Текст книги "Распутин. Тайна его власти"
Автор книги: Элизабет Хереш
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Родзянко решает направить доклад Царю по почте: он посылает документ в Ливадию, куда царская семья направилась к началу великого поста.
В последний момент Распутин с помощью Вырубовой тайком влез в поезд Царской семьи. Когда государь об этом узнал, то распорядился на ближайшей станции остановить поезд и удалить Распутина. Предположительно, Распутина в сопровождении агента тайной полиции отправили в Покровское.
В то время как в Петербурге в Думе проходит обсуждение бюджета, и Гучков в качестве докладчика получил возможность проанализировать актуальные события («Мы переживаем драму, в центре которой стоит трагикомическая фигура, – прибывшая из другого мира или являющаяся последним продуктом века невежества, – которая стала инструментом клики…»), доклад Родзянко поступает к царю в Ливадии. Как раз в эти минуты у него находились два посетителя, которые потом и рассказали о реакции Николая. Один из них – министр иностранных дел Сазонов, другой – приехавший в гости член семьи Великий герцог Эрнст Людвиг Гессенский и Рейнский, брат царицы. Комментарий Эрнста Людвига: царь – это ангел, но он не знает, как обращаться с Аликс…
Родзянко так и не получил ответа на свой доклад и не узнал, прочитал ли царь его. Николай II уже был измучен скандальными сообщениями. С одной стороны, нападки на Распутина все больше переплетаются с атаками на самого царя, что ведет к созданию пропасти между ним и Думой. Поэтому государю ничего не остается, как, по меньшей мере, внешне защищать жену, поскольку он бессилен против ее непоколебимой позиции. С другой стороны, Николай, вероятно, все еще полагает, что в бесконечных историях о Распутине речь идет о преувеличении безобидных ситуаций и интригах. Именно слух об отношениях царицы с Распутиным, ставший достоянием общественности из-за распространявшегося в копиях письма царицы к Распутину и давший новую пищу для сплетен (или ставший для многих подтверждением их предположений), вселил в царя уверенность, что остальные оскорбления тоже лживы. Во всяком случае, это следует из рассказов людей из его окружения, которые опять-таки зафиксированы в записках Богданович.
«…У Радцига сложилось впечатление, что Царь не верит, будто все действительно так плохо, и считает, что ему все представляют в преувеличенном виде. Он не верит также, что „распутинский эпизод“ достиг всех слоев общества. В отношении реакции Радцига на (последний) распутинский скандал, государь решил, что нервы у Радцига сдали (…) Радциг замечает, что царь очень изменился. Он стал очень растерянным, начал все забывать, чего раньше не случалось, а в кулуарах поговаривают, будто грядут мрачные дни…»
Царица впервые рассержена на Распутина из-за опубликования и распространения одного ее письма. Она требует объяснений. Это не составляет проблемы для хитрого сибиряка. Он телеграфирует:
«Миленькая Мама! Фу. собака, Илиодор! Вот Вор! Письма ворует! Вот вам и священник – бесам служит. Знай это. „Остры у него зубы“, у вора. Григорий».
Этим «острым зубам», находящимся в надежном укрытии, удалось обнародовать еще некоторые истории из жизни Распутина, а, учитывая, что они очень схожи с действительными событиями, никто так и не узнал, насколько они достоверны.
Через несколько дней после того, как были сделаны приведенные выше записи, их чересчур хорошо информированный автор записывает в своем дневнике еще одно тревожное сообщение: «20 марта 1912 года. Сообщения от Тихомирова касательно Распутина: он все-таки поехал в Ялту. Верх дерзости!»
Сообщение оказывается верным. Даже окружение царя шокировано этим. Последующие исследования показывают, что Распутин, очевидно, по личному распоряжению царицы, был тайно посажен Анной Вырубовой в поезд (из которого его потом высадили), а затем смог доехать до Ялты на другом поезде.
