Текст книги "Распутин. Тайна его власти"

Автор книги: Элизабет Хереш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Год 1914: два покушения и их последствия

«Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции в Восточной Европе штукой, но маловероятно, что Франц-Иосиф и Николаша[60]60
  Так шутливо называли революционеры царя Николая II.


[Закрыть] доставят нам сие удовольствие…»[61]61
  См. Собрание сочинений В. И. Ленина, 4-е изд., т. 35, с. 48.


[Закрыть], – пишет Ленин, который в 1914 году, бежав из сибирской ссылки, живет на Западе. Кстати, любопытный факт: в октябре того же года Ленин был арестован в Австрии и отпущен после вмешательства депутата от социал-демократов Виктора Адлера и премьер-министра графа Штюрка. В качестве причины освобождения называлось то, что он, как русский эмигрант, является врагом царя и «мог быть очень полезен Австрии…» Отсюда Ленин смог потом эмигрировать в Цюрих.

28 июня в Сараево происходит убийство наследника престола Австро-Венгрии эрцгерцога Фердинанда и его супруги. Европа вздрагивает в испуге в этот день летней безмятежности. Но после первых осуждений «отвратительного преступления», появившихся в официальных заявлениях европейских правительств, вновь устанавливается спокойствие. «Нет никаких причин для беспокойства», – считает парижская газета «Фигаро». «Ужасное потрясение для доброго старого кайзера», – выражает соболезнование английский король Георг V. Кайзер Германии Вильгельм II телеграфирует, что он «потрясен до глубины души», и продолжает свое путешествие на паруснике по Северному морю.

Когда русский государь сходит с яхты на берег, его встречает французский посол Палеолог и атакует своими опасениями, что может начаться война, в которой Германия поддержала бы намерение своего австрийского союзника потребовать компенсации за нанесенный в Сербии ущерб. Но и эту мысль царь отбрасывает: «Я не могу поверить в то, что кайзер Вильгельм хочет войны. Если бы Вы его знали так, как я его знаю! Если бы Вы только знали, как театральны его жесты! Он слишком осторожен, чтобы ввергнуть свою страну за красивые глазки Габсбургов в авантюру, поскольку он все же знает, что Франция и Англия выступили бы на стороне России, а что касается кайзера Франца-Иосифа, то тот только бы и хотел умереть в мире…»

Действительно, удивляет, что Вильгельм вместе с Австро-Венгрией чувствует превосходство над русско-франко-английским альянсом. Даже если бы Англия проявила себя наполовину союзником России, как уже было во время Русско-Японской войны, окружение Германии далеко не является quantité négligeable[62]62
  Величина, которой можно пренебречь (фр.).


[Закрыть].

Эта позиция не волнует и Вену. Здесь преисполнены решимости раз и навсегда убрать с лица земли «сербскую проблему». В то время, как Генеральный штаб по согласованию с немецким кует планы мобилизации, сотрудники Министерства иностранных дел работают над ультиматумом Сербии. Он должен быть составлен таким образом, чтобы его принятие стало невероятным и дало повод к войне. Вена направляет своего посланника в Берлин, чтобы заручиться его поддержкой в этом случае.

С передачей ультиматума сербскому правительству только пережидают, пока в Австро-Венгрии будет собран урожай. Кроме того, хотят повременить с поездкой президента Франции Пуанкаре, представителя союзной с Россией Франции, в Петербург, чтобы осложнить соглашения.

Как только французский броненосец «Франция» с Пуанкаре на борту покидает Петербург, поступает информация об объявлении Австро-Венгрией ультиматума Сербии. Теперь в европейских столицах запущена машина лихорадочной деятельности. Судя по тексту ультиматума, в котором среди прочего выдвигается требование обеспечения доступа австрийских органов на сербской территории для расследования причин покушения, повсюду опасаются угрозы войны.

