Текст книги "Распутин. Тайна его власти"

Автор книги: Элизабет Хереш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Мы часто ходим к Ане[15]15
  Анна Вырубова.


[Закрыть]. Каждый раз я надеюсь встретить там тебя, мой бесценный друг. Если бы я только могла вскоре увидеть тебя у нее и спросить твоего совета в отношении Николая. Помолись за меня и благослови меня. Я целую твою руку.

Любящая тебя Ольга».

Ее сестре Татьяне, самой красивой издевочек, тоже темноволосой, высокой, гордой, сдержанной и менее импульсивной, чем Ольга, волевой и властной, к моменту написания следующего письма Распутину исполнилось двенадцать лет.

«Милый и верный друг. Когда же ты опять сюда приедешь? Ты надолго останешься в Покровском? Как поживают твои дети? Как поживает Матреша? Когда мы бываем у Ани, всегда думаем обо всех вас. С каким бы удовольствием мы поехали в Покровское! Когда же это, наконец, случится? Организуй это, как можно скорее, ты же все можешь, ведь Бог так тебя любит. А как ты говоришь, Бог так добр, так любезен и сделает все, о чем ты его попросишь. Приезжай же поскорее к нам в гости. Без тебя так грустно, грустно… И мама болеет без тебя. А нам больно видеть маму нездоровой. Если бы ты только знал, как это трудно – выдержать болезнь мамы. Но ты и без того это знаешь, потому что ты знаешь все. Я тебя целую со всей силой, мой очень дорогой друг. Я целую твои святые руки. До свидания. Всегда твоя Татьяна».

Третья по возрасту дочь, Мария, 1899 года рождения, более круглолицая, чем другие девочки, здоровая и крепкая, со светло-русыми волосами и большими серыми глазами, скромная, сердечная, немного медлительная и менее честолюбивая, чем старшие дочери царя, в возрасте десяти лет пишет Распутину такое письмо:

«Дорогой, хороший и незабвенный друг. Как же я по тебе тоскую. Как без тебя грустно. Ты не поверишь – я вижу тебя почти каждую ночь во сне. Утром, как только проснусь, я достаю из-под подушки евангелие, которое ты мне подарил, и целую его. Мне так плохо, но я хочу быть молодцом (…) Незабвенный друг, помолись, чтобы я всегда была молодцом. Целую тебя. Целую твои божественные руки. Навечно твоя Мария».

Анастасия, самая младшая великая княжна, бойкая, забавная, в возрасте восьми лет, пишет Распутину:

«Мой милый друг. Когда же мы, наконец, увидимся? Аня сказала мне, что ты скоро вернешься. Я буду очень рада, я люблю, когда ты говоришь с нами о Боге. Мне кажется, Бог такой добрый. Помолись ему, чтобы помочь маме. Я часто вижу тебя во сне. А ты, ты тоже видишь меня во сне? Когда ты приедешь? Когда опять соберешь нас всех в комнате, чтобы поговорить с нами о Боге? Я стараюсь быть молодцом, как ты мне сказал. До свидания. Целую тебя. Благослови меня. Вчера я рассердилась на своего маленького брата, но потом мы снова помирились. Любящая тебя твоя Анастасия».

Алексей в то время едва научился ставить свои инициалы в виде буквы «А» в конце писем старших сестер. То, что дети находятся под влиянием Распутина не только благодаря собственным впечатлениям от него, но и по инициативе их матери, видно из письма царицы Распутину. Письмо написано в 1907 году.

«Мой незабвенный друг и учитель, спаситель и советчик, какую боль приносит твое отсутствие! В моей душе нет покоя, я могу расслабиться только, когда ты, мой учитель, сидишь рядом со мной, когда я целую твои руки и могу прислониться головой к твоему святому плечу. О, как же легко я тогда чувствую себя, и мне хочется только одного: заснуть навечно на твоем плече и в твоих объятиях! О, какая радость не знать ничего другого, кроме твоего присутствия рядом. Где ты? Куда ты улетел? А я, так сильно страдающая, что становится тяжело на сердце, прошу тебя только об одном, мой учитель – ничего не говорить Ане, как сильно я без тебя страдаю. Аня хорошая, она любезная, она любит меня, но не раскрывай ей о моей печали. Скоро ли ты опять будешь рядом со мной? Приходи скорее. Я жду и страдаю без тебя. Я прошу твоего благословения и целую твои святые руки.