Как могла Александра, принимая во внимание давление общественного мнения, подвергать себя и царя дальнейшей компрометации? Этому есть объяснение – из-за боязни покушения на Распутина. Незадолго до отъезда царской семьи, впрочем, старшая дочь Ольга в это время находилась не с ними, поскольку не разделяла позицию матери в отношении «старца» и поссорилась с ней, Вырубова получила анонимное письмо:
«Многоуважаемая Анна Александровна! Я знаю Вас, и Вы тоже знаете меня. Поэтому я Вам пишу. Вы должны знать, что вскоре будут два трупа – Распутин и Вы сами. Вас обоих уберут с дороги, чтобы в дальнейшем не подвергать опасности династию. Если Россия до сих пор выдерживала ставшую сумасшедшей царицу, то она больше не будет терпеть ее вместе с опустившимся мужиком. Вам пишет человек, преданный престолу. И вот еще что: до меня дошли слухи, будто Вы намереваетесь удалиться в монастырь. Если бы Вы только это сделали! Как хорошо это было бы, не только для Вас, но и для тех, кто „не склоняется к убийству“! Это нужно, чтобы спасти Россию, Подумайте об этом, Анна Александровна!»
«Как странно, но я, действительно, совсем недавно пошутила насчет идеи пойти в монастырь», – удивляется Анна Вырубова в своих записях и пытается вспомнить, кто мог слышать ее слова. Одна из знакомых близка к монархическим кругам в Думе… «Но дело даже не во мне, а в дорогом всем нам старце. Кому я могла это сказать? Курлову? Ему я тоже не доверяю[43]43
Его считают одним из ответственных за убийство Столыпина, заместителем которого он был.
[Закрыть]. Охранке? Если свои люди могли убить даже Столыпина. Но речь не обо мне, – подводит она итог – а без старца я ничто. Но после него, вероятно, на очереди Мама…»
То что царица первой узнала об этом письме, само собой разумеется. А что Александра в ответ на это распорядилась посадить Распутина в усиленно охраняемый поезд государя, вместе с которым для маскировки всегда следует еще один абсолютно идентичный состав – впереди или позади него – было лишь последующим за этим решением, разумеется, самовольным. Но то, что Распутин, высаженный Николаем II из поезда между Петербургом и Москвой, не сразу поехал в Покровское, опять можно объяснить вмешательством царицы. Так, преследуемому было позволено поехать вслед за царской семьей в Крым – разумеется, в «обычном» поезде – остановиться там в гостинице, поскольку во дворец его не приглашают, и оттуда отправиться в Покровское.
Поскольку все было организовано без ведома царя, его министры и силы безопасности тоже ничего не знати о «безбилетном» пассажире. Это, в конце концов, привело к недоразумению, когда они узнали о прибытии Распутина в Ялту (через три дня после прибытия царской семьи) из газеты. Хотя для Николая II присутствие Мужика чрезвычайно неприятно, он все-таки разрешает Распутину перед его действительным отъездом в Покровское пару дней провести в Ялте в гостинице «Россия», расположенной далеко от дворца, однако директору отеля поручает вычеркнуть имя Распутина из списка гостей.
Министр внутренних дел, который в тот же день прибывает в Ялту, узнает, что губернатор города тоже официально не должен был ничего знать о пребывании Распутина, поскольку начальник полиции имел строгое распоряжение Двора никому не говорить, что Распутин последовал за императорским поездом. Обсуждалась даже необходимость подать в суд на газету, первой сообщившей о приезде Распутина, за публикацию ложной информации.
Между тем, и в Ялте Распутин ни в коей мере не чувствует себя уверенно. Градоначальник Ялты, гордый грузин, генерал-майор Иван Антонович Думбадзе, получает намеки-указания от консервативных кругов, что, якобы, «многие русские надеются, будто наш дорогой, несравненный Иван Антонович, в конце концов, утопит в Черном море этого грязного авантюриста».
