вовремя себя останавливает. – А в чем дело?
– Я должен тебе кое-что показать, – говорит он. – Только нужно будет взять твою машину.
– И куда мы отправляемся? – снова спрашивает Сара.
Уилл сидит рядом с ней на пассажирском сидении «ленд-ровера». Он выглядит посвежевшим и слишком суетливым, как маленький мальчик, у которого есть какая-то тайна, и это немного смущает Сару.
– Сюрприз, я же тебе говорю, – отвечает он. – Просто едь вперед.
Они направляются к болотам, и, несмотря на неожиданно солнечный день, у Сары нет ни малейшего желания участвовать в мистической прогулке. Она не перестает думать о работе, которой должна заниматься. Одно дело отвлечься на сообщение и совсем другое – на часовую экскурсию.
– Думаю, Софи тебе рассказала, – быстро говорит он.
Сара, повернувшись, встречает взгляд его синих пытливых глаз, он изучает ее лицо, пытаясь понять реакцию.
– Что вы встречаетесь? Да, – говорит она.
– И что?
– В каком смысле, что?
– Что ты об этом думаешь?
Сару удивляет его вопрос. Если по-хорошему, это не ее дело.
– Она кажется счастливой, – в конце концов произносит Сара.
– Ага, – отвечает он, продолжая улыбаться. – Я тоже. Она потрясающая.
– Только… ну, знаешь, будь осторожнее, – говорит Сара. Она просто не может сдержаться.
– Я не собираюсь причинять ей боль, если ты волнуешься об этом.
– Не хочу, чтобы вы пострадали. Просто мне кажется, подобные отношения ни к чему не приведут.
Впервые с тех пор, как она увидела его в центре города, улыбка сходит с его лица и он кажется задумчивым. На какое-то время Уилл затихает, а Сара в очередной раз вспоминает о том, что случилось на дне рождения Луиса. Детали теряются в тумане; чего нельзя сказать об ощущениях, которые остались как послевкусие. Ей хочется спросить, рассказал ли он об этом Софи, и заверить его в том, что она точно не расскажет. Но задать вопрос означает открыть эту тему, а Сара не уверена, помнит ли он вообще о том, что случилось. Если не помнит, то пусть так все и останется.








