Текст книги "Спросите Фанни"

Автор книги: Элизабет Хайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Та опустила окно, и в салон ворвался холодный воздух.

– Не могу! – крикнула она. – У меня в машине замерзшая малышка, и надо ехать готовить ужин!

– Заводи ее внутрь, у нас растоплен камин! – ответила Барбара. – Приехали Карлсоны!

– Ты не против? – осведомилась Лиллиан у Лиззи.

– Нет, – сказала Лиззи, желая угодить матери.

– Ну слава богу! – воскликнула Лиллиан, обнимая дочь. – Всего десять минут, – пообещала она. – Не дольше.

– А где Мюррей? – спросила Барбара у двери.

– Встречается с ветеранами зарубежных войн, – объяснила Лиллиан. – Сегодня у нас был последний митинг. Слава богу, что эти выборы почти закончились.

– Лиллиан, здравствуй, дорогая, – поприветствовал ее Чак Уайт, чмокнув в щеку. Он был семейным стоматологом, и его улыбка демонстрировала идеальные зубы, ровные и белые, безо всяких заостренных клыков. На Хеллоуин он раздавал детям зубные щетки. – Невооруженным глазом видно, что тебе просто необходимо выпить «Манхэттен».

Лиллиан и Лиззи отряхнули снег с обуви на коврике в прихожей. Гостиная Уайтов была декорирована более сдержанно, чем дом Блэров, – туго обитая мебель и журнальный столик со стеклянной столешницей, на котором стояли корзинка крекеров и жаровня с некой закуской, будто прямиком из журнала «Домоводство». Лиллиан уселась в мягкое кресло около камина. Позади нее Лиззи, прячась, повисла на спинке. Чак протянул девочке имбирный эль с коктейльной вишенкой в стакане.

– Скажи «спасибо», – напомнила Лиллиан.

– Спасибо, – послушно повторила Лиззи.

Они обменивались шутками, говорили о детях, а потом разговор зашел о президентских выборах. Все с печалью отметили низкий рейтинг Мондейла.

– Не верится, что нам светит еще четыре года с Джиппером^[23] во главе страны, – заметил Чак.

Джо Карлсон высказался в том духе, что Мюррей, возможно, единственный толковый кандидат на выборах в Конгресс.

– Отправь его в Вашингтон, путь задаст им там жару, – ободрил он Лиллиан.

– Когда мы поедем домой? – прошептала Лиззи.

– Скоро, – ответила Лиллиан.

– Иди поищи Дэниела и Дженнифер, – предложила девочке Барбара Уайт.

– Да-да, и помешай им заниматься тем, чем они там занимаются, – с усмешкой протянул Чак.

Лиззи расплела руки, оторвалась от кресла и убежала. Чак подмигнул Лиллиан:

– Всегда полезно иметь младшую сестру, которая войдет в самый неподходящий момент.

Лиллиан удивило, насколько беспечно Чак относится к тому, что его дочь остается наедине с Дэниелом; она была уверена, что, окажись Рут в такой же ситуации, Мюррей не находил бы себе места.

Но когда Лиззи вернулась и сообщила, что дверь заперта, Чаку стало не до смеха. Он подошел к лестнице и крикнул наверх:

– Дженнифер! Открой дверь!

– Извините, – сказала Лиллиан.

– Ты не виновата, – ответил Чак. – Парни есть парни. Им всем в этом возрасте хочется одного. Дженнифер! – снова крикнул он. – Мне что, подняться?

– Я схожу, – встала с места Барбара.

– Нет, я сам, – возразил Чак. – Извините. – И он рванул вверх по лестнице, перешагивая через две ступени, ибо, несмотря на усилия обратить все в шутку, на кону стояла репутация его дочери, и пусть Лиллиан и Мюррей ему и друзья, но у их сына Дэниела есть некий аппарат, который легко может эту репутацию разрушить.

Лиллиан услышала, как Чак постучал, потом подергал ручку; шаги, скрип открываемой двери. Лиллиан надеялась, что Дэниел хотя бы в штанах: от мысли, что его с голой задницей спустят с лестницы, ей стало нехорошо.

Но ничего подобного не случилось, и никто не скидывал подростка к ногам старшего поколения. Лиллиан учуяла запах дыма и поначалу взглянула на камин, решив, что ветер задул в комнату через дымоход. Но потом сообразила, что горящее дерево так не пахнет.