«Несравненный» импозантный градоначальник Думбадзе был общеизвестен своей смелостью. У многих еще осталось в памяти, как за пять лет до этого прямо перед его ногами упала бомба. Он не приложил никаких усилий для поиска виновных, а просто приказал сжечь весь дом, откуда была брошена бомба. Такой решительности и сейчас ожидали от Думбадзе критики Распутина, считающие сибирского мужика наносящим вред династии и авторитету России.
Чиновник, лояльно настроенный по отношению к династии, сам по себе готов последовать общему желанию, но не решается лично проявить инициативу. Он обращается с «доверительной, зашифрованной» телеграммой к начальнику полиции безопасности с просьбой разрешить «убрать Распутина на пароме между Севастополем и Ялтой».
Начальник полиции тоже не хочет брать ответственность на себя и показывает «доверительную» телеграмму министру внутренних дел. Тот неопределенно заявляет: «Это мое дело!» – но ничего не происходит. Убийство, с его точки зрения, было спланировано «лишь туманно» – Распутина должны были заманить к прибрежной скале, ограбить и бросить в воду, чтобы потом инсценировать нападение с целью ограбления. Пока Думбадзе ждет, чтобы ему дали официальный «зеленый свет» для исполнения дела, Распутин уже направляется в Покровское.
Распутина теперь везде сопровождает «тень», которая является одновременно его защитником и охранником. Премьер-министр дал распоряжение начальнику полиции Белецкому откомандировать агента, который должен наблюдать за Распутиным и заботиться о том, чтобы тот не покидал Покровское.
По Петербургу ходят шутливые стишки, пополняющие список газетных карикатур о Распутине (с царем и царицей на коленях).
«И Коковцов, наш премьер,
с примененьем строгих мер
дал совет прекрасный Грише
быть пониже, быть потише,
да к тому добавил он —
чтоб оставил светских жен,
да скорее убирался…»
Под прицелом тайной полиции
Как и петербургское общество, Богданович надеется, что с Распутиным в (петербургском) обществе покончено. 23 марта 1912 года в ее дневнике написано:
«Если бы только это все оказалось правдой, что Распутин, действительно, уехал в Сибирь и ему запрещено покидать Покровское! Председатель совета министров Коковцов в конце февраля выступил с докладом. К этому докладу присоединился (придворный министр) Фредерикс. По тому же поводу Родзянко выступил с заявлением в Думе. В кругах Думы личности Распутина придают все большее значение.
Говорят о „Генеральном штабе Григория Ефимовича в Петербурге“: Вырубова, семья Танеевых (отец Вырубовой Танеев привел ее к царскому двору), Пистолькорс, Головина, Сазонова (супруга журналиста, а не его однофамильца, министра иностранных дел), (обер-прокурор) Саблер, (его заместитель) Даманский. Витте только поначалу был в списке, но потом его вычеркнули. Еще епископ Варнава и все лица, которые состоят в контакте с названными.
Долго ли его не будет? Как-то не верится. Как было бы хорошо! Это означало бы, наконец, что царь, все же, смог бы сказать свое властное слово, что он эту власть проявил и по отношению к царице и ко всему женскому обществу, которое молится на Распутина, целует ему руки и ноги и воспринимает от него „святой дух“…»
В Покровском Распутина держат под наблюдением. Результаты слежки заносятся в уже существующие следственные акты. В деревне труднее организовать наблюдение, а результаты приходится ежедневно с большим трудом отправлять с почтового отделения ближайшей деревни, потому что Распутин подружился с начальником почты в Покровском, и наблюдение за почтой, а также передача сведений, касающихся Григория Распутина, не может осуществляться. Кроме того, в настоящее время ни духовные лица, ни другие члены общины не хотят портить отношения со своим двуликим односельчанином, поскольку благодарны ему за ремонт сельской церкви, который по его инициативе финансировался царицей.