На веки вечные любящая тебя Мама».

Роковая привязанность императрицы к Распутину, который, обладая искусством излучать спокойствие и религиозную одухотворенность, сумел завладеть ее измученной душой, еще больше укрепилась из-за влияния, которое он оказывал на больного Алексея.

То, что Распутин мог быть для этой женщины более, чем душевным утешителем, – как можно было бы предположить исходя из процитированного выше письма Александры, – невозможно не только из-за ее чистого и наивного характера, но и из-за ее отношения к Николаю II, с которым Александру до конца дней связывала глубокая искренняя любовь. Это не исключает того, что императрица неосознанно подчинялась Распутину и, не входя с ним в сексуальную связь, до такой степени находилась в его власти, что превратилась в его марионетку.

В этой, по сути, безобидной связи между царицей и мужиком, и заключается подлинный смысл власти Распутина над государыней со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая гибель династии.

Распутин для Александры – доверчивый Христос, всегда с молитвой на устах, любящий всех людей и самоотверженно заботящийся о них. Он – это утешающий собеседник в облике благочестивого пастыря. Он – целитель с задатками Святого, который смог вырвать Алексея из когтей смерти и вылечить ее от мигрени. В глазах царицы он единственный, кто в состоянии сказать ей и государю правду о России голосом простого народа, который, по ее мнению, стоял за царем, в отличие от «непокорной интеллигенции» и «склонной к интригам аристократии». Прежде всего, устами Распутина говорит сам Бог, под его защитой она чувствует себя уверенно.

А что значил Распутин для царя? Хотя Николай II и был глубоко верующим, он не разделял нездоровую религиозность и склонность к мистике у своей супруги Александры. Во время первых визитов, состоявшихся по настоянию великих княгинь Черногории, необычный гость сразу пришелся ко двору своей простодушной набожностью. Благодаря своеобразной манере общаться с детьми, как уже упоминалось, он завоевал еще большее доверие царской семьи. Успех проводимого Распутиным лечения, хотя и никем не подтвержденный, в конце концов, сделал его незаменимым для Александры и государевых домочадцев. А его духовные разговоры были поучительными для царя, укрепляя моральный дух. Но восхищение государя Распутиным все же имело границы, и это отношение к нему никак нельзя сравнивать с мистификацией Распутина, свойственной Александре.

После первого десятилетия своего правления, к которому он приступил в 1894 году в возрасте 26 лет, царь находился в подавленном состоянии. Начатый им путь, на который он вступил точно в соответствии с заветами отца, Александра III, казалось, зашел в тупик: время неограниченного самодержавия прошло. Или, говоря словами одного из самых талантливых министров финансов и государственных деятелей России вообще, Сергея Витте, «в России только по-настоящему сильная личность может быть самодержцем».

А Николай II таковым не был. После осуществленного в области индустриального и экономического развития чуда Витте, все еще находившийся в немилости, вынудил царя в связи с беспорядками, возникшими после поражения в войне с японцами, принять конституцию. По стране уже давно прокатилась волна демонстраций, и царь постепенно начал склоняться к фатализму, который с определенной стороны можно было бы истолковать как апатию. Николай с самого начала воспринимал свое положение как обузу, а власть как тяжелое бремя, потому повторял: «Я родился в день поминовения многострадального Иова…» – словно признаваясь, что он смирился с мрачными предчувствиями.

Затем после рождения четырех дочерей, исключительное явление в истории династии, изобилующей сыновьями, наконец на свет появился сын, как вскоре выяснилось, страдающий неизлечимой наследственной болезнью.

«Царь за ночь постарел на десять лет, – вспоминает великий князь Александр Михайлович – „Сандро“, любимый друг и зять Николая. – Он не мог вынести мысли, что врачи приговорили его сына к смерти или к жизни инвалидом.

„Ваше величество должны знать, – как было ему сказано, – что Царевич никогда не сможет выздороветь. У него постоянно будут повторяться приступы гемофилии. Жизненно необходимо соблюдать строгие меры безопасности, предохраняя его от падений, порезов и царапин, поскольку это хотя и безобидно, но может оказаться смертельным для больного гемофилией“.

К Алексею для личной охраны был приставлен коренастый матрос, который должен был заботиться о безопасности мальчика и носить его, если царевичу долгое время приходилось быть на ногах.