Русский царь, которого попросил о помощи сербский посланник, заверяет сербское правительство в своей поддержке в телеграмме, отправленной после срочно созванного Коронного совета. Однако, чтобы исключить при эскалации «австрийско-сербского конфликта» необходимость со стороны России оказывать Сербии военную помощь, Николай II выступает с некоторыми инициативами. Его действия становятся особенно активными и достигают апогея в последнюю неделю июля 1914 года.

Царь обращается в телеграммах к кайзеру Вильгельму, своему двоюродному брату, с просьбой подействовать на его австрийского союзника и успокоить. Несколько дней идет оживленный обмен телеграммами между Петербургом и Берлином. Государь посылает телеграммы и в Сербию, призывая к сдерживанию конфликта. Может ли он подозревать, что сербский посланник в Петербурге в эйфории телеграфирует домой о российской позиции, поначалу имевшей просербский характер? Это официально можно рассматривать как приглашение к развязыванию большого конфликта:

«…По моему мнению, складывается блестящая возможность мудро использовать события в Сербии и осуществить полное объединение сербов. Поэтому желательно, чтобы Австро-Венгрия напала на нас, сербов. В этом случае, вперед с богом! Спалайкович».

В тот же день министр иностранных дел России Сазонов вместе с послом Австро-Венгрии графом Цапари, просматривает текст ультиматума и советует смягчить некоторые высказывания: «Измените это, и я ручаюсь за успех!»

Но в успехе такого рода Австро-Венгрия не заинтересована. Это проявляется и когда царь, как бы в последний момент до истечения срока ультиматума через своего посла в Вене Кудашова передает австрийскому министру иностранных дел предложение продлить срок действия ультиматума Сербии. Граф Берхтольд категорически отклоняет его.

Самые большие надежды Николай II связывает со своим предложением передать «спорный австрийско-сербский вопрос» на рассмотрение наднационального органа Гаагского третейского суда, органа, у основания которого в 1898 году стоял сам Николай II, о чем напоминают картина с его изображением в Гааге и доска в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. Но на эту его идею, переданную в телеграмме немецкому кайзеру (в ком Николай все еще видит друга), тот не реагирует иначе, как с усмешкой: «Арбитражный суд – что за ерунда!»

О том, что тем временем в Германии уже становится заметной психологическая подготовка к войне против России, сообщает находившийся в те дни в Бад-Киссингене русский генерал Брусилов.

«Мои опасения, что мировая война неизбежна, которую я, однако, ожидал в 1915 году, основывались на наблюдении, что все великие державы вооружались, однако Германия уже опередила других, в то время как Россия не была готова к такому экзамену до 1917 года, и Франция еще не достигла необходимого уровня. Но Германия не допустила бы, чтобы мы (Россия) развили наши силы выше определенного уровня и тем самым в кратчайшие сроки развязали бы войну. Памятное событие подтвердило мои опасения и характеризует настроение германского общества тех дней, но, прежде всего, способность организаторов, подготовить общественное мнение к событию – в то время как русское общество жило в полном неведении, какая приближается грозовая туча, и кто был его непосредственным врагом.

В курортном парке Киссингена состоялся праздник, о котором повсюду объявили заранее. Весь парк и окружающие холмы были в этот вечер празднично украшены флагами, транспарантами и гирляндами. Кругом звучала музыка. Вдруг мы увидели, что в центре площади с ее цветочными клумбами надстроена кулиса, которая изображала Московский Кремль со всеми его церквями, стенами и башнями! На переднем плане возвышался Собор Василия Блаженного.