Агент, который прослеживает и слухи о принадлежности Распутина к секте, сообщает:
«Не только в окрестностях Покровского, но и во всей Тобольской губернии и за ее пределами Распутиным в большом объеме распространяются три печатные брошюры с его портретом. (…) По данным деревенского попа о личности Распутина, Григорий Ефимович вместе со всеми работает в своей усадьбе и всегда принимает участие в обрядах Великого поста. Его исповедь, разумеется, носит, скорее, формальный, чем содержательный характер. В его доме проживает близкая к помешательству женщина по имени Ольга Лохтина, которая называет его „Богом“.
В мае он поехал на пароходе „Ласточка“ с заездом в Абалакский монастырь. В июне в его доме гостили госпожа Зинаида Манчтет с дочкой, сестрой милосердия Акулиной Лаптинской (секретаршей Распутина), а 20 июня пароходом из Тюмени приехал еще и епископ Тобольска, Варнава. Как только Распутин и его семья увидели его, они стали петь псалом в честь троицы. Потом пошли с епископом и его монахом по деревне и посетили „братьев“ Распутина: Николая, Илью, Александра и нескольких купцов деревни, а также писаря и начальника почты…»
Варнава – старый друг Распутина с прежних паломнических времен. Дружба не только сохранилась, даже в годы процветания Распутина в столице, но и окрепла. Как только освободилось место епископа, Распутин поспешил порекомендовать царице (для Синода) Варнаву как достойнейшего претендента на этот пост. При этом он забывает упомянуть, что Варнава был всего лишь (набожным) садовником в том монастыре, где к нему – по рассказу Распутина – пришло внутреннее озарение.
Его впечатляющие рассказы о набожном человеке оказывают воздействие на Александру Федоровну, и она передает – через царя – рекомендацию, исходящую из «авторитетных уст» Распутина. Синоду, ответственному за принятие решения. Там удивлены высочайшему указанию, но после нескольких угрожающих телеграмм Распутина подчиняются. Варнава становится епископом.
В документах дается также описание внутреннего убранства нового дома Распутина – двухэтажного, с одной стороны с видом на реку Тобол. Только на первом этаже дом выдержан в крестьянском духе, на втором этаже убранство больше походит на городскую квартиру. Тем не менее, в этом большом доме хватает места для семьи Распутина, (состоящей из жены, отца, сына и двух дочек) и для двух-четырех девушек-служанок (две из них, как и старшая дочка, живут в Петербурге у Распутина), для паломников, Ольги Лох– тиной, монаха Дмитрия Печоркина и его сестры Евдокии, а также для Зинаиды Манчтет и Акулины Лаптинской, которые как раз гостят у Распутина.
Второй этаж выдает материальное благополучие Распутина. Помещение оформлено в стиле городской квартиры уже более высокого – среднего класса. Стены, оклеенные обоями, заполнены иконами, картинами и фотографиями, среди которых много фотографий царской семьи. По мягким коврам можно пройти по помещениям, освещаемым люстрами с керосиновыми лампами. Тяжелые бархатные шторы обрамляют окна, которые открывают вид на речной пейзаж. Фрески на потолке изображают сцены из священного писания. В столовой висит картина, выполненная на дереве «Страшный суд».
Квартира соответствует жизненным стандартам Распутина. Когда он в Петербурге встречается с друзьями из духовенства или богатых купцов, зимой непременно одевается в лисью шубу и меховую бобровую шапку, а летом – в пальто городского стиля, не пренебрегает и тросточкой…
Дело, заведенное в полиции на Распутина уже в 1911 году, продолжали вести в течение всего 1912 года, вплоть до начала 1913 года. Обобщающий протокол с приложенными рукописными записями шпиков, исчерпывающе подробно описывает, насколько действовали на Распутина всевозможные нападки или доведенные до абсурда упреки на его образ жизни, находящийся в противоречии с его религиозностью. Кроме того, можно узнать из первоисточника, как в действительности Распутин провел 1912 год:
«…При его первом возвращении в Петербург в начале 1912 года Распутин-Новый жил в доме № 2 по улице Кирочная, квартира № 30, которая принадлежала издателю газеты „Экономист России“ Георгию Петровичу Сазонову, 54 лет, и его жене Марии Александровне, 43 лет. С последней Распутин, очевидно, поддерживает любовные отношения, так как при наблюдении были зафиксированы совместные посещения Распутиным и Марией Сазоновой семейной бани 23 и 30 января 1912 года.