Для императорских родителей жизнь потеряла смысл. Мы боялись смеяться в их присутствии. Когда мы навещали их Величества во дворце, то вели себя так, будто находились в доме, где только что кто-то умер. Император попытался найти утешение в своей чудовищной работе, но императрица не была готова смириться с судьбой. Она постоянно говорила о невежестве врачей и откровенно высказывалась о том, что предпочитала шарлатанов. Во всех своих помыслах она обращалась к религии, и ее вера принимала истерический характер…»

Торопился ли Распутин к постели больного Алексея, или спешил на беседу с царской четой, он всегда проходил в их покои через боковой вход. Его визиты не регистрировались согласно протоколу и считалось, что лучше всего, чтобы вообще не были замечены. Для Николая было совершенно необычно принимать у себя человека такого сословия, как Распутин, который – в отличие от монахов, приходивших из монастыря издалека, или священнослужителей, приближенных к царскому двору, – не имел духовного сана да и вообще был простым крестьянином. На протяжении двухсот пятидесяти лет в истории государства Российского Распутин оставался первым мужиком, которого принимали на царском дворе.

Царь с величайшей охотой вырвался бы из оков этикета своего круга. Его простая, далекая от любого «импонирующего поведения» сущность проявляется даже в одежде. Этим он сильно отличается от своих самоуверенных предшественников. Царь не унаследовал от Александра III, Александра II, Николая I или Александра I, умевших подчеркнуть импозантную внешность великолепной одеждой, ни величественного телосложения, ни решительного взгляда.

Среднего роста, с бледным лицом и нежными голубыми глазами, одетый в простую солдатскую форму, Николай II всем своим видом демонстрировал скромность. Носил погоны, соответствующие званию полковника, присвоенному ему еще отцом. По-видимому, Николай, лучшим временем жизни которого были годы, когда он получал военное образование, с большим удовольствием остался бы военным, чем государем. Его положение было для него обузой. Он даже завидовал своим придворным, потому что те могли хотя бы носить цветные носки, в чем Николай однажды признался своему адъютанту. Ведь одна только попытка царя поменять черные носки на носки другого цвета могла превратиться для него в хождение по инстанциям с непреодолимыми протокольными преградами, причем последний чиновник в цепочке занимающихся этой проблемой, вероятнее всего, не согласился бы удовлетворить столь дерзкое требование.

Но если уж вещи, кажущиеся самыми простыми на свете, для человека, занимающего положение государя, были такими сложными, то что говорить о важных неписаных «законах» царского двора, от которых царь сам решил освободить себя, когда дело коснулось Распутина.

Когда царь и царица принимали у себя этого мужика, они по– русски обменивались с ним троекратными поцелуями (разумеется, не целуя ему руки, как это было принято в отношении священнослужителей и не было исключением даже для царя). Они называли его «Григорием», а тот, в свою очередь, называл своих высокопоставленных хозяев еще проще: «Папа» и «Мама» по аналогии с тем, как обычно называл царя простой народ: «царь-отец» или «царь-батюшка». Насколько изысканно Распутин, конечно, до определенной степени, научился вести себя в салонах, настолько же наивным, даже глуповатым, он мог оставаться, в зависимости от того, какое воздействие хотел оказать на своих высочайших друзей. Николай и Александра смирились с этим, интерпретируя его поведение как естественную простоту. Они смирились и с его фамильярным обращением и соглашались с тем, что Распутин называл их на «ты» – фамильярность, которая не допускалась ни со стороны придворных, ни со стороны родственников государя.

Гость рассказывал о Сибири, о нуждах крестьян и своих странствиях. Царская чета откровенничала о здоровье престолонаследника и других, волнительных проблемах. Когда же спустя час Распутин уходил, правитель России шел в Зеленую рабочую комнату к массивному письменному столу красного дерева, а царица удалялась в свой Лиловый будуар, облицованный белым, и устраивалась на диване. Оба находились в хорошем расположении духа и полные надежд. Убедительные речи, укрепляющие их самосознание и убеждающие в правильности своих действий, утешительные слова и благословение божье, которое они получали от Распутина (или думали, что получали) – все это не могло не возыметь своего действия.