Она подняла взгляд и увидела, что Чак за шиворот тащит Дэниела вниз по лестнице, а большие неуклюжие ноги сына заплетаются. На лице мальчишки застыло ошарашенное, придурковатое выражение.

– Вряд ли эта история будет выглядеть красиво в прессе, – прошипел Чак.

Лиллиан не понравилась подразумеваемая угроза Чака обратиться в газеты. Она встала и уперла руки в бока. С одной стороны, ей хотелось напуститься на Дэниела прямо сейчас, но с другой, пожалуй, разумнее по-быстрому и с достоинством удалиться, а в машине всыпать ему по первое число.

– Что это так странно пахнет? – спросила Лиззи.

– Спроси у Дэниела, – ответила Лиллиан, сверля взглядом сына, старательно отводившего глаза.

– Где Дженнифер? – строго спросила Барбара.

– Я приказал ей оставаться наверху и подумать о своем поведении, – ответила Чак. – Пускай попотеет.

Лиллиан была в бешенстве. Неужели эти двое действительно думали, что могут обдолбаться в доме Уайтов, когда внизу сидят пятеро взрослых?

– О чем, черт возьми, ты думал, Дэниел? – вполголоса вопросила она.

– А что тут такого? – хихикнул Дэниел и как ни в чем не бывало потянулся за крекером, но Лиллиан шлепнула его по руке.

– Например, то, что это противозаконно, – ответил Чак. – Скажи мне: травка твоя или Дженнифер?

– Я отказываюсь от дачи показаний, – сдавленно фыркнул Дэниел, и Лиллиан захотелось свернуться клубочком и умереть.

– Ты понимаешь, что из-за тебя нас всех могут арестовать? – воскликнул Чак. – Как домовладелец, я по закону отвечаю за все, что обнаружено в моем доме!

Лиллиан сомневалась, что Чак – в конце концов, он не юрист, а стоматолог – прав в анализе ситуации. Она подумала, что надо посоветоваться с Мюрреем, а пока ее идея быстро удалиться представлялась наиболее целесообразной.

– Надевай пальто, – велела она Лиззи.

– А что натворил Дэниел? – поинтересовалась девочка.

– Спроси у него сама, – ответила Лиллиан.

– Буга-буга, – произнес Дэниел, растопырив пальцы.

– Ты тупее своей шестилетней сестры, – бросил ему Чак.

Лиллиан, которая застегивала пальто Лиззи, выпрямилась:

– Что-что?

– Твоего сына больше на порог не пустят в нашем доме, – заявил Чак.

– А кто сказал, что эту дрянь принес Дэниел? – спросила Лиллиан.

– Ну уж точно не Дженнифер, – огрызнулся Чак.

– Откуда ты знаешь? – спросила Лиллиан. – Они сейчас все курят травку. – Ей, например, точно было известно, что дочерей-двойняшек Джо и Нэнси Карлсон застукали за тем же занятием.

– Только не моя Дженнифер, – возразил Чак.

– О боже, – вздохнула Лиллиан. – Какой же ты кретин, Чак. И, кстати говоря, твои расценки просто возмутительны.

– Я могу подать на тебя в суд, – пригрозил Чак.

– Давай прямо сейчас, – дерзко предложила Лиллиан. – Подай на меня в суд. С меня и взять-то нечего. На выход, оба, – подтолкнула она детей к двери, негодуя на Чака, но упрекая себя (снова) за несдержанность.

Дорожка к дому уже покрылась льдом, и замерзшая слякоть хрустела под ногами. Пока они дошли до машины, никто не упал, и Лиллиан была благодарна судьбе хотя бы за это.

– Садитесь.

Дэниел забрался на переднее сиденье, Лиззи назад. Лобовое стекло обледенело, и Лиллиан пришлось чистить его, но в легком пиджаке она мерзла на пронизывающем ветру, а потому отскребла только два неровных овала и бросила.

– Независимо от того, чья была трава, от отца тебе достанется, – сказала она Дэниелу, плюхнувшись на холодное кресло. – Сначала водка, теперь травка… Что дальше, Дэниел? ЛСД?

– А у нас нет ничего поесть? – спросил Дэниел.

– У меня есть лакричный леденец. – Лиззи протянула ему конфету, к которой прилипли крошки и мусор.

Лиллиан завела мотор и включила дворники, которые только размазали иней по стеклу.