Далее наблюдением были установлены почти ежедневные визиты Распутина в дом № 6 на Зимней канавке, где проживают вдова действительного статского советника Любовь Валерьяновна Головина, 50 лет, и ее дочери Ольга, 34 лет, и Мария, 25 лет. К Головиным Распутин приходил обычно утром и оставался у них на два-три часа. В это время у Головиных обычно собирались выше названные Мария Сазонова, жена тайного советника и начальник императорской канцелярии Надежда Илларионовна Танеева, 48 лет[44]44
Мать Анны Вырубовой.
[Закрыть], жена секретаря лицея Зинаида Леонидовна Манчтет, 37 лет, и жена капитана второго ранга Юлия Александровна Ден, 35 лет.
Нередко названные лица встречались с Распутиным также в церкви Воскресения на Екатерининском канале, где присутствовали на службе, после которой отправлялись к Головиным.
Кроме названной церкви Распутин посещал со своими почитательницами и другие церкви и богадельни, в которых он присутствовал на службах, целовал иконы и т. д.
Весь день Распутин обычно проводил в обществе названных женщин. Свои поездки по городу совершал или в карете Головиных или в таксомоторе, который арендовали его почитательницы, или, реже, на дрожках. На улице его можно было видеть всегда в сопровождении одной из названных женщин, преимущественно Марии Головиной или Сазоновой.
Один Распутин показывался на улице редко, и когда это случалось, направлялся обычно к Невскому проспекту или к другим улицам, где находятся проститутки, останавливался с ними, брал одну из них и шел с ней в гостиницу или в баню.
При первом возвращении в Петербург в начале 1912 года при тайном наблюдении были обнаружены шесть случаев, из которых следующий особенно характерен: 4 февраля (1912) Распутин поехал прямо от проституток Ботвинкиной и Козловой, Свечной переулок № 11, в обществе которых он провел один час 20 минут, к Головиным. Через два часа он оттуда ушел и направился к Невскому проспекту, где снова взял проститутку и пошел с ней в баню на Большой Конюшенной улице.
6 февраля Распутин поехал прямо от Зинаиды Манчтет, у которой он был полтора часа, к Невскому проспекту, где взял проститутку Петрову и пошел с ней в баню на Мойке № 36.
При втором и третьем возвращении Распутина в Петербург со 2 июня по 9 августа, а также с 19 по 23 сентября 1912 года[45]45
Вопреки наложенному на него запрету выезжать из Покровского и возвращаться в столицу, очевидно, его не задержали, чтобы не навредить тайному наблюдению.
[Закрыть] при слежке были установлены только посещения Зинаиды Манчтет и Марии Сазоновой. Других его почитательниц не было в это время в Петербурге. А также два случая встреч с проститутками.
15 ноября 1912 года Распутин приехал в четвертый раз за этот год в Петербург и жил на квартире домашнего учителя Ивана Ивановича Сеймана на Николаевской улице № 70. Как и в предыдущие приезды, Распутин проводил все время в обществе Сазоновой, Головиных, Манчтет, Танеевой и Ден. С 28 ноября Распутин начал почти ежедневно посещать квартиру титулярного советника камер-юнкера Высочайшего двора, Александра Эриховича фон Пистолькорса, 27 лет, и его жену Александру Александровну, 25 лет, на улице Глинки № 6.
Одновременно с Распутиным квартиру Пистолькорса посещали почти ежедневно госпожа Манчтет, а также другие почитательницы Распутина. Несколько раз приезжала в эту квартиру во время посещений Распутина также живущая в Царском Селе бывшая жена лейтенанта, находящаяся с ним в разводе, Анна Александровна Вырубова, 29 лет.