В примитивном поведении Распутина и его особенной манере говорить, в его часто несвязных и обрывочных фразах царица замечала только элемент спонтанности, не сомневаясь в достоверности высказываний. «Это чистая душа, которая слышит голос Бога», – так оценивала царица очевидную наивность своего друга. Она надеялась найти в Распутине такую «чистую душу», с помощью которой можно обрести милость Божью. Разве черногорки, которые уже давно его знали, прежде чем ввести Распутина в царскую семью, не говорили Александре: «Он удивительный человек. Он святой. Он лечит все болезни. Простой сибирский мужик, но ты же знаешь, Аликс, Бог никогда не дарит таланта творить чудеса детям цивилизации…»

«По словам самой царицы, – писал будущий министр внутренних дел Протопопов, – именно Распутин был тем, кто научил ее верить в Бога и молиться, привел к смирению. Он вернул ей покой и вылечил от бессонницы…»

«Она относилась к нему с величайшим почтением, – добавила к сказанному придворная дама Лилия Ден, – а он на протяжении многих лет оставался одинаковым и не менял своего отношения к государям…»

То, что и Николай доверял Распутину, по крайней мере, первое время, вероятно, связано не только с убедительностью Григория Распутина, но и с недостатком у молодого царя определенного жизненного опыта. Он тоже вырос в относительно изолированной семейной среде. Его учителями были старый генерал и юрист-реакционер, не считая зарубежных преподавателей иностранных языков, которым способный ученик был обязан блестящим оксфордским английским, необычным для русского человека, свободным от акцента французским и исключительным немецким языками. Получая военное образование, он буквально расцветал и снискал особую любовь в этих кругах. Находясь в обществе, Николай подкупал очарованием и игрой на пианино.

Но его кругозор не был широким настолько, насколько это требовалось от русского государя, тем более в такое время. Если бы в молодом возрасте его постепенно посвящали в вопросы государственного руководства, он не был бы настолько не подготовленным к внезапно перешедшей к нему власти. Но его отец, Александр III, еще долго не собирался расставаться с троном, а что до разговоров в семейном кругу, то здесь он, в некотором роде, наложил табу на темы, касающиеся политики и государственных дел, вероятно, чтобы отвлечься от этого и отдохнуть.

О недостатке жизненного опыта молодой Николай пожалел уже в двадцатитрехлетнем возрасте. Когда его после окончания учебы и получения военного образования отправили в кругосветное путешествие, он разочарованно заявил молодому и самому близкому ему дяде, Александру Михайловичу: «Моя поездка бессмысленна. Дворцы и генералы во всем мире одинаковые, а это единственное, что я смогу увидеть. С таким же успехом я мог бы остаться и дома».

Когда в возрасте всего лишь сорока девяти лет умер отец, Николай был совершенно сломлен от сознания свалившихся на его плечи забот. И многие соотечественники придерживались мнения, что Россия вместе с царем Александром потеряла железную опору, которая была бы способна спасти ее от падения.

Тот же родственник и друг Николая II так характеризовал трагическую разницу между сыном и отцом: «Молодой царь провел первые десять лет своего правления за огромным письменным столом в рабочем кабинете и, стиснув зубы, выполнял указания своих дядек. Он ничего не боялся больше, чем остаться с ними наедине.

Хотя в присутствии посторонних его мнение для дядей и воспринималось как приказ, но как только они оставались наедине с племянником, то заставляли его почувствовать разницу в возрасте. Царь обычно глубоко вздыхал, когда на утреннем совещании придворные извещали его о визите одного из дядей – родственники всегда что-то от него требовали. Николай Николаевич видел себя военным командиром. Алексей Александрович хотел командовать флотом. Сергей Александрович с удовольствием превратил бы московское генерал-губернаторство в родовое имение. Владимир Александрович хотел бы стать деятелем искусства. У всех были свои любимцы среди генералов, которым они покровительствовали, свои балерины, мечтающие проводить свои „русские сезоны“ в Париже.

К шести часам вечера молодой царь чувствовал себя совершенно разбитым. Он, признавая свое бессилие, бросал взгляд на портрет отца, от которого лучше бы он не унаследовал ничего, кроме таланта уметь говорить о России языком этого, внушающего страх государя.

Александра III все боялись как огня. „Перестаньте разыгрывать из себя царя“, – покрикивал он на своих братьев и кузенов, которые от него хотели чего-то, что он считал несправедливым или неразумным.