Мы были очень удивлены. Но когда под звуки большого оркестра начался грандиозный фейерверк, нашему удивлению не было предела: бесчисленные искры и огни с шумом, напоминающим выстрелы из пушек, превратили Кремль вместе со всеми его постройками в пепелище! Это была пьеса с огромным количеством огня и дыма, чада и грудой рухнувших стен. Колокольни и кресты церквей сначала наклонялись в сторону, а потом друг за другом падали на землю. Все горело – под музыку увертюры Чайковского „1812 год“. Мы были ошеломлены и в изумлении молчали. Когда мы, пораженные, возвращались домой, то вдруг услышали громкий голос нашего соотечественника, сумевшего забраться на такое место, чтобы его можно было отовсюду видеть, и крикнул: „Вы, вероятно, забыли, как вас спасли русские казаки!“…»

Все это происходит задолго до того, как война с Россией становится реальностью. В то время как царь вместе с Англией предпринимает активные дипломатические шаги, Россия одновременно несмело пытается, – разумеется, безуспешно, уговорить Сербию, принять ультиматум Вены, а те пункты, которые для нее особенно болезненны, передать в Международный арбитражный суд.

Когда Австро-Венгрия по истечении срока ультиматума, который Сербия приняла не полностью, как категорически требовалось, начинает бомбить Белград, Россия занимает выжидательную позицию. Министр иностранных дел пытается даже убедить австрийского посла, что сербское правительство «почти во всех пунктах приняло» ультиматум. Царь все еще надеется, что ему не придется втягиваться в «автрийско-сербский конфликт». Однако он на всякий случай мобилизует войска на юго-западной границе России с Австро-Венгрией.

Кайзер Германии, несмотря на заверения «Ники» по отношению к «Вили», использует концентрацию русских войск на границе с Австро-Венгрией как повод объявить войну России 1 августа 1914 года. Это становится для Николая II полной неожиданностью. Это оказалось не только последним, чего он мог ожидать от кузена, которому доверял и который последние недели играл роль «посредника» по отношению к Австрии, но и ввело в заблуждение. Он, очевидно, все еще ошибочно боялся Австро-Венгрии как крупнейшего врага, о чем позже поведал Жильяру: «Я знал, что рано или поздно неизбежен конфликт с Австро-Венгрией, но я всегда надеялся, что этим придется заниматься моим преемникам…»

Через пять дней Австро-Венгрия последовала примеру Германии. Ничего не подозревающий царь не мог понять, что он, кроме Англии, был почти единственным, кто пытался избежать войны. В 1908 году ему это удалось, когда Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину. В 1913 году он проявил сдержанность, когда Вильгельм провоцировал его отправкой прусской военной миссии в Константинополь и дал понять русскому послу, что «…борьбу между славянами и германцами остановить нельзя» и что при этом «все равно, кто начнет борьбу…» Но теперь у государя, на чью сторону напала Германия, выхода не было.

Наряду с общими с Австрией интересами на Балканах Германия пришла в конфронтацию с Францией из-за Эльзаса и Лотарингии и надеялась на ослабление России. Без ложной скромности в Берлине был провозглашен лозунг «Завтрак в Париже, ужин в Петербурге!» Но для достижения результата различные исходные позиции трех держав были несущественны: все три империи – Германию, Австрию и Россию – ожидал закат.

Когда царь на следующий день после объявления Германией войны России объявляет о вступлении России в войну, устроив благодарственный молебен в Зимнем дворце, а затем выходит к народу на балконе Дворцовой площади, он видит, что площадь полна митингующими патриотами. Его призыв защищать русскую землю, как в 1812 году «с мечом в руках и с крестом в сердце», в соединении с торжественным заявлением, что «мир не будет заключен до тех пор, пока последний враг не покинет русскую территорию», вызывают бурю восторга. Забыта любая критика в адрес правительства, забыта пропасть между разрозненными партиями и оппозицией в Думе – всех объединило в этот момент одно чувство – чувство единения с Россией. Поднимаются флаги с государственным гербом, портреты царя и иконы. Люди опускаются на колени, слышны молитвы и гимн «Боже, царя храни».