– Черт возьми! – выругалась Лиллиан. – Нам вообще не стоило туда заезжать. А теперь мне придется вести машину по льду и снегу. Ты хотя бы взял материалы для лабораторной?

– А? – откликнулся Дэниел.

– Понятно. Тебя ждут очень большие неприятности, охламон, – пообещала Лиллиан. – Сядь на место, Лиззи.

– А Дженнифер – твоя девушка? – спросила Лиззи Дэниела.

– Дэниел наказан, – бросила Лиллиан Лиззи через плечо. – Не разговаривай с ним, пожалуйста. И не вскакивай, я сказала! – Она включила передачу, и колеса захрустели по замерзшей жиже. – На машине еще стоит летняя резина, – продолжала Лиллиан. – Я пытаюсь помочь тебе с домашним заданием, и вот как ты меня благодаришь – куришь траву? Лиззи, сколько раз тебе говорить? Не прыгай!

Но Лиззи, вероятно, решила, что, раз Дэниел плохо себя ведет, ей тоже, можно: она стояла на коленях за креслом брата и что-то шептала ему в ухо.

– Заткнись и сядь на место! – прикрикнул на нее Дэниел. – Ты слышала, что мама сказала?

Они приближались к вершине Скул-стрит-хилл. Лиллиан проверила тормоза. Машина чуть скользила, и, спускаясь по холму, Лиллиан снизила передачу. Другой автомобиль, буксуя, поднимался наверх.

Вдруг сын и дочь затеяли потасовку и принялись шлепать друг друга, отчего Лиллиан пришла в ярость. «Почему мои дети не могут вести себя спокойно, когда мы едем по такой опасной дороге? – думала она. – Почему они не прекратят свои бесконечные драки? Почему не могут хоть раз подумать обо мне?» Она выкинула назад правую руку, чтобы растащить драчунов, и в пылу бешенства чуть повернулась, отчего руль крутанулся на четверть, машина вильнула к ряду кленов, обрамляющих улицу, и оказалась между деревьями и встречным автомобилем. Поддавшись панике, Лиллиан забыла все, что нужно делать, когда теряешь управление на скользком склоне, и поступила с точностью до наоборот, то есть ударила по тормозам и стала выворачивать руль. Минивэн широко и медленно закружился; и чем сильнее она жала на тормоза, тем большую невесомость чувствовала, поскольку заднюю часть машины неумолимо заносило в сторону.

«Словно скользишь по бархату», – успела подумать Лиллиан.

Часть третья

2016

Глава 10

Сила притяжения

Долгое время после аварии Лиззи полагалась на Рут совершенно во всем. И Рут не возражала. Она каждое утро помогала сестре выбрать наряд. Собирала ей обед в школу. Проверяла домашние задания и подделывала записки от отца. Окончив выпускной класс, Рут поступила в колледж и уже не могла все время быть рядом, но жила всего в двух часах езды, благодаря чему исправно посещала и концерты в музыкальной школе, где Лиззи училась играть на пианино, и ее балетные выступления в платьях с воздушными юбочками. Когда у Лиззи начались месячные, это Рут советовала ей, какие прокладки покупать (Мюррей не подумал запастись такими вещами).

Но приблизительно в то же время Лиззи начала особенно остро чувствовать, как ей недостает матери. В двенадцать ей очень не хватало мамы, которая, вооружившись бумажной салфеткой, отчитывала бы ее за слишком густой макияж и на которую можно было бы жаловаться друзьям. Лиззи скучала даже по сигаретному дыму, пропитывавшему весь дом. Искренне скучала.

Мюррей же понятия не имел, как справляться с девичьим бунтом. Если подумать, то подростковых проблем Рут он даже не заметил. Но Лиззи иногда вела себя как настоящий бесенок. Она рыдала из-за стрижки. Орала на Джорджа, когда тот съедал последний кусок чизкейка. Грубила учителям. Растерянный Мюррей лишил ее карманных денег; когда это не помогло, запер ее дома; когда и это не помогло, заставлял ее ездить с ним в дом на побережье по выходным делать ремонт, хотя побаивался давать ей в руки молоток.