К этому времени в обществе Распутина и его почитательниц появилась еще одна новая интересная персона – жена Действительного статского советника и директора казанского министерства транспорта Ольга Владимировна Лохтина, 50 лет – очевидно, религиозно– секстантская психопатка, которая называет себя „родительницей божьей“. Бросается в глаза одежда Лохтиной – красный капюшон и белое платье с лентами из красных шнурков. Когда она показывалась на улице, часто с Распутиным, Лохтина не пыталась даже скрыть своего оригинального внешнего вида, и, несмотря на зимнее время года, не застегивала верхнюю одежду[46]46
К этому приложена информация о секте «хлыстов», из которой могут быть сделаны выводы об общности между обычаями этой секты и отношениями между Распутиным и его почитательницами.
[Закрыть].
Но даже если Распутин большую часть времени проводил в обществе высокопоставленных почитательниц, он не забывал и о визитах к проституткам. Особенно характерными являются следующие случаи, которые были зарегистрированы наружным наблюдением.
21 ноября Мария Сазонова посетила Распутина вместе с неизвестной дамой и одной девушкой и осталась на два часа у него. После этого Распутин с Сазоновой вышли и вскоре попрощались. В Столярном переулке он взял проститутку и пошел с ней на Казначейскую улицу № 9/11. Оттуда он вскоре вышел и на Сенной площади снова взял проститутку. С последней он остался в отеле „Биржа“ на сорок пять минут. Как оказалось позже, Распутин, когда пришел к первой проститутке, купил ей две бутылки пива, сам не пил, затем попросил ее раздеться, осмотрел тело, заплатил два рубля и ушел.
22 ноября Распутин гулял по разным улицам, останавливался рядом с женщинами – очевидно с безнравственными предложениями, на что женщины реагировали угрозами, а некоторые в него даже плевали.
3 декабря Распутин вместе с Любовью и Марией Головиными зашел на три часа сорок минут в редакцию религиозной газеты „Колокол“ и „Голос истины“. Оттуда он поехал с Марией Головиной на Фонтанку, там с ней попрощался, зашел на десять минут в меблированные комнаты гостиницы „Рига“, потом взял на Невском проспекте проститутку и пошел с ней в гостиницу в Поварском переулке.
Стоит еще упомянуть посещения Распутиным винных и продовольственных магазинов. Поначалу он еще редко туда заходил, но с ноября и декабря – часто[47]47
Распутин начал регулярно пить лишь в 1912 г.
[Закрыть].
Характерен следующий эпизод: 28 ноября Распутин посетил с Сазоновой некоторые винные и продовольственные магазины, где купил вино и деликатесы. После этого встретил на углу Кузнечного переулка и Николаевской улицы двух монашек, побеседовал с ними о чем-то и, заглянув в булочную, вернулся домой.
Вскоре после этого к дому, в котором жил Распутин, подошли обе упомянутые монашки и стали спрашивать швейцара, кто живет в квартире № 4, он выглядит как поп или монах. Швейцар назвал фамилию „Распутин“ и спросил, для чего они хотели это знать. Монашки объяснили, что Распутин пригласил их на чай. На это швейцар ответил: „Тогда идите, только не стесняйтесь. К нему приходят очень многие дамы…“ – на что обе немного помедлили, а потом ушли, не зайдя к Распутину.
В то время как поначалу в Петербурге при встречах с проститутками Распутин выказывал определенную осторожность (он оборачивался и предпочитал идти тихими переулками), то в январе (1913) он проводил свои встречи абсолютно открыто и не стеснялся показываться в пьяном виде на улице, с насмешкой указывая в сторону православной церкви.
9 января он приехал в Петербург и остановился в доме № 70 на Николаевской улице, куда вскоре пришла госпожа Сазонова. Вечером он хотел посетить с ней семейную баню, но она оказалась закрытой, после чего они расстались. На Загородном проспекте он взял проститутку и пошел с ней в квартиру на Ямской улице № 14 и пробыл там тридцать минут.