Бывший министр Витте – один из немногих, кто активно протестует против вступления России в войну, но при этом не может предложить альтернативы в связи с вторжением немцев. Со свойственным ему пессимизмом он понимает, что война при любом исходе будет иметь катастрофические последствия для России: «Эта война – сумасшествие! (…) Ни один мыслящий человек не может ничего понять в этом пылком и тщеславном балканском народе, сербах, которые не имеют ничего славянского в крови, а являются всего лишь окрестившимися турками. (…)

Чего мы можем ожидать от этой войны? Расширения территории? Не достаточно ли велика империя Его Величества? Нет ли у нас у самих в Сибири, Туркестане, на Кавказе и в России бесконечных пространств, которые еще не исследованы? Захваты? Восточная Пруссия? Не достаточно ли у царя немцев среди его подданных? Галиция? Она полна евреев! Константинополь, „водрузить крест на святой Софии“[63]63
  Традиционный русский лозунг в многовековых разногласиях с Турцией.


[Закрыть], Босфор, Дарданеллы?

И даже если мы, что было бы нереально, будем исходить из абсолютной победы, а Гогенцоллеры и Габсбурги стали бы настолько малы, что молили бы о мире – это означало бы не только конец германского превосходства, но и провозглашение республик по всей Европе. Что было бы одновременно и концом царизма.

Я предпочитаю промолчать о том, что мы можем ожидать в случае поражения…»

На следующий день после покушения в Сараево журналист петербургской газеты «Биржевые ведомости» спросил у Распутина, что он об этом думает. Может, он ожидал от «старца», которому приписывают свойства провидца, чего-то большего, но услышал следующий комментарий Распутина: «Ну что может Григорий Ефимович на это сказать, братец? Его (Франца Фердинанда) только что убили. Здесь больше ничего не поделаешь. Нельзя повернуть ситуацию назад, даже если много плакать и рыдать. Можно делать, что хочешь. Каждому придет конец. Такова судьба.

Что касается гостей из Англии в Петербурге[64]64
  Россия и Англия были участниками Антанты, которая должна была войти в союз с Францией.


[Закрыть], то есть причина для радости. Хорошие предзнаменования. Своим крестьянским умом я полагаю, что это большое дело – дружба между Россией и Англией. Союз между Англией и Россией, мой голубок, который находится к тому же в союзе с Францией, это не мелочь. Это не мед для врага, а грозная сила, действительно нечто хорошее.

И хорошо еще, что Священный Синод решил послать ректора Петербургской духовной академии Анастасия, архиепископа Финляндского Сергия и профессора Соколова в Англию, чтобы познакомиться с сегодняшним положением англиканской церкви. Я нахожу сближение между православной и англиканской церковью возможным и даже необходимым. В остальном обсуждать это – не наше дело. Для того есть более умные, чем мы…»

Когда Распутин объявляет себя врагом войны, это, конечно, далеко от политических размышлений и соответствует естественному восприятию любого человека, особенно, крестьянина, для которого война означает, что на сельскохозяйственных работах не будет мужчин.

После этого интервью Распутин уезжает, как и каждое лето, в Покровское. На следующий день после его прибытия, 29 июня 1914 года, в три часа дня он выходит из своего дома, чтобы зайти к почтальону. Но его останавливает невзрачная женщина и низко кланяется – невысказанная словами просьба нищего.

В то время, когда Распутин достает для нее мелочь, женщина вынимает спрятанный под широкой одеждой кинжал и вонзает его Распутину в нижнюю часть живота. Распутин с криком бросается в сторону своего дома, зажимая левой рукой рану, при этом правой рукой успевает схватить палку и отбивается ею от преследующей его женщины до тех пор, пока та не отстает. Когда ее схватили крестьяне, тут же сбежавшиеся на шум, она кричит: «Я убила антихриста, антихриста я убила!»