По существу, Лиззи ненавидела мать за то, что та умерла, и не собиралась облегчать жизнь Мюррею. О, она доставляла ему массу неприятностей: кражи в магазинах, наркотики. Она научилась заводить машины без ключа и открывать замки шпилькой. Мюррей заработал язву. Ярость Лиззи стала остывать только к двадцати пяти, после того как Джордж и Рут на Рождество сделали ей втык и убедили Мюррея отказать дочери в деньгах, если она не возьмется за ум. Им удалось пристыдить Лиззи. Она вырыла яму, свалила туда весь свой гнев и утрамбовала. Поступила в аспирантуру. Встретила Брюса. Поклялась заботиться об отце, и, когда появилась работа в университете штата на севере Нью-Гэмпшира – недалеко от того места, где Мюррей, уйдя на пенсию, купил фермерский дом, – Лиззи ухватилась за нее и радовалась, что сможет быть рядом и помогать отцу в старости, готовить блюда, которые готовила ее мать, подменять его во время сбора семян подсолнечника. Она чувствовала себя преданной дочерью, какой никогда не была, и это делало ее счастливой. Единственное, что она ненавидела, – ход времени, поскольку годы неумолимо утекали один за другим.

* * *

В субботу вечером, после того как дом покинули хмурые полицейские Остин и Боб, трем детям Блэр удалось приготовить ужин, почти не поссорившись, что очень обрадовало Мюррея. И оттого, что настроение отцу может поднять столь незначительное обстоятельство, Лиззи расстроилась и испытала чувство вины.

– За моих детей, – провозгласил Мюррей, поднимая стакан.

– За тебя, папа, – сказала Рут, в свою очередь поднимая бокал с вином. – За лучшего отца на свете.

В середине ужина Лиззи вдруг вспомнила про соседских кошек. Она вскочила и схватила сумочку и ключи:

– Мне все равно надо забрать из дома вещи для ночевки.

– Ты ведь не планируешь навестить Гэвина, правда? – спросил Мюррей. – Мне не хотелось бы так думать.

– Может, мне поехать с тобой? – предложила Рут.

– Может, вы перестанете намекать мне, что я психопатка? – парировала Лиззи. – Вернусь через час.

Сев в машину, она открыла окна и вдохнула прохладный осенний воздух, чтобы успокоить нервы, но на подъездах к Шугар-Хиллу снова начала мрачнеть. Вдали от семьи, от счастливого стука вилок о тарелки, она стала гадать, с кем разговаривали полицейские и не приперли ли они к стенке Джессику, чтобы услышать ее вариант случившегося – разумеется, в пользу Гэвина. Лиззи мало общалась с девчонкой, но те пару раз, что они встречались, Джессика, учившаяся в частной школе в Нью-Йорке, была угрюмой и вела себя высокомерно, с пренебрежением относилась к провинции, не высовывала носа из своего айфона и не расставалась с розовыми пакетиками витамина С. Лиззи не сомневалась, что надменная девица могла представить ее сорвавшейся с катушек маньячкой, вознамерившейся портить имущество и калечить людей.

Тут уж ничего не изменишь, напомнила себе Лиззи. Значит, нет смысла и беспокоиться.

Когда она открыла дверь соседского дома, кошки уже вопили. Лиззи насыпала корма им в миски, проверила, есть ли вода, и вычистила лотки. Потом она подъехала к своему дому и собрала пижаму, халат и туалетные принадлежности. У нее есть контрольные, которые надо проверить до понедельника, и…

Господи, вдруг подумала она. А если ее арестуют?

У Лиззи никогда не было настоящих проблем с законом, она ничего не знала о полицейских процедурах, если не считать криминальных фильмов, и теперь представляла себя в оранжевом комбинезоне, сидящей в камере на холодном цементном полу. Отпустят ли ее под залог? И что она скажет своим студентам, если не отпустят?

В ужасе от этих мыслей, Лиззи сунула пачку контрольных в сумку и выключила в доме свет. В машине она снова стала убеждать себя, что волноваться бессмысленно. Кто знает, что может случиться? Гэвин так же непредсказуем, как она сама. Лиззи задумалась, что он делает сегодня вечером, и поколебалась у выезда на улицу. Может, притормозить у его дома? Продемонстрировать беспокойство по поводу ожога. Это не значит, что она согласна на примирение, но, возможно, проявления заботы будет достаточно, чтобы он снял свои обвинения.

«Нет, – сказала она себе. – Держись от него подальше. Эмоции еще бурлят. Сворачивай направо и выезжай на шоссе. Только не налево. Ни в коем случае не сворачивай налево. Даже если от этого будет зависеть твоя жизнь».