Николай так не мог. Он капитулировал перед своими дядями. Когда я говорил с ним о реорганизации флота, который возглавлял дядя Алексей, он только пожимал плечами: „Я знаю, что ему это не подойдет. Я тебе уже сейчас говорю, он не согласится на это“. – „В таком случае, Ники, ты должен вынудить его. Это твой долг по отношению к России“. – „Но что мне с ним делать?“ – „Но ты же Царь, Ники. Ты можешь действовать так, как нужно для защиты наших государственных интересов“. – „Хотя это и так, но я знаю дядю Алексея. Он будет вне себя. Весь дворец услышит его гнев“. – „Тем лучше. Тогда у тебя будет повод уволить его в отставку“. – „Как я же могу бросить дядю Алешу? Любимого дядю моего отца?!“ – и на этом наши разговоры заканчивались…»

Александр Михайлович, вероятно, был прав: 14 мая 1905 года устаревший русский флот был разгромлен в битве при Цусиме. По меньшей мере, из семейного уважения царь из этого не сделал никаких выводов. и настолько же бессильным он позже окажется к той настойчивости его жены, проявленной к Распутину.

«Его самыми большими ошибками были его положительные качества, – к такому выводу приходит „Сандро“, – потому что он обладал всеми качествами, о которых может мечтать обычный человек, и которые представляют для него ценность. Для монарха же они фатальны. Как простой смертный, он мог бы жить гармоничной жизнью, быть всеми уважаемым и любимым, мог стать идеальным отцом семейства. Но его вина состояла в том, что судьба превратила его добрые качества в смертельный инструмент уничтожения.

Он так и не смог понять, что властитель государства должен подавлять в себе все чисто человеческие чувства. После первых поражений, таких как катастрофа в Японии и других потрясений, он потерял веру в смысл своего предназначения. Он стал апатичным. У него осталась единственная цель, сохранить жизнь сыну…»

Тайна Распутина: гипнотизер, комедиант, шаман

Тайна магического воздействия Распутина на женщин, с помощью которого он даже пытался манипулировать царем, по крайней мере, вначале успешно скрывая от государя двойственность своей натуры, на первый взгляд, кажется совершенно необъяснимой, равно, как и способности к исцелению.

«Нет ничего загадочного в его мнимой способности облегчать страдания Царевича», – к такому выводу пришел занимавшийся исследованием Распутина историк Георгий Катков и напомнил, что Распутин мог снять только приступы болезни, а не саму болезнь, например, у престолонаследника, – если вообще можно в это верить, – так и не сумев освободить его от наследственного недуга.

«Разумеется, гипноз не мог изменить состава его крови и повлиять на ее свертываемость, – пишет он, – однако известно, что гипнотическое воздействие способно повлиять на вазомоторную систему и изменить проходимость сосудов аналогично действию адреналина и других подобных средств. Но царице все это казалось чудом…»

Тем не менее, современные медицинские исследования доказали эффективность воздействия гипноза на болевые ощущения и даже на циркуляцию крови в сосудах.

Врачи подтверждают, хотя и в весьма ограниченных пределах, возможность воздействия гипноза на интенсивность кровотечения больного гемофилией, признавая, что его умелое применение может способствовать сдерживанию кровотечений. Британский генетик Дж. Б. С. Галдейн полагает, что гипноз или какой-то подобный метод мог бы способствовать сужению мелких артерий. Поскольку последние подчиняются реакциям вегетативной нервной системы и не могут контролироваться волей пациента, то их сужение может произойти, если человек находится под воздействием гипноза.

Другие медицинские исследования в области гематологии указывают на взаимодействие между духовным и физическим состоянием, между эмоциональной сферой и здоровьем. На этом основании доказано, что в результате эмоционального стресса кровотечения у больных гемофилией могут усилиться или начинаться неожиданно. Раздражение, страх, гнев, а также просто неприятные ощущения могут стать причиной усиления кровотечения в мельчайших кровеносных сосудах – капиллярах. Избыток эмоций может нанести вред прочности стенок капилляров, отчего они могут стать ломкими, поскольку при учащенном сердцебиении им приходится справляться с усиленным кровотоком.