Распутину сначала перевязали рану дома. Через восемь часов приехал врач из Тюмени и ночью, при свете свечи, зашил рану. Белый, как мел, Распутин, находясь в полном сознании, без устали бормочет одни и те же слова: «Я выкарабкаюсь. Я не умру, я не умру…»

Он просит отправить телеграмму царской семье:

«Какая-то баба пырнула меня ножом. Бог даст, я выживу. Григорий».

Ответ приходит с обратной почтой.

«Глубоко взволнованы тем, что произошло. Молимся от всей души».

Царица ошеломлена. Она просит царя написать письмо министру внутренних дел:

«Уважаемый, Николай Алексеевич (Маклаков)!

Как я слышал, вчера в деревне Покровское, Тобольской губернии, было совершено покушение на Старца Григория Ефимовича Распутина, которого мы почитаем. Одна женщина ранила его в живот. Поскольку я опасаюсь, что целая банда имеет гнусные умыслы против Старца, поручаю Вам настоящим письмом подробно расследовать происшествие и предоставить Старцу охрану, чтобы подобное не повторилось. (…) Николай».

Через несколько дней после этого Распутина перевозят в больницу в Тюмень. Царица лично направила туда хирурга из Петербурга, профессора фон Бредена. Он вскрывает рану и делает Распутину профессиональную операцию, что, вероятно, спасает ему жизнь. Затем отправляет телеграмму царской семье:

«Счастлив, что операция удалась».

Акт о болезни Распутина сохранился. Диагноз: Vulnus ictus abdominis (колотое ранение в нижнюю часть живота). Распутин находится в больнице с 3 июля по 18 августа. Вскоре все заговорили о том, что после покушения Распутин был на излечении в госпитале.

Одна московская газета преждевременно сообщила о кончине Распутина, что на короткое время отодвинуло дискуссии о предстоящей войне. Многие раньше времени обрадовались, другие, в замешательстве, горевали. В то время как одни отпускают шуточки по поводу места на теле, куда было нанесено ранение, а другие заваливают Распутина подарками и письмами, он сам рассылает повсюду свою, выполненную в множестве экземпляров, фотографию, на которой он изображен сидящим на больничной кровати, с посвящением, содержащим, как всегда, загадочные формулировки: «Что завтра? Ты наш руководитель, Боже, сколько в жизни тернистых путей…» – или: «Беги быстро, пока еще светло…»

Только в России могут возникать легенды, подобные тем, что получили распространение среди почитательниц Распутина, якобы икона Святой Марии в доме Распутина незадолго до покушения «плакала», и каждый раз, когда слезы осушали, глаза богоматери вновь наполнялись слезами – это диво стало предвестником покушения. Самое естественное объяснение причин возникновения этой легенды в том, что икону регулярно покрывали воском, который во время службы нагревался от горящей свечи и начинал капать с поверхности. Любопытство тех, кто в связи с этим хотел узнать, как выглядит половой орган Распутина, благодаря которому его имя стало таким легендарным, оперировавший врач с удовлетворением или с разочарованием, по словам начальника охранки, генерала Спиридовича, установил: «Профессор воочию убедился, что мужские половые органы раненого ни в коей мере не соответствуют сказочным слухам, которые имели хождение в Петербурге, вызывая любопытство стольких женщин. Пред ним предстал не кто иной, как поблекший от распутной жизни, немолодой мужчина. В целом организм Старца имел еще так много жизненных сил, что он сумел выдержать опасное ранение и нагрузку, связанную с операцией».

Еще в тюменской больнице Распутин узнает о вступлении России в войну. Получив это известие, он телеграфирует царю:

«Не давай втягивать себя в войну! Она станет концом для России и царя и будет стоить России последнего мужика!»

Царь получает это послание в присутствии Вырубовой, когда германская армия уже приступила к военным действиям. По рассказу Вырубовой, Николай взял телеграмму, быстро прочел ее и рассерженно разорвал. Вероятно, его рассердила не столько дерзость Мужика, с какой тот осмелился давать ему политические советы, сколько тот факт, что он пытался сделать все возможное, чтобы уберечь Россию от войны, однако в связи с нападением Германии на Россию, потерял возможность самостоятельного принятия решения за или против войны.