И свернула налево.

Дом Гэвина находился в трех километрах и прятался за большими елями. Лиззи не стала заворачивать на подъездную дорожку и таким образом возвещать о своем прибытии, а съехала на обочину, чтобы обдумать свои слова. Она заглушила мотор и выключила фары. Первый этаж дома был освещен, и Лиззи увидела Джессику, хлопочущую на кухне. Она представила, как девушка разогревает в микроволновке готовый замороженный ужин, наливает Гэвину красное вино в его любимый широкий бокал, а тот вращает его и оценивает букет – Лиззи никогда не утруждала себя этим обрядом, что обычно злило Гэвина. Она воображала, как Джессика поправляет подушечку под перебинтованной рукой отца, приносит ему лекарства, стакан воды.

В это время звякнул телефон: пришла эсэмэска. «Где ты?» – писала Рут.

«Уже еду», – ответила Лиззи.

«Давай скорее».

«Ладно. А к чему такая спешка?»

«Хочу кое о чем поговорить, пока все здесь».

«Потому что завтра меня могут замести в кутузку?»

«Хватит. Отец устал. Он хочет после игры лечь спать».

«Тогда перестань мне писать, чтобы я могла вести машину».

Рут не ответила. Лиззи уставилась на телефон. Она снова закипала и начала придумывать сообщения Гэвину.

«Брось врать полиции. Я на тебя не нападала. И мне совсем тебя не жалко. Сам виноват».

Или: «Мне по барабану».

Или: «Плевать с высокой колокольни».

Или: «Мне по херу».

Гэвин заслужил, чтобы как можно больше людей говорили ему подобное.

Его жена наверняка так и выражалась. Ну и брак у них! Ни капли любви не осталось, но после стольких лет они до сих пор не разведены. Лиззи видела Джоанну однажды летом, когда та приезжала из Нью-Йорка забрать плетеное кресло, которое Гэвин хранил в сарае. Гэвин не позаботился о том, чтобы Лиззи в это время не было в доме, и ей пришлось выдержать удивленный взгляд, когда бывшая вышла из «приуса» и столкнулась с Лиззи, направлявшейся к своей машине после четвергового дневного свидания.

– А вы которая из них? – спросила Джоанна. Ее темные волосы были гладко зачесаны назад и безжалостно стянуты, как у старой балерины. Дряблые мочки ушей отягощали тяжелые серьги.

– Я Лиззи. – «Курва Лиззи».

– Так, значит, вы нынешняя счастливица? Скажите, Гэвин все еще утверждает, будто я хочу ободрать его как липку? Так вот, это неправда. Жадный сукин сын. Прилюдно бросается деньгами, а экономит на самом необходимом. Покупает дорогое вино, но когда надо платить за обучение Джессики, тут же оказывается, что ему не переводят роялти. Так что наслаждайтесь хотя бы вином, цыпочка! – воскликнула она, энергично рубя руками воздух. – Привет, Гэвин.

Лиззи бросила взгляд через плечо и увидела Гэвина, галантно стоявшего в дверях с чашкой эспрессо в руках, хотя дело уже шло к вечеру.

– Джоанна, дорогая, – кивнул он. – Ты знакома с моей подругой Элизабет?

– С очередной твоей сожительницей?

Гэвин спустился по широким шероховатым плиточным ступеням. В солнечные дни Лиззи нравилось сидеть на них, ощущать их тепло. Сейчас ей сидеть там совсем не хотелось.

– А где твой мужик? – поинтересовался Гэвин.

– Мой «мужик», как ты выражаешься, – которого, кстати, зовут Колин – занят делами поважнее, чем тащиться в Тмутаракань забирать кресло, которое ты должен был привезти мне еще на День благодарения. Непонятно, почему ты не поселился в Вермонте, – с ехидством покачала головой Джоанна. – В этом штате на каждом шагу плакаты с рожей Трампа. Вермонт, по крайней мере, отдает предпочтение Берни.

– Живи свободным или умри,^[24] – ответил Гэвин. – Не обижай Элизабет, она местная.

– Мне пора, – сказала Лиззи.