Предполагается также, что уменьшение эмоционального напряжения, наоборот, положительно сказывается на интенсивности кровотечений. В кровеносных сосудах пациента, находящегося в спокойном состоянии, наблюдается менее сильный кровоток, и сосуды имеют более крепкие стенки. Многолетние исследования, проведенные в недалеком прошлом в госпитале университета Джефферсона в Филадельфии, показали, что у стоматологических пациентов, с помощью гипноза лишенных чувства страха, по сравнению с другими наблюдались минимальные кровотечения.

С этой точки зрения можно сказать, что власть Распутина над Алексеем помимо гипноза была обусловлена и его успокаивающим действием. Способность к перевоплощению позволяет Распутину меняться, становясь то преисполненным любви, рассказывающим сказки заступником, внушающим чувство защищенности и безопасности, то строгим повелителем, не выполнить распоряжения которого никто не решается. Ни испуганные врачи, ни озабоченные родители в критический момент приступа кровоточивости у престолонаследника не могут с такой уверенностью и силой воздействовать на него, как Распутин.

Психологи[16]16
  Например, Август Форель в работе «Гипнотизм и суггестивная психотерапия», Штутгарт, 1907 г.


[Закрыть] видят успех Распутина также в следующем феномене: тот, кто носит своеобразную личностную маску, – идентифицирует с ней и себя самого, отчего его поступки, соответствующие поведению этой личности-маски, становятся более убедительными. Что касается «гипнотического» воздействия Распутина, Форель придерживается мнения, что не обязательно прибегать к усыплению «пациента», чтобы добиться эффекта. То, что Распутин брал уроки у профессора гипнотизма, утверждает директор департамента полиции С. П. Белецкий: «Будучи начальником полицейского отделения, то помимо прочего должен был вести наблюдение за лицами, окружающими Распутина, и мне в руки попали письма одного петербургского гипнотизера к его даме сердца, живущей в Самаре. Речь шла о больших надеждах, которые упомянутый выше гипнотизер по материальным или каким-то другим соображениям возлагал на Распутина из-за его огромной силой воли и способности концентрировать ее. Когда же я начал атаковывать гипнотизера своими знаниями о его деятельности и контактах со спекулянтами, он в испуге покинул столицу».

Если тайна Распутина заключается в его способности оказывать на других гипнотическое воздействие, то у него, по сообщениям очевидцев, для этого имелись все предпосылки. Директор департамента полиции Белецкий подтвердил наличие у Распутина сильной воли, а Е. Джанумова, которая неоднократно встречалась с ним в обществе, утверждала, что «не могла выдерживать его взгляда». По рассказам обоих, своим пронизывающим взглядом, а иногда и прикосновением, например, при пожатии руки, или, если он клал руку на плечо собеседника, Распутин воздействовал своей волей до такой степени, что освободиться от этого было невозможно. «…Я очень устала и хотела уйти, но не могла, сама не знаю, почему —… как будто моя воля была парализована», – рассказывала Джанумова.

То, что Распутин производил такое впечатление не только на особ женского пола, подтверждает высказывание министра внутренних дел А. Н. Хвостова: «Распутин несомненно был одним из сильнейших гипнотизеров, которых я когда-либо встречал! Когда я его видел, то чувствовал его гнетущее воздействие – при этом еще ни одному гипнотизеру никогда не удавалось повлиять на меня. Совершенно ясно – Распутин обладал большой гипнотической силой…»

Императорской чете мысль об умышленном манипулировании их волей скромным религиозным собеседником, каким они считали Распутина, разумеется, была чужда. В его речах они усматривали «волю божью» (и «голос народа») – а именно такого восприятия Распутин добивался в первую очередь от царицы, используя силу своего внушения. Так считают скептики и критики Распутина. Именно этот, с трудом представляемый себе феномен, и пытается обосновать исследователь Распутина Август Форель: «У того, кто подвергся такому воздействию, даже не возникает впечатления, что это воля гипнотизера, а не его собственная, диктует ему поведение или тенденцию в поведении, которые кажутся загипнотизированному очень подходящими или, по меньшей мере, необходимыми и неизбежными. Чувство, возникающее у тех, кто подвергся этому воздействию, особенно у женщин, сопровождается ощущением удовлетворенности, что нередко бывает при пассивном опыте сексуальной любви», – сказано в его трактате «Сексуальный вопрос»[17]17
  Мюнхен, 1905 г.


[Закрыть].