Вырубова не была бы Вырубовой, если бы не сообщила Распутину с обратной почтой о реакции царя. Тогда Григорий берет новый лист бумаги и царапает на нем своими огромными иероглифами следующее письмо, состоящее из обрывков слов и фраз:

«Дорогой друг!

Я повторю это еще раз: грозная туча нависла над Россией, несчастье и много страданий, темно, и никакой свет не проникает. Бескрайнее море слез и крови.

Что я должен сказать? Нет слов, ужас неописуем. Я знаю, все хотят войны от тебя, даже верные, так как они не знают, что это означает гибель. Тяжело наказание господа, так как, если идти этим путем, то это – начало конца.

Ты Царь, отец народа, не позволяй ликовать сумасшедшим и толкать себя и народ к гибели. Даже если они победят Германию – что будет с Россией? Нужно иметь в виду, что все может быть по-другому, чем представляется сейчас. Человечество не помнит более горького страдания, все утонет в крови, будет много смерти и горя. Григорий».

Уже через несколько дней после покушения в ходе судебного расследования допрашивают и самого Распутина. Его первое показание: «Хиония Гусева была подослана Илиодором Труфановым, чтобы меня убить, потому что он способен против меня на любую подлость!» Труфанов, то есть монах Илиодор, – не забыл Распутина, ведь он был сослан из-за его интриг – как и другие, еще более влиятельные и достойные представители православной церкви.

Таким было покушение, как правильно предполагает Распутин. Его спланировал его бывший друг из жажды мести, при этом он воспользовался услугами одной из тех многочисленных женщин, которые были изнасилованы Распутиным, и обратились к Илиодору, его антиидолу на юге России.

Покушение готовилось несколько месяцев. У Хионии Гусевой при задержании был найден старый номер газеты «Свет» от 18 мая 1914 года. В нем была опубликована статья автора, пишущего под псевдонимом «Амфитеатров», в то время жившего за границей. Из-за своей полемической статьи под смелым заголовком «Дело Обмановых» он оказался в затруднительном положении. В статье от 18/31 мая можно прочитать скандальные истории, которые должны были послужить сигналом к началу охоты на Распутина.

Как выясняется в ходе допросов журналистов, покушение на Распутина должно было произойти в тот же день, что и на австрийского престолонаследника. Это означает, что сербские планы на 28 июня, день памяти о битве на Куликовом поле, были известны в определенных русских кругах. Таким образом, подтверждается, что противники Распутина и сторонники войны на Балканах сходились в представлении о том, что такая война объединила бы христиан славянского происхождения. Однако Распутин, если бы он остался жив, сделал бы все, чтобы отговорить царя от этого, используя свое влияние на мистически настроенную и беспредельно преданную ему царицу. Убийство Распутина исключило бы вмешательство в вопрос войны и тем самым удовлетворило бы его противников.

Для подтверждения этого тезиса в следственном сообщении указывается, что к моменту запланированного убийства в Покровском находился журналист «Петербургского курьера» Вениамин Борисович Дувидзон, а в Тюмени, расположенной поблизости, за ходом событий следил его секретарь, Левоновский. Таким образом, в основе двух почти одновременных покушений на австрийского престолонаследника и на Распутина лежало нечто большее, чем общая политическая цель – исключить двух противников войны. Цель, несмотря на неудачное покушение на Распутина, была достигнута, даже если не были осуществлены связанные с этим надежды.

На допросах лиц, опрашиваемых для выяснения обстоятельств покушения, всплывает и прошлое Распутина, в период с 1909 по 1913 год. В это время произошло его окончательное превращение из настоящего Старца в жизнерадостного мужчину, который только поддерживает прежний имидж, чтобы использовать в своих целях связанные с ним авторитет и власть, скрывая свою настоящую сущность. Главный вопрос расследования: был ли Илиодор заказчиком убийства Распутина и если да, то почему?