– О, не уезжайте! – воскликнула Джоанна. – Нам с Гэвином как раз надо поговорить о моей грядущей гистерэктомии. Не то чтобы я переживаю о потере матки, но по какой-то причине страховая компания считает, что операция мне не нужна. Так что, Гэвин, дорогой, придется тебе в следующем месяце раскошелиться. И не говори мне, что у тебя нет денег: я видела в выписке с твоего счета неслабый перевод перуанскому гиду, а человек, который в состоянии выложить десять тысяч долларов за поездку в Мачу-Пикчу, явно может позаботиться о здоровье жены. Разве не так, Лиззи?

– Как мне жаль слышать, что тебе нужна гистерэктомия, дорогая, – продолжал игру Гэвин. – Хотя ты говоришь об этом с тех пор, как родилась Джессика, и у меня есть подозрение, что деньги тебе понадобились именно сейчас, поскольку ты ремонтируешь кухню в квартире, за которую я все еще плачу половину.

– Ну разве не радость, что вы не являетесь женой этого человека? – обратилась Джоанна к Лиззи.

– Мне надо проверять контрольные, – пробормотала Лиззи. Она работала в летней школе. – Так что прошу меня извинить.

– О, идите, детка. Думаю, мы с Гэвином переживем полчаса наедине. – Джоанна театрально вздохнула. – Только обещайте не верить ему, когда он станет рассказывать обо мне всякие гадости, потому что этот человек – патологический врун.

Ну и едкий разговор! Теперь, сидя в машине возле дома Гэвина, Лиззи пыталась нейтрализовать ядовитые воспоминания – а гнев все еще кипел на медленном огне. Она постаралась вспомнить о лучших качествах Гэвина; определенно они должны присутствовать – не могла же она пасть настолько низко. Она мысленно расставляла галочки по списку: он не спешил в постели, уделял ей внимание; делал маленькие сюрпризы: книжка, бутылка шампанского, картина. А однажды принес травку, они дико развеселились и смотрели «Южный парк» и мультфильмы про Дональда Дака. Вопреки тому, что говорила Джоанна, Гэвин был щедрым.

В последнее время они даже стали разговаривать о личном. Однажды после секса Гэвин развалился на смятой постели, разбросав ноги, дряблым животом кверху, а она лежала на боку, перебирая жесткие волоски у него на груди. На жарком дворе сверчки призывали самок; в небе тяжело нависли тучи, предвещая грозу. Вдруг Гэвин стал рассказывать, что в детстве заикался. Учительница заставляла его писать правой рукой (Гэвин был левша), а одноклассники смеялись над ним.

– Я огрызался, – пояснил он. – Вопил: «Ид-д-д-дите к ч-ч-ч-черту!» Это было самое страшное ругательство, которое я знал в восемь лет. – Он усмехнулся воспоминаниям.

– Как ты научился говорить? – Лиззи трудно было представить, что крупный, уверенный в себе мужчина, на каждом выступлении окруженный толпой обожательниц, был когда-то мальчиком-заикой.

– Стал снова писать левой рукой, – ответил он. – Вот и всё. Твоя очередь. – Он похлопал Лиззи по бедру. – Прогулка в прошлое.

Это было непривычно для них; они редко интересовались прошлым друг друга. Но она осторожно начала делиться воспоминаниями и вдруг обнаружила, что не может остановиться. Мама, которая быстро и решительно стучит на пишущей машинке. Веревка, натянутая поперек лестницы и преграждающая путь в гостевую комнату третьего этажа, когда мама работает. Отец, репетирующий на заднем дворе заключительную речь. «Блэрмобиль». Церковные ужины. Дэниел.

Авария.

– Тяжело тащить такой груз, – только и заметил Гэвин, когда она закончила рассказ о том, что сделала в тот вечер.

И все же сама природа их отношений в конце концов привела любовников к конфликту. У Гэвина был мотоцикл, и однажды в знойный тягучий день, вместо того чтобы валяться в постели, они доехали до малоизвестной лесной дороги и пошли по старой заросшей тропе к водопаду Гравити, где ледяная вода переливается через плоские гранитные плиты, отшлифованные временем и стихией. Люди составили осколки породы в замысловатые пирамиды, отчего водопад стал казаться мистическим местом, где можно уснуть и проснуться от раскатистого грохота только через двадцать лет.