10 января Распутин покинул дом в шесть часов вечера в пьяном виде, пошел на Ивановскую улицу 24, где в квартире № 1 спросил проститутку, но ее не было дома. Затем он пошел в дом № 14 на Ямской улице к проститутке, у которой был накануне вечером, и через час и сорок минут вернулся домой. 12 января (1913) после того, как он посетил квартиру Пистолькорса и привел оттуда домой Марию Головину, Распутин пошел к Невскому проспекту, где он взял проститутку и направился с ней в гостиницу в Толмазов переулок, № 2.
13 января Распутин покинул свой дом вместе с госпожой Самсоновой, вскоре после этого попрощался с ней и пошел к Николаевскому вокзалу, где десять минут прохаживался, рассматривая женщин. Потом пошел в буфет на Знаменской улице, вскоре снова вышел оттуда, постоял во дворе перед церковью Знамения и отправил там естественную нужду. Потом пошел на Суворовский проспект № 14 в гостиницу, куда ему вскоре после этого привели проститутку из ресторана. Через полчаса он снова вышел, зашел на два часа пятнадцать минут к госпоже Сазоновой и вернулся домой.
19 января Распутин поехал из Петербурга в Москву. Кроме лиц, которые содержатся в подробной информации, упоминания заслуживают констатированные наблюдением отношения Распутина с епископом Олонецкой епархии, Варнавой, далее с заместителем обер-прокурора Св. Синода, Тайным государственным советником Петром Степановичем Даманским[48]48
Как было упомянуто, Распутин способствовал Саблеру в получении поста обер-прокурора Священного Синода и также находился в дружественных отношениях с его заместителем, поскольку тот снабжал его информацией и позволял осуществлять контроль.
[Закрыть], далее с издателем газеты „Гражданин“, потом с князем Мещерским[49]49
В действительности только граф В. П. Мещерский мог умело играть роль преданного слуги монархии еще при царе Александре III и заслужил у него, благодаря своим монархистским, часто реакционным публикациям, доверие, благосклонность и, наконец, финансовую поддержку для своего газетного издательства. Он пытался также сблизиться с молодым царем Николаем, будучи политическим советником, однако он общался и с сомнительными лицами. Его ближайший друг Колышко, позже разоблаченный как оплачиваемый немцами революционный агент, продал переписку между Мещерским и Николаем немецкому торговцу.
[Закрыть], с Действительным статским советником камергером Высочайшего Двора Николаем Федоровичем Бурдуковым и др. (список установленных путем наблюдения лиц, с которыми контактировал Распутин, прилагается)…»
Как видно из немногочисленных записей агентов, в то время, когда Распутин был в Покровском, ему дали псевдоним «Русский», как, впрочем, и тому кругу лиц, в обществе которых Распутин чаще всего находился: госпожу Сазонову называют «Ворона», госпожу Манчтет – «Голубка» и т. д.
Из аккуратно датированных записей видно, что Распутин во время «ссылки» несколько раз находился в Петербурге. То, что Распутин стал регулярно покупать вино, является новым в его поведении. До сих пор он все же был верен своему, данному десять лет назад слову, не употреблять алкоголя. С этого года (1912) он стал увлекаться алкоголем так же чрезмерно, как и остальными своими привязанностями, на которые указывает следующее агентурное сообщение: 4 августа. (…)
«В третий раз он вышел из дома в одиннадцать часов тридцать минут с двумя незнакомыми женщинами, которые уехали на дрожках без наблюдения, поскольку „Русский“ вернулся и смотрел им вслед так долго, пока они не скрылись из виду. Потом он пошел к Рождественской улице, подходил к разным проституткам, затем направился с одной из них в гостиницу на Суворовском проспекте, № 2, вышел через полчаса и пошел домой один…»
Из дневника наблюдения, который, очевидно, вели в течение всего 1912 года вплоть до начала 1913 года, видно, что Распутин, совершив несколько коротких поездок в Петербург в конце 1912 года, вскоре вновь окончательно перебрался в столицу. Этому поспособствовало событие, имеющее особое значение.