Интересны в этом смысле показания епископа Гермогена.

«С Григорием Распутиным я познакомился в Петербурге в конце 1908 года, когда я осенью принимал участие в Священном Синоде. Архимандрит Феофан, ректор Петербургской Духовной академии, познакомил меня с ним. Тогда же в Петербург прибыл отец Илиодор из Почаевской лавры. (…) Отношения между мною, а также Илиодором и Распутиным на первых порах были самые лучшие. Распутин пользовался общим расположением. (…) Когда Распутин был в Царицыне, Отец Илиодор в проповедях, обращенных к пастве, указывал Григория Распутина как подвижника высокой христианской жизни. (…) В начале 1910 года я получил послание от владыки Феофана. Он сообщал, что Григорий Распутин – недостойный, бесчестный человек и привел целый ряд примеров необузданной жизни Распутина. Я изменил свое отношение к нему, однако Илиодор поддерживал дальше свою дружбу с ним, так как думал, что обвинения необоснованны.

Летом 1911 года отец Илиодор совершил с паломниками поездку по Волге. Насколько мне известно, Распутин не только не противодействовал поездке, но даже всеми мерами содействовал этому, в частности, предоставлением им средств – Распутин, как я слыхал (от кого – не помню), собрал и предоставил на это около трех тысяч рублей. В конце 1911 года Илиодор искал инвесторов для издания газеты „Гром и молния“. Я оказал содействие отцу Илиодору, и затея увенчалась успехом. В Петрограде мною было получено еще больше неблагоприятных сведений о Распутине, и я запретил отцу Илиодору поддерживать с ним отношения.

Уехав в Царицын, отец Илиодор в своих проповедях указывал пастве, что он ошибался в оценке Распутина, что последний оказался недостойным человеком.

О знакомых Распутина в Царицыне я могу лишь сказать, что об этом больше знает почитательница Илиодора Ксения Гончаренко. Из ее рассказов я знаю только о совершившей покушение Хионии Гусевой, что она была в свое время соблазнена Распутиным и затем им покинута. (…) На первых порах Распутин пользовался расположением царицынского населения, когда приезжал к Илиодору, но затем, ввиду открыто допускавшегося им „вольного“ обращения с молодыми женщинами и девушками, отношение к нему стало хуже. Распутина молодые женщины стали явно избегать. Посещали его только старухи. По этому поводу Распутин в резкой форме выражал свое неудовольствие отцу Илиодору.

Больше ничего добавить не имею. Епископ Гермоген».

Илиодора нельзя допросить. Его местонахождение неизвестно. Наконец, поступает сообщение, что его якобы видели в Копенгагене. В свое время, когда стараниями Распутина Илиодора отправили в ссылку, он подал прошение о снятии сана. После чего вернулся в Царицын и построил дом, который назвал «Новая Галилея». Там он устраивал сектантские богослужения с бывшими почитателями.

При обыске на этом последнем месте жительства в Царицыне были найдены только оскорбительные письма к нему от Распутина. Один знакомый из его окружения, Иван Синицын, рассказывает, что Труфанов (так в миру звали отца Илиодора) посылал своим почитательницам, в том числе Гусевой, письма примерно следующего содержания: «…На деньги, которые ты собрала, первое, что мы сделаем – убьем Распутина…»

Среди последователей собирались средства для приобретения взрывчатки и поддельных паспортов.

Далее Синицын описывает учение Илиодора, которое сильно отличалось от православного: Бог был сыном простой женщины, которая его зачала не от святого духа, а от обычного мужчины. У нее кроме сына имелись и другие дети. Бог умер на кресте, но не воскрес. Он, правда, создал мир, но не вмешивался в дальнейший ход событий и в судьбы людей. Люди после смерти не продолжали жизнь в другой форме, и не было никакого воскресения из мертвых. Каждая вера – это предрассудок. Илиодор оставляет за собой право основать собственную религию. Он ждет белого коня…[65]65
  Символ христианской веры, изображенный на иконе святого Георгия. Святой Георгий изображен верхом на белом коне, поражая дракона (неверия).