В тот день там никого не было, и Лиззи с Гэвином устроили небольшой пикник, наслаждаясь вином и копченой рыбой. Кричали голубые сойки, и сквозь густую летнюю листву проникали лучи солнца. Гэвин лег на спину на теплом камне, закрыл глаза и пробежался вверх пальцами по голой ноге своей спутницы. Лиззи почувствовала возбуждение и вдруг села, сняла футболку, расстегнула бюстгальтер и легла, ощущая горячий камень и прохладное влажное дуновение с реки. Она закрыла глаза. Пальцы Гэвина достигли края шорт, и она развела ноги, потом шорты полетели прочь, а он уже двигался внутри нее, и когда она вскрикнула, птицы вспорхнули и улетели в знойное марево.

Дома он осторожно промыл ссадины у нее на спине. Обычно они так не рисковали, но Лиззи посчитала в голове числа и заключила, что день, скорее всего, безопасный. Настолько безопасный, что она даже не упомянула об этом Гэвину, он тоже ничего не сказал, и они просто отдались капризу, напоминающему о прежней страсти, пусть и не имеющей никакого отношения к любви. У Лиззи проскользнула мысль, разумно ли решаться на незащищенный секс, зная, что последствия нежелательны, но она сказала себе, что два трезвых взрослых человека отвечают только перед собой.

Теперь Лиззи вспоминала тот день и проклинала водопад Гравити, когда дом Гэвина вдруг засиял неживым голубым светом. Лизи вздрогнула. Прожекторы. Он установил их после того, как в прошлом году к нему кто-то вломился. Неужели Джессика что-то услышала?

Словно в ответ на ее вопрос, на крыльце появилась призрачная фигура Джессики.

Сердце у Лиззи выпрыгивало из груди. Приезжать сюда было большой ошибкой. Большой ошибкой было думать, что она сможет разговаривать с Гэвином. Но если сейчас завести мотор, Джессика услышит, и тогда к списку обвинений, которые выдвинет против нее Гэвин, добавится еще и слежка. Лиззи пожалела, что сидит не в своем прежнем «Фольксвагене-жуке» – тогда она могла бы поставить нейтральную передачу, откатить машину подальше и только тогда завести мотор; но у старого «сааба», на котором она теперь ездила, автоматическая коробка передач, и там ничто не работает, пока не запущен двигатель. В ужасе Лиззи наблюдала, как Джессика спускается с крыльца и направляется к ней, а луч прожектора двигается вправо, влево, а затем прямо, ползет по капоту и наконец светит через ветровое стекло прямо Лиззи в глаза.

Не ожидая продолжения, Лиззи сорвалась с места и помчалась по грунтовой дороге прочь из Шугар-Хилла в городок Франкония, где остановилась у мигающего фонаря и перевела дух. Слава богу, никто за ней не гнался. Она вычислила, что Джессика видела машину, может быть, секунды три и вряд ли сможет описать ее, а если учесть, что автомобиль черного цвета, возможно, девчонка вообще его не разглядела.

Но если все-таки разглядела, то пожалуется отцу. А чья еще черная машина может сейчас маячить возле его дома?

Звякнул телефон.

«Папа забыл имя Гэвина. Вот видишь?»

* * *

Когда она приехала в дом отца, на кухне уже было все вымыто и родные сидели в гостиной, где Мюррей смотрел игру «Сокс». Джордж развалился на диване, изучая что-то в ноутбуке. Лиззи взяла себе пиво и присоединилась к ним. Она не поручилась бы, что Рут подняла брови, но сестра точно покосилась на бутылку, и этого было достаточно.

– Ну давай, Рут, скажи вслух, – бросила вызов Лиззи.

– Что сказать?

– Что я слишком много пью.

– Я не обязательно так думаю, – сделала поправку Рут. – Просто меня удивляет, что ты пьешь после ужина.

– Значит, пить до ужина в порядке вещей, а если я пью после ужина, то я алкоголик?

– Ой, перестань, – отмахнулась Рут. – Я не говорила, что ты алкоголик.

Мюррей закричал:

– Браво, Большой Папа!^[25] – и радостно выкинул кулак в воздух.

– Просто, по-моему, тебе надо следить за тем, сколько литров в день ты пьешь, – произнесла Рут. – Кстати говоря…

– О господи, – с мученическим выражением лица вздохнул Джордж. – Что теперь?

Рут распустила волосы и сложила руки на коленях.

– Раз мы все здесь, я считаю, пора поговорить об отцовском будущем. Мы должны знать, какие существуют варианты, и подготовить план действий.