Таким образом, царица и многие другие особы женского пола, принадлежащие к высшему обществу, выразили готовность к безоговорочному и рабскому подчинению Распутину, даже если оно и не подразумевало (либо это происходило неосознанно) физической близости. «В заключении к пониманию того факта, почему грубый мужик вроде Распутина мог подчинять себе дам из высшего общества, нужно добавить, – полагает В.М. Бехтерев[18]18
  Русский психоаналитик при жизни Распутина.


[Закрыть], – что помимо обычного гипноза существует еще и „сексуальный“ гипноз, которым Распутин, по-видимому, в значительной степени владеет».

Распутин обычно не усыплял своих «жертв»: «Это и не нужно, – снова уверяет Форель в своей работе „Гипнотизм и суггестивная психотерапия“, – потому что для внушения состояние сна или бодрствования не играет роли». «Потому что каждый обладает силой гипноза и внушения, – добавляет доктор Г. Штикер, – кто обладает силой или дерзостью внушать уважение, приказывать или подчинять себе кого-нибудь – прежде всего тот, кто неосознанно, но твердо верит в свое призвание убеждать других и одновременно имеет способность быстро понимать их слабоволие, покорность и пользоваться чужим жизненным опытом». Его вывод: «Вера в превосходство чужой воли помогает процессу гипноза, а успех зависит от рафинированности гипнотизера».

Не только психологи едины в том, что внешность, так называемая маска, имеет при этом немаловажное значение. На роль внешнего вида в самом широком смысле этого слова, как на неотъемлемую составную часть процесса внушения, указывают даже театроведы. Внешний облик является не только неотъемлемой составной частью воздействия на наблюдателя, но и частью идентификации самого носителя роли. Исследователь театра H. Н. Евреинов, анализируя это применительно к Распутину, проводит широкую аналогию, начиная с магов прошлых столетий и заканчивая артистами театра. Если верить Евреинову, маг Месмер не смог бы обойтись без своей традиционной фиолетовой накидки, в которой он, размахивая «волшебной» палочкой, производил магическое воздействие на зрителей, потому что один только его внешний облик уже завораживал. В XVIII веке впервые об этом открытии начал говорить Шарль Бато, который дал определение игры актера как «разновидности внушения».

Вне всякого сомнения, упомянутые наблюдения гипнотизеров в той же степени касались и Распутина, как и тот факт, что он пользовался актерскими атрибутами. Во всяком случае, это в нем хотели видеть те, кто считал его благочестивое поведение маской, а самого Распутина – артистичным шарлатаном.

К примеру. Белецкий позже написал: «К тому времени, когда Распутин уже не хотел быть монахом, каковым он имел намерение стать вначале, а превратился в странствующего проповедника и блаженного, что больше соответствовало его характеру, он, едва окунувшись в среду петербургского общества и найдя там свою нишу, представал перед ним в качестве „пророка“ и пламенного представителя одного из типажей, соответствующих духу народных традиций – то неграмотным мужиком, а потом великим оратором, то лицемером и тут же фанатиком, то святым, а затем грешником, то аскетом и волокитой. При этом его не беспокоили насмешки и критика жителей его родной деревни, каждый раз он был актером.

Распутин руководствовался не духовными соображениями, а в каждом случае действовал, исходя из личных интересов и по указаниям Вырубовой. Благодаря своему характеру, он умело прятал внутренние побудительные мотивы. Меняя выражение лица и голос, Распутин мог перевоплощаться в прямолинейного, чистосердечного, материально не заинтересованного человека, который шел навстречу тому, кто хотел сделать что-то доброе, тем самым вынуждая близких ему людей изменить мнение о нем и раскрыть все свои карты.

Поскольку в действительности он был закрытым, недоверчивым и неискренним, Распутин мог прятать истинное свое лицо под маской простачка, чтобы ввести в заблуждение тех, кто его не знал, и сделать их послушными инструментами своего влияния в высших кругах, умело убедив в том, что его намерения и поступки служат исключительно их интересам, а он при этом даже не думает о себе и своей семье.

В двойной игре он уделял внимание не только сценическому значению внешнего вида „мужика-пророка“ (его вышитые рубашки обычно были кремового, голубого или малинового цвета, сапоги из особой мягкой кожи, пояса с кистями), но и особой, отличающей пророка, „божественной“ манере говорить…»