[Закрыть]

«Он сказал это все в совершенно трезвом состоянии, – удивляется свидетель даже спустя какое-то время, – и многие были всем этим введены в заблуждение. Однако он сумел привлечь небольшую группу на свою сторону – в большинстве своем, простых людей, которые слепо следовали за ним. На богослужениях во время трапезы он надевал светлую рясу, похожую на ту, в которой в древности изображали Христоса…»

Среди сторонниц Илиодора самой пламенной, очевидно, была Хиония Гусева. Она испытывала к Распутину ту же ненависть и жажду мести, что и Илиодор. «Гриша – это дьявол, – говорила она, – и я его убью, как пророк Илия, который по велению Господа убил четыреста пятьдесят лжепророков Ваала, – потому что Распутин намного хуже их…»

Синицыну дорого обошлись его показания. Через несколько дней он умер от отравления. Илиодор давно уже скрывается за границей.

Хиония Гусева на допросе подтверждает свое намерение убить Распутина, но не выдает предполагаемого заказчика убийства, Илиодора. По ее словам, она хочет отомстить за поруганную честь девушек, опозоренных Распутиным – среди них была и монашка. Перед этим она сообщает все, что знает о Распутине: «Хиония Кузьминична Гусева, 33 лет, родилась в Сызрани Симбирской губернии, временно проживающая в г. Царицыне. Особых примет нет, русская, православной веры, начальное школьное образование, не замужем, швея, состояния нет, прежде судима не была. (…) Я чувствую себя виновной в том, что намеренно по заранее составленному, плану нанесла удар кинжалом в живот Григория Ефимовича Нового, с целью убить его (…) Кинжал я купила у одного черкеса на базаре в Царицыне за три рубля. Деньги на это мне никто не давал. Я знала Григория Распутина с 1910 года по Царицыну. (…) Сначала я считала его, как и другие, пророком, но потом узнала, что он был ложным пророком, антихристом. Для того, чтобы защитить христианскую истину, я решила предать его божьему суду – то есть лишить его жизни…»

Суд приходит к выводу, что Хиония Гусева совершила преступление в состоянии невменяемости и расценивает его как действие, совершенное в состоянии аффекта под воздействием религиозно-политического самообмана.

Конфискованная у Гусевой газета содержит подробное описание отчасти общеизвестных, отчасти известных только в Царицыне скандальных историй о Распутине. Среди прочего цитируются сообщения Илиодора о Распутине:

«…Через два года после того, как мне порекомендовали его в качестве особо религиозного человека, архимандрит Антоний рассказал, что он застал Гришу в Казани с одной женщиной. (…) У нас в Царицыне Гришу почитали как Бога. Когда он приходил в какой-нибудь дом, все бросались ему в ноги и целовали руки – и простые и образованные люди. Гриша везде с большим удовольствием целовал только молодых красивых девушек и женщин, старых он отталкивал. Тогда этого никто не замечал. (…) Однажды в течение нескольких часов занимался этим в монастыре Царицына с монашкой, о чем я узнал только несколько месяцев спустя. (…) Когда я гостил у него в Покровском, то был удивлен, что он так богато живет. То, что он не был больше таким грязным, как в первое время в Петербурге, было ясно, но в его деревне я увидел большой, красивый, дорогой дом, ковры, иконы и много других вещей. Сам он роскошно одевается. Крестьяне считают его бездельником, идиотом, „хлыстом“, мошенником (…) Мне он рассказывал, как ходил с другими женщинами в баню, как он с ними раздевался и т. д. Его жена молчит, но иногда она выгоняет из дома девок Распутина…»