В воздухе повисло неловкое молчание, хотя Мюррей, кажется, не слышал ее слов: он развалился в кресле и выковыривал остатки еды из зубов.

– Я не предлагаю предпринимать меры прямо сейчас, – продолжала Рут. – Но, по-моему, самое время подыскивать интернат.

– Ты торопишь события, – возразила Лиззи.

– Послушай меня, – не сдавалась Рут. – Морган не разговаривал со своими родителями на эту тему, а потом Джейни умерла, и некому стало присматривать за Хербом. Он перестал готовить и питался только хлопьями, но когда брат Моргана предложил ему переехать в дом престарелых, отец отнесся к этому как к полной чепухе. Они ругались месяцами. Херб похудел на девять килограммов.

– И, кажется, умер через два месяца после переезда в интернат, – напомнил Джордж. – Уверен, что от горя.

Рут проигнорировала его замечание.

– Что касается нашего отца, то я не собираюсь просто вырывать его из привычной обстановки. Но он стареет, и ему требуется более основательная помощь, так что нам надо подумать, чем все это может закончиться.

– Я вообще-то здесь, – не отрывая глаз от экрана, произнес Мюррей. – Если вы не заметили.

Рут виновато взглянула на него, отчего Лиззи испытала злорадство, но тут же устыдилась своих чувств.

– Но, папа, ты даже домработницу не хочешь пригласить, – не сдавалась Рут.

– А разве у меня грязно?

– Нет, чисто, но в какой-то момент тебе не захочется пылесосить. У тебя ведь есть деньги. Найми кого-нибудь. И еще я считаю, что тебе не стоит лазить по лестницам, – набравшись уверенности, продолжила Рут. – Ты можешь упасть и сломать бедро, – повысила она голос, когда Мюррей закатил глаза. – Знаешь, что бывает, когда люди ломают бедро? Они лежат в больнице полтора месяца. Теряют мышечную массу, а это начало конца. Спроси вот у Джорджа. Правда ведь, Джордж?

– О господи, Рут! – воскликнула Лиззи, поскольку ей показалось, что сестра перегибает палку. – Тебе не кажется, что ты слишком сгущаешь краски?

– Главное – все спланировать, – возразила Рут. – Если предвидеть сложности, их можно избежать. А если закрыть на них глаза, будет только хуже.

– Закон Рут, – усмехнулся Джордж.

– Если ты живешь в восьмистах километрах отсюда, это не значит, что никто не заботится об отце, – сказала Лиззи. – Я бываю здесь как минимум раз в неделю, и Джордж тоже…

– Когда не мотается в Аризону, – перебила Рут.

– Ничего себе! – возмутился Джордж. – А кто ездит в Мексику каждый год? А кто прошлым летом в одиночку на две недели летал в Европу?

– Я уже говорила вам: в случае чего я села бы на ближайший самолет. К тому же я никогда не расстаюсь с телефоном.

– Я тоже, – сказал Джордж.

– А вот я, например, никогда не езжу так далеко в отпуск, – подчеркнула Лиззи. – У меня нет денег, чтобы кататься за пределы штата, а теперь мне могут и вовсе запретить покидать район.

– Мы отклонились от темы! – прикрикнула Рут. – Проблема, которую мы обсуждаем, – это отец. Да-да, ты, папа. Что, если ты поскользнешься в душе? У тебя там даже поручня нет!

Лиззи стало стыдно за то, что она сама не подумала об этом.

– Я могу привинтить, – вызвался Джордж.

– Нет, я сам могу привинтить! – воскликнул Мюррей, поворачивая к спорщикам кресло. – Слушайте, я ценю вашу заботу, но кого, скажите на милость, касается, куда я качусь? Это мое дело. И я намереваюсь остаться здесь как минимум на десять лет. Вы не отправите меня в дом престарелых, дети, и точка. Понятно? Я не хочу есть за одним столом с незнакомцами, мастерить скворечники и делать зарядку в компании старых развалин! Даже когда совсем одряхлею, – добавил он. – Вы, ребятишки, видимо, иногда забываете, чего я лишился в жизни. Я потерял жену и сына. Я не хочу потерять никого из вас, но не хочу и остаться без собственного дома. Вам это, может быть, и кажется несущественным в общем масштабе, но для меня дом очень важен. Договорились?